А.Г. Аганбегян — Задача России на ближайшее тридцатилетие — войти в «золотой миллиард» цивилизации

В былые годы на определенных направлениях формировались команды ученых и управленцев, которые должны были совершить прорыв в решении тех или иных стратегических задач. Они сыграли огромную роль в восстановлении промышленности СССР после Великой Отечественной войны, основали атомную отрасль и покорили космическое пространство, построили советский ВПК, создали лучшую в мире среднюю школу и фундаментальную науку.

Но все это в прошлом. Сегодня экономика развивается под девизом «Carpe diem» — «лови момент». Что было, то было — что будет, то будет.

Не все согласны с этим. На нынешнем этапе, как никогда, необходим опыт построения сложных систем, которые переживут своих создателей. Многие поспешные решения 1990-х годов доказали, что советский управленческий опыт, опиравшийся на тесную связь с отечественной и мировой наукой, востребован и сегодня. В последнем номере журнала «Экономические стратегии» за 2000 год уже был представлен один из обладателей этого know-how — генеральный директор НПО «Энергомаш» Борис Иванович Каторгин, который рассказал о том, как опыт качественной работы, накопленный за пятьдесят лет и сегодня позволяет опережать конкурентов.

Другой представитель этой когорты — академик Российской академии наук Абел Гезевич Аганбегян. В свое время он возглавил группу ученых, разрабатывавших программу перехода к рынку путем синтеза трех проектов: правительственного; разработанного под руководством Леонида Абалкина; и предложенного группой Сергея Шаталина. К этому времени Абел Аганбегян уже имел большой опыт работы как в научной, так и в управленческой сферах: в 1955–1961 годах занимал должность заместителя заведующего отделом в Государственном комитете Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы, в 1961–1966 годах — заведующего лабораторией, в 1967–1980 годах — директора Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения АН СССР. С 1987 по 1989 год — академик-секретарь отделения экономики АН СССР, в 1987–1989 годах — член Президиума АН СССР. 1 августа 1997 года он вошел в состав Научного совета Совета безопасности РФ, с 1989 года по настоящее время возглавляет Академию народного хозяйства при Правительстве Российской Федерации.

Это интервью Абел Гезевич Аганбегян дал главному редактору журнала «Экономические стратегии» Александру Ивановичу Агееву 30 ноября 2000 года в своем кабинете в Академии народного хозяйства при Правительстве РФ.

— Абел Гезевич, Вы — «гуру» для нескольких правительств СССР и России. И если охарактеризовать систему принятия стратегических решений в области развития страны при Брежневе, Горбачеве, Ельцине и Путине, то какие можно выделить особенности?

— Я никогда не был «гуру» — этот журналистский слух никак не соответствует действительности, — хотя обычно принимал участие в разработке перспективных программ, во всяком случае, имел к ним отношение. Поэтому могу ответить на Ваш вопрос, исходя из личных впечатлений.

Какая бы то ни было, новаторская деятельность в СССР закончилась после свертывания так называемой «косыгинской реформы» 1965–1970 годов, в результате которой заметно выросли все экономические показатели. Темпы роста народного хозяйства увеличились в 1,5 раза, реальные доходы населения — в 2 раза, сельское хозяйство поднималось, как на дрожжах. Словом, это был период заметного улучшения. Но затем реформа была свернута. Упразднили даже ту незначительную самостоятельность предприятий, колхозов, которую разрешили Октябрьский пленум 1964 года, Мартовский 1965 года и Сентябрьский 1965 года, где Косыгин делал доклад о реформе в промышленности. Не произошло перехода на оптовую торговлю, как это предусматривалось.

При Брежневе составлялись рутинные пятилетние планы. Развитие страны замедлилось. Особенно тяжелый период начался примерно с 1979 года, когда стали снижаться реальные инвестиции. Уровень жизни уже не рос, дефицит увеличивался. С небольшими флуктуациями, которые внес, например, Андропов благодаря «закручиванию гаек» и ужесточению дисциплины, это продолжалось до 1985 года.

