Юрий Купрюхин Пилигрим

Я въехал в туман, как будто с разбегу прыгнул в Неву, у Стало холодно и ничего не видно. Пришлось остановиться, включить противотуманки и ждать, пока привыкнут глаза. Вскоре стало заметно главное — край асфальта справа внизу. Неровный, с выбоинами и щербинами, будто кто-то откусывал от дорожного покрытия куски, как от ватрушки. Еще правее грязь. Сразу видно, что глубокая. Нечего было и думать встать на такую обочину.

То есть встать-то можно. Въехать. Влезть. А вот чтобы выехать, придется искать трактор.

Я закрыл окно и включил печку. Стало уютно, комфортно. Однако видимость не улучшилась. Я выключил фары и на несколько секунд заглушил двигатель. Полная темнота и тишина. Никто за мной не едет. Никому я не нужен. Хорошо бы так… Но надо тащиться дальше. Зевая и прихлебывая холодный уже кофе прямо из термоса.

Когда я затормозил, Тим на заднем сиденье встрепенулся было, но тут же разочарованно опустил морду. Понял, что погулять не удастся. Я потихонечку тронул. На столбе висел какой-то знак. Пришлось остановиться, выйти, посветить фонариком. «ОСТОРОЖНО! ВПЕРЕДИ ОПАСНЫЙ УЧАСТОК!»

Услышав мои комментарии, Тим вздрогнул и замотал головой, будто вытряхивал из ушей воду.

Еще полтора часа мучений, и я выехал наконец к стоянке. Ослепительный свет фар, мерное урчание дизелей…

Я сидел, прислонясь головой к боковому стеклу, закрыв глаза, массируя виски и почти засыпая. Заснуть окончательно мне не давала проверенная истина — «Чтобы хорошо выспаться, надо устроиться с комфортом». К тому же все равно выпускать Тима. Он уже давно тревожно поскуливал и дышал мне в затылок как обыкновенная дворняга. Я приоткрыл дверь, и меня едва не вынесло из машины вместе со ста килограммами лучшего друга. Успев кое-как дать ему пинка вдогонку, я, кряхтя, полез наружу. Открыл заднюю дверь фургона.

Под дождь выбежали шестеро щенков неопределенной породы. Они разом, дружно развернулись в сторону света фар, дружно подняли хвостики и… тоже дружно. Феерия!

Эти-то щенки и были причиной моих длительных мотаний по беспределам нашей скорее огромной, чем любимой…

Маленькие, еще недавно оторванные от мамы, они были не совсем обычные щенки. Вроде бы те же, всеобщие милые манеры щенячества. Но… У некоторых, например, как у Тима, втягивающиеся когти. И это еще что!.. У одного я отчетливо видел почти человеческие пальцы. Со втягивающимися же когтями. Когда я аккуратно взял его за лапу — хотел посмотреть, — щенок начал дико орать. Подошел Тим и посмотрел на меня осуждающе, я отпустил лапу. Любой другой на моем месте бежал бы через всю страну не останавливаясь.

Родились и провели раннее щенячество эти щенки в одной из питерских лабораторий. Теперь им предстояло расти, воспитываться и развиваться на просторах Азии. В почти диком состоянии. Набираться здоровья и характера для предстоящих боев с себе подобными.

Есть у нас такой вид индустрии развлечений. А мне эти перевозки дают возможность жить в непрерывном паломничестве: из Питера в пустыню, из пустыни в Питер.

Щенки почти не требовали ухода. Вообще трогать их по инструкции можно было только при необходимости. И почему-то только в рукавицах.

Позже я узнал почему.

Беспрерывное путешествие стало образом жизни. Моим хобби. И моей высокооплачиваемой работой. Такое совмещение, как известно, есть один из необходимых компонентов счастья.

Раньше я жил иначе. Как все. А началось мое длительное путешествие с мелкой дорожной стычки. Точнее, с предчувствия: на набережной Невы из-за тонированных стекол дорогого «мерседеса» почудился мне недобрый взгляд.

Так оно и вышло. В полупустом городе, в полумраке белых ночей этот «мерс» обогнал меня, резко взял вправо, очутившись передо мной, и с визгом затормозил. При этом стоп-сигналы у него не загорелись. Он остался темным, как гроб.

Я тоже затормозил. Меня чуть занесло и — бац! — как минимум один фонарь разлетелся вдребезги. Точнее, по фонарю с каждого участника. Супердорогие двери разом распахнулись, и в полумраке заблестело три упитанных бритых затылка.

Делать было нечего. Я вдохнул глубоко и резко выдохнул. Вытащил из-под сиденья резиновую дубинку и, стараясь держать ее незаметно, пошел на переговоры. Разборку, по-нонешнему.

Переговоры со стороны «мерседеса» начались стандартной попыткой провести простой прямой правой в голову. Это говорило о том, что ребята меня совсем не знали. И давало некоторые преимущества.

Я согнулся, схватился за лицо, хотя меня задел только рукав кожаной куртки, и заорал: «За что?! Что я вам плохого сделал?!»

Надо было, чтобы они все подошли поближе. Я боялся, что ежели сразу показать слишком большую прыть, то оставшийся может пристрелить меня с испугу…

Не ожидали ребята сопротивления. Разжирели на вольных бандитских харчах. Привыкли, что все несут на блюдечке с голубой каемочкой. А жизнь — это тебе не тренажерный зал. И ежели тебя регулярно не лупит в спаррингах партнер — может отлупить противник. Впрочем, он все равно может отлупить.

Короче, первые два удара дубинкой они пропустили. Туда — и на развороте обратно. И вот уже остался один и, как я и думал, со страху лезет в карман. Не иначе как за сигаретами. А поздно. Докурился. Я замахиваюсь дубинкой, он судорожно поднимает свободную руку… и получает полновеснейший удар ногой в пах. Все. Пока приплыли. Я на всякий случай даю всем еще по разу дубинкой по голове, а сам тем временем обдумываю дальнейшие действия. Они просты и естественны, как танец маленьких лебедей: выворачиваю карманы, выгребаю все из «бардачка» и багажника, с хрустом выдираю магнитолу из «мерса». Встает вопрос: забирать или не забирать машину? Отгоняю свою недалече, возвращаюсь. Ничего не изменилось. Никто вроде не пришел и не ушел. А! Терять нечего! А там видно будет.

Если эти ребята впоследствии меня найдут, машина уже ничего не изменит. А так все-таки прибыль. Если не жадничать и не засветиться с ней.

И они меня нашли.

Позже я узнал как. Не больно хитро.

Я снимал комнату в коммуналке. В интеллигентной коммуналке Васильевского острова. С видом из окна на «ангела в натуральную величину» на слегка развалившемся куполе собора. И еще мне виден был кусок скверика, куда скромно притулился «мерседес» с разбитым задним фонарем. Нашли-таки!

Шустро! И уже колеса другие поставили. Те-то я продал.

Действительно шустрые ребята. Уже нашли и забрали. К сожалению, о компромиссе речи не будет. После такого-то знакомства. К тому же любой компромисс предполагает отдачу денег слабой стороной. А их у меня и так мало. Значит, надо показать себя более сильной стороной. И только потом говорить о компромиссе.

К счастью, в коммуналке я был один. Бабушки разъехались по случаю дачного сезона, сдав мне ключи. Для поливания цветов и кормления канареек. Последних в соседней комнате было двенадцать. Они будили меня в пять утра райским пением. Я из-за этого уже стал подумывать о переходе к буддизму. У них, я слышал, нет райских кущ и, соответственно, райского пения.

Телефон работал. Это не могло не радовать. А чему, собственно, радовался я? Куда я буду звонить? В милицию? Не смешно… Друзей, которые могли бы мне помочь и захотели бы сделать это, в городе не было. Их у меня и вообще-то было немного. А тех, что были, по совести говоря, не стоило впутывать в эту опасную историю.

Я положил снятую было трубку. Так просто болтать, пожалуй, было не время…

Я задумчиво листал записную книжку. И мелькнул волею судеб телефон со смешной надписью «от. сп. реб.». Это значило: «отец спасенного ребенка».

