"История советского государства и права. Кара-Мурза С.Г. Опять вопросы вождям. " - читать интересную книгу автора (Кара-Мурза Сергей Георгиевич)Глава 3. Историческая ошибка народаВ последние годы в России наблюдается странное, редкое в истории явление: огромный народ как бы потерял всякую способность к сопротивлению. И речь идет о народе с мощной и гибкой культурой, с тысячелетней традицией воинской доблести и хитрости, с сильным чувством товарищества. Поддавшись внушению ничтожной по своим умственным и духовным возможностям узкой социальной гpуппы, вошедшей в сговоp с пpотивником СССР в холодной войне, pусский наpод вопpеки здpавому смыслу и собственному интересу позволил сломать весь тип жизнеустpойства, который стpоил тысячу лет. Кончилось десятилетие трудов двуглавой бригады Горбачева-Ельцина. Никому не хочется вслух подводить итоги: победители скрывают свои приобретения, перекачивают их из одного банка в другой, путают следы. Обобранные радуются "успеху на выборах" и покупают к празднику недорогие бананы. Гордые шахтеры, проголосовав за какого-нибудь Борового, объявляют голодовку в забое — нижайше просят выдать им зарплату за октябрь. Пролетариат Москвы счастлив: бутылка водки стоит столько же, сколько четыре поездки на метро — по-старому 20 копеек. Десять лет — такой срок, за который раскрывается суть любой программы. Уже нельзя ссылаться на лукавство политиков — сама жизнь обнажает смысл. Не по отдельным вопиющим примерам и цифрам мы можем судить о том, что произошло в стране, а по всей совокупности событий и отношений жизни. Давайте же хоть раз за десять лет скажем вслух то, что тайно думает или ощущает каждый. Суть того, что произошло в России за это десятилетие, для меня — поражение христианства, его истощение в тысячелетней битве за человека. Что было в начале? Сообщившего, что все люди братья и в братстве могут быть спасены, народ Иерусалима через свободное и демократическое волеизъявление послал на крест. Но тогда, смертью смерть поправ, Он указал путь и свет, которым две тысячи лет питался дух человека, пусть и по-разному преломляясь в разных умах и уголках Земли. Я не говорю, что нынешнее падение христианства, пусть временное, не было предрешено издавна — это вопрос вопросов. Может, оно слишком вознесло человека, он не выдержал этого креста? Но ужасно, если мы откажемся просто по лености, даже не вникнув в суть отказа. Вспомним себя. Мы в России жили и чувствовали, что всю ее Христос исходил босой — чувствовали, даже не зная этих строк. Когда я их услышал, мне они показались простыми и очевидными. В войну мы так и ощущали свою страну: я, трехлетний, мог бы потеряться, и пошел бы по земле — и каждый был бы мне дядя или дедушка. И каждый красноармеец согрел бы меня под шинелью или тулупом — каждого дома коснулся Христос. В голодном Челябинске большие мальчишки приспособили меня ходить нищим, а потом отдавать им сумку. Я обошел много квартир в районе вокзала и получил такой заряд любви и доброты, что порой кажется: сумей я его передать Чубайсу да Гайдару — они пошли бы и удавились, как Иуда. Расчетливый Запад, начав исповедовать культ наживы, для успокоения совести отступил от Евангелия — снизил человека. А Россия стояла в своем подвиге долготерпенья и работы совести, с приступами самоистязания. В такой момент "пальнула пулею" в Христа, но тем и удержала его с собой на советское время, что бы ни говорили церковники-формалисты. Вот, и она ослабла духом и поддалась соблазну. Сделала выбор — так же демократически, как и тогда, в Иерусалиме. Пусть и не единогласный, да и не окончательный. В чем же был выбор? Что горело вместе с партбилетом Марка Захарова? И далеко ли от него духовно те, кто партбилет не сжег, а спрятал его пока в сундучок? Не говорят об этом ни Анпилов, ни Бурбулис — не хотят обижать народ, поставить перед ним зеркало. Как политики, наверное, они правы. Полагается похваливать "простого человека". Переходя на приземленные, социальные понятия, можно сказать: две тысячи лет в Европе боролись две великие идеи, по-разному выражавшие сущность человека (а на нее надстраивалось все остальное). Одна идея сформулирована уже Римом: На первой идее возникла цивилизация рынка, основанная на конкуренции людей. Римская пословица превратилась в чеканную формулу гражданского общества, которую дал Гоббс: война всех против всех. Формула звучала торжественно, на латыни: Запомним, что эта идея человека не скрывается стыдливо, а именно утверждается. Это, если хотите — то предание, на котором стоит Запад. Виднейший антрополог из США М.Сахлинс пишет: "Очевидно, что гоббсово видение человека в его естественном состоянии является исходным мифом западного капитализма. Однако также очевидно, что в сpавнении с исходными мифами всех иных обществ миф Гоббса обладает совеpшенно необычной стpуктуpой, котоpая воздействует на наше пpедставление о нас самих. Насколько я знаю, мы — единственное общество на Земле, котоpое считает, что возникло из дикости, ассоцииpующейся с безжалостной пpиpодой. Все остальные общества веpят, что пpоизошли от богов… Судя по социальной пpактике, это вполне может pассматpиваться как непpедвзятое пpизнание pазличий, котоpые существуют между нами и остальным человечеством". К чести человека Запада, он не заплыл жиром. Уход от Христа расщепил его совесть. Когда наши патриоты напыщенно говорят о бездуховности Запада, это противно слушать. Достоевский приоткрыл нам трагедию Запада в своей легенде о Великом Инквизиторе — а что мы в ней поняли? Больная совесть Запада родила Дон Кихота — книгу, за которую человечеству, по словам Достоевского, на Страшном суде будут прощены все прегрешения. Совесть Запада родила марксизм — целое учение о возвращении к братству (коммунизму) через преодоление отчуждения, через "выдавливание Гоббса по капле". И сегодня Запад дал нам целую плеяду философов, ученых, поэтов-гуманистов. Дал теологию освобождения с ее искренним, жертвенным и сердечным сочувствием человеку труда, угнетенному бедняку. Всего этого русские постарались не увидеть. Они слепили себе иной образ Запада. Но вернемся к главному выбору: человек человеку волк — или брат? Ведь это и было перед нами на чашах весов. И образ человека-брата, образ солидарного идеального общества был завещан нам нашими мертвыми — от Святослава и Александра Невского до Зои и Гагарина. Они все стояли за нами, когда мы примерялись. Особо выделим Александра Невского, которого наши предки посчитали святым, а "демократы" возненавидели самой чистой ненавистью. Этот наш государь стоял перед тем же самым выбором, причем оба варианта были даны в страшном образе нашествия. Это — не то что выбирать между сникерсом и дешевой буханкой хлеба, как "упаковали" выбор нам сегодня. Невский выбирал между тевтонами и монголами. И поехал брататься к сыну Батыя. И дело было не в официальной религии: и тевтоны, и сын Батыя были христианами. Александр, думаю, сравнил мироощущение двух врагов на глубинном уровне, на уровне бессознательного и "невыражаемого". Тевтоны шли на Русь крестовым походом, неся тоталитарное сознание Рима, в котором уже прорастали формулы Гоббса. Монголы несли идею "цветущей сложности" (выражение К.Леонтьева), которая вырастала из терпимости восточного христианства, окрашенного у них конфуцианством и буддизмом. И здесь для нас главное — представление о человеке. Конфуцианство ставило гуманность высшей ценностью культурного человека, а служение общественному благу — высшим долгом. Буддизм подкрепил эту философию "снизу", от природы, через идею гармонии природы и человека (гармонии природного и культурного начал в человеке). Невский понял, что здесь, при всех тяготах и травмах татарского ига, нет угрозы корню России, угрозы вырастающей на нашей земле соборной личности. А ведь, захоти он, мог бы найти тысячи "дефектов" татарщины, чтобы оправдать сдачу Руси тевтонам. Кого же послушались русские, когда Горбачев стал нас уговаривать сдаться тевтонам, указывая на дефекты советского строя, который был лживо представлен игом, "татаpщиной"? Не Александра Невского, и не Петра, и не Сталина. Послушались их антиподов и предателей. Вдруг поверили пророкам типа Солженицына — хотя никаких разумных оснований верить им не было. Иные раздули в себе жалкий патриотизм. Украинцам Мазепа вдруг стал ближе, чем татарин Кочубей, а многим русским генерал Власов ближе, чем Багратион. Как же, зов крови! Ну ладно, Невский. Ведь оплевывали могилы отцов — совсем свежие. С какой симпатией показало ТВ Москвы бал в родовом имении Шаликашвили в Грузии. Рассыпаясь в извинениях, Шеварднадзе вернул начальнику генштаба США конфискованное имение его отца. Американский генерал милостиво простил Грузию и даже дал в имении прием, на который с трепетом явились сливки нации. Как красиво тенцевали — в черкесках, на цыпочках. У кого же конфисковали это дворянское гнездо? У высокого чина СС Шаликашвили, командира танковой бригады, который передавил гусеницами много юношей из сел и деревень Грузии, а потом успел сбежать на Запад. Ну, отдай ты его сыну имение потихоньку — зачем же этот постыдный бал? Нет, грузинскую интеллигенцию, как ребенка-дебила, тянет измазаться в собственных экскрементах. Да ведь не только грузинскую. Смотрели 1 января по ТВ юбилей Хазанова? Казалось бы, зачем это глумление над всей элитой "демократов"? Зачем было под телекамерой гнать вельмож и поэтов, патриархов и иерархов ползти на сцену целовать туфлю этого нового хана? И если бы только это. Ведь все эти вельможи были обязаны заставить своих элегантных жен и дочерей аплодировать гнусной похабщине Хазанова — так он их вязал круговой порукой