И вот началась перестройка. В первые 2–3 года, действуя старыми методами, но поменяв людей, поставив молодых и энергичных, немножко повернув экономику к решению социальных проблем, уделив чуть больше внимания машиностроению, удалось заметно улучшить положение. Выросла средняя продолжительность жизни, резко увеличился объем жилищного строительства, удвоились ассигнования на здравоохранение и образование. Но, к сожалению, это был кратковременный всплеск. Административные методы себя исчерпали. А когда после знаменитого Июньского пленума ЦК КПСС 1987 года стали переходить на так называемые новые условия хозяйствования, то оказалось, что принятые меры не сбалансированы, внутренне противоречивы. Был потерян контроль над финансами, над ростом зарплаты. Увеличилась денежная масса. Резко обострился дефицит. Расходы бюджета значительно превысили доходы. Пришлось прибегнуть к эмиссии денег. Положение стало ухудшаться, нарастали негативные тенденции, которые чуть не привели страну к краху в конце 1991 года. Апофеозом всего был распад страны, огромный внешний долг, отсутствие золотовалютных резервов, развал потребительского рынка и всеобщий дефицит, кризис государственных финансов. Страна стояла перед экономической катастрофой. И только незамедлительный бескомпромиссный переход к рынку, либерализация цен позволили предотвратить худшее. При Горбачеве тоже принимался пятилетний план, который, конечно же, не был выполнен по причинам, о которых я уже говорил. Он создавался старыми методами, в рамках централизованной системы и совершенно не предусматривал какой-либо экономической реформы.

Мы разрабатывали и долговременные проекты: например — хрущевская двадцатилетняя программа. Но это были чисто декларативные документы, которые не претворялись в жизнь, не служили руководством к действию, а имели, скорее, пропагандистский характер. Страна жила в соответствии с пятилетними, а конкретно — годовыми планами. Когда мы стали двигаться к рынку, произошел перекос в другую сторону. Фактически прекратилось всякое планирование и прогнозирование, хотя многие западные страны — Франция, Япония — в тяжелой ситуации, например, для возрождения хозяйства, разрушенного войной, использовали наш опыт пятилетних планов. В США бюджет составляется на пять лет и каждый год продлевается. А бюджет — это основной финансовый документ страны. У нас он утверждался на год, причем с учетом компромиссов с Думой. Поэтому в России имело место такое позорное явление, как секвестр бюджета, куда впихивали всякие глупые предложения глупых депутатов.

За годы перехода к рынку несколько раз делались попытки составлять трехлетние среднесрочные планы. Над ними работал, прежде всего, Евгений Ясин. Но эти планы были мало востребованы, уже через год никто о них не вспоминал.

Ситуация коренным образом изменилась, когда Председателем Правительства стал Владимир Путин. Один из первых его шагов — создание Фонда и Центра стратегических разработок во главе с Германом Грефом, который тогда был первым заместителем министра Госкомимущества. Команда Грефа привлекла для разработки десятилетней программы социально-экономического развития России множество учреждений и людей. Наша Академия тоже дала свои предложения. Была собрана достаточно профессиональная группа экономистов, которые и создали основу этой программы. Когда Владимир Путин стал Президентом, свой вклад в ее развитие и корректировку внесло новое Правительство во главе с Михаилом Касьяновым. В результате программа претерпела достаточно существенные изменения. Из 400-500-страничного весьма рыхлого документа она превратилась в более сжатый конструктивный проект, в котором, в частности, появился раздел, посвященный структурной политике, прежде отсутствовавший. Объем программы — приблизительно 200 страниц с таблицами. Кроме того, Правительство потребовало, чтобы к этому документу были подготовлены детальные ежегодные планы действий на десять лет вперед, с конкретным указанием того, какое министерство за что отвечает, каковы сроки исполнения, какие новые законы необходимо принять. Недавно, например, пришли на заключение проекты на 2002 и 2003 годы. На днях Министерство экономического развития и торговли отчиталось, что из 20 мероприятий Правительства, намеченных на 2000 год, 17 уже выполнено, в том числе утверждены новые налоговые ставки. Таким образом, этот документ, названный «Программа социально-экономического развития России до 2010 года», стал своего рода руководством к действию, содержащим прогноз основных показателей развития хозяйства. В соответствии с ним разработан бюджет страны на 2001 год. Программа состоит из двух крупных блоков, разделенных на главы: «Социальная политика» и «Модернизация экономики». Каждый из них включает в себя перечень очень серьезных мероприятий, с которыми можно соглашаться или не соглашаться. Скажем, глава «Образование» вызывает возражения у многих ректоров вузов. Но, думаю, что единодушное одобрение означает отсутствие новизны. Я к Программе отношусь положительно, хотя и вижу в ней множество пробелов. Главный из них — отсутствие регионального аспекта. Но нельзя же требовать от одной команды, чтобы она написала все по отраслям, да еще и по регионам. Ну, не были они в регионах!

