Глава 6 Эволюция

Ученым, который открыл научному миру эволюционный механизм, был английский на­туралист Чарлз Роберт Дарвин (1809—1882), внук Эразма Дарвина, упомянутого выше.

В молодости Дарвин пытался изучать меди­цину, а позже подумывал о посвящении в цер­ковный сан; однако ни в том, ни в другом не преуспел. Его единственной страстью было ес­тествознание, натуральная история — увлече­ние, которое переросло в глубокий научный интерес. В 1831 г. он отправился на корабле «Бигль» в кругосветное плавание с научной экспедицией, где ему было предложено место натуралиста.

Это путешествие заняло пять лет, и, хотя во время плавания Дарвин испытывал при­ступы страшной морской болезни, кругосвет­ка сделала из него гениального натуралиста. В истории биологии, благодаря ему, путеше­ствие на «Бигле» также стало самой знаме­нитой исследовательской экспедицией.

Дарвин был почитателем геологических изысканий Льеля и имел научное представ­ление об истории Земли и геологии. Во вре­мя путешествия он не мог не отметить сме­няемости видов — каждый из последующих видов слегка отличался от вытесненного — вдоль побережья Южной Америки по на­правлению к югу.

Наиболее впечатлили его наблюдения за животным миром Галапагосских островов во время пятинедельного пребывания на них. В частности, Дарвин изучал группу птиц рода, до сих пор так и именуемого дарви­новским вьюрком. Представители этого рода делятся на 14 различных видов и все оби­тают на малоизвестной группе островов не­подалеку от побережья Эквадора. Было бы странным предположить, что все 14 видов были «созданы» только для этих островов.

Дарвин обнаружил, что материковые виды вьюрка колонизировали остров задол­го до современных ему лет и что постепенно последующие поколения тех вьюрков разде­лились на близкие друг другу виды. Некото­рые виды специализировались на определен­ных семенах то одного, то другого сорта; третьи начали специализироваться на поеда­нии насекомых. И у каждого вида постепен­но развились своя форма клюва, свой размер тела, своя особая схема организации. На ма­терике первобытный вьюрок не дифференци­ровался, поскольку испытывал пресс конку­ренции со стороны других птиц отличных родов. На Галапагосах пришельцы нашли пустые ниши обитания.

Однако на один вопрос ответа не было. Что вызвало такие эволюционные измене­ния? Что сделало вьюрков из растительноядных насекомоядными? Дарвин не мог вос­принять ламаркианского предположения, что птицы «попробовали» насекомых, им понра­вилось и они передали эту особенность сво­ему потомству. К несчастью, другого ответа у Дарвина не нашлось.

В 1838 г., два года спустя после возвра­щения в Англию, Дарвин случайно прочел научный труд, названный «Эссе о принципах формирования народонаселения», написан­ный 40 годами ранее английским экономис­том Томасом Робертом Мальтусом (1766 — 1834). В своей книге тот утверждал, что народонаселение всегда растет быстрее, чем производство питания, и что численность населения саморегулируется либо голодом, либо болезнями, либо войнами.

Дарвин предположил, что те же принци­пы приложимы к другим формам жизни. Та часть популяции, которая погибает, являет собой естественный отсев в результате борь­бы за пищу. К примеру, первые вьюрки на Галапагосах бесконтрольно размножались и вскоре превысили в потреблении возмож­ный урожай семян. Начался голод. И воз­можно, какие-то вьюрки попробовали есть более крупные семена или начали глотать насекомых. Те, которые не усвоили новых привычек, были обречены на голод и выми­рание.

Другими словами, слепой пресс окружаю­щей среды стал агентом формирования но­вых видов и каждый вид отличался от дру­гого и от общего предка. Как говорится, сама природа выбирает выживших — это и есть естественный отбор.

Далее Дарвин наблюдал, каким образом происходят необходимые изменения. С це­лью изучить влияние искусственного отбора он начал разводить голубей и обнаружил в потомстве небольшие отклонения внешних признаков: вариации по размеру, цвету, при­вычкам. Избирая направленно одну или дру­гую особенность, можно было производить селекцию голубей. Таким же образом выво­дили наилучшие породы овец, лошадей, ро­гатого скота, странные и причудливые поро­ды собак и аквариумных рыбок.

Природа на определенных этапах заменяла человека и в течение более длительного пери­ода в своих целях «выводила» породы — то есть приспосабливала виды к меняющимся условиям среды.

