"Свора - Зов крови" - читать интересную книгу автора (Колесникова Юлия)

Глава 23. Секреты крови

Минул январь, и от волков не было ни слуху, ни духу. Я ликовала, моя семья оставалась настороженной. Постепенно моя жизнь снова стала походить на простую среднестатистическую жизнь подростка — школа, уроки, дополнительные занятия для университета, и желанная подготовка к вступительным экзаменам. Если бы не очередное странное хобби, которое подкинул мне Калеб с помощью Грема.

Был в нашем городке один клуб — клуб охотников и рыбаков. Грем состоял в нем еще с самого приезда сюда, потом затащил отца, потому что это казалось нормально. Но после случая с Дрю мою семью не любили несколько членов клуба. Особенно мистер Хиттон. Он был партнером отца Дрю по охоте, старым другом и каким-то дальним родственником. Возможно, ему приходила мысль, что я не виновата, в том что Дрю так нечаянно и отчаянно влюбился в меня и что все это привело к страшным последствиям, но я точно знала — он меня обвинял во всем этом. Ну да, ведь семья Дрю должна была уехать, он остался без верного соратника и кто виноват — та, что едва смогла выжить.

И каким было мое удивление, когда однажды Грем сообщил мне, что нам необходимо с ним встретится. Непонятно для чего, и незнамо зачем.

На заре в субботу, заспанную, злую и голодную, Грем и Калеб повезли меня за город, к границе с соседним городком, где простирались поля, окантованные лесом. Я могла бы попытаться настроиться на позитив, просто смотря на заснеженное чудо утра, но у меня не получалось. Все это навевало мысли о сегодняшней ночи — последней в этом полнолунии, когда я выгуливала своих друзей-оборотней.

Было еще почти темно, но на поле ходило множество людей, и как бы поджидая нас, возле дороги стоял мистер Хиттон — весь в белом, словно один огромный заяц. Ему только не хватало ушей, но моя фантазия услужливо их дорисовала. Это немного рассеяло мою мрачность, но не настолько, чтобы мистер Хиттон был со мной дружелюбен. В отличие от Гроверов — с ними он был сама любезность. Стоило нам выйти из машины, минут на пять все забыли о моем существовании, о чем-то переговариваясь. Но вот, один из старых церковных прихожан принес мне кофе из термоса. Я приняла кружку со вздохом наслаждения, но удивилась, почему это Калеб со странной улыбкой посмотрел на меня.

Глотнув, я тут же все поняла — бренди. Очень щедро добавленный в кофе. Мне хватило нескольких глотков, чтобы расслабиться и ощутить тепло, но допить я уже не смогла.

Мистер Хиттон кинув на меня не дружелюбный взгляд, ненадолго отошел в сторону. Грем и Калеб повернулись ко мне.

— Ну что ты готова?

— К чему? — я нахмурилась. Погода была хорошей, почти никакого мороза, а может просто я его уже не ощущала, но стоять здесь и наблюдать за этими кровожадными людьми мне не хотелось — я еще успею наглядеться за ночь на охоту. Теренсу быстрее, чем Бет, наскучило охотиться на зайцев. Мне же в отличие от них вообще не нравилось наблюдать за этим процессом охоты. Но это было мое хобби на сезон полной луны — волчье время, как его назвал Терцо.

— К тому чтобы стать охотником, — усмехнулся Калеб.

— Не понимаю. Это какая-то шутка? — подбоченившись, я смотрела на Гроверов, и мое возмущение возрастало. Привезли меня на сборище мужиков одетых как зайцы, так еще тут и викторину мне устроили!

— Мы думаем, волки не оставят все так, и нам бы хотелось чтобы ты могла защищаться от них не только ментально. Представь, что их будет слишком много — нужно уметь управлять ситуацией и по-другому, — заметил Калеб.

— Если твой противник превосходит тебя силой и скоростью, то пистолет — наилучшее решение, — Грем протянул мне пистолет.

Я смотрела на холодный тяжелый пистолет, от непривычной тяжести мне приходилось перекидывать его из руки в руку.

— И что мне делать с ним? Кидаться в волков? Я еще в жизни не стреляла.

Калеб попытался скрыть улыбку, Грем нахмурился, а возле нас снова появился Хиттон, и его гнусавая улыбочка меня уже достала. Лучше уж было сгнить вместе с Дрю, чем терпеть это теперь. Может показать ему что-то гадкое из его воспоминаний, чтобы он отстал? Нет, нельзя, это будет по-свински, и нельзя просто так себе взять, и сделать подлость. Пусть даже этот старикашка тот еще козел.

