"Вокруг света на мотоциклах" - читать интересную книгу автора (МакГрегор Эван, Бурман Чарли, Перевод с...)

1. На двух колёсах

ЭВАН: Каждое путешествие начинается с малого. Восемь лет назад Чарли подошел ко мне в пабе «У Кейси», больше похожем на чью-то гостиную, чем на бар. Было это в городке Сиксмайл-бридж, что в графстве Клэр в Ирландии. Официально он представляться не стал, вместо этого широко и по-дружески улыбнулся.

«На мотоцикле ездишь», — сказал он.

«Ага», — не сразу ответил я, несколько ошарашенный видом странного длинноволосого парня, стоящего передо мной.

Мы с Чарли вместе с семьями (с женами и дочерьми) заселились в коттеджные домики в одном местечке в Ирландии, где шли съемки фильма «Поцелуй змея». (Фильм особенно дорог мне множеством долгих ночей, когда мы вместе с моим новым приятелем выпивали, веселились и говорили о мотоциклах). В тот день состоялась вечеринка по поводу начала съемок. У нас с Чарли было много общего, но это выяснилось потом. Мы оба были женаты, оба довольно успешно снимались в кино, у нас обоих были грудные дочери, и на протяжении долгих недель нам предстояло работать вместе. Мы могли бы говорить о чем угодно, но у Чарли есть одна замечательная черта: он умеет очень ловко обходить общие светские темы и сразу переходить к предмету, наиболее интересному для его собеседника. Этот раз не стал исключением. Открытость и приветливость Чарли сразу заставили меня забыть о собственной сдержанности.

«Ага… я езжу на Moto Guzzi 78-го года», — ответил я, упомянув свой первый большой мотоцикл — тяжелую итальянскую машину, конструкцией смахивающую на трактор. И понеслось. Вечер плавно перетек в ночь байкерских историй и обмена впечатлениями о радостях отцовства.

В следующие дни и недели я понял, что наша первая встреча была типичной для Чарли: он с ходу вступал в разговор с кем угодно — эта примечательная черта помогала разбить лед и быстро завязать приятельские отношения. Съемки шли очень долго, промедлений и задержек на площадке было даже больше, чем обычно. Дело часто заканчивалось тем, что мы отправлялись в бар «У Кейси», где вместе с Питом Постлетвейтом и другими членами съемочной группы играли в покер, пили «Гиннес» или «Харп» и болтали. Мы отлично проводили время — других способов развлечься и расслабиться в этом тихом уголке сельской Ирландии не было. Чем мы с Чарли лучше узнавали друг друга, тем больше находилось между нами общего. Например, одинаковые взгляды на воспитание детей: они — часть нашей жизни и должны в ней участвовать. В детстве Чарли, сыну известного кинорежиссера, пришлось немало помотаться с отцом с одной съемочной площадки на другую, меняя школы каждые несколько месяцев. Он знает не понаслышке то, что, как мне кажется, предстоит и моим детям. Мы очень сдружились, и к концу съемок я попросил Чарли стать крестным отцом моей дочери Клары.

Во время съемок дружеские отношения завязываются часто, потом съемки заканчиваются, и дорожки обычно расходятся. Иногда такое общение перерастает в довольно долгую дружбу, когда вы видитесь и без умолку болтаете — но лишь изредка. Впрочем, с Чарли все было совсем по-другому: мы не теряли связи и постоянно встречались семьями. А вскоре произошедшие события связали нас даже больше, чем общее увлечение мотоциклами и вечеринками.

Я летал в Чикаго и Лос-Анджелес, чтобы сняться в одной из серий «Скорой помощи», которая — так совпало — называлась «Далекий путь». И пока я в Америке играл роль пациента, лежа на больничной койке с трубками в носу, по какой-то странной и зловещей иронии судьбы Клара попала в больницу в Лондоне.

Поначалу я думал, что она просто сильно простудилась или подхватила грипп, но на самом деле это был очень серьезный менингит.

Я сразу же полетел домой, и следующие две недели мы с Ив (так зовут мою жену) просидели у кровати нашей малышки. Это было ужасное время, и Чарли с женой Ойли нас очень поддерживали. Незадолго до нашего знакомства в Ирландии им тоже пришлось пережить трудный период, когда их старшая девочка, Дун, сильно болела — у нее обнаружили дефицит белых клеток крови. Однажды Чарли навестил нас в больнице, и я пошел его провожать. У Клары все было очень серьезно. Чарли видел, каково мне приходится, он и сам знал, как тяжело видеть своего ребенка в больничной палате. Он просто повернулся ко мне и сказал: «Все будет хорошо. Она поправится». Чарли напомнил, что все дети болеют, а иногда и очень сильно. Никто лучше его не понял бы тот страх и одиночество, которое испытывают родители заболевшего ребенка. Он знал, какие слова тогда нужно было сказать. На прощание Чарли крепко обнял меня, потом закинул ногу на свою Honda XR600R, выехал на дорогу, встал на заднее колесо и проехал так до самого конца улицы. Почему-то меня это очень тронуло. Каскадерский трюк был таким спонтанным и неуместным, что на какое-то мгновение я забыл о своих тревогах, — он ободрил меня больше любых слов. В этом весь Чарли: его оптимизм не знает границ. Трудное время мы тогда пережили, но я никогда не забуду, как Чарли ехал по дороге на заднем колесе. Он помог мне именно тогда, когда я больше всего в этом нуждался, и в тот момент наша дружба была скреплена навек.

ЧАРЛИ: Когда я познакомился с Эваном в баре «У Кейси» в 1997 году, то сразу почувствовал в нем родственную душу. Как и у меня, у Эвана много увлечений в жизни, но мотоциклы — самое главное из них. Сам я мотоциклы люблю всю жизнь. Мое детство прошло на ферме в графстве Уиклоу в Ирландии, и неподалеку от нас жил парень, у которого был мотоцикл. Я часто видел, как он со свистом проносится мимо нашего дома. Мне тогда было лет шесть, и я думал: «Ух ты!» Примерно в то же время мой отец, Джон Бурман, снимал в Ирландии фильм «Зардоз» с Шоном Коннери в главной роли, и актер во время съемок жил у нас. Однажды на выходные к Шону приехал сын Джейсон. Он был постарше меня, и у него был мини-байк. Джейсон все время заставлял меня толкать этот байк туда-сюда по дорожке. Потом, когда Джейсон вдоволь на нем накатался, а я научился его заводить, мальчик разрешил мне проехаться самому. Я тут же свалился с байка, но ведь одно мгновение я сидел в седле, держал руль, слушал рев мотора, чувствовал запах выхлопных газов, бензина и ощущал скорость — этого оказалось достаточно. Меня зацепило. И я стал донимать родителей своей новой страстью. Вскоре их удалось убедить — мне разрешили купить (на деньги, заработанные на съемках «Большого ограбления поезда») маленькую Yamaha 100, которую я храню и по сей день. Вот это было счастье.

В те дни мимо нашей фермы часто проезжал сосед на итальянском Maico 500, лучшей машине на тот момент. Звали соседа Томми Рокфорд, и очень скоро он стал для меня настоящим кумиром. Его отец, Дэнни, работал старшим садовником в нашем саду. Как и его папа, Томми был добрым и щедрым, и самое главное — он позволял мне приезжать к ним домой и возиться с его Maico. Томми сажал меня на сиденье, заводил мотоцикл и держал, пока я не двигался с места. У меня тогда еще не получалось доставать ногами до земли, так что, накатавшись вдоволь по полю, я подъезжал к Томми, жал на тормоза и соскакивал с мотоцикла, когда тот начинал заваливаться на бок.