На высокой гранитной набережной толпился народ. Толкался он как-то неуверенно, суетливо, жалко-любопытно. Я хотел было пройти мимо. Раздражают зеваки, жадно разглядывающие последствия аварий. Но что-то было не как обычно, и я заглянул…

Внизу, среди обломков льда, бултыхался мальчишка. Лет шести. Слабо так уже бултыхался. Народ тем временем давал друг другу советы, кого вызвать и что сделать. Я сунул куртку с документами самой пожилой и толстой тетке в надежде снова их увидеть и прыгнул через парапет. Оказалось, к счастью, неглубоко, по подбородок. Вот если бы еще знать, как вылезать обратно… Лестниц поблизости не наблюдалось. Я поднял мальчишку на руки и крикнул: «Шарфы! Шарфы вяжите!» Зная, что безликие команды всегда бесполезны, заорал:

— Мужик! Мужик в красной куртке! Дай шарф мне быстрее! И у соседки возьми. Да быстрее! Я так долго не продержусь!

Наконец, когда у меня уже было четыре шарфа и, связав вместе, я пропустил их мальчишке под мышки, какой-то автолюбитель догадался принести буксирный трос. Как меня вытаскивали, я уже помню слабо. Говорят, сам обвязал себя под мышками. К тому времени я был в воде уже минут десять. В больнице я все пытался вспомнить, чего же мне так хотелось, когда я прыгал через парапет. Смутно припоминалось какое-то жгучее желание. Лучше бы не напрягался: хотелось мне шарахнуть по этой любопытствующей толпе из пулемета.

Из переохлаждения я выкрутился без потерь (так всем кажется в молодости), а даже с приобретением. Ко мне подошел совершенно дикого вида огромный посетитель с азиатским лицом и сильным акцентом и сказал примерно следующее: «Ты не только мальчика спас! Ты целый род спас. Прервался бы род без него».

— Ты не коршуна убил! Чародея подстрелил! — захохотал я самым неприличным образом.

Но азиат не обиделся. Оставил кучу вкусной еды и визитку.

— Позвони, если что. Любая помощь в любое время.

Когда я выписывался, выяснилось, что вместе с моей одеждой лежит другая, вся моего размера, включая обувь. Это вместе стоило больше моего потрепанного «жигуля»… Гардеробщица сказала:

— Родственники привезли.

И вот теперь, наверное от безысходности, я достал эту самую визитку и позвонил. Терять было нечего.

Почему-то вдруг вспомнилось, что тот огромный азиат оказался не отцом мальчика, а дедом. Он и ответил мне по телефону. Я коротко обрисовал ситуацию. Ждал, что вот сейчас он мне посоветует обратиться в милицию. Ан нет.

— Минут через двадцать у тебя под дверью гавкнет собака. Открой, дальше сам сообразишь. Желаю удачи.

В полном недоумении я повесил трубку, запер комнату и стал готовиться к решительному и, вполне возможно, последнему приему гостей.

Самым серьезным моим оружием была ножка от стула, которую еще предстояло отломать. Правда, был еще ведерный кипятильник. И ведро… Я повесил все это над входной дверью. Откроет неприятель дверь — потянет за веревочку. И кипяток, в полном соответствии с законом (тяготения)… Осада так осада.

Долго-долго за входной дверью не раздавалось ни звука. Но вот братва из «мерса» с деловым видом направилась к парадной. И опять долгая тишина. И вдруг за дверью действительно гавкнула собака. От неожиданности я открыл, держа наготове отломанную-таки ножку стула. В квартиру, не торопясь, вошел огромный пес и сел напротив меня, дружелюбно виляя хвостом. На шее у него висела сумка. Там оказался маузер с полным боезапасом и запасной обоймой. И пяток гранат наступательного действия. В общем, именно то, что мне было сейчас так необходимо.

На лестнице все еще было тихо. Куда же они подевались?

Я подошел к двери. Пес одобрительно кивнул. Или утвердительно. В общем, я понял, что можно, и приоткрыл дверь. Три человека лежали на лестничной площадке. Не было совершенно никакого сомнения, что все это тела. Мертвые трупы. А крови почти не было.

Стараясь не запачкаться и не оставить отпечатков чего бы то ни было, я собрал пистолеты. Два очень даже приличных «ТТ» и «макар».

Пригодятся. Теперь у меня опять был тот же самый «мерс», плюс ключи и документы, плюс три пистолета, плюс замечательный пес размером больше меня. Тут, впрочем, еще не ясно, кто при ком.

Некоторое время у меня вроде было, и я решил сделать на «мерс» настоящую доверенность. На продажу. Надо было начинать новую жизнь.

А что за новая жизнь без документов? Точнее, без денег, которые могут их сделать. Как и многое другое.

Ключи от «мерса» были символично слегка испачканы кровью.

От новенького «мерса»?! — да хоть дерьмом!

Я развалился на сиденье и уже собрался прикрыть дверь, предвкушая мягкое чмоканье, как вдруг с легкостью падающей коровы, промелькнув передо мной лохматой тенью, на пассажирское сиденье приземлился пес — посланец. Посланец богов. Если у богов, конечно, бывают маузеры.

Выгнать это животное из машины мне не представилось возможным. Да и это было бы несправедливо. Пес явно меня спас.

Я нашел случайно уцелевший в битве за демократию телефон-автомат и набрал тот же номер.

— Спасибо! У меня все в порядке. А как вам все это вернуть?

— А и не надо ничего возвращать. Вам теперь все это понадобится. Я предлагаю вам хорошую работу. Высокооплачиваемую.

— Без интима? — хохотнул я.

— Без криминала, вот что главное, — ответил мне совершенно серьезный голос. — И пес вам будет необходим. Пусть у вас побудет. — И в ответ на мой немой вопрос: — Он уже согласился. Его зовут Тим.

Моего согласия никто так и не спросил. Ну и ладно. Не до жиру.

Надо было срочно сваливать. Избавляться от этой криминальной машины, приобретать что-нибудь надежное и незаметное. Непонятность моей жизни резко возросла. Особенно меня волновало обилие вариантов ее продолжительности.

Было лето. И было жарко. В буквальном смысле. Хотелось искупаться. И сразу представилось, как я беззаботно плещусь, а к берегу подъезжает черный «БМВ» с затемненными стеклами. И этот вариант меня заинтересовал. Правильно! Надо срочно записаться в покойники. И не заочно, как записали меня хозяева «мерса», а формально — правильно, на самом деле. То есть по документам.

Сначала это была тривиальная мысль: оставить на берегу одежду с документами и исчезнуть. Что вряд ли было бы особенно убедительно. Особенно для хозяев «мерседеса» и убиенных собакой мальчиков. Тогда пришла в голову идея получше.

Ведь покойнички не придут на опознание в морге. И хозяева их не придут тоже. А пригласят менты моих знакомых или родственников, коих и надо соответственно проинструктировать. Когда появится неопознанный труп с моими документами в кармане…

Санитар в морге долго не ломался. Чего не отдать труп родственнику? Тем более нежадному родственнику. А по виду покойничек был совершенным бомжом. И умер на помойке.

Я положил бедняге в карман старые права. Заделанные в пластик, они не должны были размокнуть. Никак я не думал, что так легко купить труп. Мертвый труп дохлого покойника. И вот теперь я перегрузил его в багажник своей машины. Нет, не «мерседеса», а стареньких «Жигулей». Ими можно было пожертвовать для достоверности собственной гибели.

Я приехал к лесному озеру. Берег круто уходил в воду. Глубина не имела значения. Лишь бы машина скрылась целиком и не была видна. Если через пару недель не найдут, то придется звонить самому. Сообщать.

Я усадил дублера за руль и похлопал на прощание старушку по багажнику. Подтолкнул. Забавно было видеть себя за рулем собственной машины, уходящей под воду. Не на экране, а на берегу лесного озера.

Теперь надо было лечь на дно. Пока дублер не всплывет.

Такое дно у меня было. Совсем недалеко от города. От Города.

Город он и есть Город. Даже будучи в Москве, истинный питерец может непроизвольно спросить земляка:

— Ты когда в город возвращаешься? — Понятно, что он имеет в виду.

У моего дна была масса положительных черт: не криминальный хозяин дома, вечно отсутствующий там; сплошной высокий забор и ма-а-а-аленький флигелек во дворе, от которого и был у меня ключ. Всегда, в том числе во время моего присутствия, дверь флигелька была заперта на громадный висячий замок, а неприметный вход был сбоку. Даже без замочной скважины. Надо было коснуться магнитным ключом определенного места и толкнуть поворачивающуюся стену. Земля вокруг флигеля была выложена бетонными плитами, которые регулярно подметались сторожем. Прежний хозяин дома был крупным партийным деятелем, что весьма близко к криминалу.

Я вошел, прикрыл и запер за собой дверь и вдруг понял, чего же мне не хватало в последнее время. Впервые за неделю я реально был в безопасности.