унижения. Думаю, Сосковец, испив эту чашу, позавидовал князьям на Калке. Тех монголы просто задушили под коврами, на которых пировали. А ему-то жить. Это — первые плоды того, что вслед за "культурным слоем" чуть ли не большинство русского народа согласилось перейти от солидарности к конкуренции. Сделаться всем волками и погрызть слабых. Отойти от христианской идеи человека к культу "белокурой бестии". И этот выбор был сделан как-то сразу, путем шараханья. Устояли, как каменные глыбы, лишь русские крестьяне и прочие "отсталые". Сделав этот выбор, легко умертвили все то, что мешало приступить к наслаждению. Развалили СССР — каждый убедил себя, что это он кормил слабого соседа. "Патриоты" запричитали над русским мужиком, которого объедают все, кому не лень. Под крики "долой империю" вытащили из музея имперского орла. Клоуны оседлали трибуны: "Россия обречена быть великой державой!". Под шумок провели приватизацию — отдали заводы "сильным", оставили страну без промышленности, обрекли на голод треть сограждан, на угасание — стариков. Согласились стать колониальным народом под игом "новых русских", искусственного народа-мутанта. И все это уже было в истории, все это прекрасно изучено на самом Западе. Об этом антрополог Леви-Стpосс пишет: "Колонизация пpедшествует капитализму истоpически и логически, и капиталистический поpядок заключается в обpащении с наpодами Запада так же, как пpежде Запад обpащался с местным населением колоний. Для Маpкса отношение между капиталистом и пpолетаpием есть не что иное как частный случай отношений между колонизатоpом и колонизуемым". На это согласились — и теперь пожинают законные и неизбежные плоды. КПРФ, потакая народу на площади, что-то твердит об обмане. В чем же он? По большому счету, никакого обмана не было — все было сказано совершенно ясно. Что-то приукрасили в мелочах: обещали, что будет как в Швеции, а делают как в Бангладеш. Но это несущественно. Эта реальность отличается от идеала не больше, чем реальность социализма от его идеала. Важен именно выбор идеала, а не дефекты исполнения. Можно даже больше сказать: нынешняя действительность в самой своей сути еще несравненно гуманнее того, что будет дальше, когда новый образ жизни утвердится и изживет пережитки советского строя. Социализм еще ведет арьергардные бои, людей еще не решаются уволить с фабрик, им еще платят на уравнительной основе, нерентабельные шахты еще боятся закрыть. Но это — остатки того, что люди отвергли как принцип. Чего же вы цепляетесь за остатки? Испейте всю чашу. Сегодня, когда я вижу старуху, продающую в метро пару носков, или молодого инженера, продающего календарик, испытываю острую жалость. Но эта жалость им не нужна. Вглядевшись, я вижу, что они не только этого хотели, но и сейчас еще хотят. Они хотят, чтобы именно это и было законом жизни, но только чтобы они лично оказались наверху. А пока им не очень везет, но это временно. И они боятся, что придут коммунисты "и все у них отнимут". И массы этих людей поразительно быстро теряют ту культурную оболочку, которую приобрели за советское время. Тот инженер рад, что может не трудиться и не напрягать свой мозг. Рад, хотя вот-вот свалится от туберкулеза. Он уже перестал мыться, хотя еще не потерял квартиру. Он чувствует, как в нем действительно побеждает звериное начало, и наслаждается этим. Что же нам обольщаться тем, что за коммунистов проголосовало 18 млн человек из 104? На какой призыв к спасению Родины откликнутся остальные 86 миллионов? Они еще не умылись слезами и кровью. Они еще надеются, что эти слезы и кровь достанутся не им лично, а соседям. Может быть, жестоко говорить людям, что они на самом деле натворили или готовы натворить. Куда лучше увлекать их "позитивными образами" — социальной справедливостью, оплатой по труду. Похоже, так и думают политики. Я думаю иначе: жестоко именно не предупредить людей, которые колеблются и вошли в разлад со своей глубинной сущностью. Они поддались искусу, малодушно надеются перехитрить своих мертвых, хотя уже испытывают перед ними стыд и страх. Потакать минутной слабости — грех. Преодолеть соблазн не поздно, но уже требуется огромное и честное душевное усилие. Но если мы и дальше пойдем по дорожке самообмана, то не просто окончательно сунем шею в иго хазановых. Это иго обратит нас в прах. ("Советская Россия". Январь 1996 г.) Победив в самой тяжелой войне и проявив в ней поразительную способность к самоорганизации, инициативе и нахождению необычных, упреждающих врага решений, русский народ "ушел в отставку". Он как бы передоверил всякую заботу о своей безопасности и будущем существовании государству, а сам пошел отдыхать — на рыбалку, на садовый участок, за домино. По инерции машина крутилась, советские майоры первыми выходили в космос, Хрущев стучал ботинком по трибуне ООН — и это еще больше располагало к бессрочным каникулам. Порядок казался незыблемым, и государственное чувство стало совершенно абстрактным. Способный молодой человек, если его не грызла суетливая жажда карьеры, считал для себя зазорным пойти в чиновники или даже на руководящую работу в хозяйстве. Даже на должность мастера цеха умелого рабочего приходилось завлекать льготами и тянуть на веревке. Два поколения советских людей выросло в совершенно новых, никогда раньше не бывавших в истории России условиях: при отсутствии угроз и опасностей. Вернее, при иллюзии отсутствия угроз. Причем эта иллюзия нагнеталась в сознание всеми средствами культуры, была воспринята с радостью и проникла глубоко в душу, в подсознание. Реально мы даже не верили в существование холодной войны — считали ее пропагандой. Нам казалось смешным, что на Западе устраивают учебные атомные тревоги, проводят учебные эвакуации целых городов. Нам даже стали казаться смешными и надуманными все реальные страхи и угрозы, в среде которых закаляется человек на Западе: угроза безработицы, бедности, болезни при нехватке денег на врача и лекарства. Мы даже из нашего воображения вычистили чужие угрозы, чтобы расти совершенно беззаботно. И всего за два поколения дееспособная часть народа изменилась неузнаваемо. Советский народ остался без "сержантов" — того ядра из государственно мыслящих людей, которое пронизывает все поры общества и моментально мобилизует его в соответствии с программой выживания и победы. Говорю "сержант", потому что роль таких людей, командиров среднего звена, особенно видна в армии и тем более во время войны. Сержант вырастает из рядового, живет его жизнью и говорит на его языке — и в то же время он командир, понимает офицера и в любой момент может занять его место. Унтер-офицеры, и потом сержанты были костяком российской, а затем советской армии. Наш сержант стал открытием Великой Отечественной войны. Историки и наблюдатели отмечали эту разницу Красной и немецкой армии: когда у немцев убивали офицера, в подразделении возникало замешательство. В скоротечном бою это часто решало исход дела. Когда погибал офицер в Красной армии, в тот же момент вставал сержант и кричал: "Я командир! Слушай мою команду!". Погибал сержант — вставал рядовой с теми же словами, он уже был подготовлен к этому примером близкого товарища. Я понимаю, что выращивание двух поколений в тепличных условиях (без реальных и крупных угроз — без "хищников") было не единственной причиной той утраты воли к сопротивлению, что проявилась сегодня. Это причина, лежащая на поверхности, с нее и проще начинать. А сначала надо описать саму проблему. Понятно, что о ней не скажет ни Чубайс, ни Березовский с его идеологической машиной. Но о ней не говорит и пусть маленькая, но все же идеологическая машина оппозиции. Это нам не на пользу. Пройдемся сверху вниз. Везде мы видим почти одно и то же. Те, кто не примкнул к хищникам, соорганизоваться для сопротивления не могут — даже в мыслях, не говоря уж о делах. Вспомним беловежский сговор. Есть в самом акте преступления что-то загадочное. Так люди смотрят, вперившись, на руки фокусника, и не могут понять. Как это? Был голубь под шляпой и — нет его! Убийство совершили средь бела дня, при всем честном народе, но так, что жертва даже не охнула — сидит, как сидела, моргает, улыбается, а уже покойник. Тут же рядом любящие сыновья. Смотрят, как вынимают из сердца нож, аккуратно его вытирают, прикрывают ранку платочком — и ни у кого никакого беспокойства. Один из потрясающих документов всемирной истории — стенограмма сессии Верховного Совета РСФСР, что утвердила беловежское соглашение. Ветераны, Герои Отечества, генералы Комитета Государственной Безопасности — все проголосовали послушно, как загипнотизированные, не задав ни одного вопроса. Под глумливые присказки Хасбулатова: "Чего тут обсуждать! Вопрос ясный. Проголосовали? Ну, приятного аппетита". Хотел бы я проникнуть в душу космонавта, честного и отважного человека, твердого коммуниста, любимца всего советского народа. Что он думал и чувствовал, когда нажимал на кнопку, своей личной волей узаконивая ликвидацию СССР? "Не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал?". Конечно, надо бы узнать, почему шесть человек, проголосовавшие Для практических действий режима, который подрядился ликвидировать СССР-Россию, ратификация беловежского сговора и не требовалась. Все равно парламентскую демократию должны были ликвидировать, весь план реформы был с нею несовместим. Но как последний эксперимент над Россией перед утверждением рискованной программы вся эта акция имела исключительную ценность. Ликвидация державы, на что не мог бы рассчитывать даже победитель в обычной войне, несла русскому народу тяжелые бедствия — возможно, смертельные. Нет даже смысла перечислять их — они