К 12 годам у меня уже была собственная 125-кубовая машина и, как и Томми, я все свободное от киносъемок время занимался мотокроссом. Примерно тогда произошло мое знакомство с Казом Балински, еще одним мотофанатом. Жил он через реку от нашего дома. У Каза была Yamaha YZ-80, и он построил собственный мотокроссовый трек, на который я и Томми стремились вырваться при первой же возможности. Мы гнали на мотоциклах до конца земель моей семьи, потом пересекали реку, неслись через поля Балински и поднимались на холм, где у Каза был тот самый мотокроссовый трек. Мы гоняли по кругу, соревнуясь в скорости, спотыкаясь и падая, пока не становилось совсем темно.

Еще через пару лет мне захотелось технику помощнее, кубов на 250. Отец сказал, что такая машина слишком большая и меня еще рано на нее сажать. Но я продолжал канючить и скоро стал гордым обладателем Yamaha YZ-250. В день, когда я впервые сел на нее, отец играл в теннис с соседом. На тот момент этот мотоцикл был пределом моих мечтаний. Я решил, что его размеры и мощность меня не испугают, и понесся прямо по газону мимо теннисного корта, решив сделать на глазах у отца «билли». Глядя на него и как бы говоря: «Ну что, видишь? Твой сын может ездить на этой штуке!», я был страшно доволен собой, пока не повернул голову вперед и не увидел каменную стену, опутанную сверху колючей проволокой, всего в нескольких футах от себя. Я рванул передний тормоз, пытаясь остановить мотоцикл, но под колесами была сочная зеленая трава почти по колено, так что ничего нельзя было сделать. Меня несло на эту стену. Я налетел на нее, мотоцикл из-под меня выскользнул, а сам я запутался в колючей проволоке. Отец подбежал ко мне — израненный ребенок лежал на земле, но по его лицу я понял: оказывать мне помощь он не собирается. Стоя надо мной, отец кричал: «Дурачина чертов! Говорил же тебе — не дорос ты еще до этой машины!» Байк валялся рядом, мотор еще работал, и все, что я мог — это жалостливо проскулить: «Ладно, ладно, может, снимешь с меня эту проволоку?»

Вскоре после этого случая я продал Yamaha и купил еще один 125-кубовый мотоцикл. Отец был прав: до YZ-250 еще надо дорасти. Прежде чем распрощаться с ней, я решил немного покататься вместе с Кевином, братом Томми, у которого был полностью укомплектованный дорожный мотоцикл. Моя YZ-250 была чисто мотокроссовой машиной и вроде как не считалась автотранспортом (не облагалась налогом), у нее даже фар не было — пришлось прикрепить спереди фонарь. Проездив несколько часов по проселкам графства, мы подъехали к развилке, где пора было поворачивать домой. И вот там, прямо посреди дороги, стоял сержант Кронен, местный полицейский. Руки у него были скрещены на груди, а лицо нахмурено. Я удивился. Как это он нас засек? «Очень просто», — сказал он. Кронен остановился, чтобы осмотреть брошенную машину, и, поднимаясь по холму, заметил белый огонек, потом красный огонек, потом еще один белый огонек — и никакого красного после него. Полицейский подумал, что у водителя задняя фара не горит, а тот об этом не знает, — надо ведь предупредить человека. А тут я выскакиваю из-за угла: о-опс. Попался, голубчик!

Сержант Кронен посмотрел на меня, подняв одну бровь, и тихо пробормотал со своим мягким ирландским акцентом: «Эх, Чарли, Чарли, Чарли. Тс-тс-тс. Что ж ты творишь-то?»

А ведь я был в шлеме. Как он меня узнал? Тайна, покрытая мраком. Кронен не упустил ничего. Четырнадцать нарушений: налог не заплачен, страховки нет, водительских прав нет, шины незаконные, мотоцикл незаконный, шлем не тот, невнимательность и беспечность на дороге и т. д. — не говоря уж о фонаре, привязанном спереди вместо фары.

Сержант приказал мне, «самому опасному преступнику в графстве», немедленно отправляться домой. До дома было еще миль семь, но я взял мотоцикл за руль и начал толкать его вдоль дороги. Сержанту Кронену и это не понравилось. «Садись на машину и дуй домой немедленно, — велел он. — У тебя большие неприятности».

К тому времени, когда я добрался до дома, сержант уже позвонил отцу, и тот был просто вне себя. Войдя в комнату решительным шагом, он швырнул мне телефонный справочник. «Тебе понадобится адвокат, — бросил он. — Сам его и ищи».

«Но пап, у меня же дислексия, — заныл я, по щекам текли слезы. — Я даже не знаю, как это слово пишется».

Эту историю отец припоминал мне потом еще долго, но даже после тех двух случаев моя страсть к мотоциклам меньше не стала. Вскоре после истории с сержантом Кроненом я снова ездил к дому Томми Рокфорда, как в старые добрые времена. Выходил из дома и вскакивал на мотоцикл, но садился в седле боком — чтобы успеть соскочить и прикинуться пешеходом, если меня кто-то увидит.

В другой раз я гнал вверх по холму на скорости 50 км/ч, когда из деревенского магазина вдруг появился Гарда Джексон, начальник сержанта Кронена. Времени затормозить не было, пришлось спрыгнуть с мотоцикла. Когда Гарда Джексон обернулся, он увидел, как я несусь со всех ног вверх по холму — в погоне за байком. Это был очень честный и принципиальный полицейский, но, к моему удивлению, он лишь смотрел и качал головой. Какое-то время Гарда Джексон наблюдал молча, но, когда пришел в себя, заорал: «Чарли! Что ты делаешь, черт тебя подери?» Всего несколько дней прошло после той передряги с сержантом Кроненом, а я опять попал в поле зрения представителя закона. Я ждал, что мне начнут выписывать штрафы, но на этот раз Гарда Джексон меня простил, и еще много лет мои мотоциклетные эскапады продолжались в том же духе: я старался избежать встреч с законом, пока в 21 год не сдал на права, уже живя в Лондоне. Тогда же я и купил Kawasaki Zephyr 750 — мой первый большой мотоцикл.

ЭВАН: Я могу описать свое байкерское крещение двумя словами: мальчишеская влюбленность. Моей первой подружкой была миниатюрная девчонка с короткими волосами мышиного цвета, хулиганской улыбкой и таким же характером. Я сходил по ней с ума. Мы учились в Академии Моррисона, школе-пансионе в маленьком городке Крифф в графстве Пертшир в Шотландии. Я приходил туда только днем, а она жила в школе постоянно. Мне было лет 13–14, и мы какое-то время встречались. Девочка вся состояла из противоречий — наверное, это меня и привлекало, я постоянно думал о ней. В целом моя подруга была очень милой, но иногда в нее словно черт вселялся, и тогда она превращалась в сущую бестию. Первой девчачьей грудью, которую я потрогал, была ее правая грудь. Это знаменательное событие произошло в кустах у школьной террасы.

А потом она меня бросила. Так и пошло: мы то сходились, то расходились. Если я был не с ней, то бегал на свидания с другими девчонками. Но в итоге всегда возвращался. Однако наш странный роман резко закончился, когда она начала встречаться с парнем из Ардврека — другой школы в Криффе. Он ездил на 50-кубовом дорожном мотоцикле, заменив его потом на 150-кубовый. Я-то свою девушку до ее корпуса провожал пешком, обнимаясь с ней на прощанье у ворот; и вот она вдруг начала возвращаться домой с этим парнем. Он привозил ее к задним воротам и целовал, а потом всю ночь нарезал круги вокруг корпуса, привлекая к себе всеобщее внимание. Парень делал это ради нее. Я понимал, что он при этом чувствует, и знал, что при этом чувствует она.

Мне к тому времени было почти шестнадцать, но сердце мое уже было разбито. И вот однажды мы с матерью возвращались из Перта, куда ездили за покупками, и проезжали мимо магазина с мотоциклами. Я попросил маму остановиться, вышел из машины, поднялся на пригорок, где стоял этот магазин, и прижался носом к витрине. Там был 50-кубовый байк голубого цвета. Тогда я не знал ничего про эту марку, только это было неважно. Я знал самое главное — что смогу купить его месяца через три-четыре, когда мне стукнет 16. Быть может, и подружка моя тогда вернется.