Можно было расслабиться. Не оглядываться.

Я уселся на койку. Пес улегся рядом. Хорошо, хоть на пол. Все это время он был со мной, но никаких действий не предпринимал и на события влияния не оказывал. Только смотрел внимательно.

Я поставил «мерс» в один из гаражей. Оттуда я достану его только для продажи.

Есть какое-то непередаваемое удовольствие в комфортабельном и безопасном одиночестве после многочисленных и сильных стрессов. Особенно когда это одиночество добровольное, а безделье — вынужденное. Отлежаться, отсидеться.

Я проснулся от непривычной тишины. Такая в городе бывает только в воскресенье ранним утром. И только в «спальных» районах. Если зажать голову между двух подушек.

Выглянув в окно, я заметил позднюю осень. По желтым листьям на растениях вокруг. Из окна своей квартиры я замечал времена года по одежде прохожих и осадкам. Можно было и прогуляться для пробы.

Тим выскочил за мной, прежде чем я успел сообразить, что надо как-нибудь задержать его. При мысли о судьбе сторожа с собакой меня прошиб холодный пот. Однако когда я примчался к будке охраны, там была полная идиллия. Собаки мирно валялись рядом, а сторож пытался угостить Тима портвейном. Эту гадость Тим пить не стал, зато закусочные бутерброды слизнул мгновенно. Я решил оставить его в этой прекрасной компании за таким надежным забором и отправился к станции электрички. Надо было позвонить и купить жратвы на нас обоих. Вообще-то на этой даче и телефон, и жратва были, но сейчас развелось столько определителей номеров…

Под ногами хлюпало. Остатки листьев лежали комками грязи и налипали на сапоги. Ни один автомат на станции, конечно, не работал, а позвонить было надо. При переходе от одной жизни к другой возникает масса мелких проблем, которые следует решить, пока ты еще здесь. Чтобы не терять денег, доверия и связей. Короче, нужно было вернуться. Или появиться… или хотя бы оставить хорошую память о себе.

Пришлось ехать на конечную станцию. Небольшой городок с исправным телефоном хотя бы на почте.

Электричка оказалась полупустой. Работяги ехали домой с работы. Из города в городок. И так каждый день. Тоска.

Терпила. Так называют уголовники потерпевших по делу. По сути слова, каждый, наверное, в чем-то терпила. Кто с женой, кто с начальством.

Я уселся к окну и, видимо, задремал. Потому что был разбужен грубым тычком в плечо. Надо мной склонились двое молодых людей в армейских куртках. Поодаль стоял еще один. В животе у меня нехорошо заныло.

— Билет! Ваш билет! — Видно было, что они уверены в отсутствии такового.

Я просто забыл, забыл, что надо брать билет. Много лет не ездил в общественном транспорте. Боже мой, это были всего лишь контролеры! Хорошо, что я не взял с собой маузер…

Я посмотрел на представителей транспортного закона. Типичные дебильные рожи. Может, и вправду контролеры… Придется дать им денег. Мне сейчас не нужны приключения. Их хватает.

И я бы дал им денег, но один из них «случайно» провел мне по лицу предплечьем. Рукавом мокрой армейской куртки.

Это были контролеры. Они искали не меня. Они искали денег, а заодно и поразвлечься: унизить кого, если удастся, — безнаказанно. И эти мелкие сявки вдруг вызвали во мне прямо приступ жгучей ненависти. Наверное, просто было необходимо разрядиться. Что было совершенно ни к чему в моей ситуации, но уже не контролировалось. То есть они, контролеры, меня контролировали, а я себя нет.

Я радостно ухмыльнулся и поднялся с места:

— Вы, я вижу, ребята крутые. Хорошо. Пошли, что ли, в ментовку.

Денег у меня все равно нет.

Они тоже радостно заулыбались знакомой, видимо, ситуации. У них были причины для улыбок — в дверь вагона вошел наряд ОМОНа с автоматами, дубинками и прочими причиндалами нового образа жизни.

— Зачем тебе в отделение? — спросили меня ласково. — Мы тебя просто высадим. Тем более что и нам здесь выходить.

Ситуация становилась грустной. И даже небезопасной. Они могли меня не просто избить и ограбить, а еще потом и притащить в отделение. Где, скорее всего, я уже числюсь в розыске.

Контролеры язвительно усмехались. Предвкушающе. Один, демонстрируя свое полное пренебрежение ко мне, пошел проверять дальше. Видимо, вся сцена была обкатана не раз: завести мужика поздоровее и получше одетого… причем наличие билета вовсе не важно… И я на эту удочку попался и действительно не знал, что делать.

Один омоновец подошел поближе и вопросительно посмотрел на оставшегося ловителя зайцев. Тот вдруг странно изменился в лице и произнес:

— Все в порядке. Приятеля вот встретил. Сейчас я иду.

Омоновцы промаршировали дальше. Я опустил взгляд вниз, куда с таким ужасом косился мой новый приятель. Его ногу у самой стопы сжимала огромная пасть, заканчивающаяся лохматой головой с кисточками на коротких ушах. До сих пор очень интересуют меня эти кисточки. Ни у одной собаки не видел таких. А на рысь он совершенно не похож.

Электричка стала замедлять ход. Тим вылез из-под сиденья, не отпуская захваченной ноги. Посмотрел на своего пленника с интересом и вдруг выпустил ногу и стремительно схватил его за руку. Мы вместе дошли до дверей, а когда те начали закрываться, Тим сделал неуловимое движение головой, и контролер кубарем покатился по перрону под ноги уже вышедшим ментам. Меня поразило выражение смертельного ужаса на его лице.

Все это мелькало у меня в голове, пока я готовился ко сну.

Приятный ежевечерний ритуал. Не упускаю возможности его совершить, когда есть силы и время. В машине все для этого оборудовано и подготовлено. Откидывающийся диван, раздвижной деревянный столик.

Именно деревянный. Это мягко. Это не сверкающий больничный никель. И не палаточно-самолетный алюминий.

Мягкий свет бра. Двигатель не глушу — надо подождать, пока вскипит чайник. Тихая музыка, бутылочка сухого из холодильника.

Пришел Тим, весь мокрый от тумана. Слава богу, ничего и, главное, никого не принес. Бывали у нас такие проблемы. Зайцы, еноты, куропатки — это еще куда ни шло. Хуже, когда он приносил индюшек и кур. А один раз — барана. Хорошо, хоть без пастуха.

Раз, в пустыне, он принес мне совершенно несъедобную черепаху.

Когда я настойчиво стал его расспрашивать, что же таки с ней делать, пес взял несчастное животное и аккуратно спустил с бархана. Оно скатилось в арык и благодарно поплыло.

Соседние грузовики уже погасили фары и заглушили двигатели. Отзвучали последние тосты. Я начал мысленно читать вечернюю проверку-молитву: двери заблокированы, сигнализация включена, оружие под рукой… Как вдруг послышался негромкий звук двигателя легковой автомашины. Фары скользнули лучом по стоянке и сразу погасли. Не зацепив меня. Я осторожно открыл дверь и бесшумно, как мог, пошел в сторону приехавших. Это оказалась уже знакомая мне «девятка». Там погасили габариты. Из машины они не могли меня заметить. Соседство, скорее всего, было случайным. А вот обойти стоянку сейчас они вполне могут. Надо быть к этому готовым. Но нет, видимо, они тоже измотались, гоняясь за мной. Слышно было, как они откидывают сиденья и вяло переругиваются, укладываясь.

Я тихо вернулся и достал из багажника стояночные подкладки. Очень стояночные. Дал Тиму. Он понимал меня без слов. Вернулся минут через пять. Теперь, куда бы ребята утром ни тронулись, они прорежут все четыре колеса. Не проколют, что легко можно заклеить, а именно прорежут. Так что резину придется менять. Я поставил будильник на пять, лег и блаженно вытянулся. Представил, как теснятся там, в маленькой «девятке»… И поплыл… на байдарке по тихой речке, под зарослями шиповника…

Утро потихоньку разгоняло туман. Машина шла легко, бесшумно раздвигая почти прозрачные хлопья. Было в таком движении что-то самолетное. Сквозь облака… Хотелось так лететь бесконечно…

Вместе с Тимом, вместе с этой чудесной машиной… которую я любил, конечно, не как собаку, но гораздо больше, чем стоит любить кусок железа.

