"Демоны крови" - читать интересную книгу автора (Посняков Андрей)

Глава 19 Лето 1938 года. Чудское озеро ГОРЕЛАЯ МЫЗА

Само собой разумеется, подобные нравы предполагали полное пренебрежение к человеческой жизни и человеческим страданиям. Марк Блок. Феодальное общество

Вроде бы ничего и не произошло. Впрочем, нет — впереди, под колесами «мерседеса», расстилалась осыпанная гравием дорога, ведущая вниз, к причалу. Слева от машины рос старый дуб с унизанными разноцветными ленточками и бусами ветвями, справа располагалась мыза. Флигеля видно не было — мешали густые кусты и деревья, но Ратников прекрасно помнил, где все находится.

— Там, за оградой — сарай, идемте!

— Мисаиле… — вытаскивая из ножен меч, тихо промолвил Олекса. — А мы это… где?

— Это — сад, а вон там — замок, — кивая на клинику, быстро пояснил Миша. — Там, в замке — враги. А наших держат в замке, нам надо туда пробраться и наших спасти.

— Понятно, — юный атаман кивнул, подмигнул своим парням, как и все «доблестные мужи», охочим до всякого рода экстрима, и тут же спросил: — Наши — это кто? Может, я кого знаю? Маша?!

— Да, Маша. Она тоже в плену.

— Супружница твоя в плену? Ах ты, Господи, беда-то какая! Что ж ты сразу-то не сказал, друже, я бы побольше людишек нашел! Ну да нестрашно — и с этими справимся, ты только взгляни, боярин, — молодец к молодцу!

— Тсс! — Михаил быстро огляделся. — Сейчас нам нужны лучники… Мы — я и вот эти двое, — они кивнул на Прутка и Ондрейку — сейчас пойдем в замок. За нами — кусточками пойдут еще четверо, и обязательно — Игнат, лучник… Я его работу видел.

Игнат — высокий и стройный парень с льняными кудрями — от похвалы зарделся и приосанился:

— Уж будь покоен, боярин, не подведу! Дело святое — супружницу твою спасать… и богатства не надобно! Ты ж вожаку нашему — друг!

— Друг, друг, — улыбнулся Миша. — Но и добыча тут у вас будет! Итак — четверо — ты, ты, ты и ты, Игнат, со мной, остальные — с тобой, Олекса. Проберетесь незаметно к сараю — если там трое отроков колют дрова, то… Одного — круглоголового — связать, двух других же… Впрочем, вяжите покуда всех, а там разберемся.

— Да свяжем, — разочарованно отозвался атаман. — Не такое уж хитрое дело.

— Это не все еще! Потом, по саду, пройдете к небольшому домишке с зелеными стенами, — никого оттуда не выпускать, ясно?

— Ясно! — Олекса обиженно надул губы. — Мисаиле, а можно я с тобой пойду? Я ж мечник, ты ведаешь. Да и Марьюшку твою знаю, уж, ежели что…

— Ладно, — подумав, махнул рукой Ратников. — Идем. Оставь только за себя надежного человека.

Юный атаман ухмыльнулся:

— Так у меня все надежные! Онцифер, все слышал?

— Все, друже Олекса!

— Тогда бери парней — и к сараю.

Метнулись серебром ловкие кольчужные тени, исчезли в кустах…

— Ну! — Михаил нервно потер руки. — Пора и нам. Игнат!

— Слушаю, друже боярин!

— Там, на причале — один или даже двое. Сможешь стрелами взять?

Игнат лишь усмехнулся — вопрос, что ли? Двоих враз двумя стрелами уложить — это ж не дюжину!

— Если еще, кроме них, кто на причале будет или рядом — вали всех! — подумав, жестко приказал Миша.

Не до гуманизма! Нечего с преступниками церемониться. Пистолеты с карабинами, да еще пулемет на пирсе — против копий, стрел и мечей. Нет, тут сейчас главное — внезапность. И бить только наповал, никаких пленных, даже попыток… Охрана — она на то и охрана, чтобы толком ничего и не знать. Главное — людей спасти, Машу, да это гнездо змеиное сжечь! Ишь, чего удумали — людей на органы разбирать… исследования проводить… на живом мозге… декапитация, мать вашу! Получите сейчас декапитацию, черти!

— Олекса! Как махну рукой — шлите стрелы!

— Уж будь покоен! Достанем всех.

Распределив парней, Михаил уселся в машину, посадил на заднее сиденье Ондрейку с Прутком — тоже, кстати, не совсем безоружных — и, надвинув на глаза пижонскую шляпу «борсалино», запустил двигатель.

— Ой! — дружно сказали сзади.

— Парни! — обернулся Ратников. — Я же вас просил — ничему не удивляться.

— Не, боярин-батюшка, не просил! — оба дружно завертели головами — уморительные такие ребята, белобрысые, веснушчатые, только у Прутка волосы подлиннее, мордочка посмазливей, да и вообще — здорово он похож на девочку. Глаза вон — больше васильковые… Недаром ушлый курьер Юстас Какс ничего, на свою голову, не заподозрил. Пройдет и здесь! Пусть хотя бы издали.

Мягко тронувшись с места, Михаил неспешно подъехал к воротам и посигналил. Ни слова ни говоря, стоявший у крыльца часовой с пистолетом в коричневой кобуре бросился открывать створки. Выглянувший из небольшой будки напарник — похоже, один их тех, поджигателей, хотя нет, не из тех — смотрел гораздо более подозрительно. Даже подбежал с вопросом:

— Где же ваш пиджак, господин Какс? Господин…

Ну вот — узнал. И второй, тот, что отворял ворота — тоже. Что ж… Ратников цинично улыбнулся — «не я заставлял вас кормиться от людской крови!» — и махнул рукой…

Что-то свистнуло… И оба охранника беззвучно завалились в траву.

— Ну вот, — Михаил поправил на голове шляпу и обернулся. — Едем к крыльцу, парни.

Там, у крыльца и остановился, снова обернулся:

— Выходим!

Ондрейка с Прутком дважды себя просить не заставили, выскочили на раз, довольные — ну наконец-то приехали, в этакой-то смрадной штуке, вот уж поистине в таком только демонам крови и ездить!

Подойдя к двери — довольно элегантной, сработанной из покрытого затейливыми узорами дуба, Ратников взялся за ручку… Ага! Открыл, как же!

Хотел было постучать, да заметил сбоку бронзовую вертушку звонка… повертел… надвинул на глаза шляпу…

В двери неожиданно открылось окошечко:

— Ах, это вы господин Какс… А что же охрана-то не предупредила?

Говорили по-немецки, но смысл Михаил понял и, пожав плечами, кивнул на парней, угрюмо маячивших сзади.

