"Краткий курс манипуляции сознанием" - читать интересную книгу автора (С. Кара-Мурза)

ГЛАВА 2
ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ОСНАЩЕНИЕ УМА

§1. МАНИПУЛЯЦИЯ СЛОВАМИ И ОБРАЗАМИ

Посмотрим, на какие структуры в сознании и подсознании личности прежде всего направляют манипуляторы свой удар, чтобы разрушить психологические защиты и "подготовить" человека к манипуляции. Что надо сделать, чтобы отключить здравый смысл, вызвать сумбур в мыслях, сделать их нелогичными и бессвязными, заставить человека усомниться в устойчивых жизненных истинах?

Человек, как было сказано, живет в двух мирах — в мире природы и мире культуры, мире вещей и мире знаков. В мире культуры выделяется особый мир слов — логосфера. Он включает в себя язык как средство общения и все формы "вербального мышления", в котором мысли облекаются в слова. Язык есть самое главное средство подчинения. "Мы — рабы слов", — сказал Маркс, а потом это буквально повторил Ницше. На создание и внедрение в сознание нового языка буржуазное общество истратило несравненно больше средств, чем на полицию, армию, вооружения.

Основоположником научного направления, посвященного роли слова в пропаганде (а затем и манипуляции сознанием) считается американский социолог Гарольд Лассуэлл. Начав свои исследования еще в годы Первой мировой войны, он обобщил результаты в 1927 г. в книге "Техника пропаганды в мировой войне". Он разработал методы семантического анализа текстов изучения использования тех или иных слов для передачи или искажения смыслов ("политическая семантика исследует ключевые термины, лозунги и доктрины под углом зрения того, как их понимают люди"). Отсюда было рукой подать до методов подбора слов. Лассуэлл создал целую систему, ядром которой стали принципы создания "политического мифа" с помощью подбора соответствующих слов. Работы Лассуэлла восхищают своей откровенностью. Следуя исключительно критерию действенности, он дает такое нейтральное определение: "политический миф — это комплекс идей, которые массы готовы рассматривать в качестве истинных независимо от того, истинны они или ложны в действительности".

Из науки в идеологию, а затем и в обыденный язык перешли в огромном количестве слова-"амебы", прозрачные, не связанные с контекстом реальной жизни. Они настолько не связаны с конкретной действительностью, что могут быть вставлены практически в любой контекст, сфера их применимости исключительно широка (возьмите, например, слово прогресс). Это слова, как бы не имеющие корней, не связанные с вещами (миром). Важный их признак кажущаяся "научность". Скажешь коммуникация вместо старого слова общение или эмбарго вместо блокада — и твои банальные мысли вроде бы подкрепляются авторитетом науки. Начинаешь даже думать, что именно эти слова выражают самые фундаментальные понятия нашего мышления.

Плохо, что под очарование слов-"амеб" попадает огромная масса людей. Когда политиканы вроде Гайдара, Лившица или Уринсона говорят нам что-то об экономике на птичьем языке, это с их точки зрения разумно. Они завершают аферу века, и чем меньше граждане понимают, что происходит, тем для этих политиков лучше. Но теперь и депутаты от оппозиции говорят так, будто люди прекрасно разбираются в секвестрах и прочей чепухе. Основная масса граждан видит, что дело в общем плохо, но ни причин, ни реального состояния страны не знает.

Секретарь компартии Испании Хулио Ангита писал в начале 90-х годов: "Один известный политик сказал, что когда социальный класс использует язык тех, кто его угнетает, он становится угнетен окончательно. Язык не безобиден. Слова, когда их произносят, прямо указывают на то, что мы угнетены или что мы угнетатели". Далее он показывает, каким большим манипулятивным потенциалом обладает понятие ВВП, который может легко маскировать хозяйственную реальность. Потом он разбирает слова руководитель и лидер и указывает, что неслучайно пресса настойчиво стремится вывести из употребления слово руководитель. Потому что это слово исторически возникло для обозначения человека, который олицетворяет коллективную волю, он создан этой волей. Слово лидер возникло из философии конкуренции. Лидер персонифицирует индивидуализм предпринимателя. Удивительно, как до мелочей повторяются в разных точках мира одни и те же методики. И в России телевидение уже не скажет руководитель. Нет, лидер Белоруссии Лукашенко, лидер компартии Зюганов

Точно так же происходит настойчивое вытеснение слова избиратели и замена его на слово электорат. Когда депутат говорит "мои избиратели", скрытые смыслы слова указывают, что депутат — производное от того коллектива, который его избрал (иными словами, создал). Выражение "мой электорат" воспринимается как "мой персонал" (мое предприятие). Электорат общность пассивная и ведомая, она почти "создается" политиком.

Что же мы видим в ходе нынешней антисоветской революции? Уже вызрело и отложилось в общественной мысли явление, целый культурный проект наших демократов — насильно, через социальную инженерию задушить наш туземный язык и заполнить сознание, особенно молодежи, словами-"амебами", разрушающими ткань речи. Эта программа настолько мощно и тупо проводится в жизнь, что даже нет необходимости ее иллюстрировать — все мы свидетели.

Когда мы слышим слова "биржевой делец" или "наемный убийца", они поднимают в сознании целые пласты смыслов, мы опираемся на эти слова в нашем отношении к обозначаемым ими явлениям. Но если сказать "брокер" или "киллер", человек воспримет лишь очень скудный, лишенный чувства и не пробуждающий ассоциаций смысл. И этот смысл он воспримет пассивно, апатично.

Однажды я говорил об этой проблеме по радио, и после передачи мне позвонила одна радиослушательница и рассказала интересный случай. Ее, психоневролога, как-то привлекли как эксперта к следствию по делу об убийстве. Метод состоял в том, что подозреваемому показывали на экране и произносили беспорядочный набор слов, среди которых попадались слова, связанные с убийством. Эксперты измеряли скачок потенциала биотоков мозга (предполагалось, что если у человека эти слова вызывали аномально сильную эмоциональную реакцию, то, значит, он был связан с убийством). Подозреваемым был киргиз, хорошо говорящий на русском языке. Однако даже нормальной реакции на страшные слова он не обнаруживал. Чужие, хотя и хорошо известные слова не будили в его сознании цепную реакцию смыслов. Реакция резко изменилась, когда эти слова стали ему произносить на киргизском языке.

Методичная и тщательная замена слов родного языка такими чуждыми словами-амебами — никакое не "засорение" или признак бескультурья. Это необходимая часть манипуляции сознанием. Каждый может вспомнить, как у нас вводились в обиход такие слова-амебы. Не только претендующие на фундаментальность (как "общечеловеческие ценности"), но и множество помельче. Вот, в сентябре 1992 г. в России одно из первых мест по частоте употребления заняло слово "ваучер". История этого слова важна для понимания поведения реформаторов (ибо роль слова в мышлении признают, как выразился А. Ф. Лосев, даже "выжившие из ума интеллигенты-позитивисты"). Введя ваучер в язык реформы, Гайдар, по обыкновению, не объяснил ни смысл, ни происхождение слова. Я опросил, сколько смог, "интеллигентов-позитивистов". Все они понимали смысл туманно, считали вполне "научным", но точно перевести на русский язык не могли. "Это было в Германии, в период реформ Эрхарда", — говорил один. "Это облигации, которые выдавали в ходе приватизации при Тэтчер", — говорил другой. Некоторые искали слово в словарях, но не нашли. А ведь дело нешуточное — речь шла о документе, с помощью которого распылялось национальное состояние. Само обозначение его словом, которого нет в общедоступном словаре, фальшивым именем — колоссальный подлог. И вот встретил я доку-экономиста, имевшего словарь американского биржевого жаргона. И там обнаружилось это жаргонное словечко, для которого нет места в нормальной литературе. А в России оно введено как ключевое понятие в язык правительства, парламента и прессы.

Кстати, несколько читателей написали мне, порекомендовав снять этот пример: они, мол, уже знают, что такое ваучер, и нашли это слово в словаре. По этому поводу возникла целая дискуссия в Интернете. Я решил этот пример оставить в книге, потому что он — часть истории, на которой мы учимся. Поясню мою мысль, приводя аргументы противников этого примера.

Итак, речь идет о 1992 г., а мне пишет оппонент, что в 2000 г. "его приятельница-предприниматель расхохоталась" — она это слово знает. Этот аргумент можно было бы принять, если бы он сказал: "моя приятельница-предприниматель расхохоталась, ибо прекрасно помнит, что в 1992 г. она, играя с подружками в дочки-матери, запросто оперировала понятием ваучер". Тогда, в 1992 г., этого слова почти никто в СССР не знал — вот что важно.

Более того, слова "ваучер" не знали не только те 100 млн. граждан, что должны были распоряжаться своими ваучерами, но и специалисты, близкие к Гайдару. Из этого следует, что запуск слова в общество не был следствием снобизма технократов, которые использовали привычное им слово, не заботясь о понимании рядовых граждан. Выбор был сделан в "лаборатории манипуляции", не являющейся частью сообщества экономистов.

Те объяснения слова, которые я привел в книге, мне дали экономисты в элитарной лаборатории — кузнице кадров для правительства Гайдара. Один из собеседников (тот, кто говорил, что "ваучер — это в реформе Эрхарда") стал через пару месяцев чиновником у Ельцина в ранге министра, другой (который объяснил, что "ваучер — это у Тэтчер") стал директором большого аналитического центра. Шеф лаборатории (не помню, присутствовал ли он лично при разговоре, во всяком случае он не сказал ничего) стал вице-премьером у Гайдара. Мы искали слово в общедоступных тогда словарях — и не нашли. Наконец, я наткнулся на того, кого обозначил именем "дока-экономист". Тогда он был старшим научным сотрудником Института проблем рынка АН СССР, сотрудником академика Н.Я.Петракова. Да, у него был словарь с этим словом, он назвал его "словарь биржевого жаргона". Таким образом, есть все основания считать, что рядовые люди не знали, что такое "ваучер".

Я продолжаю давать пример с "ваучером" потому, что с ним столкнулось все население России, и потому, что более чистого случая слова-амебы не нахожу. Для русских слово "ваучер" было неизвестное и бескорневое, так что люди не могли понять ни его прямого смысла, ни его глубинных смыслов. Значит, по своим характеристикам — это типичное слово-амеба, которые подбираются для манипуляции.

На это мне один из оппонентов присылает выписку из словаря. Из "Толкового словаря" Ожегова, переведенного на английский язык? Нет, из словаря, которого почти никто в России и видеть не мог. Но предположим даже, что эту выписку он мне дал в 1992 г. Подходит ко мне сосед дядя Вася и спрашивает: "Слышь, Мурза, я за ваучером иду. Что это за хренота такая?" Я вытаскиваю письмо и говорю: "Как что? Ты что, дядя Вася, неграмотный? Это documentary record of a business transaction". И дядя Вася доволен: "А, теперь понятно. Смотри ты, как просто. Ну конечно, трансакция. Как же, как же. Спасибо, Мурза, вразумил. А то ваучер да ваучер, а мне и невдомек. Значит, трансакция… А откуда это слово у нас взялось? В каком классе мы его учили?" Что мне ему сказать, олуху? Я терпеливо объясняю: "Слово это, дядя Вася, производное от средне-французского слова vocher, возникло оно около 1523 года. Уже из этого тебе должно быть ясно, каков смысл приватизации Чубайса". И просветленный дядя Вася идет за ваучером и готовится к трансакции — получению двух "Волг".

На мой взгляд, выписка из словаря, которую мне прислал мой оппонент, не разрешает, а резко усугубляет проблему. Она выглядит как издевательство. И если ее сегодня всерьез дать людям как объяснение, того, что произошло в 1992 г., то, по моему разумению, люди будут вправе взять оглоблю и размозжить голову такому просветителю.

Если без эмоций, то выписка усугубляет проблему и по другой причине. Запустив слово-амебу, Чубайс, помимо общего манипуляционного эффекта, получил и возможность прямого обмана, ибо его ваучер не отвечает норме, данной в определении. Читаем: ваучер есть "a form or check indicating a credit against future рurchases or exрenditures", то есть квитанция, по которой в дальнейшем можно получить оговоренные ценности. Чубайс объявил, каков эквивалент этих "future рurchases or exрenditures" — две "Волги". Именно получение этой суммы ценностей государство удостоверило своим ваучером. Но мы же знаем, что это был хладнокровный обман, и дядя Вася на свой ваучер получил бутылку водки. Значит, то, что сунули ему в ЖЭКе под названием "ваучер", ваучером вовсе не было. Следовательно, та выписка, что потрудился сделать мой оппонент, тоже является обманом — запущенное в 1992 гг. понятие реально не имело отношения к формальному определению, данному в словаре. Это слово было инструментом манипуляции.

С помощью "ваучеров" преступную компоненту в приватизации удалось многократно увеличить даже по сравнению с уже изначально преступным Законом о приватизации — было снято даже такое хлипкое ограничение, как "личный инвестиционный счет". В результате ваучер Кахи Бендукидзе был равен "Уралмашу", а ваучер дяди Васи — бутылке водки.

Уже более десяти лет в большом количестве внедряются в язык слова, противоречащие очевидности и здравому смыслу. Они подрывают логическое мышление и тем самым ослабляют защиту против манипуляции. Сейчас, например, часто говорят "однополярный мир". Это выражение абсурдно, поскольку слово "полюс" по смыслу неразрывно связано с числом два, с наличием второго полюса. В октябре 1993 г. в западной прессе было введено выражение "мятежный парламент" — по отношению к Верховному Совету РСФСР. Это выражение нелепо в приложении к высшему органу законодательной власти (поэтому обычно в таких случаях говорят "президентский переворот"). Подобным случаям нет числа.

При этом манипуляторы тщательно избегают использовать слова, смысл которых устоялся в общественном сознании. Их заменяют эвфемизмами — благозвучными и непривычными терминами. До сих пор (более десяти лет!) в официальных и даже пропагандистских документах реформы не употребляется слово "капитализм". Нет, что вы, мы строим рыночную экономику. Беженцы из Чечни? Что вы, у нас нет беженцев, у нас демократия. Это временно перемещенные лица. А вспомним ключевое слово перестройки дефицит. В нормальном языке оно означает нехватка. Но с помощью промывания мозгов людей уверили, что во времена Брежнева "мы задыхались от дефицита", а сегодня никакого дефицита нет, а есть изобилие. Но пусть бы объяснили, как может образоваться изобилие при катастрофическом спаде производства. Много производили молока — это был дефицит; снизили производство вдвое — это изобилие. Ведь это переход к понятийному аппарату шизофреника. И маскируется этот переход путем извращения смысла слова. Нехватка — это изобилие!

