"Солнце бессонных" - читать интересную книгу автора (Колесникова Юлия)

Глава 13. Выяснения

Проснулась я резко, но сначала не стала открывать глаза, а послушала звуки в палатке, желая, чтобы его не оказалось рядом. Но первое, что увидела — были глаза Калеба устремленные ко мне.

— Ну, наконец-то, а то я уже начал переживать, не литургический ли это сон, — мягко посмеялся он, и, увидев мою оторопелость, улыбнулся еще шире.

Я аж задохнулась, такой улыбка была сногсшибательной, мне повезло, что я лежала. С ног снесло бы моментально.

Я промолчала, и к своему глубокому сожалению даже не нахмурилась, а ведь должна же была. Мне было просто необходимо соблюдать дистанцию и не поддаваться на его провокации, пока я достаточно много не узнаю о его настоящих целях относительно меня.

Но нет, я просто лежала и смотрела ему в глаза, не имея сил оторваться. Но и он не отводил взгляда. Не знаю, сколько так прошло времени, прежде чем он протянул руку и провел указательным пальцем сначала по моей скуле, а потом по губам…

Я задрожала, от этого простого лишенного смысла прикосновения. Пружина внизу моего живота скрутило от страха и нетерпения. А я уже и забыла, как его руки холодны. Как они желанны.

Все мое существо требовало продолжения ласки, но я как в ступоре лежала, и не могла пошевелиться, или сказать хоть слово. А он должен был ожидать от меня хоть какого-то ответа.

Вдруг он слишком быстро, чтобы мои глаза могли проследить за этим движением, перевернулся на спину и, вздохнув примирительно, и почти с облегчением сказал:

— Прости, я догадываюсь, что тебе неприятно. Я помню наш воскресный разговор.

Накинув куртку, он выскользнул из палатки.

Все мое хорошее настроение мигом пропало. Мне стало так тяжело, что я даже через силу дышала. Слезы сами по себе катились по щекам, хотя я их и не хотела. Беременность сделала меня такой плаксой. А Калеб вечной страдалицей.

Я насилу выбралась из палатки, будто бы и не спала. На мое удивление уже стемнело, и силуэты всех моих друзей виднелись у костра. Они весело смеялись, находясь в том странном кольце света, отгородившем меня от них. И я чувствовала себя заколдованной, неспособной выйти из той темноты, в которой сейчас находилась. Палатки прекрасно скрывали меня от их глаз, но мне больше не хотелось торчать здесь одной. Там, около них, меня не ждет столько огорчений, как в компании Калеба и темноты.

— Ну, наконец-то соня, — Ева раскрыла свое одеяло, приглашая к себе погреться и укрыться от вечерней прохлады и мрака. И я без раздумий нырнула к ней. Видимо с Лари у нее все складывалось очень хорошо. Я некоторое время прислушивалась к их монотонному разговору, хотя накрылась почти с головой. И все же что-то в поведении Лари, в сравнении с утром изменилось, — он стал много развязнее.

— Когда мы уже будем есть? — я сразу же узнала ноющий голос Теренса, и мне даже не стоило выглядывать из-под одеяла, чтобы убедиться в этом. Действительно не стоило. Только я сделала это, как сразу же заметила легкое маленькое тело Сеттервин в светло-сиреневой куртке около Калеба, и что еще хуже то, с какой улыбкой он беседует с ней. Я даже и не заметила, как заскрежетала зубами.

— Все уже в сборе, — объявила Бет, — так что можем есть.

Мы поднялись, и устремились к столам и лавочкам, и я ревностно заметила, как Калеб берет 2 тарелки. Мне хотелось вопить, кричать, брыкаться и сделать еще много плохих вещей, которые должны очень сильно удивить моих друзей, но ничего этого я не сделала, так как заметила подзывающий кивок Калеба.

Я с бьющимся сердцем побрела к Калебу, даже и не думая ослушаться. Что ему надо от меня?

Сеттервин, недовольно заметив это, устремилась к Бреду, и оставила нас одних. Как благородно, может мне теперь подарить ей коробку конфет?

— Мне нужна твоя помощь, — он говорил отстраненно, без тени улыбки или намека на то, что случилось в палатке. — Сядь рядом, и не набирай еды, я буду отдавать тебе свою.

Мне хотелось крикнуть ему «нет»! Накричать и сказать, пусть лучше попросит свою милую Сеттервин. Но ничего этого я делать, тоже не стала. Я была единственная, способная ему помочь в этом. Как он только раньше справлялся с такой задачей? И покорно присев около него, не стала почти ничего накладывать в тарелку. Нашему фарсу вдруг помешали.

