Глава 4. Период стабильного развития («эпоха застоя»)

Со сменой руководства в 1964 г. были смягчены перегибы в политике времен Н.С.Хрущева (иногда говорят о «контрреформе», но это — эмоциональный термин). Наступил длительный (20 лет) период в целом умеренной политики государства, который впоследствии назовут «периодом застоя».

Это было продолжение «демобилизационной программы», с упором на рост благосостояния и сдвигом в сторону терпимости. СССР в «период застоя» был наименее репрессивным государством из великих держав. Вот примеры. В тюрьме ФРГ в 1977 г. были убиты руководители немецких анархистов. В 1978 г. в Англии шесть человек под пытками признались в несовершенном преступлении и пробыли в тюрьме 12 лет, пока под давлением общественности дело не было пересмотрено. В 1988 г. в Гибралтаре агенты полиции застрелили на улице трех известных республиканцев из Северной Ирландии, не пытаясь их арестовать. В ходе рассмотрения дела в Европейском трибунале прав человека выяснилось, что в Ольстере без суда и следствия были застрелены около 400 безоружных, уже арестованных республиканцев. В 1991 г., как сообщил генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер, была ликвидирована созданная НАТО в 1951 г. и подчиненная его высшему командованию организация негласных убийц «Гладиатор», работавшая в Западной Европе. Регулярно пресса сообщает о пытках и убийствах в полиции Европы и США «цветных». Ничего подобного ни по типологии, ни по масштабу не было в СССР «периода застоя».

Однако в конце периода терпимость все больше переходила в попустительство (целые коллективы связывались круговой порукой хищений — мелких «внизу», покрупнее «вверху).

В целом, не было выработано государственной доктрины либерализации хозяйства, которая соответствовала бы типу советского общества, (в конце периода Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В.Андропов признал: «Мы не знаем общества, в котором живем»). Этот тезис повторялся и позже. Так, виднейший «архитектор перестройки» А.Н.Яковлев отмечал, что советское общество 60-80-х гг. фактически не исследовано (что, впрочем, не мешало ему давать категорические оценки и даже «перестраивать» это общество).

В 1965 г. была начата реформа, делающая в экономике и социальной сфере упор на товарно-денежные отношения, так что критерием эффективности работы предприятия становилась прибыль. Это был принципиальный отказ от представления о советском хозяйстве, которое дал Сталин в «Экономических проблемах социализма в СССР». Довольно быстро выяснилось, что хозяйственная система отвечает на изменения не так, как ожидалось, и реформа была без шума свернута. Впоследствии говорилось, что реформу задушили ретрограды, однако их консерватизм можно оценить и как чувство ответственности. Увидев, что ориентация на прибыль прежде всего вызвала тенденцию к повышению цен, ретрограды не стали доводить дело до краха экономики.

Народное хозяйство СССР развивалось быстро, и главные показатели жизнеобеспечения людей и страны улучшались. Именно в «период застоя» было проведено огромное по масштабам жилищное и дорожное строительство, было построено метро в 11 городах, быт людей в городе в основном вышел на современный уровень, а на селе сильно улучшился (была завершена полная электрификация села и газификация большей части). В этот период были сделаны большие капиталовложения в гарантированное жизнеобеспечение на долгую перспективу: созданы единые энергетические и транспортные системы, построена сеть птицефабрик, решившая проблему белка в рационе питания, проведены крупномасштабное улучшение почв (ирригация и известкование) и обширные лесопосадки (1 млн. га в год). Хозяйство и госаппарат были насыщены квалифицированными кадрами, стабильной стала демографическая обстановка с постоянным приростом населения около 1,5% в год. СССР стал единственной в мире самодостаточной страной, надолго обеспеченной всеми основными ресурсами.

В 1982 г. была разработана и принята государственная Продовольственная программа, ставящая задачу надежно обеспечить полноценное питание всем гражданам страны. По основным реальным показателям эта программа хорошо выполнялась.