совершенно очевидны сейчас и были очевидны всегда. Иначе бы Россия не вела изнурительные войны в течение пяти веков. И вот, некая клика, внедренная в управление государством и в прессу, как вирус в клетку мозга, проводит решение о ликвидации СССР через Верховный Совет — без террора, без запугивания, без подкупа депутатов. А народ не только не сопротивляется никоим образом — он даже не безмолвствует. Он просто не замечает случившегося. Что означал тот эксперимент? Что Россия не обладает никакими средствами защиты. Действуя умело, ее враг может добиться абсолютно всего. Россию не защищает ни армия, ни все прочие системы государства, ни партии, ни духовные пастыри (интеллигенция), ни церковь, ни сам народ в лице "трудящихся масс". Поразительно, но оппозиция даже не зафиксировала этот небывалый факт — полную утрату всеми подсистемами государства и общества минимальной способности выполнять свои прямые обязанности по защите страны. Даже напротив, она пускает народу пыль в глаза. Например, всем очевидно, что Комитет Госбезопасности СССР своего назначения не выполнил. Враги государства заняли высшие посты, и КГБ об этом знал — но ничего не сделал. Как минимум, КГБ позорно проиграл свой бой. А судя по мемуарам многих его начальников, можно говорить и о переходе части КГБ на сторону противника. И — глазам отказываешься верить — ЦК КПРФ поздравляет "славных чекистов, надежных защитников Отечества" с каким-то их юбилеем. Как это понимать? И ведь это перевернутое мышление присуще многим, чуть ли не всей массе наших людей. Вот, празднуют в здании МХАТ им. Горького юбилей журнала "Наш современник". В ложе для почетных гостей, рядом с Т.Дорониной — маршал Д.Язов. Ему посвящают песню, весь зал встает и устраивает ему овацию. Все правильно, он — честный человек и честно прослуживший всю жизнь Родине солдат. Пусть как Министр В зале не было генерал-полковника А.М.Макашова. Но где-то в задних рядах сидел В.А.Фролов, народный артист России, режиссер Театра драмы г. Орла, который в сентябре 1993 г. просто вступил в полк, охранявший Верховный Совет РСФСР, и стал в нем командиром взвода. Стал тем "сержантом", от которого бы могло начаться спасение России. Но никому из лидеров оппозиции, заполнивших сцену, не пришло в голову посадить его (или подобных ему, уцелевших в огне) в ложу рядом с маршалом и устроить овацию общую. Бои проигрываются, но сопротивление продолжается — так бы это понималось. Когда было установлено, что с Россией можно делать абсолютно все, ее и начали обгладывать спокойно, по графику. Сначала выпустили Гайдара — изъять за одну ночь все личные сбережения целого народа и все оборотные средства народного хозяйства. Сколько-то тысяч ограбленных умерло от инфрактов, но никто и пальцем не пошевельнул, чтобы защититься. Примеру Гайдара последовали выросшие, как грибы, "частные банки", которые хладнокровно и чисто ограбили дотла тех, кто ускользнул от Гайдара, сорок миллионов человек — при полной их апатии. Ворам даже слова упрека никто не сказал. Вкладчики банка "Чара" лишь уповают на правосудие США — может, что-то отнимет у Япончика и вернет крохи русским людям. Следующим актом выпустили Чубайса. Он произвел "приватизацию" — все национальное достояние в виде промышленности было изъято и передано под контроль десятка семейств, в которых русского человека не сыщешь днем с огнем. Каха Бендукидзе взял себе самый большой в СССР "завод заводов" Уралмаш, некий грек — один из крупнейших в мире Челябинский тракторный, и т.д. Рабочие в целом и их организации — профсоюзы, всякие ОФТ и СТК, промолчали и даже не хотели вникнуть в суть приватизации (даже в Верховном Совете СССР, когда впервые принимали Закон о приватизации, один только депутат Сухов, таксист с Украины, пытался что-то возразить). В Челябинске рассказывают: группа с московского телевидения, проезжая мимо, решила пообщаться с людьми, которые рылись на свалке за большим заводом. Кормясь остатками советской бесхозяйственности, эти люди откапывали бракованные медные детали. Разговорившись, бывшие рабочие расстегнули свои робы и репортеры увидели страшные шрамы. Новые хозяева, "приобретя" заводы, посчитали своей собственностью и залежи лома десятилетней давности. И, чтобы отвадить жадных "люмпенов", однажды выпустили на них свору арендованных у милиции овчарок. Отлежав в больнице, кое-кто по месяцу, искалеченные люди вернулись добывать кусок хлеба — безропотно, невзлюбив лишь собак. Так отнеслись к приватизации заводов. Немного погодя иностранным компаниям начали передавать уже и главные месторождения минеральных богатств России. Это не вызвало не только сопротивления, но даже и сомнений. Люди махнули рукой на благополучие детей и внуков. Сейчас, в соответствии с тем же графиком, началась территориальная ликвидация России — в буквальном смысле слова лишение русского народа его почвы. Дело не только в Чечне. Россия "эвакуируется" с Севера, быстро теряет Приморье — это ведь тот же процесс, только без крови и бомбежек. Но простого и ясного слова мы не слышим от оппозиции даже по самому очевидному случаю — Чечне. Какие-то запросы в Министерство юстиции, какое-то шелестение бумагами. При чем здесь юстиция? Разве задача Думы — следить за соблюдением законов? Она должна давать политическую оценку исходя из интересов России — и приводить законы в соответствие с этими интересами, а не наоборот. Какой смысл вообще спрашивать министра того правительства, которое начало войну именно по плану раздела России, именно ради отделения Чечни? Парламент спрашивает правительство, правильно ли оно поступает. Это же театр абсурда. И зачем напускать туману? Ведь известен совершенно жесткий и однозначный критерий суверенитета государства над территорией — он определяется тем, у кого в руках средства законного насилия. Покуда боевики Дудаева и Яндарбиева были "незаконными вооруженными формированиями", а на территории Чечни был хоть один "законный" солдат или милиционер, подчиняющийся Минобороны или МВД России, Чечня была частью Российской Федерации, хотя и в состоянии мятежа. Как только последний солдат покинет территорию, а армия и полиция Яндарбиева станут "законными" — суверенитет России утрачен. Ведь это — истина из учебника, которую вдруг "забыли" буквально все политики. Это — апатия "наверху", какая-то замедленность реакции, желание спрятать голову в песок, забыть о реальности. Как у забеременевшей гимназистки, которая все надеялась, что "рассосется". Но можем ли мы упрекнуть вождей — ведь та же заторможенность внизу, когда уже и смерть у порога. Пишут, что вооруженные бандиты в Чечне выгнали 300 тысяч русских — среди них множество казаков. В каких-то станицах изнасиловали женщин. А что же в это время казаки? На всех форумах в Москве сидят в передних рядах — бравые, с какими-то крестами на груди. Что с ними случилось? Ведь всегда на Кавказе русским жилось непросто, но все побеждал здравый смысл. Ведь на переднем крае с "татарами" (как называли горцев) уживались даже не казаки, а переселенцы-сектанты, будущие "непротивленцы". Знаток Кавказа В.Величко пишет в 1904 г.: "Конечно, первым русским переселенцам, нашим сектантам, приходилось-таки первое время отведать татарского кинжала. Предки нынешних сентиментально-безумных духобор, доведенных до истерии графом Толстым, смотрели на этот вопрос весьма реально и татарским разбойникам давали кровавый отпор; дошло до того, что ни один вооруженный татарин не смел показываться на несколько ружейных выстрелов от сектантских селений, и духоборы достигли полной безопасности. Благодаря энергии сектантов, русское имя было в татарском населении поставлено высоко, и теперешним русским поселенцам неизмеримо легче иметь дело с татарами, чем с какими бы то ни было другими соседями". Нынешняя ситуация трагична. Впервые в истории государство российское совершенно определенно и четко отказалось защищать не только русские интересы, но и жизни русских людей. Но вместо того, чтобы сплачиваться для своей защиты, люди надеются только на милость — на милость не друзей, а угнетателей. Такие народы, каким стали сегодня русские, "должно резать или стричь". Нас, поскольку уже полностью остригли, будет выгоднее зарезать — если не встряхнемся. ("Советская Россия". Декабрь 1996 г.) Первым условием успешной революции (любого толка) является отщепление активной части общества от государства. Это удалось за полвека подготовки революции 1905-1917 гг. в России. "В безрелигиозном отщепенстве от государства русской интеллигенции — ключ к пониманию пережитой и переживаемой нами революции", — писал в пророческой книге "Вехи" П.Б.Струве. Тогда всей интеллигенцией овладела одна мысль — "последним пинком раздавить гадину", Российское государство. В.Розанов пишет в дневнике в 1912 г.: "Прочел в "Русск. Вед." просто захлебывающуюся от радости статью по поводу натолкнувшейся на камни возле Гельсингфорса миноноски… Да что там миноноска: разве не ликовало все общество и печать, когда нас били при Цусиме, Шахэ, Мукдене?". То же самое мы видели в перестройке, когда стояла задача разрушить советское государство как основу советского строя. Поднимите сегодня подписку "Огонька", "Столицы", "Московского комсомольца" тех лет — та же захлебывающаяся радость по поводу любой аварии, любого инцидента. Под огнем оказались все части государства — от хозяйственных органов, ВПК, армии и милиции до системы школьного образования и детских домов. Л.Баткин, призывая в книге-манифесте "Иного не дано" к "максимальному Интеллигенцию соблазнили на отщепенство от государства лозунгами демократии и свободы. Соблазнили подпилить сук, на котором интеллигенция сидела. Подумать только, Академия наук стала чуть не главным объектом атаки ученых-демократов! Ведь даже в 1992 г., когда удушение Академии стало свершившимся фактом, доктор наук Вяч.