В нее было немало вложено моих стараний, денег и усилий специалистов. Только снаружи это был неприметный маленький автобус. По мощности и комфортности он уступал немногим фирменным моделям. К тому же переделывался с учетом специфики именно нашей страны.

Впереди нас ждал завтрак. Или мы его ждали. Такая маленькая традиция: проснуться и быстренько отчалить с места ночлега.

Очухаться в дороге, выбрать самое красивое место, чего не могли сделать вчера в темноте, и тут-то и позавтракать. Может, даже и костер развести. Для запаха. Готовить на нем все-таки долго и неудобно. Хоть мы и не спешим особенно… Мы бережем костер на сладкое. А так — газовая плита, электрочайник. Ведь не сидим же мы в квартирах при свечах каждый день.

И зарядка, конечно. Когда кайф, когда — необходимость. Когда отвратительная неизбежная мерзость. В общем, всё вместе — праздник начала дня.

Для Тима же зарядка всегда в радость. Возможность уронить, а то и повалять хозяина.

Конечно, когда на вас напрыгивают сто килограммов с зубами, выбравшие самый неподходящий момент… бывает, что и упадешь.

Подтягиваешься, например, на ветке. И вдруг на конце этой ветки повисает этакая лохматая туша. Ветка, естественно, ломается, и все три действующих лица, считая ветку, катятся в близлежащую яму. Конечно, оказавшуюся придорожной помойкой.

Зарядка сделана, завтрак съеден. Начинаются обычные, скучные автомобильно-переездные будни. В них бывают светлые пятна и темные проблески.

Вот развлекается огромная фура. Я еду за ней. Позади меня уже целая очередь желающих ее обогнать. Но фура бдительно себя обгонять не позволяет. Там, скорее всего, сидят два водителя и охранник с автоматом. Они чувствуют себя в безопасности. Почему-то у многих это состояние однозначно вызывает приступ хамства.

Едут точно посредине и, стоит попытаться обогнать, начинают прижимать к обочине. Я знаю, так может продолжаться долго — пока не появится какая-нибудь опасная машина: ментовская или начальская.

Бандитская, в общем.

У меня есть способ освободить дорогу: надо просто бросить под колесо вот такую штучку… Ремонт и камеры, и покрышки невозможен.

Начинаю обгон. Если не даст — тогда уже ему придется жалеть об этом.

Я пытаюсь обогнать их справа. Резко бросаю машину и — вперед.

Они не ожидали такой резвости от микроавтобуса. Я успел вырваться до середины, и тут на меня стремительно стало надвигаться огромное колесо. Столь стремительно, что у меня явно не было времени отстать. Некуда было и вперед. То есть он (или они) хотели столкнуть меня в обочину. Я предполагал такое развитие событий.

Я знал эти места. Через секунду кончился лес. Справа было поле с совсем неглубоким кюветом. Я съехал в обочину, одновременно швырнув в окно то самое… Произойди все десятком метров раньше, я бы уже был припечатан бортом фуры к толстым сосновым стволам.

А так раздался громкий хлопок, колесо, которое наезжало на меня, осело и задымилось. Я выехал на асфальт и, пока фура не остановилась окончательно, бросил то же самое и под заднее колесо.

Ай-яй-яй! Четыре громадных колеса! (Колеса были парные.) Где же он возьмет их на трассе?! Да и стоят они немерено… Бедные ребята. Придется им жить здесь, охраняя свои богатства до прихода помощи. Хорошо, если еще не ограбят. Судя по всему, что-то хорошее везут. Дорогое. Телевизоры или электронику…

Я так жестко обошелся с наглецами не только потому, что разозлился, а мне надо было вперед. Надо было не столько вперед, сколько убраться сзади. Там, в хвосте очереди, уже появилась знакомая «девятка». Откуда они так быстро взяли новую резину, можно было только догадываться. Вряд ли купили в магазине. Это наводило на мрачные размышления о серьезности их намерений. Надо было или избавляться от них, или выйти и спросить в лоб: в чем дело? Что, мол, надо?!

Последнее можно было сделать, только частично раскрывшись. Показав, что заметил нездоровый к себе интерес. Поэтому я решил, что по фигу, в чем там дело, а надо сделать, чтобы меня больше не доставали. Не высовываясь.

— Только никакой уголовщины, — сказал я себе. — Никакой гнусной уголовщины. Если ребята останутся без машины, они, судя по мгновенно добытой резине, быстренько найдут другую. Значит, надо, чтобы машина осталась без ребят.

У ближайшего магазина я убрал автобус с сектора обстрела, за здание, а сам сел за кустик и стал ждать.

Они, конечно, остановились. Попить-то надо с утра. А я взял трубочку и вдунул в открывшуюся на пару секунд дверь небольшой черный шарик. Он упал на коврик и остался лежать незаметно. Черное на черном. Минут через десять сработает.

Я снова двинулся в путь. Стараясь держаться от «девятки» на пределе видимости. Минут через пять «девятка» вдруг вильнула и встала на обочину. Я тоже остановился и достал видеокамеру. Она приближает лучше любого бинокля. Да и ради смеха отснять можно было следующую сценку.

Трое моих преследователей резвой трусцой бросились к ближайшим кустам. Здоровые ребята. Носы переломаны, уши всмятку. В данном случае это не облегчит их участь. Полдня придется маяться им по кустам, а потом все же обратиться в больницу. Где им еще и припишут самый что ни на есть настоящий алкогольный синдром. Они, конечно, поставят на уши больницу, а там как раз рядом случится наряд ОМОНа… и пока они расхлебают всю эту кашу, меня уже будет не найти. «След простудится».

Так говорил один мой знакомый ребенок, увлекающийся Фенимором Купером. То есть я уже пересеку несколько таких оживленных развязок, после которых…

Достанется ребятам от шефа. Я слыхал, шефы у них строгие.

Я пристегнул Тиму рацию и молча кивнул на кусты, где мучились мои бравые преследователи.

Через минуту я слышал, о чем они переговаривались с кем-то по сотовому телефону:

— У нас тут сплошной дристеж! Черт его знает почему! Но вести больше не можем. Фура его тут чуть в кювет не спихнула. А теперь фура кукует на приколе — четыре покрышки пробиты. Не говори мне, что это простой фраер. В фуре, кстати, товару штук на двести. Сейчас как-нибудь до больницы доберемся и оттуда позвоним, что да как. До связи.

Я нажал кнопочку, и Тим через пару минут был у меня.

И мы просто поехали дальше. У меня не было сотового телефона, и я позвонил с ближайшей почты:

— На пятьсот тридцать четвертом километре, у поселка Блинно-Лопухово, стоит канистра, а в ней бензина литров двести. Девяносто пятого. У хозяев понос. Мой процент тот же. Привет!

Вот теперь я точно знал, что новым знакомым будет не до меня.

— Вы проехали на желтый свет. — Мент смотрел на меня выжидательно. Он застоялся, будний день, движения почти никакого.

И хотя я проехал чисто на зеленый:

— Да? Извините, не заметил. Зачитался. Такая книжка интересная попалась.

— Надо повнимательней. Вот недавно на этом перекрестке «Волга» врезалась в «КамАЗ». Три трупа. Тоже, наверное, зачитался. А вы, книжка инте… ЧТО?! ЧТО ВЫ СКАЗАЛИ?!

Я посмотрел на него вполне невинно:

— По радио читали. С выражением.

Мент, молоденький мальчишка, еще без скуки погони за деньгами на лице, расхохотался. Потом посерьезнел:

— Тут именно таким «уазиком» тоже интересовались. Тоже с выражениями. Фирменную фуру без колес оставил…

— А при чем здесь я?! Вот мои документы, вот путевка… Все, что угодно.

— Ладно, езжайте. На эту фуру сегодня заявок десять поступило. Жалобы на хамство. Что не пропускал. Так что все справедливо. А что, вы всегда машину так оставляете. С включенным двигателем и распахнутой дверью?

— Ну, у КП ГАИ разве есть чего бояться?

— Любой прохожий подросток, любой придурок…

— Да нет, это не получится.

— Сигнализация? Секретка?

— А вы попробуйте откройте.

Сержант приоткрыл дверь. Тим высунул голову и предупреждающе рявкнул. Сержант отшатнулся от машины и прислонился к будке:

— Ты так заикой сделаешь. Ну и сигнализация!

— Это еще и прихватизация при случае. При случае чего.

Мы расстались почти друзьями. Я даже решился сделать ему небольшой подарок: Тим принес ему в зубах бутылку коньяку. От подарка в таком исполнении еще никто на моей памяти не отказывался. Тим поставил коньяк на стол ментовской будки и величественно вышел.