25 апреля 1962 г. ВС СССР принимает постановление о выработке проекта новой Конституции и формирует комиссию. Но лишь к маю 1977 г. проект был создан и 4 июня 1977 г. опубликован в печати. В ходе обсуждения было высказано около 400 тыс. предложений с поправками и дополнениями.

В новой Конституции СССР было зафиксировано, что диктатура пролетариата выполнила свою задачу и советское государство стало общенародным. Конституция закрепила систему органов власти и управления, сложившуюся к тому времени. Высшим органом власти являлся Верховный Совет СССР, состоявший из двух палат: Совета Союза и Совета Национальностей. Полномочия его были увеличены с 4 до 5 лет.

По сравнении с Конституцией 1936 в Конституции 1977 г. появились новые виды прав граждан: право на охрану здоровья и право на жилище. 24 июня 1981 г. ВС СССР принял «Основы жилищного законодательства Союза ССР и союзных республик». Новая Конституция СССР записала, что правосудие в СССР осуществляется только судом.

Конституция закрепила СССР как союзное, федеративное государство. За каждой союзной республикой сохранялось право свободного выхода из СССР. Таким образом, и в конце 70-х годов государство продолжало линию на «строительство наций» и их огосударствление.

Вместе с тем, с 1966 г. (и до 1989 г.) в официальном языке имелось понятие «советский народ». Суть его была в том, что на стадии «развитого социализма» возникла эта новая историческая общность, имеющая ряд характерных признаков. Критики этой концепции усматривают в ней замысел советского государства путем ассимиляции ликвидировать этническое многообразие общества, заменив народы неким безнациональным homo sovieticus. Ни в каких документах советского государства таких программных положений нет. Если же судить по реальной практике государства, то, согласно принятым в этнографии критериям, национальная политика в СССР на ассимиляцию направлена не была. Так, четыре переписи населения (с 1959 по 1989 г.) показали небольшое, но постоянно снижение доли русских в населении СССР (с 54,6 до 50,8%). Численность же малых народов, которые первыми исчезают при ассимиляции, регулярно росла (даже столь малочисленных народов, которые по западным меркам теоретически не могут уцелеть и не раствориться — тофаларов, орочей, юкагиров и др.).

С иных позиций критиковали понятие «советский народ» те, кто отрицал возникновение общности советских людей и считал народы и этносы СССР конгломератом, не связанным в одно целое. Это — схоластические утверждения, преследующие чисто идеологические цели. Советский народ сложился как продукт длительного развития единого государства. Этот процесс протекал не только в советский период, но и до образования СССР — в Российской империи. Граждане этого государства разных национальностей воспринимали СССР как отечество и проявляли лояльность к символам этого государства. Согласно всем современным представлениям о государстве и нации, советский народ был нормальной полиэтнической нацией, не менее реальной, чем американская, бразильская или индийская нации. На деле единое хозяйство, единая школа и единая армия связали граждан СССР в гораздо более сплоченный народ, чем указанные нации. Ряд исследований, проведенных в конце 80-х и начале 90-х годов, показали наличие множества тонких, но важных объединяющих связей, так что возникли общие для советских людей культурно-психологические особенности (предрассудки и суеверия, любимые образы и типы юмора). Это в негативной форме признали и критики советского государства, введя понятие «совок». Разумеется, степень «советскости» была различной у разных групп населения.

Тем более важно, что, признав свершившимся становление советской нации (народа), последняя Конституция СССР подтвердила федерализм национально-государственных образований, отказавшись от перехода к территориальному федерализму. В Комментариях к конституции прямо указывалось, что «в состав СССР входят не географические или административные единицы, а национальные государства». Этот федерализм, возводя этничность в один из главных принципов построения государства, противоречил марксизму, для которого соединение политической власти с национальностью было неприемлемо. Огосударствление наций в позднем СССР не было и следствием программных установок В.И.Ленина, который признал его в 1922 г. как вынужденную необходимость, вызванную чрезвычайными политическими обстоятельствами.