Иванов пишет в "Независимой газете": "У нас осталась тяжелая и нерешаемая проблема — Академия наук. Вот что мне, депутату от академии, абсолютно не удалось сделать — так это изменить ситуацию, которая здесь сложилась. Академия по-прежнему остается одним из наиболее реакционных заведений". Этот филолог и депутат считает себя вправе уничтожать, оправдываясь идеологической чушью ("реакционность"!), ядро всей русской науки, которое вовсе не он создавал. Академию наук, около которой в 1918 году Ленин запретил большевикам "озорничать". Рукоплещите "демократам", русские интеллигенты! Но визги интеллигентов, конечно, недостаточны для свержения империй, если не удается заразить отщепенством массы. Правда, в этом всегда помогает и само государство — часть бюрократии в моменты кризисов ошибается, часть тупеет, часть активно создает хаос, надеясь поживиться. Русскую революцию Столыпин готовил в гораздо большей степени, чем большевики. Своими военно-полевыми судами, "столыпинским вагоном" и поголовными порками целых деревень он добился небывалого — отщепенства даже крестьян. Сход крестьян одной из волостей Курской губернии в июле 1906 г. постановил: "Мы полагаем, что в настоящее время глупо было бы платить подати, поставлять рекрут и признавать какое-либо начальство — ведь это все лишь к нашему вреду ведется". Но вернемся в наши дни. Отщепенства крестьян от советского государства бесы перестройки не добились, как ни прыгали. Но в среде рабочих успех был. Каковы же были главные идеи-вирусы? Ведь к тайным страданиям Шостаковича и голодовке академика Сахарова рабочие отнеслись равнодушно — на мякине демократии их провести не удалось. О том, каким образом советское государство реально оттолкнуло и даже озлобило значительную часть рабочих — особый разговор, и жаль, что мы никак к нему не подберемся. Но, взвешивая этот "объективный фактор", я прихожу к выводу, что он не смог бы стать решающим, если бы не был раздут, преувеличен в мозгу людей с помощью какой-то "бесспорной" идеи. Корни отщепенства рабочих — идеологические. И здесь опять, рискуя вызвать возмущение уважаемых мною людей, я вынужден сказать, что главным троянским конем для ввода ложных идей в среду рабочих был марксизм. Упрощенный, понятный, соблазнительный, с Марксом мало общего имеющий. Этот "марксизм" был создан очень разношерстной публикой, которую объединяла лишь ненависть к советской "империи" — троцкистами, югославскими "обновленцами", нашими демократами сахаровского призыва. Ключевыми понятиями этого "учения" были Начиная с 60-х годов в нашей "теневой" общественной мысли идея о том, что государство эксплуатирует рабочих, изымая их прибавочный продукт, укрепилась как нечто очевидное. Отсюда вывод: сохранять советский строй — не в интересах рабочих. Этот строй — хуже "цивилизованного" капитализма. Возьмите труды марксиста, философа и профессора МГУ А.Бутенко. Сегодня, в 1996 г. он пишет об СССР: "Ни один уважающий себя социолог или политолог никогда не назовет социализмом строй, в котором и средства производства, и политическая власть отчуждены от трудящихся. Никакого социализма: ни гуманного, ни демократического, ни с человеческим лицом, ни без него, ни зрелого, ни недозрелого у нас никогда не было". Почему? Потому что "по самой своей природе бюрократия не может предоставить трудящимся свободу от угнетения и связанных с ним новых форм эксплуатации, процветающих при казарменном псевдосоциализме с его огосударствлением средств производства". Здесь антисоветизм доведен до степени тоталитаризма: бюрократия, т.е. государство, Давайте вспоминать азы. Любое общество, не только человеческое, а даже и муравьев, живет и защищает своих членов благодаря организации и разделению "труда". Иными словами, в обществе всегда у "рабочих" изымается и перераспределяется часть их продукта (например, боевым муравьям). У людей издревле существовало два способа изъятия — через На деле эксплуатация как изъятие прибавочной стоимости есть понятие, имеющее смысл только при наличии рынка рабочей силы. Только когда есть акт купли-продажи: я тебе рабочую силу, ты мне — ее рыночную цену. И суть эксплуатации в том, что моя рабочая сила производит прибавочную стоимость, которую присваивает покупатель — владелец капитала ("капитал — это насос, который выкачивает из массы рабочих прибавочную стоимость"). Когда же может состояться акт купли-продажи рабочей силы? Когда она превращается в товар? Только когда человек становится свободным индивидом и получает в частную собственность свое тело — когда он неделим (атом, индивидуум). Ни в семье, ни в обществах с сильными общинными связями этого условия нет. В марксистском понимании к таким случаям понятие эксплуатации вообще неприменимо. Потому-то Маркс назвал производственные отношения в таких обществах "азиатским способом производства". Здесь изъятие прибавочного продукта не замаскировано куплей-продажей, и Маркс называл такие внеэкономические отношения "прозрачными". Сам Маркс в конце жизни все больше интересовался азиатским способом производства и общиной (в том числе русской), но развить свои мысли не успел — и мы вульгаризировали и приспособили к себе те понятия, которые были развиты в приложении именно к рыночному обществу. Чаянов старался показать, что Общества, где прибавочный продукт перераспределяется через повинности, могут быть экономически очень эффективными. Но не будем об этом спорить. Важнее заметить, что порой вся система таких отношений рушится просто от внедрения купли-продажи. Описан такой случай: была в Южной Америке процветающая (насколько возможно) индейская община. Люди охотно и весело сообща работали, строили дороги, школу, жилища друг другу. Приехали протестантские миссионеры и восхитились. Только, говорят, одно неправильно: нельзя работать бесплатно, каждый труд должен быть оплачен. И убедили! Теперь касик (староста) получил "бюджет" и, сзывая людей на общие работы, платил им. И люди перестали участвовать в таких работах, всем казалось, что касик недоплачивает. Социологи, наблюдавшие за этим случаем, были поражены, как быстро все пришло в запустение и как быстро спились жители этих деревенек. У советского государства с рабочими были во многом внеэкономические отношения. "От каждого — по способности!" — это принцип повинности, а не рынка. Все было "прозрачно": государство изымало прибавочный продукт, а то и часть необходимого — возвращая это на уравнительной основе через общественные фонды (образование, врач, жилье, низкие цены и др.). Была ли здесь эксплуатация? Только в вульгарном смысле слова, как ругательство. Не более, чем в семье (потому и государство было патерналистским, от слова Бессмысленно называть советский строй и госкапитализмом, ибо капитализм — это прежде всего свободный рынок труда и капиталов. Не было его в СССР. Напротив, госпредприятие где-нибудь в Англии есть капиталистическое, т.к. участвует, наравне с другими капиталистами, на рынке. Только прибыль обращает в казну. Государство "подрабатывает" как предприниматель. Рабочие легко приняли лже-марксистскую формулу их эксплуатации государством потому, что все слова были знакомыми и грели душу — приятно, когда тебя жалеют. А кроме того, сама идиотская советская пропаганда внушила, что мы вот-вот будем потреблять сосисок и магнитофонов больше, чем в США. А раз не больше, значит, нас эксплуатируют. Кто? Государство. Наверное, советское государство могло оставлять людям больше сосисок и магнитофонов. Но оно находилось в состоянии войны, пусть холодной. Это все как будто забыли (скоро вспомнят, уже начинает припекать). Поэтому главнейшей своей обязанностью государство-отец считало защиту граждан. Хоть вне, хоть внутри. И на это изымало "прибавочный продукт". В СССР было бы дикостью даже помыслить, чтобы какой-то "серый волк" из Иордании свободно ходил по русскому городу с автоматом и стрелял в русских людей. А сегодня мы это видим — и бессильны. В Ростове юноша мог всю ночь гулять с девушкой — потому что его защищало государство. Но юноша этого не понял и вырос избалованным, неблагодарным человеком. Если откровенно, то эту защитную роль советского государства больше всего и ненавидели марксисты-антисоветчики. Вот как А.