Замечу, что и в чисто "рыночном" смысле реформа привела к опасному дефициту, какого не знала советская торговля. Чтобы увидеть это, надо просто посмотреть статистические справочники. В советское время нормативные запасы товаров и продуктов в торговле были достаточны для 80 дней нормальной розничной торговли. Если они сокращались ниже этого уровня, это было уже чрезвычайной ситуацией. В ходе реформы товарные запасы снизились до 20-30 дней. А, например, на 1 октября 1998 г. на складах Санкт-Петербурга имелось продуктов и товаров всего на 14 дней торговли. Положение регулируют только невыплатами зарплаты и пенсий. Вот тебе и изобилие.

Замена русских слов, составляющих большие однокорневые гнезда и имевших устоявшиеся коннотации (побочные смыслы), на иностранные или изобретенные слова приняла на радио и телевидении России такой размах, что вполне можно говорить о семантическом терроре, который наблюдался в 30-е годы в Германии. Сегодня о вторжении в язык с целью программировать поведение известно так много, что вдумчивый человек может использовать это знание в личной практике. Художественное осмысление дал писатель Оруэлл со своим образом "новояза" в романе-антиутопии "1984". Оруэлл дал фантастическое описание тоталитарного режима, главным средством подавления в котором был новояз — специально изобретенный язык, изменяющий смысл знакомых слов. Мысли Оруэлла наши перестройщики опошлили, прицепив к критике коммунизма. В своей антиутопии "1984" Оруэлл описывал именно западное общество, переживающее "выверт демократии" — искусственный тоталитаризм, одним из средств власти которого был новояз, искусственный язык с замещенными смыслами. Этот новояз — доведенный до логического предела язык прессы. Процессы, происходящие в традиционном обществе, сколь угодно тоталитарном и жестоком, имеют принципиально иную природу. СССР смог соединить свои силы для войны с фашизмом именно вернувшись к исконному языку, оживив близкие нашей душе смыслы. Когда Сталин начал свой знаменитый приказ словами "сим уведомляется", то одно это слово сим означало столь важный поворот, что его никогда Сталину не простит "мировая демократия".

Почти следуя указанной Оруэллом дате, в России 1985-й год стал началом кампании по созданию и внедрению новояза. Она проводилась всей мощью идеологической машины КПСС, верхушка которой сменила курс. Потому-то такая борьба идет за школу — она дает детям язык, и его потом трудно сменить. Понятие Оруэлла вошло в философию и социологию, создание новоязов стало технологией реформаторов — разве мы этого не видим сегодня!

Часто создаются заведомо неприемлемые для русского языка конструкции — лишь бы нарушить строй языка, лишить его благотворной для сознания силы. Вдруг дикторы телевидения начинают называть программу новостей "новостной блок". Новостной! Простодушно следуют за манипуляторами люди, даже "лидеры оппозиции". Думают, видимо, что так они выглядят современными, овладевают "политическими технологиями". Стали, например, говорить "протестный электорат". Ломают язык, и в то же время самими этими словами создают отчуждение — ведь их коннотация оскорбительна для избирателей. Когда слышишь "протестный электорат", возникает образ озлобленной массы, голосующей в пику властям, и этой массой должны овладеть "лидеры оппозиции".

В феврале 2000 г. во время переговоров по отсрочке долгов Лондонскому клубу все телеканалы трещали: "советский долг, советский долг". Прекрасно знали ведущие, что при советском типе хозяйства страна внешнего долга не имела, ей дружественные страны были должны около 80 млрд. долларов (и выплачивали их, как, например, Ирак), а золотой запас составлял 2 тыс. тонн. Долг был сделан в ходе антисоветской реформы в хозяйстве во времена Горбачева. Так что речь шла, в действительности об антисоветском долге.

Множество ложных слов и терминов вбросило в обиход телевидение во время войны в Чечне. Например, военных вдруг стали называть "федералы". Какие ассоциации порождает это слово? Оно лежит в совсем другой плоскости, нежели "армия — боевики", "милиция — бандиты" или "правительственные войска — мятежники". Федералы — конфедераты! Северяне и южане… Так в США называли стороны в гражданской войне. В общем, в Чечне дошло до вооруженного столкновения сторонников двух типов государственного устройства. Какое-то время ведущие даже называли бандитов Басаева партизанами.

Новояз перестройки и реформы — целостная система, ее можно разматывать, потянув за любую ниточку. Возьмем для примера несколько ключевых слов в том потоке, что нам промывал мозги, — "демократия", "гражданское общество" и "рыночная экономика". Уже Ле Бон указывал на манипулятивную силу таких слов, на их магическое воздействие на толпу.

Заметим, что словом "демократ" вполне привычно, не задумываясь о его смысле, обозначают сегодня тех, кто поддерживает режим Ельцина-Чубайса. Следовательно, это слово действительно вошло в язык, стало именем. Каково его реальное "наполнение"? Сохраняет ли оно тот исходный смысл, который действует нам на подсознание и помимо воли влияет на отношение к реальным политикам и их последователям? Беспристрастно, с помощью структурного анализа можно показать, что в России силой был установлен режим крайне авторитарной президентской республики — практически диктатуры. Помимо общеизвестного факта разгона и расстрела парламента имеется множество других надежно выявляемых родовых признаков этого типа власти. Также очевидно (и в известных западных политологических работах признается), что если бы политический режим России следовал нормам буржуазной представительной демократии, то курс реформ Гайдара-Чубайса никак бы не прошел. Созыв за созывом (начиная с созыва 1989 г.) парламент этот курс отрицает, опрос за опросом показывает, что большинство населения этой реформы не приемлет. Таким образом, введенное с помощью прессы в общественный лексикон слово "демократия" является порождением новояза и средством господства через манипуляцию сознанием.

Примечательно, что идеологи буквально словами Оруэлла "философски" обосновывают новый смысл ключевых слов своего новояза. Вот рассуждения Г.Бурбулиса (в беседе по телевидению с А.Карауловым 16 марта 1992 г.). Страна, говорит Бурбулис, больна, а мы поставили диагноз и начали смертельно опасное лечение вопреки воле больного. Впоследствии эту метафору буквально повторили некоторые другие идеологи. Один из таких демократических идеологов, О.Лацис, пишет о реформе Гайдара: "Когда больной на операционном столе и в руках хирурга скальпель, было бы гибельно для больного демократически обсуждать движения рук врача. Специалист должен принимать решения сам. Сейчас вся наша страна в положении такого больного". В качестве хирурга, готового своим скальпелем взрезать тело "всей нашей страны", был приглашен Джеффри Сакс. Потом он сам открещивался от этой реформы, но это мелочь. Главное, что у страны не спросили ни о согласии на операцию, ни о доверии хирургу. В рамках демократического мышления заявление О.Лациса чудовищно — такое стеснялись говорить даже энтузиасты концепции "просвещенного авангарда".

Таким образом, в этой метафоре мы как бы имеем фрагмент официального толкового словаря нашего новояза. Слово "демократ" в его извращенном смысле действительно вошло в язык, а значит, участвует в манипуляции нашим сознанием постоянно и автоматически. Об этом говорит тот факт, что люди искренне не замечают полного несоответствия своего поведения взятому имени. На "демократическом" митинге в Останкине 29 июня 1992 г. поэт-юморист А.Иванов сформулировал призыв: запретить всяческие коммунистические организации и установить жесткий авторитарный режим по примеру Пиночета. Мол, исторический опыт показал, что к демократии можно перейти только переболев диктатурой. В ответ на этот призыв толпа обычных наивных интеллигентов начала скандировать: "Даешь стадион! Даешь стадион!" (Для молодых людей, вошедших в сознательную жизнь после 1973 г. поясняю: речь идет о стадионе в Чили, на который в момент фашистского переворота Пиночета свозились арестованные. Именно там раздробили руки композитору и певцу Виктору Харе, без суда и следствия расстреляли несколько сот человек).

Когда над страной проделывают смертельно опасные (а по сути, смертельные) операции не только не спросив согласия, но сознательно против ее воли — это свобода или тоталитаризм? Караулов в той беседе подъехал с другой стороны: вот, ветераны хотели 23 февраля возложить венки у могилы Неизвестного солдата, а их "затолкали" (хорошее нашел слово А.Караулов затолкали… дубинками). Почему было не дать пройти, раз свобода? Бурбулис мягко объяснил: вы не понимаете. Был регламент, мы не будем обсуждать, почему он был установлен… Зачем было прорываться именно в этот день? Пришел бы, кто хотел, тихонько, в другое время, и возложил венок.

Итак, свобода в том, чтобы не обсуждать запрет властей, даже если он неправовой и провокационный. Не требовать своего традиционного права, а подчиниться нарочито унизительному распоряжению — прийти тихонько и в другой день. При этом 23-го февраля люди требовали лишь той свободы, которая дана им по закону. Мэр не имел права запретить митинг, Бурбулис знал, что Моссовет являлся в то время высшим по отношению к мэру органом и что Моссовет митинг разрешил. Так что речь шла о произволе исполнительной власти в ограничении свободы граждан. Итак, мы именно в антиутопии.

Другим прекрасным, но расплывчатым призраком было "гражданское общество". Никто из политиков, которые клялись в своей приверженности этому доброму идолу, не излагал сути понятия. Оно было ложно истолковано, пожалуй, всеми участниками нынешней идеологической схватки в России. Иной раз даже с трибуны "патриотов" нас зовут возродить соборную и державную Россию, строя в ней гражданское общество.

Культурный человек думает, что гражданское общество это ассоциация свободных граждан, которая ограничивает и контролирует действия государства, обеспечивает равенство всех граждан перед законом с помощью механизма разделения властей и приоритета права. Все это заманчиво, испытано за три века на уважаемом Западе — значит, "я, Вань, такую же хочу". На деле "гражданское общество" — это условное наименование такого способа совместной жизни, с которым неразрывно сцеплены рыночная экономика и демократия, выведенный из сферы морали гомосексуализм и эвтаназия. Все в одном пакете, из формулы цивилизации нельзя выщипывать приятные нам вещи, как изюм из булки.

Давайте восстановим исходный смысл этого понятия. И посмотрим, что внедрение гражданского общества означало бы для России — что в ней пришлось бы ломать. Как это делать, чтобы не сломать при этом позвоночник — второй вопрос. Нам не повезло уже с переводом, в русский язык вошел не тот синоним, так что вышло, что речь идет об обществе граждан (от слова город). На деле же в точном переводе "гражданское общество" — общество цивильное, цивилизованное. С самого возникновения понятия оно означало оппозицию "цивилизация — Природа" и "цивилизация — дикость" (иногда, мягче, варварство).

Чтобы понять, надо посмотреть, из кого состоит это цивильное, гражданское общество и каковы отношения "граждан" к тем, кто находится вне его, вне этой "зоны цивилизации". Прежде всего, для возникновения "рыночной экономики" и ее носителя — "гражданского общества", понадобилась переделка человека, его превращение в индивидуума и собственника. Именно освобождение от оков общинных отношений любого типа создало важнейшую предпосылку капитализма на Западе — пролетария, продающего свою рабочую силу. Это не просто неимущие, а люди, лишенные корней, освобожденные от всяческих человеческих связей (оков) — человеческая пыль.

В классовом государстве гражданского общества равенство перед законом (право субъекта) неизбежно обращается в неравенство личностей перед Богом и перед правдой. Читаем у Лютера: "Наш Господь Бог очень высок, поэтому он нуждается в этих палачах и слугах — богатых и высокого происхождения, поэтому он желает, чтобы они имели богатства и почестей в изобилии и всем внушали страх. Его божественной воле угодно, чтобы мы называли этих служащих ему палачей милостивыми государями".

Богатые стали носителями власти, направленной против бедных (бедные становятся "плохими"). Раньше палач была страшная должность на службе государевой, а теперь — освященное собственностью право богатых, направленное против бедных. Государство перестало быть "отцом", а народ перестал быть "семьей". Общество стало ареной классовой войны, которая является не злом, а механизмом, придающим обществу равновесие.

Гоббс и Локк дали представление о человеке и частной собственности. Она и стала осью гражданского общества. Человек раздвоился. Одна его ипостась — собственник, а другая ипостась — собственность. Возникла совершенно новая, нигде кроме Запада не существующая антропология представление о том, что есть человек. Каждый индивид имеет теперь эту частную собственность — свое тело, и в этом смысле все индивиды равны. И раз теперь он собственник тела (а раньше его тело принадлежало частично семье, общине, народу), он может уступать его по контракту другому как рабочую силу.

Но на этом равенство кончается, и люди западной цивилизации делятся на две категории — на пролетариев (тех, кто не имеет ничего, кроме своего потомства — рrole) и собственников капитала (пропьетариев). Пролетарии живут в состоянии, близком к природному (нецивилизованному); собственники объединяются в гражданское общество — в Республику собственников. Сюда вход тем, кто не имеет капитала, воспрещен! Вот слова Локка: "главная и основная цель, ради которой люди объединяются в республики и подчиняются правительствам, — сохранение их собственности". Ж-Ж.Руссо в "Рассуждениях о происхождении неравенства" (1755) так писал о возникновении гражданского общества: "Первый, кто расчистил участок земли и сказал: "это мое" — стал подлинным основателем гражданского общества". В основании гражданского общества — непрерывная война, "хищничество богачей, разбой бедняков".

За морями и снегами от Запада жили люди, не признающие частной собственности. Здесь царил принцип "один за всех, все за одного". Согласно теории гражданского общества, эти люди находились в состоянии дикости. Западная философия создала образ дикаря, которого надо было завоевать, а то и уничтожить ради его же собственной пользы. Колонизация заставила отойти от христианского представления о человеке. Cоздатель теории гражданского общества Локк, чье имя было на знамени буржуазных революционеров в течение двух веков, помогал писать конституции рабовладельческих штатов в Америке и вложил все свои сбережения в акции английской компании, имевшей монополию на работорговлю. Для Локка в этом не было никакой проблемы — негры и индейцы касательства к гражданским правам не имели, они были "дикарями".

Так гражданское общество породило государство, в основе которого лежал расизм. И объектом его были не только "дикари", но и свои неимущие, что вызывало ответный расизм с их стороны. Пролетарии и буржуи стали двумя разными расами: уже Адам Смит и Рикардо говорят о "расе рабочих", а Дизраэли о "расе богатых" и "расе бедных". Даже столь привычное нам понятие "народ" у идеологов гражданского общества имело совсем другой смысл. Народом были только собственники, борющиеся против старого режима. Крестьяне Вандеи в "народ" не включались. Де Кюстин так пишет и о России середины XIX века: "Повторяю вам постоянно — здесь следовало бы все разрушить для того, чтобы создать народ". Уж, кажется, на что близкое нам слово, а и то может быть призраком!