Видимо, возможность перейти к территориальному федерализму, который укрепил бы СССР как единое государство, реально существовала лишь в 1945-53 гг., но необходимость этого шага на фоне победных настроений не осознавалась. Во времена Хрущева и Брежнева республиканские элиты настолько окрепли, что центр уже был неспособен посягнуть на их власть и интересы. Негласно, под лозунги интернационализма, проводилась «коренизация» нового типа — вытеснение русских кадров и обеспечение преимуществ не всех нерусских народов, а лишь «статусных наций». Это в полной мере выявилось в ходе перестройки. Попытка М.С.Горбачева в 1986 г. сменить на посту секретаря ЦК компартии Казахстана казаха на русского вызвала волнения с использованием насилия. Центру был брошен уже прямой вызов.

Судя по динамике множества показателей, СССР в 1965-1985 гг. находился в состоянии благополучия, несмотря на многие неурядицы, которые в принципе могли быть устранены. Советский строй, выросший из крестьянского мироощущения, медленно отвечал на принципиально иные потребности растущего городского населения, особенно молодежи. Нарастал разрыв между новым социальным типом (молодого образованного горожанина среднего достатка) и строем жизни, что было объективной причиной нарастающего недовольства. Но никаких принципиальных препятствий для преодоления этого противоречия в советском типе государства не было.

В то же время назревали факторы нестабильности и общего ощущения неблагополучия, которые накладывались на неизбежный и общий адаптационный стресс, связанный с массовой урбанизацией — переходом к городскому образу жизни. Видимыми симптомами стало широкое распространение алкоголизма, вновь появившееся после 20-х годов бродяжничество. В 1983 г. были выявлены 390 тыс. взрослых людей, «не занятых общественно полезным трудом». Расширилась мелкая коррупция и произвол чиновников: В 1984 г. в ЦК КПСС поступило 74 тыс. анонимных писем с жалобами.

И внутри страны, и в мире возникло предчувствие, что СССР проигрывает холодную войну. Важным признаком стал переход на антисоветские позиции сначала западной левой интеллигенции («еврокоммунизм»), а потом и все более заметной части отечественной интеллигенции («диссиденты»). Официальная идеология становилась все более напыщенной (концепция «развитого социализма») и все более чуждой настроениям людей. В сфере государственного строительства стали слабеть и размываться обе необходимые опоры власти — сила и согласие.

Взяв на себя, в отличие от западного общества, бремя организации почти всего хозяйства, советское государство обязано было иметь аппарат, способный хорошо или по меньшей мере приемлемо координировать усилия всех подсистем экономики и распределение ресурсов. Для этой цели служили план в производстве и рынок в потреблении. В 70-е годы, однако, масштабы, разнообразие и динамичность хозяйства превысили критические возможности планирования старого типа.

Производство стало недостаточно быстро отвечать на изменения как технологии, так и общественных потребностей. Мыслящие в категориях политэкономии кадры все больше сдвигались к идее использовать в советском хозяйстве стихийный регулятор — рынок. Поскольку категории политэкономии составляют неразрывную систему, речь шла уже не о рынке товаров, а о целостной рыночной экономике (рынок денег, товаров и труда). Таким образом, существенная часть номенклатуры стала воспринимать все устройство государства (Госплан, Госкомцен, Госбанк, министерства и предприятия), а также советское право (отношения собственности и трудовое право) как неправильные. Марксизм дал этому ощущению «язык» («несоответствие производительных сил и производственных отношений»).

Сама система государства стала терять целостность и неявно «распадаться» на множество подсистем, следующих не общим, а своим собственным критериям оптимизации. Наглядным выражением этого стала ведомственность4. Этот известный дефект системы отраслевых министерств проявился в СССР уже с 20-х годов, но с особой силой — в период застоя. Со временем ведомство имеет тенденцию превратиться в замкнутый организм, так что возникает конфликт интересов: ведомства с государством в целом и ведомства с другими ведомствами.