Бутенко называет советский строй в период предвоенной индустриализации: "казарменный псевдосоциализм с его тупиковой мобилизационной экономикой". Тупиковой мобилизационной! Повернулся же язык так соединить два слова. Был ли на фронте его отец? Как мы знаем, все эти блага — безопасность и защиту, независимость страны и сытость ребенка, университет для сына и отдых в Крыму — рабочие высоко не ставили. Они совершенно равнодушно восприняли приватизацию — изъятие собственности у государства и передачу ее Боровому и Бендукидзе. При опросах обычным ответом был: "Мне все равно, работать на частника или на государство, лишь бы платили хорошо". Так что жаловаться ни на кого не приходится — получили именно то, что должны были получить. Теперь выходят с гордым лозунгом: "Дай поесть!". Поразительно, что еще и сегодня не усомнились в тех понятиях и идеях, с помощью которых такую массу народа лишили здравого смысла. Более того, опять на заводах появились кружки политграмоты, и опять они читают худосочное изложение Маркса. И в накаленной атмосфере лепят вульгарные формулы совсем уж невпопад — кто-то, видно, подсказывает. Уже в мастере и начальнике цеха, а то и более квалифицированном товарище видят "классового врага"! Пишет один читатель, инженер с завода: "Мне, получающему 380 тыс. руб., люди, чей заработок выше даже при простоях производства, бросают в лицо: "все инженеры живут за счет нашего прибавочного продукта, пусть нам отдадут эти деньги!". И цитируют при этом… Маркса! Мне толкуют о классовой борьбе… со мной!". В этом — самый большой провал советской системы. Ее врагам удалось натравить рабочих на государство. А теперь, почти не меняя набора своих лживых идей, враги народов России натравливают рабочих на их же товарищей. Значит, много еще горя придется пережить, пока люди протрезвеют. ("Советская Россия". Июль 1996 г.) Итак, большинство политически активных (голосующих) граждан России — 40 миллионов — выбрали президентом Ельцина. Конечно, противостояние в России заложено глубоко и закручено надолго, эти выборы — лишь эпизод в долгой борьбе, и правы те, кто призывает не унывать, а кропотливо собирать силы. Но в то же время избрание Ельцина, на мой взгляд, событие исключительно важное для осознания того, что происходит в России и в чем источники слабости оппозиции. Когда говорим оппозиция, приходится понимать коммунисты — они остались единственным ядром сопротивления курсу нынешнего режима. В этом, кстати, большая ценность выборов — выявились все подсадные утки. Всем этим "отечественным предпринимателям", "стихийным социалистам" и пр. было велено сбросить маски и сомкнуть ряды. Все это — разные колонны одной армии. А те патриоты, которые размахивали белогвардейским знаменем, но которым невмоготу быть в одной лодке с Чубайсом, замолчали (немало, впрочем, успев навредить). Так вот, коммунисты и те, кто способен с ними сотрудничать, должны, по-моему, уделить анализу выборов много сил — не поскупиться. Работа такая большая, что еще даже нельзя претендовать на зрелые выводы. Предлагаю самые первые заметки и суждения. Во-первых, унывать по поводу поражения действительно не стоит. На деле невозможно даже определить, что лучше в стратегическом плане — это поражение или "победа" с перевесом в 2-3 процента. Я лично думаю, что коммунисты по сути своей могут предложить только такую программу выхода из кризиса, что она потребует поддержки явного, убедительного большинства, которое увлечет за собой остальных. Как ни крути, речь идет не о том, чтобы что-то улучшить, быть помягче с бедными, меньше воровать (это — путь социал-демократов). Приход к власти коммунистов означает восстановление исторического пути к солидарному, братскому обществу. И дело не в темпе, не в резкости изменений, а в направлении. Мандата на такой поворот, который означает разрыв с курсом режима Ельцина, нельзя выпрашивать у общества. Оно должно созреть для этого, само требовать такого поворота и призывать коммунистов к власти. Как это и произошло, например, между июлем и октябрем 1917 года. Когда лидер компартии старается понравиться телезрителям и обязан быть ласков со Сванидзе — приходить ему к власти рано. В лучшем случае в этой ситуации "коммунистов у власти" используют для того, чтобы протащить страну через самую тяжелую фазу кризиса, выполнить грязную работу по разгребанию дерьма, оставленного воровским режимом, а затем свалить на них все шишки, когда ничего из своих обещаний они выполнить не смогут. Конечно, и такой, стратегически проигрышный вариант прихода к власти облегчил бы положение множеству людей, уменьшил разрушение страны и позволил бы передохнуть и укрепить тылы оппозиции, и за это надо было бороться. Но риск надорваться и совсем загубить дело был бы велик. По-моему, к таким перегрузкам партия еще не готова. Не нужно тратить нервы и тешить себя возможностью подтасовок при голосовании. Ну, предположим, натянули Ельцину несколько процентов — принципиально это дела не меняет. Режим, который пришел к власти недавно и на волне поддержки большинства активной части народа, может быть устранен только при очень большом перевесе оппозиции. Кредит доверия удивительно растяжимая вещь и сохраняется даже без всяких положительных результатов. Правда, и исчезнуть он может внезапно — опротивет режим, и все. В нашем же случае дело гораздо сложнее, ибо для очень многих режим Ельцина принес положительные результаты, удовлетворил такие материальные запросы и духовные ценности, которые эти люди боятся потерять с приходом коммунистов. Здесь, по-моему, главный урок выборов. И если мои рассуждения верны, многое придется менять и в способе объяснения всего происходящего, и во всей политической доктрине оппозиции. Начнем с того, что происходящее никак не укладывается в простые, привычные, разумные схемы (например, знакомые нам из исторического материализма). Вот, Зюганов говорит: "не может же народ согласиться с таким порядком, при котором один ограбил девятерых". Разумно! А на деле мы видим, что такой порядок не просто возник и существует, а что треть ограбленных молчит, а треть активно за этот порядок выступает. Значит, чего-то мы, разумные, тут не видим. Крупнейший психолог нашего века Юнг, наблюдая за пациентами-немцами, написал уже в 1918 г., задолго до фашизма: "Христианский взгляд на мир утрачивает свой авторитет, и поэтому возрастает опасность того, что "белокурая бестия", мечущаяся ныне в своей подземной темнице, сможет внезапно вырваться на поверхность с самыми разрушительными последствиями". Потом он внимательно следил за фашизмом, и все же в 1946 г. в эпилоге к своим работам об этом массовом психозе ("немецкой психопатии") признал: "Германия поставила перед миром огромную и страшную проблему". Он прекрасно знал все "разумные" экономические, политические и пр. объяснения фашизма, но видел, что дело не в реальных "объективных причинах". Загадочным явлением был именно массовый, захвативший большинство немцев психоз, при котором целая разумная и культурная нация, упрятав в концлагеря несогласных, соединилась в проекте, который явно вел к краху. Почему, уже после войны, Юнг говорил о том, что проблема, которую Германия поставила перед миром, огромная и страшная? Потому, что это был лишь пример того, как идеологи разбудили и "раскачали" скрытые, скованные разумом и нравственностью устремления человеческой души — коллективное бессознательное — и этот зверь начал действовать способом, который невозможно было предсказать. Это было предупреждение миру: в общественных делах, особенно "ломая и перестраивая", надо быть очень осмотрительными, действовать без заклинаний, путем разумного и осторожного диалога. Почему я припомнил это предупреждение Юнга? Не для того, чтобы уподобить кого-то фашистам. А потому, что поведение огромных масс населения нашей страны обусловлено, на мой взгляд, не разумным расчетом, не "объективными интересами", а именно всплеском коллективного бессознательного. Это поведение в высшей степени не разумно и кажется той части народа, которая психозом не захвачена, непонятным и необъяснимым. В некоторых частях сломанного СССР раскачанное идеологами коллективное бессознательное уже привело к крайним последствиям. Возьмите Армению. Нет смысла искать разумных, пусть и эгоистических, расчетов в ее войне с Азербайджаном. Это — массовый психоз, вызванный политиками для более "безобидной" цели, для свержения советского строя и разрушения СССР. Многие в рядах оппозиции думают, что если бы им во время выборов дали больше экранного времени, позволили бы донести до народа свою правду, то положение резко изменилось бы. Я так не считаю. Какую еще правду надо доносить, когда она вопиет на каждом шагу — на улице, на работе, в троллейбусе, который взрывается в центре Москвы. Жизнь дает такой пропагандистский материал, что по сравнению с ним всякие выступления Зюганова бледнеют. Что толку говорить с экрана: "Доменных печей погашено больше, чем во время войны!", если тебе искренне отвечают: "Вот и хорошо!". Весь строй рассуждений коммунистов рассчитан на здравомыслящего человека. Но для тех, в ком коллективное бессознательное вырвалось своей неожиданной стороной и подавило разум, этот строй мысли не только чужд и непонятен, он им противен. Он вызывает обратный эффект. А вот бессвязная, рваная, полная темных эмоций речь Ельцина близка и привлекательна. Нельзя сказать Какой же стороной вырвалось коллективное бессознательное русского народа и куда оно нас сейчас влечет? Ведет ли оно, как верещат демократы, к либеральному открытому обществу, рыночной экономике, правовому государству и прочей сладенькой дребедени? Год за годом накапливалось много признаков, а выборы уже показали четко: раскрепощенное перестройкой коллективное бессознательное влечет нас совсем в другую сторону. Оно лишь на коротком пути было попутчиком демократов, когда ломали порядок. Советский, социалистический, тоталитарный — как угодно его назови, неважно. Суть в том, что ломали порядок и создавали хаос. В дураках при этом осталась либеральная интеллигенция, должна же это она наконец признать. Второй раз в истории она раскачала коллективное бессознательное русского народа и оказалась растоптанной в возникшем хаосе (об этом криком кричат русские философы в книгах "Вехи" и "Из глубины", понятнее Юнга). В первый раз Россия "кровью умылась", и каким-то чудом коммунисты сумели овладеть разбуженной энергией и направить ее на строительство, создать новый порядок. Это — поразительная историческая заслуга большевиков, какое-то прозрение на них снизошло. Повторите-ка их опыт, господа Горбачев да Чубайс. Почему же интеллигенция не поняла этой стороны советского проекта? Из-за легкой внушаемости и поразительного отсутствия исторического чувства. В советской идеологии история была искажена — вместо бунта "свято-звериной" русской души революция была представлена как разумное и чуть ли не галантное классовое столкновение (возможно, это умолчание было оправданным — не поминать лиха). Сказано было: красные за социализм, белые за капитализм, победил прогресс — просто и понятно. А ведь главной, стихийной и страшной силой было Кто же сегодня поддержал Ельцина, если не считать ничтожную кучку "новых русских" с их разумным, даже циничным расчетом и сбитую с толку интеллигенцию (об этих особый разговор)? Поддержали именно те, в ком взыграло обузданное советским строем антицивилизационное коллективное бессознательное. Возникновение индустриальной цивилизации было "скачком из мира приблизительности в царство точности". Скачком очень болезненным. И это царство — еще островок в мире, и нас тянет вырваться из него обратно в мир. Эти массы людей, освобожденные с заводов и из КБ, от норм права и нормальной семейной жизни, правильно поняли клич Ельцина: "Я дал вам свободу!". Но это — не свобода, о какой мечтали Сахаров и А.