— Ты что, ничего не будешь есть? — неожиданно рядом оказался Бред, около него приземлилась и Сетти, а я была оттеснена к Калебу, настолько близко, что не могла даже поднять локти. Мы хмуро переглянулись с Калебом, понимая, чем это грозит, вокруг было столько места, а эти двое приклеились к нам как банный лист.

— Твой поклонник так настойчив, что-нибудь предпримешь? — прошелестело возле моего уха, и, увидев, что лицо Бреда ничуть не изменилось, я поняла, что Калеб забывает об осторожности. А если бы кто-нибудь заметил, как он передвигается? Хотя это только оправдание той дрожи, что прошла по моему телу от его голоса. Я и так прекрасно знала, что пользуясь своей скоростью, он вполне может дурачить остальных, затуманивая их разум на доли секунд.

— Я буду есть, — отозвалась я, отвечая сразу же обоим. Удивленная ухмылка Калеба, давала понять, он догадался, что эти слова относятся и к нему.

— Может, чего-нибудь хочешь? — галантно обратился ко мне Бред, но его опередил Калеб, выхватывая мою тарелку.

— Спасибо, не переживай, тебе будет тяжело ухаживать сразу же за двумя дамами.

Бред сощурился, высматривая что-то в лице Калеба. Но тот не выглядел не одушевленным, не безумно влюбленным, чтобы Бред мог бы почувствовать, что его обскакали. Калеб скорее выглядел как заботливый брат.

Я вздохнула почти с облегчением. Сетти, кажется, перестала сверкать в меня ревностно глазами, Бред не смотрел уязвлено, а их внимание было оторвано от Калеба. И я могла спокойно есть, если бы меня не замутило от той горы продуктов, что навалил на свою тарелку Калеб.

— И я должна все это съесть? И еще плюс моя тарелка? У тебя помутился разум от красоты Сеттервин? Или думаешь, что я ем как свинья?

Улыбка разлилась на лице Калеба. Нет, точно стоит его как-то двинуть по лицу!

— Ревнуешь?

— К кому, к Бреду?

Когда мы вот так гневно смотрели друг на друга, создавалось ощущение подобное электрическому разряду.

— Ешь, сколько сможешь, — сдался с тяжелым вздохом Калеб, — а с остальным я придумаю, как поступить.

Некоторое время спустя Бред снова вернул свое внимание ко мне.

— Может принести тебе чаю? Я иду за чаем для Сетти? — синие глаза Бреда смотрели на меня так по-доброму, что я не могла удержаться от ответной улыбки.

— Не надо Бред, я уже принес ей чай.

Парни впервые за сегодня открыто враждебно посмотрели друг на друга. Первым отвернулся Бред, не удивительно, кто может выдержать взгляд вампира? Сеттервин испепеляющим взглядом смотрела на меня, я же непонимающе на нее. Что ей от меня надо?

Хотя да, двое парней, которые ей как раз нравятся, меряются взглядами из-за меня. Причина веская. Но что я могла сделать? Причины, по которым я нравилась одному, и другому были, мне не понятны. И нравилась ли вообще? У меня складывалось впечатление, что они распустили хвосты друг для друга.

Я не стала пить предложенный Калебом напиток, и, заметив, как он при этом буравит меня взглядом, улыбнулась.

Ни чей чай я так и не взяла. Они меня раздражали оба. Калеб как всегда привычный к легким победам, не мог сдаться, видимо, все еще желая услышать, что он единственный и неповторимый. По своей сути он был просто собственник. А Бред…Бред, вообще удивлял меня своим рвением быть поближе ко мне, когда рядом была симпатичная и совершенно не беременная Сеттервин.

Эти двое парней удивляли меня, больше чем кто-либо, за все мое немалое общение с парнями. Петухи, вот как хотелось их охарактеризовать.

Но и не стоило скрывать от себя, как мне была приятна ревность Калеба, пусть и не вызванная любовью.

Сидя вполоборота, я посмотрела на Калеба желая убедиться, что он смотрит на меня, при этом я совершенно проигнорировала, то, что мне говорил в данный момент Бред. Я могла смотреть только на него, и думать какая же я все-таки глупая, что люблю его. Потом я вдруг осознала, что Калеб, нахмурившись, смотрит на нас, и что рука Бреда накрыла мою, видимо привлекая к себе внимание.

В тот момент, когда глаза Калеба гневно полыхнули, я была готова отгрызть свою руку, лишь бы освободиться от тягостного тепла руки Бреда.

— У тебя ледяные руки, — охнул Бред, и принялся растирать одну из них. А я с тоской смотрела на хмурое лицо Калеба. Он сделал вид, что отпивает пива из бутылки, но я знала, что не одной капли не попало ему в рот.

