"История советского государства и права. Кара-Мурза С.Г. Опять вопросы вождям. " - читать интересную книгу автора (Кара-Мурза Сергей Георгиевич)

Глава 10. В чем суть столкновения в России?

Продолжим наши усилия по самопознанию — вопреки соблазну поверить в простые формулы и продолжать, зажмурив глаза, размахивать знаменем, хоть красным, хоть белым. Пока будет оставаться необъясненной загадкой тот факт, что трудящиеся отшатнулись от социализма и советского строя и позволили их уничтожить, никакой объединяющей людей программы оппозиция выдвинуть не сможет. Эта загадка свербит мозг каждого — что со мной произошло? О какой программе может идти речь, если не понимаешь, чего хочет или чего не хочет масса?

Пока что лидеров оппозиции можно даже заподозрить в желании дождаться упрощения ситуации: бедствия приведут людей в отчаяние, создадут "революционную ситуацию", и люди взовут к организованной оппозиции: "веди нас в бой!". И голову ломать не придется.

Дожидаться "социального взрыва" — мало чести. Честь в том, чтобы избежать его, уйти от пропасти социального насилия и мщения. Первые его признаки как раз оттолкнут половину колеблющихся и сплотят противостоящие части общества. А без того, чтобы верно объяснить людям происшедшее с СССР, и социальный взрыв не поможет. Ну, сменят сотню высших чиновников, кого-то поймают в аэропорту — а дальше что? И речь идет не о "программе", о которой бубнит запускающий мелочные обманы Гайдар. Программа, вполне разумная, уже почти очевидна, но дело серьезнее. Ведь перед патриотическим правительством встанет такая трудная задача, какой никогда, пожалуй, не стояло. Сегодня над Россией навис не разоренный войной и внутренними конфликтами Запад, а консолидированная, пусть на время, "мировая цивилизация", в которой даже позиции крайне правых и крайне левых по отношению к России (СССР) различаются не слишком сильно. Не сорваться на гибельное противостояние можно будет лишь при мощной, однозначной поддержке большинства населения. А что оно поддержит?

Вот, Юрий Власов пишет, что Россия нуждается в Вожде — и рисует страшный образ Сталина. Но сила Сталина была не в маузере Ягоды, а в том, что были у него "слова, как пудовые гири, верны". Почему Ельцин, даже разорив страну и нарушив почти все свои обещания, до сих пор владеет умами множества людей? Не чудо ли это? Разве он — такая уж симпатичная фигура? Сила его лишь в том, что он три года назад сказал своим грубым языком несколько верных слов, точно нащупав в душах людей нужные струны. Пусть эти струны были квалифицированно обнажены и натянуты целой бригадой "прорабов перестройки" — это их победа. Война есть война.

Сегодня, вспоминая недавнее прошлое, я даже выскажу предположение, что и слов-то никаких Ельцин не сказал — эти его слова создало наше собственное воображение, с помощью гипнотизеров с ТВ. Мы сами создали себе миф Ельцина — крутого борца с номенклатурой. Он иногда шевелил губами, что-то рычал, а мы "додумывали". Мы сами сотворили себе этого кумира, вернувшись в "язычество" из обрыдлой церкви Суслова и отвернувшись от гаденького соблазнителя Горбачева. Пусть сорвано уже с кумира несколько масок, видна под ними Безносая — это только добавляет хаоса в умах. И прежде всего требовалось от наших лидеров понять: что обрыдло в теологии Суслова, в чем суть "мифа Ельцина" и почему стал гадок Горбачев. Но понять это оказалось пока что не по плечу. И не только понять, но даже задать простые вопросы, не боясь вопиющих противоречий в самих вопросах. Политик этого избегает — легко поскользнуться. Мне легче рискнуть, хотя и могу потерять тот небольшой авторитет, что накопил, рассуждая о сравнительно простых проблемах.

Оставим пока в стороне "сознательных демократов", ненавидевших советскую власть из идейных соображений, а также тех, кто был этой властью прямо обижен. Обе эти категории составляют меньшинство, хотя и влиятельное (особенно в среде интеллигенции). Поговорим о человеке, жившем обычной жизнью, далекой от власти и ее идеологических терзаний. Задумаемся над очевидным фактом: советский человек стал испытывать почти ненависть к номенклатуре — касте-хранительнице советского строя — за то, что она пользовалась "льготами и привилегиями". На этой почве и произошло сотворение Ельцина. А сегодня тот же человек равнодушно взирает на воров и хапуг, которые его обобрали и нагло демонстрируют свое неправедное богатство. Не прощалась черная "Волга" секретаря райкома, но не колет глаз белый "мерседес" директора АО, хотя бы это был тот же самый бывший секретарь. В чем тут дело?

Не будем трогать совершенно аналогичный, но очень тяжелый вопрос — кровопролитие. В августе 1991 г. трое юношей погибли при попытке поджога советских БТР. И хотя никто на них не нападал, их смерть всколыхнула массу людей (вплоть до абсурда с награждением их всех орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза). Это было воспринято как зверское преступление режима коммунистов. В октябре 1993 г. режим "демократов" устраивает несусветное побоище совершенно непропорциональных масштабов, с множеством явных преступлений против гражданских прав — и практически никакого возмущения "среднего" человека. В Чечне стали бомбить города и села, уничтожая без разбору чеченцев и русских — людей, никакого отношения ни к Дудаеву, ни к Ельцину не имевших, а просто живших на земле со своими детьми и стариками. И множество разумных граждан это даже приветствуют — надо, мол, уничтожить Дудаева (а что Дудаев — это чёртик из табакерки Ельцина, уже забылось). Невзоров даже гордится — "это моя война".

Очевидно, что речь не идет о рациональных расчетах. Значит, дело не в ошибочном выборе и не в социальных интересах, а в глубоко уязвленном чувстве. Оставим в стороне вопрос технологии — как удалось уязвить чувство советского человека вопреки его разуму. Ведь уже ясно (хотя люди стыдятся это признать), что льготы и привилегии, которые двадцать лет занимали ум кухонного демократа — тоже миф. Миф, сфабрикованный на потребу жвачным интеллигентам всего мира. Хонеккер предстал монстром, когда интеллигенция ГДР узнала, что у него на даче есть бассейн. В 10 метров! Сбежавшая в Испанию сотрудница балета Кубы с ужасом рассказывала на ТВ о царящей при Кастро социальной несправедливости: в центральной больнице Гаваны больных из номенклатуры кладут в отдельный зал, куда не попасть простому рабочему. Все так и ахнули. Хотя именно в этот день газеты сообщили, что один из директоров одного из сотни банков Испании не явился на разбирательство какого-то дела, т.к. отбыл на консультацию к врачу в Нью-Йорк на собственном самолете.

Но ведь были же искренни и девчонка из балета, и ее собеседники! Значит, они не следовали голосу разума. Ведь холодная логика гласит: любое общество должно создавать верхушке "улучшенные" материальные условия, хотя механизмы создания таких условий различны. Была ли верхушка "соцстран" так уж прожорлива? Нет, общество отпускало ей крохи материальных благ. Хрущев поохотился разок, и это вошло в историю как преступление века. А типичная оргия секретаря обкома заключалась в том, что он мылся в бане, а потом выпивал бутылку коньяка. Когда Молотов умер в 1986 г., все его состояние равнялось 500 руб. — на похороны (да еще перед этим он отправил 100 руб. в фонд Чернобыля). Даже Брежнев, которому перестроечная пропаганда создала ореол вселенского вора, оставил в наследство, как выяснилось, лишь несколько подержанных иномарок — была такая слабость у руководителя империи.

С точки зрения разумного расчета, руководители высшего звена в СССР были самой "недооплаченной" категорией — это сообщила даже такой идеолог перестройки как Т.И.Заславская. Почему же маленькие блага и слабости вызывали ярость, а к хамской роскоши нуворишей или невероятным доходам директоров-приватизаторов проявляется такая терпимость?

Я вижу причину в том, что в глубине сознания, а то уже и в подсознании множества людей во всем мире жила тайная вера в то, что социализм будет именно Царством Божиим на Земле. Той утопией, где люди будут братья и равны. Разрушение этого идеала, к тому же с огромным преувеличением и грубым растравливанием сознания, вызвало приступ гнева, который невозможно было компенсировать доводами рассудка (да их и не давали высказать). Советский проект был изначально основан на утопии, в которую люди поверили: секретарь райкома обязан быть нам братом, а не наемным менеджером. Брат, который тайком объедает семью, вызывает большую ненависть, чем уличный вор, ибо он — изменник. Он судится по совсем иным меркам. И вся перестройка была основана как раз на эксплуатации этой утопии. Вместо того, чтобы воззвать к здравому смыслу и сказать: героический период в прошлом, пусть секретарь райкома будет у нас просто управляющим, — в людях распалили чувства преданного брата.

