"Лето больших надежд" - читать интересную книгу автора (Виггз Сьюзен)7.В свое первое лето в лагере «Киога», в середине практики по спасению утопающих, Коннор Дэвис впервые узнал, что такое эрекция. Ребята, конечно, говорили об этом все время, и утренняя эрекция была не новостью, но настоящий опыт был… ужасающим. Стоило только взглянуть на Джину Палумбо в ее красном купальнике, и все шло кувырком. Его форменные темно-синие плавки неожиданно становились слишком узкими. Член вставал шестом. Эрекция. И хуже того, Коннор не мог этого скрыть. Его с группой мальчишек посылали на верхушку наблюдательной вышки над плавательным районом. Предполагалось, что они будут следить за пловцами, — это было частью их обучения спасению на водах. Вместо этого он обнаруживал, что глазеет на Джину Палумбо, чьи груди славились на весь лагерь. Некоторые из ребят рассказывали о ней грязные истории. Коннор сомневался, что в них была хоть какая-то правда. Они говорили, что она делает это в лодочном сарае или на плывущих лодках по ночам. Иногда в историях были даже дополнительные девушки или немецкий пастух, который был толстым мужчиной. В любом случае он даже не думал об этих поздних историях, рассказываемых шепотом, когда видел Джину и двух ее подруг, прогуливающихся по пляжу. Это было последнее, что приходило ему в голову. Но когда он замечал ее и ее подруг, он не мог думать ни о чем, кроме этих историй. Почему самые горячие девчонки всегда ходят по трое? — гадал он, прикусывая губу, чтобы сдержать стон. Не смотреть было в три раза труднее. Но Коннор ничего не мог с собой поделать. Несмотря на то что было правило, — которое ненавидели все девочки, — что они должны надевать форменные рубашки и шорты, Джина выглядела как Мадонна. Эластичная ткань обтягивала дыни ее ягодиц, повторяя все изгибы ее задницы. Говорили, что ребята даже не должны смотреть на Джину. Ее отец был мафиози, чьи головорезы разобьют тебе коленные чашечки, если ты позволишь себе грязные мысли насчет его дочери. Слово «грязные» не передавало того, что думал Коннор Если бы мафиози могли прочесть мысли Коннора Дэвиса, они поджарили бы его, как гост. Фордхэм, инструктор по плаванию и спасению на водах, снова и снова нудил о том, как надо методично осматривать район, чтобы ничего не упустить. Хороший спасатель может быстро отличить обычную возню в воде от настоящей беды. — Итак, где проблема? — спросил Фордхэм группу, указывая жестом на заполненный народом пляж. «В моих чертовых штанах, вот где», — подумал Коннор, отступая назад и молясь, чтобы никто не заметил. Если тебя поймают, ребята не дадут покоя. На этой неделе Дж. Дж. Джинфорг был пойман в душе за тем самым занятием, и с тех пор ребята называли его флагштоком и салютовали, когда он проходил мимо. «Уходи», — думал Коннор, ощущая, как пот выступает у него на лбу и под мышками. Это было еще одно последнее странное изменение тела — потные подмышки. Потные, волосатые подмышки. Он даже не смотрел теперь на Джину, но это не помогло. Он постарался успокоиться, думая о том, что его не возбуждало. Например, о том, что его мать вышла замуж за своего босса в клубе Буффало. Или что его новый отчим, Мел, хотел, чтобы Коннор уехал на лето. А еще о том, что у Коннора есть маленький брат в Новом Орлеане, которого он никогда не видел, и совершенно жалкий отец, у которого были золотые руки и он мог сделать ими все, что угодно, когда не напивался. Но даже мысли о пьющей матери не помогали. Ничего не помогало. Коннора затошнило, он заполнился ощущениями, которых никогда не испытывал раньше, так что уже не мог дышать. И, вот дерьмо, Фордхэм выстроил их в линию, спрашивая каждого о спасательном оборудовании на их башне. И неожиданно это все было о сексе. Округлые дыры спасательных кругов. Моторизированный архивный респиратор. Искусственное дыхание жертве. Черт, все было чистым сексом. Через секунду придет очередь Коннора отвечать на вопросы, и тогда они заметят его эрекцию, и он будет целиком и полностью опозорен. Он не мог позволить, чтобы это произошло. Оглядев озеро, словно загнанное в ловушку животное, он попытался сконцентрироваться на виде озера и лагеря, барках, соединенных сетью дорожек, главном холле, где белый грузовик из булочной «Скай-Ривер» выгружал дневную порцию товара. Немного дальше была группа коттеджей и бунгало среди деревьев, где жили вожатые и работники, включая его отца-неудачника, который сказал Коннору, чтобы тот притворился, что они не родственники. И Коннор никому не сказал. Только эта тупица Лолли Беллами знала, а она никому не сказала. Может быть, она не такая уж тупица, в