Гражданское общество основано на войне с неимущими. Под его правом террор Французской революции, который был предписан философами Просвещения и Кантом как совершенно необходимое и даже моральное явление. Большая кровь есть основа "социального контракта". Читаем в фундаментальной многотомной "Истории идеологии", по которой учатся в западных университетах: "Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата — собственности и капиталу. Демократическое государство — исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией. Начиная с революции 1848 г. устанавливается правительство страха: те, кто не имеет ничего, кроме себя самих, как говорил Локк, не имеют представительства в демократии. Поэтому гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как "народ" утверждается через революцию, а политическое право — собственностью. Поэтому такая демократия означает, что существует угрожающая "народу" масса рабочих, которым нечего терять, но которые могут завоевать все. Таким образом, эта демократия есть ничто иное как холодная гражданская война, ведущаяся государством".

Значит ли все это, что гражданское общество плохо, а общинность хороша, что индивидуализм — зло, а солидарность — добро? Ни в коем случае! Это — дело идеалов и веры, а о них спорить бесполезно. Но долг каждого разумного человека — не гоняться за призраками, а верно понимать значение слов. А лучше в уме переводить их на "язык родных осин" — пересказывать другими словами. Тогда многие призраки рассеются.

Дезориентация больших масс людей во многом была предопределена тем, что опозиция, по сути, соучаствовала в культурной диверсии "перестройщиков". Она приняла и ввела в оборот ложные, искажающие мир слова и понятия. Одно из них — рыночная экономика.

Простодушный человек думает, что речь идет о рынке товаров. Раньше их производство и распределение у нас планировалось, а теперь это будет регулировать рынок. Велика ли разница? Невелика. Да ведь к делу перестройке да реформе — это никакого отношения не имеет. Рынок товаров существовал за тысячи лет до появления "рыночной экономики" и будет существовать после ее исчезновения — если она не вгонит человечество в гроб. Суть "рыночной экономики" в том, что на рынок в качестве товара стали выноситься сущности, которые по своей природе товарами быть не могут: деньги, рабочая сила и земля.

Между тем сигнал к тому, чтобы задуматься, был вполне ясный: почему же нерыночная экономика называется натуральным хозяйством? Что такое натуральный? Это значит естественный. Именно натуральное хозяйство было естественным, а рыночная экономика — явлением неестественным.

Уже Аристотель указал на первый выверт "рыночной экономики", на первое ее нарушение законов естества: возникновение рынка денег. Деньги порождение цивилизации, всеобщий эквивалент полезности. Это — кровь хозяйства, свободная циркуляция которой обеспечивает здоровье организма. Никто поэтому не может быть собственником денег, перекрывать их циркуляцию и извлекать выгоду, приоткрывая задвижку, — подобно разбойнику на мосту, взимающему с путника плату за проход. Ростовщики, а потом банкиры наложили руку на артерии общества и взимают с него плату за то, что не сжимают слишком сильно. Заплатил — чуть разжали, нечем платить — придушили. Красноречивый пример — "кризис неплатежей" в нашей промышленности. Как только банки стали коммерческими, их хилая рука может задушить огромные заводы. Что бы сделал советский банк в этой фантастической ситуации? Будучи ориентирован не на хрематистику, а на экономику, на ведение дома, он просто произвел бы взаимный зачет неплатежей — и дело с концом. Но это как раз то, чего не допускают монетаристы, ибо это лишает власти тех, кто превратил деньги в выгодный товар.

Образ банковского капитала идеологи тоже превратили в призрак. Убедили нас, что без ростовщичества и без того, чтобы кто-то собирал с нас деньги, а потом продавал нам их, и хозяйства быть не может. Представьте себе метро — огромную производственную систему, мизерным элементом которой являются кассы и турникеты. И вот, некая банда приватизировала этот элемент. И берет за жетон тройную цену. Одну цену отдают метрополитену на покрытие издержек, а остальное — ее доход. Не хочешь платить — иди пешком. Страдают пассажиры, хиреет метро, а идеолог скажет, что эта банда выполняет необходимую организующую роль: обеспечивает метро средствами, выявляет платежеспособный спрос, побуждает людей больше зарабатывать.

Никаким естественным правом превращение в товар общественного платежного средства не обосновано. Поэтому все мировые религии запрещали узурпацию денег и взимание платы за их обращение — процент. Соответственно, и народная мораль отвергала ростовщичество. Оно разрешалось лишь иудеям, они и основали финансовый капитал, но повсюду стали париями общества. Для возникновения полномасштабной "рыночной экономики" понадобилась Реформация в Европе. Было сказано, что "деньги плодоносны по своей природе" и оправдан рынок капиталов. Это и есть первая ипостась "рыночной экономики" — овладение и торговля тем, что человек не производит и что товаром быть не может. Торговля деньгами.

В ходе Реформации именно накопление получило религиозное обоснование. Раньше оно допускалось, но не одобрялось христианством — это была деятельность, неугодная Богу, и у всех отцов Церкви мы видим эти утверждения. Впервые Лютер и Кальвин представили накопление не только как полезную деятельность, но дали ему очень высокий статус — предприниматель наравне со священником стал представителем высокой профессии.

Второе условие рыночной экономики — рынок рабочей силы и возникновение пролетария. Именно ощущение неделимости индивида породило чувство собственности, приложенное прежде всего к собственному телу. Произошло отчуждение тела от личности и его превращение в собственность. До этого понятие "Я" включало в себя и дух, и тело как неразрывное целое. Теперь стали говорить "мое тело" — это выражение появилось в языке недавно, лишь с рыночной экономикой. Русских, которые не пережили такого переворота, это не волновало, а на Западе это один из постоянно обсуждаемых вопросов, даже в политике. Если мое тело — это моя священная частная собственность, то никого не касается, как я им распоряжаюсь. Тут и права гомосексуалистов, и полное оправдание проституции, и оправдание судом врача-предпринимателя, который оборудовал фургон изобретенными им приспособлениями для самоубийства и выезжает по вызову. Эвтаназия, умерщвление старых и больных (с их "согласия") — право собственника на свое тело.

Превращение тела в собственность обосновало возможность свободного контракта и обмена на рынке труда — возможность превращения рабочей силы в особый товар. Каждый свободный индивид имеет эту частную собственность собственное тело, и в этом смысле все индивиды равны. И поскольку теперь он собственник этого тела (а раньше его тело принадлежало частично семье, общине, народу), постольку теперь он может уступать его по контракту другому как рабочую силу. Это — вторая ипостась "рыночной экономики". Превращение в собственность и продажа того, что этим собственником не производится и товаром быть не может, — самого человека, рабочей силы.

Антрополог М.Сахлинс пишет об этой свободе "продавать себя": "Полностью рыночная система относится к тому периоду, когда человек стал свободным для отчуждения своей власти за сходную цену, — некоторые вынуждены это делать, поскольку не имеют средств производства. Это — очень необычный тип общества, как и очень специфический период истории. Он отмечен "индивидуализмом собственника" — странной идеей, будто люди имеют в собственности свое тело, которое имеют право и вынуждены использовать, продавая его тем, кто контролирует капитал… При таком положении каждый человек выступает по отношению к другому человеку как собственник. Все общество формируется через акты обмена, посредством которых каждый ищет максимально возможную выгоду за счет приобретения собственности другого за наименьшую цену".

Важно подчеркнуть, что те, кто соглашается на "рыночную экономику", будь то коммунист или так называемый патриот, напрасно строят иллюзии о российском "соборном" капитализме. Речь идет о внедрении чуждого духу России религиозного иудео-протестантского мироощущения. Япония, даже развив очень энергичный капитализм, не сломала свой культурный тип и избежала "рыночной экономики". В вышедшей в 1987 г. книге Мичио Моришима "Капитализм и конфуцианство", посвященной культурным основаниям предпринимательства в Японии, сказано, что здесь "капиталистический рынок труда — лишь современная форма выражения "рынка верности". То есть традиционных общинных отношений самураев, крестьян и ремесленников.

Превращение в товар третьей всеобщей ценности, которую торговец не производит, — земли — это особая большая тема.

Иногда говорят: стоит ли ломать копья из-за слов? Мол, мы за "рынок с человеческим лицом", раз уж люди так обозлились на плановую экономику. Наивная уловка, тем более прискорбная в России, где лучшие ученые развивали "философию имени", показали роль Слова. Принять язык противника — значит незаметно для себя стать его пленником, даже если ты употребляешь этот язык, понимая слова иначе, чем противник. Больно видеть, как слепой бредет к обрыву, страшно видеть, когда слепого ведет зрячий убийца, который притворяется слепым, но не намного лучше, когда вести слепого берется, притворяясь зрячим, другой слепой. Последнее происходит, когда с трибуны патриотов нас зовут возродить соборную и державную Россию через рыночную экономику и гражданское общество.

Мы упомянули здесь лишь три слова-призрака. Это только примеры, а на деле за десять лет в России в массовое сознание внедрен целый язык-призрак. Думаю, не только в России. Отогнать его от нашего дома будет непросто. Тургенев писал о русском языке: "во дни сомнений, в дни тягостных раздумий ты один мне поддержка и опора". Чтобы лишить человека этой поддержки и опоры, манипуляторам было совершенно необходимо если не отменить, то хотя бы максимально испортить, растрепать русский язык и вообще родной язык любого народа. Зная это, мы можем использовать все эти языковые диверсии как надежный признак: осторожно, идет манипуляция сознанием.


§2. РАЗМЫВАНИЕ И ПОДМЕНА ПОНЯТИЙ

Уже Г. Ле Бон, первым начавший изучать явление превращения разумных людей в толпу, заметил, что эффективнее всего в манипуляции сознанием действуют слова, которые не имеют определенного смысла, которые можно трактовать и так, и эдак. К таким словам он отнес слова свобода, демократия, справедливость и т.п. Это были самые боевые слова и во всей идеологической программе перестройки и реформы.


Демократия, свобода, толпа

В октябре 1993 г. танковые залпы по парламенту устранили из общественного сознания миф о демократии. По инерции кто-то его еще поминает, но без энтузиазма. Можно было бы о нем и не говорить, но полезно для урока. Дело в том, что уже с радикального этапа перестройки весь язык (дискурс) идеологов был несовместим с принципами демократии — а образ ее продолжал действовать!

Мы говорили, что демократы бравируют тем, что совершили над народным хозяйством смертельную операцию "вопреки воле больного". Так же, как с экономикой, демократы поступили с СССР. Выяснив на референдуме предпочтения подавляющего большинства граждан, они выражали демонстративную радость оттого, что удалось развалить СССР вопреки этим предпочтениям, о которых они были хорошо осведомлены. Вот вывод социологов-демократов в 1991 г.: "державное сознание в той или иной мере присуще подавляющей массе населения страны, и не только русскоязычного", это "комплекс превосходства обитателей и обывателей великой державы, десятилетиями культивируемый и уходящий в глубь традиций Российской империи". По их расчетам, вместе с носителями "тоталитарного сознания" (30-35% населения) державное сознание было характерно для 82-90% советских людей. Казалось бы, отсюда и надо было исходить. Ты ненавидишь державность? На здоровье. Но не забудь, что ты входишь в 8-10 процентов населения. Так что, если ты демократ, будь добр уважать волю большинства (или уезжай в Люксембург). А если ты из породы тиранов и надеешься обмануть или подавить 9/10 народа, то ведешь дело к большой беде.

С идеей демократии наши демократы расправлялись очень просто, игрой слов. Вот, поучают Денис Драгунский и Вадим Цымбурский ("Век ХХ и мир", 1991): "Демократия требует наличия демоса — просвещенного, зажиточного, достаточно широкого "среднего класса", способного при волеизъявлении руководствоваться не инстинктами, а взвешенными интересами. Если же такого слоя нет, а есть масса… — говорить надо не о демосе, а о толпе, охлосе… Сейчас возрождение "доперестроечных" структур во всей их жестокости было бы опасно не как насилие над народом, а наоборот, как реализация чаяний самого народа, — такого, каким он стал, сроднясь с этими структурами".

Так что те, кто считает себя демократами, на самом деле есть сплоченное меньшинство, которое присвоило себе право судить, кто есть демос, а кто — толпа. Если бы наши граждане были зажиточными, имели бы только интересы, а не идеалы ("инстинкты"), и их чаяния совпадали бы с интересами Драгунского, он бы назвал их демосом. А раз чаяния народа угрожают интересам Драгунского, то это толпа, а толпу позволительно и обманывать, и рассеивать, и даже расстреливать — это нарушением демократии он не считает.

Но о толпе заговорили неспроста, это способ отвлечь внимание, заболтав проблему. Все больше людей, знакомясь с книгами по психологии масс, сами убеждаются, что в России как раз делаются усилия, чтобы широким социальным группам придать свойства толпы. В этом направлении действовало искаженное понятие свободы, которое уже десять лет нагнетается в массовое сознание.

Чтобы снять тормоза ответственности и отключить выработанное культурой недоверие к разрушительным идеям, была проведена интенсивная кампания по созданию стыда или хотя бы неудобства за "рабскую душу России". В ход пошел и Чехов с его "выдавливанием раба по капле", и модный фон Хайек с его "дорогой к рабству", и Э. Фромм со "страхом перед свободой". Кампания была настолько мощно и разнообразно оркестрованной, что удалось достичь главного — отключить здравый смысл и логику в подходе к проблеме свободы. Кто-то робко или злобно огрызался: врете, мол, Россия не раба, мы тоже любим свободу. Но не приходилось слышать, чтобы какой-то видный деятель обратился с простой и вообще-то очевидной мыслью: "Люди добрые, да как же можно не бояться свободы? Это так же глупо, как не бояться огня или взрыва".

Стоит только задуматься над понятием "страх перед свободой", как видны его возможности для манипуляции. Ведь человек перестал быть животным (создал культуру) именно через постоянное и непрерывное создание "несвобод" — наложение рамок и ограничений на дикость. Что такое язык? Введение норм и правил сначала в рычание и визг, а потом и в членораздельную речь и письмо. Ах, ты требуешь соблюдения правил грамматики? А может, и вообще не желаешь презреть оковы просвещенья? Значит, ты раб в душе, враг свободы.

Только через огромную и разнообразную систему несвобод мы приобрели и сохраняем те свободы, которые так ценим. В статье "Патология цивилизации и свобода культуры" (1974) Конрад Лоренц писал: "Функция всех структур сохранять форму и служить опорой — требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встав на ноги — а червяк не может".

Сейчас, когда я пишу это, за окном, на лугу, тревожно ржет и бегает кругами лошадь. Она паслась на длинной привязи, но отвязалась. Она в страхе перед свободой, а ведь это верховая, гордая лошадь. Исчезла привязь — признак устойчивого порядка, возник хаос, угрожающий бытию лошади, она это чувствует инстинктивно. Но у человека есть не только инстинкты, но и разум, способность предвидеть будущее. Ницше писал: "При серьезно замышленном духовном освобождении человека его страсти и вожделения втайне тоже надеются извлечь для себя выгоду". Надо же это предвидеть.