Отсюда практический вывод: совершенно бесполезно сегодня взывать к людям, противопоставляя образ жизни советской и "демократической" номенклатуры или говоря, что это одни и те же люди. Преимущество демноменклатуры в том, что она "перестала врать". Быть вором менее преступно, чем предателем. Воровство священника, даже малое, потрясает человека, а воровство торговца — нисколько. Бесполезно и звать людей назад на том основании, что нынешние правители несравненно хуже прежних. Даже не просто бесполезно — эти призывы изолируют политика от массы.

Представьте: человек узнал об измене любимой жены (пусть даже поверил лживому навету). Для него это драма, он выгоняет жену из дому, пьет горькую, все идет прахом, его обирает распутная баба. И вот, пытается его урезонить разумный друг: "очнись, верни жену. Ну, изменяла, но эта-то совсем грязная — рассуди, что лучше. А потом, жена ведь дешевле обходится". Хорошо еще, если такого друга не гонят взашей.

А теоретически из моих рассуждений следует, что поведение советского человека совершенно не свидетельствует о том, что он повернулся к капитализму. Даже напротив, глубинная вера в социализм оказалась укоренена в нем гораздо сильнее, чем можно было ожидать. В этой вере было даже что-то языческое, от идолопоклонства. Да и не только в советском человеке. Для меня та красотка из кубинского балета — лучшее свидетельство торжества идеи социализма. Ведь она уже перешла, сама того не сознавая, на совершенно иные критерии справедливости — и готова уничтожить режим Кастро за то, что он этим критериям не соответствует. К Испании она этих критериев и не думает применять — что требовать от капитализма! Здесь она будет бороться за существование по закону джунглей, согласно местным правилам игры.

Более того, все действительно научные социологические исследования 1989-91 гг. показали, что подспудные уравнительные ("социалистические") идеалы не только не были подавлены в СССР, но обострились в огромной степени. Кризис идеологии, в поверхностном слое сознания, сочетался с резким неприятием капитализма, с "тоской по социализму" в подсознании. Отсюда и расщепление сознания, заливаемое водкой и преступностью.

Но если так, то совершенно необоснованны шаги коммунистов навстречу духовным основам капитализма. Они делают уступку тому откату, который произошел в идеологии, в самом верхнем слое сознания людей, но при этом вступают в конфликт с глубинными слоями их сознания. Это ведет к поражению стратегическому, никак не равноценному тактической победе от занятия малой идеологической высотки. В дальнейшем — это тоже изоляция.

Вернемся к аналогии с драмой крушения семьи. Человек еще в шоке, равнодушно смотрит, как собутыльники и проходимцы растаскивают его дом. И тут является резонер с розовым флагом и объясняет ему: "да, сам способ совместной жизни — в семье — показал свою несостоятельность, вишь, семья-то распалась. Но мы не можем согласиться и с абсолютизацией проституции как единственного правильного способа жизни мужчины и женщины. Надо переходить к "смешанной экономике". Программа нашей партии такова: живи-ка ты, брат, с проституткой, но доходы ее делите по принципу социальной справедливости!". А человек на такого социалиста смотрит тупо и вообще перестает ходить на выборы.

Конечно, принять мою схему рассуждений — значит сильно усложнить жизнь оппозиции. Как легко было бы сегодня стряхнуть пыль с основ марксизма и начать бороться против новой буржуазии. Но это значит взять на вооружение теорию, которая описывает человека рационального — человека не в страстном состоянии, а ищущего своей выгоды на стабильном рынке, при эквивалентном обмене. Наше состояние марксизм не описывает и выхода из него не указывает. Следовать сегодня просто классовой теории — путь к вечной борьбе, но не к победе. По этому пути пошли поляки и венгры, и они тем самым будут помаленьку добиваться лучших условий эксплуатации. Но они могут себе позволить эту роскошь, т.к. не рискуют потерять то, что вот-вот потеряем мы — Россию. Нам нужна только победа, новое собирание людей в народ.

Возможно ли это в принципе — вопрос не только нерешенный, но даже не поставленный. А в нем суть. Ведь альтернатива — это выполнение именно того проекта, который пытались осуществить архитекторы перестройки. Превращение русского человека в жалкое подобие протестанта англо-сакса, распыление народа на атомы-индивиды. Можем ли мы восстановить наше солидарное общество, снова сделать народ семьей (даже "женившись на другой")? Гарантии нет. Сможем ли мы превратиться в протестантов и "жить, как там"? С гарантией можно ответить, что нет, не сможем. Внутренний душевный конфликт будет разрешен, как в Югославии — через саморазрушение. Пройти придется по лезвию ножа, а для этого нужна ясная голова.

("Пpавда". Январь 1995 г.)

На мою статью "Заминированная теория" пришло столько откликов, что нельзя идти дальше, не выяснив вопрос. Почти все писавшие со мной не согласны. Суть спора в том, что считать главным содержанием конфликта, назревшего в России. Мои оппоненты считают, что это типичный классовый конфликт: наемные работники (пролетарии) против возникшего у нас в ходе приватизации класса капиталистов. Если так, работает марксова теория классовой борьбы, и нечего тут мудрить. Надо получше читать классиков. Пока что классового сознания у рабочих маловато, но сама жизнь научит.

Я же считаю, что хотя нашу реальность и можно втиснуть в эту схему, смысл конфликта будет при этом искажен, линию фронта мы обозначим неправильно, начнем бить своих и дело загубим. Наш конфликт носит скорее характер холодной отечественной войны. Или, если угодно, войны этнической, при которой классовые различия если и есть, отступают на второй план. Кто же воюет? Народ "совков" (название условное, но понятное) против отщепившегося от него малого, но очень бодрого народа "новых русских". Поскольку на этом этапе "новые русские" захватили рычаги политической власти, СМИ и собственность (деньги), они силой и подкупом мобилизовали против нас армию из "соков" же — дело обычное. Это — доведенная до примитива суть моей схемы. Очевидно, что она выпадает из марксизма. Ничего страшного, марксизм — не религия, которая объясняет все на свете. Спасибо и за то важное, что марксизм объясняет вполне надежно — самую суть отношений труда с капиталом.

Каковы главные возражения в письмах? Кто-то исходит из чистой веры: не пытайтесь ревизовать учение марксизма, оно непобедимо, потому что верно. Веру я уважаю и спорить с ней не хочу. Я и марксизм не ревизую, а только утверждаю, что он к нашему случаю не применим. Какая же тут ревизия?

Многие отрицают мой тезис о том, что объектом войны стало советское общество как особая цивилизация, а не как классовое образование. Говорят: в СССР были классы, а уж в дореволюционной России тем более. Ведь отличались рабочие, крестьяне, помещики и т.д. Прямого отношения к моему тезису это не имеет: даже если народ и делится на классы, он может стать объектом войны как целое. В 1941 г. на нас напали немцы, а не немецкая буржуазия. И напали они не на рабочих, а на весь наш народ, классовые различия их абсолютно не интересовали.

Но все же этот аргумент важен для общих рассуждений. Конечно, любое общество, включая муравьев, имеет свою структуру, подразделяется на группы, выполняющие разные задачи. Но классы — понятие особое, и если мы хотим говорить об одном и том же, надо исходить из одного определения. До становления современного (гражданского) буржуазного общества люди делились именно по функциям, на сословия. Были крестьяне, ремесленники, дворяне, купцы и т.д. Сословия — как ткани общественного организма, очень специализированные, но взаимодействующие не в борьбе, а в сотрудничестве (хотя и в организме бывают воспаления и отторжения). Были между сословиями трения и потасовки, но это не была классовая борьба. Место каждого было определено традицией и законно — если он выполнял свою функцию. Дворяне произошли из дружины князя. Они не работали в поле, гарцевали на коне да охотились. Их кормили крестьяне, но появись враг — дворянин в седло и на битву, сложить голову за того же крестьянина. Потому-то Петр Гринев в "Капитанской дочке" уже с рождения был приписан к такому-то полку. И крестьяне бунтовали не против помещиков как класса, а против злых помещиков.

Все это здание рухнуло в Европе под ударами Реформации и буржуазной революции. Была сломана традиция и сам образ общества как семьи (с отцом-монархом). Ликвидирована старая законность, вытекающая из роли сословия — и устранены сами сословия. Все стало определяться собственностью, и общество резко упростилось, стало гражданским, составленным из равноправных граждан-индивидов. Быстро оно разделилось на две части: тех, кто потерял всякую собственность на средства производства, кроме своего тела (пролетарии), и тех, кто составил капитал и стал покупать чужую рабочую силу (буржуазия). Эти части и стали называться классами. К ним липла всякая мелочь, но это не так важно. Дольше всех этому сопротивлялось крестьянство, оно и было главным врагом современного общества, а вовсе не пролетарий. Равновесие (и развитие) классового общества определяется классовой борьбой, за порядком на ринге следит государство. Оно правовое, судит не по справедливости, а по закону, а законы вырываются в борьбе, через парламент.

