"И снова утро (сборник)" - читать интересную книгу автора (Константин Теодор, Зинкэ Хараламб, Михале...)VК обеду полковник потерял терпение. Над дорогой не было видно ни облачка пыли, а русские почти все дремали на своих местах. Опасение, что придется оставаться в таком положении весь день, потеряв как раз те ценные минуты, когда еще можно было выйти на важнейшие коммуникации страны, постепенно нарастало в нем, как угроза, которую он не мог отвести. «Они хотят выиграть время, — подумал Матеяну. — Хотят проникнуть своими танковыми колоннами как можно дальше в глубь страны!» Но к полудню, когда солнце поднялось в зенит, играя на броне танков, и нетерпение Матеяну достигло наивысшего предела, на шоссе появился мотоцикл. И русские и румыны неотступно следили за ним. Мотоцикл остановился сначала в расположении русских, где вышел их офицер, потом, треща, стал подниматься прямо по склону. Матеяну поспешил ему навстречу. — Что это ты так задержался? — спросил он у Михуляка. — Они в движении, было трудно найти их генерала. — И чего ты добился? — торопил его Матеяну. — Почти ничего, то есть не совсем ничего… в общем, пока все остается как есть! — Он что, не знает о перемирии? — Знает… то есть только сегодня узнал, но не знает, что делать с такой частью, как наша. Я ему сказал, что мы составляем отряд! — Так они позволят нам пройти или нет? — взорвался полковник. — Он говорит, что торопиться нет смысла… что все равно мы после них только доберемся до Бухареста… — Но мы хотим сражаться против немцев! Ты сказал ему об этом? — Сказал… Он ответил, что это очень хорошо, но, пока он не получит приказа, не может принять никакого решения… — Значит, мы и на ночь здесь останемся… — Это в любом случае! — подтвердил Михуляк. Полковник задумчиво стоял с потерянным видом. Его взгляд будто унесся следом за ослепительным солнцем. Потом Михуляка окружили другие офицеры, которых интересовала скорее не судьба отряда, а то, как его приняли русские. — Обнимать меня бросились, едва увидели. Вот как! — неожиданно рассердился майор. — Рады вас видеть! Пожалуйста, пейте и ешьте. Вот вам водка, а вот и табак! Другого у нас ничего нет, потому что с тех пор, как началось наступление, мы все время в пути… и не знаем, где остановимся. От его язвительных слов, его издевательского тона офицерам стало не по себе, их охватили мрачные предчувствия, будто обдало ледяным ветром. Им было тяжело признать, что они действительно проиграли войну, войну, которой они не хотели, но в которой их жизни до вчерашнего дня были поставлены на карту. Русские вышли из этой войны победителями… Матеяну вышел из состояния задумчивости и отвел глаза от слепящего солнца. Теперь он несколько успокоился, лицо его просветлело. Он даже не слышал разговора офицеров. Отослав офицеров по своим подразделениям, чтобы они рассказали солдатам о первой встрече с русскими и распорядились о мерах на ночь, Матеяну тяжело опустился на плащ-палатку и пригласил Михуляка сесть рядом. — Расскажи мне о русских, — шепотом попросил он майора. — Думаешь, мы договоримся с ними? Какое впечатление произвел на тебя генерал? — Несколько холоден и подозрителен, может, скорее, осторожен, но человечен! Знаешь, что он сказал мне вне официальной беседы, которая длилась всего какую-то минуту?.. «Я понимаю, что вам тяжело, господин майор. Поверьте, лучшего вы ничего не могли предпринять. Это настоящее чудо, что вы сделали. Как раз в тот момент, когда никто не ожидал этого, вы нашли в себе невероятную силу и поднялись на ноги! Понимаете?» — «Нет, а что вы имеете в виду, господин генерал?» — «То, что вы в последний момент смогли спастись от катастрофы, да еще схватились с немцами. Если вы все равно думали совершить это, какого черта вы не сделали этого раньше?!» — «В двух словах не объяснишь, господин генерал! И возможно, нам вместе надо спросить себя об этом!» «Вовсе нет!» — возразил он. Потом сдержался, словно забыв обо мне, стал рассматривать села, через которые мы проезжали. В любом случае они менее вспыльчивы, чем я думал, может, потому, что уверены в себе, тверды в своей вере. «Прикажите, пожалуйста, — снова начал я, воспользовавшись случаем, — дать возможность нашей колонне следовать дальше!» «Не имеет никакого смысла! — заверил он меня. — Все равно вас перехватят другие