Представим невозможное — что вдруг исчезло организованное общество и государство, весь его "механизм принуждения", сбылась мечта анархистов и либеральная утопия "свободного индивидуума". Произошел взрыв человеческого материала — более полное освобождение, чем при взрыве тротила (индивидуум это атом, а при взрыве тротила все же остаются не свободные атомы, а молекулы углекислого газа, воды, окислов азота). Какую картину мы увидели бы, когда упали бы все цепи угнетения — семьи, службы, государства? Мы увидели бы нечто пострашнее, чем борьба за существование в джунглях — у животных, в отличие от человека, не подавлены и не заменены культурой инстинкты подчинения и солидарности. Полная остановка организованной коллективной деятельности сразу привела бы к острой нехватке жизненных ресурсов и массовым попыткам завладеть ими с помощью грубой силы.

Короткий период неорганизованного насилия заставил бы людей вновь соединяться и подчиняться угнетающей дисциплине — жертвовать своей свободой. Одни — ради того, чтобы успешнее грабить, другие — чтобы защищаться. Первые объединились бы гораздо быстрее и эффективнее, это известно из всего опыта. Для большинства надолго установился бы режим угнетения, эксплуатации и насилия со стороны "сильного" меньшинства.

Я предложил представить картину разрушения государства, "взрыва свободы", как абстракцию. На деле в СССР после искусственного подавления "страха перед свободой" была создана обстановка, в которой многие черты этой страшной абстракции были воплощены в жизнь. Уже в 1986 г. прошла серия принципиально схожих катастроф, вызванных освобождением от "технологической дисциплины" — освобождением всего лишь моральным. Мы потрясены Чернобылем и не заметили огромного множества малых аварий и катастроф, удивительно схожих по своей природе с чернобыльской. В 1988 г. "новое мышление" дало свободу от норм межнационального общежития — потекла кровь на Кавказе. Через год была разрушена финансовая система СССР, а затем и потребительский рынок — всего лишь небольшим актом освобождения (были сняты запреты на перевод безналичных денег в наличные, а также на внешнюю торговлю).

Что было дальше, хорошо известно — распад государства и производственной системы, появление огромного количества "свободных" людей (мелких торговцев, шатающихся по всему миру жуликов и студентов, проституток, бомжей и беспризорников). А также взрастание многомиллионного, почти узаконенного свободной моралью преступного мира, который изымает и перераспределяет жизненные блага насилием. Свободные от закона и морали чиновники и предприниматели могут теперь не платить зарплату работникам — об этом десять лет назад даже помыслить никто не мог, такой прогноз приняли бы за бред сумасшедшего.

Все эти люди и те, кто к ним тяготеет, не голосуют ни за коммунистов, ни за рыночников — за тех, у кого есть какой-то проект жизнеустройства. Когда в 1996 г., у такого обобранного, терпящего, казалось бы, бедствие человека спрашивали, почему он не голосует за Зюганова, обычным ответом был такой: "Придут коммунисты — опять работать заставят". Это — главное, а в остальном он вражды к идеям коммунизма не испытывает. Значит, воздействуя на чувства и подсознание, манипуляторы сумели отключить у людей не только логическое мышление, но и инстинкты — и самосохранения, и продолжения рода.

Подавив, средствами манипуляции сознанием, "страх перед свободой", идеологи уничтожения советского строя соблазнили людей жизнью без запретов — так же, как средневековый крысолов в отместку городу, где ему не выдали обещанного золота, сманил своей дудочкой и увел всех детей этого города. Его дудочка пела: "Пойдемте туда, где не будет взрослых с их запретами".

Из этой немецкой легенды вытекает фундаментальное открытие философов фашизма: "демократизация" подростков, то есть освобождение их от подчинения взрослым и от гнета традиций неизбежно ведет к фашизации их сознания. Это надо подчеркнуть, ибо многие наши демократы сейчас с энтузиазмом бросились "раскрепощать" школу и детей вообще. Никита Михалков в своем фильме "Утомленные солнцем", за который ему еще будет очень стыдно, издевается над "тоталитаризмом" советских детей. Они у него хором декламируют: "Ленин-Сталин говорит: надо маму слушаться!". Вот чему учили проклятые коммунисты. Тут сын сталинского детского поэта, сам того не понимая, сказал важную вещь. Ее понимание принес фашизм. Дети должны "маму слушаться", а не создавать свой мирок с демократией.

Мы видим, что вместо СССР возник патологический, несовместимый с длительной жизнью режим, при котором не рождаются дети и вымирают люди среднего возраста. И трудность преодоления этого режима не в тонком уме Степашина или Кравчука, не в красноречии Черномырдина или Кучмы, не в жестокости ОМОНа, а в том, что соблазн свободой манипуляторы сумели внедрить глубоко в подсознание больших масс людей, особенно молодежи. Значительная часть их перестала быть гражданами и составлять общество. Перед нами большой эксперимент по "толпообразованию" — без физического контакта людей.

Ле Бон выдвинул это важное положение, которое, видимо, опережало его время и, наверное, вызывало у современников удивление. Но сегодня, с развитием радио и телевидения, оно стало очень актуальным. Суть его в том, что для образования толпы не является необходимым физический контакт между ее частицами. Ле Бон пишет: "Тысячи индивидов, отделенных друг от друга, могут в известные моменты подпадать одновременно под влияние некоторых сильных эмоций или какого-нибудь великого национального события и приобретать, таким образом, все черты одухотворенной толпы… Целый народ под действием известных влияний иногда становится толпой, не представляя при этом собрания в собственном смысле этого слова".

В массовом сознании стал слишком силен компонент "мышления толпы", и подверженные ему люди уже не хотят возвращаться на заводы и за парты. Они очарованы свободой, даже если она несовместима с жизнью, — и голосовали за Ельцина и Жириновского. За тех, у кого нет идеологии, нет проекта жизнеустройства. А есть лишь снятие запретов права и морали, устранение самих понятий долга и греха.


Собственность

Рассмотрим пару гротескных утверждений и одно изощренное. В.Селюнин в статье с многообещающим названием "А будет все равно по-нашему" излагает символ веры: "Рынок есть священная и неприкосновенная частная собственность. Она, если угодно, самоцель, абсолютная общечеловеческая ценность". И далее: "Это только по вшивым партийным учебникам там, за бугром, всем владеют в основном Форды да Дюпоны. А в действительности акции, к примеру, корпорации "Дженерал моторс" имеет около миллиона человек". Как минимум, из этого с полной очевидностью можно констатировать, что вши с партийных учебников переползли на Селюнина. Вот сводка из газеты "Нью-Йорк Таймс" от 17 апреля 1995 г.: 40% всех богатств в США принадлежат 1% населения. А насчет акций, так и у нас в России миллионы их имели акции и АО МММ, и "Гермеса". Только при чем здесь собственность? Доля в доходе как богатой, так и бедной части населения США сохраняется с точностью до десятой доли процента с 1950 г. (сводка U.S. Bureau of Census приведена в журнале "США: экономика, политика, идеология" № 10, 1994. Там же сказано: "Размеры почасовой реальной заработной платы, достигнув своей высшей точки в 1972 г., затем стали уменьшаться и к 1987 г. сократились на 60%").

Можно только удивляться, как легко поверила интеллигенция в басню об "акциях" — ведь во многом на ней сыграли и идеологи, и практики типа Чубайса. Интеллигенция читать разучилась? Вот энциклопедический справочник "Современные Соединенные Штаты Америки" (1988), тираж 250 тыс. экз., хватило бы всем заглянуть и получить справку. Там ясно сказано, что акции существенной роли в доходах наемных работников не играют. Читаем: "В 1985 г. доля дивидендов в общей сумме доходов от капитала составила около 15%" (с. 223). Не будем тратить место на описание всей механики, главный источник доходов от капитала теперь не дивиденды от акций, а проценты от вкладов, акции важны для управления предприятиями. А много ли рабочие и служащие получают доходов от капитала? Читаем: "Доля личных доходов от капитала в общей сумме семейных доходов основных категорий рабочих и служащих оставалась стабильной, колеблясь в диапазоне 2-4%" (с. 222). Два процента — весь доход на капитал, а в нем 15% от акций, то есть, для среднего человека акции дают 0,003 его семейного дохода. Три тысячных! И этим соблазнили людей на приватизацию, на то, чтобы угробить всю промышленность страны!

Но главное — ложь в самих понятиях Селюнина. Частная собственность, как он полагает, — самоцель, абсолютная общечеловеческая ценность! Но ведь это нелепо. Не существует абсолютных общечеловеческих ценностей, ибо ценности — часть культуры и являются исторически обусловленными. Они всегда относительны и всегда признаются в данной культуре и могут не признаваться в другой. Частная собственность существует лишь в течение 0,05% времени, которое прожила человеческая цивилизация — как же она может быть общечеловеческой ценностью? В Киевской Руси или в Древней Греции жили не люди?

Ну, Селюнин — газетчик и большой оригинал. А вот А. Н. Яковлев академик и бывший начальник всей идеологии. Перед выборами 1996 г. он журит интеллигенцию: "Нам подавай идеологию, придумывай идеалы, как будто существуют еще какие-то идеалы, кроме свободы человека — духовной и экономической… Вообще нужно было бы давно узаконить неприкосновенность и священность частной собственности". Замечательно само утверждение, будто идеалов не существует, кроме двух видов свободы ("если Бога нет, то все разрешено"). Насчет духовной свободы — тут А. Н. Яковлев дал маху. Это — не идеал, а свойство человека. Ее нельзя ни дать, ни отнять, она или есть у человека, или нет. Если кто-то говорит: "Ах, Брежнев лишил меня духовной свободы!", то это значит, что у этого свободолюбца просто органа такого нет, он его в детстве у себя вытравил, как добровольный скопец — чтобы жить удобнее было. И если кто поверит А. Н. Яковлеву, будто Ельцин даст интеллигенции духовную свободу, то будет одурачен в очередной раз "архитектором".

Другое дело — экономическая свобода. Да, это — идеал. Чей же? Крайние идеалисты тут — грабители-мокрушники. Далее — предприниматели по кражам со взломом, щипачи, банкиры и так до мелких спекулянтов. Идеал нормального человека за всю историю цивилизации был иной — ограничить экономическую свободу этих идеалистов, ввести ее в рамки права, общественного договора. На этом пути у человечества есть некоторые успехи, огорчающие А. Н. Яковлева: сократили свободу рабовладельцев, преодолели крепостное право, создали профсоюзы, добились трудового законодательства. Борцы за свою экономическую свободу при этом яростно сопротивлялись и пролили немало крови (хотя и им иногда доставалось). А. Н. Яковлев — их беззаветный соратник, но успехи у него могут быть очень краткосрочными.

Но главное — идея священности частной собственности. Остальное прикладывается само собой. Известно, что частная собственность — это не зубная щетка, не дача и не "мерседес". Это — средства производства. Тот, кто их не имеет, вынужден идти к тебе в работники и своим трудом производить для тебя доход. "Из людей добывают деньги, как из скота сало", — гласит пословица американских переселенцев, носителей самого чистого духа капитализма. Единственный смысл частной собственности — извлечение дохода из людей.

Где же и когда средство извлечения дохода приобретало статус святыни? Этот вопрос поднимался во всех мировых религиях, и все они наложили запрет на поклонение этому идолу (золотому тельцу, Маммоне). Даже иудаизм на стадии утверждения Закона Моисея. В период возникновения рыночной экономики лишь среди кальвинистов были радикальные секты, которые ставили вопрос о том, что частная собственность священна. Но их преследовали даже в Англии. Когда же этот вопрос снова встал в США, куда отплыли эти святоши, то даже отцы-основатели США, многие сами из квакеров, не пошли на такое создание идола, а утвердили: частная собственность — предмет общественного договора. Она не священна, а рациональна. О ней надо договариваться и ограничивать человеческим законом.

И вот в России, среди культур, выросших из православия, ислама, иудаизма и марксизма, вдруг, как из пещеры, появляется академик по отделению экономики и заклинает: "Священна! Священна!" А за ним целая рать идеологов помельче. Что же это творится, господа? Нельзя же так нахально переть против законов Моисея и диалектического материализма.

Уже в 1990 г. философы готовили читателей к приватизации и трещали: "Необходимо освободить социалистическую собственность от "ничейной", государственной формы… и трансформировать ее в индивидуализированную собственность всех членов общества". Всех членов общества! Мы это прочувствовали на своей шкуре.

Очень полезно вспомнить, откуда растут ноги у понятия "ничейная собственность". Ведь его стали ненавязчиво внедрять в массовое сознание довольно давно. Это было необходимой подготовкой к приватизации. Ведь человек, укравший общенародную собственность, сразу попадает в разряд "врагов народа", пусть и в мягкой форме. Иное дело — присвоить "ничей" Омский нефтеперерабатывающий завод. Ничей! Вижу — валяется, я и взял. Эти философы поистине занимались не тем, чтобы объяснить мир, а чтобы его изменить — помогая своим близким (или заказчикам) присвоить народное достояние.


Репрессии

Это — одно из понятий, которые исключительно сильно действуют на сознание. Поэтому с ним особенно интенсивно манипулировали. Мы не будем вдаваться в эту большую и трагическую тему, нельзя о ней говорить походя. Тронем только проблему манипуляции самим понятием. Одна из операций состояла в размывании этого понятия. Идеологи стирали разницу между человеком, которого поставили к стенке, и поэтом, которому не дали большой премии. Так СССР был представлен как жестокое тоталитарное государство, где чуть ли не главным фоном жизни были "репрессии". Непрерывное повторение этого тезиса привело к такому отуплению публики, что под понятие репрессированных стали подверстывать все более широкие категории обиженных. А дальше включается ассоциативное мышление — раз репрессированный, значит, погиб в ГУЛАГе.

Вот типичное умозаключение из книги, вышедшей в издательстве "Наука": "Четверть миллиарда — 250 миллионов потеряло население нашего Отечества в ХХ веке. Почти 60 миллионов из них в ГУЛАГе". Спросим сами себя: что значит "потеряло Отечество"? Умерли? А сколько умерло в XIX веке? ГУЛАГ существовал 30 лет, число заключенных в лагерях лишь в некоторые годы превышало 1 млн. человек, смертность в лагерях составляла в среднем 3% в год — как Отечество могло там потерять 60 миллионов? И ведь это пишется в книге, имеющей статус научной монографии.

Кстати, само понятие ГУЛАГ — один из объектов беспардонной манипуляции. Очень часто говорят "жертва ГУЛАГа", не уточняя, о чем идет речь и давая понять, что человек страдал в лагере. Это далеко не всегда так, ибо в ГУЛАГ были объединены совершенно разные учреждения — лагеря, исправительно-трудовые колонии и спецпоселения. Манипуляторы смешали эти вещи сознательно, а дальше пошло самовнушение (вторичная манипуляция). Вот уважаемый и достойный человек, выдающийся ученый Б.В.Раушенбах, русский немец. Он был в лагере, и недавно (перед Новым, 2000 годом) журналист его спрашивает, как он нашел в себе силы, чтобы простить советскую власть. Он отвечает: "А чего прощать-то? Я никогда не чувствовал себя обиженным, считал, что посадили меня совершенно правильно. Это был все-таки не 37-й год, причины которого совершенно иные. Шла война с Германией. Я был немцем… Среди немцев если и были предатели, то полпроцента или даже меньше. Но попробуй их выявить в условиях войны. Проще отправить всех в лагерь… Другое дело, что после войны надо было людей выпустить. А они этого не сделали".