Была ли Россия перед 1917 г. таким классовым обществом? Считаю, что нет. Да, капитализм развивался и разлагал сословия — но не разложил. Он отторгался всеми, включая самих капиталистов. Егор Булычев — вот русский капиталист. Третьяков и Мамонтов убежали в искусство, Савва Морозов финансировал революцию. А были Разуваевы и Колупаевы, которые богатели не как рачительные буржуа, а путем пожирания рохлей и ротозеев. О других сословиях и говорить нечего — все они, включая жандармов, и приготовили "революцию", которая на деле виделась как спасение от свинцовой мерзости общества индивидуумов и Колупаевых. Как избежала такой революции Япония? Там правящее сословие во главе с императором овладели процессом и в конце прошлого века разрушили обветшавшую феодальную структуру, реставрировав общинные отношения XI века. Они не впустили в страну ни протестантизм, ни западный капитализм, придушили своих Колупаевых и реализовали проект, который можно назвать "японским сталинизмом" — т.н. революцию Мэйдзи. Послали самураев и ремесленников учиться на промышленных предпринимателей, обобрали крестьян и заставили их идти на заводы рабочими — но с сохранением общинных отношений. Только теперь община крестьян стала персоналом завода, а самурай и его дружина — предпринимателем и дирекцией.

Возражают: ведь Ленин в книге "Развитие капитализма в России" показал… Ленин показал, скорее, развитие промышленности и социальное расслоение села. Это могло привести к классовому обществу, а привело к революции — и не после капитализма, а против него. Но главное, что и капитализм капитализму рознь. Маркс изучал капитализм в чистом виде, доведенный до абстракции (к нему ближе всех приблизились на Севере США в прошлом веке). В жизни же абстракция обрастает такими чертами (назовем их "культурой"), что в нестабильном состоянии, а тем более в условиях конфликта, эти реальные черты оказываются гораздо более важны, чем чистая политэкономическая суть. Когда мы говорим о реальности, надо мысленно взвесить важность всех этих черт. Я в своей статье излагаю мое "взвешивание", а мне в ответ — абстрактную теорию.

Вспоминая все, что мы знаем о революции и гражданской войне, я считаю, что классовый конфликт по Марксу не был в них главным. Ненависть буржуазии к старой России была лишь пусковым механизмом (февраль 1917), а потом заработала разожженная обида на крепостничество (крестьянский бунт), священная война за землю (реставрация общины), общая ненависть к плутократам, жиревшим на ненавистной войне, требование хлеба, за которым стоял гнев оскорбленного чувства справедливости. Разве это — классовая борьба? Это взрыв возмущения типичного сословного, а не гражданского общества. Большевики направили этот взрыв вперед, к утопии братской справедливости, но справедливости именно общинной, а не современной, которую воплощают социал-демократы Запада. Уже Ленин от Маркса далеко ушел — для того крестьяне были исчезающим реликтом старого мира и неизбежно делились на буржуа и пролетария (фермер и рабочий). А о Мао Цзедуне и говорить нечего, он еще дальше пошел в приспособлении марксизма к жизни крестьянского Китая.

Поэтому мне кажется не очень веским и этот аргумент: ведь красные воевали под знаменем марксизма и победили, надо бы нам и теперь так. Аргумент, по-моему, неверен. Знамя (идеология) подбирается в момент конфликта так, чтобы самым простым образом обозначить врага и доказать, что он — чужой, нарушивший человеческие нормы. Правильно создать образ врага — половина дела в войне. Ошибки же бывают фатальны. В гражданскую войну все участники создали очень расширенные и расплывчатые образы врага — и крушили направо и налево. Где была та буржуазия, против которой якобы воевали красные? В войсках Корнилова? Да нет, она была распределена почти равномерно по обе стороны (в виде офицерства). А зеленые, войдя в город, первым делом расстреливали телеграфиста — носителя наступающей на село цивилизации.

Сегодня мы видим, как радикальные движения подбирают знамена, к которым вообще никакого отношения не имеют. В Боснии сепаратисты назвали себя мусульманами и начали войну против сербов. Но еще три года назад там практикующих мусульман вообще не было, Корана эти боевики в руках не держали. А кто такие алжирские "фундаменталисты", которые даже победили на выборах, а теперь начали страшную гражданскую войну? В основном, мелкобуржуазная интеллигенция, поднявшая исламское знамя из чисто политических расчетов, как единственное подходящее. Марксизм был воспринят массой красных в России в исключительно упрощенном и даже искаженном виде. Можно ли желать повторения этого опыта? Только в самом последнем, худшем случае — если из-за беспомощности оппозиции народ доведут уже до полного обнищания и ненависти. Тогда всякий богатый может быть назван буржуем и, автоматически, врагом народа. Все повторится, но в худшем варианте.

Но дело не в политическом расчете, о нем позже. Я вижу, что схема классовой борьбы для нас пока что просто не верна. Та группа, которая захватила общественную собственность, еще не стала буржуазией (хотя часть этой группы пытается ею стать). Многие считают, что вор и капиталист — почти синонимы. Нет! Капиталист (как и рабочий) может стать вором, но вор капиталистом стать не может. Тем более воры как социальная группа не могут создать класс капиталистов. Значит, относиться к ним как к классу, а не как к преступникам, и действовать по законам классовой борьбы, а не применять полицейские меры — ошибка. Такого масштаба, что ведет к поражению. Уже то важно, что, назвав их сегодня буржуазией, мы сразу признаем законность их собственности и обязаны начинать классовую борьбу уже в рамках буржуазного общества. Но все исследования показывают, что массовое сознание это начисто отвергает.

Да и кто эта буржуазия? Где она как класс? Директор завода, которому начальство передало завод в "собственность"? Парень, который сидит в ларьке и кормит 15-20 родственников? Назовите их буржуями — и это будет важным шагом в обретении ими действительно буржуазного классового сознания. Да, бытие определяет сознание, но лишь частично. Много значит и Слово.

Говорят: в СССР был класс номенклатуры, он и превращается в буржуазию. Думаю, эту мысль Троцкого давно нам начали вбивать в голову именно потому, что она была разрушительна для СССР и очень соблазнительна для упрощающего сознания. Но она неверна. Номенклатура как раз была типичным сословием. Оно (да еще криминалитет) было наиболее пригодно, чтобы захватить собственность, его и стали готовить архитекторы на эту роль, сплачивая и озлобляя. С начала перестройки стали натравливать народ на номенклатуру и так, кнутом оскорблений и пряником большого куша ее сделали могильщиком советского строя. Один аппаратчик, честно прослуживший всю жизнь, а теперь взявший собственность, так объяснил свою позицию: "Я всю жизнь мыкался, не покладая рук — защищал баранов от волков. А бараны на меня блеяли: ты нас угнетаешь. Хорошо! Будьте свободны, но теперь и я баранины поем". Разве это буржуазное сознание? Это слова обиженного служаки. И главное, он продолжает служить, такая вот диалектика.

Считать сегодня экс-номенклатуру буржуазией можно только ради красного словца. Пока что только она и держит фронт, борется ежечасно и весьма эффективно — а то бы мы при таком спаде производства уже начали дохнуть. Разве Анпилов и Умалатова сохраняют полуразрушенные структуры социализма, производства, школы? Нет, это делает та пара миллионов аппаратчиков, которые пошли на службу к режиму Ельцина и вязко, без крика блокируют реформы Гайдара. Это они, выкрикнув с трибуны заданные лозунги рынка, запираются в кабинетах и саунах и прикидывают, как тайком обеспечить горючим сев и как подать тепло в бассейн Дворца пионеров (с которого сами же вчера сбивали вывеску). Ну, давайте бить этих "коллаборационистов" как буржуазию, под аплодисменты тех же архитекторов. Баранины у нас еще много, пусть и волков прибавится.

Теперь о рабочих. Откуда видно, что это класс? В учебнике написано, больше ниоткуда. Наши марксисты просто в это верят, и все. Кропотливых исследований, например, о формировании рабочего класса в Англии — как это проходило реально — знать не хотят. Что класс формируется именно в борьбе, обретая классовое сознание — не верят. И ругаются на наших рабочих, которые ведут себя не по Марксу. Как же они себя ведут? Как продукт бесклассового советского общества — никакого классового сознания и ориентации на коллективные действия против буржуазии нет и в помине. Они верят в право советского человека — 84% населения уверены, что правительство обязано обеспечить человека работой. Сегодня, когда возникает реальная угроза безработицы, рабочие хлопочут индивидуально, как и было принято в СССР. При опросах в 1993 г. только 2% отвечали, что при угрозе увольнения на их предприятии организуются какие-то коллективные действия, а в 1994 г. число таких ответов упало до 1%.