— Я знаю, это плохое кровообращение, — отстраненно сказала я, и вдруг встрепенулась, услышав грохот, с той стороны, где сидел Бред.

Сеттервин с невинным видом, начала собирать на тарелку остатки еды, что попадали на землю, и осколки бутылки. Бред сразу же кинулся помогать ей. Вокруг нас образовалась такая тишина, что я отчетливо начала слышать потрескивание дров в костре.

Я оглянулась, и заметила, как все уставились удивленно на нас. Бет смотрела, сдвинув брови, и совершенно не понимая, что происходит. Теренс от души веселился, он, скорее всего, тоже ничего не понимал, но его это и не тревожило. Френк и Питер, ухмылялись, думая, что это мы с Сеттервин воюем за Бреда. Ева тревожно сжимала руки, наверное, она была единственная, кто с самого начала следил за всем происходящим между нами четырьмя и, конечно же, переживала. Лари, сидя рядом с ней, не понимающе наблюдал за Сетти и Бредом, ползающих по земле. Лин почти не отличалась от Лари, ей было просто все равно, она тут же вернулась к еде.

И только выражение одних глаз прикованных к нам, мне не понравились. Оливье смотрела на всю эту картину оценивающе, и будто бы что-то выискивая. Я не сомневалась, что она поймет и заметит многое, но в отличие от Евы поймет превратно и искаженно.

Я встала и направилась к костру, чтобы подкинуть дров, но на самом деле, чтобы разрядить обстановку. Остальные словно по приказу сразу же вернулись к смеху и разговорам.

— Боюсь в этом году мы тут уже в последний раз, — сетовала Бет, — все собирались, собирались, и вырвались, чуть ли не в самый холод. Вечно нам выпадает на поход сырая погода.

— Я бы сказал, сегодня еще хорошо, — добавил Теренс, — как мы летом тогда на грозу нарвались, я думал, все палатки смоет. И все боялся, что впустую пропадут мои отгулы в минимаркете миссис Кофт.

— Но потом погода же изменилась, — вставил неожиданно Калеб, и я поняла, что он стоит совсем недалеко от меня.

Надо отойти от него, я стою слишком близко. Его пьянящий дивный запах доносится резковатыми волнами…дерзким нашествием, попробуй, отстранись…

Не получается…

Я медленно открыла глаза и уперлась взглядом в лицо Калеба. Увидела его глаза, темные в сумерках и бездонные, в которых отражался красный огонь костра и задохнулась.

Зачем он постоянно так поступает? Словно экспериментирует со мной, хочет добиться желанного эффекта. И какого же?

Я вновь ретировалась подальше от него.

Позже мы вернулись к костру, еда и посуда так и остались на столах, все было забыто. Теренс с парнями из колледжа пустились в пересказывание анекдотов. Но я не могла поддаться всеобщему веселью и улыбалась сквозь зубы, — я едва ли могла сейчас веселиться от души. Мне было трудно усидеть на месте, особенно когда рядом снова оказался Бред. Сеттервин же, словно в отместку мне и Бреду, оккупировала Калеба, и они оказались как раз напротив нас.

Я весь вечер старалась смотреть не на него, а обращать внимание на Бреда, который мне уже порядком надоел со своими тупыми историями, но это оказалось, ни чуть не заинтересовало Калеба. Когда до него долетали наши разговоры, он бурчал нам в ответ. Невозможно было смотреть на еще кого-нибудь кроме Калеба, когда он сидел рядом, и его присутствие было таким ощутимым. Невозможно, когда Сеттервин постаралась сесть к нему поближе, касаясь его руки. Я не хотела этого, однако ревновала его.

Через некоторое время я заставила себя подняться и покачнулась, словно только что проснувшись. Бред был тут как тут, но я увернулась от его рук. Калеб смерил меня насмешливым взглядом, я ответила ему таким же. Он демонстративно отвернулся к Сетти, я заметила движение Калеба и улыбнулась. К чему все это, он хотел добиться от меня всеобщего скандала, или хотел, чтобы я ревновала? Если бы он знал, насколько я приблизилась к первому и второму, наверняка потешил бы свое самолюбие.

Я пробиралась через кусты к туалету, когда навстречу мне вдруг вынырнула Оливье.

— Тебе нехорошо? — сухо поинтересовалась она.

Я кивнула, понимая, что ей на самом деле все равно как я себя чувствую. И надеялась, теперь она отстанет, но Оливье осталась на месте, видимо ей хотелось со мной о чем-то поговорить. Она смотрела на меня, не отрываясь, но смутить меня ей не удалось. В том настроении, что я была сейчас, смутить меня мог только неожиданно появившийся корабль инопланетян.