Дверь, наконец, распахнулась, и Ондрейка — как и было уговорено заранее — замешкался в дверях, давая возможность взойти на крыльцо остальным своим сотоварищам… Они и вошли! Бегом, звеня кольчугами и мечами… Ворвались в коридор, сбивая с ног еще одного охранника и выскочившую на шум медсестру…

— Это что еще за маскарад! А ну стоять! — голос прозвучал отрывисто, гулко. — Стоять, я сказал! Иначе…

Начальник охраны Матиас на удивление быстро сориентировался в складывающейся ситуации и сейчас, схватив за шею Прутка, приставил к его виску револьвер:

— Назад! Я сказал — назад! Отпустите Адель, медсестру… Адель, звони в охрану! Ну? Ждете, чтоб я пристрелил вашу девчонку?

— О, да вы никак собираетесь ее убить, Матиас? — Ратников улыбнулся так широко, как, вероятно, не удавалось еще ни одному крокодилу от Африки до Австралии и от Ориноко до Инда. — Зря стараетесь! Она вас сейчас сама убьет… вернее — он!

— Он? Что…

Пруток уже давно вытащил пристроенный под рубахой ножик и, дождавшись приказа, умело всадил его в бок незадачливому начальнику охраны. Под третье ребрышко. Прямо в сердце.

Матиас сам виноват — нечего нападать на беззащитных!

— Ну вот, — вытирая окровавленное лезвие о брюки только что убитого ими охранника, Пруток горделиво улыбнулся. — Еще тут вам кто мешает?

— Вы двое — туда, вы — туда, — быстро распорядился Ратников, расставляя воинов по углам коридора. — Проверьте все покои. Остальные — за мной.

Он быстро поднялся по лестнице на второй этаж:

— Тсс! — вскочила со своего поста медсестра… которой тут же зажали рот и связали ее бинтами.

Михаил остановился перед белой, с непрозрачными стеклами, дверью — видимо, ординаторской или операционной, — поднял вверх руку — мол, тихо! Прислушался — из-за двери слышались чьи-то громкие голоса и смех…

Господи… только бы попали туда! Именно в тот день…

Вот раздалась телефонная трель… мужской голос ответил. Положил трубку… И что-то громко сказал по-немецки — Ратников разобрал только одно слово — «девушка»… или — «девушки»…

Дверь наконец распахнулась, и в коридор вышли двое парней в белых халатах, санитары или медбратья. Вышли и тут же застыли, с удивленным напряжением глядя на вооруженных копьями и мечами людей в средневековых кольчугах и шлемах.

— Это что еще за маскарад? — произнес один из парней… и замолчал, получив хороший удар тупым концом копья в грудь. Закашлялся, захрипел. Второй посмотрел вокруг с неподдельным ужасом и жалобно попросил:

— Не бейте!

— Связать обоих, — махнул рукой Михаил.

Ну, не убивать же вот так вот, запросто, тем более — мало ли, парни еще пригодятся? Давать показания в эстонской полиции, например… х-ха!

— Что там за шум? — из ординаторской (или операционной… нет, это все-таки была ординаторская) выглянул молодой доктор — со стетоскопом, в ослепительно-белом халате и в начищенных до столь же нестерпимого блеска лаковых туфлях, выглядывающих из-под модных габардиновых брюк.

Лощеный такой докторишка — молодой, но с черной пиратской бородкой, с усиками, в небольших очочках, дорогих, в золотой оправе…

— Здорово, лечила! — Ратников со смехом хлопнул его по плечу. — Ты, значит, и есть — доктор Нойман?

— Да, я… Но, позвольте… мы разве знакомы? И вообще, как вы здесь оказались… в таком виде? Кто все эти люди?

— Мы все — старые друзья Отто! — светски улыбнулся Миша. — Очень-очень старые и добрые друзья. Кстати, он пригласил нас на маскарад!

— На маскарад? — герр Нойман уж точно никак не мог взять сейчас в толк, что же, собственно, происходит? — Господи… Прямо сюда пригласил, что ли? Я сейчас же ему позвоню…

— Вяжите! — Михаил устало махнул рукой. — Олекса, друже, пойдем-ка, посмотрим, что там?

Вслед за Олексой увязались и Ондрейка с Прутком — уж до чего же оба были любопытны! Ратников недовольно покосился на них, но ничего не сказал — пусть уж потом Олекса от их вопросов и отбивается.

А парни и не сдерживали восхищения! Вот уж простота… шептали один другому:

— А вон, гли-ка! А там… А тут… А это что ж такое — ложе, что ли?

Миша только посмеивался про себя: многое, очень многое здесь производило впечатление на этих простых бесхитростных пареньков, родом из первой полвины тринадцатого века! И блестящая эмалированная посуда, и разложенные на низеньком стеклянном столике шприцы, и мягкие кресла, и дорогой, обитый черной блестящей кожей диван.

— Туда! — осмотревшись, Ратников показал рукой на небольшую дверцу, ведущую…

Ведущую в операционную — судя по всему, именно так эта комната и именовалась. Операционный стол с подвешенными над ним яркими лампами, многочисленные медицинские приборы: Миша узнал систему искусственной вентиляции легких, еще что-то подобное… многое было явно не из тридцать восьмого года. Ну, конечно, имелись сообщники… там… Сволочи — одно слово! Гады ползучие! Ишь, приспособились — мошну свою гнусную людской кровью набивать, вот уж действительно — бизнес на крови.

— Так, парни, набивать мешки всем приглянувшимся добром будете позже, — бросив взгляд в окно, распорядился Миша. — Сначала все тут закончим.

— Ну, знамо дело, — кивнул подошедший Олекса. — Пошли, друже, боярыню твою искать.

И в самом деле — пора уж было…

Как вышли из ординаторской, подскочил парень, из тех, что посланы были к сараю. Доложил:

— Все трое связаны, уложены за поленницей. Еремейко присматривать оставлен, остальные — к дому пошли, а я вот — к вам. Докладывать.

— Молодец, — Ратников усмехнулся и обернулся к воинам: — Сейчас осматриваем покои — толкайте все двери подряд! Осторожно только…

— Может, насчет боярыни кого из шпыней спросим? — тихо подсказал Олекса.

Михаил улыбнулся — и верно, почему б не спросить? Уселся на корточки рядом с пленниками:

— Доктор Нойман, девушки где?

— В третьей палате, — с готовностью пояснил врач. — Там, ближе к лестнице.

Поднявшись, Ратников быстро зашагал по коридору, глядя на циферки над дверьми: первая палата, вторая… третья. Сердце стучало так, что, казалось, это его эхо, а не стук шагов, отдается сейчас под сумрачными сводами.

Галантно постучав, он толкнул дверь…

В пустой палате, поднимая какой-то мелкий мусор, гулял ветер. Широкое окно было распахнуто, прутья решетки отогнуты… Девушки исчезли!

— Черт! — подбежав к окну, Михаил выглянул наружу.

Ага… вон, трава примята… Спрыгнули. Убежали! Черт… не могли чуть-чуть подождать? Хотя, с другой стороны — понять их можно. Машу и эту… как ее — Веру? Так, кажется, называл ее гнусный стукачонок Колька?

— Сбежала боярышня? — тихо осведомился Олекса. — А я ведь, друже, иного чего и не ждал! Супружница твоя, не в обиду сказано — женщина ушлая, отважная и храбра вельми. Станет она в узилище сидеть, как же! Вот, подвернулся случай — и сбегла… Да еще и супостата связала — ах, боярыня! Хороша!