Б.В.Раушенбах ошибается, немцев не отправили в лагерь как немцев. Была другая причина, по которой его лично заключили в лагерь (видимо, несправедливо). Немцев отправили на спецпоселение, в основном в Казахстан, но и во многие другие места. Спецпоселение — совсем иное дело, оттуда только нельзя свободно уезжать, а жизнь мало чем отличается от жизни окружающих. Я с сестрой попал в эвакуацию в Казахстан, в Кустанайскую область, и мы жили в одной избе с семьей немцев, высланных из Поволжья. Родители мальчика-немца работали учителями в школе, вместе с моей матерью.

Очень много во время перестройки было написано об Особом совещании НКВД (ОСО). Мемуарная литература о репрессиях представляет ОСО как орган, который вынес чуть ли не основную массу приговоров. Но это потому, что мемуары отражают судьбу узкого круга элитарной номенклатуры, которой и занималось ОСО. За время существования ОСО с 1934 по 1953 г. им были приговорены к смертной казни 10 101 человек. К тому же ОСО представляют как дьявольское изобретение большевиков. На самом деле учреждено оно было в России в 1881 г., и при его воссоздании в 1934 г. было использовано старое Уложение 1881 г.

Это, конечно, всего лишь неточности. Но много в последнее время было манипуляций с понятием репрессии совсем уж гротескных. И читатель просто не замечает нелепости претензий.

Вот, в академическом журнале — биография историка Древней Греции С.Я.Лурье. Он — невинный страдалец, его "в 1948-1949 гг. осудили". Что значит осудили в 1948-1949 гг.? Судебное заседание длилось два года? Кто осудил — Берия, Вышинский, Особое совещание? Осудил, оказывается, его книгу Ученый совет Института истории АН СССР. Посчитал, что так себе вышла книга, и не рекомендовал ее к печати. "В 1949 г. Лурье был отстранен от работы и в Академии наук, и в университете". Как отстранен, куда делся — на паперть? Оказывается, работал преподавателем вуза, в 1952 г. вышел на пенсию (62 года), но с 1953 до 1964 г. (то есть до самой смерти) был профессором университета. Это — объективные сведения, приведенные в той же статье. А что за ними?

За ними тот факт, который в "тоталитарном государстве" никто не стал ворошить. Он состоит в том, что С.Я.Лурье был убежденным антисоветчиком и в 1947 г. написал трактат "Об общих принципиальных основах советского строя", выдержки которого приводятся тут же в биографии. В них, в частности, говорится: "С точки зрения марксистской методологии истории, советский строй является рабовладельческим… Личность вождя здесь не имеет никакого решительно значения. Общество, в котором значительная часть государственного дохода идет на непроизводительные, скажем, военные расходы, и в котором приходится кормить на народный счет шайки тунеядцев и разбойников — профессиональных военных, ходом вещей не может не превратиться из коммунистической в государственно-крепостническую общину".

Представьте: всего год с небольшим как кончилась война, в которой погибли почти все кадровые военные СССР — и вот, невоевавший профессор называет их "шайкой тунеядцев и разбойников" (в другом месте — "замкнутым и реакционным военным сословием, прекрасно обеспеченным и не занимающимся никаким производительным трудом"). И человека с такими взглядами переводят из института идеологического профиля профессором на кафедру классической филологии. О, проклятые милитаристы, жестокий тоталитарный режим!

Поток подобных рассказов разрушал в сознании сами понятия "репрессии" и "трагедия", так что потом уже невозможно было уяснить смысл утверждений о "ста миллионов репрессированных". Размыв понятия, было легко фабриковать мифы на тему репрессий. Но разрушались не только понятия, но и необходимая для здравых суждений способность "взвешивать" явления. Если человек не может различить житейскую неурядицу и трагедию, его легче подвигнуть на слом всего жизнеустройства. Вот пример, аналогичный печальной истории С.Я.Лурье,

Весной 1996 г. я читал лекции в Сарагосе, небольшом городе в Испании. Ко мне подошли знакомые математики: к ним на кафедру прислали в конверте статью из "Украинского математического журнала", на английском языке, под названием "Марк Григорьевич Крейн". Судя по всему, копии были разосланы по университетам всего мира. Суть в том, что М.Г.Крейн, "один из величайших математиков своего века, прожил трагическую жизнь" (умер в 1989 г.). Меня и спрашивают, кто такой Крейн и зачем же в СССР так мучили гениев.

Читаю: "Почему же его жизнь была трагической? Потому, что вся она прошла на Украине, в Украинской Советской Социалистической Республике — бедной провинции тоталитарной империи. Ужасный образ жизни на Украине и внутренняя честность и культура Марка Крейна находились в постоянном конфликте. Правда, перед войной, когда не было антисемитизма, установленного КПСС в конце 40-х годов, Марка Крейна избрали членом-корреспондентом АН УССР". Дальше поясняется, для нечутких, какие дьявольские мучения придумал для гения тоталитарный режим: в академики его не произвел, а только в члены-корреспонденты, и Ленинских премий не давал, а только Государственную.

Конечно, к таким рассказам, ввиду их обилия, все как-то привыкли. Но именно поэтому их воздействие на "оснащение ума" интеллигентной публики было весьма значительным.


§3. ПОДМЕНА ИМЕНИ И ПРЕДМЕТА

Особым направлением манипуляции является прямая подмена или имени и понятия, которым определяется предмет общественного противоречия, или незаметная подмена предмета — как фокусник меняет взятые у зрителя часы на мышь. Рассмотрим знакомые примеры.


Ложное имя

Простой, но необходимый прием манипуляции сознанием — сокрытие истинного имени социальных групп, явлений или общественных течений. Слово обладает магической силой, и дать ложное имя — так же важно в манипуляции сознанием, как на войне дать диверсанту хорошие документы и обрядить в форму противника. В последнее десятилетие хаос в общественном сознании создавался специально, и "ложное имя" было использовано очень широко. Можно ли представить себе либерально-демократическую партию, газета которой называлась бы "Сокол Жириновского"?

Ложное имя может быть защитным (демократ, либерал), а может быть порочащим (фашист, экстремист). Часто в качестве благозвучного псевдонима используются иностранные словечки. Одно дело — наемный убийца, совсем другое — киллер. Это уже что-то вроде респектабельной профессии. А Леня Голубков в рекламе "МММ" не халявщик, а партнер! Вот еще изобретение брать ложное имя вообще из другой плоскости. Мама русская, а папа юрист.

Как ни странно, даже самая примитивная подмена имени успокаивает людей. Вот, летом помогал мне один парень в постройке дома. Работает на предприятии, приходил по вечерам. Спрашиваю его, что за предприятие — частное? "Нет, что вы, — отвечает. — У нас товарищество. Только жаль, с ограниченной ответственностью. Поэтому, говорят, зарплату платить никогда не будут. Но если будем хорошо работать, всем пообещали новые "Жигули" купить". Спрашиваю: когда же? "Точно не сказали, говорят, как дела поправятся". Видно, большой изощренности для манипуляции с этим рабочим классом и не требуется. Товарищество — и ладно! За товарищей надо потрудиться, зарплату спрашивать даже неудобно.

Манипуляция именем — важнейший прием в разжигании межнациональной и межрелигиозной вражды, а это сильное средство разделения и ослабления общества. Тут активно потрудилось российское телевидение. Вот, в Алжире кто-то зачем-то вырезал несколько сот крестьян в глухих деревнях. Весь "цивилизованный" мир заявил, что это сделали исламисты. Слово новое и туманное. Ясно, что происходит оно от слова ислам, но что означает суффикс "ист"? Попробуйте сказать "христианист" — что это такое? Явно что-то ругательное, но как оно связано с христианством?

Что действующее на территории России НТВ охотно подхватило тему злых исламистов, вполне понятно. Но ведь и патриотическая пресса легко приняла этот язык. Между тем, дело нешуточное. После уничтожения СССР у влиятельных сил на Западе возник психоз — они остались без врага! В таком вакууме они жить не могут (имеется старый афоризм: "война — душа Запада", это идет еще от Рима). Там срочно создается новая теория о "войне цивилизаций", и врагом объявляется исламская цивилизация. Но так же, как Рим любил использовать в качестве пушечного мяса воинов порабощенных народов (хотя и пушек-то еще не было, а мясо было), большую роль в войне с "исламом" отводят русским. А то они медленно вымирают.

Стоило бы спросить наших патриотических журналистов: почему вы называете неведомых убийц в Алжире "исламистами"? Говорят: так их называет демпресса, а иногда и себя сами убийцы. Но разве это достаточные основания? Вот, пресса называла Жириновского фашистом. Разве это основание, чтобы и приличные люди так его называли? Ведь нет же. Второй довод еще более несостоятелен. Мало ли кто как себя назовет. Даже если человек придет в милицию и заявит, что он — разыскиваемый убийца, он на суде обязан доказать, что убийца — именно он. Признание — не доказательство вины. А уж тем более, когда наоборот, убийца претендует на знамя, для многих привлекательное.

Особенно осторожно надо подходить к тем политическим движениям, которые примазываются к религии. Вот, Шумейко стоит со свечкой. Неужели кто-то всерьез поверит, что он — православный подвижник? Но ведь это гротескная, почти безобидная фигура, а в Алжире слово "исламист" сопрягают с кровью. Возьмите Югославию. Мне приходилось бывать на Западе на конференциях церковных деятелей, которые безуспешно пытались воспрепятствовать искусственному созданию на Балканах "религиозной" войны. Докладчики доказывали, что руководители всех конфликтующих сторон вышли из номенклатуры, что все они узурпировали религиозное знамя из чисто политических целей — чтобы быстро разделить народ и сплотить "своих". Вся верхушка "мусульманской" части Боснии — интеллигенты, в жизни не державшие в руках Корана. Но мировому правительству надо было создать на Балканах "исламско-православный" конфликт, и пресса ему активно помогала.

Разве следует помогать манипуляторам использовать маску религии? Ведь так, глядишь скоро кто-то поверит, будто скрупулезно созданная в западных и московских кабинетах война в Чечне была войной ислама и православия. Мы и так оказались слабо защищены против принципа "разделяй и властвуй". А разве не то же самое мы видели в Таджикистане? Науськивая вооруженную (кем?) оппозицию на "коммунистическое" правительство, западная пресса дошла до неповторимого в своей нелепости названия: "исламисты-демократы" (или "демоисламисты")!

Казалось бы, чудовищные провокации последних десятилетий должны бы приучить нас не верить "самоназваниям" политиков. Ну какое, например, отношение к коммунизму имеет Пол Пот? В чем выражается это отношение, кроме выгодного в тот момент для него самоназвания? Он — воспитанник Сорбонны, член элитарного кружка экзистенциалиста Жана-Поля Сартра. Должны же мы использовать какие-то разумные признаки политической классификации. Тем более, что уже давно многие спецслужбы Запада стали практиковать создание организаций экстремистов с "коммунистическими" именами. Откуда взялись, например, "красные бригады" в Италии? Но их название хоть сразу стали писать в кавычках, итальянцы сами их разоблачили. Так и "исламисты" надо бы писать в кавычках, если уж нет места на оговорки. Что же касается т.н. "исламских фундаменталистов", то их связь с западными спецслужбами тоже давно установлена.

Видите, насколько сложна комбинация: движение действительно враждебно Западу, но польза от него для Запада намного превышает ущерб. Так эсер Азеф, руководя террором против высших чиновников царского правительства, наносил ему болезненные удары — но ведь он был агентом этого правительства. Конечно, среди исламских фундаменталистов много искренних, фанатичных людей, но не они делают политику. В Алжире ситуация лучше изучена, чем в других местах. Известно, что верхушка "исламистов" там, как и в Боснии, состоит из интеллигенции и мелкой буржуазии, по своей культуре никакого отношения к религии не имеющих. А в Мекку съездить и чалму накрутить — не труднее, чем Шумейке со свечкой отстоять.

Это — отдельные примеры. В целом же вот уже более десяти лет на сознание граждан России льется целый поток ложных имен. Очень большую силу в манипуляции сознанием приобрело обозначение ельцинского режима словом "либерализм". Оно даже принято и левой оппозицией.


Подмена предмета

Как правило, манипуляторы сознанием не допускают открытого диалога с реальным оппонентом — при таком споре манипуляция в принципе невозможна, она легко разоблачается. В конце 1997 — начале 1998 г. "Советская Россия" попробовала устроить небольшой практикум по разбору частных политических событий с позиций здравого смысла. Я формулировал простые вопросы, которые напрашивались при виде очередного маленького спектакля, преподносимого телевидением. На эти вопросы никогда, конечно, не было получено ответа — но и сами вопросы важны для "починки сознания". Возможно, и отсутствие ответов тоже. "Молчание их подобно крику", — говорил Цицерон про лукавых правителей.

Но часто совсем избежать гласного "спора" нельзя, это тоже бросается в глаза, и люди начинают задумываться. Тогда используют "подсадных" оппонентов — или таких, которыми заведомо можно манипулировать. И с ними ведется диалог-спектакль. В нем важно произвести подмену предмета спора, что сразу лишает истинного смысла все аргументы и выводы. Те, кто наблюдает за спором, теряют нить, и им навязывается нужное манипуляторам умозаключение. Поэтому важнейшей задачей оппозиции должна быть демистификация, "расколдовывание" тех спектаклей, что устраивает режим.

Возьмем не такой уж давний (1998 г.) эпизод, на котором люди могли бы хорошо потренироваться. Правительство России приняло решение отбирать у предприятий налоги до выплаты зарплаты работникам. Конституционный суд признал это решение законным! Это такой красноречивый факт, что, казалось бы, все встает на свои места в вопросе: что за общественный строй устанавливается в России? Исходя из этого факта и самой логики рассуждений реформаторов, можно задать риторический вопрос всей нашей либеральной интеллигенции: хоть теперь-то вы видите, что ни о какой рыночной экономике и гражданском обществе и речи не идет?

Конечно, миф демократии упал под ударами слов и действий. Это несколько раз зафиксировал Бурбулис. То он сказал, что режим "начал смертельно опасную операцию против воли больного" — с представлениями любой демократии это вещь несообразная. То он признал, что "конституцию протащили через задницу" — подтвердил факт фальсификации результатов референдума. Ну, а танковые залпы наемных "государственных террористов" по парламенту поставили точку. Тот сторонник режима, кто называет себя сегодня демократом, — или дурак, или циник.