— Мне и так уже надоела ваша охота, так еще и нужно будет убивать!

Я думала, что старик не услышит мои слова. Так нет, он не просто услышал, он их еще и прокомментировал:

— Охота, знаешь ли, детка, не всегда в том, чтобы убить дичь, а в том, чтобы выследить и оставить живой, при этом насладиться мыслью о беспомощности животного.

Я смотрела на этого старого не то циника, не то философа и чуть не рассмеялась ему в лицо.

— Понятно, — я едва сдерживалась, чтобы быть вежливой. Скрывать нечего — мы друг другу не нравились.

— Мы оставим тебя на часок другой с мистером Хиттоном, а потом Калеб вернется за тобой, — Грем похлопал меня по плечу. Я поджала губы, надув щеки, чтобы сдержать колкий ответ. Калеб не отвел глаза, когда я просительно посмотрела на него. Только младший Гровер знал, в каких неладах мы с мистером Хиттоном. Блеклые глаза Хиттона тут же уловили этот жест — ух, старый проныра. Его губы исказились в цинической улыбке.

— Не бойся девочка, я не кусаюсь.

Направляясь обнять Калеба, я буркнула себе под нос:

— Как знать.

Калеб укоризненно покачал головой, но скрыть довольную усмешку ему не удалось.

— Постарайся быть вежливой, я очень скоро вернусь.

— Это обязательно?

— Что именно? Учится стрелять или учится стрелять у Хиттона?

— И то и другое.

— Однозначно да. Ни у меня, ни у Грема нет особых навыков. Все что я знал на войне, уже давно потерялось в памяти, как ненужный хлам, а Хиттон лучший. И ты тоже должна стрелять так, как любой мастер спорта.

— Ты преувеличиваешь. Волки не нападут — они ведь пообещали.

— Брови Калеба иронично изогнулись, и он заставил меня посмотреть ему в глаза. В общем-то, не стоило. Это тут же одурманило меня.

— Им нельзя верить, — он смотрел на меня, а я чувствовала, как ноги плавятся, сердце ускоряет ритм — не важный способ заставить меня воспринимать его слова серьезно, — Не будь столь наивной, только потому, что Аерас оказался добр к нам. У него тоже есть свои интересы.

Слова о моей наивности несколько отрезвили и задели. Я не была столь наивна, как ему могло показаться, просто мне хотелось верить в лучшее. Это одно из тех качеств, что Калеб любил в людях. Да они все их любили в нас — вера, надежда, любовь. В некоторых случаях вампиры не были способны на эти три качества. Например, Калебу удавалось любить, моим родителям так же кроме любви перепала вера, но ни в ком из них не было надежды. Как странно, и почему я раньше не замечала этого. Они редко надеялись. На себя или на других, но они не надеялись никогда.

Но я же не они. Я человек, и все три заложены во мне, как обязательные функции. Contra spem spero — пока живу — надеюсь. Без любого из этих трех качеств, человек терял себя, переставал быть человеком. Ведь когда все безнадежно, именно вера, надежда и любовь спасает нас. Они спасали меня.

— Скорее я просто очень этого хочу.

— Как и все мы, — тяжело вздохнул Калеб. Но я могла поспорить с его словами. Они никогда ни на что не надеялись — они выжидали, и готовились. Ну, подумаешь, что я буду разрываться от страха за них!

Мельком прикоснувшись губами к моему лбу, Калеб сел в машину следом за отцом.

— Соблюдай осторожность, — тихо кинул мне в окно Калеб, и больше не смотрел на меня.

И он уехал, раскидывая колесами своего джипа, гравий и капли грязи от подтаявшего снега.

Я смотрела им вслед, но уже чувствовала рядом фигуру мистера Хиттона. Вся его поза говорила о том, что ему не нравлюсь я и вся эта затея, поэтому он собирается вдоволь поиздеваться. Я очень надеялась, что это всего лишь мое воображение. Ну что он сможет сделать мне? Да ничего. А шутки и колкости это не то, что может меня задеть. Все-таки Прат сделал меня толстокожей.

Медленно развернувшись в его сторону, я в ожидании застыла.