В первый раз я катался на мотоцикле в шесть лет. Мой отец, Джим, был председателем «Круглого стола» города Крифф, и однажды он организовал благотворительное мероприятие в пользу детей из бедных семей. Это было что-то вроде «Джим исполняет желания», и вот один маленький мальчик захотел покататься на мотоцикле. Отец раздобыл шикарную красную Honda 50, и мы поехали на поле, принадлежащее одному другу семьи. Покатав малыша, меня спросили, не хочу ли я тоже прокатиться. Разумеется, хочу. Я забрался в седло и сорвался с места. Управление было проще некуда: крути «газ» и поезжай, и я объехал все поле. Мне показалось, что ничего лучше этого не бывает. Понравилось все — запах, звук, внешний вид, скорость, визг мотора на высоких тонах. А вот самое лучшее: там стоял Land-Rover, а рядом с ним — два больших тюка сена, между которыми был просвет метра в полтора. Оттуда, где стояли взрослые, этого просвета не было видно — просто один большой стог сена. Ну я и решил устроить им представление. Развернулся в их сторону и поехал прямо на сено, с ликованием слыша крики взрослых и понимая, что перепугал всех до смерти. Так прошел первый опыт езды на мотоцикле, и мне ужасно понравилось. Несколько месяцев спустя к нам в гости приехал мой дядя Кенни на мотоцикле, и он меня катал. Это подлило масла в огонь: мотоцикл стал предметом моих мечтаний.

Так что, когда я стоял у витрины того магазина в Перте, вдруг все стало ясно. Это судьба — так должно было случиться. Мотоцикл мне нужен как средство передвижения. Уже и не помню, так ли уж я хотел снова завоевать сердце своей подружки, но одно знал точно: вместо того чтобы везде ходить пешком, можно будет ездить на мотоцикле — и в школу, и на городской стадион на окраине, и еще куда-нибудь на выходные. Я точно понял, что мне нужно: заполучить этот мотоцикл. Невозможно было выбросить его из головы. Дни напролет я представлял себе, как сажусь в седло, завожу мотор, надеваю шлем и езжу по улицам города. Даже сон пропал. Совсем измучавшись этим страстным желанием, я завалил разными обещаниями маму: не буду ездить за город, буду очень осторожен, никаких опасных трюков, никаких глупостей. Хотя, если честно, эти обещания придумывались на ходу.

Крифф стоит на холме. Городок маленький, и дойти пешком можно до любой его точки. Пересечь весь Крифф получится всего за полчаса. Все свое детство я ходил по городу пешком — из дома до школы или до дома друзей. Это было совсем неплохо, но уже приближался возраст, когда появлялись мысли и о других возможностях. Крифф находится прямо в центре Шотландии, всего в пятидесяти милях к северу от Эдинбурга и Глазго, и от него до любого населенного пункта страны не более одного дня езды. Только, конечно, не на велосипеде. Так что при наличии стольких прекрасных мест поблизости мотоцикл был вещью более чем необходимой.

Я упрашивал маму, обещая ей весь мир в обмен на один мотоцикл. «Я не буду ездить быстро — не больше 50 километров в час, ну, пожалуйста, разреши», — молил я.

«Я поговорю с отцом», — ответила мама. Мне казалось, что шанс есть, хотя бы малюсенький, но родители остались непреклонны. Мотоцикл мне купить не позволили. «Если с тобой что-то случится, я себе этого никогда не прощу», — сказала мама.

Наверное, она была права. Когда мы с Чарли заехали ко мне домой во время четырехдневной поездки в Шотландию, ставшей генеральной репетицией нашей кругосветки, я показал ему магазин, у витрины которого провел немало часов, пожирая глазами тот мотоцикл. Чарли потом дразнил мою маму: «Ох уж эти родители! Вечно все запрещают. И невдомек им, что мужчине нужно что-то оседлать». Мама не сдавалась: «Но вы же понимаете, ему было всего шестнадцать, и он был такой… Он же мог попасть в аварию и не ехал бы сейчас вокруг света».

«Меня здесь вообще могло бы не быть», — вставил я.

«Так вот, мне кажется, мы правильно тогда поступили», — сказала мама.

«Разумеется, вы были правы», — ответил я. И это действительно так. В то время, когда я выпрашивал у них мотоцикл, мне уже удалось разок «пообщаться» со 100-кубовым четырехтактником, принадлежавшим Джорджу Карсону, нашему школьному техническому лаборанту. Я играл Сганареля в школьной постановке одноименной пьесы Мольера и однажды на репетиции, во время перерыва, вдруг спросил у мистера Карсона: «А можно мне прокатиться на вашем мотоцикле, сэр?»

«Не вопрос», — ответил тот, еще не зная, что я не имею ни малейшего представления, как им управлять.

Мотоцикл стоял в узком проходе у школьной столовой, которая одновременно служила актовым залом и школьным театром. Каким-то образом мне удалось его завести с кик-старта, но выжимать сцепление я не умел, так что он глох раза три. С четвертой попытки мне удалось сдвинуться с места и поехать вдоль дорожки, пока на пути у меня не стала стена, в которую я со всей дури и врезался, погнув колесо и руль. Когда вышел мистер Карсен, я стоял перед ним красный, как рак. Счет за ремонт составил больше 80 фунтов — по тем временам целое состояние для 15-летнего подростка, и мне пришлось несколько месяцев выплачивать их по частям, подрабатывая посудомойщиком и официантом в отеле «Мюррей-Парк».

Так что, когда мама отказалась покупать мотоцикл, в глубине души я ее понял, но все же большая часть меня очень об этом сожалела. В моей груди билось сердце мотоциклиста — вот только мотоцикла пока не было.

Примерно через год я уехал из дома, чтобы учиться в театральной школе. Сначала год жил в городе Файф, а потом поступил в лондонскую школу музыки и драмы «Гилдхолл», где вскоре подружился с Джереми Сприггсом, тоже молодым честолюбивым актером. Когда мне уже было 19, мы с Джереми поехали в один старый домик в деревне, принадлежавший какому-то его знакомому из Кембриджшира. И там, в этой полуразвалившейся лачуге, я нашел старый внедорожный мотоцикл. Он был совсем разбит, двигатель валялся рядом в полиэтиленовом мешке, весь мотоцикл был практически разобран на запчасти. И все-таки он был настоящим — это единственное, что имело значение. Преисполнившись решимости починить мотоцикл и заставить бегать, я купил его у приятеля Джереми за 150 фунтов. Когда мы вернулись в Лондон, Джереми сдал мотоцикл в ремонт. Несколько дней спустя он сказал мне, что ремонтировать там уже нечего. Я был в отчаянии. Наверное, Джереми поговорил с моей мамой и он просто не хотел, чтобы я ездил на мотоцикле: ведь если бы я разбился, Джереми чувствовал бы себя виноватым. Еще один мотоцикл ускользнул от меня.

Закончив Гилдхолл и начав работать, я сразу отправился в мотосалон в Кентиш-Тауне, в северной части Лондона. Много лет я заходил в мотосалоны, только чтобы поглазеть на мотоциклы и все, что с ними связано. До сих пор люблю почитать мотоциклетные каталоги, про всякие там перчатки и подножки — этакое байкерское порно. В центре зала в том салоне была выставлена Honda 100, которую разрешалось водить с автомобильными правами. Я ее тут же купил и полюбил с первого же дня. Ездил на ней везде: на вечеринки, на пробы — куда угодно. Впервые в жизни я чувствовал себя совершенно свободным. Можно было забыть про метро. И, конечно, экипировка у меня была соответствующая.

