"Мир Жаботинского" - читать интересную книгу автора (Бела Моше, Жаботинский Владимир Зеев)

Женщина

Я — не из апологетов Яфета (впрочем, как и Сима)[*], но есть качество у жителей Севера, перед которым я действительно склоняюсь: рыцарское отношение к женщине. Я уверен: любая женщина — клад. И если его не открыли — то в этом не ее вина.

Я уже совсем не молод, и моя жизнь убедила меня в этом...

Не я один тогда имел неприятности от этого «парада дураков». Многим моим друзьям тоже досталось.

...Я уже, кажется, извещал читателя, что предпочитаю женщину мужчине практически в любом деле — и в общественной жизни, и дома. Кроме работ, требующих тяжелых физических усилий, конечно. Такое отношение — в моем случае — не результат размышлений, а инстинктивное чувство, аксиома, что-то вроде cogito ergo som[*]; может быть, это от личного опыта — от тех трех женщин, с которыми связала меня судьба, от опыта, который внушил мне этот образ: «душа, сотканная из стальных и шелковых нитей». Не во многое я верю, и это — одно из того немногого: мать, сестра, жена — это святыня, существа высшего порядка, недостижимой высоты. Но в те дни именно на этих святых женщин покусились недоумки и хамы (слово «хамы» употребил Бялик — к нему претензии). Но ткань из стали и шелка — материал настолько прочный, что не только сам не дрогнул — и мне помог удержаться. Признаюсь без тени стыда: если бы я услышал в решительную минуту зов: «Пожалей меня, я устала, я не могу больше»,— я бы сидел в Москве и писал фельетоны. Но я услышал нечто совсем другое. Мать мне сказала: «Если веришь в свою правоту — не отступай»; сестра мне сказала: «Они еще придут целовать тебе руки»; жена мне сказала: «Иди и не беспокойся. Все будет хорошо».

Уважение к женщине — вот что отличает цивилизацию от дикости. Не может быть прогресса в обществе, позволяющем темным силам унижать женщину. Почтительное отношение к ней было одним из могучих факторов расцвета европейской цивилизации. В прежние времена такое отношение находило выражение в «рыцарстве», в наше время — в равноправии. Наш народ внес огромный вклад в формирование европейской культуры, и мы не позволим отнять у нас это наследие, нашу национальную гордость.

Женщина — существо особенное, у нее — свои специфические задачи в этой жизни, и она должна гордиться этой своей «особостыо» и требовать к себе особого отношения. Это не значит, что она не может или не должна выполнять те же функции на работе, в учебе, в самообороне, что и мужчина. Она может и должна. Огромен был вклад женщин в победу на Западном фронте[*]. Но при всем при том у женщины есть своя роль в обществе, отличная от роли мужчины. Ее здоровье и жизнь — десятикратно ценнее здоровья и жизни мужчины. Или вот, например: если мужчина владеет ивритом (речь идет, разумеется, о галуте), то это вовсе не гарантирует, что его дети будут знать его тоже. Но если ивритом владеет женщина — то это значит, что в семье будут знать иврит.

...Женщина — природный «организатор». С древних времен она выполняла «организаторские функции» в семье. Мужчина был «приобретателем», «добытчиком», его задачей была «доставка» необходимого «сырья». Но превратить это «сырье» в пищу, в одежду, в «жилье», организовать все хозяйство — всегда было делом женщины. У нее есть природный дар «предвидеть», трудиться не только ради «сегодня», но и ради «завтра». Этим, возможно, объясняется, что во всемирной истории известно гораздо больше великих цариц, чем великих царей (при том, что правящие царицы гораздо реже),— наша Шломцион из династии Хасмонеев, Елизавета Английская, Екатерина Великая в России, Мария-Терезия в Австрии... И все они отличились, прежде всего, на поприще укрепления государственности, «организации» и экономики.

Разумеется, не всякая женщина — «Суламифь», бывают среди них и легкомысленные, и всякие, но у огромного большинства из них есть природная тяга к миру, организованности и аккуратности. Излишне разъяснять, насколько эти качества необходимы нам при строительстве нашего государства.

...Это напомнило мне еще одну беседу — на ту же тему и с той же моралью; надеюсь, мне удастся обеспечить инкогнито герою, ибо я не хочу, чтоб его линчевали. Мы прогуливались по Лондону и заговорили о достижениях женщин-летчиц. Я, как обычно, выразил свою горячую приверженность равноправию. Мой собеседник согласился — и зевнул.

— Мне это безразлично,— заявил он.— Может быть, это оттого, что я не политик и не общественный деятель. Мне это совершенно неинтересно. Это все равно, как если бы меня взволновала вдруг проблема — есть ли право у Йегуды Менухина или у Яши Хейфеца работать санитарами в больнице «Хадасса» в Иерусалиме. Понятно, лучше, чтоб было такое право. Но, честное слово, я не хотел бы, чтоб они им воспользовались. Не считай меня врагом прогресса — я уже говорил, что я за полное равноправие. И когда оно будет достигнуто (если оно еще не достигнуто), я взмолюсь перед нашими возлюбленными сестрами, особенно перед еврейками,— я буду молить их, чтобы они не разменивали свое возвышенное назначение на таскание тяжестей, с которыми любой осел управится лучше их, а посвятили бы себя целиком сотворению чуда, которое они, и только они, способны сотворить.

— И что же это за чудо?

— Мы уже говорили об этом: эстетика. Расовая, генетическая эстетика, если угодно. Говорю тебе, в еврейском генотипе заложена ослепительная красота, которая выиграет в сравнении с античными образцами, не говоря уж об общепризнанных красавицах. Но в таком превосходстве есть и опасность, как у итальянцев, у которых голоса либо Карузо, либо петуха...

(Тут я его перебил — лучшие свои дни я провел в Италии, много путешествовал по ней, но не слышал «голосов Карузо»...)

— Ничего, не перебивай. И усвой, что образ, сравнение не обязаны соответствовать реальности, их цель — лучше объяснить предмет. И я объяснил то, что хотел объяснить: генотип, способный дать нам неподражаемые образцы, в то же время способен породить свою противоположность, если мы по своей глупости создадим ему для этого условия... И вот, мой друг, что может случиться тогда с типом еврея: посмотри — мы не заботились об этом давным-давно, как и вообще о большинстве наших ценностей,— и вот он, тип галутного еврея: жирный, низкорослый, сгорбившийся, треугольный подбородок, отвислая нижняя губа... Если бы я был царем над Израилем, тотчас воззвал бы ко всем девицам в Стране и в галуте, особенно — в Стране, и потребовал бы от них почтительного отношения к своей телесной красоте. Я бы обратился к ним так: «К черту работу! Да не коснется ваша рука не то что плуга или мотыги, но и помела и кастрюли! Всякую работу — в поле, на фабрике, дома — пусть делают мужчины. Вы же — расу нашу возродите — через каждодневное служение лицу, прическе, фигуре!» Что ты скажешь о моей программе?

Не помню в точности, что я ему ответил. Скорее всего — согласился, я вообще имею привычку соглашаться с собеседником.