— Тебе нравиться мой брат? — поинтересовалась она в своей недружелюбной манере. Еще одно движение, отрепетированное Оливье — поднятая бровь, наверное, должно было меня заставить рассказать ей все как на исповеди. Да за кого она меня принимает? То, что я круглая, еще не означает, что тупа как медведь.

— А кому он не нравиться? — постаралась я увильнуть от прямого ответа.

Оливье насмешливо подняла светлые брови.

— Действительно кому?

Она ожидала от меня более откровенного ответа, но я продолжала молчать, и ей пришлось уйти, хотя я видела, что этот разговор не последний. Оливье не могла позволить мне отмолчаться.

Да что им всем сегодня от меня надо?! злилась я, пробираясь к туалету сквозь темноту и ветки. Меня уже просто тошнило от них всех, их доброты, косых взглядов и недомолвок.

Неожиданно одна их веток болезненно и оглушающе хлестнула меня по лицу, да так, что из глаз брызнули слезы. Я со злостью выругалась, очень надеясь, чтобы сейчас поблизости оказался кто-нибудь и спросил все ли в порядке. Вот сейчас я бы им сказала, как я в порядке!!!

Когда я вернулась к нашему лагерю, злая и раздраженная к разговорам добавился еще один звук — играла гитара. На ней играл Бред, и я как на автомате сразу же направилась к нему, хотя еще в лесу решила, отсесть от него. Калеб увидев это, разозлился. Я видела, как его губы поджались, а брови насупились. От смены его настроения Сеттервин съежилась и отодвинулась, а он был слишком занят разглядыванием моего лица, чтобы заметить это.

— Что с твоей щекой? — кратко спросил он, чем привлек внимание и других.

— Ветка, — сухо объяснила я, но он, почему-то обернулся к Оливье. Неужели решил, что это сделала она? Значит, тоже заметил ее ревнивые взгляды?

— Ничего себе ветка, — присвистнул Теренс, — выглядит так, будто бы на лицо тебе упало целое дерево.

— Спасибо, ты умеешь утешить, — слабо усмехнулась я.

— Ну, это я могу, — без должной скромности съехидничал он, чем заслужил удар локтем в бок от Бет. Подруга, так же как и все, взволновано принялась разглядывать мою покрасневшую щеку, только от чего теперь была та краснота, — от боли или стыда, не могла бы сказать и я сама.

— Хорошо, что на тебя действительно дерево еще не упало, с твоим-то везением, — хохотнул Калеб, и удивил тем самым меня очередной сменой своего настроения. Возможно, он намекал на ревностные взгляды стольких девушек вокруг, но этого не могли понять остальные. Некоторые из компании нахмурились стараясь понять в чем соль шутки.

— Я, знаешь ли, плохо вижу в темноте, — тихо отозвалась я, адресуя свои слова только ему.

Аккорд на гитаре внезапно прозвучал громко и фальшиво, и этот звук заставил всех нас посмотреть на Бреда.

— Ну, что-нибудь споем? — наиграно весело произнес он, и все же не смог скрыть от меня ревнивого взгляда.

— Что-нибудь, это что? — поддел его Калеб, и уже дважды за сегодня они померились грозными взглядами, и как и в первый раз отвернулся Бред. Калеб же остался доволен. Мне не понравилась его мелочность. Да что вообще он может иметь против Бреда?

Бет предложила одну из старых песен Брайна Адамса. Когда Бред постарался подобрать аккорды к ней, вышло у него не удачно. Я раздраженно вырвала гитару из его рук.

— Дай я!

Сказать, что все были удивлены, это не сказать ничего. Все были просто ошеломлены. А Бред, что хуже всего, выглядел просто очарованным.

Да, и представьте себе, я это могу! Я ведь беременна, а не больна отсталостью ума. Они вели себя так, словно я всю жизнь была беременна. Когда-то и я была нормальным человеком, а не вместилищем для детей. У меня была совершенно другая жизнь. Да только откуда им это знать!

Но на самом деле меня интересовала реакция только одного человека. Только осмелиться посмотреть на него я не могла.

Подстроив струны, спустившиеся от холодного воздуха, я начала играть, а потом и запела. Благо на голос моя беременность не повлияла, хотя петь с такой тяжестью на животе было сложно. Хотя куда сложнее было удержать на нем гитару.

Я не смотрела на них, а думала о своем. И даже когда ко мне присоединилось еще несколько голосов, я не обратила на них внимание. Когда я играла и пела, все было так хорошо и просто. Здесь была я, а там, где-то очень далеко все они. И он, — Калеб.