Дарвин изучил также «половую селек­цию», при которой самка выбирала наиболее полноценного самца. Ученый отметил рудиментарность некоторых составных частей скелета, на основе этого доказал принадлеж­ность, например, китов — к млекопитаю­щим, основываясь на оставшихся костях зад­них конечностей, а змей — к позвоночным пресмыкающимся, когда-то ходившим на че­тырех конечностях.

Дарвин бесконечно дополнял и совершен­ствовал свою теорию и набор аргументов в ее пользу. В 1844 г. на основе собранных фак­тов он начал писать научный труд.

Тем временем на Дальнем Востоке дру­гой английский натуралист, Альфред Рассел Уэллес, рассматривал ту же проблему. Как и Дарвин, он провел множество времени за собиранием фактов, включая путешествие в Южную Америку между 1848-м и 1852 гг. В 1854 г., побывав на Малайском архипелаге и в Восточной Индии, он был поражен раз­личием между видами млекопитающих Азии и Австралии. Позже он провел по карте ли­нию, разделяющую эти два зоогеографичес-ких региона. Эта линия, называемая его име­нем, проходит по глубоководному каналу, разделяющему острова Борнео и Целебес.

Уэллесу было ясно, что австралийские виды млекопитающих более примитивны, чем азиатские. Почему они сохранились на Авст­ралийском континенте в неприкосновенности? Уэллес предположил, что Австралийский кон­тинент отделился и отдрейфовал от общего когда-то материка до того, как азиатские виды претерпели эволюцию. Страдая от приступов болезни, Уэллес в два дня письменно изложил свои предположения и отослал их на суд Дарвина. Дарвин был поражен как ударом молнии общностью теорий своей и Уэллеса. В 1858 г. и труд Уэллеса, и выводы Дарвина были опубликованы в «Журнале изысканий Линнеевского общества».

В следующем году Дарвин опубликовал свою книгу «О происхождении видов путем естественного отбора, или Сохранение избран­ных рас в борьбе за выживание». Обычно этот труд известен как «Происхождение видов».

Ученый мир с нетерпением ожидал этот труд. Поначалу было опубликовано всего 1250 копий, и все расхватаны в одночасье. И в наше время этот труд не потерял своей актуальности.

Без сомнения, «Происхождение видов» стала наиболее важной книгой в истории био­логии. Множество ветвей науки вдруг стали вновь актуальными и исполненными значения с точки зрения эволюции путем естественного отбора. Концепция сделала рациональными все собранные данные по таксономии, эмбри­ологии, сравнительной анатомии, палеонтоло­гии. Биология в целом стала не просто собранием фактов; она стала организованной наукой, базирующейся на широкой и очень полезной теории.

Однако приняли труд и концепцию Дарви­на не все, и не все принявшие — сразу. Осо­бенно много обвинений посыпалось со сторо­ны почитателей буквы и слова Библии - было невозможно принять сразу, что мир и че­ловечество созданы не Богом. Даже среди людей нерелигиозных появилось немало про­тивников предположения, что все сущее — ре­зультат слепого и неодухотворенного случая.

Английский зоолог Ричард Оуэн (1804 — 1892), лидер оппозиции, был одновременно последователем Кювье в его науке восстанов­ления вымерших животных по ископаемым останкам. Он сопротивлялся не просто кон­цепции эволюции, но мысли, что избранные живут на планете по воле случая. Он считал, что должна быть какая-то внутренняя воля Природы.

Обычно Дарвин сам не отстаивал своих теорий. Однако английский биолог Томас Генри Гексли (1825— 1895) взял на себя роль его защитника. Гексли, кроме того, что был блестящим популяризатором науки, наводил ужас на противников своим талантом орато­ра. Он сам себя именовал «дарвиновским бульдогом».

Поначалу дарвинизм не был принят во Франции, однако Германия в целом восприня­ла идеи ученого. Немецкий натуралист Эрнст Генрих Геккель (1834-1919) был сторонни­ком Дарвина. Он увидел в развивающемся эм­брионе виртуальную сжатую модель эволю­ции. К примеру, млекопитающие начинают Жизнь в виде единственной клетки, как и про­стейшие, затем развиваются в двуслойные организмы, подобные медузе, затем уже — в трехслойные, как какой-нибудь примитивный червь. В ходе последующего развития эмбри­он млекопитающего вырабатывает, а затем те­ряет хорду, потом приобретает и теряет струк­туры, характерные для рыб. С этой точки зрения Геккель имел оппонента в лице эмбри­олога Байера, который пришел к тем же выво­дам, но не принял дарвинизма. Современные биологи также не принимают выводы и кон­цепцию Геккеля как единственно верную кар­тину хода эволюции.