Мы последовали дальше. На следующем КП нам приветственно отдали честь, а еще на следующем сказали:

— Привет! Уже вечер. Не хочешь у нас остановиться? Здесь и кафе, и под охраной… Ставь вон там машину и отдыхай.

Я понял, что район, где меня за пятьсот километров обыскивали семь раз, наконец кончился.

И все-таки мы ехали всю ночь. И довольно быстро. К утру можно было не опасаться погони. Уже слепил глаза даже ближний свет встречных машин, уже слепила глаза даже шкала приборов, и я стал выбирать боковую дорожку — встать на ночлег в стороне от трассы. Тут на дороге появился громадный черный силуэт. Я посмотрел на Тима. Он равнодушно зевнул. Опасности не было. Он прекрасно видел в темноте и, главное, чувствовал опасность.

Я притормозил. Все было просто. По-нашему. «Запорожец» врезался в стоящий посреди дороги трактор. Врезался не сильно. Видимо, из-за дождя и плохой видимости водитель увидел трактор слишком поздно.

А трактор просто стоял посреди дороги. Без ограждений там всяких или освещения. Вокруг грустно бродил мужик — явно хозяин «Запорожца».

— Да, — говорил он с выражениями. — Вот сволочи! Хорошо, хоть двигатель сзади. До дому-то доберусь.

От него резко пахло самогоном. В этот момент Тим громко гавкнул и побежал к машине. Я знал этот гавк. И тоже рванул.

С попутной стороны раздавался угрожающий рев крупного грузовика. Я рванул с места и объехал трактор. Как только я это сделал, грузовик высветил фарами «Запорожец», заскрипел тормозами, вильнул и расплющил «Запорожцу» заднюю часть. То есть двигатель.

Потрясенный хозяин стоял неподвижно. Мне было жаль его, и одновременно одолевал смех. «Хорошо, что двигатель сзади!» Я зашелся в кашле, чтобы скрыть приступ хохота. И тут мой взгляд упал на Тима, и хохот пропал. Потому что Тим тоже хохотал. Он смеялся беззвучно, сотрясаясь всем телом, но ошибки быть не могло. Он смеялся.

Я всегда считал способность понимать юмор самым несомненным признаком интеллекта. И вот теперь, моя собака… Впрочем, я никогда не мог назвать ее своей. Тим не слушался меня, а слушал. И вполне мог просуществовать в этом мире и без меня. Как и существовал в прошлой своей жизни, о которой мне ничего не известно. И прогнать я его, пожалуй, тоже не мог…

Надо было ехать дальше. Помочь владельцу «Запорожца» было нечем.

Помня вечные проблемы с паромом через Каспий, я на этот раз двинул в объезд. Через пустыню. По времени я таким образом выигрывал немного, зато вероятность приезда вовремя была куда больше. Правда, есть некоторый риск не добраться вообще, но тогда уж и спросить будет не с кого, и меня будут волновать совсем другие проблемы.

Пустыри большого города переходили в пустыню постепенно. Становилось все площе, все меньше грязи. Становилось, в общем, приятнее.

Я решил остановиться на обед. Прямо по глинистой почве заехал в высохший ручей (не люблю, когда меня видно со всех сторон кому угодно). Растянул зонтик и в его тени стал открывать банку. Но, видно, Тиму надоели консервы. Он протрусил куда-то вдоль высохшего русла и минут через пять приволок еще шевелящуюся здоровенную гюрзу.

Я отыскал одну из немногих книг, которые возил с собой, — кулинарную, и приготовил несчастную змею по всем правилам науки. Получилось очень вкусно. Тим тоже не побрезговал. Несмотря на большое количество специй. Несмотря на то, что рядом стояла открытая уже тушенка. Я вообще заметил, что Тим — любитель вкусно поесть. Не бездумно пожрать, а спокойно, выбирая и разбираясь. В чисто человеческом понимании этого слова. Хотя мог слопать и, скажем, лягушку. Впрочем, тоже не всякую. Наверное, с голодухи он мог бы слопать и меня. За милую душу. Голодать не стал бы. «Сожрал бы сырым, — с некоторой неприязнью думал я. — А я его в случае чего сварил бы. Вот и вся разница. И ладно».

На следующий день я увидел, как он добывал змей. Нельзя сказать «охотился». Да и «добывал» тоже слишком сильно сказано. Он их собирал. То есть, завидев Тима, любая змея тут же старалась свалить. Даже не принимала угрожающей позы. Он ее догонял, брал за шею, встряхивал и нес ко мне. Так сказать, на кухню. То есть имело место разделение труда: он приносил пищу, я готовил. Посуду тоже приходилось мыть мне. Задумаешься.

Я размышлял обо всем об этом, дожаривая очередную змею и вообще занимаясь готовкой и хозяйством на очередной стоянке. Тим где-то болтался. По такой-то жаре.

Тут раздались странные, страшноватые даже звуки. Я поднял голову.

Вдалеке, на вершине крупного бархана, стоял Тим (его силуэт ни с кем не спутаешь) и издавал это самое. Наверное, чтобы я быстрее обратил внимание. Я бы назвал эти звуки кашляющим воем. Видимо, он заметил, что я его слышу, и прекратил. И слава богу, потому что через несколько секунд у меня отвалились бы уши, еще через несколько секунд все остальное, а через несколько минут из близлежащих могил полезли бы возмущенные мертвецы.

И тут боковым зрением я заметил причину его воплей. Ко мне, к нам, к нашей стоянке с разных сторон шустро двигались разномастные авто… У их почти беспорядочного виляния между барханами явно была цель. Центр. Увы, этим центром был наш автомобиль.

Тим предупредил меня не зря. Пора было выполнять основное правило безопасности — залезать в машину при приближении более чем одного незнакомца. Тем более при приближении нескольких незнакомых машин.

Желательно еще собрать все ценное. Как показала практика, не всегда потом удается забрать все свое имущество в целости.

Вообще, хорошая вещь правила. Особенно если их придумываешь сам для себя и сам же выполняешь. Тогда они очень помогают жить.

Забылся, расслабился… попытался сделать что-то плохое для себя же самого… и тут БАЦ! Ну скажем: не пей спиртного по утрам… тарам-тарам-тарам-тарам. И все, кроме ГАИ, довольны.

Следуя правилу техники безопасности, я рванул в машину. И как раз успел. Закрыться на кнопки, завести двигатель. Уезжать я не собирался. Ведь я не знал, чего они от меня хотят. Чем я заинтересовал столь пестрое общество.

В стремящейся ко мне компании был и джип «чероки», и открытый «додж». Вездеход. Герой последней мировой войны. Старичок, ветеран пустыни. Если он, конечно, местный. А была и простая советская «Нива».

Я сидел и ждал. Все у меня было готово. Дело привычное.

Подлетели они резво… и сразу «заперли» меня. Не очень грамотно, хотя и довольно слаженно. Только ставить «гранд-чероки», такую дорогую модель, сзади «уазика» с форкопом по крайней мере неразумно. К тому же они не заметили, что моя-то машина даже внешне не совсем «уазик». А уж его способности… Мощность движка, например, была больше, чем у всех у них вместе.

Теперь надо было послушать, чего они хотят. Если они вообще будут говорить.

Все-таки кино, точнее, худфильмы по телевидению очень сильно влияют на нашу жизнь.

Легко выпрыгнув из «доджа» через борт, небрежно ухмыляясь, вразвалку и с сигаретой двигался ко мне юноша в пятнистой форме. Бельмандо, да и только! Решает человек между делом судьбы мира, судьбы других людей. Очень мужественное лицо корчит изо всех сил.

По такой-то жаре!

Парень подошел и схватился за ручку двери:

— Вылезай! — подергал.

Я с интересом смотрел. Он уперся ногой и подергал. Ничего не получилось. Тогда, потеряв терпение, он с размаху хватил рукояткой пистолета по стеклу. Пистолет он, как и положено, достал сзади, из-под брючного ремня.

Все-таки он оказался не очень супермен. Супермены так от боли не шипят и ушибленной рукой не трясут.

Я достал пистолет, чуть опустил стекло и, не торопясь, стал направлять ствол на него. Тотчас со всех сторон защелкали затворы.

Вооружены ребята были очень разнокалиберно. Точно не военные. Те не опустились бы до обрезов.

Странно, но никто не выстрелил. Видно, не очень боялись потерять своего.