— Какого еще супостата? — не понял Михаил.

— А ты под ложе загляни… Не, не под это…

Ратников наклонился и в самом деле увидел под левой койкой связанную медсестру… или санитарку. Ну дела! Ну, Маша! Не стала дожидаться подмоги, рванула…

Вдвоем с Олексой извлекли из-под кровати пленницу, вытащили изо рта кляп:

— Где девки?

— Спешали, — лупоглазая чухонка захлопала белесыми, как у свиноматки, ресницами. — Опе. Через окно.

— Да уж видим, что не через стену просочились. Ты кто такая?

— Я Магда. Медсестра. Доктор Лаатс звонил, сказал — готовить дефушек. Я пошла. И фот…

— Так тебе и надо, дуре! Эй, парни, тащите ее к остальным. И всех заприте… Я покажу, где. А мы с тобой — в сад, Олекса. Трех воинов с собой прихвати — в сарай заглянем, да во флигель… ну и поищем, само собой.

Обойдя мызу с севера, Михаил с Олексой и воинами тщательно осмотрели сад и причал. Безрезультатно!

— С собаками их только искать, — вздохнул Миша.

Олекса потупился:

— Собак, друже, мы первыми положили — больно уж здоровущи.

— И правильно сделали! — Ратников громко расхохотался. — Ничего, найдется Марьюшка, далеко ведь не убегла — остров! Пошли к сараю, парни!

— Куда?

— Ну, к этому… амбару, где дровишки.


А в сарае их ждал еще один сюрприз! Вместо троих, там, за поленницей, валялся один связанный — в кольчужке, с кляпом — Еремейка!

— Та-ак! — опустившись на колени, Олекса разрезал ножом стягивающие парня путы и вытащил кляп. — Ну, чудо, рассказывай! Как в ощип попал?

Еремейка конфузливо покраснел:

— Да чего уж тут говорить-то… Сидел я, сидел… Потом вдруг услыхал — будто идет кто-то. Ну, шаги… Встал, подошел к поленнице, выглянул осторожненько… А они — сзади подкрались!

— Да кто они-то?!

— Демоны! Кто ж еще?

— А может, не демоны — девки?

— Ага… — парень, похоже, обиделся. — Смогли б девки меня уложить? Как налетели, как дали ногой в грудину — аж в глазах помутилося, я и сообразить ничего не успел!

— А полоняников, значит, ослобонили?

— С собой, в лес, увели.

— Откуда ты знаешь, что в лес?

— Да друг с дружкой болтали, покуда развязывали. Я слышал.

— Лучше бы ты, Еремейка, другое слышал, — Олекса сплюнул и махнул рукой. — Лук и стрелы, что — забрали? Эх… Ладно, что уж теперь с тобой делать — пошли.

Миновав старый дуб, они свернули на тенистую аллею, обошли кленовую рощицу, за которой уже виднелся флигель. Красивый такой, нарядный, зеленый с белыми ставнями.

— Никто покуда не выходил, — доложил один из выставленной стражи. — В избе четверо, мы видели в окна.

В окна. А окна, между прочим, все — целые… Пока целые… Черт! Так ведь сейчас-то все и начнется!

Нырнув в кусты, Миша шепнул Олексе, чтоб готовили луки.

— Сейчас из окна выпрыгнут! Готовьтесь… берите в стрелы!

— Понял, друже боярин!

Но… тихо все было. Звенящая такая тишина наступила, даже птицы не пели. Ратников уже начинал нервничать — что же, они явились к флигелю позже? Да не может того быть! Впрочем, можно ведь и заглянуть, проверить.

Молодой человек уже хотел так и сделать, как вдруг… Как вдруг стекла одного из окон разлетелись ядерным взрывом! Вышибив раму, прямо на клумбу выпрыгнул крепкий молодой человек в сером костюме, за ним — почти сразу — другой, этот, правда, не в окно — в дверь. У обоих в руках — револьверы.

Быстро поднявшись, они бросились к окнам, один — к одному, другой — к другому… решили взять в клещи…

Свистнули стрелы. И оба охранника полегли в клумбы с красивыми красными цветами. И правильно! Нечего тут рыцарские бои затевать — еще бы отстреливаться начали, положили бы кого…

Михаил вышел из-за кустов, улыбнулся:

— Метко стреляют твои люди, Олекса!

— Это я того жирного завалил! — ту же похвастал Пруток.

— А я — второго! — закинув за спину лук, выпятил грудь Ондрейка. — Боярин-батюшка, когда сокровища грабить будем?

— А вот скоро и зачнем, готовьте мешки, парни!

— Ой! — Пруток скуксился и жалобно заморгал длинными, как у девчонки, ресницами. — А мешков-то мы и не припасли… Вот беда-то!

— Ничего! — Ратников со смехом хлопнул его по плечу. — Сыщем мешки и тут. Сыщем!

— Это уж точно, сыщем! — довольно расхохотался Олекса.

— Вы мне лучше Машу сыщите! — усмехнулся Миша. — Прочешите-ка островок… а я к вам присоединюсь чуть позже. Поговорю тут… с одним.

Отряхнув брюки, он направился к флигелю, громко насвистывая какое-то аргентинское танго. Вот подошел к крыльцу… поднялся… резко распахнул дверь:

— Гутен таг, герр Лаатс! Давненько не виделись.

Олекса проводил приятеля пристальным взглядом и повернулся к своим:

— Приказ слышали? Тогда всем — в лес. Ищем молодую боярыню, зовут — Маша — можете даже покричать.

— Всем в лес, да?

— Всем. И стрел ни в кого не метать… не тех еще подстрелите. Пошли! Хотя… Вы, двое… — юный атаман посмотрел на Прутка и Ондрейку. — Останетесь здесь, при боярине. Мало ли что?


— Вы?! — доктор Лаатс изумленно дернулся в кресле. — Вы… уже… успели…

— Да, я вернулся, — Ратников безмятежно присел на софу. — А мои люди сейчас громят вашу клинику.

— Как громят?

— Да так! Они, видите ли, очень не любят, когда крадут их детей.

Хирург побледнел:

— Мы могли бы договориться… Вы знаете… Нет, вы не знаете, чьи интересы замешаны в этом деле!

— Намекаете на ваших дружков в рейхе?

— Откуда вы… — доктор побледнел еще больше и вообще стал походить на вампира.

— Оттуда! — насмешливо перебил Михаил. — Вы же сами мне все про них и рассказали. Пить надо меньше!

— Ах да, да… — господин Лаатс обхватил голову руками, но, похоже, быстро пришел в себя. — Можно вопрос? Даже несколько?

— Валяйте, — молодой человек махнул рукой.

— Кто… кого вы привели?

— Скоро узнаете.

— А мои люди…

— Часть — кто оказывал сопротивление — убита, остальной персонал мы, уж извините, заперли. В той самой палате, где некогда находился ваш покорный слуга.

— Некогда? Ах да, да… вы же были там…

— Да, был. И, как видите, смог вернуться! А вы-то надеялись, что избавитесь от меня навсегда?