Если говорить о нашем фактическом развитии в 2000 году, то оно более успешно, чем предусматривалось в программе, из-за очень благоприятной международной экономической обстановки: крайне высокие цены на нефть, газ и металлы, а это 70 % нашего экспорта. Однако в основе роста производства лежат не только конъюнктурные, временные факторы, но и вполне осязаемые условия, которые скажутся в последующие годы. Поэтому вывод Программы о том, что темпы прироста ВВП в России составят 5 % в год, при этом инвестиции и реальные доходы будут увеличиваться преимущественно в 1,5–2 раза, представляется мне обоснованным.

— То есть можно считать, что на новом этапе развития произошло восстановление механизмов планирования развития?

— Да, но это, конечно, не Госплан. Программа не носит директивного характера. Наш бюджет — это 30 % всего ВВП России.

— Вы сейчас сделали ретроспективный обзор сорока последних лет истории России и СССР, а можете ли представить сценарий нашего развития на ближайшие 30 лет?

— Чем больше срок, тем легче создавать такие сценарии, потому что это уже фантастика. Самый долговременный прогноз, который у нас делался, — работа Института экономики Российской академии наук под названием «2015 год». Правда, этот сценарий по многим параметрам расходится с программой Правительства. Ученые имеют на это право, упрекнуть их нельзя. Многие разделы, которые есть в правительственной программе, там не представлены. Больше внимания уделено макроэкономическим аспектам. Что касается перспектив на ближайшие 30 лет, то я могу поделиться некоторыми своими мыслями, весьма сырыми.

Главный экономический показатель развития страны — это ВВП на душу населения. От него зависит жизнь людей, объем инвестиций в экономику. ВВП исчисляется в долларах США, но это делается не путем простого перевода рублей по курсу. Рубль слабый, официальный валютный курс не отражает реальной покупательной способности рубля и доллара, тем более, по элементам ВВП. Поэтому Всемирный банк и ряд других международных организаций прибегают к помощи сложных вычислений и прямых сопоставлений. На первом месте в мире по ВВП на душу населения находятся США — 31 тысяча долларов. Далее идут Германия и Япония — около 25 тысяч долларов, потом Англия, Франция, Италия — 20–22 тысячи долларов, Испания — 16 тысяч долларов, Португалия, Греция — 12 тысяч долларов, Чехия и Словения — около 10 тысяч долларов, Тайвань — 12 тысяч долларов, Южная Корея — 10 тысяч долларов, Венгрия, Польша, Аргентина, Бразилия — 5–6 тысяч долларов. Россия — 3,5 тысячи долларов, Украина — существенно меньше. Вот как примерно обстоит дело. Из 6 миллиардов жителей планеты 1 миллиард проживает в развитых странах с уровнем ВВП на душу населения 10 тысяч долларов и выше. Это авангард мировой цивилизации. Мне кажется, что задача России на предстоящие 30 лет — войти в этот «золотой миллиард» по уровню реальных доходов, производительности труда, эффективности экономики, по развитию здравоохранения. По ВВП на душу населения мы входим в шестой десяток, по индексу социального развития, при определении которого учитываются реальные доходы граждан, продолжительность жизни — в восьмой десяток, по уровню здравоохранения — в тринадцатый в списке из 190 стран. 30 лет — это небольшой срок, рабочая жизнь одного поколения. Мне сейчас 68, я начал работать 50 лет назад, окончил институт 45 лет назад. Если мы будем развиваться так, как предусматривает десятилетняя программа, то сможем за 30 лет достичь успеха. Полагаю, что через 10 лет сложатся предпосылки для увеличения темпов роста. Но надо сказать, что и страны, входящие в «золотой миллиард», не стоят на месте, они развиваются в среднем на 2–3% в год, а мы должны развиваться на 5, 6, 7 % в год! Если посчитать, то 30 лет — как раз тот срок, за который мы можем догнать эти страны.