— Ну, с чего начнем? — вытащив из кармана пистолет, который дал мне Грем, я вновь поразилась тому, какой он тяжелый, если подержать его на весу.

— Не так сразу, спрячь его!

Мистер Хиттон кивком позвал следовать за ним. Пока я шла, меня сопровождали смешки других членов клуба, а также недоумевающие взгляды. К этому мне было не привыкать, я же та чокнутая Рейн Туорб, которой посчастливилось заарканить Калеба Гровера, и которая водилась с еще более чокнутой (но очень красивой!) Бет Фослер. О да, это я, и я сама не вполне понимаю, что здесь делаю. Зачем мне учится стрелять?!

Мы подошли к навесу, который я не сразу приметила. Здесь стояло несколько раскладных стульев и стол, за которым сидело только два человека, доедая свой ранний завтрак. Оставалось несколько бутербродов и огромное количество кофе, по запаху было понятно, что рецепт у него не изменился — микс кофе с бренди. Забрав мою кружку, уже успевшую остыть, мистер Хиттон выплеснул ее остатки содержимого и налил мне очередную порцию горячего напитка, содержащего лишь кофе.

— Рановато тебе еще пить бренди, — пробурчал он. Закуривая сигару, и наблюдая за мной.

Я села на свободный стул, меня тут же укутали в плед и дали огромнейший бутерброд, от которого у меня вполне мог порваться рот или отломится рука. Вскоре наши компаньоны ушли. Я осталась один на один с бутербродом-переростком, и мистером Хиттоном, чей взгляд меня раздражал. Лично ему я ничего плохого не сделала, только, как его в этом убедить?

— Что ты знаешь об оружии?

— Что оно тяжелое, неудобное и может убить.

Что это — испытание? Достали меня, провокаторы!

— Не совсем верно. Не оружие может убить, а человек, который им воспользуется. Но в целом ты права, — и снова эта оценивающая улыбка. Он так и говорил своими глазами — ну вот, ясно, почему этот малый Дрю втюрился в тебя — ты такая же, как он. Иногда я и сама в это верила. Нормальной назвать меня было бы трудно. Впрочем, все это относительно, ведь нет такого стандарта, как «нормальность».

— Начнем с того, что проще будет научить тебя стрелять с двух рук, но я не буду этого делать. Так как кто может уверено стрелять с одной руки, с двух наверняка не промахнется. Хотя бывали и такие кадры.

Просто тренируясь стрелять с одной руки, ты быстрее выработаешь чувство баланса между тобой и оружием, к тому же у тебя появится общая уверенность в устойчивости. Последнее очень ценят, как стрелковое чувство.

— Вы уверены, что все это мне нужно? — я говорила с набитым ртом, вовсе не стесняясь, что он может обо мне подумать. Время от времени его взгляд становился презрительным, но мне-то все равно.

— Конечно. Мне все равно для чего это тебе — просто интерес, или ты действительно хочешь ходить на охоту с отцом и Гремом, но после моего курса, ты будешь лучшей.

— Но разве обязательно начинать сразу же с одной руки?

Я могла только образно представить себе, насколько это будет сложно. Тут же вспомнилась тяжесть пистолета.

— Обязательно. Когда стреляешь с двух рук, это сковывает подвижность, лишает быстроты передвижения и верткости, при этом силуэт увеличивается для противника — и ты превращаешься в легкую мишень. Бах! И все!

Да уж, если действительно что-либо подобное случится из того, о чем думалось моей семье, мне пригодится навык стрельбы только одной рукой. Не хотелось бы стать легкой неподвижной фигурой для оборотня. Они были быстрыми, молниеносными, и с ними точно доли секунды могут решить все. Но ведь я пока придерживаюсь официальной версии того, что волкам можно доверять. И все же, с одной так с одной.

— Начнем с того, что стоять нужно на вытянутых ногах, значит, подождем, когда ты доешь.

Я не стала себя торопить, только в угоду ему, а не то мистер Хиттон еще много о себе возомнит. Может мистер Хиттон и самый лучший стрелок, но его отношение ко мне было свинским. Бутерброд быстро закончился, кофе был выпит, а на этом поле проступил свет нового дня, разукрашивая снег в светло-лиловый цвет. Я почти наслаждалась утром, свежим воздухом и окружающей меня зимней природой, даже не смотря на то, что местами снег подтаял, превращая поле в испещренную темными пятнами поляну.