Какова же тенденция? К усилению не классового, а именно советского сознания. И этот процесс реставрации, "починки" сознания идет очень быстро. Вот данные ВЦИОМ, крайне антисоветски настроенных социологов, которые вынуждены признать: "По мере осуществления рыночных реформ доля выступающих за систему государственного планирования растет, а доля предпочитающих рынок падает". Пик рыночных (а значит, классовых) настроений прошел: в июне 1990 за рынок было 56, а в июле 1991 г. 64% населения. В феврале 1992 ответили "лучше рынок" 52%, в марте 1993 — 33, в декабре 1994 — 26. ВЦИОМ делает вывод: "в наступившую зиму [1995 г.] можно ожидать окончательного краха рыночной идеи и снижения числа ее сторонников вплоть до минимальной отметки 15-18% твердых рыночников". В этих условиях навязывать рабочим классовую фразеологию — значит пытаться сорвать эту тенденцию и помочь рыночникам сдвинуть конфликт к фальшивой схеме конфликта "труд — капитал".

Представим себе на минуту, что это произошло. Большего подарка режиму придумать невозможно — он сразу освобождается от обязательств, унаследованных от СССР, которые, скрипя зубами, выполняет под давлением именно "совкового" сознания тех же рабочих. А рабочие оказываются абсолютно неготовыми к классовой борьбе. Вспомните провокационный (или идиотский) лозунг профсоюзов: "Рыночным ценам — рыночную зарплату!". Примите-ка эти условия, прямо-таки марксистские. Зарплата — цена рабочей силы, она определяется на рынке спросом и предложением. Сегодня во множестве отраслей реальная рыночная зарплата равна нулю. Против чего же тут бороться? Рынок основан на "свободе контракта" — хочу покупаю, хочу нет, и это справедливо. Цены на картошку высокие? Не покупай, если не нравится. Цены на рабочую силу низкие? Не продавай, если не нравится. Рабочие на эту удочку не клюнули, у них здравый смысл есть.

Если трудящиеся, обманутые на очередных выборах, начнут понемногу использовать методы внепарламентского давления, они это сделают не как классы, а именно как советские люди, отвечающие на злостное невыполнение правительством негласного договора с народом — будут бороться за правду, а не за лучшую цену на рынке рабочей силы. Пытаться перейти к классовой борьбе — это освободить режим от этого договора, не имея взамен никакого другого оружия. Это и было бы подорваться на собственной мине.

("Советская Россия". Май 1995 г.)

Бывают массовые самоубийства китов — они выбрасываются на берег и медленно умирают, глядя на суетящихся доброхотов, которые пытаются стащить их в море. Киты молчат, и мы не можем понять их поступка.

Что-то похожее произошло с русским рабочим классом. Он совершенно равнодушно совершает самоубийство и ничего не отвечает на вопросы потрясенных сограждан, которым приходится гибнуть вместе с ним. Никто на Западе не может понять, как это могло случиться — наши рабочие отказались от социальных прав и завоеваний, за которые весь мир боролся, с большой кровью, триста лет. Можно понять поэта-гомосексуалиста, который с пеной у рта требовал ликвидации советского строя — ему не хватало свободы самовыражения. Но почему за ним пошли люди, работающие своими руками и головой, обязанные кормить себя и своих детей этой работой?

В какую бы страну ни приехал сегодня советский человек, его ждет мучительный вопрос: "Почему?". Люди видят признак какой-то всемирной катастрофы в том, что 400 миллионов нормальных людей (CCCР и СЭВ) побрели, как слепые, в пропасть. Один мой друг, работник профсоюза в Испании, рассказывал, как ездила их делегация в Польшу в 1986 г. Рассказывал в страшном волнении, не мог успокоиться. Были они на заводах, говорили рабочим: главное — право на труд, потеряете работу, так все остальное — мелочи. Их не слушали — это, мол, пропаганда. Какая пропаганда, в Испании сейчас 24 проц. безработных.

Поляки тогда смеялись: будем пособие по безработице получать, на машине за ним приезжать. И спрашивал меня друг: скажи, кто вбил вам в головы эти сказки? Испания — одна из самых социально защищенных стран, а пособие получает лишь треть безработных. Есть множество способов лишить пособия. Рассказали гордым полякам про один такой способ. Безработный должен регулярно посещать "профориентацию". В молодежных группах "инструктор" начинает оскорблять: вы никчемные, вы подонки, вы лодыри. Многие не выдерживают. Два раза пропустил занятие — лишаешься пособия. Поляки тогда чуть на тачке не вывезли испанцев с завода — от рынка отвлекаете. А сейчас по Испании бродят толпы поляков, нанимаются на любую работу за гроши, дерутся с марокканцами, просят милостыню, воруют.

Но ведь русские-то повторили все это, да еще в худшем варианте! Пусть кто-нибудь из рабочих внятно ответит нам — почему? Почему вы шаг за шагом отдавали свои предприятия на разграбление и ликвидацию? Вы могли не думать о том, что губите страну — похоже, это вас не волнует. Но ведь это ваши рабочие места, источник хлеба для ваших семей. Поляки хоть начали выворачивать, да поздно. Но в России и этого поворота нет.

Средний рабочий до сих пор уповает на рыночную экономику да на Ельцина, уверен, что при советской власти его страшно эксплуатировало государство. И почему-то надеется, что при капитализме ему создадут такие условия труда, как в Голландии или ФРГ. С какой стати? Там эти условия оплачены трудом филиппинских девочек, которые собирают компьютеры, получая 1 доллар за день — на батон хлеба. Никто русских к эксплуатации "третьего мира" допустить никогда не обещал. А спустись от ФРГ на юг, в страну послабее — другая картина. Даже в Испании, уже принятой в клуб богатых. Довелось мне там беседовать с фабричным врачом крупной американской компании. Его тоже поражали наши рабочие, отказавшиеся от роскоши — непотогонной системы труда. А у него на фабрике постоянные неврозы. Молодые испанцы страдают оттого, что им приказывают мочиться в штаны. Чтобы не отходил от конвейера, в комбинезон рабочему закладывают что-то вроде огромного "тампакса", он хорошо впитывает влагу. Вот и стой до перерыва с мокрым подгузником. А высказать неудовольствие рабочий успевает два раза. После первого раза его вызывают на беседу с психологом, а после второго — конверт с расчетом.

Возьмем еще более очевидное благо — жилье. Советский строй включил его в число основных, предоставляемых бесплатно благ. 90 проц. семей рабочих уже жили в отдельных квартирах, и положение стабильно улучшалось. И вот, это право отнято — и хоть бы один голос протеста раздался из среды рабочих. Полное равнодушие. Как это объяснить? Ну, банкир или просто удачливый вор квартиры будет покупать. Но ведь никто из рабочих на это и не рассчитывает. Или рассчитывает?

Должны мы понять эту загадку — ну какая может быть "борьба за интересы трудящихся", когда их раздевают до нитки без всякого насилия, а они только тупо улыбаются. Ведь в вопросе жилья и светлый образ Запада должен был насторожить: всем известно, что даже в США огромная бездомность. И не буржуи ночуют в картонных ящиках! Свободных квартир везде полно — покупай. Но в Испании половина населения жилье снимает. В Мадриде за плохонькую квартиру надо платить половину зарплаты машиниста метро. А накопить для покупки за всю жизнь не удается. Как объяснить, что русские рабочие просто выплюнули такое социальное благо, которое было недосягаемым требованием рабочего движения на Западе?

То же самое с медициной. Пусть рабочий поверил вранью, что его районная поликлиника очень плоха — в США лучше. Но разве ему предложили что-то лучшее взамен его поликлиники? Нет, никто ничего не обещал, просто сказали: медицина будет платной. И рабочий согласился! Почему? Откуда следует, что у него будут деньги на врача и на лечение? Ниоткуда не следует. США — самая богатая страна, но там 35 миллионов человек не имеют доступа ни к какому медицинскому обслуживанию. Ни к какому! В тоске приходится умирать от простейшей болезни.

И вынуждены мы сделать вывод: по какой-то неведомой причине в массе рабочих России вызрело убеждение, что разрушение советского строя жизни и отказ от солидарности будут рабочему выгодны. Каждый про себя подумал: я попаду в число счастливчиков. Пусть пропадают пенсионеры, врачи и ученые, пусть роется в помойке мой безработный сосед — уж я-то на рынке буду процветать. Главное — не ссориться с начальством, которое превратилось в собственника завода.

Почему люди так подумали — загадка века. Никто пока не дал ей вразумительного объяснения. Из всей мировой истории известно, что единственное средство защиты интересов рабочего человека — солидарность. Один за всех и все за одного! Как только рабочий начинает хитрить и стараться выехать за счет товарища — он пропал. Ведь даже профсоюзное движение становится при этом невозможным. Сегодня многие клянут профсоюзы — прикормлены новыми хозяевами. Да, прикормлены, но еще важнее, что не чувствуют прочного тыла, своих коллективов. На Западе, при всем их индивидуализме, стоит уволить двух-трех активистов, как поднимается не то что завод — отрасль. Идут на большие жертвы, но товарищей не выдают. А у нас сегодня рабочего поразила инфекция предательства. Максимум, на что он осмеливается — это просить, чтобы ему выплатили задержанную зарплату. Вот героизм! И некормленная скотина мычит, а от человека ждешь большего. Подумать только, пришли к правительству пикеты с оборонных заводов, цвет рабочего класса. И что же они скандировали? "Дайте жрать! Дайте пить!" — а дальше менее прилично, но в том же роде. Ну, дадут жрать и пить — и все в порядке? Сегодня польским рабочим в среднем платят в 3 раза, а румынским в 6 раз меньше, чем тунисским. Так ведь то — поляки с мощным рабочим движением и сильным парламентом. Им и платят почти по доллару в час. А русскому — четверть доллара, и то низко кланяется. Леня Голубков не халявщик, а партнер!