А у него не было времени не то что целиться, а даже направить в мою сторону ствол. И он сделал худшее в этой ситуации, чтобы сохранить жизнь, — упал на спину и покатился за машину. Я мог пристрелить его раз десять. Но я человек выдержанный. Судя по их неграмотным действиям, всегда успеется.

Их было пять человек. Четверо — дети пустыни. Один белый. В возрасте. Он был явно то ли командир, то ли заказчик. На «чероки», естественно. С «узи» в руках. Сплошная фирма. Лысоватая седина. Или седоватая лысина. Я мысленно окрестил его Шеф.

Так вот, Шеф с интересом наблюдал за развитием событий и вмешиваться, похоже, не собирался.

Вот он-то мне и расскажет, что привело эту компанию на пагубный путь преследования меня. Остальные, если попытаются обойтись со мной грубо, поплатятся соответственно.

Пятнистый молодой человек, который так неловко катился за машину, словно прочел мои мысли: этаким чертом выскочил обратно и с диким криком выстрелил мне прямо в лицо. Тут мне не удалось сдержать сразу два рефлекторных действия: я уклонился, хотя и был уверен в прочности стекла, и одновременно, увы, выстрелил. В броне двери были незаметные снаружи отверстия для стрельбы. Они были заделаны тонкими резиновыми прокладками и закрашены. А в случае стрельбы должны были вновь заделываться и закрашиваться.

Юноша между тем упал. Обливаясь кровью. Совсем как в кино. Как водится, не веря случившемуся. Как это ТАКОЕ произошло с ним. С другими все ЭТО казалось ему нормальным и даже забавным.

Вот так. Вот так все было хорошо, и вдруг на ровном месте у ребят появились проблемы. В виде раненого. Которого еще надо вытащить из сектора обстрела.

Если они, конечно, знали, что такое «сектор обстрела». Пятнистый же баран, раненый, даже не пытался отползти с простреливаемого места. Лежал и скулил. Прямо провоцируя себя добить, чтобы таких больше не было и не плодилось.

Помогать пострадавшему явно никто не торопился. Кому же захочется подставляться под пули. Ежели ненормальный один против пятерых защищается, значит, ему есть что защищать. Что-то наверняка хорошее.

Что потом можно будет поделить. На пятерых. Или на четверых. Надо только дожить до этого благословенного мига. И лучше целым.

Шеф с «узи» понял настроение своих легионеров и завопил:

— Живым брать! Колеса! Колеса пробейте!

Но его никто не услышал. Кому нужен живой придурок с пистолетом. А резина, да еще такая хорошая, стоит хороших денег.

Тогда начал я: прошел к задней стенке машины, взял висящий в специальном креплении баллон, очень похожий на огнетушитель, приоткрыл чуть стекло — заднее окно выходило на «чероки» — и открыл баллон на полную.

Шеф как раз садился в машину, тыча пальцем в мобильный телефон. Ноги его так и остались в джипе, а остальное вывалилось наружу. Головой вниз. Очень неудобная поза, но он даже не заметил.

Остальной народ тем временем толпился у кабины и царапал прикладами двери.

Я открыл другое окно и швырнул им под ноги газовую гранату. Это вам не газовый баллончик. Не все выживают. Но все же легче, чем осколочная. Хотя вырубаются все. Я стал выбираться, расталкивая вперед и назад «додж» и «чероки».

Чья-то рука попала под колесо и неприятно хрустнула. У меня не было времени ждать, пока газ рассеется. Да и желания кого-нибудь из них оттаскивать из-под колес тоже не было. Хотя и нарочно не наезжал…

Мне было все равно.

Я поставил машину в удобную позицию и вышел посмотреть — что же получилось? Оружие собрать. И вообще — добычу.

Захватывающее занятие — сбор добычи. Ведь даже у этих нищих говноедов могло оказаться что-нибудь интересное. В смысле оружия.

Уж не говоря про «узи» и «чероки».

Итак: два дробовика, пистолет Макарова с двумя патронами и даже самая настоящая трехлинейка с примкнутым треугольным штыком. Отлично сохранившаяся. Раритет. В песках пустыни, что ли, держали ее закопанной с Первой мировой… Я понюхал ствол — из нее не стреляли. И хорошо. Стекла, пожалуй, выдержали бы, а вот двери… Пуля из этого длиннющего приспособления для убийства летит около двух километров. И — оптический прицел. Тех еще времен, но явно рабочий.

Это уже серьезно. Надо будет проверить, насколько этот прицел нынче прицелен.

«Макара» брать с собой никак нельзя. Неизвестно, в кого ушли остальные пули из обоймы. Пушка наверняка «темная». Если не «мокрая».

А теперь — главное. Шеф, владелец престижных «узи» и «чероки». Он был все еще в глубоком отрубе. В кармане — беретта. Дорогой пистолет. Документы, судя по всему, настоящие. И долларов — тьма-тьмущая. Непонятно совершенно, зачем с такими бабками затевать игры со стрельбой. Конечно, он был уверен, что будет игра в одни ворота… А! Чего гадать! Сейчас узнаем.

Я втащил его в «уазик», сковал руки наручниками сзади так, что вертикальная стойка оказалась между ними. Налил на тряпку нашатыря и приложил к лицу. Он очнулся. Скользнул взглядом вокруг. Оценил ситуацию. Похоже, она не показалась ему радостной. Но и безнадежной не показалась. Мысль судорожно билась в поисках первого хода. На пути к выходу.

— Могу дать много денег, — быстро проговорил предводитель бойцов пустыни. Как бы прикрылся от случайного, на эмоциях, выстрела.

— Обязательно дашь, уж не без этого, — многозначительно пообещал я, — но этого, понимаешь, недостаточно. Только чистосердечное… ну и так далее. Мне чрезвычайно интересно, какого хрена вам от меня надо было. Ехал, никого не трогал… Валяй, выкладывай, пока я совсем не рассердился.

И он начал рассказывать. Пургу мести, конечно. Мол, сидели, пили чай и вдруг вбежали в избу дети… Дяди, дяди, там военная машина гуляет сама по себе, одна и без охраны. А у них как раз с патронами проблемы. И вот…

Кто же мог подумать, что здесь этакая крутизна.

— Так ты местный, — обрадовался я, — из соседнего кишлака. Или там аула.

— Да нет. Я так, у знакомого в гостях был. По своим делам. Ну, ребята и уговорили поехать. Надеялся оружием разжиться. Да и помочь. Что они со своими пукалками?.. Вон ты как быстро их.

— Придется все подробненько рассказать. Что за дела, что за ребята. Ты ведь меня убить пытался. На улице уже один труп есть. И еще будут. То есть не важно уже, сколько именно. И чьи именно. И если сейчас то, что ты мне расскажешь, не совпадет со словами твоих ребят, тебе будет очень больно.

В этот момент он вдруг шарахнулся назад, насколько позволяли скованные руки, и прижался к стойке, глядя с ужасом за мое плечо. Он орал так натурально, что я обернулся.

Там стоял Тим. С морды капала кровь. Приподнятая верхняя губа обнажала огромные клыки. С них тоже капала кровь. Видок из фильма ужасов.

Тим наморщил нос и подошел к пленнику. Тот отчаянно рванулся… и рухнул без сознания.

Тим вопросительно посмотрел на меня. Я вопросительно посмотрел на него. Дескать, откуда кровь. Тим пожал плечами и уселся напротив нашего дорогого гостя. Я достал тряпку с нашатырем. Тим брезгливо отошел в другой угол машины. Что у него было чисто собачье, так это обоняние.

Шеф очнулся, но выглядел гораздо хуже. Ситуация была для него уж слишком нестандартной.

— У тебя в кармане я нашел вот это. — Я сунул ему под нос нечто похожее на портативную рацию с большой красной кнопкой. — Что это?

Шеф посмотрел на предмет, и тень надежды промелькнула на его лице.

— Это сигнализация. На машину.

Тим подошел вплотную. Старик (а вдруг сразу стало видно, что он старик) побелел совершенно.

— Вот видишь, даже собака видит, что ты врешь. Если попробовать нажать — к тебе, на аварийный вызов, прямо по пеленгу явится подмога. Я позже кнопочку-то нажму. Но, похоже, ты этого не увидишь. С твоим враньем. Что, проголодался? — Я потрепал Тима по загривку. — Погоди, вот этот еще раз соврет…

Я достал аптечку, вынул шприц.

— Я гуманный. Тебе не будет больно. Я новокаин введу. И мы вместе посмотрим, как Тим будет обедать. Твоими ногами. Или не ври больше. Ты меня понял?