По полю бродили охотники, более веселясь и разговаривая, чем занимаясь охотой.

Скинув одеяло, я поднялась на ноги, мистер Хиттон не спешил этого делать, все так же попыхивая сигарой. Он смотрел так же, как и я, вдаль на своих друзей.

— Идем вон к тому дереву, там, где висит мишень, и захвати свой пистолет. Кстати, — полуобернувшись ко мне, мистер Хитон поджал губы. — В следующий раз не носи так оружие, иначе можешь прострелить себе ногу.

Я лихорадочно принялась вытаскивать пистолет, но он запутался в ткани кармана куртки, что вызвало неудержимый смех Хиттона. Забрав оружие, Мистер Хиттон насилу перевел дыхание и сказал:

— Я просто хотел тебя припугнуть — здесь нет патронов. Грем отдал мне их еще вчера, когда приезжал договариваться о встрече.

— Это было не смешно, — процедила я сквозь зубы, следя за его покрасневшим от смеха лицом.

Но это был только первый неприятный момент. Он издевался над моим неумением, как старый солдат в армии над новичком. Его шуточки были иногда жесткими, но терпимыми.

— Так, выпрями ноги, и ни в коем случае их не сгибай. Ноги на ширину плеч, — он грубо ударил носком своего ботинка по моей левой ступне, заставляя подвинуть ее чуть шире, но потом, тяжело вздохнув, нагнулся, чтобы развернуть носки в стороны. — Тебе так удобно?

Я попыталась повернуться и чуть не упала, пока не сдвинула носки на несколько сантиметров вовнутрь.

— Вот так лучше, — сказала я, поглядывая на него из-под бровей. Как я поняла, деликатничать он со мной не собрался.

— А теперь бери пистолет и вытягивай руку по направлению к цели.

Я сделала, как он сказал, при этом развернув корпус в пол-оборота. Это он никак не прокомментировал — как я поняла, я поступила правильно, но стоило мне заложить руку за спину, и я услышала неодобрительное пыхтение.

— Что не так? — тут же резко переспросила я. За последние полчаса это пыхтение меня уже достало.

— Ты что фехтовать собралась? — ехидно отозвался он на мои раздраженные слова. — Можешь повесить руку на ремень, заправить пальцы за пояс, и вообще поставить руку в карман, но ни в коем случае не ставь руку назад и тем более не оставляй ее как макаронину вдоль тела. Да тебя просто любое животное засмеет. Оставив руку бесконтрольной, ты потеряешь равновесие!

— Да какая разница! — вспылила я.

— А такая — что она будет раскачивать твою позицию! А теперь, так как твоя рука вытянута вперед, корпус немного отклони назад — так возникнет необходимый баланс. Как себя чувствуешь в этой позиции?

— Странно, — призналась я, — и мне удобней, когда я чуть больше опираюсь на левую ногу. Это нормально?

— Это очень хорошо, — удивился Хиттон. Видимо не ожидал от меня таких быстрых результатов, и что я сама смогу оценивать свое удобство для стрельбы.

Он обошел вокруг меня, поправляя то ногу, то руку, немного подталкивая, проверяя насколько устойчиво я стою. К тому времени мышцы на плече затекли, а кисть ломило от переутомления, от чего рука начала дрожать.

— Ты слишком худая, — покачал головой он.

— Слишком худая для чего?

— Чтобы быть сильной. Ну, хорошо, пока опусти руку, — деловито вернувшись на свое место передо мной, произнес он. — Перед тем, как начнешь пробовать стрелять, ты должна знать, что изменения в положении корпуса ведут за собой изменение траектории пули. Наклонишься немного вперед — пули полетят вниз; слишком откинешься назад — стрельба пойдет наверх. Пули уходят в сторону погрешности отклонения от правильной позиции. Потому и голову держи правильно — слегка откидывая назад, повернутую перпендикулярно к цели. Голова сохраняет баланс всей фигуры. Тебе ясно?

Мне было ясно. Я уже изрядно измучилась, но мне было ясно. Руки и плечи сводило от усталости, чтобы немного снять напряжение я повела ими. Тяжелая зимняя куртка так же доставляла трудности. От усердия мой лоб вспотел под шапкой, от чего все время чесался, и поэтому я еще больше злилась.

— Да, — отозвалась я, и он, забрав пистолет, вставил полную обойму.