Н.Яковлев, не свобода западного индивидуума, зря они радовались грядущему хаосу. Это — именно "воля, волюшка", которую Яковлев так ненавидит. Свобода казаков, ватаги, банды. Артели челноков и рэкетиров — это казаки конца ХХ века, сбежавшие на новый Дон от крепостного права завода и университета. В самом понятии И к этим людям, как запорожцы босым, но пьяным и веселым, коммунисты взывают: выберите нас, мы восстановим производство и вернем вас к станку и за парты. И удивляются, когда те бегут голосовать за Ельцина. Почему я говорю, что выборы стали важнейшим, окончательным экспериментом? Потому, что носители идеи либерального порядка с треском провалились, один за другим. Отшвырнули Гайдара, вытерли ноги о Горбачева, оставили с носом Явлинского. Кадеты, либералы и меньшевики, как и в революцию, отброшены народной стихией. За кого голосовали? За искреннего капиталиста и мастера своего дела С.Федорова или либерала гарвардского помета Явлинского? Нет, за Ельцина и Лебедя, выступающих в гриме крутых громил. Остались две силы: те, кого с натяжкой принимают пока за большевиков (коммунисты из КПРФ, к которым примкнули и те, кто мечтал быть "белым"), и те, кто взялся охранять хаос. Пока что "новые русские" с этими заодно, но деньги и семьи отправляют за рубеж. В недавней статье Жанна Касьяненко пишет, как таксист, который ее вез, перед выборами опасался: "Придут коммунисты, опять всех загонят на заводы". И она поражалась: что же в этом плохого? Она — в той части народа, которая продолжает следовать голосу разума. Но политик сегодня бессилен, если он не поймет этого таксиста и не найдет такой путь к новому порядку, чтобы нам снова не "умыться кровью". Неподалеку от моего участка тоже строит дом и сажает картошку человек, в котором, почти как для учебника, соединились чудесные свойства и слабости русской души. Готов поделиться всем, что у него есть, бежит помочь всем и каждому, за любое свинство готов дать в морду, даже смешно приложить к нему западные мерки рынка и прав человека. Человек удивительно деликатный, хоть и выглядит медведем. Иногда приходил излить душу: родной завод, где проработал двадцать лет, совсем разворовали. У директора завода в приемной ОМОН, по цехам ходит с телохранителями — это когда же такое могли себе представить! А перед вторым туром выборов вышел я в огород понурый, а он меня пожалел и успокаивает: "Ты, Григорьич, не кручинься, не допустят, чтобы коммунисты пришли к власти". И потом зло говорил о "деревенских" — все они голосовали за Зюганова, а теперь запили с горя. Чем же ему так противны коммунисты? Он не читает газет и не смотрит телевизор — не жертва манипуляции. Равнодушен к историям о ГУЛАГе и не соблазнен приватизацией. Он просто счастлив воле. Его отправили в неопределенный отпуск, а ему мало что и надо, и у него отключилось чувство ответственности за страну в целом. Его мир — картошка, банька, маленькая внучка, с которой он катается по траве, приятели в деревне, с которыми можно душевно распить бутылку. Он не лентяй, встает с солнцем, но вырвался из индустриального "царства точности" и вернулся почти в язычество. Все эти ценности коммунисты обещают отобрать и уверены, что делают для этого человека благо. Конечно, все мы испытываем тягу к такому бегству от цивилизации, это и есть наш архетип. Мы и совершаем порой такое бегство на время, отдыхаем душой. Но когда это происходит с половиной народа, и он начинает "жечь костры и в церковь гнать табун", то это — катастрофа. И чем она кончится, пока не ясно. И это — вовсе не возврат к досоветской российской цивилизации, это именно пробуждение в нас гунна. А гунн сегодня может сколько-то времени выжить только истребляя все вокруг — пока его не истребят. Глядя на моего соседа, я думаю, что та невероятная индустриализация, которая легла на плечи русских крестьян, потом война, потом вся эта гонка развития как будто сжали несколько поколений нашего народа слишком тугой пружиной. Начали при Брежневе давать послабку — неумело. А потом что-то стронули, стали ломать — и пружина вырвалась. И масса людей счастлива. Скудеет их потребление, рушится страна, уходят в банды сыновья, а они к этому равнодушы. Главное, сброшены оковы цивилизации, и они гуляют, как махновцы на тачанке. И при этом есть президент, который это одобряет и даже бросает им на прокорм и пропой последние богатства страны. С нашим атаманом не приходится тужить. Как же не голосовать за него? Где разрешение этого противоречия? Как эту волю совместить с правдой того тракториста, который страдает при виде незасеянных полей и пьет горькую после поражения Зюганова? Это — новая "огромная и страшная проблема". Нет ответа в учебниках, надо думать самим. Вот сейчас — главная работа для коммунистов. Разобраться, без упрощений, хотя бы в среде своих, а не тратить почти весь пыл на критику противников. Им от этого ни жарко, ни холодно. В современной западной философии, которая остро переживает общий кризис индустриальной цивилизации, есть взятый у поэта XVIII века Гельдерлина принцип: "Там, где зреет смертельная опасность, там растет надежда на спасение". Нормальные человеческие инстинкты — сохранение жизни, продолжение рода — будут разворачивать вырвавшееся, как обезумевший табун, коллективное бессознательное русского народа его созидательной стороной. Надо лишь помогать этому, стремясь, чтобы силы спасения выросли раньше, чем смертельная опасность созреет вполне. А ведь таких источников опасности у нас три. "Новые русские", эта социальная группа-пиявка, досасывают последнюю кровь хозяйства России. И эта пиявка не отвалится — налажена откачка нашей крови за рубеж. Культурный слой нации, интеллигенция утратила память, чувство реальности и способность к здравому мышлению. И народ тычется за ней, как слепой, а в доме пожар. Так давайте определим места, где "зреет опасность". Там надо лелеять ростки надежды. ("Советская Россия". Июль 1996 г.) Статья "Слепая воля" вызвала много писем, и в них — важные мысли. Надо их обсудить. Пусть простят меня товарищи, но интереснее всех письма противников. Тех, кто считает, что выбор 3 июля избиратели сделали правильный и разумный (неважно даже, голосовал ли сам автор письма за Ельцина). Один такой автор сам 30 лет проработал на заводе, вырвался оттуда благодаря Ельцину и обратно не желает. Видимо, неплохо устроился. Он обижается, что я вроде бы его обозвал гунном. Зря обижается, а другие зря обижаются за казаков — это понятия условные, метафоры. Нельзя же в краткой статье все разжевать. Образ гунна дал А.Блок в поэме "Скифы", и сегодня эта поэма для нас очень важна. Тогда Блок предупреждал Запад: если он порвет с Россией, она не защитит его от гунна, но откуда этот гунн возьмется, было неясно. А он сейчас вырастает и из нас, и из недр Запада — и нет защитницы-России. Но это — другая тема. Важно, как этот "не гунн" с 30-летним заводским стажем объясняет позицию рабочих: "Реакция современных рабочих на останавливающиеся заводы — это протест против политики военного коммунизма, которая проводилась во времена застоя". То есть, рабочие якобы рады разрухе, ибо освобождены от "новой формы рабского труда", какой был уклад советского хозяйства. Пойду, вырву себе глаз, пусть у моей тещи будет зять кривой. Капитализм, даже дикий, автор ценит намного выше: "Частник — пиявка, гад, сволочь, платит мало, но оплачивает по труду, хотя и по своим принципам". Не будем придираться к нелепости: можно платить или по труду, или "по своим принципам" — и то и другое никак. Частник платит именно не по труду, и это понятно последнему ежу в Африке. Иначе бы частник не был пиявкой. Но это автор письма ему прощает за старую, изобретенную пятьсот лет назад этими пиявками приманку: разделять людей по доходам, создавать из общества "воронку", где каждый тянется наверх, в узенький носик. И, как считает мой оппонент, советские рабочие, ставшие "челноками", выиграли: "Основная масса рабочих и технической интеллигенции подались в челноки. Конечно, это несчастные люди, не уверенные в завтрашнем дне, всего боящиеся и бесправные, но… Но у них выполняется принцип "как потопаешь, так и полопаешь", т.