Однажды я стоял на светофоре в скоплении машин на выезде из Хампстед-Хата. Одет был как самый типичный мотоциклист: джинсовая рубаха, косуха, открытый шлем с защитными очками. Настоящий такой киношный байкер. Тут с другого ряда меня нагнал еще один мотоциклист, одетый, почти как я, — выглядел он очень круто. Поравнявшись со мной, он кивнул мне через крышу стоящей между нами машины: «Привет, как жизнь?». Я кивнул в ответ. Загорелся зеленый, и мы двинулись дальше. Когда машина, разделявшая нас, проехала, этот парень — восседавший, как оказалось, на большом Harley-Davidson — увидел, что я сижу всего лишь на «детской» 100-кубовой Honda. Если бы взглядом можно было испепелить, я бы сгорел на месте. Было обидно. Этот случай только укрепил мое решение получить мотоциклетные права и купить большой мотоцикл. Сдав экзамен, я тут же побежал в мотосалон на севере Лондона и приобрел очень старенький Moto Guzzi 1970-х годов выпуска, который назывался, как сказал продавец, Moto Guzzi Le Mans. Мне понравилось, как он выглядел, но впоследствии выяснилось, что заявления продавца относительно его качеств сильно расходились с действительностью. У него был руль на клипонах, и хотя он считался скоростной машиной, езда на нем скорее напоминала езду на тракторе. Машина оказалась не фонтан. Очевидно, его сдали в магазин в счет новой покупки. Я тогда еще в мотоциклах совсем не разбирался, и такую покупку сделал только потому, что мне понравился его внешний вид. Зато в кармане у меня были новенькие мотоциклетные права, и ужасно хотелось ездить на большой машине. В общем-то, он мне нравился — шумный, грязный и красивый. Я потом долго ремонтировал Guzzi и доводил до ума, пока он не стал настоящей конфеткой. Единственное, о чем я сейчас жалею, так это о том, что в конце концов его продал.

Теперь оставалась только одна проблема — куда деть мотоцикл на время приезда родителей. Я жил настоящей холостяцкой жизнью в квартирке в районе Примроуз-Хилл. Тусовался каждые выходные, начиная с вечера пятницы, когда мы с друзьями встречались в городе, и до вечера воскресенья, когда все вечеринки заканчивались у меня дома. Примерно в это же время в квартире надо мной поселилась красивая девушка из Австралии, Эльска Сандор. Она училась на что-то, связанное с текстилем, но мечтала создавать скейтборды. Эльска подошла ко мне первая — сам я стеснялся заговорить с ней, потому что сталкивались мы почему-то исключительно в последний день моих посиделок с приятелями — и с этого началась наша дружба. Когда ко мне приезжали родители, я затаскивал наверх к Эльске все свои мотоциклетные причиндалы — шлем, перчатки, одежду, журналы — и прятал их там. Несколько лет родители проходили мимо байка, прицепленного к столбу рядом с домом, ни сном ни духом не ведая, что он принадлежит мне.

Потом на съемках одного из эпизодов сериала «Кавана, Адвокат Ее Величества» я встретил красивую француженку-дизайнера. В Ив Мавракис я влюбился по уши, и вскоре мы поженились. С самого начала Ив дала мне понять, что к мотоциклам равнодушна и скорее считает их опасными. Если бы она всерьез попросила меня бросить это дело, я бы и вправду повесил свою кожанку на гвоздь. Но Ив знает, что мотоциклы — моя страсть, поэтому старается относиться к ним спокойно. Даже когда родилась Клара, Ив не стала выставлять мне никаких требований. Когда Клара была еще совсем маленькой, я познакомился с Чарли и благодаря этой дружбе стал еще большим фанатом мотоциклов.

Вскоре после знакомства с Чарли я начал сниматься в «Скрытой угрозе», первом из приквелов «Звездных войн». С Чарли и некоторыми из его друзей-мотоциклистов мы стали периодически встречаться. Все они, как и сам Чарли, ездили на спортбайках. Я видел, что спорт — классная вещь, но сам на него сел только когда Саша Густав, знакомый русский фотограф, одолжил мне свой. Это был первый незнакомый мотоцикл, на котором я ездил после долгого общения со стареньким Guzzi. Шокирующая получилась поездочка. Спускаясь с Хаверсток-Хилл в Хэмпстеде, я отъехал на приличное расстояние от города, взглянул на спидометр и заметил, что стрелка показывает уже 130 км/ч. Слегка перепугавшись, я нажал на тормоза, и мотоцикл тут же остановился. Меня это потрясло. Со спортбайками ничто не сравнится. Я тут же решил, что обязательно куплю новый мотоцикл и что это будет именно спортивная машина. Вот получу деньги за «Звездные войны: Эпизод 1» и куплю новенький, с иголочки, Ducati 748.

Когда на Ливсденской студии, на севере Лондона в Хертфордшире, начались съемки, я развернул кампанию по приобретению Ducati: хотел импортировать его из Италии с помощью Джеймса Уилсона, друга Чарли, возглавлявшего фирму «Set Up Engineering», специалиста по гоночным подвескам с юга Лондона. Покупать Ducati в Европе было немного дешевле, но платить нужно было наличными. Так что каждые несколько недель я наведывался в бухгалтерию «Звездных войн в Ливсдене, просил аванс в счет своей зарплаты и выносил каждый раз по несколько тысяч фунтов. Это была большая сумма, так что нужно было получить разрешение, чтобы ее выдали. Люди снимали «Звездные войны», входили в роли, а я думал только о своем расчудесном Ducati.

И тут вдруг мне звонит Рик Маккаллум, продюсер и правая рука Джорджа Лукаса. Он хотел поговорить об этом мотоцикле. В первый момент я подумал: «Вот черт, кажется, я попал». Сначала решил, что снял со счета слишком много денег (будто бы у продюсеров «Звездных войн» мог быть недостаток наличности). Чувство вины всегда приходит первым, и я подумал о своих возможных ошибках. Отправился в продюсерский офис, постучал в дверь и вошел. Рик уже ждал.

«Мы с Джорджем хотим спросить, во сколько тебе обходится этот мотоцикл?» — поинтересовался он. Я назвал сумму, думая, что меня сейчас начнут отчитывать и просить не отвлекать от работы бухгалтерию.

«Мы с Джорджем хотели бы подарить его тебе», — сказал Рик. Меня это поразило. Следующие несколько лет я ездил на мотоцикле, который, по сути, принадлежал Джорджу Лукасу. Потом Ducati перешел к Чарли, и тот ездит на нем по сей день.

Поступок Джорджа Лукаса был отчасти ироничным, потому что по контракту обычно не разрешается во время съемок фильма кататься на мотоцикле. Исключением стали съемки «Мулен Руж» в Австралии, а еще второй и третий эпизоды «Звездных войн». В Америке, где на площадку мне приходилось ездить на лимузине компании или на своей машине, меня это дико бесило. Поэтому на первой же встрече с Базом Лурманом, режиссером «Мулен Руж», я заявил: если он хочет, чтобы я восемь месяцев работал в его фильме — а это гораздо больше стандартных трехмесячных съемок — он должен разрешить мне ездить на мотоцикле.

«Я актер. У меня есть жена и дети. И я люблю мотоциклы. Вот и все, больше мне ничего не надо, — так и сказал. — Запретить мне восемь месяцев ездить на мотоцикле — это как запретить слушать музыку. Для меня это очень важно. Я не могу распрощаться с мотоциклом на такой срок». Мне удалось объяснить Базу, что требование компании кажется мне совершенно неразумным и неприемлемым, и каким-то образом в Австралии они это дело со страховщиками уладили.