Хирург ничего не ответил, лицо его из белого превратилось в серое, как у какого-то древнего идола, нижняя губа отвисла, еще больше усиливая сходство с нежитью. Вампир! Как есть — вампир! И не только в переносном смысле… Жить, уничтожая людей! Проводить мерзкие опыты на живых детях… Такой же, как и его фашисты-дружки. Ишь, дрожит теперь, тварь… опасается за свою шкуру. А не забывай мудрую пословицу — сколько веревочке ни виться…

Эх, медицина, медицина… что же к тебе всякая сволочь тянется? Садист на садисте…

— Что будет со мной?

— А вот это уже зависит от вас! — довольно рассмеялся Миша. — От того, насколько подробно мы с вами сейчас побеседуем. О, не беспокойтесь, много времени это никак не займет, я, видите ли, спешу, и вопросы будут конкретные. Вы готовы отвечать?

Доктор отозвался не сразу, он никак не мог оторвать взгляд от браунинга в правой руке гостя.

— Что вы так смотрите, Отто? Все же здорово я его у вас отобрал! Да, скальпелем вы наверняка пользуетесь куда лучше, нежели пистолетом… Впрочем, и скальпель в ваших руках — оружие смертоносное!

Хирург дернулся:

— Вы не правы! Я дарю людям жизнь!

— Только очень богатым людям… за счет жизней бедных детей. Скольких вы уже убили, а?

— Это уже вопрос? — цинично усмехнулся доктор.

Ратников сунул пистолет за пояс:

— Считайте это предисловием. А вот вопрос: браслеты — выкладывайте, что вы о них знаете?

— Думаю, ничуть не больше вашего, — пожал плечами господин Лаатс. — Если и больше, то совсем чуть-чуть. Впрочем, извольте, расскажу…

По всему чувствовалось, что это был не тот вопрос, которого доктор ждал и боялся.

— Лет семь назад я работал врачом в Мурманске…

— Где-где? — изумленно переспросил Ратников.

— В Мурманске, в СССР. А что вы так удивляетесь? Если помните, в мире тогда был экономический кризис, а уж о Германии и говорить нечего, а Советы платили неплохие деньги. И им нужны были опытные врачи. Тем более что я отлично владею русским. Предложили — поехал, все честь по чести — заключил контракт. Военный госпиталь, море работы, денег — тоже море. Да еще и бесплатный спирт… который, при известной сноровке, тоже можно было кое на что выменять. В общем, все хорошо… Только вот насчет развлечений… Знаете, русские… советские русские — народ закрытый, запуганный. В рейхе, впрочем, сейчас не лучше. И все же у меня постепенно появились… ну, не друзья — приятели, что ли. Я неплохой лыжник, знаете ли, и каждой весной, в конце марта, мы совершали марш-броски по приполярной тундре. Ловозеро, Хибины… О, горы — это моя третья… нет, четвертая страсть, наравне с медициной, музыкой, искусством. Хибины… Вы себе даже не представляете, как там красиво! — Доктор мечтательно закрыл глаза. — Сиреневые горы, голубые льды, ослепительно-белый, сверкающий на весеннем солнце снег… И вот там-то, в тех местах, я как-то спас человека, саама или лопаря… Да-да, что вы так смотрите? Именно спас — вовремя сделал операцию, почти без наркоза, если не считать водки. Небольшое селение… там добывали руду… нифелин, кажется… Тот, спасенный, оказался шаманом. Он мне эти браслеты и подарил… рассказал, что они достались ему от деда, а тому — от его деда, ну и так далее… Показал, как пользоваться. Я и не поверил поначалу, думал — блажь. Ан нет… Ну, это долгая история, вас ведь интересует конкретика?

— Да-да, хотелось бы!

— А конкретно — так. Когда я поверил, проверил и понял, наконец, что к чему, осознав свой шанс, в моем чемодане осталось пятнадцать желтых браслетов и девятнадцать синих. Приятные такие стеклышки. И вот тогда… тогда я стал думать… читать журналы оттуда, из будущего, учиться… Знаете, извлекать человеческие органы для пересадки — не так уж трудно, а я давно уже хотел открыть клинику… Купил эту мызу, место безлюдное — издавна пользующийся дурной славой остров.

— Проклятый остров!

— Да-да, вот именно. Стал потихоньку подыскивать компаньонов… и там — и сям.

— Нашли Кумовкина… хозяина «Гермеса», Якоба Штраузе, Анне-Лиизу, Кнута, — быстро перечислил Ратников. — Еще кого?

— Кнут объявился сам! — господин Лаатс усмехнулся. — Оказывается, не один я знал о браслетах! Были и еще люди… Только они сразу же начали жестко конкурировать. Едва друг друга не перебили! Издержки производства, так сказать…

— Директор детского дома, медсестра… из вашего будущего… Почему вы не говорите о них?

— А это не мои люди! Ими занимался Какс, курьер. Когда-то он был связан со спецслужбами, специалист. Он и строил сеть — вербовал, подбирал клиентов, биомассу…

Биомассу! Господи, вот ходят еще по земле такие двуногие твари!

— Вообще, именно Какс и занимался всеми связями, мне, уж извините, было некогда — доктор Нойман слишком уж молод и неопытен, пока еще научился бы. Какс же и выплачивал гонорары…

— И чем же?

Доктор пожал плечами:

— Золотом, серебром… Но большей частью, вы не поверите — чистыми безделушками. К примеру, бижутерия очень хорошо шла! Они ж, древние — совсем дикари. Даже меняли безделушки на браслеты — у дикарей их откуда-то много. Наменяли порядочно, и все равно я настаивал на экономии.

— Потому Какс и использовал свое авто?

— Не только поэтому, — господин Лаатс поморщился. — Какс, видите ли, и по жизни — пижон.

— Хорошо, я все понял, — Ратников вдруг резко поднялся с софы. — Еще о браслетах… Как можно вернуться не в то время, когда… ну, вы понимаете… А хотя бы на день раньше. Существует такая возможность?

— Ну, вообще-то — да, — задумчиво кивнул хирург. — Можно. Это как-то связано с месторасположением… Вам лучше бы спросить Какса.

— Говорите, что знаете!

— Так я же и говорю. Можно! Только не знаю точно — как. При… скажем так — отправлении — нужно быстро идти против вращения земли, на запад. Так, кажется, рассказывал Какс, да я особо и не вникал — какая мне разница? Какс еще предупреждал, что тогда можно и в расстоянии ошибиться — ну, не в то место попасть! — господин Лаатс улыбнулся. — Как видите, я с вами вполне откровенен.

— Да, — скептически хмыкнул Ратников. — Только не сдаете всю вашу сеть.

Доктор замахал руками:

— Так это все Какс, Какс! Он всем этим занимался, я же — чистой наукой!

Чистой наукой! О как! А с каким пафосом сказано!

Этот хитрый и скользкий господинчик, доктор Отто Лаатс, давно уже догадался, что Какса Ратников расспросить не смог. Либо не нашел, либо еще что-то… Потому и валил сейчас все на своего курьера. А может, и вправду — не шибко-то что и знал. Узбека-Кумовкина колоть надо — вот кого! Ну, это там, дома… специалисты по расколке найдутся!