Но у многих осталось еще утешение, что строится в России рыночная экономика, как при Пиночете. А там, глядишь, Буш или Гор помогут, попросят наших пиночетов уйти в почетную отставку на хорошую пенсию, а нам зато достанется процветающий капитализм. Сегодня, господа буржуазные утописты, и эта ваша надежда рухнула. То, что сделало правительство, находится в вопиющем противоречии с самыми фундаментальными принципами рыночной экономики и гражданского общества.

Назовем эти принципы, которые декларировали сами же наши реформаторы. Это представление о частной собственности как естественном праве (то есть государство не имеет права на изъятие этой собственности). Это — "свобода контракта", сделки (то есть государство не имеет права вмешиваться в законную сделку на рынке, а имеет лишь право взыскать после завершения сделки установленный законом налог). Это — эквивалентность обмена, которая обеспечивает равновесие всей системы рынка.

Каков главный тип сделки, на котором держится рынок и все общество? Это купля-продажа рабочей силы. В этой сделке обе стороны выступают равными партнерами. Рабочий есть собственник особого товара, и обладает он им в силу естественного права частной собственности. Он по контракту на время продает свое тело. Это — центральный акт рыночной экономики, та ось, на которой крутится вся машина.

Именно эту ось надламывает правительство. После завершения первой части сделки, когда продавец только-только передал свой товар, государство врывается и запрещает покупателю (предприятию) расплатиться за покупку. Сначала, мол, рассчитаемся между собой. Сразу насмарку летят все принципы и неотчуждаемости частной собственности (рабочего), и свободы контракта, и эквивалентности обмена. Я уж не говорю о праве и диком нарушении азов любой экономики.

Дела не меняет тот факт, что один собственник (работник) молчит, потому что подавлен и запуган, а его партнер по сделке находится в сговоре с бандитом-государством. Мы говорим о том, что все происходящее по своей сути несовместимо с принципами рыночной экономики. И пока этого не поймет наша либеральная интеллигенция, а за ней и рабочие, которые все еще надеются на "цивилизованный рынок", мы будем сильнее и сильнее увязать в этом болоте.

Нынешнее положение страшно именно тем, что оно стабилизируется. Еще год-два назад можно было объяснить явные уродства практики правительства неумелостью, ошибками, издержками "переходного периода". А теперь уже видно, что главное в том, куда ведет этот переход. Он — не к рыночной экономике и не к капитализму. Доведя людей до безумия невыплатой зарплаты, а потом устроив шумный спектакль с "возвратом долгов к Новому году", людей отвлекли от главного вопроса. Ведь то, что они получают — не зарплата! Она никакого отношения к эквивалентному обмену стоимостями на рынке (купля-продажа рабочей силы) не имеет.

Вот, к примеру, сводка, представленная в Госдуме и рассчитанная по международной методике: на доллар зарплаты рабочий в РФ в 1998 г. давал в 4,5 раз больше продукции, чем в США (после 1998 г. — еще больше). Если учесть еще и многократную разницу в технологической базе у рабочего России и США, то выжимание из работника такого количества продукции означает именно геноцид — вытапливание денег из рабочего мяса, как сала из скота. Причем это та часть геноцида, которую ведут лучшие предприниматели, те, кто держит производство и "дает заработать людям".

Конечно, цена рабочей силы на рынке колеблется. Но есть нижний, абсолютный ее предел, за которым исчезает рыночная экономика. Это стоимость воспроизводства рабочей силы. Сегодня в целом в России "зарплата" не покрывает этой стоимости даже в примитивном, количественном выражении: на эту зарплату невозможно прокормить двух детей. Но если под рабочей силой понимать не просто "биомассу", а способность выполнять работу в современном производстве, то уже произошла катастрофа. Не только нет воспроизводства, но и резко ухудшилась, деградировала та совокупная рабочая сила, что имелась в России еще три-четыре года назад. Люди ослабели, нервы их истощены, квалификация упала.

Причина в том, что совокупные расходы на работника (зарплата плюс образование, медицина и т.д.) сейчас не соответствуют ни советскому, ни рыночному типу отношений. На деле эти расходы сузились настолько, что превратились в миску похлебки, которая дается рабу. В России создана совершенно новая система внеэкономического принуждения к труду без эквивалентной оплаты рабочей силы. Огосударствление этой системы доведено решением о "приоритете налогов перед зарплатой" до полной очевидности.

У нас, строго говоря, в целом нет общества. Общество может быть связано или отношениями кооперации и солидарности, или отношениями конкуренции и купли-продажи. В России нет ни того, ни другого, есть несовместимые осколки общества. Возникший урод не сможет вырасти и стать здоровым. Но при помощи Запада и под его контролем он сможет долго существовать, усевшись, как злобный карла, на шею народа. Пока не высосет из него все соки.


Ложные метафоры

В фундаментальной "Истории идеологии" сказано, что создание метафор — главная задача идеологии. Поэтически выраженная мысль всегда играла огромную роль в соединении людей и программировании их поведения, становилась поистине материальной силой. Метафоры, включая ассоциативное мышление, дают огромную экономию интеллектуальных усилий. Именно здесь-то и скрыта ловушка, которую ставят манипуляторы сознанием.

Известно, что человек, чтобы действовать в своих интересах (а не в интересах манипулятора), должен реалистично определить три вещи: нынешнее состояние, желательное для него будущее состояние, путь перехода от нынешнего состояния к будущему. Соблазн сэкономить интеллектуальные усилия заставляет человека вместо изучения и осмысления всех этих трех вещей прибегать к ассоциациям и аналогиям: называть эти вещи какой-то метафорой, которая отсылает его к иным, уже изученным состояниям. Чаще всего, иллюзорна и сама уверенность в том, что те, иные состояния, через которые он объясняет себе нынешнее, ему известны или понятны. Например, патриот говорит себе: нынешний режим — как татарское иго. Он уверен, что знает, каким было татарское иго, и в этом, возможно, его первая ошибка — и первое условие успеха манипуляции. Вторая ошибка связана с тем, что метафора татарского ига в приложении к режиму Чубайса и Березовского абсолютно непригодна. Здесь — второй источник силы манипулятора.

Выработка метафор — главная работа идеологов. Поэтическая метафора, создающая в воображении красочный образ, оказывает на сознание чудодейственный эффект, надолго отшибая здравый смысл. Чем парадоксальнее метафора (то есть чем она дальше отстоит от реальности), тем она лучше действует. Мы говорили о том, какой разгром был учинен словам, понятиям и способу их связывания в разумные умозаключения (логике). Но тот же ураган прошел и по вспомогательным средствам, заменяющим в рассуждениях строгие понятия, — метафорам и аллегориям. Здесь тоже откат от здравого смысла был феноменален. Переубедить людей, в головы которых вбита простая и привлекательная ложная метафора, очень трудно. Достигнуть чего-нибудь логикой невозможно, а запустить ложную контрметафору — совесть не позволяет.

В 1985 г. не только рычагами власти, но и умами людей овладела особая, сложная по составу группа, которая представляла собой целое культурное течение, субкультуру советского общества — условно их называют "демократы". За эти годы сменилось, как в хоккее, несколько бригад демократов, еще две-три бригады готовится, хотя новых кадров почти не появляется — латают и перекрашивают старых. Давайте на минуту забудем о воровстве и поговорим о "культуре демократов".

В окостенелой, нудной и затхлой атмосфере брежневской КПСС демократы предстали как группа с раскованным мышлением, полная свежих метафор, новых лозунгов и аллегорий. Они вели свободную игру, бросали искры мыслей — а мы додумывали, строили воздушные замки, включались в эту игру. На поверку ничего глубокого там не было, мы попались на пустышку, мы сами создали образ этих демократов — в контрасте с надоевшим Сусловым.

Придя к власти в СССР в 1985 г., демократы вбросили в сознание целый букет метафор и просто подавили на время способность к здравому мышлению всех заворожили. "Наш общий европейский дом", "архитекторы перестройки", "столбовая дорога цивилизации", "коней на переправе не меняют" и т.д. Вбитая в головы всей силой телевидения метафора "деревянный рубль" была одним из важных средств шизофренизации. Помню, как впервые резануло мне слух это слово лет двадцать назад, на бензоколонке. Два молодых человека вылезли из машины и, продолжая разговор, проклинали наши "деревянные". При этом один из них сунул в окошечко три рубля и наполнил бак бензином (тогда он стоил 9,5 коп. за литр). И я подумал: какая неведомая сила сделала этих интеллигентных людей идиотами и как эта сила поведет себя дальше?

Хотя все эти метафоры были товаром с гнильцой, плотность бомбардировки была такой, что основная часть общества была подавлена. Она не ответила практически ничем, кроме наивной ругани. Три сильные метафоры, направленные против демократов, были даны, как ни странно, диссидентами самих демократов. "Великая криминальная революция" Говорухина, "Мы целили в коммунизм, а попали в Россию" Зиновьева и "Убийство часового" Лимонова. Но, если разобраться, все они разоружают оппозицию, их внутренняя противоречивость — в пользу демократов. Возьмем афоризм Зиновьева: ведь он означает, что Россия и коммунизм — две разделенные сущности, так что можно целить в одно, а попасть в другое. Плохо, мол, прицелились, надо бы получше — и Россия осталась бы цела (на деле это все равно что сказать: целился в шинель, а попал в сердце).

А что значит "убийство часового"? Кто были часовые СССР? КПСС, армия, КГБ, Верховный Совет. Кто же из них убит? Члены Политбюро? Председатель КГБ Крючков? Депутаты Верховного Совета СССР? Убиты миллионы трудящихся, которые этих часовых содержали и на них надеялись. Да, кое-кого из часовых обезоружили, подкупили или дали пинка под зад. Но никто их не убивал — не было необходимости. Речь идет о сговоре, халатности или беспомощности часового. Причины этого надо понять, но метафора нас дезориентирует.

А поток метафор, вбрасываемых демократами, не иссякал. Вспомним, как сторонники радикального перехода к капитализму взывали: "Нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка!". При этом все были уверены, и никто не скрывал, что в один прыжок эту пропасть перепрыгнуть не удастся. Но предложения "консерваторов" (в том числе западных) не прыгать вообще, а обойти или построить мост — отвергались с возмущением. Людей звали просто прыгнуть в пропасть. Поскольку все указания специалистов на постоянные искажения такого рода были реформаторами проигнорированы, речь идет о сознательных подлогах.

Вспомним другую метафору рыночников: "нельзя быть немножко беременной". Мол, надо полностью разрушить плановую систему и перейти к стихии рынка. Это совершенно ложная метафора. Ведь никакого подобия между беременностью и экономикой нет. Более того, реальная экономика и не признает "или — или", она, если хотите, именно "немножко беременна" многими хозяйственными укладами.

Одна из разновидностей ложных метафор — знакомые афоризмы, выражающие какую-то обыденную мудрость, приложенные к явлению совершенно иного рода. Вот, летом 1998 г. новый премьер-министр Кириенко свел суть его "антикризисной программы" к афоризму: надо жить по средствам. Значит, мол, надо убавить расходы на науку, образование, медицину и т.д. К кому он обращается с этими словами — к Гусинскому? Нет, Гусинский не ходит в районную поликлинику, а внуки его учатся в частном колледже или за границей. Кириенко обращается к трудящимся: зажрались вы, господа, живете не по средствам, государство больше не может обеспечивать вам врача, учителя, дешевое электричество.

Тут ложь простая, на поверхности. Ведь у нас отобрали наши средства к жизни — а теперь требуют, чтобы мы прожили на жалкие остатки. И выдают издевательство грабителя за мудрость, а мы должны кивать и соглашаться. Чудес не бывает, и если Березовский получил от Чубайса доходный Омский нефтеперерабатывающий завод за одну сотую его стоимости, то 99 сотых взялись не из воздуха — их вынули из наших карманов. Вернее, из государственного финансирования врача и учителя, которые обеспечивали достойную жизнь меня и моих детей. Это азбука. В ней — одна из сторон реформы, один из маяков ее курса. Второй слой подлога, который таится в афоризме Кириенко, мы рассмотрим ниже — он не так очевиден.


§4. МАНИПУЛЯЦИЯ ЧИСЛОМ И МЕРОЙ

Числа представляют собой знаковую систему, которая оказывает неотразимое воздействие и на сознание, и на воображение. Магия числа в том, что оно, в отличие от слова или метафоры, обладает авторитетом точности и беспристрастности. "Язык чисел", как кажется людям, не может лгать (особенно если человек вообще спрячется за компьютером). Это снимает с тех, кто оперирует числами, множество ограничений, дает им такую свободу, с которой не сравнится никакая "свобода слова". Один из великих математиков современности Кантор так и сказал: "Сущность математики заключается в ее свободе". Поэтому число — один из главных объектов манипуляции.

Сила убеждения чисел огромна. Это предвидел уже Лейбниц: "В тот момент, когда будет формализован весь язык, прекратятся всякие несогласия; антагонисты усядутся за столом один напротив другого и скажут: подсчитаем!". Эта утопия означает полную замену качеств (ценностей) их количественным суррогатом (ценой). В свою очередь, это снимает проблему выбора, занимает ее проблемой подсчета. Что и является смыслом тоталитарной власти технократии. Магическая сила внушения, которой обладает число, такова, что если человек воспринял какое-либо абсурдное количественное утверждение, его уже почти невозможно вытеснить не только логикой, но и количественными же аргументами. Число имеет свойство застревать в мозгу необратимо.

Пожалуй, самым большим достижением при манипуляции с числами является разрушение у человека способности "взвешивать" явления, он утрачивает чувство меры. Речь идет не о том, что человек теряет инструмент измерения и снижает точность, "меряет на глазок", он теряет саму систему координат, в которую мы помещаем реальность, чтобы ориентироваться в ней и делать более или менее правильные выводы.

Мой коллега, профессор, видный обозреватель, излагал в 1991 г. в прессе версию об идиотизме членов ГКЧП: они "ввели в Москву тысячи танков, но не сумели взять власть". Спрашиваю: "Ты представляешь, сколько места занимает танк? Могли ли в центре Москвы разместиться тысячи танков?". "Не спорь, — говорит. — Я сам видел, да и по телевизору показывали". И когда опубликовали официальные данные о том, что всего в Москве было 55 танков, он эту цифру принял, но одновременно продолжал верить в свои тысячи танков.

Это — пример абсурдной веры в число. Свое очарование число распространяет и на текст, который его сопровождает. Поэтому часто манипуляторы сознанием вставляют в текст бессмысленные или даже противоречащие тексту цифры — и все равно остаются в выигрыше, ибо на сознание воздействует сам вид числа. Т.Заславская утверждала, что в СССР число тех, кто трудится в полную силу, в экономически слабых хозяйствах было 17%, а в сильных — 32%. И эти числа всерьез повторялись в академических журналах. Понятие "трудиться в полную силу" неопределимо, это не более чем метафора — но оно измеряется нашим придворным социологом с точностью до 1 процента. 17 процентов! 32 процента!