От чего зависят темпы развития нашей страны и как сделать их более высокими? Тут несколько обстоятельств. Динамика экономического роста прежде всего зависит от внутреннего спроса. В рыночной экономике все вращается вокруг платежеспособного спроса населения. Нам нужно обеспечить его увеличение. Это очень важно и для подъема благосостояния народа. Именно поэтому программа правительства предусматривает преимущественный рост реальных доходов по сравнению, например, с ростом ВВП, что совершенно правильно. Если спрос растет и удовлетворяется в значительной мере за счет отечественного производства, нужно сохранять правильное рыночное соотношение курса рубля к другим валютам, которое предусматривает, что экспорт будет поощряться, а прибыль от импорта будет относительно низкой. Такая защита за счет адекватного валютного курса рубля намного эффективнее любых таможенных тарифов. В этом году экспорт России, видимо, достигнет отметки 100 миллиардов долларов, а импорт — 40 миллиардов долларов. Это из-за девальвации. В то же время спрос тянет производство, требует, чтобы оно качественно обновлялось. Для этого нужны инвестиции, которые являются двигателем прогресса. Без них невозможен переход к новым технологиям, ведь технологии нужно купить и внедрить. Чем качественнее вы хотите производить продукцию, тем больше должен быть объем инвестиций. Инвестиционная норма, которая у нас очень низка и составляет приблизительно 15 % по отношению к ВВП, должна подняться до 27–28 %, как это было в Японии, когда она быстро развивалась. Однако такого результата нельзя достичь за год, это надо делать постепенно.

— Опыт СССР показывает, что не всегда высокая норма накопления означает высокие темпы экономического роста. Как повысить отдачу от инвестиций?

— В СССР была очень высокая норма накопления, существенно выше тех цифр, о которых я говорю. Но эти инвестиции не давали достаточной отдачи, потому что были бесплатными. Очень много средств замораживалось в незавершенном строительстве, в неустановленном оборудовании, шло на неэффективное производство. Выпускалась масса ненужной продукции. Ну, зачем мы производили в 7 раз больше тракторов, чем США, имея объем сельского хозяйства почти в 2 раза меньше? Зачем нам нужно было выплавлять 165 миллионов тонн стали? Социализм страшно расточителен. Страшно. Там преобладали волевые ведомственные решения, особенно в нашей сложной системе. Сделали ставку на трактора, на металл, а он не нужен, он же плохого качества! Мы ставили задачу, чтобы зерна было 1 тонна на человека. Вот в Европе полтонны, а они нам его экспортируют. У нас скот потреблял зерно с одной стороны и выпускал его с другой. И писались диссертации о том, как навоз, в котором содержится много непереваренного зерна, превратить в пищу. Так что не надо сравнивать с СССР.

Итак, главное, чтобы работала экономика, кто-то должен быть заинтересован в инвестициях, в экономическом росте. Следует создать такие рыночные условия, когда или в гору, или под гору. Вы не можете остановиться, вы должны совершенствоваться. Попробовал бы Генри Форд не обновлять конструкцию своих автомобилей три года… Что было бы? Его сегмент рынка заняли бы другие! Нужно создать благоприятную среду для конкуренции. Если Вы заметили, то в Послании Федеральному собранию в июле 2000 года Владимир Путин назвал 6 ключевых пунктов экономической политики России на перспективу. Первый — защита собственности, а второй — создание равных условий для конкуренции. Это крайне важно. Кроме конкурентной среды требуются стимулы, главный из которых — частнособственнический инстинкт. Необходимо, чтобы в стране реально существовала частная собственность. У нас сегодня 2/3 собственности — негосударственная. Но только 60 % частной собственности можно назвать эффективной. Остальное находится в руках неэффективных собственников. У них нет денег, а бедному денег никто не даст. Нужно передать эту собственность тем, у кого есть деньги. В настоящий момент крайне выгодные мировые цены, и многие компании гребут деньги буквально лопатой. Скажем, директор «СеверСтали» собрался вложить большие средства в Ульяновский автомобильный завод.

— Не единичный ли это пример?

— «Русский алюминий» приобрел значительную часть пакета акций Горьковского автомобильного завода. И ГАЗ — это не УАЗ. Его годовая продукция приближается к миллиарду долларов. Ведь акции покупались по цене выше рыночной, надо же было найти сотни миллионов! Я надеюсь, что новый собственник поднимет этот завод. Таких предприятий, как ГАЗ, в России, может быть, 10, а может, и 5. Да и УАЗ — достаточно крупный объект.