— Так, хорошо… Браслеты! Где вы их храните — показывайте! В сейфе, как я понял — так, мелочь на всякий пожарный.

— Но вы гарантируете мне…

— Да! Черт побери, да! Хотя, признаться, и очень хочется. Идемте же в закрома! И не вздумайте бежать — здесь повсюду мои люди, всадят еще невзначай стрелу!

— Стрелу? — доктор вновь побледнел. — Вы… вы привезли с собой дикарей?!

— Не дикарей, а доблестных и смелых воинов! А кто же еще будет сейчас громить вашу чертову мызу? Да, кстати, их нужно будет отправить обратно — браслетиков понадобится много. Найдется у вас штук двадцать синеньких?

— Увы… только то, что здесь, в сейфе… Какс, знаете ли, должен был доставить партию. Да, еще с десяток я переправил с Кнутом! У него там были какие-то временные затруднения.

«Насчет Кнута — он не врет, — неприязненно подумал Ратников, — только вот, говорит ли правду насчет Какса?»

— Так я открываю сейф?

— Да-да, извольте!

Лязгнула дверца… И тут же, развернувшись, доктор Лаатс бросился на Мишу, сжимая в руке обломок скальпеля… видать, валялся в сейфе. Легко уклонившись, Ратников лениво двинул доктору в скулу.

На шум тут же вбежали двое — Пруток и Ондрейка:

— Подмогнуть, боярин-батюшка?

— Спасибо, не надо, — не сдержавшись, рассмеялся молодой человек. — Лучше шильнику этому подмогните. Усадите вон в креслице. Та-ак…

— Прыток шильник-то! — недобро прищурился Пруток. — Неужто на тебя, батюшка, кинулся?

— Как кинулся, так и откинулся, — Ратников подул на кулак. — Только вот гад, сокровища отдавать не хочет. Не говорит — где.

— И-и-и, — тихонько засмеялся Пруток. — Это ты, батюшка боярин, его плохо спрашиваешь. Позволь-ка мне!

— А что ж! — Михаил подбоченился и сплюнул на пол. — Давай действуй. Умеешь ли?

— Умею, батюшка, — довольно улыбнулся мальчишка. — Я с нашим отрядом с мунгалами в мадьярской державе был. Кой чему научился. Сперва, батюшка, шильника привязать надобно, чтоб не дергался.

Ратников махнул рукой:

— Давай вяжи. Хоть вон, поясами вашими.

— Уж ты, боярин, не сумлевайся, сладим! Ондрейка, сымай поясок!

Доктора прикрутили вмиг, тот даже охнуть не успел, только заморгал глазами, да чуть погодя выругался:

— Доннерветтер! Вы что же, собрались меня пытать?!

— Не я, — злорадно засмеялся Миша. — А вот эти юные воины. Уж, наверное, они свое дело знают, а, парни?

Ондрейка кивнул, а Пруток вдруг выхватил из-за пояса нож и, не говоря ни слова, ловко отхватил доктору мочку правого уха.

— Ай! — словно резаная свинья, завизжал хирург. — Ай-ай! Что вы делаете?! Прекратите!

К слову сказать, Ратников тоже был немного шокирован и счел за лучшее попридержать Прутка:

— Эй-эй, не так быстро!

— Знамо, что не быстро! — довольно обернулся отрок. — Пытка быстро не делается. Это так, для начала, чтоб разговорчивей был.

— Я покажу! — заверещал господин Лаатс, с ужасом глядя на собственную кровь, капавшую на рубашку — Я отдам… все отдам, все… Только прекратите!

— Вот видите! — желчно заметил молодой человек. — Могли бы и раньше все отдать, тогда б не ходили теперь, как Ван Гог, с отрезанным ухом.

— Пластырь, дайте пластырь… вон там, в столе… А лучше — бинт.

— Сумеете сами перевязать?

— Я же хирург!

Бандит ты, а не хирург! Лиходей, убийца!

— Развяжите его, — отыскав в ящике стола бинт, приказал Ратников. — Пущай перевязывается, а то кровушкой еще изойдет раньше времени.


Так они, всей компанией, и вышли из флигеля — Миша с доктором и позади оба парня. Господин Лаатс постанывал и с явным испугом косился на беспечно насвистывавшего что-то Прутка.

— Что вы так смотрите, друг мой? — издевался на ходу Ратников. — Пруток — очень хороший мальчик! Любознательный такой, умелый… Хотите еще с ним побеседовать?

Доктор обхватил голову руками:

— Ну, хватит! Хватит!

Похоже, господин Лаатс был полностью деморализован, раздавлен — он даже, кажется, стал меньше ростом. Браслеты хранились в операционной, в особом тайнике под подоконником, как раз за решеткою отопления… По мнению Ратникова, детский сад какой-то! Не так-то их много и было, а по чести сказать, так и совсем мало — три коричневых и два бирюзовых. Было из-за чего рисковать ушами! Ну уж, что есть, то есть, тем более — доктор божился, что все последние запасы отдал Кнуту — как раз для транспортировки новых. Что ж, вполне похоже на правду, учитывая состояние хирурга с Проклятой мызы. Да и вообще — браслетов хватало с избытком!

А потому Михаил больше не заморачивался, а забрав у Ноймана ключи, запер доктора, причем отдельно от всех, чтобы не с кем было строить коварные планы, и, покончив с этим делом, позвал ребят да направился к лесу — искать Машеньку, давно пора уже было.


Едва только Ратников спустился с крыльца, как увидел бегущего со стороны пирса человека, по пояс голого и в мокрых портках… По льняным кудрям узнал Игната — тот размахивал руками, кричал.

— Да говори ты спокойно, — остановил Миша. — Что случилось-то?

— Враги, боярин! Стрелами сыплют — головы не поднять. Наши за причалом залегли, а я поднырнул, выплыл — теперь за подмогой. Надо Олексу позвать да всех наших.

Михаил задумался:

— Подожди, подожди… А что за стрелы-то?

— Да обычные, к луку.

— И кто стрелял — не видели?

— Не… Откуда-то из кустов бьют, говорю ж — головы не высунуть!

И только он это сказал, как со стороны пирса прозвучал выстрел.

Да-а… Похоже, дела осложняются!

— Игнат, давай в лес, ищи Олексу. Пусть берет своих и сюда. А вы двое, — Ратников посмотрел на Прутка с Ондрейкой. — Давайте быстро в мызу… ну, в замок.

— Не, батюшка! — прищурив левый глаз, неожиданно возразил Пруток. — Нас Олекса к тебе приставил — так уж мы ни на шаг! Да и юркие мы… и плаваем, как рыбы — мало ли, сгодимся?

— А, черт с вами, — Миша махнул рукой. — Идем. Смотрите, осторожнее только.

Малость передохнув, Игнат быстро побежал к лесу, Ратников же и его юные спутники решили обойти причал по берегу озера — пробраться вдоль пляжа и песчаной косы.