Когда разложили рабочих? Трудились долго, но основной удар, думаю, нанесла уже перестройка. Когда вся машина пропаганды сделала Иуду главным примером для подражания. И врут те, кто нашептывает, что, мол, у русских вообще рабочей солидарности быть не может, что нация эта вообще гордости не имеет. Еще недавно эта солидарность была даже не в разуме, а в крови. И это была благородная солидарность — рабочий чувствовал себя ответственным за вселенскую справедливость.

Помню случай, о котором иногда рассказываю в лекциях о русской культуре — и на Западе верят с трудом. А я его не забуду. Когда учился в МГУ, прирабатывал по ночам в автобусном парке — за студентами там было несколько рабочих мест и мы по очереди работали "баллонщиками". Дремлешь на куче дырявых камер, а зайдет бригадир, рявкнет: "Номер такой-то, разуть левую заднюю" — и бредешь с домкратом, просыпаясь на ходу. Там же, в теплой караулке сидели штатные рабочие, вулканизировали резину. Нас недолюбливали. Всю ночь играли в домино, черные, как черти. Однажды, только я разоспался, зашел начальник смены и заорал на меня: "Встать! Спать в рабочее время запрещено!". Я скандалов не люблю, сел. Мой напарник, студент-философ, который читал сидя, закрыл книгу и лег. Делать нечего, лег и я. Начальник вышел из себя: "Отправляйтесь домой и можете больше не приходить!". И вдруг те, за столом, которые ни разу с нами не обмолвились ни словом, оставили домино, поднялись, подошли к нам и улеглись рядом на кучу резины. Молча. Начальник поперхнулся и выскочил. Они так же молча встали и вернулись к домино. Им не надо было ни сговариваться, ни обдумывать — у них был инстинкт. С ними Россия пропасть не могла.

А вот почему у их детей этот инстинкт вытравлен и успеет ли он возродиться, прежде чем всех нас доведут до состояния быдла — неизвестно. Но от этого зависит все наше будущее. И напрасно радуются капиталисты-временщики. Патология общественного сознания не сулит ничего хорошего никому. Если она не будет излечена, она взорвется самым уродливым образом.

Что же до наших "левых" партий и оппозиционной прессы, то пока что это не более чем подушка, в которую могут выплакаться обиженные пухленькими гайдарами шахтеры да воины. И за то спасибо.

("Советская Россия". Июль 1994 г.)

Левая оппозиция получила первую книгу с хладнокровным и тщательным научным анализом перестройки и ельцинских реформ на фоне всей истории советского периода. Это — книга доктора юридических наук Б.П.Курашвили "Куда идет Россия?".

К кому обращена книга? На мой взгляд, к коммунистам, которые претендуют быть организованным авангардом левой оппозиции режиму, и к активистам рабочего движения как выразителям "разумного эгоизма" трудящихся. То есть, в этой книге наконец-то соединяется идеал и интерес — а только такое соединение и движет социальные процессы.

Б.Курашвили — суровый автор. Не слишком заботясь о тактических интересах и самолюбии людей, он квалифицирует многих деятелей оппозиции как соглашателей ("горбачевское охвостье"). Многих это оттолкнет и от книги, и от ее автора. Хотелось бы, чтобы и читатели, и затронутые, пусть даже несправедливо, лидеры сделали усилие, поднялись над обидой и освоили богатое содержание книги.

Не хочу пересказывать содержание книги — ее надо постараться прочесть. Затрону лишь несколько важных ее положений в плане дискуссии. Ученого полагается благодарить за то, что он сделал, а не критиковать за то, чего он не сделал. Но политика — не наука, а книга выходит за рамки научной и предлагает манифест "нового социализма" и прогноз вариантов развития нашего кризиса. То есть, имеет политический смысл. Здесь даже очень глубокая проработка одной стороны проблемы без достаточного учета других сторон может исказить вывод.

Б.Курашвили видит произошедшую в СССР катастрофу как конфликт между формациями — капитализмом и социализмом. Исходя из этого проводится и линия фронта, и расставляются актеры на политической сцене, определяются мотивы действий и дается характеристика деятелям. Правилен ли этот взгляд автора? Безусловно, да — ведь Горбачев с Явлинским, а затем Ельцин с Гайдаром осуществляют демонтаж всех систем СССР и России под знаменем восстановления "нормального" общественного строя — капитализма. И в этом ракурсе совершенно необходимо проанализировать все происходящее и возможное будущее. Это и делает Б.Курашвили.

На мой взгляд это, однако, недостаточно. Небывалая глубина кризиса и смертельный, безжалостный характер проекта "реформ" определяются тем, что "формационный" конфликт в СССР неразрывно связаны с конфликтом "цивилизационным". Более того, я считаю, что главной является именно цель полного уничтожения специфической российской цивилизации, возродившейся после 1905-1917 гг. в облике СССР. Причем стоит задача такого уничтожения, чтобы ни в одной общественной структуре, вплоть до поликлиники или детского сада, не осталось гена этой цивилизации (для простоты реформаторы называют это "геном коммунизма"). В достижении этой цели формационный сдвиг (реставрация капитализма) есть лишь средство. Удар русофобской мировой элиты совершается руками наших же российских наемников, а в качестве платы им отдается национальное богатство страны — им обещано, что они станут ее буржуазией при новом порядке. Обещание лживое, ибо поставлено противоречивое условие: предварительно уничтожить производственный потенциал, то есть то, что и должно было бы превратиться в капитал. Но и так гонорары огромны, и наемники довольны. Если бы мировая элита решила позволить России построить здоровый, конвергированный с ее культурой и традициями капитализм (как в Китае), Горбачеву и Ельцину ни в коем случае не разрешили бы организовать революцию, тем более криминальную.

На мой взгляд, и "холодная война" была война цивилизаций, а не идеологий (тем более если речь идет о марксизме, которым Запад и сегодня пропитан сильнее, чем наши коммунисты). Но если так, то это резко меняет и анализ послевоенной истории, и суть происходящего, и условия будущего. Б.П.Курашвили в своей книге этой стороны дела по сути не учитывает, ограничиваясь проблемой заинтересованности Запада в ресурсах России. Поэтому и нынешняя, и будущая действительность предстает у него более благоприятной, чем, по-моему, является — "откупиться" нам не удастся. Хотелось бы мне ошибиться.

Второе мое замечание в том, что методология анализа излишне механистична. Исторический процесс представляется детерминированным объективными законами. Есть объективные предпосылки для "нового социализма" — они пробьют себе дорогу даже без компартии нового типа. Если широкие массы трудящихся объективно заинтересованы в обновленной общественной собственности (самоуправляемые народные или кооперативные предприятия), то они одолеют, рано или поздно, наступление реставраторов капитализма. На мой взгляд, реальность гораздо более нелинейна и неравновесна. Очень небольшие компоненты социальной структуры могут запускать и поддерживать процессы, идущие против всех объективных интересов и закономерностей. Могут отключать даже, казалось бы, глубоко заложенные в человеке моральные нормы. Война (и еще больше блокада) в Ираке и подготовленный в той же концептуальной схеме расстрел Дома Советов были очень важными экспериментами над средним человеком.

Проект "нового социализма" Б.П.Курашвили во многом исходит из презумпции "разумного эгоизма" трудящихся. Но разумность человека, а тем более крупных социальных групп — в значительной мере есть гуманистический миф. В течение пяти лет мы наблюдаем не просто неразумное, но абсурдно самоубийственное поведение больших масс населения и даже народов в СССР. Что разумного было в эгоизме грузин, своими руками разрушавших свою цветущую страну? Какими объективными законами объяснить фатальное влияние на целый народ кучки параноиков и проходимцев? Да, идеологический угар рассеивается — но не под контролем ли той же системы оболванивания? До изощренных методов и схем она еще и не доходила, не надо было. Но ведь эту систему контролирует и обслуживает ничтожная по количеству социальная группа.