Американский ботаник Аса Грей (1810 — 1888) стал наиболее активным защитником дарвинизма в Америке. Религиозный пропо­ведник, он не мог быть обвинен в атеизме, тем самым его аргументация приобретала до­полнительную силу. Его оппонентом в Аме­рике стал натуралист Жан-Луи Родольф Агассис. Агассис заслужил научную репута­цию изучением ископаемых рыб, но больше всего популярности ему принесла концепция прохождения в давно минувшие времена лед­ников в регионах, где никто из современни­ков их увидеть не мог. Агассис не принял дарвинизма в своем пиетете перед Природой.

Самый уязвимый момент в дарвинизме ка­сается человека. Сам Дарвин завуалировал этот момент в своем «Происхождении ви­дов», да и его соавтор, Уэллес, в конце кон­цов пришел к выводу, что человек не подвержен эволюционным процессам. Однако было бы нелогично предполагать, что эволюция коснулась всех видов, кроме человека.

В 1838 г. французский археолог Жак Бушеде Кревекер де Перте (1788-1868) от­крыл в северной Франции стоянку древнего человека. К тому времени стало возможно определить возраст каменных топоров, най­денных на стоянке, и человеческих останков. Таким образом, стало научно очевидно, что не только Земля, но и человек насчитывает в своей истории гораздо более тысяч лет, чем те б тысяч, о которых говорит Библия. Пуб­ликация этих данных вызвала фурор. Фран­цузские биологи, все еще находившиеся под влиянием уже умершего Кювье, отказались принимать эти изыскания. Английские уче­ные встали на сторону Буше де Перте.

А четыре года спустя геолог Лаэлл, ис­пользовав находки Буше де Перте, опубли­ковал книгу «Античная история человека», в которой не только поддерживал теорию дар­винизма, но и обосновывал ее применение к человеку. Гексли также написал книгу, взяв за основу эту позицию.

В 1871 г. Дарвин открыто выступил с тео­рией эволюции человека от млекопитающих, опубликовав вторую книгу — «Происхож­дение человека». В ней он рассматривал рудиментарные органы человека как доказа­тельства эволюционных изменений. (В человеческом теле имеется целый ряд рудиментар­ных органов. Аппендикс — это остаточный орган, некогда используемый для запасания пищи. Этому запасу пищи в те времена пред­назначалось проходить долгую бактериаль­ную обработку. В основании спины у челове­ка имеются четыре косточки, которые были когда-то частью хвоста; имеются также ныне совершенно бесполезные мускулы, предназна­чавшиеся для движения ушей, и т. д.)

В 1856 г. в Германии, в долине Неандерталь, был раскопан древний человек, вернее, обнаружен его череп. Этот череп, совершенно очевидно, принадлежал примитивному, обезь­яноподобному человеку. Обнаружен он был в слое, насчитывавшем много тысяч лет. И сра­зу же ученый мир потерялся в догадках: был ли то примитивный вид человека, который позже превратился в человека современного, либо обычный дикарь древности, возможно с обезображенным болезнью скелетом и генети­ческой деформацией черепа?

Выдающийся авторитет ученого мира тех лет, немецкий врач Рудольф Биршоу (1821 — 1902), поддержал последнюю версию. В про­тивоположность ему, французский хирург Пол Брока (1824 — 1880), наиболее авторитет­ный эксперт по структуре черепа того време­ни, заявил, что ни здоровый, ни одичавший, ни больной человек новой формации не может быть обладателем такого черепа.

Для того чтобы уладить все эти недоуме­ния, требовалась следующая находка: она была бы связующим и до поры недостающим звеном между человеком и человекоподобной обезьяной. Такие недостающие звенья были частыми в биологической науке. К примеру, в 1861 г. Британский музей приобрел иско­паемые останки существа, внешне напомина­ющего птицу, а также отпечатки перьев в камне. У этого существа, однако, были зубы и хвост, как у ящерицы. Это стало ярчайшим доказательством того, что птицы эволюцио­нировали от рептилий.

Однако поиски необходимого звена в происхождении человека не удавались на протяжении ряда десятилетий. Успех при­шел к голландскому палеонтологу Мари-Эжен-Франсуа-Томасу Дюбуа (1858—1940). Он был одержим идеей поиска недостающе­го звена и считал, что искать нужно либо в Африке, где по сей день обитают шимпанзе и гориллы, либо в Юго-Восточной Азии, где обитают гиббоны и орангутаны.