Сейчас в России активно покупаются не только крупные, но и небольшие фирмы. Идет волна слияний разного рода бизнеса. Возьмите телефонные компании, которые объединяются. Формируются крупные холдинги. На повестке дня создание холдинга в оборонной промышленности. Конечно, хотелось бы побыстрее, но это же не красногвардейская атака на капитал, которую можно провести за год. Это экономика. Например, Маргарет Тэтчер — наиболее успешный с экономической точки зрения британский премьер-министр. Она была у власти довольно долго, больше 10 лет, а много ли она смогла приватизировать? Только 20 %. Так что это кропотливая и серьезная работа. А потом уйдут годы на реструктуризацию.

За 10 лет можно перейти к такому рыночному механизму, который толкал бы экономику вверх. В России он пока не работает: у нас еще преобладают настроения иждивенчества, нам бесплатно дают пенсию, мизерную, но дают, государство на 2/3 дотирует жилье, на 1/2 — электроэнергию и пассажирские железнодорожные перевозки, на 3/4 — телефон. Все это не способствует развитию каких-либо стимулов. Мы должны изменить социальную сферу. Нужно лишить богатых социальных льгот, которых они имеют больше, чем бедные, потому что у них, например, больше квартиры. В том документе, о котором мы с Вами говорим, предусмотрен новый подход к социальным льготам, приоритетные затраты на образование, здравоохранение и культуру, поддержка бедных.

— Если представить, скажем, что здесь Кремль, где руководство страны сталкивается каждый день с текущими рисками, не только финансовым обвалом, но и потоком других внутренних и внешних проблем. Какие из них за предстоящие 10 лет могут существенно осложнить достижение намеченных целей?

— Я не приемлю таких допущений: «предположим, что здесь Кремль…» Не нужно предполагать совершенно нереальные вещи. А вопрос правильный, вполне закономерный. Я профессиональный экономист и никогда не занимался политикой, хотя, к сожалению, экономика была неотделима от политики. Я никогда никуда не избирался, не был ни делегатом съезда, ни депутатом. И как профессиональный экономист, я больше всего боюсь политических рисков. Большинство кардинальных экономических решений требует согласия ветвей власти. Сейчас сложилось счастливое сочетание. Я не знаю, надолго ли такая ситуация. Не произойдет ли через некоторое время то, что было при Борисе Ельцине, когда Дума ставила вопрос об импичменте. В Думе много людей, которые всегда голосуют против. Но, к счастью, сейчас там больше разумных людей. Сегодня Владимир Путин пользуется безоговорочной поддержкой такого большинства, на которое редко может рассчитывать даже Президент США. А как будет дальше, я не знаю. Это первый большой риск, внутренний.

Второй — отставание в государственном переустройстве России. У нас очень слабая судебная система. Прокуратура занимается не своим делом, потому что в стране действует советский уголовно-процессуальный кодекс. Схватили Владимира Гусинского, арестовали не по делу, извинились. Он не может подать на них в суд. Это неправильно. В третьем пункте послания Владимира Путина Федеральному Собранию говорится о необходимости освободить предприятия от административного гнета, что очень важно. Но как и когда это будет делаться? Декларирована защита собственности, но пока мы видим только нападки на «Норильский никель». Нужно когда-то поставить точку и признать, что в России есть частная собственность, и закон ее защищает. От государства очень многое зависит: удастся ли ему отделиться от бизнеса, создать равные условия для конкуренции, реформировать экономику, регулировать ее так, как это намечено.

Есть, конечно, масса внешних рисков. Как будет меняться мировая конъюнктура? Не втянут ли нас опять в гонку вооружений? Как будет реструктурирован долг Парижскому клубу?

Надо иметь в виду разного рода стихийные бедствия, например, какой-нибудь особенный неурожай, недовольство людей социальной ситуацией.

Обстановка весьма неопределенная. Иностранные инвестиции могут явиться мощным катализатором нашего рывка, а могут очень сильно затормозить наше развитие, если не придут к нам. Это же относится и к фондовому рынку. То, что происходит там сейчас — ужасно.

Таким образом, риски есть, и многочисленные, но есть и положительные тенденции, которые будут усиливаться в случае осуществления политики экономического прорыва.