Где-то в середине тех восьмимесячных съемок я совершил поездку вглубь страны. Это было мое первое большое одиночное мотопутешествие — очень хотелось отдохнуть от работы над фильмом. На съемках «Мулен Руж» с Николь Кидман было здорово, но каждый божий день я был окружен людьми и начал от этого уставать. Вот решил немного прокатиться. Перед поездкой каждый член съемочной группы, включая самого База и продюсеров, совали мне под нос карты, предлагая тот или иной маршрут. Это была совершенно неслыханная вещь, чтобы актер, играющий главную роль, вдруг сорвался с места прямо посередине съемочного процесса и уехал куда-то на мотоцикле. Люди были встревожены, но меня им было не переубедить. Я сам принимаю решения и не позволяю никому себя остановить.

Проехав несколько часов, я нашел место для лагеря и поставил палатку. Ничего особенного не делал, просто сидел рядом с палаткой и поддерживал огонь в костре. Потом уснул и проснулся на следующий день в четыре утра. Я лежал на траве рядом с выгоревшим костром и смотрел на звезды. Больше мне ничего не было нужно. Я отдыхал и получал от этого удовольствие. Никто не будил меня на рассвете и не спрашивал, что я хочу на завтрак. Никто не говорил мне, куда встать, какую реплику произнести или движение сделать. Сниматься в кино очень интересно, но всякие технические мелочи съемок — сущая скука. В целом, это тягомотный процесс, лишь слегка сдобренный эмоциональными моментами.

Когда я уезжаю с работы на мотоцикле, совсем не важно, как прошел день. Телефона нет, музыки нет, и не нужно стоять сорок минут в пробке, мысленно пережевывая события дня. Я полностью сосредоточиваюсь на том, что делаю и куда еду, наблюдаю за происходящим на дороге. На подъезде к дому тяжелые мысли уже успевают вылететь из головы. В шлеме меня никто не узнает — при моем образе жизни это особенно ценно. Он отлично защищает от посторонних взглядов. На мотоцикле и в шлеме я просто еще один чудак на дороге — это-то мне и нравится. Но самое главное — есть что-то в самом процессе вождения мотоцикла: концентрация, сосредоточенность только на нем, желание все сделать правильно, быстро пройти поворот, не потеряв контроль, сделать это красиво, почувствовать машину. В такие моменты идет битва между головой, заставляющей сделать одно, мотоциклом, желающим сделать другое, и собственным телом, которое их соединяет. Именно поэтому я всегда тоскую, если в какой-то день мне не удается сесть в седло. И вот я вхожу в дом — уже совершенно спокойным.

ЧАРЛИ: Для большинства мотоциклистов просто ездить на работу в город недостаточно. Всегда хочется мчаться быстрее и дальше, ведь открытая дорога манит. Много лет по утрам в воскресенье я встречался с сотней других мотоциклистов на заправке в Бокс-Хилл в южном Лондоне — сбор был назначен на 6.30. К полудню мы уже добирались до южного побережья, где делали остановку, жарили что-нибудь на завтрак и спешили обратно в Лондон, чтобы пообедать с семьей. Как только у меня выдавалась пара свободных часов, я отправлялся к южным окрестностям реки у Вондсворт-Бридж или на шоссе А40 у Уайт-Сити, чтобы потренировать повороты. Я ездил по кругу, наблюдая, насколько низко могу наклонить мотоцикл, и наматывал за раз миль по тридцать или даже больше, пока не удавалось сделать идеальный круг. Во время таких напряженных тренировок края покрышек вытирались чуть ли не до краев. Для мотоциклиста это все очень важно, и мои «кружения» иногда доходили до того, что, когда я выезжал на прямую дорогу, то уже не мог по ней ехать. Как будто мотоцикл перекашивало в одну сторону — ту, в которую я привык наклоняться. Когда мы ездили по Лондону вместе с Ойли и дочками, Дун и Кинварой, мой мотоцикл всегда выезжал вперед. Иногда Ойли обгоняла и наблюдала за мной в зеркало заднего вида. Потом я догонял их, подмигивая передней фарой, вставая на заднее колесо и корча рожи детям, и снова выезжал вперед.

Но одержимость мотоциклами и высокими скоростями неизбежно сопровождается травмами. У меня было несколько серьезных аварий, которые чуть не закончились плачевно. Через несколько дней после возвращения из Ирландии, где проходили съемки «Поцелуя змея», я в компании пятнадцати других мотоциклистов (от строителя подмостков слегка за двадцать до отставного председателя «Имперского химического треста» за шестьдесят) отправился на 24-часовую гонку «Superbike race» на трассе Пола Рикарда на юге Франции. После долгого и утомительного перегона по северу Франции мы заночевали в дешевом отеле и ранним утром двинулись дальше, надеясь успеть к полудню на гонку, которая проходила в окрестностях маленькой деревушки Ле-Кастель в Провансе. Накануне я чувствовал себя на дороге прекрасно, но в этот день, едва мы двинулись в путь, наехал на маленькое скользкое пятно. Я почувствовал, как переднее колесо «клюнуло» и потеряло сцепление, — и занервничал. Плюс к этому еще похмелье после активных вечерних возлияний, так что сосредоточиться на дороге было непросто. Узкая и извилистая дорога шла то в гору, то под гору, иногда делая очень крутые повороты, поэтому я старался внимательно смотреть на полотно дороги перед собой. Через какое-то время я оторвал от него взгляд, поднял голову — и увидел, что еду по другому ряду и прямо на меня несется встречная машина. Мы оба ударили по тормозам, наполнив воздух серым дымом и запахом жженой резины. Я стиснул зубы и изо всех сил сжал рычаг переднего тормоза, приготовившись к худшему, но мы остановились за секунду до столкновения, мое переднее колесо замерло всего в нескольких дюймах от бампера машины. Через ветровое стекло я увидел отца семейства средних лет, его жену и троих детей, глядящих на меня во все глаза. На лице мужчины можно было увидеть смесь явного облегчения, слепого ужаса и сильнейшего возмущения. Я знал, что он думает: «Совсем свихнулся, чтоб тебя!»

В водовороте радостей и удовольствий двухнедельного поклонения мотоциклам на трассе Пола Рикарда я скоро позабыл об этом происшествии, но моя следующая авария, где-то через год после той, оказалась гораздо более серьезной. Вместе с приятелем гонял я по извилистым сельским дорогам и вошел в поворот на слишком высокой скорости. Тогда и понял, что на сотне миль в час в целости и сохранности из этого крутого виража мы вряд ли выберемся. Оглядевшись в поисках запасного выхода, я увидел впереди свободную выездную дорогу. Отлично: может, не все еще потеряно. Но потом я заметил крошечный выступ на краю асфальтового покрытия. На нормальной скорости я преодолел бы его без проблем, но на 150 км/ч он мог стать причиной большой беды. Через несколько мгновений я налетел на этот выступ, погнув обод переднего колеса. Потом на него наехало заднее колесо, и я услышал, как хрустнула его ось. Мотоцикл рухнул на землю и развалился на части, сам я очнулся лежащим в высокой траве на останках того, что когда-то было моим мотоциклом.

«Чарли, Чарли, ты где?» — это был Дэвид Хили, один из тех, с кем мы ездили по воскресеньям на побережье. Онемевший, ошеломленный, но все же живой, я выскочил из травы, как перепуганный суслик. Куски мотоцикла были разбросаны широко вокруг, и еще сломал четырехдюймовый столб ограждения. Спина и плечо дико болели, но все же больше пострадал мой мотоцикл, нежели я сам. Меня это даже немного огорчило.

«Чарли, — снова заговорил Дэвид, — ты должен съездить на специальную скоростную трассу. Там можно делать все то же самое, даже еще быстрее, но при этом без риска убиться».

Мой первый день на Снеттертоне стал настоящим открытием. Это простой, длиной в две мили гоночный трек, построенный на авиабазе времен Второй мировой войны в Норфолке. В конце того дня я впервые в жизни подумал, что, если бы узнал о его существовании в более юном возрасте, то стал бы мотогонщиком. Все было прекрасно, за исключением одного действительно страшного, неприятного момента: я тогда осознал, чем хочу заниматься в жизни больше всего, — но возраст уже не тот, чтобы всё начинать с начала.