Вот пример преувеличения роли "объективных факторов". Автор пишет: "действительной опасности полномасштабной гражданской войны сейчас нет, так как у властей не имеется массовой опоры". Современная гражданская война разжигается и даже длительное время ведется без всякой массовой опоры ничтожными контингентами. А дальше маховик раскручивается благодаря пролитой крови. Гражданские войны в Ливане и Шри Ланке были "созданы" почти как в лаборатории. Ресурсов для этого у власти более чем достаточно, и в крайней ситуации она на эту меру, видимо, пойдет. Радикальные авантюристы даже могут интернационализовать войну: разве нужна массовая социальная поддержка, чтобы нанести бомбовый удар по Грозному? Никакими объективными законами не оправдана и война в Югославии, она также "создана" горсткой политиков, направляемых мировой закулисой. Ситуация, в которой придется действовать оппозиции, а тем более патриотическому правительству, если оно придет к власти, гораздо сложнее, чем это представлено в книге.

На мой взгляд, ограниченность модели ("формационный конфликт") во многом объясняет и однобокость оценки лидеров КПРФ. Я считаю, что нечеткость их позиции связана с тем, что они перегибают палку с другого конца и видят в нынешней катастрофе почти исключительно цивилизационный конфликт. Сегодня, считают они, надо отстоять российскую державу, хотя бы и уступив социальное поле "патриотическим предпринимателям". Поэтому они — государственники (хотя как можно быть таковыми в государстве Ельцина?). Если так, то дело не в соглашательстве, а в фатальной ошибке. Эта ошибка опаснее, чем ограниченность модели Б.П.Курашвили. В его модели спасение российской цивилизации предусмотрено неявно и автоматически при восстановлении структур общества (как, впрочем, это было и в мобилизационном проекте сталинизма, который пользовался марксистской фразеологией, а по сути и был державным проектом).

Иное дело — иллюзии "патриотов". Социальный сдвиг ("реставрация капитализма") есть средство разрушения России, это не цель, а оружие Гайдара, которого снедают страсти сродни религиозным. Разделить два конфликта нельзя. России капиталистической на земном шаре не будет, ибо условием ее возникновения является ее "раскрытие" Западу. Точно так же, не было бы Японии капиталистической, если бы она "вернулась в цивилизацию", перестала быть императорской и самурайской. Это вытекает из самой сути евроцентризма. Сегодня сдать социализм как приемлемую плату за сохранение "державы" — это то же, что попытаться сдать Сталина и коммунистов в 1941 году (или реакционное самодержавие в 1812 году). Я надеюсь, что до понимания этого факта лидеры КПРФ просто еще не дошли, но дойдут.

("Пpавда". Ноябрь 1994 г.)

Боевая газета оппозиции "Завтра" в момент передышки обратилась за советом к философии, и та устами Юрия Бородая дала "задание на дом для усталой России". Задание, столь желанное для многих лидеров оппозиции: "Ложись, Иванушка, спать. Авось, все образуется!".

Главный тезис Бородая сводится к тому, что русский этнос сам "переварит" навязанный ему чуждый режим и губительную либеральную реформу, оппозиции надо только ему не мешать и не стараться "организовать" сопротивление — ей "придется эксплуатировать данность". А режим даст "прорасти" себя патриотами и начнет восстановительные инициативы — и тут оппозиция ему должна помочь. "Дело ведь не в успехе политических комбинаций, не в наличии нескольких суперпассионарных героев… Реально сценарий будущего зависит от состояния русского суперэтноса… Следует ждать плавной, замедленной, "приручающей" этнической реакции русских на кризис, олицетворенный оккупационным режимом". Но русские должны срочно разжечь в себе нюх на "чужого" — и с чужим уж бороться всеми средствами "этнического ответа".

Это задание сопровождается, в качестве замены аргументов, экскурсами в красивые теории и учения (этногенеза, психоанализа, этики "бусидо") или не менее красивые аналогии (реформ Мэйдзи или Столыпина). Для светского разговора оно бы и не плохо, да очень уж созвучно сложившемуся стереотипу мышления оппозиции. И укрепляет этот стереотип, который давно уже пора подвергнуть ревизии. Конструкция Бородая — благодатный для этого объект, прямо как модель в разрезе, для обучения.

Сначала мелкие замечания. Используя даже не обоснованную критериями подобия аналогию, нельзя все же слишком уж искажать ту, историческую, реальность, которая берется как пример. Вот, Бородай привлекает Россию "шансом мягко спланировать в инерционную фазу с умеренной степенью пассионарности", приводя в пример покой Запада начиная с XVII в., когда, дескать, кончились там войны и катаклизмы. Да в истории и сыскать трудно более агрессивный и пассионарный период, чем Новое время Запада. Революции одна за другой, колониальные захваты с истреблением целых народов, Наполеон и Гитлер, "Буря в пустыне". Ничего себе, покой.

Второй неблагоприятный симптом — объяснение изученного рациональным методом явления с помощью "туманной" метафоры. Еще Маркс показал, почему в период первоначального накопления капиталист относится к рабочим как к иному этносу, беря на вооружение этику колонизатора. В современной науке эту тему развивал в рамках структурализма антрополог Леви-Стросс. Дана плодотворная методология с большой эмпирической базой. Зачем же в разработанный вопрос напускать туману, привлекать Зомбарта с его архетипами "чужого"? Рука отсохнет, если Маркса упомянешь? Так перекрестись сначала.

Третий симптом (или уже традиция) — легкость, с какой идут на противоречие с самим собой. Бородай задает риторический вопрос: "Отчего в современной России предпринимателями становятся в основном инородцы?" (Правда, сам же этот вопрос запутывает, вводя понятие "социальные инородцы" — это кто такие? У кого папа юрист?). А дальше заявляет: "В 1992-1993 гг. в России произошли социальные изменения геологического масштаба. Возник многомиллионный слой "простой буржуазии" — от старушек, торгующих сигаретами у станций метро… до крупных промышленников". Сколько же у нас инородцев? И как их теперь отличить?

Но это мелочи. Важнее главный методологический принцип — упование на "органический", стихийный процесс, с которым хорошо структурированный противник якобы бессилен справиться. "Можно с абсолютным успехом провоцировать партийно-доктринальные структуры, но не живые донные народные контрреволюционные движения, особенно если эти движения абсолютно стихийны и воплощают замедленную, инерционную реакцию на удар". По своему качеству это объяснение эквивалентно утверждениям, будто немецкую армию в 1941-45 гг. погубило русское бездорожье и генерал-Мороз. А вся эта суета с организацией танковой и авиационной промышленности, использованием линейного программирования при планировании военных операций — от лукавого, все это только мешало "этносу простодушных" нанести Гитлеру замедленный, инерционный удар.

Это и предлагает сегодня Бородай. "Вместо силового сопротивления чужим, оккупационным структурам происходит их абсорбция "почвой" — туземное перерождение, приручение, инфильтрация чужих структур "своими". Преодолеть это этническое сопротивление тем не менее почти невозможно".

За этим стоит представление о народе и о России как бесформенном образовании, огромной стае, которая ворочается под влиянием неосознанных импульсов, идущих от темных "архетипов". Представление не системное, а механистическое, давно преодоленное наукой (а еще раньше — русскими философами). И с такой моделью еще как-то можно было бы примириться, как одним из вариантов анализа, если бы столь же бесструктурными представлялись организация и действия "противника". Но ведь этого нет! Бородай признает, что противник хорошо организован, имеет технологию (от телевидения до танков) и тщательно разрабатывает и стратегию, и тактические операции. На чем же основано убеждение, что против "туземного переваривания" он бессилен? Да ни на чем — бессилен, и все тут!

Как слабый аргумент упоминается "симбиоз с Ордой" — аналогия абсолютно незаконная и подрывающая основной тезис. Ориентация на этот симбиоз была не "стихийным" ответом, а принципиальным стратегическим выбором, основанном на глубоком исследовании. За это Александр Невский и удостоен такой глубокой любви народа. Не голос архетипов, а анализ реальности показал тогда, что тевтоны (прообраз нынешнего Запада) на симбиоз не пойдут, что в подчиненные этносы они внедряют, как вирус, свою генетическую культурную матрицу, ассимилируют — или уничтожают. Правильность этого вывода показал весь последующий исторический опыт. Если испанцы, воспринявшие за 8 веков арабского "ига" евразийское мироощущение, смогли в колониях сплавиться с индейцами и африканцами в новые нации, то англо-саксы образовывали "этнические тигли" для переплавки или уничтожения народов, а если сил для этого не хватало — устанавливали апартеид. Напротив, "Орда" показала этно- и веротерпимость и способность к симбиозу. И выбор Невского был разумен. Но есть ли сегодня у Бородая основания превлекать пример Орды, умалчивая о тевтонах? С каким типом "захватчика" более схож победитель России в холодной войне? Никаких сомнений на этот счет ни у кого нет — с типом тевтонов. Ни в какой симбиоз с нами вступать не собираются, организуется очистка территории именно от русского этноса. Задания Бородая "усталой России" ничем не обоснованы.