Снова несколько минут привыкания к исходной позиции — я морально готовила себя к стрельбе. Выстрелив в первый раз, я немного испугалась — пуля пошла рикошетом и застряла в кроне дерева. Даже не смотря на то, что вокруг была пустошь, звук вышел очень сильным, к этому я не была готова.

Моя реакция снова повеселила мистера Хиттона. Я же потирала кисть от болезненной отдачи, о которой мне, он словом не обмолвился.

— Да, забыл тебе сказать, чтобы ты не расслабляла руку в кисти, — сквозь его смех я едва смогла разобрать, что он сказал.

— И наверняка совершенно случайно.

— Ну, понимаешь, старость.

Так я ему и поверила. Он только и ждал этого момента.

Ко второму разу я уже была готова, но, забывшись, чуть согнула руку в локте, и, конечно же, эта пуля тоже не попала в цель.

В этот день захватывающих результатов достичь не удалось. Я была уставшей и явно подавленной после пребывания возле мистера Хиттона. Его неприязнь не очень-то проявлялась, но и дружелюбным он не был.

Калеб оценил мое раздражение, поэтому глупых вопросов не задавал.

— И сколько мне еще так тренироваться? — поинтересовалась я, передавая ему пистолет.

— Пока не научишься попадать в цель, — отозвался он, пряча улыбку и добавляя уже более серьезным голосом. — Тебе нужно поспать. Сегодня последняя ночь и думаю, что Бет вымотает тебя до основания.

Бет. Я с тяжелым вздохом подумала о подруге. Она действительно выматывала меня, вытягивая все соки, моральные и физические. То она гналась за зайцем, то искала каких-то птиц спрятавшихся в снегу. А самым большим ударом стала поимка грызунов.

Ее раздражали совы, а также она боялась глубокого снега. Я иногда вовсе забывала о Теренсе, концентрируясь полностью на ней. Но Теренс справлялся. Он был сильным, иногда даже сильнее моего влияния на него. Потому у Теренса было преимущество перед Бет — его мысли были в большей сохранности от моего сознания. Да, слабость Бет делала ее так же беззащитной и передо мной, я знала обо всех ее мечтаниях, мыслях, снах которые она помнила и все это я тщательно старалась скрывать от самой же себя, а также скрывать тот факт от Бет, что я знаю о ней многое. И также осведомлена о ее раздражении на меня.

Калебу даже не стоило напоминать мне о сне. Попав к нему домой, я даже не стала есть или проверять дома ли Ева, а тут же завалилась на его кровать. Калеб же рисовал. Именно запах растворителя разбудил меня позже.

Сонно похлопав ресницами в полутемной комнате, я довольно быстро привыкла к темноте, и глаза тут же выхватили знакомый темный силуэт Калеба, застывшего за мольбертом. Он был погружен в транс, из которого я пока не собиралась его выводить. Дневной сон плохо сказывался на моем настроении, и я не хотела бы сорваться на нем, спровоцировав тем самым ссору.

В холодильнике, как всегда, было много еды и крови. Я взялась за первое, игнорируя рубиновые пакетики на нижних полках, где у нормальных людей хранятся фрукты, и побыстрее постаралась закрыть дверцу пока вид крови не испортил мне аппетит. Это было бы вполне возможно, если бы не некоторая отстраненность после сна.

Как только к Еве вернулась большая часть ее личности и воспоминания, она начала готовить. Конечно, оборотни истребляли намного больше еды, чем я, особенно теперь, но и мне немного перепадало. Макароны вообще оставались не тронутыми — их не очень жаловали Бет и Теренс. Самюель же иногда даже жаловалась, что я ем больше у Калеба — что верно, то верно.

Даже зная, как Ева не любит, когда я ем перед телевизором, я все равно устроилась в гостиной, с полной тарелкой всего, что смогла найти в холодильнике. По спортивному каналу как раз транслировали хоккей — такую удачу нельзя было игнорировать.

Как же я наслаждалась чем-то таким простым, что не было связано с волками, вампирами и опасностью. Я все еще не могла поверить, что жизнь, наконец, пошла по накатанной дороге. Можно было позволить себе помечтать, подумать о будущем. Думать о том, что мы вместе с Калебом поступим в университет Глазго, снимем квартиру, где не будет никаких цветников, и сможем окунуться в мир простой студенческий жизни. Я вырвусь из заколдованного кольца неприятностей, что принес наш маленький городок. На каникулы будем приезжать домой, и каждый раз я буду удивляться тому, как выросли близнецы. А Самюель каждую неделю будет присылать нам письма с их фотографиями. Но мы будем с Калебом одни! Как приятно было мечтать об этом лежа на диване, и без страха думать о завтрашнем дне.