— Похоже, оттуда стреляли, — на ходу рассуждал Михаил. — Там пригорок один есть… и сосна корявая. Место удобное. Ага! Вон она, сосна-то.

— Точно, там они, лиходеи! — азартно прошептал Пруток. — Эвон, птицы-то раскричались! Боярин-батюшка, давай, я с озера зайду, проплыву там и — в камыши. А вы уж — отсюда…

— Давай, — Ратников согласно кивнул — парнишка предлагал дело. — Ты там затаись в камышах и жди… А мы попробуем их на чистое место вызвать.

— Ну, так я побегу… Как доберусь, выпью крикну — услышите.

Крик выпи раздался из камышей минут через десять — Пруток плавал быстро, да и что там было плыть? Главное, чтобы незаметно…

Снова грянул выстрел. Стреляли явно не из пистолета — карабин. Охрана? Да, выходит, кто-то остался в живых, уж теперь бед наделает. Хорошо еще, если один, а если — двое, трое… Сейчас пробьются на пирс, к пулемету. Черт! Пулемет в чужих руках — это плохо… Значит, надо самому бежать, немедленно бежать, успеть. Миша выскочил из травы… Бабах!!!

— А ну, руки!

А голос-то — женский!

— Хенде хох, кому сказала?!

Ратников медленно исполнил требование.

— Теперь брось браунинг. Подальше, вон в те кусты.

Ишь ты — браунинг усмотрела. Видать — матерая, кое чему учена. Охранница, мать ити!

— Шагай теперь! Вон к той сосне! И не вздумай дернуться — стреляю я метко.

Пожав плечами, Михаил не торопясь пошел в указанную сторону, стараясь немножко скривить путь через стернину, так, чтоб удобнее было целиться укрывшемуся в камышах Прутку. Вот, еще шагов с десяток…

— Маша, не стреляй, это пленник!

Маша?

— Гляди, важный какой! Обменяем на лодку.

— На водку лучше обменяйте! — обернувшись, посоветовал Михаил. — Есть что отметить, а как же!

— А ну…

— Господи… Любый!!!

Выскочив из-за сосны, с луком в руках, к Ратникову бежала Маша. В смешном больничном халате, подпоясанном затрапезненьким кушаком, босая, растрепанная…

— Маша!!! — радостно закричал Ратников. — Маша…

И расставил руки, обнять. И увидел рядом — серьезную белобрысую девчонку с карабином в руках, прыгнул к ней, сбивая всем телом в с ног:

— Ложись! Ложись, дура!

И повалились в траву оба… И просвистела пущенная из камышей стрела.

Ратников тут же вскочил, встречая несколько опешившую супружницу, обернулся к озеру, махнул рукой:

— Не стреляй Пруто-ок! Не надо-о-о-о!

— Миша… Любый… — Маша с жаром целовала мужа. — А я ведь твою весточку получила… Колька перестуком передал… А бежать мы с Верой давно готовились, у нее пилка была — мы решетку пилили… А как от тебя весточка пришла, решились… и тут — как раз такая оказия, переполох. Мы и…

— Парней в сарае вы освободили?

— Мы… А на кольчужников думали — мало ли — Кнута людишки? То есть я так подумала… Но осторожничала — помнила, что ты где-то здесь, рядом! Бусы-то мои на дубу видал?

— Видал, видал…

— А то что я здесь… По Темкиным словам догадался?

— По Темкиным…

Ратников покривил душой — не хотелось огорчать Машу.

— Эй, голубки! — наконец, в беседу вмешалась Вера. — Может, в другом месте пообщаетесь? Тут слишком опасно.

— Да не опасно, — обернувшись, подмигнул Михаил. — Здесь кругом мои люди. А враги — докторишки и прочая сволочь — в мызе заперты.

— В расход бы их всех! — Вера прищурила глаза с неожиданной злостью. — У меня б рука не дрогнула! Буржуи чертовы… фашисты… еще и людей режут!

— Вера, вы вообще, откуда?

— Я то? — карие глаза девушки вновь вспыхнули подозрением. — Маша, этому человеку можно верить?

— Это муж мой. За мною явился — я ж тебе говорила.

— Ну, если так… Тогда давайте знакомиться! — закинув за спину карабин, Вера протянула руку. — Эале, Вера Эйновна. Круглая, можно сказать, сирота. Раньше мы на Сааремаа жили… я слишком маленькая была, не помню. Отец был рыбак, коммунист, его убили в феврале девятнадцатого. Расстреляли. Мама потом рассказывала. Она со мной в Тарту бежала, к тетке… а три года назад умерла — чахотка… Ого! — Вера оглянулась на быстро подходивших воинов во главе с Олексой.

— Меня Миша зовут — Михаил Сергеевич, — коротко представился Ратников. — Машенька, ты вон того паренька узнаешь?

— Которого?

— А вон, в кольчуге.

— Так они все в кольчугах… Ой! Никак, Олекса! Олекса!!! — девушка обрадовалась и замахала рукою. — Олекса-а-а-а!!!

Юный атаман тоже помахал в ответ, улыбнулся. Что-то сказал воинам. Те поотстали, встали невдалеке.

— Я вот не пойму только, почему они ряженые? — негромко спросила Вера. — Какой-нибудь карнавал или исторический клуб?

— Ну… типа того, — улыбнувшись, Ратников хлопнул по плечу подошедшего Олексу. — Ну все, друже! Пора приступать к грабежу! Так сказать — экспроприировать экспроприированное!

— Ого! — толкнув Машу в бок, Вера посмотрела на Михаила с нескрываем уважением. — А муж-то твой… как в «Капитале» Маркса шпарит! Он тоже, что ль, коммунист?

— Вера, — молодой человек повернулся к девушке и улыбнулся. — Вы куда намерены выбираться? В Тарту?

— Ну куда ж еще-то? Там у меня дом, тетка… она так-то хорошая… только обуржуазившаяся, — Вера неожиданно улыбнулась. — Раньше все меня шпыняла — мол, не девичьим делом занялась. Я ж в мастерскую пошла, автомобильную… у меня там… ну, жених, так, наверное, сказать можно. Яан зовут, Яан Мяте, может, слышали?

— Нет. Мы и в Тарту-то были только проездом.

— А-а-а, тогда понятно. Яан неплохой парень, я его буржуем зову, хотя работает он — дай бог каждому. С утра до ночи пашет — ну, и я на подхвате.

— Значит, в Тарту, — Михаил улыбнулся. — На мызе лодки хоть есть?

— Да паром по пятницам ходит. Выберемся, не беспокойтесь. Вы-то куда?

— А мы, Вера, далеко, в… в Южную Америку, в Буэнос-Айрес!

— Господи! Эмигранты! Я почему-то так и подумала… говор у Маши чудной. Буэнос-Айрес! Вот даль-то! Так вам сперва в Таллин надо.

— Так и сделаем… Только, если лодку сыщем, вам все же лучше на ней… тихо… Мало ли, на пароме у этих… сообщники.

— Это вы правы! Может быть и такое, не удивлюсь… Ой! А вы-то как же?