— Вы недавно участвовали в работе симпозиума, посвященного проблеме социальной ответственности в бизнесе. Незадолго до этого я беседовал с президентом «РЕСО-Гарантии» Сергеем Саркисовым, и он как один из представителей крупного бизнеса задал вопрос: почему олигархи, зарабатывая деньги здесь, тратят их там. Это проблема утечки капитала?

— Я думаю, что за границу вывозятся деньги, которые заработаны многими нашими фирмами и богатыми людьми — я не хочу ограничиваться олигархами. В последнем квартале 2000 года и по западным, и по нашим данным утечка резко, в несколько раз сократилась. Потому что экономическая ситуация благоприятна, и выгодно тратить в России. Второй момент. Значительная часть иностранных денег, фигурирующих в нашей экономике, — это те средства, которые российские граждане вывезли за рубеж и теперь возвращают под прикрытием иностранных фирм. Все равно эти деньги работают у нас. Никто из российских компаний никакого крупного бизнеса в Америке, Англии, Германии реально не ведет, не считая софтверных фирм. Но это исключение. Сейчас «ЛУКОЙЛ» сделал пробный шаг, хочет приобрести 1300, если мне не изменяет память, бензоколонок в США. Но это первый опыт, пока еще никто ничего подобного не предпринимал. Так что данное явление не нужно преувеличивать. Я думаю, что по мере совершенствования нашей налоговой системы, а такие тенденции имеются, и уменьшения числа разного рода рисков это явление исчезнет само по себе.

— Вы не только экономист, но и управленец, возглавляющий крупнейшую Академию, участвующий в руководстве компаниями. Раскройте, пожалуйста, 2–3 Ваших секрета успешного менеджмента.

— Обо мне как о руководителе лучше сказали бы люди, которые наблюдают меня со стороны. Мне присущи некоторые исторические черты. Я стал руководителем в 1957 году: был назначен начальником сектора Государственного комитета Совета министров СССР по вопросам труда и зарплаты. У меня в подчинении оказалась довольно большая группа сотрудников. Потом, уже в 1958 году, я работал заместителем начальника сводного экономического отдела по труду. Подо мной уже было несколько секторов. А в 1961 году я переехал в Сибирское отделение АН СССР руководителем большой лаборатории. В 1966 году возглавил Институт экономики и организации промышленного производства (это большой институт с филиалами, в котором работало 500–600 человек) и стал членом Президиума Сибирского отделения. С того времени я больше 40 лет на руководящей работе. У меня были блестящие учителя, опыт которых я пытаюсь в каком-то смысле претворить в жизнь. Они для меня как святые. Это, прежде всего, незабвенный Михаил Алексеевич Лаврентьев, под непосредственным началом которого я проработал в Президиуме 10 лет. Он возглавил Сибирское отделение в 57 лет, а я познакомился с ним, когда ему исполнилось 60. Это был уже пожилой человек. Совместная работа с Михаилом Лаврентьевым — огромная школа.

Первое — это неформальные отношения с подчиненными: Лаврентьева каждый мог остановить, когда он ехал на своем ГАЗике, и попросить подвезти. Он не отгораживался от людей секретаршей. Я тоже считаю, что каждый сотрудник Академии, тем более ученый, должен быть ко мне допущен. Это необходимо для того, чтобы быть в курсе дела.

Второе. Будучи пожилым человеком, Михаил Алексеевич, тем не менее, всегда делал ставку на молодежь. Он стремился к тому, чтобы в Академию наук СССР избирали молодых и перспективных специалистов. Благодаря ему я стал членом-корреспондентом и академиком. Он меня буквально за уши тянул. И не только меня, но и Александра Скринского, Гурия Марчука и других. Я тоже стараюсь привлечь в Академию молодежь. Первое, что я сделал, — пригласил Леонида Евенко, который привел с собой 40–50 новых сотрудников. Все они на 10 лет моложе меня, затем пригласил Егора Гайдара и вместе с ним — 60 человек, которые на 20 лет моложе меня. В те годы я думал, что, когда уйду, ректором Академии будет Егор Гайдар. И сейчас перед нами стоит задача омоложения, обновления. Это очень важно для преемственности.