части, а я не могу вам гарантировать, что вас оставят в покое. Вы ведь знаете, что такое армия в наступлении!» «Тогда что же делать?» «Не знаю», — пожал он плечами. Михуляк достал сигарету, которую он привез от генерала, разломил ее пополам, отдал половинку полковнику и щелкнул зажигалкой. Затянувшись несколько раз, продолжал возбужденно: — Потом мы молчали всю дорогу до Бакэу, где находится его командный пункт. Я сидел в его машине рядом с ним, а впереди с шофером ехал переводчик. На въезде в город встретили их танковую колонну. Это задержало нас почти на час. Я насчитал сто сорок восемь машин! КП он перенес вслед за колонной в Блэджешти, откуда я и прибыл сейчас. В Бакэу, в румынском штабе, я видел и нескольких наших генералов… — Что ты говоришь! — не поверил Матеяну. — Господин полковник, — перешел на шепот Михуляк. — Мы еще не представляем масштаба катастрофы, которая была, есть и, возможно, еще будет! Мы пока не знаем, что произошло, а может, так и не узнаем всего! Но без переворота в Бухаресте мы совсем пропали бы! Мы были на краю пропасти и пошли бы на дно вместе с немцами… — Я вижу, ты начал думать, как русские! — упрекнул его полковник. — Господин полковник, — пробормотал Михуляк, содрогнувшись. — Я говорю, мы еще не отдаем себе отчета… что пережили ужасный момент! — А почему ты думаешь, что уже пережили? — Из-за переворота в Бухаресте. Сейчас, в этот момент, мы уже вышли из войны и, как говорят по радио, набросились на немцев… — Значит, и ты думаешь, что это все, что мы сможем сделать теперь? — Точно! — подтвердил Михуляк, глядя на полковника своими большими мягкими глазами. Они замолчали. На холме, между танками, солдаты, охваченные горечью, погрузились в ожидание, которому, казалось, не будет конца. Русские на дороге улеглись вдоль канавы, утомленные напряжением и маршами этих дней. Солнце, уже низко склонившееся к горизонту, обволокло холм косыми красноватыми лучами. Тени стали длиннее. Перед вечером Матеяну снова собрал командиров подразделений. Он обычно долго и глубоко думал, но особо важные решения принимал сразу. — Нам лучше перейти с русскими через горы в Трансильванию, — сказал он, убежденный, что обсуждать больше нечего. — Тем самым мы будем действовать в духе декларации нового правительства. Я думаю, это самое правильное решение и нам нельзя больше задерживаться. Приготовьте, пожалуйста, солдат к маршу! Михуляк, ты примешь командование отрядом, если я не вернусь! — А куда ты уезжаешь? — К русским… Увидев его спускающимся на мотоцикле по склону, советский офицер поднялся из канавы. Это был еще молодой парень, высокого роста, с гладким загорелым лицом; фуражка у него была сдвинута назад, гимнастерка, плотно облегая грудь, собралась сборками у ремня сбоку, почти у самых колен болтался наган. Он тоже сел в мотоцикл, и до перекрестка, где был остановлен утром авангард отряда, они ехали без помех. Другая дорога, однако, была забита советскими войсками, стремительно двигавшимися на юг, и молодой офицер несколько раз приподнимался и, жестикулируя, кричал: — Освободите проезд! Нам нужно к генералу. На место они прибыли, когда уже вечерело. Советский генерал во дворе одного из домов пил чай под высокой, пожелтевшей от засухи шелковицей. Матеяну представился по-военному и остался стоять, пока генерал не поднялся и не протянул ему руку. По знаку генерала Матеяну сел с противоположной стороны стола. На столе, возле чайника и стаканов, стояло несколько крестьянских глиняных тарелок с брынзой, вареными яйцами и хлебом. Прежде чем взяться снова за стакан, генерал пододвинул к Матеяну немецкий котелок, доверху наполненный кусочками сахара. — Пожалуйста, господин полковник! У Матеяну все внутри будто обожгло при виде дымящегося чая, но он не торопился протянуть руку. Тогда генерал сам налил ему. Аромат крепкого русского чая опьянил Матеяну. Он положил сахар в стакан и долго помешивал ложечкой, не сводя глаз с генерала. Тому было около пятидесяти, но круглое полное свежевыбритое лицо, слегка вспотевшее от горячего чая, казалось моложе. Редкие и мягкие белокурые волосы еще и сейчас были влажными, по-видимому, он умывался по-солдатски: кто-то поливал ему из ведра на голову и на грудь. Задумчивый взгляд серых глаз будто тонул в тишине, которую Матеяну не спешил