А потом, когда студенческая жизнь потеряет новизну, я все же поменяю свою смертность на вечность. Словно змея скину шкуру, превратившись во что-то более совершенное.

Это были не просто мечты, а мои планы на будущее. Как приятно, что Калеб не вмешивался в это, не давил на меня и не пытался разузнать больше. Он мне доверял.

Минуты покоя довольно скоро сменились на шум и гам. Появились Бет и Теренс. Они быстро наловчились исчезать из дома, при этом их родители думали, что дети мирно спят. Если уж возникали какие-то проблемы, в основном с матерью Бет, то я успевала их предупредить.

Тогда Бет говорила, что идет ночевать ко мне. По этому поводу возражений не было — так как после таких ночевок, домашняя робота Бет была выполнена чуть ли не на неделю вперед. От нечего делать я заставляла ее заниматься со мной, коротая время до двенадцати часов (особенно в те дни, когда Калеб был занят), когда обычно луна была достаточно высокой.

Но сегодня луны не было видно — упругие, тяжелые облака, сжавшись в одну массу, закрыли небо, превращая его в наполнитель для дивана темно-серого цвета с примесью черни и синевы. Вскоре повалил снег, густой и пушистый, как на старых рождественских открытках, которые собирала Самюель.

Это мне не мешало — я уютно устроилась в руках Калеба, время от времени согреваясь кофе, секрет которого узнала утром на стрельбище. Это позволяло расслабиться, согреется и не нервничать, сливаясь с сознанием Бет. Я понимала, почему она злится, если вдруг ощущает меня, но я не могла ее отпускать. Я боялась внезапного появления Своры, даже не смотря на слова, что я говорила Калебу. Не смотря на мои планы и мечты, я ужасно переживала и опасалась обмана со стороны волков.

Пока Бет отдыхала под сенью каких-то елей, а ее охраняли Прат и Грем, я переместилась к Теренсу.

С ним было легко. Никакой раздражительности или злости на меня, сетований, причитаний и усталости, которая могла бы перетечь в мое сознание, подавляя меня. Я, можно сказать, отдыхала, просто следуя за сознанием Теренса…

… Как хорошо было в лесу. Свобода. Ни Прата, ни Грема или родителей Рейн, которые вечно призывают к осторожности, когда кровь бурлит и гонит вперед, наравне с ветром!

Пробираясь сквозь деревья, я мог не бояться глубокого снега — под деревьями его не было. Даже дневной свет едва мог проникнуть сквозь густые кроны елей….

Теренс долго просидел на одном месте, наслаждаясь свободой, потому что решил, будто бы я оставила его сознание. Но ведь я не могла, даже зная, как он рассердиться.

Но близился рассвет и, вглядываясь глазами Теренса в бледнеющий лес и просветы, что становились все прозрачнее на фоне черной ночной бездны неба, я чувствовала, как начинаю засыпать. И вот этому нужно было срочно препятствовать, так как я знала, чем это может закончиться для меня. Так бодрствование Теренса сможет проникнуть в мой сон, и это вряд ли можно будет назвать отдыхом.

Я вернулась к Бет, и тут же почувствовала ее гнев. Прат, как всегда, некстати шутил, выводя ее из себя. Но подошло время трансформации. Заглушая в ней зверя, я чувствовала, как Бет сопротивляется этому. Сегодня я впервые почувствовала такой протест и удивилась. Вокруг точно не было других волков, кроме Теренса, значит ей, в данный момент, ничего подобного не внушали.

Но сопротивление спало, и Бет пропустила вперед свою личность. Все это заняло намного больше времени, чем всегда. Теренс уже обратился, и наглым образом спал в машине. Я не могла себе позволить подобное, пока не отделаюсь от сознаний оборотней.

— Почему ты сопротивлялась? — мы уже ехали домой, и я тихо спросила у нее, потому что это не давало мне покоя.

Желтые глаза покосились на меня немного испугано, но это вмиг прошло.