Третье. Лаврентьев верил людям. Будучи директором Института экономики, я делал то, что считал нужным. Он меня никогда мелочно не контролировал: если доверял, то доверял во всем. Я точно так же доверяю руководителям наших подразделений: открыл им счета и дал право подписи. Сам никогда не снимаю деньги со счетов.

— И никто не подвел?

— Ну, они ошибаются, но не намеренно. Людям нужно верить. Как теперь говорят, делегировать права. Человек должен быть самостоятельным.

Я никогда не кричу на подчиненных, всегда расслаблен, никогда не приказываю, за очень редким исключением, но всегда прошу, уговариваю, объясняю. Такова специфика, Академия — это не армия.

И конечно, я, как и Лаврентьев, сужу о людях по результату. Живому человеку нужен не только вдох, но и выдох. Какой был бы ужас, если бы люди не умирали! Сколько было бы гниющих живых трупов! Так и организация, если она не воспроизводится, то должна быть закрыта. Когда вопрос касается дела, следует быть безжалостным.

Таковы мои принципы. Кроме того, надо самому работать, читать какой-то курс. В Сибирском отделении я серьезно занимался наукой, был членом нескольких иностранных академий. Сейчас не могу так интенсивно работать — я, в основном, администратор — но пытаюсь найти для себя нишу, занимаюсь экономикой России, ее развитием, ходом рыночных реформ. Я читаю небольшой курс, все время совершенствуюсь, то есть пытаюсь соответствовать тем требованиям, которые сам же и ввожу. Я не отрываюсь от слушателей, всегда интересуюсь, какая у них гостиница, как кормят. Руководителя, как правило, пытаются втянуть в интриги, с кем-то поссорить. Таких людей надо безжалостно гнать. Необходима обратная связь с коллективом!

К людям следует относиться снисходительно, стараться увидеть в каждом, прежде всего, хорошее. Талантливый человек сложен. Если его и нужно одергивать, то вежливо. Ему многое можно простить, конечно, если это не воровство и не подлость. Вот, например, один факт. На Академию был «наезд»: за последние полтора года — 43 проверки. А за предыдущие 8 лет проверок не было вообще. И все это закончилось уголовным делом против меня и некоторых других сотрудников. В этой ситуации два прекрасных специалиста одного из подразделений пришли к своему начальнику и заявили об уходе. Тот ужасно возмутился и выгнал их. Я бы этого не сделал, но понял бы этих людей и простил, если они приносят пользу. Хорошими кадрами не разбрасываются. А то, что они не преданы лично мне или Академии, — не страшно. Надо создать такие условия, чтобы сотрудникам было хорошо.

Следует заботиться о людях, ставить перед ними как можно более высокие цели, стимулировать квалификационный рост, обеспечив им достойную оплату труда. Это касается прежде всего тех, кто зарабатывает для Академии деньги. Меня совершенно не угнетает, что кто-то получает в 5 раз больше меня. Этим можно только гордиться.

Нельзя брать людей по принципу личной преданности, это страшное дело: вокруг будут одни бездарности. Советую всем внимательней читать Библию. «Я сделал ему добро, и он отвернулся от меня…» Как глубоко!

Я пришел к выводу, что корысть, стремление к наживе — ужасная вещь. Честно говоря, у меня и потребностей-то особенных нет. Мне достаточно того, что я имею: старая квартира, старая дача, машина, которой двенадцать лет. Я не хожу в рестораны, не езжу на зарубежные курорты. Человек должен вести себя достойно. И я мог бы разъезжать на «Мерседесе», но мне кажется, что это неприлично, хотя я и большой любитель легковых автомобилей. Нельзя отрываться от коллектива. Вы видите, какой у меня кабинет. Ремонт здесь был 3 года назад и обошелся очень дешево, а до этого я сидел в худшем помещении. Для подчиненных это очень важно: руководитель всегда на виду.

Я вообще в некоторых случаях стараюсь подавать пример. Вот, за свой счет учу французский язык. Не скажу, что это дается мне легко и доставляет удовольствие, но это полезно. Мы сотрудничаем с французским университетом, а его лекторы не знают английского языка. Я считаю, что нельзя ограничиваться знанием одного языка. Понимаете, многие же смотрят, что делает руководитель. Известно, что любую перестройку всегда нужно начинать с себя, только тогда тебе поверят люди, с которыми можно делать серьезные дела.