Но главное, утверждение Т.Заславской, якобы обоснованное точной мерой, противоречит и здравому смыслу, и всему ее антисоветскому пафосу. Ведь выходит, что советская система обеспечивала всем весьма высокий уровень жизни, сравнимый по главным показателям с самыми богатыми странами, без изматывающего типа работы, свойственного этим богатым странам (тот, кто видел толпу выходящих с фабрики рабочих в Гамбурге, поймет, что это значит). У нас не надо было трудиться в полную силу — на износ. Т.Заславская звала нас в общество, где подавляющему большинству придется работать на износ, подрабатывая в выходные и по ночам — и при этом жить гораздо хуже, чем в СССР.

Замечу еще, что утверждение академика наполнено презрением к трудящимся. Слегка замаскированный в нем тезис о том, что советские люди были, в большинстве своем, лентяями — идеологическая ложь. Хотя за ней стоит важная и интересная проблема: почему интеллигенции стало казаться, что "рабочие и колхозники работают слишком мало"? Ведь это ложное убеждение действительно овладело советской элитой и было важным оправданием для всего антисоветского проекта.

Надо, впрочем, признать, что утрата "чувства измерения" — беда ныне общая, всей нашей культуры, которая после перестройки находится в растрепанном состоянии. Мы как-то разучились "взвешивать" явления и их причины. Вот пример из практики пропаганды оппозиции. 14 декабря 1997 г. "Парламентский час" поднял вопрос о низкой рождаемости в РФ. Решение людей заводить или не заводить детей — главный, обобщенный показатель того, как граждане оценивают положение в стране, каковы их надежды на ближайшее будущее. Это — более верная оценка, чем опросы и даже выборы. Судя по этому показателю, граждане России подсознательно чувствуют, что против них идет война, причем страшнее, чем вторая мировая. Но это пока не перешло в сознание. Чтобы перешло, надо четче изложить причины такого положения.

В сюжете "Парламентского часа" причины свели к злодейскому "половому воспитанию" школьников и к правовым актам правительства (разрешение на поздние аборты "по социальным показаниям"). Упомянуты и происки масонов (Римского клуба). Эти вещи, о которых можно и полезно говорить отдельно, к рождаемости за 1990-1997 гг. отношения не имеют. Собрав на них все внимание, "Час" скрыл действительные причины.

Посудите сами: какое влияние могло оказать введение в 1997 г. в 16 экспериментальных школах мерзкого "сексуального воспитания" на решение 30-летних супругов не заводить детей в 1993 году? В будущем, когда подрастут "сексуально воспитанные" дети, это, может быть, и скажется — но сегодня-то речь не об этом. И какую прибавку "неродившихся" может дать очень частное постановление правительства о разрешении именно поздних абортов "по социальным показаниям"? Микроскопическую. Политическая передача делает упор на маргинальных, частных явлениях, нюансах проблемы с ничтожным весом. Тем самым маскируются реальные причины страшной беды народа. Сегодня режим из кожи вон лезет, чтобы убедить людей: в их бедах виновны несовершенные законы, ошибки правительства и злоупотребления коррумпированных чиновников. Ну, и немножко всякие масоны и мафиози. Тем самым создаются ложные образы врагов — главное средство манипуляции сознанием.

Хотя число выглядит "точным" знаком, в воображении оно создает образы и на деле служит метафорой (а чаще гиперболой). Поэтому манипуляторы, в том числе невольные ("вторичные") очень часто запускают в общественное сознание числа, деформирующие ("поражающие") воображение. Они просто обезоруживают разум человека. И. Бунин писал в "Окаянных днях": "Люди живут мерой, отмерена им и восприимчивость, воображение — перешагни же меру. Это как цены на хлеб, на говядину. "Что? Три целковых фунт!?" А назначь тысячу — и конец изумлению, крику, столбняк, бесчувственность. "Как? Семь повешенных?!" — "Нет, милый, не семь, а семьсот!" — И уже тут непременно столбняк — семерых-то висящих еще можно представить, а попробуй-ка семьсот, даже семьдесят!" Так у нас, кстати, манипулировали с ценами.

Конечно, самая крупная кампания по манипуляции сознанием с помощью числа была связана со сталинскими репрессиями. Мы затронем не центральную часть проблемы, а ее "периферию". Не на самом горячем примере лучше видно, что общественное сознание до сих пор отвергает всякую рациональную информацию о действительных количественных масштабах репрессий. А значит, именно их количественная сторона была важна для манипуляторов.

Так, у большинства отложилось в сознании, что в "кулацкую ссылку" были отправлены миллионы крестьян. О.Платонов пишет: "За годы коллективизации и "раскулачивания" было сослано примерно 7-8 млн. крестьян, несколько миллионов крестьян было заключено в лагеря и тюрьмы". Сегодня имеется настолько дотошно проверенная статистика тюрем и лагерей, что подобное утверждение выглядит нелепо (к тюрьмам и лагерям мы еще вернемся). И что значит "сослано 7-8 млн. крестьян"? Ведь вместе с членами семьи это составляет 35-40 млн. человек! Иногда количество сосланных крестьян выражают тотальным термином: все "справные работники".

Однако есть современные архивные исследования, которые были проведены с перекрестным изучением самых разных, независимых учетных документов и дали надежные результаты (самая большая нестыковка данных составила 147 семей, которые с большой долей доверительности были разысканы по косвенным сведениям). Всего в 1930-1931 гг. на спецпоселения ("кулацкая ссылка") было выслано 381 026 семей общей численностью 1 803 392 человека. Это — 1,5% крестьянских дворов (официально к кулакам причислялось около 3% дворов). Считать, что "справные работники" составляли чуть больше одной сотой нашего крестьянства, — нелепость.

Людей уверили также, что в основном кулаки были высланы на север и работали на лесоповале. В действительности первая по численности местность спецпоселений — Казахстан, вторая — Новосибирская область. На работах было занято 354 тыс. человек, из них на лесоразработках около 12 тысяч. Основная масса работала в сельском хозяйстве. Мы не обсуждаем суть этой трагедии нашего крестьянства и всей страны. Мы только отмечаем: используя количественные образы, на этой трагедии грели руки манипуляторы сознанием. О самой трагедии и о том, кто и как ее организовал, надо говорить особо, но от этого разговора нас настойчиво уводят. У меня у самого был раскулачен дед, казак из бедняков, один из самых дорогих для меня людей.

Схожий стереотип был создан в связи с судьбой советских военнопленных после освобождения их из немецкого плена. В массовое сознание была внедрена мысль, что их всех сразу отправляли в ГУЛАГ на Колыму, где они и сгинули. Между тем реальные данные не раз публиковались, причем даже деятелями общества "Мемориал", вот что интересно. Даже "своих" отталкивают, если они говорят не то, что следует. В последние годы данные были проверены разными методами и сегодня сомнений не вызывают. Итог такой. В фильтрационных лагерях, созданных в конце 1941 г. для проверки бывших в плену военнослужащих, благополучно прошли проверку и были отправлены в армию, во внутренние войска или на работу в промышленность свыше 95% рядовых и сержантов, 4% было арестовано. Из числа офицеров в войска через военкоматы было отправлено 60,4%, в штурмовые батальоны 36,1%, арестовано 2,9%. Офицерам наказание строже (штурмовые батальоны) — но ведь фронт, а не Колыма.

Особо сотрясают разум цифры, приводимые в качестве художественного образа. Это явление как-то нами не осмыслено, но оно важно. Дело в том, что цифры художника нельзя понимать буквально, соотносить их с цифрами физическими, они сродни цифрам религиозным. Религии же "уклоняются от контакта с историческим временем". Глупо было бы и верить, и не верить, что Ной прожил 950 лет, как сказано в Библии. Это "не те" годы. Но мы же принимаем числа писателей за "те" числа! Одни верят, и это нелепо, другие возмущаются, принимают эти цифры за злодейский обман.

Тут отличился А. И. Солженицын. Сейчас движение населения ГУЛАГа по годам, со всеми приговорами и казнями, освобождением, переводами, болезнями и смертями изучено досконально, собраны целые тома таблиц. Ясно, что данные Солженицына надо понимать как художественные гиперболы — но ведь весь культурный слой воспринимает их как чуть ли не научные данные лагерной социологии. Поразительно именно расщепление сознания: человек прочтет достоверные документальные данные — и верит им, но в то же время он верит и "сорока миллионам расстрелянных" Солженицына. Вот это феномен русского ума.

Именно ради воздействия на воображение, а не на разум, манипуляторы стремятся раздуть, увеличить и так огромные числа, причем увеличить их в десятки, а то и сотни раз. Само это стремление обязательно преувеличить реальную количественную меру может служить признаком манипуляции. Вот маленький эпизод. Историк В. Н. Земсков вот уже почти десять лет занят кропотливой, но очень важной работой: он систематизирует архивные данные, отражающие деятельность ГУЛАГа, и публикует подробные сводки по всем категориям репрессированных. Публикует без эмоций, в специальных журналах по истории и социологии. Сам он ни в коей мере не сталинист и это надежно констатирует в публикациях. Не сталинист, но факты уважает. Демократы его стараются не замечать и в полемику с ним не вступать. Но поначалу устроили атаку в виде обличительной статьи А. В. Антонова-Овсеенко. На это В. Н. Земсков ответил в своей бесстрастной манере, и отрывок из него я приведу, потому что в нем есть ценные методические замечания. Вот цитата из ответа В. Н. Земскова:

"А. В. Антоновым-Овсеенко на страницах "Литературной газеты" в статье "Противостояние" было высказано мнение о фальшивом происхождении используемых мной документов и, следовательно, недостоверном характере публикуемых цифр. По этому поводу необходимо сказать следующее. Вопрос о подлоге можно было бы рассматривать, если бы мы опирались на один или несколько разрозненных документов. Однако нельзя подделать находящийся в государственном хранении целый архивный фонд с тысячами единиц хранения, куда входит и огромный массив первичных материалов (предположить, что первичные материалы — фальшивые, можно только при допущении нелепой мысли, что каждый лагерь имел две канцелярии: одну, ведшую подлинное делопроизводство, и вторую — неподлинное). Тем не менее, все эти документы были подвергнуты тщательному источниковедческому анализу, и их подлинность установлена со 100-процентной гарантией. Данные первичных материалов в итоге совпадают со сводной статистической отчетностью ГУЛАГа и со сведениями, содержавшимися в докладных записках руководства ГУЛАГа на имя Н. И. Ежова, Л. П. Берии, С. Н. Круглова, а также в докладных записках последних на имя И. В. Сталина. Следовательно, документация всех уровней, которой мы пользовались, подлинная. Предположение о том, что в этой документации могли содержаться заниженные сведения, несостоятельно по той причине, что органам НКВД было невыгодно и даже опасно преуменьшать масштабы своей деятельности, ибо в противном случае им грозила опасность впасть в немилость у власть имущих за "недостаточную активность".

Статистика заключенных ГУЛАГа, приводимая А. В. Антоновым-Овсеенко, построена на свидетельствах, как правило, далеких от истины. Так, он, в частности, пишет в упомянутой статье: "По данным Управления общего снабжения ГУЛАГа, на довольствии в местах заключения состояло без малого 16 миллионов — по числу пайкодач в первые послевоенные годы". В списке лиц, пользовавшихся этим документом, фамилия Антонова-Овсеенко отсутствует. Следовательно, он не видел этого документа и приводит его с чьих-то слов, причем с грубейшим искажением смысла. Если бы А. В. Антонов-Овсеенко видел этот документ, то наверняка бы обратил внимание на запятую между цифрами 1 и 6, так как в действительности осенью 1945 г. в лагерях и колониях ГУЛАГа содержалось не 16 млн., а 1,6 млн. заключенных.

Тот факт, что предположительная статистика А. В. Антонова-Овсеенко, равно как и сведения О. Г. Шатуновской, опровергаются данными первичных гулаговских материалов, делает дальнейшее ведение полемики на эту тему совершенно бессмысленной. Добавим только, что в материалах всесоюзных переписей населения 1937 и 1939 гг. численность спецконтингента НКВД группы "В" (заключенные и трудпоселенцы) совпадает с нашими данными, взятыми из статистической отчетности ГУЛАГа НКВД СССР, тюремного управления НКВД СССР и Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР".

Как несложно — убрал запятую, запустил число в СМИ — и сотни миллионов человек верят. А когда возник стереотип, никакие доводы разума уже манипулятору не страшны.

Важный прием манипуляторов — создать образ числа (изредка обозначая его цифрами), но не давая информации о точных количественных данных. Так, например, до сих пор эффективно используется образ чернобыльской катастрофы. Эта катастрофа была великой трагедией, она показала отдельному человеку, насколько он мал и беззащитен перед машиной государства и техники. Чернобыль многое заставляет переосмыслить. Но его значение опошляют и принижают, заменяя проблемой прямой гибели пострадавших. Совсем недавно по телевидению вновь назвали число жертв — 300 тысяч человек. Такую цифру иногда называют и в западной прессе, но там хотя бы оговаривают, что она получена расчетным путем исходя из "линейной модели" воздействия радиации на человека. Но никто и не утверждает, что эта модель верна. Опытным же путем никаких жертв приписать катастрофе с достоверностью нельзя — кроме тех, кто погиб непосредственно в результате аварии и устранения ее последствий.

Между тем последствия катастрофы и ее воздействие на здоровье и смертность с самого начала внимательно изучаются международной группой из 200 экспертов, представляющих 25 стран и 7 международных организаций. Эта группа выпускает информационный бюллетень. Казалось бы, заводя разговор о Чернобыле, элементарная честность должна была бы обязать телевидение приводить достоверные данные — а потом уже переходить к собственным измышлениям. Нет, телевидение создавало и усиливало психоз.