е. оплата по качеству и интенсивности затраченного труда". Выходит, какой-то категории людей стало важно не то, много или мало он получает ("частник, гад, платит мало"), а чтобы сосед получал меньше тебя. Ведь произошло небывалое снижение уровня оплаты труда по сравнению с советским строем. В СССР рабочий получал 6-7 рублей в час. Для удовлетворения основных жизненных потребностей (пища, жилье, транспорт) это было примерно столько же, сколько получал рабочий на Западе (8-10 долларов в час). По автомобилям и видеомагнитофонам не дотягивали, но надо все же брать главное. За час труда на советском заводе человек получал 35 буханок хлеба или 60 литров бензина. Хлеб и энергия — абсолютные, всеобщие эквиваленты жизнеобеспечения. Сегодня рабочий в РФ в среднем получает полдоллара в час. Это меньше одной буханки хлеба или 1 литр бензина. И масса рабочих — не против этого строя! Горняки объявляют голодовки в забоях, но стараются ни словом не обидеть политический строй. Лишь просят Президента, чтобы велел плохим начальникам вовремя выдавать им жалкую зарплату. Как это объяснить? Новосибирск — город с полутора миллионами самых квалифицированных рабочих и инженеров — проголосовал за Ельцина. Значит, многим людям стало важно самоутверждаться через деньги, через разницу в доходах, и они перешли в "новую веру" — поверили в главный принцип буржуазной морали: "иметь — значит быть". Советский режим на это перерождение значительной части народа (и прежде всего верхов, а за ними и рабочих) никак не ответил. КПРФ сегодня тоже никак не отреагировала. Все время говорят об ограблении, о социальных благах советского строя, а эти люди готовы получать и потреблять гораздо меньше, но работать у гада-частника, а не у государства-"рабовладельца". Важно, что эта потребность — духовная и жгучая. И это именно всплеск коллективного бессознательного, разумным это никак не назовешь — какой разумный человек станет радоваться разрухе, при которой уничтожаются рабочие места для целых поколений! Вместо улучшения своего в чем-то неудобного дома — сжечь его посреди зимы! Отомстили советскому строю! Но проблема в том, что духовная потребность становится материальной: известно, что в своих желаниях и потребностях человек не является разумным и далеко уступает в этом животным. Маркс хорошо сказал: животное хочет того, в чем нуждается, а человек нуждается в том, чего хочет. Человек, который поверил в "закон воронки" и мечтает стать богаче соседа через конкуренцию, а не быть равно зажиточными через сотрудничество — самый рьяный защитник капитализма, хотя бы сам он умирал от голода. Диалог с ними для КПРФ труднее, чем с банкирами в Давосе, те — люди разумные. Но диалог этот необходим, и надо к нему приступать. Обидевшись за гуннов, мой оппонент упрекает меня ("профессора") в том, что я отрекся от классов и классовой борьбы — критикует с позиций марксизма. А на деле подтверждает мою мысль: решив не улучшать, а сломать советский строй, который был цивилизацией, недовольные рабочие и ИТР вовсе не стали буржуа и пролетариями, не разделились на классы. Они именно деклассировались и выпали из цивилизации. Радоваться остановленным заводам — это и быть гунном. "Полопаешь так, как потопаешь" — это и есть мышление гунна. И зря воспевают "труд" челнока. Какой это труд? Какого класса? Это — набеги за добычей, рысканье по джунглям, хоть и каменным, поиск кореньев и падали. Что еще меня поразило в этом письме, так это глубина, на которую проник в сознание вульгарный исторический материализм. Массы действительно поверили в существование "объективных законов исторического развития", и для оправдания своих действий и желаний всегда могут выудить из истории аналогию, которая вроде бы все объясняет. Автор письма пишет: "Тогда после военного коммунизма последовал НЭП, сейчас также, правда, по инициативе США". Так сказать, Джордж Буш — это Ленин сегодня. При внешней нелепости сравнения НЭПа с ельцинской разрухой здесь — важная мысль. Многих людей тянет к мелкому бизнесу и торговле, их и соблазнили и мобилизовали ("инициатива США") для слома советского порядка. Но через НЭП мы выходили из разрухи, а потом пришел железный, но наш и для нас, порядок сталинских пятилеток. После ельцинского "НЭПа", по логике самого автора письма, придет порядок США и для США — как на Гаити. Иного не дано. Ибо на завод гунн не вернется (да и завода уже не будет) и за коммунистов голосовать не станет. И еще о челноках и "НЭПе по-американски". Наши социологи ни гу-гу о таком социальном явлении, в которое вовлечено 12 миллионов граждан. Придется почитать американских. Явление это в истории уникальное и вовсе не стихийное. Это — именно политика, разработанная мозговыми центрами США. Родилась идея создать такую уродливую "социальную нишу" в 1989 г., когда готовились планы шоковой терапии для Польши и Чехословакии. А реализовал первым эту программу Бальцерович в Польше: уже в 1990 г. на 35 млн. поляков было 30 млн выездов за границу за покупками. Была задача: перед приватизацией оттянуть рабочих с заводов, деклассировать их, чтобы не осталось коллективов, которые могли бы сопротивляться передаче собственности. Куда оттянуть такую массу? Эксперты предложили свернуть нормальную торговлю и задержать на время развитие крупного торгового капитала — поощрять дикую для конца ХХ века мелочную, базарную торговлю с рук. Говорилось тогда в западной прессе, что это создаст питательную среду для преступности, что казна не получит от торговли налогов, что социальные издержки будут просто чудовищны. Но все это признали приемлемым ради решения политической задачи — слома общественного строя. Таков НЭП "по инициативе США". Что же он означает для общества и самих челноков? Думаю, одно из крупномасштабных преступлений ХХ века. Произведено искусственное снижение социального положения, квалификации, самоуважения огромных масс людей, которые еще вчера были необходимыми и продуктивными членами общества. То, чем занимаются у нас эти торговцы, бывшие рабочие и инженеры, на Западе оставлено, как скрытая благотворительность, для маргиналов — спившихся безработных, наркоманов, подростков-цыган. Когда в РФ политические задачи будут решены, торговый капитал, обладающий транспортом, электронными системами информации и расчетов, оборудованием и помещениями складов и магазинов, разорит и ликвидирует всех этих челноков и ларечников в течение месяца. Как бы они ни "топали", их издержки на единицу товара в сотни раз превышают издержки нормальной торговли, не надо строить иллюзий. Не может мой освободившийся от советского завода оппонент этого не понимать. Лучше бы прямо сказал: взыграло в части народа стяжательское начало, захотелось потоптать ближних, вот и позавидовали тем, за бугром. А теперь уж стыдно признаться, когда сами оказались в дураках. Встав в обиженную позу, мой читатель ушел от главного вопроса: означает ли вся программа режима Ельцина в совокупности Деиндустриализация, то есть уничтожение промышленной системы огромной индустриальной страны ("НЭП по инициативе США"), — явление в мире небывалое и истории не известное. Ни одной побежденной в "горячих" войнах стране таких условий не ставили. Небольшой эксперимент проводят над Ираком, но ни в какое сравнение с Россией это не идет, так как режим власти там сменить не удалось. Вопрос в том, может ли промышленно развитая страна, лишившись промышленности, одновременно не претерпеть других видов распада — культурного, правового, демографического. То есть, уцелеть как цивилизованная страна со своим местом в истории. На основании всей совокупности данных, которыми я располагаю как научный работник именно в этой области, я ответственно заявляю, что нет. Деиндустриализация означает полное, по всем позициям, разрушение страны как цивилизованного общества. И какими бы дефектами советского строя и личными удобствами при режиме Ельцина ни оправдывали свою позицию на выборах те, кто проголосовал за продолжение его программы, они должны осознать свою ответственность. Какие бантустаны нарежут из России в годы "пятилеток по инициативе США" после Ельцина — это второй вопрос. Пока что задача — содрать с России наросшее на нее за тысячелетие "мясо" цивилизации и разбудить гунна, который разрушит все ее белокаменные дворцы и заводы. ("Советская Россия". Октябрь 1996 г.) Идут и идут письма в ответ на мою статью "Слепая воля". Люди расширяют тему, но больше всего звучит мысль: рабочие отказались от советского строя и даже сегодня поддержали его могильщика Ельцина потому, что в СССР была уравниловка и все считали, что им недоплачивают — по сравнению с соседом, который работает хуже и которому следовало бы платить меньше. КПСС не нашла решения этой проблемы, а теперь и от КПРФ нет ясного ответа. Вот и результат. В эти же месяцы я побывал на разных "круглых столах", где рассуждали об итогах выборов, и там настойчиво звучала мысль (особенно в среде патриотов): народ всегда прав, а виновата оппозиция, которая "не сумела, не нашла и т.