— А ты, Вера, за нас не переживай — выберемся! Пойдемте-ка лучше на мызу, Олекса, зови своих, скажи — настала пора и для добычи! Пусть берут только ценное, что на себе унести можно, остальное — сжечь к чертям собачьим!

— Ха! — радостно хлопнула в ладоши Вера. — Вот именно — сжечь!!! Ой, здорово вы придумали!

Маша покачала головой:

— А пленников куда? Ты сказал — есть они.

— Ах, черт, — Ратников почесал затылок. — Не хотелось бы их жечь-то… Вот что, Олекса, какие-нибудь другие строения на острове есть?

— Да есть, — усмехнулся парень. — На той стороне что-то вроде амбара. Старый такой, без двери. Но, если камнями да бревнами завалить — не вылезут.

— Вот! Давайте всех полоняников туда и ведите! Пущай посидят… А потом — мыза. Только быстро все, быстро… Вера, я вас попрошу письмишко одно отравить… Сделаете?

— А как же!

— Тогда… Олекса! Пусть вой твои лодочку поищут… Ну, не может быть, чтоб не было! Ой… Что такое?

Размахивая руками, с пирса бежали парни — Ромик и Игорь — пресловутые побегушники…

— Ой! — Маша и Вера переглянулись. — Мы ж совсем забыли про них… Оставили в лесу, велели ждать да сидеть тихо.

— Здорово, парни! — Ратников помахал рукой. — А Колька где?

— Да черт его… делся куда-то. Нам ничего и не сказал — свалил напрочь.

— И черт с ним! Что там на пирсе, купались?

— Угу… Дядя Миша… там это — баркас! Сюда плывет, кажется.

— Баркас? Да иди ты! — Михаил сообразил быстро. — Так… Олекса, уводи поскорей всех своих… Девчонки, парни, — за мной!

Ухватив Машу и Веру за руки, Ратников торопливо зашагал к пирсу. Баркас — небольшое рыбацкое суденышко — уже спустил парус и теперь шел на веслах. Да-да, именно к причалу!

— Эй-гей! — закричал с борта бородатый рыбак в черной жилетке поверх рубахи навыпуск. — Матиас!

— Я за него! — галантно поклонился Ратников. — Что кому передать?

— Да вот, пластинки, — бородач ухмыльнулся. — Господин Лаатс просил завезти, если у лавочника будут, передать Матиасу, охраннику…

— А вы откуда?

— Из Каллесте, рыбаки…

— А меня вы не узнаете, дядюшка Тынис?

— Тебя? Погоди-ка… Никак, Верка, Степаниды Эрховны племянница.

— Да, ее… До берега довезете?

— Так полезай, нам ждать некогда, — рыбак кивнул двум сидевшим на веслах парням. — А ну-ка, подвиньтесь. И пластинки, пластинки давайте… Целая связка… тяжелые — ух! Господин Лаатс сейчас заплатит или на счет записать?

— На счет. Сейчас нет его. Приедет — заплатит лавочнику… да и вам — за труды.

— Ну, в этом-то мы не сомневаемся, не впервой!

Миша даже не посмотрел — что там за записи? — некогда было. Пока прощались с Верой, потом — на мызу… Посмотреть на творящийся там разгром!

Впрочем, долго любоваться не пришлось, Ратников вполне к месту вспомнил вдруг об еще одном неотложном деле. Кивнул парням — Ромику и Игорю:

— Дожидайтесь у пирса!

Сам же прихватил полевую сумку с браслетами (сумку подобрал в клинике) и, вместе с Машей, быстро зашагал к флигелю.

— Милый, а зачем мы туда идем? — на ходу спросила супружница.

Михаил хитро осклабился:

— А вот как придем — увидишь!

В ряду многочисленных увлечений доктора Отто Лаатса значилась и фотография, Ратников помнил… И знал, как нужно употребить пленку. Обязательно нужно, иначе…

Короче — помочь самому себе!

Поднявшись по деревянным ступенькам крыльца, Михаил толкнул дверь:

— Прошу, любимая!

Несмотря на выбитое окно, сквозь которое уже начинало тянуть гарью — парни Олексы не теряли времени даром, — в комнате доктора оказалось не слишком-то светло из-за закрытых ставень. Да и вообще, хирург-убийца не любил яркого света, губительно сказывавшегося и на сохранности картин, пусть даже — единственной — «Скрипача» Матисса, и на граммофонных пластинках. Да и для занятий фотографией солнечный свет — помеха изрядная.

— Ой, как тут темно! — изумилась Маша. — Хотя… не так уж… Ага! Я, кажется, знаю, зачем ты меня позвал, любый!

Ратников уже наклонился к фотоувеличителю, вытаскивая оставленную в рамке пленку, когда родная супружница вдруг набросилась на него, словно рысь! Вот именно так — набросилась, напала, обминая и целуя в шею…

Михаил, конечно, поначалу опешил… но долго не сопротивлялся… Обернувшись, обнял любимую, с жаром целуя в губы, руки его скользнули под халатик, смешной больничный халатик из темно-синего плюша, под халатиком больше ничего не было, кроме горячего, жаждущего любви тела, такого родного, такого желанного…

Чувствуя, как Машенька срывает с него рубашку, Миша повалился на софу, увлекая за собою супругу, уже без всякого халатика, голенькую, с нежною шелковистою кожей и горящими, словно два изумруда, глазами.

— Ах, милый… я так… так соскучилась…

— Я тоже! Тоже! Тоже…

Ратников гладил жену по спине, по плоскому животику и бедрам, вот руки его скользнули к пупку, потом еще ниже — к лону… Машенька застонала, закатывая глаза… Миша ласково потрогал языком твердые трепещущие соски…

Юная женщина изогнулась:

— Ах… любый…

А потом все исчезло! И «Скрипач» у окна, и увеличитель, и сейф, и старая плита, лишь угрюмый эстонский диктатор-президент Константин Пятс неодобрительно хмурился с портрета — видать, не был сторонником открытого и свободного секса.

— Ишь, выпялился! — уже позже, после того, как схлынула первая волна любовной неги, Машенька обернулась, прищурилась. — Ну чего он так смотрит?

— Завидует! — расслабленно улыбнулся Михаил. — А может, он и вообще — гей.

Немного отдохнув, они занялись любовью снова, и Ратников, лаская любимую, благодарил Господа за то, что у него есть Маша. Не было, просто не было больше человека роднее, милее, любимее…

— Вот уставился! В самом деле, чего ему неймется-то? — теперь уже Миша неодобрительно посмотрел на портрет.

А Маша вдруг засмеялась:

— А нам не пора ль, милый?

Михаил вздрогнул:

— Пора! Нам еще гостей провожать… в смысле — выпроваживать.

— Олексу?

— Его, его…

— Славный юноша!

— Много у него… славных… хоть того же Прутка взять… Нет, что удумал — Ван Гога из доктора сделал!

— Что-что?

— А, не вникай, Марьюшка! Нам ли быть в печали? Но вообще-то пошли… Одевайся, милая! Эх, ну и халат у тебя… уж точно — не от Армани.