ЭВАН: Скоро мы стали ездить на этот трек вместе. У меня опасных инцидентов было гораздо меньше, чем у Чарли, хотя сильно преувеличенные отчеты об аварии на Honda Blackbird и попали во все газеты. Писали, что я едва не разбился насмерть во время поездки в Шотландию с отцом в марте 1999 года, когда должен был присутствовать на церемонии вручения «Оскара» в Голливуде. Якобы, я совершил наезд на скорости 280 км/ч. На самом деле я тогда просто поскользнулся на дизельном пятне и упал, когда мотоцикл качнуло; скорость была около 50 км/ч; и произошло это больше чем через неделю после церемонии. Гонять по дорогам я вообще не умею. Пару раз чуть было не столкнулся с другими машинами, когда на повороте меня выносило на встречную полосу. Увидев приближающуюся машину, я в состоянии только кричать про себя: «О господи!» Думаю, что это глупо. Отлично помню перепуганные лица водителей тех машин и собственную единственную в тот момент мысль: «За что?» Я ведь просто старался не отстать от едущего впереди. Вот гонять по специальным гоночным трассам — другое дело: здесь встречных машин нет.

Первые гонки, на которых я побывал, были организованы фирмой Ducati на английском гоночном кольце «Brands Hatch Indy». На них должен был приехать Карл Фогарти, легендарный четырехкратный чемпион мира в классе «Супер-байк». Ducati знали, что я езжу на их 748-м, и решили меня пригласить. Прикатив на это мероприятие на собственном мотоцикле, я вдруг обнаружил, что у моего совершенно ослепительного кожаного костюма, подаренного журналом «Bike», разошлась молния на ширинке. Костюм мне подарили после фотосессии для этого журнала, где я позировал на своем Moto Guzzi. Когда меня спросили, какого цвета он должен быть, я сказал: «Ну, мотоцикл у меня желтый, так что пусть будет что-нибудь желто-черное». Я имел в виду что-нибудь почти совсем черное, лишь с небольшими включениями желтого. И вот это творение портняжного искусства прибыло. Выглядело оно, как желтый флаг с черными клетками наискосок, и было похоже на гнилой банан. Ботинки смотрелись так, будто их обрызгали яркими красками — розовой, красной и зеленой — сплошной кошмар. Перчатки были не лучше. И вот он я, во всем великолепии и с распахнутой ширинкой на первых в своей жизни гонках, где присутствовало несколько мотожурналистов. Я знал, что некоторые из них были повернуты на байках, так как с их помощью зарабатывали себе на жизнь. Кто-то дал мне серый скотч, и я залепил им пах прямо поверх своего желтого, блестящего кошмара. Вид у меня был еще тот.

Журналисты засыпали меня вопросами о том, что я чувствую. Но мне было очень нехорошо от страха и ожидания старта. Больше всего хотелось, чтобы оставили в покое, а все вопросы задали после финиша. Ducati поставили меня в пару с самым старшим участником. Когда мы осматривали трассу, он спросил меня, насколько быстро я езжу. «Ну, довольно-таки быстро», — ответил я. Вопрос скорости его несколько беспокоил. «Давай не будем гнать на первых порах», — предложил он. Потом мы выехали на старт, я пристроился за соперником. Очень скоро и он, и все журналисты словно исчезли, испарились в воздухе. Я перестал обращать на них внимание. Но потом подумал, что с таким отношением шансов на победу у меня нет. Так оно и было первые восемь или десять кругов. Мой опыт вождения мотоцикла был еще слишком мал, и я не знал многих важных моментов: на какую передачу переключиться, как выдерживать траекторию и как заставить машину работать правильно. Но на настоящих гонках учишься быстро, так что скоро я уже разобрался, что к чему. Свешиваться с мотоцикла, почти касаясь полотна, очень странно, но в то же время это потрясающее ощущение, ничего лучше я не испытывал; со временем ты набираешься опыта, и это перестает пугать. Но даже сейчас, после многих дней на треке, перед первым заездом я всегда нервничаю, потому что главное в гонках — заставить мозг игнорировать природные инстинкты, особенно на виражах. Сопротивляясь до последнего момента, донельзя затягивая торможение, отрывая от полотна всю заднюю часть машины, ты стремишься все сделать максимально мягко и гладко, в то время как внутренний голос кричит: «Сбрось скорость!» Когда все получается — ощущение необыкновенное.

Но высокая скорость при езде на мотоцикле — не главное, Очень важно получать удовольствие от самого процесса, преодолевать милю за милей, плыть по гладкому полотну шоссе, следовать за дорогой и не думать о том, куда она приедет, — просто путешествовать. Как только у меня появляется такая возможность, я сажусь на мотоцикл и уезжаю на пару дней. Несколько лет назад я ездил из Лондона на северо-восток Франции навестить родителей жены. Хотелось путешествовать инкогнито, чтобы никто не узнал, — и поэтому на моей голове появился ирокез. Через день езды по Центральной Франции я остановился в кемпинге у Тарнского каньона и поставил там палатку. В шортах и жилетке, с шестидюймовым ирокезом и огромным сердцем, свежевытатуированном на предплечье, в которое были вписаны имена жены и дочек, я отправился в местный бар. Сидя за стойкой и потягивая выпивку, подумывая об остановке на несколько дней в этом прекрасном месте, об отдыхе и осмотре достопримечательностей, я собрался спросить у бармена о свободном столике на вечер. И вдруг заметил взгляд одного из посетителей, от которого сразу же захотелось оттуда уйти. На меня смотрели, как на грязь, в глазах читалась настоящая ненависть. Было очевидно, что этот француз в баре, с сигареткой, зажатой между тонкими губами, презирал меня только из-за моего внешнего вида. Я был потрясен: как один человек может смотреть на другого с такой ненавистью? И всего лишь из-за его дурацкой прически.

Я перешел дорогу и заглянул в ресторанчик со множеством столиков, стоящих и внутри, и снаружи. Хотелось заказать столик на вечер. Официантка посмотрела на бармена. Потом они оба посмотрели на меня, молчание затянулось. А потом она просто сказала: «Нет».

Я не поверил своим ушам. Ей что-то не то послышалось? «Столик на одного — только для меня — pour me». «Нет».

«Где-нибудь в уголке?»

«Нет».

Я вернулся в палатку и лег спать голодным, в окружении сотен счастливых английских туристов. Именно из-за того, что их так много во Франции, я и побрил голову — чтобы не узнавали. Мои старания изменить внешность зашли так далеко, что теперь я даже не мог поесть в местном баре. За неделю путешествия по стране мое лицо не узнали ни разу, зато рестораторы и бармены шарахались от меня как от чумы, поэтому вскоре я совсем оголодал и чувствовал себя ужасно одиноким. Благодаря этому я доехал до места назначения на несколько дней раньше, чем ожидал. Еще через пару лет, сразу после окончания съемок в фильме «Крупная рыба», которые шли в Алабаме, со мной снова произошло нечто подобное. Перед возвращением домой в Лондон мне хотелось заехать в Лос-Анджелес. Я купил большой Harley-Davidson Roadglide и направился в Оклахому, чтобы проехаться по немногим сохранившимся участкам легендарного шоссе Route 66. Через три дня пути я прибыл в Элк-Сити, один из пунктов на этом мифическом шоссе. Городок стоял вдали от больших дорог и казался застрявшим в тридцатых годах, увековеченный в «Балладах пыльных бурь» Вуди Гатри. Я вошел в здание старого бара, где с десяток пустых столиков будили желание перекинуться в карты — вот только было не с кем. Все здесь дышало историей, в углу стоял американский флаг — так и тянуло встать рядом, положить руку на сердце и запеть гимн. Тут же молодой парень играл на бильярде с девушкой, еще трое резались в карты за дальним столиком. Рядом с баром располагалась оружейная лавка, в витрине которой висели две таблички: «Мы не звоним 911» и «Мы живем по индийскому времени», а еще дальше по дороге была местная гостиница «Холидей-Инн Экспресс». Туда я и направился. Весь день дул пятибалльный ветер, дорога шла круто в гору, и меня это совершенно вымотало, хотелось есть и спать. «Чем могу помочь?» — спросил администратор.