В 1889 г. Дюбуа был призван правитель­ством страны в экспедицию на остров Ява (тогда — голландская колония). В течение не­скольких лет он отыскал верхнюю часть чере­па, тазовую кость, а также два зуба того, что, вне сомнения, было когда-то примитивным че­ловеком. Череп был больше любого обезьянь­его, но меньше черепа современного человека. Зубы также занимали промежуточное положе­ние между зубами человекоподобной обезьяны и человека. Дюбуа, опубликовав в 1894 г. ре­зультаты своих исследований, назвал суще­ство, которому принадлежали останки, пите­кантроп прямоходячий.

Другие подобные находки были сделаны в Китае и Африке, так что отыскалось сра­зу несколько недостающих звеньев. Теперь аргументы как в пользу эволюции в целом, так и в пользу эволюции человека в частно­сти стили неоспоримы. Безусловные против­ники теории эволюции остались, пожалуй, только среди религиозных фундаменталис­тов. В наше время трудно вообразить авто­ритетного биолога, который являлся бы ан­тиэволюционистом.

Если антиэволюционисты были все же не правы, то напрасно впадали в радостный энту­зиазм слишком горячие приверженцы тео­рии, которые отыскивали признаки эволюции даже в тех областях, куда она не проникала. Так, английский философ Герберт Спенсер (1820 — 1903), наработавший эволюционист­ские идеи еще до выхода книги Дарвина, ухва­тился за эту книгу и взял ее выкладки в дока­зательство своих рассуждений о человеческом обществе и культуре. Таким образом, он поло­жил начало науке социологии.

Спенсер утверждал, что все общество и культура в целом начинались на весьма при­митивном уровне, а затем эволюционировали до современного сложного состояния. Он по­пуляризировал термин «эволюция» (которым Дарвин предпочитал не пользоваться), а также фразу «выживание наиболее приспособ­ленных». Спенсеру представлялось, что все че­ловеческие индивидуумы находятся в постоян­ной борьбе за выживание и слабейшие погибают в ней. Спенсер счел их гибель неизбежным следствием эволюции и прогресса и выдвинул теорию, что следует «помочь» естественному от­севу среди безработных и прочих неблагополуч­ных представителей общества, а не устраивать для них биржи труда и приюты. Он провоз­гласил, что благотворительность, милосердие и социальная помощь вредят прогрессу.

Это, однако, мешало популяризации дар­виновской теории, поскольку Спенсер не учел того, что для осуществления эволюции нужен долгий исторический путь. Единственным же путем, который признавал Спенсер, было на­следственное принятие приобретенных харак­теристик (по Ламарку). Он игнорировал тот факт, что, многие члены человеческого обще­ства привязаны к своим больным и неблагопо­лучным собратьям и страстно не хотели бы их потерять. Кроме того, история цивилизации доказывает преимущество гуманного общества над обществом, построенным на взаимоотно­шениях «хищник —жертва».

И все-таки спенсерианство повлияло на историю и в годы, предшествующие Первой мировой войне, дало карты в руки национа­листам и милитаристам, ведь любая война оправдана, если она помогает выживанию наиболее приспособленных. К счастью, сей­час эти теории забыты.

Еще одну теорию развил английский ант­рополог Фрэнсис Гэлтон (1822 — 1911), дво­юродный брат Дарвина. Гэлтон в молодые годы посвящал себя метеорологии, но после выхода книги своего знаменитого кузена об­ратился -1с биологии. Он интересовался во­просами наследственности и первым обратил внимание на важность изучения идентичных (однояйцевых) близнецов. Именно у них на­столько одинаковы наследственные призна­ки, что разница может быть отнесена цели­ком к влиянию окружающей среды.

Изучая случаи рождения детей с много­обещающими задатками, Гэлтон должен был признать, что они наследуются. Он предчув­ствовал, что таланты и другие желаемые ха­рактеристики могут быть заложены при зачатии. В 1883 г. он выдвинул термин евге­ника (от греческого «хорошее рождение») для обозначения метода, который выработал.

К сожалению, чем больше собиралось ин­формации о механизме наследования, тем ме­нее уверены были биологи в успехе улучше­ния расы путем селективного скрещивания (так сказать, искусственно направленной эво­люции). Выяснялось, что это крайне сложная материя. В то время как евгеника остается одной из ветвей биологии наследственности, так называемые евгенисты, которые взяли на вооружение ненаучную, расистскую часть те­ории, время от времени размахивают знаме­нем превосходящей расы.