"История советской фантастики" - читать интересную книгу автора (Кац Рустам Святославович)

настоящего времени пребывала во втором отделении спецхранов ("книги
ограниченного доступа"). Впрочем, дело, разумеется, не в тираже и не в
грифе "ДСП". Готовя публикацию осенью 1985 года, я исходил из того, что
история отечественной фантастики - будучи весьма и весьма значительной
частью истории советской литературы, в целом, - не просто зияет лакунами,
но и вообще является сплошным "белым пятном". Достаточно вспомнить хотя бы
о фантастике 20-х годов: десятки, сотни имен и названий уже в 30-е были
просто выброшены из обихода; важнейшие события литературной жизни,
потрясавшие наше общество на протяжении многих лет, искусственно обойдены,
зато микроскопические фигуры (а то и вовсе слепленные позднейшей
пропагандой фантомы) были подняты на небывалую высоту.
Автор этих строк попытался, не пренебрегая общеизвестным, свести
воедино оборванные нити, в меру своих скромных сил реконструировать полную
картину событий и явлений "литературы мечты и фантазии" на протяжении семи
десятилетий... и, видимо, переоценил свои возможности. Ибо стремление
вместить сразу все в отведенные издательством 120 страниц неизбежно
обернулось сухим реестром вместо книги, более-менее внятным перечислением
фамилий, произведений, дат, съездов, литературных группировок и т.п. Желая
ничего не упустить, автор зачастую вынужден был жертвовать контекстом
истории, так называемым "воздухом эпохи", без которого практически любое
историко-литературное исследование превращается в бесстрастный библиотечный
каталог.
Этот серьезный недостаток первого издания заметили едва ли не все
немногочисленные рецензенты книги. И если деликатный американец Дарко Сувин
в "Galaxy" только осторожно посетовал на "излишний академизм работы нашего
уважаемого русского коллеги", то русскоязычная пресса диаспоры выставила
гораздо более жесткую оценку. Обозреватель нью-йоркского "Нового Русского
Слова" Михаил Лемхин, например, писал о "тупом профессорском занудстве", а
остроумная Майя Каганская назвала свою рецензию в иерусалимском журнале
"22" не иначе, как "Телефонная книга фантастики". Что ж, склоняю голову
перед оппонентами и могу лишь сказать в свое оправдание, что воспользовался
их любезными замечаниями и предложениями в процессе подготовки настоящего
издания "Истории советской фантастики".
В первую очередь, пришлось изрядно "проредить" работу, освобождаясь от
второстепенных, "побочных" эпизодов - иногда действительно дежурных (вроде
перипетий группы "Земное притяжение", известной в 20-е разве что своими
изощренными нападками на роман Д.Обольянинова, или обзора
политико-литературных пристрастий издательства "Молодая гвардия" второй
половины 70-х), иногда и довольно любопытных (типа безуспешной борьбы за
лидерство "протоселенитов" - Гастева, Дорогойченко, Зои Митрохиной). С
большим сожалением автор вынужден был также убрать несколько весьма
существенных фрагментов (например, касающихся истории переписки Александра
Беляева с Вернером фон Брауном, заметок Сталина на полях второго издания
"Катапульты", многих закулисных подробностей подготовки фантастов к 1
Съезду Писателей СССР; выпала, увы, целая глава "Стругацкие против
цензуры"): в 1985 году освещение этих вопросов в самом деле имело оттенок
новизны, даже сенсационности, однако теперь, после стольких публикаций - в
том числе и автора этих строк - на эти темы в периодике возвращение к ним
вновь выглядело бы очередным тиражированием трюизмов, не более.
Кроме того, пришлось значительно сократить те положения, которые так