«Мне нужна комната», — сказал я и попросил номер на двоих, чтобы иметь побольше места.

«У нас сейчас нет свободных номеров». Но парковка снаружи была пустой. Дело шло к вечеру, а рядом с гостиницей не наблюдалось ни одной машины.

«Да ну? Что, совсем ни одного нет?» «Именно так».

Я перешел дорогу и снял номер в мотеле, а несколько месяцев спустя в «Шоу Джея Лено» по телевидению рассказал, как меня завернули в той совершенно пустой гостинице. В декабре 2003 года Джей снова пригласил меня в свое шоу, на этот раз по поводу участия в «Вокруг света на мотоциклах». Там он с огромной помпой вручил мне ваучер на трехдневное проживание с завтраком в той самой гостинице «Холидей-Инн Экспресс» в Элк-Сити, который прислало ее руководство. Нельзя сказать, чтобы я поспешил воспользоваться этим предложением.

Короткие побеги от домашней рутины и съемок привели к тому, что мне захотелось большего. Я никогда не путешествовал самостоятельно, так как уже к шестнадцати годам вознамерился стать профессиональным актером. Поэтому выходные и каникулы проводил за ремонтом кладовой в доме, мойкой машин в гараже и вылавливанием дохлой рыбы в болотных сапогах и с ведром в руке из водоемов фермы, где разводили форель, — нужно было платить за следующий семестр обучения и проживания в театральной школе. Но я всегда любил ходить в походы, мне нравились поездки с родителями в Бретань и в парк Камусдарах, где мой дядя и учитель, Дэнис Лоусон, в начале 80-х снимал «Местного героя» с Бертом Ланкастером. Мне очень приглянулся местный пляж и маленькая площадка для кемпинга поблизости; именно тогда я и научился ценить прелесть полной независимости и путешествий.

Постепенно в голове у меня начал вырисовываться план поездки. Я уже предлагал Чарли съездить в Испанию вместе с женами, но нужно было подождать, пока дети подрастут. Так долго я ждать не мог. Хотелось чего-то уже в ближайшем будущем. Одним субботним утром я взял старшую дочь Клару, и мы отправились в магазин, где продавались географические карты. Я купил общую карту мира, разложил ее на бильярдном столе дома в подвале и погрузился в мечты. Моя жена провела детство в Китае, и я подумал, не съездить ли туда. Потом заметил, что если из Монголии повернуть не на юг, в сторону Китая, а на север — в Сибирь, то до края Азии будет не так уж далеко. А уже оттуда совсем близко до Аляски — только Берингов пролив пересечь, а с Аляски можно махнуть через Северную Америку. Проехать от Лондона до Нью-Йорка — действительно большой круг, и выглядело это очень заманчиво. Я смотрел на карту, и тут позвонил Чарли. «Приходите сегодня к нам ужинать», — позвал я.

Когда Чарли с Ойли приехали, я уже все решил. Чарли тоже долго уговаривать не пришлось. Если мне в голову приходит какая-то идея, то на какое-то время она поглощает меня полностью. Жена знает эту мою особенность, план показался ей очень диким, а путь — ужасно далеким, так что она сразу сказала: «Конечно, поезжай». Ойли отнеслась к идее более настороженно, хотя в принципе против не была. Она знала: если я за что-то берусь, то всегда довожу дело до конца, и, наверное, лучше всех нас понимала, во что мы ввязываемся. Мне еще нужно было закончить работу в трех фильмах — в «Крупной рыбе», в третьем эпизоде «Звездных войн» и в «Останься» — и потом меня ждала полная свобода. Я решил, что возьму отпуск месяца на три-четыре, и весной 2004 года мы отправимся в путь.

Первое, что мы сделали — это купили книгу «Мотопутешествия: Книга искателя приключений». В глаза сразу же бросилось первое слово первой главы. «Готовься», — предупреждали нас. «Как правило, первое одиночное трансконтинентальное путешествие — например, пересечение Африки, Америки или Азии — требует не менее года подготовки», — говорилось далее, причем слово «года» было выделено жирным шрифтом. «Если же ты подумываешь о том, чтобы отправиться в путешествие вокруг света, удвой этот срок». Два года. Мой агент в Лос-Анджелесе и так уже психовал из-за моей пропажи всего-то на пару месяцев. Забыть о карьере на два года я не мог, и Чарли тоже нужно было зарабатывать на жизнь. Нам это совсем не подходило, и все-таки в книге, считающейся библией мотопутешественника, указывался этот срок. Именно столько времени понадобится для того, чтобы составить план путешествия, проложить по карте маршрут, сделать визы, пропуски и другие документы, выбрать и подготовить мотоцикл, овладеть базовыми медицинскими и техническими навыками, сделать все прививки, запастись туристским снаряжением и запчастями для мотоцикла, выучить языки и подготовиться морально. Похоже, поездка должна была превратиться в несбыточную мечту.

Но мы придумали способ ее осуществить: заснимем все на видео и потом продадим пленку на телевидение. Путешествие двух известных актеров вокруг света, безусловно, вызвало бы интерес. Под это дело можно найти финансирование и производственную телекомпанию, которая поможет нам с подготовкой. Мы бы сосредоточились на мотоциклах, собственной физической подготовке и выборе снаряжения, предоставив компании заниматься оформлением бумаг, приобретением снаряжения и прочей логистикой. Если фильм снимать самостоятельно, то удастся полностью контролировать процесс и сохранить дух поездки. Хотелось поставить на первый план некоторые понятия: двое друзей и дорога, выживание собственными силами, дружба, закаленная трудностями. Так как у меня на 2003 год была запланирована работа в тех трех фильмах, мы решили, что продюсеров будет искать Чарли.

ЧАРЛИ: В апреле 2003 года — я тогда был в Лондоне — позвонил Эван. «Я свободен с января по август в следующем году! — кричал он, в голосе слышалось радостное возбуждение. — Тогда и поедем. Я говорил с агентами в Лондоне и Лос-Анджелесе и освободил эти восемь месяцев. Как там у тебя дела с продюсерами?»

Вопрос застал меня врасплох, и я соврал: «Эээ… все неплохо… есть люди. У меня уже назначено несколько встреч». Потом положил трубку, уставился в окно и подумал: «Вот черт». К счастью, в бумажнике нашлась визитка одного очень энергичного и амбициозного продюсера, с которым я познакомился на вечеринке за две недели до того. Расс Малкин был человеком дерзким и самоуверенным — самые важные качества для хорошего продюсера. Он владел собственной телекомпанией под названием «Image Wizard», которая специализировалась на телепроектах, за которые не брался никто другой. Расс попал в «Книгу рекордов Гиннесса» за самое быстрое производство художественного фильма: тринадцать дней на все, включая написание сценария, съемки, монтаж и демонстрацию на благотворительном показе в Лондоне. Очевидно, что он умел укладываться в самые жесткие сроки. Кроме того, у Расса был опыт производства программ о гонках на катерах и других экстремальных видах спорта, плюс он сам ездил на мотоцикле, так что отлично понимал страсть к высоким скоростям и притягательность больших дорог. Казалось, Расс — именно тот человек, который нам нужен.