— О чем ты? — она лишь раздраженно поджала губы, и я оставила это дело. Бет явно поняла, что я имела в виду, но не хотела говорить со мной. Не желая наводить на себя гнев Бет, я просто оставила расспросы. К чему глупые волнения? До следующей луны их не могли призвать, а она будет только через две недели. Целых две недели покоя и нормального сна. Хотя нет, только сна — покой, стрельба и мистер Хиттон не совместимы.

Оставив Бет возле ее дома, мы повезли Теренса к Калебу. Если бы его мать, Лив, случайно заметила отсутствие сына, то скандала бы не было. В городе было только два места, где бы он мог ночевать — дом Калеба и мой, так что она бы начала с дома Калеба, где тут же нашла бы его.

В машине мы с Калебом не разговаривали, не желая разбудить Теренса, но я видела, что Калеб хочет поговорить. Как я догадалась, он заметил тяжелое возвращение Бет в человеческую форму, и возможно слышал мой вопрос, обращенный к ней.

Пока Калеб относил Теренса в гостевую комнату, я парковала машину. Даже странно, что при всей своей усталости я смогла попасть в гараж, не задев стен, и это притом, что ворота были рассчитаны на две машины одновременно. Да и вообще, почему это вдруг Калеб доверил мне что-то подобное? Иногда на него снисходило просветление, и он вспоминал, что я не ребенок.

Меня трудно назвать организованной, поэтому я и не стала утруждать себя складыванием вещей. Просто покидав все на пол, я пошла в душ, едва не заснув под теплой водой. Вернувшись из ванной, я нашла свои вещи сложенными, и Калеба, уже лежащего в кровати. Подошло и его время сна. Меня еще хватило на то, чтобы прижаться к нему. Разговор пока был закрыт.

Когда я проснулась, в комнате не было светло, так как окно закрывали плотные бордовые шторы. Но я поняла, что уже глубокий день. Само ощущение, что утро давно прошло, напоминало о себе тупой головной болью и голодом. Но еще не таким сильным чтобы я захотела подняться.

Я приподнялась на локте и посмотрела на силуэт, появившийся у открытой двери, стоило мне зашевелиться, и на мужчину, которого безумно любила.

Он обернулся, услышав шорох простыней, и улыбнулся. Холодно и спокойно. Медленно подошел ко мне и присел на край постели. Сколько прошло времени, а для меня так ничего и не изменилось. Не смотря на то, что я менялась каждый день, Калеб по-прежнему заставлял мое сердце биться неровными скачками, даже не смотря на меня.

— Неужели следующие две недели ты сможешь выспаться, — бровь Калеба иронично взлетела. Как меня когда-то раздражал этот жест! А теперь? Я не могла себе представить Калеба без него. Постепенно в комнате становилось светлей, и я смогла лучше увидеть выражение его лица.

— Сама не могу поверить, — я позволила Калебу перекатить меня на спину. Его лицо зависло надо мной.

Мы молчали, жадно рассматривая друг друга. Как всегда было в этом что-то непозволительно сладкое. Я все еще не могла поверить, что Калеб мой. И сердце тоже, оно очень медленно приходило в себя, после его прикосновений.

— Как я мечтаю о том, чтобы мы смогли поехать в Глазго, — отозвалась я тихо, ожидая, что он скажет. Раньше мы об этом не говорили, хотя родители знали, что лет с одиннадцати я мечтала об университете Глазго, как некоторые девочки мечтали о пони. Калеб тоже слышал эти смешные истории детства, но я об этом с ним еще не говорила.

— Почему именно туда? Мне всегда было любопытно.

Его глаза даже в темноте источали какой-то необычный свет. Я позабыла, о чем он спросил, но спохватившись, ответила — не хотелось выглядеть глупой.

— Я раньше об этом не задумывалась, а теперь понимаю, что там не будет моей семьи. Там достаточно дождливо, чтобы это было удобно тебе, а также все-таки один остров. Я была так же не прочь поступить в Сорбонну, но меня не отпустят во Францию.

К тому же, ненадолго меня оставят в покое оборотни, и мой талант не будет перехватывать подробности чужой жизни.

Лицо Калеба напряглось. Я, затаив дыхание, начала гадать, что сказала не так.

— Да, твой талант, это нечто.

— И что значат твои слова?

— Что иногда твоя особенность действительно не идет тебе на пользу.

Я втянула в себя воздух, очень стараясь держать при себе все то, что я об этом думаю, и мне это удалось.