Мне было хуже от его невнимания, чем я могла себе признаться. И все же я не могла заставить себя посмотреть на него, пусть даже и пела только для него.

Когда я закончила играть, внезапно повисла тишина.

— Это было…классно, — выдохнула Оливье. Другие подтверждающее вздохнули, словно я только что сделала перед ними чудо. Возможно, все вышло так душевно, потому что я думала о Калебе, а ведь он даже и не подозревал.

Посмотрев, наконец, на то место где сидел он, я никого не увидела, только Сеттервин, влажными глазами пялилась на Бреда, а тот на нее. Но мне было сейчас не до того, чтобы радоваться за выяснение их отношений.

Я заметила, как светлая куртка Калеба скользит между деревьев, отражая свет от нашего огня. Когда гитара перекочевала в руки Теренса (я напрочь отказалась играть дальше, сославшись на замершие пальцы), я сразу же поспешила за Калебом, даже не задумываясь, что делаю. Теренс продолжил играть, и возможно потому никто больше кроме меня и не заметил, что Калеб пошел в лес. Причем достаточно медленно, чтобы за ним мог идти человек.

Я поспешила за ним, но его нигде не было. Я пошла вперед, слыша позади себя, как поет Теренс и трещит костер, свет от поляны разносился далеко в лес. Только вот Калеба в этом свете не было видно, он исчез для моих глаз в лесу, в его темноте. Я узнала тропинку, по которой сейчас шла, она вела меня к водопаду и, сделав еще несколько неуверенных, в темноте, шагов, услышала шум воды. Теперь ориентироваться стало легче, и я пошла на звук. Странно, но страшно мне не было. Меня била дрожь волнения, но это не от страха перед темным лесом, а потому что я боялась узнать, почему ушел Калеб.

Я чуть не задохнулась от великолепия, представшего передо мной. Вода мерцала в слабом свете луны, пробивающейся сквозь облака, и тот оглушающий рев, что не был так заметен днем, теперь навевал не тревогу, но что-то подобное. То же чувство, когда ты видишь океан и понимаешь, как слаб перед этой мощью. Мое лицо скоро стало влажным от холодных капель, и это немного остудило горячую кожу.

Но вся красота воды поблекла, когда я услышала голос Калеба за своей спиной:

— Не стоило идти за мной.

Я обернулась к нему лицом и с тревожно бьющимся сердцем поняла, что нас разделяет всего один шаг. Из его рта вырывался еле заметный пар, и он рассеивался почти около моего лица.

— С чего ты взял, что я пошла за тобой? — прошептала я, хотя понимала насколько это очевидно. Я насилу улыбнулась и постаралась не смотреть ему в глаза, а сконцентрироваться на пуговице, около его горловины.

— Зачем все это Рейн?

Мне показалось, что я впервые слышу свое имя произнесенное им с такой мягкостью.

— Ты о чем? — я непонимающе подняла глаза. Он был спокоен, но его взгляд стал совершенно иным, чем я привыкла видеть раньше. Не было холодности и отчужденной вежливости.

— Зачем ты затеяла эту игру со мной? — допытывался Калеб, приподняв кончиком пальца мой подбородок, чтобы я встретилась с его глазами. — Я уже и так дни и ночи думаю только о тебе. Но ты говоришь, что ненавидишь меня, делаешь вид, что я тебе не нравлюсь, но при этом отвечаешь на мои объятия, попытки поцеловать тебя, разговариваешь со мной во сне…

Я сделала шаг назад, мое сердце бешено стучало. Калеб уставился на меня, непонимающими глазами. Мы смотрели друг на друга: я — испугано, он — удивленно. Кажется, в глазах у меня потемнело от его близости, или от слов, что он постоянно думает обо мне. Хотя, скорее всего, от непонятного напряжения сковавшего мое тело. Я покачнулась, и мне пришлось схватиться за него, чтобы не упасть.

Резко обернувшись, я тут же очутилась в его распахнутых объятьях. Он обнял меня, и мне вдруг стало так тепло и хорошо, и было чувство, что такое случалось уже много раз.

Но я не могла принять от него такой жест жалости. Он ведь догадался, как нравиться мне!

Я начала сопротивляться, вновь ощущая прилив сил. Но он не стал меня отпускать, а более того, легко поднял на руки. Я почувствовала в нем перемену, какое-то неясное напряжение, удивляясь, как легко он меня держит. Это было так приятно — покоиться в его объятиях, и не думать, что не подхожу ему, а просто любить.

Он уложил внезапно меня на ковер из травы и примерзлых листьев, и как ни странно я не почувствовала холода. Его лицо светилось в темноте над моим, и я видела каждую его черточку. Мы, наверное, несколько секунд так смотрели друг на друга, пока я не поднялась, и мы не оказались на одном уровне. Калеб не сопротивлялся.