Я встретился с ним и рассказал о наших планах. Скоро должен был приехать Эван, и мы договорились еще об одной встрече, но Эван приехать не смог. Я видел, что Расс начинает сомневаться в его участии в проекте вообще и теряет надежду когда-либо с ним встретиться. К счастью, на следующую встречу Эван все же явился. Они обо всем договорились, и мы начали большое паломничество по содружеству независимых производственных телекомпаний. В каждой мы слышали одно и то же: «Да, да, мы готовы взять этот проект. Не вопрос. Мы привлечем BBC. Они помогут финансово. Мы все сделаем. Положитесь на нас». Звучало очень впечатляюще, но хотелось услышать совсем не это. Наша мечта о путешествии двух друзей — и больше никого — оказалась под угрозой. Ее готовы были разрушить управляющие с телевидения, с длинными волосами, собранными в хвост, все как один одетые в мешковатые джинсы, футболки поверх толстовок с длинными рукавами и с бейсболками на голове. Эван знал по собственному опыту, как важно сохранить контроль над процессом: несколько лет назад он делал фильм про белых медведей в окрестностях города Черчилл на берегу Гудзонова залива на севере Канады. Его производственная телекомпания потом переиздала этот фильм и продала телевещательным компаниям по всему миру. Она неплохо заработала, а сам Эван, который собирался передать эти деньги обществу по охране белых медведей, не получил ни пенса. Те съемки показали Эвану, что несколько недель в совершенно новой обстановке гораздо интереснее спокойного отпуска с морем и пляжем, и привили ему вкус к приключениям. Еще после этой истории мы сделали вывод: если хотим снять фильм, то диктовать условия должны сами. Только вот как это сделать?

Расс посоветовал обратиться к Дэвиду Алексаниану, его старому другу из Лос-Анджелеса, который занимался низкобюджетным независимым кино. Вместе со своей сестрой Алексис, имевшей большой опыт производства крупных студийных и независимых фильмов, Дэвид специализировался на проектах, от которых отказывались другие продюсеры. Их нельзя было отнести к той или иной категории, в основе лежали талант и воображение, а не большой бюджет и стандартные продюсерские ценности. Расс сказал, что без Дэвида ему не обойтись — он превосходный переговорщик, заработавший свое состояние на Уолл-Стрит, именно он и должен стать нашим посредником на переговорах в Америке. Мы встретились с Дэвидом, и тот нам сразу понравился. Это явный игрок, такой типичный американский делец, который не боится работать по принципу «будь что будет». В то же время он был натурой увлекающейся и безгранично великодушной. Самое главное — Дэвид тоже ездит на мотоцикле и, заверил нас Расс, отнесется с пониманием и уважением к духу и сущности нашего приключения. В сентябре я, Расс и Дэвид полетели в Сидней, где Эван заканчивал съемки в третьем эпизоде приквела «Звездных войн». Мы взяли напрокат два эндуро Yamaha Super Tenere и махнули в глубь страны, где Дэвид с Рассом сняли про нас небольшой видеофильм, который бы донес нашу идею до телепрокатчиков. Сразу после «Звездных войн» Эван полетел в Лондон на съемки фильма «Останься»; это был у него уже третий фильм подряд, без перерыва — так тяжело приходилось работать, чтобы освободить большую часть следующего года. За последние двенадцать месяцев Эван отдыхал всего восемь дней, и его агенты и семья начали воспринимать путешествие всерьез, только когда до большого запланированного перерыва осталось всего ничего. Сначала они думали, что это праздная фантазия уставшего от напряженной работы человека. Мои друзья и почти все родственники над нашими планами лишь посмеивались. Эван все стены своего трейлера на площадке «Останься» в Нью-Йорке обклеил картами стран, через которые мы собирались проехать, и все свободное время скрупулезно планировал маршрут. В Лондоне же тем временем все шло наперекосяк. У нас до сих пор не было ни мотоциклов, ни штаба, ни денег, ни персонала, ни походного снаряжения, ни прочей техники. Только мечта и настойчивость Эвана подстегивали нас в поисках телевизионщиков.

ЭВАН: В декабре Расс и Дэвид прилетели в США, чтобы встретиться с моими агентами в Лос-Анджелесе. Те знали про путешествие — я с самого начала был с ними откровенен. Знали они и про мой большой перерыв в работе. К несчастью, встреча прошла не так успешно, как хотелось бы. Агенты сомневались, что вообще кого-нибудь наш фильм заинтересует. Но без поддержки телевидения нам бы не хватило денег на эту затею.

Я позвонил Чарли прямо из машины. «Чарли, мои агенты сомневаются, что у нас получится», — сказал я. И почувствовал, как он сник. Чарли тоже оставил свою работу в начале года, и было слышно по голосу, как его мир буквально рушится. Все свои надежды Чарли связывал с поездкой и нашим фильмом, который должен был ее финансировать. И вот теперь, похоже, ему предстояло пойти к Ойли и сказать: «Кажется, наш фильм никому не нужен».

В первый раз с тех пор, как я выдвинул эту идею и привлек на свою сторону Чарли, над путешествием нашей мечты нависла такая угроза. Когда я осознал положение дел, то начал понимать: приключилась большая неприятность. Для Чарли, который с Рождества оставался без работы и почти без денег, это была самая настоящая катастрофа, и он запаниковал. «Подождем, кто-нибудь обязательно появится, — сказал он, — мы сейчас пытаемся продать права на фильм иностранным телекомпаниям. Ведь где-то же есть люди, которым это интересно, значит, где-то есть и деньги, чтобы за это заплатить».

Но сомнения моих агентов заставили нас призадуматься. А может, эта программа действительно никому не нужна и никто ее не купит? В конце концов, мы же не смогли заинтересовать ею большое голливудское агентство — мое агентство? Я начал опасаться, что нам придется взять все расходы на себя, и только собрался поговорить об этом с женой, как она сказала: «Вы должны попробовать обойтись без Дэвида и Расса, без телевизионщиков и прочих посторонних. Вообще без никого и без ничего. Сосредоточьтесь на самом путешествии и на том, как справиться своими силами».

Именно такие слова нам и были нужны. Мы поняли, что Ив целиком приняла нашу сторону. Она помогла снова поверить в себя. Мы точно знали: снять фильм о путешествии — идея стоящая. Эти планы ведь заинтересовали всех, кто о них слышал. Так что мы снова связались с Дэвидом и Рассом. Думая о том, что бы они могли сказать на переговорах, мы велели им оставаться в Лос-Анджелесе. Но они оказались на шаг впереди. Дэвид и Расс уже встретились с Уильямом Моррисом из другого крупного теле— и киноагентства, которому этот проект показался многообещающим. Уже на январь они запланировали несколько встреч с телевещательными компаниями. Еще не все было потеряно.

Тем временем мы в Лондоне занялись поисками помещения под представительство. Хотелось найти что-то вроде гаража, чтобы подготовить мотоциклы. Одновременно там должны были быть и офисные помещения для производственной команды, и аппаратная для видеомонтажа. Несколько недель мы рыскали по всему городу. Большая часть предложений не устраивала по цене, другие сдавали слишком маленькие помещения или расположенные очень далеко. Но однажды, за несколько дней до Рождества, Чарли, совершенно подавленный неудачами в Лос-Анджелесе и бесконечными осмотрами пустых и непригодных зданий, подъехал к очередному такому весьма непривлекательному строению, располагавшемуся на одной из жилых улиц района Шепердс-Буш на западе Лондона. С тоской глядя на мрачные стены, он совсем уж было решил бросить это дело, но потом вошел внутрь и поразился. В здании имелся гараж с выходом на улицу, который к тому же был оборудован специальным спуском для выезда мотоциклов. На первом этаже нашлись кухня и кабинет, а на втором — еще несколько комнат. Помещение подходило нам идеально. Всего за несколько дней до Рождества наше предприятие вдруг начало приобретать реальные очертания. Теперь оставалось только протестировать и выбрать мотоциклы, загрузить их дорожным снаряжением, заказать запчасти, запастись походным оборудованием, разработать маршрут, сделать визы и прочие документы, потренироваться в езде по бездорожью и заключить договор с телевидением, которое бы это все оплатило. И вперед.