д.". Тут приходят к общности взглядов лидеры и люди, пищущие из "гущи жизни" — не отмахнешься. Задумаемся, верно ли в принципе и помогает ли просветить оппозицию само это незыблемое утверждение: народ всегда прав! Или, в чуть сокращенном варианте: рабочий класс всегда прав! Что отдельный человек нередко ошибается — все согласны. А народ? Если взглянуть с точки зрения демократа, тезис "народ всегда прав" (или "народ — носитель правды") вообще не имеет смысла. Ибо для демократа народа как единого организма не существует. Есть лишь некоторое количество "человеческой пыли" — индивидуумов, неделимых атомов человечества. Они в своих решениях автономны и равны: один человек — один голос. Принимается то решение, за которое подано больше голосов. Ясно, что проблема История как будто подтверждает это видение демократа. Когда народы бывали поставлены перед выбором, они неоднократно делали фатальные ошибки — даже с точки зрения своих собственных интересов, не говоря уж о "вечных" идеалах. Предание гласит: народ Иерусалима демократическим путем, причем почти единогласно, решил послать на крест Христа и освободить разбойника. И это не было следствием манипуляции сознанием. НТВ и ОРТ тогда не было, а Понтий Пилат постарался внятно объяснить людям суть выбора. Народ не узнал Второй пример: рассудительный немецкий народ в подавляющем большинстве поддержал Гитлера и весь его безумный проект. Сказать, что это был колоссальный обман, было бы большой натяжкой. Суть национал-социализма и план превратить Россию в "жизненное пространство" немцев были изложены вполне ясно. Речь идет о выборе народа. Этот выбор был ошибочным. Третий пример: выбор умудренного веками армянского народа — расплеваться с Россией и начать безумную войну против Азербайджана. Пусть весь этот проект родился в воспаленном мозгу интеллигенции, нельзя отрицать, что он был с энтузиазмом воспринят большинством. Сегодня всем ясно, что выбор армянского народа был ошибочным — даже при том, что из политических соображений и Запад, и режим Ельцина оказывают Еревану большую поддержку, а не то совсем бы захирели. Повторяю, что демократа очевидные ошибки, совершенные целыми народами, не смущают. Если народ — лишь сумма индивидуумов, а индивидуум вполне может ошибаться, то сумма ошибочных мнений без всяких проблем ведет к общей ошибке. Я, как и многие, отвергаю это представление о человеке и обществе. Мы утверждаем, что человек — не индивидуум, а личность, связанная незримыми нитями со своими собратьями. Вместе мы — народ, общность надличностная, обладающая коллективным разумом и коллективным бессознательным, устойчивой исторической памятью и устойчивыми понятиями о Добре и зле. Многие из тех, кто это признает, выводят отсюда, что когда решения отдельных личностей, со всеми их слабостями и соблазнами, соединяются в "мнение народное", то возникает новое качество, действует мистика прозрения — и это мнение несет истину. Народ прав! А если народ расколот, то каждая часть имеет "свою правду", и нельзя говорить, что она просто ошибается — надо эту правду "понять". Я лично признаю, что соединение личных мнений в "народное" создает новое качество, мудрость высшего порядка. Но я отрицаю мистическое могущество этого коллективного разума. Ему тоже свойственно ошибаться, нередко по нескольку раз подряд. И личность не имеет права безропотно склоняться и уничижаться перед мнением народным — при всем к нему уважении. В судьбе всех людей, и верующих, и атеистов, произвело поворот христианство, которое нагрузило нас свободой воли — и личной ответственностью. Ни коллективизм, ни государственность, ни соборность их не отменяют. В заблуждениях и слабостях не спрятаться за спину народа или класса. Потрясает фраза из Библии: "И у поколения было собачье лицо" — вот что бывает без свободы воли. Вот я и предлагаю рассмотреть проблему, не считая заранее, что если рабочие мечтали жить по принципу "как потопаешь, так и полопаешь", а советский строй эту их мечту не осуществлял, то они были правы, позволив этот строй уничтожить. Правы только потому, что они — народ. Нисколько не считая, что советский строй был в этом хорошо устроен, я утверждаю, что здесь народ (вернее, его влиятельная часть — рабочие) ошибся, причем жестоко. Изложу свои доводы, над которыми мне пришлось думать более тридцати лет. Пришлось даже не по моей воле. Одно время, давным-давно, моим соседом по коммуналке был шофер-дальнерейсовик. Сильный и дремучий, прямо зверь. После рейса бивал жену, и она скрывалась в нашей комнате (он уважал мою мать). Этот человек отличался тем, что подолгу задумывался над отвлеченными проблемами. Одной из них и была мера труда. Он приходил ко мне и начинал пытать: почему я, окончив МГУ, работая с утра до ночи в лаборатории, получал 105 руб, а он, тупой неуч и пьяница, почти 400. "Здесь что-то не так. Будет беда," — говорил он. Я не соглашался, указывая, что шоферов не хватает, а в МГУ конкурс 18 человек на место. И мы с ним пытались этот клубок распутать, перечисляли все тяготы и награды его и моей работы, искали денежную меру. Оказалось, дело очень сложное. Он рассуждал не так, как народ — и потому заставил и меня думать. Потом я читал, что мог, и выведывал на Западе. В чем же, на мой взгляд, ошибки рабочего, который "сдал" советский строй, потому что ему, токарю-виртуозу, недоплачивают, а соседу-неумехе переплачивают? Ошибок несколько. 1. Сделаем мысленный эксперимент: представим, что какой-то ангел (или демон) точно, до копейки, обозначил цену труда каждого человека, и через кассу каждому в день получки был вынесен приговор — "кто сколько стоит". Стали бы люди, включая "токаря-виртуоза", счастливее? Почти наверняка — нет, не стали бы. Начали бы распадаться не только коллективы, дружеские компании, но и семьи. Наша "цена" должна быть тайной, мы всегда должны считать себя немножко недооцененными и великодушными. У нас эту тайну создавала "уравниловка". На Западе другой метод — зарплату там платят строго конфиденциально. Никаких ведомостей товарищи не видят, а спросить: "Сколько ты получаешь?" — верх неприличия. Я, по глупости, спрашивал, и даже близкие друзья мне отвечали уклончиво и очень раздраженно. За вспыхнувшей в 60-е годы ненавистью к уравниловке скрывалась не жажда благосостояния (оно как раз повышалось), а именно соблазн самоутвердиться через деньги в своем ближайшем окружении. Это желание вообще иллюзорно, а для трудящихся — разрушительно. Здесь — ошибка, меньшее зло хотели поменять на большее, а получили кошмар. Внешне это — измена именно общинному духу как стержню русской цивилизации (а на деле — соблазн, погоня за блуждающим огоньком). Надо вспомнить: при общинном строе самые сильные и самые ловкие едят меньше слабых и неспособных. Это оплачивается любовью и уважением. Так и возник человек, в стае обезьян иные порядки. Но это — ошибка высокая, от томления души. 2. Ошибка земная, на шкурном уровне, в том, что рабочие поверили, будто "рынок" всем воздаст по труду. Надо только уничтожить советский строй. Пусть меня простят товарищи рабочие, в этом вопросе их обманули, как маленьких. Обман из нескольких слоев. Во-первых, рынку в принципе наплевать, какой ты там мастер или виртуоз, для него есть один критерий — прибыль. Купят ли твою рабочую силу и почем, определяется только тем, принесет ли использование твоей рабочей силы прибыль и какую. Сегодня половина наших рабочих-виртуозов не стоит у станка, а таскает тюки с барахлом. И с точки зрения рынка это разумно. Они не знали, что так будет? Не хотели знать? Что ж, вышла ошибка. Во-вторых, реальный капитализм распределяет зарплату вовсе не по труду и даже не по рыночной стоимости рабочей силы, а исходя из баланса силы. Токарю-виртуозу в ФРГ платят 15 долл в час, такому же токарю в Бразилии 5 долл, в Чехии 2, а в России 1. Почему? По кочану — вот самый верный ответ. Но русский токарь почему-то решил, что если он поможет Ельцину уничтожить СССР, то ему будут платить, как немцу. Почему он так решил? Я думаю, что не подумал хорошенько. Ошибся. В-третьих, на заводах самого Запада проблема нормирования и оценки труда не решена точно в такой же степени, как это было в СССР. В этом смысле уничтожение советского строя ничего не дало и не могло дать, это была с точки зрения интересов рабочего класса огромная глупость. Вместо того, чтобы постепенно искать, улучшать и даже бороться — уничтожили свой родной дом. Дети малые, неразумные — и избалованные. Ленин писал, что рабочие обязаны бороться с советским государством, ибо любое государство, если с ним не борется трудящийся, бюрократизируется и тупеет. Бороться — и охранять! А рабочие снюхались с начальством и дали себя подпоить и развратить мелкими подачками. А сейчас они не голосуют за КПРФ, потому что придет она к власти — и опять обюрократится. Ждут, чтобы в России к власти пришли ангелы. А если не ангелы, то пусть уж лучше будут черти из табакерки Международного валютного фонда. Запад решает проблему оплаты с помощью множества ухищрений, не пытаясь стать справедливым ангелом, но главное — при помощи кнута безработицы. Практически вся рабочая молодежь "пропускается" через безработицу, и этот урок остается на всю жизнь. Получив работу, человек так за нее держится, что бузить из-за того, что "менее способному соседу платят столько же, сколько мне" — и в голову никому не придет. Там даже и поверить не могут, что это создавало серьезные проблемы в СССР, просто не понимают. Если бы кто-то и начал бузить, ему бы ответили: "Сколько кому платят — не твое собачье дело. Получи расчет и катись". Наконец, главная, на мой взгляд, ошибка относительно капитализма. Я и сам ее осознал, когда в 1989 г. приехал работать в Испанию. Утром по радио случайно услышал выступление католического священника, и он сказал: "в рыночной экономике наверх поднимается не тот, кто умнее или кто лучше работает, а тот, кто способен топтать товарищей — только по их телам можно подняться наверх". Сказал, как отчеканил, а мы все мусолим вокруг да около. Даже если бы Россию не стали уничтожать, даже если бы наши заводы удалось превратить в частные фирмы без остановки производства, токарь-виртуоз никогда бы не поднялся наверх. Да, он получил бы свою чечевичную похлебку и даже подержанный "опель", но наверх бы все равно поднялся паскуда, будь он хоть трижды дебил и неумеха. То, что мы видим сегодня — не просто норма, это лучший вариант. Наверх поднялись паскуды еще совестливые, еще советской закваски. Рабочие в массе своей ошиблись. Но я верю в коллективный разум и надеюсь, что он будет толкать их к исправлению ошибки. Потери, которые мы из-за этой ошибки понесли, уже огромны, но еще не смертельны. Время не ждет, и поддакивать тем, кто ошибся, только для того, чтобы они не огорчались, не могу. ("Советская Россия". Июль 1996 г.) |
|
|