— Не какая это не игра! — наконец-то вымолвила я, стараясь контролировать свои порывы. — Все слишком сложно, чтобы тебе объяснить. Но, ни в какие игры с тобой я не играю. Ты путаешь меня с Сеттервин.

— Нет, не играешь, — согласился он, — ты мне просто лжешь.

Я, конечно же, возмутилась, но он перебил меня.

— Докажи! Я хочу знать, что не нравлюсь тебе! Я хочу это видеть!

— Хорошо, как ты хочешь чтобы я доказала это тебе! — я раздраженно поджала губы. Он хотел слишком много.

Но все вдруг потеряло смысл. Он взял в свои крупные ладони мое лицо и начал медленно наклоняться ко мне.

Я потеряла счет секундам, ожидая прикосновения его промерзлых губ и смотря ему в глаза. Казалось, он завораживает меня, и я не могу сопротивляться его воле.

Когда наши губы, соприкоснулись, вопросов больше не осталось. Каждый из нас ждал именно этого мгновения. Его поцелуй был полон страсти и настойчивости. Я чувствовала, как бьется сердце, как каждая клеточка тела поддается этому необузданной чужой силе, а может и моей. Но разве могло во мне быть скрыто так много? Что изменилось во мне, неужели я становлюсь другой? Я прикоснулась к его щеке, внимательно посмотрела ему в глаза. А ведь я его почти не знаю.

Я отвечала на его поцелуй, так и не поняв, когда снова оказалась на земле. Я чувствовала, как он упирается в мой живот, и тот мешает ему, но, ни о чем не могла теперь думать.

Он вдруг оторвался от меня, и я со стоном протеста непонимающе посмотрела на него.

— Как ты могла поступать так со мной, если чувствовала тоже самое?! — Слова его прозвучали как обвинение, и они же отрезвили меня, хотя должны были заставить трепетать.

Я перевернулась на спину и уставилась в небо. Но звезд и облаков я не видела, пелена слез застлала мне глаза. Я не могла поверить, что все-таки поддалась ему, хотя знала, что ничего для него не значу. Как я могла опуститься столь низко?

Он навис надо мной, и когда неожиданно прижал к себе, я ахнула. Движение было слишком резким и болезненным, но желанным. Я не смогла бы высвободиться, даже если бы и хотела. А я не хотела.

Я боялась, что вот-вот, просто сейчас он встанет, рассмеется и скажет, что ожидал от меня чего-то подобного. Я — еще одна победа, пусть и нелегкая.

Но ничего не происходило. Он прижимал меня все с той же страстностью, и я чувствовала его нетерпеливые руки на своих волосах и плечах. От его движений я начинала дрожать, и уже и вовсе не могла остановить поток горячих слез. Я не могла просто поверить, что он хоть что-то может чувствовать ко мне. Кто я такая, чтобы даже надеяться? И пока были эти минуты, когда я могла хотя бы на мгновение поверить, что нужна ему — я хотела оставаться в его объятиях.

— Почему ты плачешь? — неужели его мучает неуверенность?

Я удивленно подняла на него глаза, забыв о том, как ужасно должна выглядеть с распухшими от слез глазами.

— Лучше уйди, — неуверенно прошептала я, — ты получил доказательства. Да, я тоже не смогла устоять перед тобой. Теперь ты это знаешь, так что уходи.

Всхлипывая, я постаралась отбиться от его настойчивых рук, что как и раньше крепко держали меня прижатой к нему. Но он, молча, вернул мое лицо к вороту своей футболки, что уже и так обильно была орошена моими слезами.

Но за несколько минут слезы стихли, мне было не выносимо страшно, увидеть его ухмыляющееся лицо. Мелькнула мысль вновь попытаться вырваться, но Калеб держал меня по-прежнему крепко.

— Я давно догадывался, что все не просто. Я столько раз видел намек на твое чувство ко мне, через воспоминания.

Мое удивление можно было назвать почти комичным. Как он мог увидеть все через воспоминания?

— Мой талант помнишь?

Я глухо застонала и с удвоенной силой начала вырываться. Как я могла забыть, что он не просто парень, в которого я влюбилась? Он вампир, его сила, и красота, это все совмещалось в его теле. И его талант, еще одно неотъемное качество о котором я тоже забыла.

Он не отпускал меня, но держал очень бережно, чтобы я не могла причинить вред себе или детям.