конце концов. Может быть, это он тупица, со своими тупыми шортами, вздымающимися посередине. Ему нужно исчезнуть, и быстро. Его взгляд задержался на платформе для ныряния. Им говорили, что эта платформа никогда не должна быть использована, разве что под присмотром или в случае экстренной необходимости. Например, когда у кого-нибудь стресс. Ну, черт. Если это не был экстренный случай, Коннор не знал тогда, что это. Он в стрессе, черт побери. Кроме того, что… Платформа была в тридцати футах над пляжем. Это как небоскреб. Ну хорошо, может быть, это не Эмпайр-Стейт-Билдинг, но, когда ты смотришь вниз на поверхность озера, это выглядит как вечность. Черт с ним. Подходила его очередь, а ситуация в штанах не улучшалась. На самом деле стало только хуже. У него были секунды, чтобы решиться. Действовать сейчас, или ему придется провести все лето в качестве объекта шуточек в хижине Тикондерога. Он это сделал. Не думая, он спрыгнул с платформы. Ветерок обдул его, когда он пролетал мимо других. Он добежал до конца платформы под крики и предостерегающие свистки, звенящие у него в ушах, но проигнорировал их и продолжал бежать до тех пор, пока под его спотыкающимися ногами не осталось ничего, кроме воздуха. Он не нырнул, конечно. Кто, черт побери, осмелится сделать это первым? Он забыл испугаться, но помнил, что нужно согнуться, — положение, которое, как ему говорили, сохранит фамильные бриллианты. Хотя в тот момент он не чувствовал себя таким уж слабым. Падение продолжалось вечность. Он был парашютистом без парашюта, летящим навстречу земле. Он врезался в воду с такой силой, что вода заполнила его нос и ударила по спине. Ощущение было такое, что его голова вот-вот взорвется. Он опускался все глубже, глубже, глубже, так глубоко, что он уже и не рассчитывал выплыть на поверхность живым. Затем он ощутил мягкий песок и водоросли на дне под своими ногами и оттолкнулся изо всей силы. Он видел, как мрачная тьма глубины становится светлее и светлее, и он следовал за сиянием солнца над головой. Казалось, это заняло целую вечность, но в конце концов он вынырнул на поверхность и мгновенно сделал глубокий вдох с громким отчаянным всхлипом. С этим глотком воздуха его мозги взорвались. Теперь он был в полном дерьме. Он только что нарушил правила лагерной безопасности. Они на долгие часы запрут его в одиночестве. Или хуже — вышвырнут его. Он же в любом случае не был платным скаутом. Они отошлют его в плотницкий коттедж его отца, и остаток лета по ночам он будет слушать треск и свист открываемых пивных бутылок, а его отец будет бродить в опьянении и бесконечно говорить, говорить ни о чем. Коннор плыл так, словно за ним гнался гигантский аллигатор, и схватился за первого пловца, которого только смог найти, охватив руками отчаявшуюся жертву спасательным приемом, которому его научили. — Расслабься! — прокричал он. — Я тебя держу. Я вытащу тебя на берег. Удивленный пловец боролся, словно дикий кот, корчась и царапаясь. Черт, подумал Коннор. Из всех ребят, которые были сегодня на озере, он умудрился схватить громко орущую Лолли Беллами. — Отпусти меня, придурок. Кем ты себя возомнил? — Я твой новый лучший друг, — сказал он ей, передразнивая ее. — Пусти меня, — лепетала она, сплевывая воду. — Что ты делаешь? — Спасаю тебя. Он уже тащил ее к берегу, неловко волоча за собой жертву. Ее резиновая плавательная шапочка и защитные очки делали ее похожей на телепузика. — Мне не нужно, чтобы меня спасали. — Она боролась с ним с непреклонной решимостью и силой, которая удивила его. — Очень плохо, — пыхтел он, пытаясь подчинить ее. — Я все равно это сделаю. — Ты сумасшедший. Отвяжись от меня. Ты тупой придурок. — Когда мы вылезем на берег. Она была, наверное, самой противной девчонкой в лагере. Самой противной девчонкой из всех, кого он когда-либо встречал. Она знала все на свете и была консерватором во всем, что касалось персонала, она отлично играла в скребл и крибидж, на пианино и цитировала всякие правила насчет флага. Когда она не могла чего-то сделать, она притворялась, что это ниже ее достоинства. Кроме плавания. Он видел, как она практиковалась каждый день, проплывая от берега до дока, назад и вперед, назад и вперед. Ясно, что практика сделала ее сильнее. Она боролась с ним всю дорогу до берега, плюясь и говоря ему, что он сумасшедший, что он придурок и идиот. Однако она оказала ему честь. К тому времени, когда они добрались до берега, чтобы он объяснил, почему спрыгнул с платформы — «я правда думал, что она тонет, честно», — Лолли Беллами доказала, что в одном она хороша. Его эрекция совершенно прошла. |
||
|