"Отцы водородной бомбы оказались отчимами. Полвека советские ядерщики скрывали имя Олега Лаврентьева, идеи которого инициировали их разработки" - читать интересную книгу автора (Секерин Владимир)

предыдущую, которая произвела на него сильное впечатление. Особенно важным
он считал мой выбор умеренной плотности плазмы.
Через несколько дней мы встретились снова в приёмной Махнева, и опять
поздно вечером. Махнев сказал, что нас примет председатель Специального
комитета, но придётся подождать, так как у него совещание. (Специальный
комитет - орган, ведавший разработкой атомного и водородного оружия. В его
состав входили министры, члены Политбюро и Курчатов. Председателем был
Берия, а секретарём - Махнев. Заседания спецкомитета проводились в Кремле,
в здании Совета Министров СССР.)
Ждать пришлось довольно долго, а потом мы все пошли в здание Совета
Министров СССР. Мы прошли три поста: в вестибюле здания, при выходе из
лифта и в середине довольно длинного коридора. Наконец, мы попали в большую
сильно накуренную комнату с длинным столом посередине. Это, видимо, и была
комната для заседаний Специального комитета. Форточки были открыты, но
помещение ещё не проветрилось.
Махнев сразу ушёл на доклад, а мы остались на попечении молоденьких
капитанов с голубыми погонами. Минут через тридцать в кабинет был вызван
Сахаров, а ещё через десять - я. Открыв дверь, я попал в слабо освещённую
и, как мне показалось, пустую комнату. За следующей дверью находился
внушительных размеров кабинет с большим письменным столом и приставленным к
нему буквой Т столом для совещаний, из-за которого поднялся грузный мужчина
в пенсне. Он подошёл, подал руку, предложил садиться и первым же вопросом
меня огорошил. Он спросил: "У вас что, зубы болят'?" Пришлось объяснять,
почему у меня пухлые щеки. Потом речь пошла о родителях. Я ждал вопросов,
связанных с разработкой водородной бомбы, и готовился отвечать на них, но
таких вопросов не последовало. Думаю, что вся необходимая информация обо
мне, моих предложениях по ядерному синтезу и оценке их учёными у Берии
имелась, а это были "смотрины". Ему хотелось посмотреть на меня и,
возможно, на Сахарова.
Когда наша беседа закончилась, мы вышли из кабинета, а Махнев ещё
задержался. Через несколько минут он вышел сияющий, в полной эйфории. И
дальше произошло вообще непредсказуемое: он начал предлагать мне деньги
взаймы. Финансовое положение моё было тогда критическое, близкое к краху. В
первом семестре я стипендию не получал, скудные военные сбережения
кончились, мать, работавшая медсестрой, помочь мне могла слабо. А декан
физического факультета Соколов грозился отчислить меня из университета за
неуплату денег за обучение. Тем не менее брать деньги взаймы студенту у
министра было неудобно, и я долго отказывался. Но Махнев меня уговорил,
сказал, что моё положение скоро изменится и я смогу вернуть долг.
В этот день мы вышли из Кремля в первом часу ночи. Махнев предложил
нам свою машину, чтобы развезти по домам. Андрей Дмитриевич отказался, я
тоже, и мы от Спасских ворот пошли пешком в направлении Охотного ряда. Я
услышал от Андрея Дмитриевича много тёплых слов о себе и о своей работе. Он
заверил меня, что всё будет хорошо, и предложил работать вместе. Я,
конечно, согласился. Этот человек мне очень понравился. По-видимому, и я
произвёл тогда благоприятное впечатление. Мы расстались у входа в метро.
Возможно, мы проговорили бы и дольше, но уходил последний поезд".
14 января 1951 года Л. П. Берия направил Б. Л. Ванникову, А. П.
Завенягину и И. В. Курчатову письмо, где отмечает, что работа над созданием
предложенного реактора имеет исключительно важное значение, и даёт