— И ты не хочешь узнать, почему я постоянно думаю о тебе? — нежно спросил он, и его сильные руки заставили мой подбородок подняться вверх. Я не хотела смотреть ему в глаза, зная, что буду сломлена, и не устою перед теми чувствами, что он вызывал во мне. Моя болезненная любовь заставит меня остаться и выслушать все, что он скажет, не смотря на стыд и боль. Как же я боялась!

Но в его глазах по-прежнему не было насмешки, и я невольно перестала брыкаться.

— С самого твоего первого дня в школе, мне нет покоя, — он говорил с некоторой горечью, почти насмехаясь над собой. — О тебе говорят все вокруг, больше того, о тебе не умолкая, трещат мои друзья, что, мол, в городе новая девушка. Беременная, синеволосая. А после знакомства наших семей отец постоянно пропадает у вас. Ну а ты… — он помедлил и улыбнулся с таким восхищением и удивлением, от которых мне невольно стало приятно. — Ты же полностью меня игнорируешь. Знала бы ты, как меня это задело.

Да кто она такая, злился я? И что вообще о себе возомнила. Я решил, что обязательно нужно попытаться за тобой ухаживать, чтобы снять с себя эти оковы интереса. Но по-прежнему от тебя не было никакой реакции…

Калеб выглядел действительно растерянным, словно все никак не мог понять, что же я такое. Я видела это и понимала, что при его самолюбии ему очень тяжело смириться с тем, что кому-то он мог не понравиться. Сколько было у него девчонок, и каждая падала к его ногам. Несмотря на то, что это было мелочно с его стороны, я не могла его не пожалеть.

— Я начал узнавать о тебе через своих друзей, твоих родителей, даже съездил в Чикаго. Да, да в Чикаго, — подтвердил он мое невольное удивление и последующий за ним возглас. — Я тебя почти ненавидел.

Теперь в его голосе прозвучал стыд. Он опустил глаза, а я не знала что сказать, потому что постоянно и сама перебывала на грани любви и ненависти к нему. Как часто мне хотелось ударить его, чтобы наконец-то вызвать хоть какие-то чувства и отомстить за то, что полностью равнодушен ко мне.

— Хуже всего то, как я старался избавиться от этой мании. Я старался думать о тебе плохо. Я думал, что в ней интересного — очередная глупая девчонка, залетевшая от какого-нибудь молокососа чуть умнее ее. И по какому праву она не обращает на меня внимание. Так я думал до той лекции…

Калеб осекся, понимая видимо, что вытягивает на свет не самые приятные воспоминания. Но я даже не поморщилась. Та лекция была в прошлой жизни. А эта поляна и он — в теперешней.

— Я думал, что унижая тебя в своих мыслях, мне станет легче, но после того что ты сказала на лекции я почувствовал себя настолько ужасно, что отвращение к самому себе захлестнуло меня. Ты мне веришь?

Он вновь взял мое лицо в свои ладони. Как смотря в его прекрасные глаза, полные отчаяния и раскаяния я могла не поверить?

— Верю… — хрипло прошептала я, глотая слезы. Я не хотела сейчас плакать. Сейчас, когда понемногу передо мной начала проясняться картинка наших взаимоотношений.

— Но как же я испугался, когда ты заболела. Такая маленькая, хрупкая, истерзанная, измученная.

Я с жалостью смотрела на него и понимала, как же ему, с его гордостью, тяжело со мной делиться своими переживаниями. Когда я переплела свои пальцы с его, Калеб отстраненно посмотрел на наши руки. Они так контрастно отличались друг от друга в темноте. От холода я даже не чувствовала разницы в температуре наших тел. Его руки уже вовсе не казались мне обжигающе холодными.

Он замолчал, а я хотела, чтобы он и дальше говорил. Я хотела знать свой приговор. Хотела знать смог ли он преодолеть свою непонятную тягу ко мне. Если так, то мне хотелось поскорее уйти, и больше не вспоминать о сегодняшнем вечере, и попытаться забыть и Калеба тоже. Если я ему не нужна, зачем воспоминания? Попрошу отца, и он сотрет их — я смогу продолжать жить спокойно. Если только снова не влюблюсь в Калеба.

А если он все же не смог преодолеть своей мании относительно меня…. Я даже боялась надеться на это, потому затаив дыхание ожидала его последующих слов.