Ведомственность подрывала одну из главных основ советского строя, придававшую силу его экономике — общенародный характер собственности и хозяйства. Оптимизация по высшим, общим критериям объясняла известное явление: с точки зрения частных критериев советское государство выглядело отсталым и «корявым», а в целом — было поразительно эффективным. Складываясь в замкнутую административно-хозяйственную систему и обретая «чувство хозяина», ведомство неявно проводило денационализацию части хозяйства, вставало на путь, ведущий к приватизации. Это порождало и процесс разделения народа, пусть не на классы, а на группы и корпорации (что позже, в 1990 г., проявилось, например, в антисоветских забастовках шахтеров).

В период «сталинизма» важную роль в нейтрализации ведомственности играла партия, которая следовала «общим» критериям и держала хозяйственных руководителей в жестких рамках. Использовалась также частая ротация кадров (в конце 30-х годов даже с репрессиями) — зародыши неконтролируемой самоорганизации разрушались. В 70-80-е годы партийная номенклатура стала сращиваться с ведомственной, ротация кадров замедлилась, центральная власть все больше утрачивала контроль над госаппаратом. Поскольку это были годы больших технологических сдвигов («научно-техническая революция»), а они требовали межотраслевых усилий, ведомственность стала важным тормозом научно-технического прогресса. Преувеличивать значение этого фактора не следует, т.к. на главных направлениях (например, в производстве военной техники) поддерживался высокий уровень новаторства, а в целом экономические возможности оказывали на технический прогресс гораздо большее влияние. Однако психологический эффект задержек во внедрении новых технологий был очень велик.

В 70-е годы произошло соединение ведомственности с местничеством -сплочением руководителей госаппарата и хозяйства региона в конфликте интересов с центром и другими регионами (другой тип субоптимизации — исходя из региональных критериев). В тех регионах, которые были национально-государственными образованиями (союзных и автономных республиках, областях и округах), местничество принимало национальную окраску. Образование региональных элит, включающих в себя и работников аппарата ведомств, и работников местных органов власти, породило новый тип политических субъектов — номенклатурные кланы.

До «оттепели» Хрущева государство вело с местничеством постоянную и тщательную борьбу, доходя в сталинский период до жестоких репрессий. Несколько волн репрессий 30-х годов против местной элиты как «националистов» на деле искореняли местничество. Национализм местных кадров был лишь идеологической маской, под которой шло их объединение. Современный анализ их слов и дел не позволяет считать их национал-сепаратистами. Семилетний период территориального управления хозяйством через совнархозы создал сильные структуры с узаконенной идеологией местничества, и в последующий период они не были нейтрализованы. Да и номенклатура центральных органов включилась в процесс образования кланов. Началось неявное пока разделение страны. Государство становилось все менее советским.

Это было не следствием ошибок или злой воли, а результатом процессов самоорганизации. Разница в том, что до 1953 г. государство придавало всем этим процессам большое значение, постоянно держало их в центре внимания и регулировало исходя из общей политической программы. В ходе «десталинизации» были ликвидированы те небольшие по размерам или даже невидимые элементы государства, которые вели системный анализ всего происходящего, и в последующие периоды именно утрата системности стала особенностью планов и действий государства. Примером может служить участие в изматывающей гонке вооружений с выходом числа ядерных зарядов далеко за пределы, достаточные для сдерживания вероятного противника. Другой пример — равнодушие государства к становлению организованной преступности и ее внедрению в местные элиты. Это явление, вполне совместимое с рыночной экономикой и либеральным государством, было смертельно опасно для советского хозяйства и государства.

Для объяснения обществу причин уже ощущаемого неблагополучия идеологическая партийно-государственная машина внедряла в массовое сознание ряд мифов (внедряла как непосредственно, так и через «теневую» систему — самиздат, анекдоты, кухонные дискуссии). Cоветские граждане и не догадывались, что их угнетают и эксплуатируют, пока им этого не объяснили. Не было ничего похожего на массовое недовольство советским строем, отрицания самой его сути. Но людей начал грызть червь сомнения.

Все в более широких кругах населения СССР, прежде всего в кругах интеллигенции, нарастало отчуждение от государства и ощущение, что жизнь устроена неправильно. Тем самым государство лишалось своей второй опоры — согласия.