Отговаривая оппозицию от мобилизации сил на "ледовое побоище" с новыми тевтонами и от организации "партийно-доктринальных структур", Бородай, уже вопреки нынешней очевидности, обещает отказ режима от использования кровавых способов решения противоречий. Дескать, прирученный туземцами режим тоже воспримет из "коллективного бессознательного" архетип "своего". Но откуда следует, что "своими" будут именно традиционные, "старые" русские? А почему не "многомиллионный слой" иноверцев? Не "новые русские"? У них что, нет архетипа "своего"? Есть, и даже обостренный. Исследования показывают, что в России идет бурный этногенез, субкультуры быстро превращаются в субэтносы, а далее в уже оформленные этносы с иными культурными кодами, с большой пассионарностью и даже агрессивностью. На основании чего можно рассчитывать, что режим "новых русских" станет вдруг, как Бармалей, добрым? Бородай приводит просто странный довод: "Просто слукавят мужики, не пойдут друг на друга… Нет и пока не предвидится таких недевальвированных ценностей, ради которых стоило бы друг друга резать бесплатно".

В этом доводе все нелогично. Во-первых, почему же резать "друг друга", если "старые русские" выберут стратегию инерционного переваривания противника? Резать будут именно их, а это уже "мужикам" не так страшно. Во-вторых, кто же сказал, что резать будут "бесплатно"? Пусть Бородай сходит в казарму свердловского ОМОНа и спросит, действительно ли доллар — такая уж для них девальвированная ценность. Наконец, современную резню Бородай представляет чем-то вроде доброго кулачного боя — "идти друг на друга". Даже при использовании примитивных, "демонстративных" технологий режим легко может обеспечить соотношение потерь 1:1000. А если взяться за дело всерьез да не пороть горячку? Какую такую мистическую сопротивляемость русского организма противопоставляет Бородай целому вееру технологий? Он об этом умалчивает.

А между тем, весь эмпирический опыт последних лет показывает, что поле маневра у режима весьма широко, он его вообще пока что не использовал — нужды не было. И от "переваривания" его туземцами он защищен прекрасно — и в культурном, и в экономическом отношении. И деиндустриализовать страну, а затем удержать ее в течение двух-трех поколений в режиме контролируемого спокойного вымирания вовсе не сложно — если у тебя рычаги власти, контроль над экономическими и информационными ресурсами, надежная внешняя поддержка. Надо только, чтобы усталая Россия не дергалась, а спокойно "переваривала". В этом туземцев должна убедить сама оппозиционная пресса.

Бородай ни словом не поминает реальную динамику "этнического ответа" русских на реформу. А не зная динамики уповать на архетипы просто смешно — времени на их действие не хватит. И суть-то проекта в том, что русские оказались самым уязвимым этносом и в результате реформы начали быстро вымирать. Они в наибольшей степени урбанизированы и не смогли включить общинные механизмы, которые на окраинах позволяют пережить реформу Гайдара даже при гораздо большем обеднении, чем в центре. Поэтому спад рождаемости сосредоточился в русских областях. Нас успокаивают тем, что русских — 85 проц. населения. А посмотреть в динамике — это блеф. Ведь среди детей и подростков их уже значительно меньше. В русских областях моложе трудоспособного возраста 19-20 проц. населения, а в национальных республиках 33-35. По пенсионерам соотношение обратное. А среди родившихся в 1992-93 гг. русских, видимо, уже не более 60 проц. Еще несколько лет реформы — и в русском народе пойдет такая волна демографического спада, что ни о каком "переваривании" тевтонов и речи не будет. А без сильного системообразующего ядра в виде русского народа вся полиэтническая система России рассыпется и — бери ее голыми руками, нарезай пирог кусками всем членам "семерки". Может, покажется странной аналогия, а она верна: произойдет то же, что при ликвидации КПСС с государственной системой. КПСС тоже была носителем набора архетипов, очень смутно выраженных на языке идеологии. Проникая во все поры общества, она его этими архетипами и консолидировала. Так же и русский народ в полиэтнической системе.

Эта его консолидирующая роль будет ослабляться при обеднении, спаивании и вымирании в ходе реформы, которая сконструирована так, что русский человек к ней приспособиться не может. Но полностью изъять эту консолидирующую функцию будет можно, только если удастся привить русским этот архетип "чужого". Если удастся вытравить чувство соборности и тот ген "русскости", который делал нас открытыми и собрал множество народов в сильное государство. Народ, который ощеривается против "чужих", вовсе не сплачивается на основе "своего" — проще всего (а для слабого и безопаснее) искать чужого как раз в собственной среде. Думаю, что инъекция синдрома "чужой" в русское сознание — одна из самых надежных социальных технологий демонтажа России. Заставь сегодня русских грызться с татарами, бурятами, ингушами, сплоти их вокруг ставшего вдруг "державным" Гайдара или Шохина — они сами себя и "переварят". Почитайте Эмиля Паина, разве не это советует президенту его "этнополитик"?

Красноречиво само умолчание, которым окружает фигуру "чужого" Бородай. Посвятив этой фигуре половину беседы, он ее совершенно не конкретизировал. Привел две абстрактные для большинства фигуры: "Этот дядя в банке и налоговый инспектор — два сапога пара. Не просто чужие, вроде козла в огороде, а именно экзистенциально, именно религиозно чужие". Ничего себе, объект для "приручения", да еще с такими мощными средствами как архетипы коллективного бессознательного. Почему гора целой кучи теорий рождает такую мышь? Наверное, важно прежде всего разжечь синдром, а уж конкретную цель потом можно будет подсовывать в зависимости от конъюнктуры. Как повернется. Лужков уже поставил эксперимент — компенсировал дискомфорт москвичей от расстрела "партийно-доктринальных структур" избиениями "лиц кавказской национальности". Станет недостаточно — обозначат "чужого" более широким именем "лица южных национальностей", и т.д. Должны ли русские, по мнению Бородая, "поддерживать позитивные, продиктованные охранительным инстинктом инициативы власти" в подобных случаях?

Нельзя полностью исключить, что проект по стравливанию русских с "социальными" и прочими инородцами удастся. Откат от рационального мышления к архетипам и инстинктам, ненависть к "доктринам" этому очень способствуют. Обидно, что в этот соблазн все больше впадает патриотическая пресса. Но давно известно: дивиденды от антикоммунизма даром не даются, и по контракту за них надо дорого платить.

("Завтpа". Январь 1994 г.)

Банкиры, почему-то числом 13, перед президентскими выборами 1996 г. выcтупили с призывом к компромиссу, который должен предотвратить якобы неизбежную гражданскую войну. Немножко напоминает волка на псарне, но особых оснований для оптимизма нет — овца-то пока еще в зубах у волка. Но уже "пришли с огнем". И положение банкиров щекотливо, речь их поневоле туманна, говорят о каких-то красных и белых (белые — это г-н Фридман и г-н Гусинский? Ничего себе белоказаки). Каждую их фразу приходится расшифровывать. Начнем с очевидных вещей.

1. Сначала политики режима, а теперь и как бы стоящие над схваткой банкиры признали: реформы, проведенные бригадой Горбачева-Ельцина, всего за четыре года привели к расколу общества и поставили Россию на грань гражданской войны. Вот их цена. Вспомним — 14 маpта 1991 г. Ельцин сказал по телевидению: "не надо опасаться угpозы гpажданской войны, потому что у нас нет пpотивоpечий между социальными слоями". И как все изменилось за срок его президентства.

Так что те, кто сопротивлялись таким реформам, кого лупили дубинками и расстреливали у парламента, сопротивлялись именно скатыванию России к братоубийству. Скрывая этот очевидный факт, представляя дело как столкновение двух "правд", банкиры не способствуют поиску компромисса, а мешают ему. Смена режима посредством выборов рассматривается большинством именно как снятие угрозы гражданской войны.

2. Банкиры наконец-то признали, что "кавалерийская атака" на советский строй жизни (а реально, на российскую цивилизацию, в которую стреляли, якобы целясь в коммунизм), захлебнулась. Как сказано, утвердиться демократы (одна из сил в конфликте) могут только путем, ведущим к гражданской войне и распаду России. Почему же это сказано только сегодня, а не 23 февраля 1992 г., не 1 мая и 4 октября 1993 г.? Мы прекрасно помним все заявления деятелей режима и некоторых болтливых банкиров вроде Борового на протяжении всех этих лет. Они действовали агрессивно и не останавливались перед насилием, ибо были уверены, что могут подавить своих оппонентов именно грубой силой. Сегодня они признают, что это невозможно — и предлагают сменить "правила игры". Признание полезное, но где же выводы?

3. Банкиры туманно называют конфликт в России "столкновением двух правд" и становятся в позу арбитра: "Ни одна из сил не имеет права навязывать насильственно свою правду всему обществу". Конечно, и грабитель, раздевая в переулке захваченную врасплох жертву, может при этом пофилософствовать о "своей правде". Это — язык философа-релятивиста, а от деловых людей можно было бы ожидать более четких определений, иначе какой же компромисс, какой же торг. Странно в устах финансистов звучит само утверждение, будто предотвращение или развитие "острых конфликтов" зависит от сговорчивости политиков оппозиции, а не от той объективной, жизненной реальности, которая создана новыми собственниками и их политическим режимом.