— И тогда, когда мне удалось сделать так, чтобы я мог сидеть около твоей кровати — я понял, как же жду твоего выздоровления и боюсь, что ты можешь не проснуться. Я давно болел тобой, но просто не мог себе в этом признаться. Не мог поверить, что кто-то вроде тебя — маленькая, беременная глупышка с воинственным характером может влюбить меня в себя. Я не мог. Потому приходил потом, стараясь изучить тебя более скрупулезно. Я надеялся, что все пройдет, и ты перестанешь быть такой интересной и желанной. Я изучал тебя по твоей музыке, книгам, по тому, как воинственно ты смотришь на меня, когда я беру твои вещи без разрешения. Это было так интересно, смешно, так по-людски.… А когда ты в воскресение сказала мне то, что я так боялся услышать, — я понял что потерял тебя, и ничто — ни моя красота, сила, талант не могу заставить тебя, меня любить…. Тогда я впервые понял, что не столь неуязвим как считал.

Видя как он мучается, я хотела было что-то сказать, но Калеб приложил холодный палец к моим разгоряченным губа и продолжил:

— Когда в пятницу мы стояли на крыльце, я точно видел, что ты хочешь поцеловать меня. Я даже не был зол, что так неожиданно вышли твои родители и мой отец. Просто потому, что я был полон надежд, побыть с тобой здесь без них, и их вездесущих ушей, и тогда может, ты признаешься в своих чувствах, покоришься, снимешь свою оборону. — Он так внезапно улыбнулся, что я невольно ответила на его улыбку. Мы застыли, и он легким трепетным движением прикоснулся к моим губам. Как же я не хотела, чтобы он отрывал их!!!

Мне стоило огромнейших усилий держаться в кольце его рук и не броситься ему на шею. Что он со мной творил!

— И что я вижу первым делом, как ты приезжаешь в кемпинг? Как ты флиртуешь с братом Оливье. Простым парнем, у которого нет моих проблем, который вполне может разделить с тобой простые людские радости и никогда не будет для тебя столь же опасным, как и я. Это был такой ощутимый удар по моим чувствам. Если раньше я мог поверить, что ты можешь быть моей, то теперь добавились и сомнения. Ведь ты вполне можешь выбрать его. Сколько раз ты напоминала мне, что знаешь, каков я? И меня это мучило. И я сказал себе: какой же ты глупец, она знает, что ты за монстр, зачем ты ей?

Услышав его горькие слова, и видя этот огонь призрение к самому себе в его глазах, я почувствовала влагу на своей щеке. Было одновременно и сладостно слушать, что страдала, оказывается не одна я, но, то, что он мучился, меня ранило до боли. Как могла я причинить ему, любимому, такие страдания?

— А что же я должен был подумать в палатке? — он спрашивал меня, и я непонятливо уставилась на него, не совсем понимая, что именно он имеет ввиду. — Во сне ты говорила со мной. Но когда я попытался дотронуться до тебя, ты совершенно никак не прореагировала. Я подумал тебе неприятно.

— Я была сонной, — попыталась оправдаться я, но он вовсе не ожидал от меня оправданий. Он замотал головой, и понимающе улыбнулся.

— Я знаю, — над самым моим ухом прошептал он, и меня окатила волна сладостной дрожи. — Сегодня я наконец решился, что должен до конца узнать всю правду. И все ждал подходящего момента. Просто то, как ты играла и пела, выбило меня из колеи. Ты была так прекрасна, и я подумал, что совершенно не имею на тебя никаких прав. Я ушел сюда, и решил — если ты пойдешь за мной, тогда все и проясниться, а если нет — завтра же я бы уехал со своим отцом, подальше от тебя, хоть на некоторое время.

— Не уезжай — прошептала тихо я, и впервые сделала шаг первой.

Теперь пришла очередь мне взять его лицо в свои ладони. Оно было таким прекрасным, словно нарисованным на картине, и в тоже время податливым. Он выжидал и не делал попыток, как-то облегчить мне ситуацию. Я потянула его к себе и прижала сильнее ладони к его щекам. Он поднял рукой мои волосы и наклонился надо мной, внимательно следя за лицом. Но я не была напугана. Я наслаждалась, почувствовав холод его дыхания, и ощутив, наконец, прикосновение его губ и поцелуй — влажный, зовущий.

Теперь он даже и не думал медлить. Его губы стали настойчивее, почти болезненно упрямыми, и все же я наслаждалась этим поцелуем. Почувствовав, что я не успеваю за его ритмом, Калеб стал нежнее. После этого мне пришлось сдерживать себя, и не прижиматься к нему целиком. Почему-то я чувствовала, что не стоит этого делать.

Калеб больше ничего не говоря, поднял меня на руки, и в обход понес к нашей палатке. Я смотрела на него, не отрываясь, и все еще не могла поверить, что он мой. Мой!!! Он не сказал мне, что любит меня, но это не было важно. Он сказал, что я нужна ему, а обо всем я буду переживать завтра.

Он незаметно для остальных занес меня в палатку, и мы устроились в одном спальнике. И теперь я больше не переживала, что он слишком велик для меня одной.