нарушить. Одет генерал был довольно просто, в выцветшую свободную гимнастерку солдатского покроя с генеральскими звездами на широких золоченых погонах и небольшой золотой звездой Героя Советского Союза на груди. Генерал, кажется, не спешил. Он спокойно и задумчиво пил чай, будто про себя радуясь тишине и спокойствию этого вечера… «Конечно, ему нет причины торопиться!» — подумал Матеяну, потрескавшимися губами размеренно прихлебывая чай. Генерал оторвался от своих мыслей, снова наполнил свой стакан и только после этого проговорил: — Такая жара и пыль, что у меня с самого июня горло как наждачная бумага. Все время мучает жажда… Матеяну понял, что речь идет о «жаре» и о «жажде», но не понял, почему было упомянуто слово «бумага», и вопросительно посмотрел на генерала. Генерал, однако, знаком показал ему на выставленную на столе еду и подождал, пока Матеяну взял со стола яйцо. Как только генерал поставил на стол стакан, из дома выбежала девушка в военной форме, в юбке, плотно обтягивающей бедра, с длинной косой, и принялась убирать со стола. Из того же дома вышел молодой полковник в расстегнутой на груди гимнастерке, с усталыми глазами, держа в руке сложенную карту. Это был начальник штаба дивизии. Генерал представил его Матеяну, а потом подал знак развернуть карту. — Я вижу, — произнес генерал, — у вас нет больше терпения. Хорошо, мы вас слушаем! Розовощекая девушка, которую Матеяну заметил во время ужина через открытое окно, когда она говорила по телефону, подошла к ним, чтобы переводить. — Я вам сообщил через майора Михуляка, — без предисловий начал Матеяну, — что заключено перемирие и мы не можем разоружиться… — Что же вы намерены делать? — спокойно спросил генерал. — Сражаться против немцев… Генерал стал вдруг внимательнее: — У вас сформированная часть? — Да, танковый отряд. — Какими силами располагает отряд? — Я отвечаю за отряд, поэтому хочу сначала узнать, на каких условиях мы будем сотрудничать. — На каких условиях? — пристально посмотрел на него начальник штаба. — Что вы имеете в виду? — Мы хотим сражаться за освобождение Трансильвании и поставить на колени немцев. Отряд, однако, остается частью румынской армии, пока мы не соединимся по ту сторону горы с нашими частями. Других гарантий нашей лояльности, кроме нашего честного слова, мы дать вам не можем… — Будем говорить как солдаты, господин полковник, — перебил его генерал. — Ваше слово обязывает страну… — Очевидно, господин генерал! Мы и хотим служить стране, как она этого требует в данный момент. — Да-да! — проговорил генерал, а потом снова поинтересовался: — Так какими же силами располагает отряд? — Я вам говорил об условиях, господин генерал! — Хочу обратить ваше внимание, что не вы диктуете условия! — Мы и не думаем… но хотим их знать… — Это само собой разумеется. Отряд остается самостоятельной частью под вашим командованием и в вашем распоряжении… Ну так говорите… — Танковый полк, горнострелковый батальон, саперная рота, взвод связи, дивизион противотанковых орудий и зенитно-пулеметная рота. — Хорошо! Лицо генерала просветлело. Он несколько секунд думал, затем встал, дав знак Матеяну оставаться на месте. Он поднялся на завалинку напротив окна и через открытое окно потребовал соединить его с кем-то по телефону. Из его слов Матеяну понял только, что речь идет о бое, войне, Гитлере и немцах. Потом генерал вернулся к столу и торжественно сообщил, что точный ответ может дать только на второй день, когда нанесет ответный визит. — О! — разочарованно протянул Матеяну. — Ведь мы хотим сражаться! А пока решение пройдет все ваши инстанции, война окончится! — Я понимаю… Завтра утром, это решено! После этого генерал заторопился, поправил фуражку с круглым коротким козырьком и протянул Матеяну руку. — До свидания, господин полковник… До завтрашнего утра! Через час Матеяну вернулся к своим. Только по пути в отряд он понял, почему генерал даст ответ утром: русские хотели проверить все, что сказал Матеяну. «Советское командование хочет убедиться, — думал он, поднимаясь по склону, — что в этой страшной суматохе фронтов и армий отряд сохранился и существует на самом деле. Да, действительно существует!» Матеяну, оживившись, окинул взглядом расположение своего отряда на холме с выделявшимися силуэтами танков и солдат между ними. |
||
|