Сложность проблемы в том, что в результате понятного беспокойства в зараженных зонах люди стали обращаться к врачам, чего раньше не делали, и у них обнаружена масса заболеваний, о которых они и не думали. Вычленить из них те, что связаны с катастрофой, невозможно без сравнительных исследований здоровья в зараженных и незараженных зонах. Такие исследования ведутся. Вот некоторые данные "Международного Чернобыльского Проекта", о котором говорилось выше, за 1991 г. Первым результатом заражения должны были бы быть патологические изменения щитовидной железы из-за действия радиоактивного йода, особенно у детей. В докладе сказано: "Не обнаружено статистически значимых различий в щитовидной железе детей 2-10 лет в загрязненных и контрольных населенных пунктах". Еще выводы: "В 1987-1988 гг. смертность всех состоящих в распределительном регистре на Украине была в 2-2,5 раза ниже, чем среди всего населения. Самый низкий уровень смертности — среди лиц, принимавших участие в ликвидации аварии и ее последствий (0,8-1,3 на тысячу). Среди эвакуированных показатели составили 2,8-4,8 [в среднем по Украине 11,4-11,7]". Дело, конечно, в том, что ликвидаторы последствий аварии и эвакуированные — люди в основном молодых возрастов, потому у них смертность ниже. Но ведь и никаких выводов о небывало высокой их смертности никак сделать нельзя. Никакого увеличения смертности детей до 1 года в зараженных областях также не произошло — ее динамика по Брянской, Киевской, Житомирской, Гомельской и Могилевской областям точно такая же, как и в незараженных областях. Часто говорят также, что авария вызвала "эпидемию раковых заболеваний". Мол, раз радиация, значит, рак — иного не дано. Однако на фоне того роста числа онкологических заболеваний, который был вызван общим старением населения, а потом ухудшением питания и ослаблением иммунитета, влияния чернобыльской аварии вообще заметить невозможно. С 1980 по 1985 г. прирост числа заболевших злокачественными новообразованиями в России составил 16 на 100 тыс. человек. С 1985 по 1990 г., то есть именно в тот период, когда должны были проявиться последствия аварии, — 17. А с 1993 по 1998 г. прирост составил 26 случаев на 100 тысяч. Как здесь можно выявить влияние аварии?

Подчеркну, что речь идет о процессах, которые находятся под внимательным и дорогостоящим наблюдением большой международной бригады ученых. Не потому, что им жаль здоровья брянских и житомирских детей, а потому, что история поставила в Чернобыле огромный и бесплатный для Запада эксперимент над людьми, и они разумно стараются выжать из него всю информацию. Похоже, это стало и экспериментом над российским телевидением. "Миллионы расстрелянных", "300 тысяч умерших от радиации" — все это поражает воображение.

Широко распространена манипуляция с числом посредством использования "средних" показателей. Часто это бывает по неведению (вторичная манипуляция), но нередко имеет место и сознательный подлог. Средним числом можно пользоваться только в том случае, если нет большого разрыва в показателях между разными частями целого — иначе будет как в больничной палате: один умер и уже холодный, а другой хрипит в лихорадке, но средняя температура нормальная. Вот в середине реформы и власти, и оппозиция утверждали, будто потребление в стране упало на 30%. Это — на фоне нарастающего недоедания у части населения. В 1995 г. по сравнению с 1991 г. потребление (включая импорт) мясопродуктов в целом упало на 28, масла на 37, молока и сахара на 25%. Но этот спад сосредоточился почти исключительно в той половине народа, которую сбросили в крайнюю бедность. Значит, в этой половине потребление самых необходимых для здоровья продуктов упало на 50-80%! А власти, оппозиция, да и вся интеллигенция делали вид, что не понимают этой простой вещи.

Ложный образ возникает и вследствие недобросовестного употребления относительных чисел без указания абсолютных величин. Например, рост относительного показателя от малых величин создает ложное впечатление. Допустим, спад производства тракторов в России в 1990 г. был 10%, и рост их производства в 1999 г. был 10%. Ура, идет "компенсация спада", на 10% упало, на 10% приросло. Но в 1990 г. мы имели потерю в 24 тыс. тракторов, а в 1999 г. прирост в 1 тыс. — в абсолютном выражении вещи несоизмеримые.

Сейчас нас успокаивают: все налаживается. В 1999 г. ВВП вырос на 2%, в 2000 г. вырастет на 9%. Здорово, реформы дают плоды! А что такое теперь ВВП, валовой внутренний продукт? Нам это не объясняют, не хотят огорчать. А ведь у нас теперь монетаризм, и ВВП отражает только движение денег. В советское время сделали мне глазную операцию (обжег глаза в лаборатории). Пожал я руку хирургу, поцеловал врачиху и пошел домой — никакого прироста ВВП. А сегодня мой незнакомый собрат наскреб денег, пошел в клинику Святослава Федорова, заплатил тысячу долларов и получил услугу. Не знаю, как насчет поцелуя, но ВВП России подскочил на 28 тысяч рублей (согласно курсу доллара). Если у нас у всех вдруг вырастет катаракта, то ВВП России взовьется до небес — усилиями врача со скальпелем. И манипуляции числом и мерой.


Учебная задача: купля-продажа земли

Разберем одну мягкую, не связанную с кровью, но важнейшую по последствиям программу манипуляции сознанием в России, которая обрушилась бы, если бы люди в уме произвели простейший расчет — имея на руках все необходимые данные. Это — программа внушения мысли о благотворности купли-продажи земли.

В России 130 млн. га пахотной земли. В начале кампании за приватизацию, по оценкам экспертов, ее цена на рынке была бы в среднем 500 долларов за 1 га. Значит, за всю нашу землю Россия получила бы сегодня всего 65 миллиардов долларов. Это смехотворно мало. А что получилось на деле? В Саратовской области приняли, вопреки Конституции, местный закон, который легализовал куплю-продажу земли. Вот сведения с аукционов за 1998-1999 гг.: земля сельскохозяйственного назначения продавалась по средней цене 215 руб. за гектар — по 10 долларов! В 50 раз дешевле даже той цены, которая считалась заниженной. И это — лучшие черноземы Саратовской области. В Испании каменистая, нуждающаяся в поливе земля стоит около 20 тысяч долларов за гектар (оплата воды для полива — отдельно и очень дорого). В России и других республиках СССР сегодня вообще не должно стоять вопроса о продаже земли, ибо все они разорены.

Давайте рассудим и по-иному. С 1 га земли колхозы в среднем собирали по 20 ц пшеницы. Говорят, фермер будет намного эффективнее колхозов — иначе зачем и огород городить. Допустим, реформаторы предполагают, что нормальный урожай с нашей земли должен быть 3 тонны с гектара. И за такой гектар жаждущие земли покупатели готовы якобы будут готовы отдать 500 долларов. Допустим на минуту, что так и будет. Но разумная ли и эта цена 500 долл.?

Предположим, кто-то купил землю, но сам ее не обрабатывает, а сдает в аренду. Так скорее всего и будет, на то и частная собственность. Какова нормальная арендная плата при рыночной экономике? Мы ее знаем по "столыпинской" России — половина урожая. Арендаторы были в основном "испольщиками". Такое же положение и в других странах. Во всяком случае, ниже одной трети урожая редко где снижается. Но что такое половина урожая, сколько это стоит? Цена пшеницы на мировом рынке колеблется около 200 долл. за тонну. Значит, урожай с гектара за один год стоит на рынке 600 долларов. А арендная плата владельцу составит 300 долларов. За год! А землю он купит навечно — за 500 долларов. Неужели не видно, что это не "купля", а грабеж, насильное изъятие земли и у крестьян, и у народа в целом. И это — если купит по 500 долларов (а если по 10 долларов? Но об этом пока не будем говорить).

Во времена столыпинской реформы земля продавалась через Поземельный банк по цене 125-150 руб. за десятину. Это около 6 годовых плат арендатора-испольщика. А сегодня меньше платы за 2 года. А ведь за годы советской власти вложены огромные средства в строительство дорог, обустройство полей, известкование и мелиорацию, электрификацию всего сельского пространства. То есть, реальная цена земли должна была вырасти в несколько раз — а ее снизили. Искусственно! Так же, как "продали" Березовскому "Сибнефть" за 100 млн. долларов, а она, оказывается, уже через год оценивается в 5 млрд. долл. — в 50 раз дороже! При том, что он в нее не вложил ни копейки, а лишь получил с нее прибыль.

Перейдем к производству. Для начала устраним маленький примитивный обман, что вбивают нам в мозги: якобы фермер под залог земли получит большой кредит в банке и сразу воспрянет — накупит машин, удобрений, серьги жене (а сейчас залога земли нет, поскольку продать ее нельзя). Каждый может взять карандаш и подсчитать, какую сумму получит фермер под залог земли. Это настолько смехотворная величина, что даже нелепо говорить о том, чтобы на такие деньги финансировать цикл производства. За участок в 50 га (обычный для фермеров) он получит, как это было в Поземельном банке до революции, кредит не более половины цены его земли. Поскольку, по оценкам экспертов, в среднем по России (когда она разбогатеет) земля будет идти по 500 долларов за гектар, то за весь свой заложенный участок фермер сможет получить кредит в 12,5 тысяч долларов. Как он может на эти деньги вести рыночное хозяйство, если его конкурент в Европе на такой же участок каждый год получает безвозмездно и без процентов 55 тысяч долларов бюджетных дотаций? Потому-то речь идет именно о продаже земли — ни о чем другом реформаторы не думают.

Подойдем с другой стороны. Давайте на минуту встанем на позицию рыночников, Кириенко с Немцовым. Ну хочется им видеть в России западного фермера! Помечтаем вместе с ними.

Скажем, некто решил устроить ферму разумных размеров в 100 га пашни и налаживает самое выгодное и простое дело — производство озимой пшеницы. Он покупает 5 тракторов (это — меньше половины западной нормы, но наши батраки люди не гордые), 1 грузовик, 1 комбайн и инвентарь, сооружает минимально необходимые постройки. Нанимает пять рабочих. "Единицу" в 100 га можно удвоить без существенного изменения пропорций. Так что будем говорить об этой "единице".

Для справки: в Польше в частных хозяйствах на 100 га было в среднем 24 работника и 6 тракторов. В СССР на 100 га пашни было 12 работников (много женщин было занято на фермах, на огородах и т.д.). Мы делаем ферму пожестче, фермер шутить не любит, будет дубить шкуру пятерых работников, ему это выгоднее. Что получится в лучшем случае (в лучшем для фермера) и какие еще будут расходы? Посчитаем в долларах, а то запутаемся с миллионами.

Минимальные расходы на зарплату плюс обязательные отчисления на соцстрах составят 30 тыс. долл. в год (не считая нанимаемых ремонтников, консультаций у агронома и т.д.). Это — минимум для рабочих с семьями. Надо подчеркнуть, что эта зарплата по реальной покупательной способности ниже, чем была в колхозах в конце 80-х годов (442 руб. на двух работающих в 1989 г.). Держать пятерых с интенсивной работой выгоднее, чем десятерых вполсилы. Но эти пятеро уже будут рабочие, а не крестьяне, они с приусадебного участка жить не могут. Для тех, кто думает, что при работе на такой ферме 300 долларов в месяц рабочему слишком жирно, надо напомнить, что в среднем по России только на отопление дома надо 20-30 кубометров дров — купить, распилить и наколоть. Цена на дрова тянется к мировой рыночной, то есть к 56 долларам за кубометр (по такой цене Россия продавала необработанную древесину в СНГ, а на Запад, конечно, подешевле — по 46,9 долларов).

Каковы будут затраты на материально-техническое обеспечение? В колхозах зарплата и материальные затраты соотносились как 4:5. Сейчас материалы резко подскочили в цене (особенно горючее и удобрения, а без них никак нельзя), а зарплата упала. Кроме того, в колхозах и совхозах эффективность использования техники была на недосягаемом для фермера уровне — СССР обходился всего 1 трактором на 100 га пашни. Так что соотношение "зарплата — материальные затраты" будет в лучшем случае около 1:2 (если, конечно фермеры станут действительно работать, а не грабить на шоссе). Значит, на материальные затраты уйдет в год около 60 тыс. долл.

100 га пашни при трехпольной системе (пшеница, пар и клевер) дадут в год эквивалент 150 т пшеницы (включая сюда и выручку за клевер). В декабре 1999 г. цена реализации пшеницы на российском рынке была 1725 руб. (63,9 долл.) за тонну. Значит, весь годовой урожай нашей фермы (при урожайности 30 ц с га) будет стоить 9585 долл. — так вот сбили цену в России.

Какие минимальные выплаты должен сделать хозяин, собрав урожай (предположив даже, что у него есть бесплатный кредит, так что не надо платить проценты)? 30 тыс. долл. Зарплата с отчислениями плюс 60 тыс. материальные расходы. Итого он должен выплатить 90 тыс. долларов — без налогов!

Отсюда видно, что при самых лучших (реально не достижимых) условиях расходы в девять раз превышают доход до вычета налогов. Никакой, даже самый безумный капиталист (а таковых не существует в природе) сеять в России пшеницу на условиях рыночной экономики не станет. Пока что ее сеют потому, что ничего не платят за ресурсы — добивают то, что осталось от советского времени. И почву, и машины, и рабочую силу.

Почему же сеют западные фермеры, хотя бы и у себя, в благодатном климате? Потому, что в ЕЭС в середине 80-х годов только бюджетные дотации составляли в среднем 1099 долларов на 1 га пашни. На 100 га это 110 тыс. долларов в год. Только дотации! Ясно, что никаких дотаций никто нашим фермерам не даст. Не потому, что власть жадная, а просто у нее руки коротки грабить мексиканских и бразильских рабочих, чтобы приплачивать своим фермерам. А с рабочих уже и содрать нечего — кожа да кости.

Значит, должны мы зарубить себе на носу: купля-продажа земли никакого отношения к выращиванию пшеницы и прочих злаков не имеет. Никакой дурак не будет устраивать капиталистическую ферму себе в убыток. Другое дело купить землю и сдавать ее в аренду (уже не за 10, а за 50% урожая). И ведь ее будут арендовать — вот в чем дело.

Когда А. В. Чаянов обнаружил это явление, он, похоже, понял, что это — открытие очень важное. Сейчас я бы сказал, что это — открытие эпохальное. В нем — момент истины, сравнение фермера и крестьянина. Чаянов пишет на основании огромного материала: "Несмотря на кажущуюся парадоксальность, мы смеем даже утверждать, что крестьянское хозяйство будет готово платить за землю тем больше, чем ее у него меньше и чем оно беднее. Динамика земельных и арендных цен в России… свидетельствует о том, что цены, которые малоземельные крестьянские хозяйства платят за землю, значительно превышают капиталистическую абсолютную ренту".

Понимаете, как обстоит дело? Капиталистическое хозяйство вести невыгодно, а крестьянское — выгодно! Поэтому буржуй, купив нашу землю, все равно сдаст ее в аренду крестьянину. И жилы из него вытянет. Почему крестьянское хозяйство выгоднее фермерского — особый вопрос, и мы его будем поднимать.

Расчет, который я привел, приблизительный и грубый. Его можно уточнить, расписать все расходы (выплаты за кредит, наем сторонних работников, налоги, рэкет и т.д.). Да и не получит фермер 30 ц с гектара, землю уж семь лет не удобряют. Расхождение между расходами и доходами при этом лишь увеличится. Думаю, следовало бы нашим аграриям и в Госдуме, и в Верховной Раде проделать эти расчеты и потребовать по ним гласных дебатов. Пусть Путин и Кучма официально скажут, на что они рассчитывают, агитируя за куплю-продажу земли.

Программы манипуляции такого типа проходят только потому, что у людей сумели предварительно отключить ощущение меры.