— Ну да, я помню — что я забываю о своей человечности. И поэтому ты постоянно меня ограждаешь от всего?!

Моя внезапная вспыльчивость поразила его. Он стал жестким и неодобрительно поджал губы, глядя мне прямо в глаза.

— И когда я действовал против твоей безопасности или счастья?

— Никогда, — согласилась я, — Но ты не даешь мне места для совершения ошибок. У меня нет своего опыта!

Мы двое сели на кровати, удивленно взирая друг на друга. Неужели я сказала это слух? Переутомление сказывалось на моей сдержанности, и то, что я так давно хотела сказать, неожиданно вылилось в нечто обвинительное. Нельзя было винить в этом одного Калеба. Во-первых, иногда он поступал не по своей воле, а просто прислушиваясь к желаниям моих родителей, а также он очень переживал, и, если подумать, было из-за чего.

— По-моему для семнадцатилетней девушки опыта у тебя чрезвычайно много.

— Я не о том опыте, что достался мне с детства. Я не могу и шага ступить, не оглядываясь на вас. Ты меня подавляешь! Я становлюсь старше, но не взрослею рядом с вами. Мне иногда хочется хоть немного свободы.

Мои слова ранили его. Я поразилась увиденному, но оставалась твердой, — если я не скажу того что думаю, сейчас, то уже не смогу ему сказать о своих тревогах и страхах. Пусть это эгоистично, но я была просто обязана, наконец, ему рассказать об этом. Мне нужно было пространство, чтобы делать ошибки.

Он казался разочарованным и даже сломленным, но потом снова задумался и посмотрел на меня.

— Да, я понимаю, о чем ты. Но пойми и меня. В жизни вампира есть только одна любовь — смерть. И когда он находит большую ценность, ему не хочется ее терять. Даже больше, он старается сохранить ее всеми возможными способами. И если иногда, кажется, что я помещаю тебя в золотую клетку — то это лишь от большой любви. Разве не то же самое ты, делаешь по отношению к близнецам?

Мне было трудно говорить об этом с Калебом. Я не могла ему объяснить все, что хочу сказать. Главное что не он один меня подавлял, а вся моя добропорядочная семья.

— Ладно, — вздохнула я, это не важно.

— Нет, важно. Тебя это беспокоит, и я решу эту проблему.

— Ты уверен? Возможно, и нет проблемы?

— Да нет, ты права.

Калеб прикоснулся к коже на моей груди, где-то там над сердцем, точно угадав, где оно должно быть. И сердце ответило на его прикосновение, встрепенулось, застучало быстрее, предвкушая жаркое продолжение. Ответило и мое тело — я неосознанно поддалась вперед, отчаянно желая вновь ощутить подобное прикосновение.

А затем почувствовала, как голова моя запрокидывается, а губы раздвигаются навстречу его губам. Он еще сопротивлялся, но я была настойчива. Я бессовестно притягивала его голову к своей и не хотела сейчас думать ни о каких ссорах и недомолвках.

В этот день мы больше не говорили о подобном. Так же, как и в последующие. И свои сомнения и предчувствие я просто связывала чувством вины, из-за размолвки с Калебом. Возможно, я все-таки была не права. Калеб действительно всегда действовал только ради моего блага. Но он так же часто решал все за меня.

Бет так и не захотела говорить со мной о сложной трансформации в последнюю ночь. Конечно, я могла просто, без спроса, залезть в ее сознание и меня не остановил бы гнев Бет. Но я пока еще обладала совестью. Мне претила мысль, что нужно так поступать без надобности помогать ей. Всегда должен быть предел и его я установила себе сама. Нельзя было просто так своевольничать, даже если у меня нет начальства.

А учения с Хиттоном продолжались, но я была не самым одаренным стрелком. Как ни старалась, не могла попадать точно, так, как этого хотели от меня Хиттон или Калеб. Ну не мое это, не мое!

В итоге я оставила свои мучения в преддверье новой луны. Нужно было выспаться, а мистер Хиттон, как назло, назначал тренировки на рассвете.

Моя рука и стойка стали тверже, и мне этого хватало. С двух рук я стреляла вполне прилично, но с одной — нет. Как говорил Хиттон, я его самое большое разочарование. Не могу сказать, что огорчилась, услышав это, но стрельбище я, наконец, оставила в покое.

Меня ожидали новые веселые ночки, и я не знала чего ожидать от Бет.