Ясно, что один из главных источников конфликта, причем прямо касающийся банкиров-миротворцев — экспроприация национальной собственности и передача ее ничтожному меньшинству. Эта акция, проведенная чисто политическими средствами, вопреки праву, морали и здравому хозяйственному смыслу, расценивается большинством населения как ограбление. Банкиры стали призывать к гражданскому миру именно после того, как руками режима Ельцина, под дулом автомата "насильственно навязали свою правду всему обществу".

О том, как к этому относится большинство, все прекрасно знают. Вот выводы самих либералов (радикальных до неприличия) — ВЦИОМ под руководством Ю.Левады: "Примерно 24% убеждены, что стране необходимо продолжать курс рыночных реформ, хотя из них лишь 10% полагают, что это единственный путь к достижению процветания, а остальные 14% принимают реформы, так как не верят в возможность возврата к старому… За два года реформы произошел поворот от настроений в пользу рынка (число сторонников рынка сократилось ровно вдвое при одновременном росте в полтора раза числа сторонников планирования), причем переломным периодом была зима 1992-1993 гг. Новое резкое падение популярности рыночных реформ отмечено зимой 1993-1994 гг.".

Здесь — корень конфликта, значит, здесь и источник возможного компромисса. Но об этом в заявлении банкиров ни слова. Так не ведут переговоры.

И уж тем более неуместно кончать призыв к миру неприкрытой угрозой: "предприниматели обладают необходимыми русурсами и волей для воздействия…". Что называется, оскал демократии крупного капитала. Какими же "ресурсами" они обладают? Отнюдь не ресурсами права и законной воли избирателей, выраженной голосованием. Объявляя такой ультиматум, они обязаны сообщить о средствах "воздействия". Не сообщают, и нам остается только гадать. Организуют голод в России? Парализуют финансы? Увеличат штат киллеров? Ничего себе, миролюбивое заявление.

4. Вся фразеология заявления банкиров говорит о том, что это — сугубо пропагандистская акция. Они патетически взывают к коммунистам, умоляя их не замахиваться на демократию, которую-де олицетворяет режим Ельцина. С этим режимом, "вопреки издержкам реформ", они ассоциируют "великие идеи свободы, справедливости, права и правды". Ну о каком серьезном разговоре может идти речь, когда тебе на уши вешают такую лапшу! Демократический миф давно развеян не словами, а делами всех институтов режима Ельцина, среди которых банки занимают одно из ключевых мест. Да и вообще, уместно ли банкирам учить нас "справедливости, праву и правде" сразу после того, как у 40 миллионов семей банки выудили из карманов последние сбережения? Или то были плохие банкиры, а эти тринадцать порвали со своим классом и встали в ряды борцов за справедливость? Из контекста это никак не следует, заявление явно сделано от лица "отечественных предпринимателей".

Что же до фразеологии, то называть демократами тех, кто расстрелял парламент — новояз в стиле Оруэлла. Даже Запад, тщательно фильтрующий информацию о подвигах наших "демократов", давно перешел к четкой и разумной формуле: "сукин сын, но наш сукин сын". Если бы речь в заявлении действительно шла о поиске компромисса, вся эта идеологическая чушь была бы из него вычищена.

Такого же уровня и обвинение в адрес коммунистов, которые "как минимум должны разделить ответственность за развал СССР". Да, банкиры указывают на очевидный факт: "Именно верхушка КПСС повинна в развале СССР". Но эта верхушка КПСС всем известна: это Горбачев и Яковлев, Шеварднадзе и Ельцин. Это — предатели коммунизма, что зафиксировано в документах КПРФ и общественном сознании. Это предательство они сами нисколько не скрывают и рассматривают как доблесть. В массе своей эти люди влились в верхушку нового режима. И разрушение "империи" уже в перестройке рассматривалось как главнейшая задача. Бжезинский и его шестерки из Межрегиональной депутатской группы это говорили прямо, иные разъезжали по стране с призывами "хапать суверенитет" или устраивали кровавые провокации в Вильнюсе. При чем здесь коммунисты? Чего же вы воду мутите, господа банкиры? Неприлично так относиться к читателям, какая-то память у них есть.

6. Главный тезис банкиров звучит так: "Российских политиков необходимо побудить к весьма серьезным взаимным уступкам". Ложный тезис. Причем здесь политики? Они же лишь представляют идеалы и интересы социальных групп. Не политики же будут гнить в окопах гражданской войны, а рядовые Иваны. Давайте к ним и обращайтесь. Вот, более половины женщин России сегодня потребляют белка меньше безопасного физиологического минимума, и их здоровье быстро деградирует. Каких серьезных уступок вы от них требуете? Чтобы они еще фунт мяса из груди, как Шейлоку, вырезали? Формулируйте яснее, господа.

Давайте вспомним, как были достигнуты "мучительные достижения последнего десятилетия". Будущие банкиры попросили, опираясь на ОМОН и телевидение, отдать им собственность и взамен обещали процветание — не чета советскому. Народ "пошел им на уступки" — никто не бунтовал и не бастовал, весь мир был поражен долготерпеньем наших людей. Кое-кто даже посмеивался: это, мол, терпение Балды. Но ведь и с Балдой надо считаться. Банкиры — не попы, и никто щелчка в лоб им давать не собирается, но и время уговора истекло, давайте подведем итог эксперименту.

Что сделали с собственностью новые хозяева? Если бы они хорошо и честно повели дело, никто бы и не возражал. Но они угробили экономику. Надеюсь, этого очевидного факта банкиры не будут отрицать, как и факта перекачки за рубеж фантастических сумм. Эти суммы, кстати, не в трусах и не за пазухой вывозились — банки в этом участвовали непосредственно.

Известно, что подписавшие письмо банкиры контролируют огромные капиталы. Как возникли эти капиталы в условиях обвального спада производства? Профессор Б.А.Березовский наверняка слышал о законе сохранения материи и понимает, что эти капиталы сложились не благодаря повышению эффективности производства и росту товарной массы, а совсем наоборот — в результате хищнической продажи производственных ресурсов за рубеж. Второй источник — ограбление государством и банками простого человека и снижение его жизненного уровня до критической отметки биологического выживания. Третий источник — изъятие денег из всех систем, обеспечивающих выживание нации в целом: уничтожение научного потенциала страны, распродажа флота, запустение пахотных земель, угасание школы, убийство армии. Все соки высосаны господами, которые теперь требуют дальнейших "серьезных уступок". Сегодня в расчете на душу населения в России расходуют на образование в 300 раз меньше, чем в Финляндии. Каких еще уступок вам надо?

Теперь посмотрим, какие уступки готова сделать другая сторона — режим Ельцина, который, совершенно очевидно, как раз и представляет интересы "нового класса". В своем письме банкиры и не скрывают, они — с Ельциным, но хотели бы уцелеть без потерь при любой власти. Как сказано, "настаивать на отказе от мучительных достижений" коммунисты, будь избран их президент, "не должны". Вот тебе на! Что же еще вы можете предложить в качестве уступки? В чем тогда суть компромисса? Может быть, банкиры договорятся с ОМОНом, чтобы он больше не бил нас 1 Мая дубинками по голове? Или чтобы Боровой не обзывал нас "красно-коричневыми"? Банкиры милостиво обещают: "Оплевывание исторического пути России и ее святынь должны быть прекращены". Спасибо вам, заступники России. А скажите-ка сначала, зачем же вы оплевывали святыни России? Это ведь не шутка. Да и с какого числа ваше телевидение прекратит это оплевывание? И кто будет составлять список "помилованных" святынь?

Нет уж, речь может идти именно об изменении курса реформ. Вы придумали нелепую формулу: "Ко второй половине 90-х годов процесс реформ все же начал давать определенные, хотя и слабо ощутимые результаты". Не стыдно ли профессорам и инженерам? Ведь если "слабо ощутимые", то, значит, не "определенные", а на уровне шума. А вот негативные результаты, включая самые абсолютные — динамику физического вымирания людей — мы имеем очень сильно ощутимые, и они нарастают. На нас только начинает идти вал самых страшных последствий реформ — одичание не прошедшей школу молодежи, массовый туберкулез и дистрофия, технологические отказы и аварии. И чем раньше страна приступит к восстановлению, тем больше жизней будет сохранено.

И не надо представлять оппонентов дурачками — никто и не "мечтает о мгновенном возврате к стандартам жизни эпохи застоя" (не странно ли звучит само это признание: советские стандарты жизни стали несбыточной мечтой!). Речь идет об оживлении хотя бы части производственной системы, хотя бы о стакане молока каждому ребенку. И предмет торга и компромисса — из какой доли народного хозяйства вы перестанете высасывать соки и добром отдадите для восстановления.

7. А вообще-то все это заявление вызывает чувство брезгливости. Правы были поэты: большая собственность поганит душу человека. Господа банкиры просто не чувствуют бестактности большинства слов в своем заявлении.

("Дуэль". Май 1996 г.)