— Понял. Я все расскажу. Только убери эту… это… не смогу говорить.

Он действительно понял. Воля его была сломлена.

Тим зевнул с хлопаньем клыков, как пантера Багира, вышел из машины и улегся в тень, откуда слышал каждое слово. Или каждый звук. Не знаю, чего уж он там слушал.

Я незаметно включил диктофон:

— Ну!

Шеф тяжело вздохнул, уселся поудобнее, насколько позволяли наручники, и начал говорить:

— Я сам москвич. Мне позвонили из Питера. Сказали, что в этих местах должен появиться вот этот автомобиль. И поскольку у меня здесь есть свои дела и свои люди, я должен этот автомобиль задержать. Водителя, по возможности, живым доставить в Москву. И главное — щенков доставить целыми и невредимыми. Мои же придурки почему-то решили, что эта машина перевозит деньги, и уже сами по себе приготовились водителя пришить, а навар забрать себе. Может, и меня пришили бы.

— Так что получается, что я жизнь тебе спас. Дорогое удовольствие. Придется платить. А цены на жизнь нынче… Это грохнуть дешево. А спасти, наоборот, очень дорого. Итак, кто сказал тебе про эту машину? Кому отдаешь наркоту? Почем? Все подробно. Мне эта информация на хрен не нужна. Но это гарантия, что ты потом против меня не пикнешь. А сейчас гарантия, что ты останешься в живых. Кто сказал про эту машину? Подробно, кто, где, откуда и кому. Все телефоны в Москве и в Питере. Буду сверяться со своими данными и с твоей записной книжкой.

Все это я говорил, вовсе не желая перед клиентом покрасоваться, а желая вытрясти из него побольше денег. И если уж оставить его в живых, то сделать так, чтобы он меня не искал. Чтобы при одной мысли вздрагивал.

— Тим! — позвал я.

Тим подошел и встал перед Шефом. Все-таки вид у пса очень красноречивый. Я снял с Шефа наручники и только левую руку пристегнул к стойке. Протянул лист бумаги, ручку:

— Пиши. Я, такой-то, брал наркотики у того-то и отдавал тому-то. Попробуй меня убедить, что ты у меня на крючке. И я тогда тебя не убью.

Он стал писать, а я пока выглянул наружу, и мне стало нехорошо. Я думал, что увижу начинающих приходить в себя сынов пустыни. Но они не приходили в себя. По их телам весело прыгали мои четвероногие подопечные. По уши в крови.

Стала спадать жара. Жутко хотелось завалиться в тень и чуть-чуть полежать спокойно.

Я с некоторой опаской загнал щенков обратно в машину. Как Тим ухитрился их выпустить?! На обглоданные трупы я старался не смотреть.

Пес стоял перед стариком и смотрел, как тот пишет. Как будто читал. Я бы не удивился и этому.

Пленник судорожно строчил, время от времени с ужасом поднимая глаза на собаку. Когда я вошел, Шеф приободрился и сказал:

— Я написал вполне достаточно. Можешь все проверить. Некоторые телефоны не помню. Они в книжке под кодом.

Тим повернулся и пошел наружу. Я стал просматривать написанное. Сгодится. Этого было достаточно, чтобы по моему звонку старику вынесли приговор свои же.

Одну проблему, куда девать плененных бойцов, Тим решил за меня быстро. Теперь мне предстояло решить задачу, куда девать их трупы. И надо было поторопиться. Все-таки не исключен вариант случайной машины.

Кряхтя и стараясь не испачкаться, я усадил всех на свои места.

Выкатил «додж» и «Ниву» на дорогу. Благо ключи зажигания были на месте.

Установил «додж» поперек. Сделал «Ниве» «обратный газ». То есть чем больше отпускаешь педаль газа, тем быстрее едет машина. Закрепил руль веревкой, направил «Ниву» на «додж», разогнался и выпрыгнул на песок. Удар был хорош. Поджигать, правда, пришлось дополнительно. А кто будет разбираться?! Мусульман положено хоронить до захода солнца.

Даже и то, что осталось.

Шеф наблюдал за моими маневрами с нескрываемым ужасом.

Несмотря на «узи» и беретту, ему такое и не снилось. Чтобы именно с ним. Или даже с его людьми… Однако воля у старика была, иначе не смотрел бы. А так надеялся, что увиденная информация может пригодиться. Хотя как раз для своей безопасности ему бы лучше видеть поменьше. Я собирался его отпустить, чтобы впоследствии получить еще денег. А вот Тим мог рассудить иначе. И я не решился бы ему препятствовать. А может, и решился бы. Что ничего бы не изменило.

Так что пленника надо было отпускать. Чего терять деньги. Я задумался: отпускать-то отпускать, но как именно? Отдать машину — слишком быстро доедет. Не отдать — пешком не дойдет. Помрет по дороге, и прощай мои денежки.

Сомнения мои решил Тим. Он подошел к «чероки» и откусил кусок колеса. Колесо гулко ахнуло и осело. Тим подошел к следующему. Старик присел, держась за сердце. Я тоже покрутил головой — не мерещится ли от жары…

А именно это и был нужный вариант. На спущенных колесах он доедет, но медленно. И в город еще не слишком скоро намылится. Пока машину найдет. У него ведь теперь и денег-то нет. И хрен с ним. Ему водитель «уазика» действительно нужен был живым.

Для кого-то. Чьи телефоны теперь у меня есть.

Зачем нужен — это было чрезвычайно интересно.

Неприятное приключение закончилось. Хотелось побыстрей очутиться подальше от этого места. Хотелось комфорта и безопасности. Прохлады встречного воздуха. И я выехал на трассу.

Машин не видно. Кто же будет ехать в этих небезопасных местах на ночь глядя. Солнце уже было у горизонта. И тут сзади я услышал характерный звук. Этакое стрекотание, переходящее в рев. Тим сзади глухо рявкнул. Вертолета мы так и не увидели.

В детстве, залезая под еще холодное одеяло, сворачиваясь клубочком, я представлял, что лежу в большом дупле огромного дерева. Изнутри это дупло выстелено мягкими теплыми шкурами. Здесь можно лежать в тепле сколько хочешь. И рядом набор всяких вкусностей. Сейчас мне такого дупла очень не хватало. Поблизости ничего подобного не наблюдалось, значит, надо было таковое создать.

Я знал устройство погребов-сарайчиков на здешних окраинах. К которым как раз приближался. На склоне глинистого пригорка вырывается яма так, что надо только положить крышу и приделать дверь. Сверху кладут доски и засыпают глиной — это и есть крыша. Потом к вбитому кувалдой колу пришпандоривается какая-нибудь старая дверь. Погреб готов.

Городок, на окраину которого я попал, вымирал по причинам общего порядка. Вместе со страной. Большинство погребов было явно заброшено. Я нашел самый большой, и через два часа работы лопатой туда влезла моя машина. Грунты здесь мягкие. Потом я засыпал то, что откопал снизу, и никому бы и в голову не пришло, что в такую дыру смог влезть «уазик». Все это пришлось делать почти в полной темноте.

С восходом вертолет продолжит поиски, так что приходилось торопиться.

Закончив, я тщательно осмотрел все снаружи, остался доволен и предался наконец сладчайшему ничегонеделанию. И заснул.

Проснулся я уже днем, но в подвале было прохладно. Солнце кое-где просвечивало сквозь маскировочный брезент… освещенность была на грани комфортного чтения. Но мне вовсе не хотелось читать. Мне хотелось сладко дремать, чем я и занялся. Тим делал то же самое рядом. Вокруг пылала жарой пригородно-помоечная пустыня. Вокруг меня глина дышала сыростью и прохладой.

Я даже не включал кондишен. Зато тихонечко включил приемник. На всех интересующих меня частотах сразу. Сквозь тихую музыку озабоченно переговаривались искатели меня. Из разговоров, скорее, из речевых интонаций и особенных умствований я заключил, что к поискам все же причастны и военные. Тихим летним вечером, по личной просьбе, что же и не поднять охотничий вертолет… А вот днем, в самую жару, вертолет никак подниматься не хотел.

К вечеру я выспался и приступил к мелким делам, которые откладывал по различным причинам вот уже бог знает сколько… В основном из-за лени.

Я разобрал вещи и вымыл салон. Протер все инструменты и разложил в образцовом порядке. Проверил все, что полагается периодически проверять в машине. Потом взял видеозаписи последних дней и уселся за стол. Надо было обдумать создавшуюся ситуацию. Было время размышлять, предаваться сомнениям и предположениям.

Итак, что мы имеем? Уже неделю кто-то охотится за мной, стараясь не привлекать внимания властей.

«Зачем? — спросил я сам себя, — Кому я нужен? Что-то не припомню никаких жутких тайн. Неужели из-за шести щенков, которых я везу, могут быть задействованы такие силы?! Можно придумывать самые различные варианты. Может, они хотят поссорить меня с Тимом, и это спасет мир? Или, наоборот, угробит?»

Я стал пересматривать отметки о событиях последних месяцев.

Есть, есть свой кайф в перебирании бумажек в комфорте. В тепле или прохладе, в зависимости от состояния природы за окном. Немножко подведения итогов, немножко планов на будущее… Кофейник уютно посвистывает… Очень хороша пурга за окном. Раскаленная пустыня тоже ничего, если в доме прохладно.

Я собрал факты. Надо было их осмыслить. Было известно КАК, следовало понять ПОЧЕМУ.

Я вышел из погреба. Тишина. Ни огонька. Огромное солнце тонет в бесконечном песке. Тим с хрустом потянулся и бесшумно слинял в сумерки. Опять небось змею приволочет. Я задумчиво созерцал остатки заката. В голове тикали события, пытаясь увязаться в логические цепочки. Их надо было состыковать между собой как кубики, чтобы понять, а понять надо было, чтобы выжить.

Фура, чуть не спихнувшая меня в кювет, ребята в «девятке», ментовская наколка на розыск и, наконец, наезд верблюдов пустыни под предводительством «чероки». Да еще этот вертолет… Кто-то настойчиво, хотя и не слишком активно, хочет меня заполучить. Или что-то от меня.

Наезжают при помощи тех, кто под рукой. Вроде наркотических верблюдов, которые все равно ничего не знают, так что устраивать обратную охоту бесполезно. Пока единственный вариант что-нибудь узнать — отправиться в Москву и поискать по адресам в записной книжке престарелого Шефа. Но сначала надо добраться до цели. А цель моя — высоко в горах. Цель должна быть высокой. А может, не должна.

Я подъезжал к месту, где надо было оставить щенков для стажировки в стае и забрать пару подросших собачек обратно в Питер. Для продажи.

Интересно, какая у них в стае выживаемость? Наверное, такая и есть. Один к трем. Шестерых привожу, двоих забираю. А скорее всего, есть и еще. Которые и привозят, и забирают. Собачьи бои довольно крутой бизнес.

Очень красивая долина. Или там высокогорный луг. Имени альпийских стрелков. Дурацкая привычка оценивать местность по простреливаемости. Интересно, как смотрит хирург на нового знакомого? А патологоанатом?

Я подъехал к забору из колючей проволоки. Ворота тоже из колючки. Забор аккуратный, на бетонном основании, проволока натянута хорошо и ровно на бетонных же столбах. Она блестела на солнце так, что я даже подошел поближе — не покрыта ли проволока никелем? Это был бы новый анекдот про новых русских. Собственная Зона, где все блестит. Даже проволока отникелирована. Впрочем, картинка не производит впечатления мест заключения. Скорее — хорошо охраняемой военной части. Может, так оно и есть. Больше получаса мне здесь находиться не разрешали ни разу. Трудно разобраться.

Пастух в гражданском пас за забором небольшую отару. И почти столько же собак охраняли то ли пастуха, то ли овец, то ли военную часть. От кого охранять овец за колючкой?

Вы когда-нибудь видали пастуха с блокнотом?

Меня пропустили сразу. Без формальностей. Часовой заглянул в паспорт, пристально посмотрел мне в лицо и пропустил. Заглянул только в кузов и пропустил. Именно так обстоит дело с охраной в организациях действительно серьезных.

Я подогнал машину к пастуху, отпер заднюю дверь и отошел.

Пусть сам забирает питомцев. Мне без рукавиц до них дотрагиваться нельзя. И не хочется.

Пастух надел брезентовые рукавицы и стал по одному переносить щенков в одноэтажное здание.

Вольер, наверное. Щенки пыхтели и трепыхались, но не издавали ни звука. Пастух перенес последнего и показал мне рукавицы — их как будто упорно полосовали опасной бритвой. Пастух засмеялся:

— Тебя они не трогали, верно? — (Я кивнул.) — Это потому, что больше их кормить некому было. Соображают, падлы.

Пастух вытащил щенячьи загончики (они путешествовали строго раздельно) и стал сооружать два загончика побольше. Хотя щенки все равно почти все время спят. Что-то такое им в пищу подмешивают. О психике заботятся. О моей бы кто позаботился. Впрочем, не дай бог.

Сижу отдыхаю. Расхаживать здесь нельзя. Подошел по виду типичный младший научный сотрудник:

— Вам надо срочно позвонить в Москву.

По инструкции я должен сразу по приезде звонить и докладывать.

Замешкался. И вот — позвоните в Москву. Сейчас будет втык за нерасторопность. Клерк повел меня в здание каркасного типа, где я еще никогда не был. Телефон был радио, но, видимо, принести его мне наружу было бы не по рангу. Не останавливаясь на криминальных подробностях, я рассказал начальству о дорожных приключениях.

— Да, — сказал шеф, — ну, раз все равно машину уже знают…

Обратно я ехал в колонне с двумя военными машинами, набитыми вооруженными людьми в форме.

Это не была охрана или эскорт. Это была как бы попутка. Что-то они там свое везли. И заодно следили, чтобы меня не обижали. И никто не обижал.

Кончался очередной этап моей жизни. Были засвечены на этой работе и машина, и личность. Я просчитывал варианты.

Может, предложат чего.

И предложили.

Передо мной сидел шеф — тот самый огромный азиат, приходивший в больницу. Вид у него теперь был вполне цивильный. Даже акцент почти исчез.

— Покатался, и хватит. Теперь займись делом. Ты человек грамотный и теперь проверенный. Надо вступать в бизнес. Я вижу — толк будет. Сейчас я тебя посвящу в дело в общих чертах, а ты должен будешь твердо согласиться. Или еще более твердо отказаться. Потому что, узнав подробности, отказаться будет уже нельзя.

Оказывается, чувство удовлетворенного любопытства похоже на удовлетворенное половое чувство. Так хотелось, так хотелось! Ну узнал. И ничего уж такого особенного. Однако это были несущественные эмоции вследствие усталости и избытка информации. Меня не стали посвящать в подробности. Мне их показали.

Собачьи бои. Не по цивилизованным правилам, а победитель жрет побежденного. Больше ему питаться нечем.

Три собаки и леопард. Бультерьер и совершенно голый человек. Как мне сказали, довольно редкий доброволец. Кстати, он запросто вырубил эту здоровенную крысу. И придушил. Есть, правда, не стал. Доброволец!

Три мастифа и человек с ножом. Судя по всему — не доброволец.

Он проиграл…

Съемки велись талантливым оператором. А скорее — обрабатывался очень большой материал — съемки со всех возможных точек — талантливым режиссером. Страдания, смерть, радость выжить — все очень впечатляло.

— Это приносит хорошие деньги, — сказал шеф. — Но не это главное и перспективное направление. Я знаю, ты немного занимался генетикой. Надо опять позаниматься. Интересная работа. Перспективы. Оплата большая, даже по западным стандартам.

Щеночков самых первых привезли мне из Чернобыля. И очень интересные были результаты. А если им или там их щенкам устроить искусственный Чернобыль? Процентов девяносто дохнут… Зато остальные… Одного, например, удалось СПИДом заразить. Так он переболел и выжил. А нашего сотрудника тяпнул — так тот помер. Чувствуешь перспективы?!

Я чувствовал. Как-то сразу перед глазами встала лапа с пальцами и втягивающимися когтями. Я отогнал мрачную картинку и согласился на все. Интересная высокооплачиваемая работа — половина счастья в жизни. Кончился пилигрим. Надо было становиться то ли отшельником, то ли аскетом. Но высокооплачиваемым.

— Кто же меня так настойчиво преследовал? Чего им надо было? Неужели из-за щенков?

Видишь ли, у нас есть, — тут он взглянул на принесенную мной записную книжку, потом на часы, — то есть были, конкуренты. Они очень хотели все разнюхать. Чтобы они были под контролем, мы дали им наколку на тебя. И ты действовал отлично. Ну, мы тоже немного присматривали. Так что твой последний хадж закончился успешно во всех отношениях.