Они уже вышли на крыльцо, когда Ратников, наконец, вспомнил — зачем, собственно, приходил. Застыл на ступеньке, обернулся:

— Маш, ты рисовать умеешь?

— Да так себе… А что?

— Пошли…

Пошарив в столе, Михаил достал циркуль и обломок скальпеля. Да еще и гильзы! Похоже, что пулеметные… откуда они здесь? Впрочем, не все ли равно?

Циркуль молодой человек оставил себе, подняв оброненную на пол фотопленку, обломок же протянул супруге:

— Видишь плиту? Рисуй на ней разных птичек, ромашки… а над отдушиной — ну, где кирпич выступает — солнышко!

— Обязательно солнышко?

— Обязательно, милая! Очень ты тем мне поможешь.

Ни слова больше не говоря, Маша пододвинула к плите кресло и принялась воплощать в жизнь принципы наивного искусства. Ратников же, разрезав пленку на несколько частей, усердно выцарапывал на каждой циркулем — «бр-т во фл. кино… звезда по…»… Каждое послание аккуратно вставлял в гильзу…

Закончив, посмотрел на Машу:

— Ты все?

— Угу!

— Да-а… Неплохо получилось. Прямо — Пикассо!

— А?

— Хорошо, говорю, нарисовала — молодец! — взобравшись на кресло, Миша вытащил из полевой сумки желто-коричневый браслетик-змейку. Вытащил кирпич с нарисованным солнышком, аккуратно положил браслет в углубление, после чего с размаху треснул кирпич об пол — Маша даже вздрогнула. Хороший получился обломок — как раз неприметно… заткнуть… то, что нужно! Одно солнышко и сияет!

— Ну, — Ратников отряхнул руки. — Теперь к старому дубку прогуляемся… к тому, дуплистому…

— Знаю. Я на него бусы вешала.

— Их и приметил… издалека еще…

Супруги снова вышли на крыльцо и, косясь на поднимающиеся над мызой клубы черного дыма, пошли по тенистой аллее.

Ратников взял Машу за руку и улыбнулся:

— Кстати, все спросить хочу — ты хоть как тут оказалась-то?

— Да как… — девушка шмыгнула носом. — Как ты уехал, как-то под вечер паренек на усадьбу прибежал… Ну, этот… Игорь! Просил позвонить в милицию… Мол, его с дружком похитили. Связали… да он вот развязаться сумел, вырвался… Позвоните, де, срочно! Позвоните… Да у нас, сам знаешь, иногда есть связь, иногда — нет… А я уж смотрю — гонятся за ним двое… Одного узнала — Кнут это был! Кнут Карасевич! Второго потом уж здесь видала — неприятный такой, с глазами, как у снулой рыбы… Я и смекнула, как тебе знак подать: допрежь того дня мы с Темой в лес ходили по ягоды… к амбару кумовкинскому… там обломки синенькие нашли — я и смотрю, браслетик-то, точь-в-точь такой же, как те, желтенькие, Тема говорит — склею, девчонке своей подарю, а я ему — мол, ежели что, так и мужу моему, тебе то есть, тоже интересно будет взглянуть.

Вот, шильников увидав, я про то и вспомнила — схитрила тебе знак оставить — парсуну свою из рамки вынула, подписала… Чтобы ты Тему нашел — он ведь тоже про каких-то парней говорил, мол, их убежать заставляют… вынуждают, да… Записку-то оставить побоялась — мало ли, тот, рыбоглазый, прочтет, а спрятать… да сыщешь ли? Да и некогда уже было — по крыльцу сапоги стучали.

— Умная ты у меня!

Машенька улыбнулась:

— Кабы дорога получше была, я б на «Оке»… да подумала — застряну. Да и спохватилась поздно — шильники уже во дворе были. Ой, милый! Этот, рыбоглазый, как глянул! Думала — убьет! Кнут ведь меня узнал, гажья морда, убить советовал. Да только тот, другой, сказал — глаза у меня замечательные, роговицы… Мол, с собой возьмем, пригодится… Взяли. На авто сначала, потом — в амбар кумовкинский привезли, самого-то хозяина там и не было…

Как понял Миша — там, в амбаре, Машу с ребятами и держали — покуда Какс (с Кумовкиным?), запутывая следы, перегнали к вокзалу «Оку»…

— А уж опосля, — негромко продолжала Марьюшка, — на корабле, на остров этот поплыли. Прямо в авто на корабль и заехали. А здесь, в замке, ничего — обращались добром, кормили… Токмо соседка, Вера, мне все растолковала — что тут за дела делаются! Господи, нешто так можно-то?

— Можно, милая, можно… Лиходеев в мире полно! И каждый богатства алчет, а как он это богатство себе добудет — все равно. У нас в стране так — не важно, где взял, важно, что богат.

— Плохо, — сокрушенно вздохнула Машенька. — Не по-людски это, не по-людски.

Ратников только руками развел:

— Кто бы спорил?!


Положив в дупло гильзы с записками, молодые супруги отправились прямо к мызе, уже почти полностью объятой пламенем. Ватажники Олексы — молодец один к одному — усталые, но довольные, стояли около кучи добра — никелированные ножи, пинцеты, золотые и серебряные монеты — видать, приготовленные специально для обмена — и штук пятьдесят железных ножек от топчанов и стульев.

Михаил скривился:

— И не лень было отрывать?

— Доброе железо! Не лень, — ухмыльнулся Олекса. — В кузнице на мечи перекуем — сгодится.

— Да уж, — Ратников на ходу прикидывал — как все это добро переправить? Да еще самих ватажников около дюжины…

На «мерсе»? Пожалуй… Сами-то потом уйдут, как-никак три коричневых браслетика имеются… А синих — из тридцать восьмого в средневековье — один!

Жаль, не спросил Лаатса — сколько человек на одном браслете можно? Сейчас уж не до того…

— Повозки никакой нигде не приметили?

— Как же не приметили, милостивец? — Олекса громко расхохотался и, подозвав Ондрейку с Прутком, приказал: — Тащите свою телегу! Ну, ту, что за причалом нашли.

Подойдя ближе, парни смущенно переглянулись:

— Ой! А нам-то одним не сладить.

— Парни! Помогите притащить.

В телегу — старую рассохшуюся — все добро и сложили. Часть молодцов по Мишиному указу уселось там же, часть — самые дюжие — впряглись в оглобли. Те, что в телеге — по этому поводу шутили, смеялись:

— Эй, лошадушки! Сенца пожевать не дать?

«Лошадушки» тоже смеялись и отвечали непечатно.

— Ну! Прощевайте, други! — Михаил обнялся с Олексой, потрепал по волосам сидевших в телеге Ондрейку с Прутком, кивнул всем. — Сильно вы мне помогли, век помнить буду! Супружницу мою спасли… и ребят…

Маша поцеловала всех в губы, не поленилась — по очереди:

— Дай Бог вам счастия!

— И тебе, боярыня! Токмо… куда ж мы поедем-то?

— А вперед! — махнул рукой Михаил. — Вон по той дорожке… А ну, взялись-ка дружненько… и-и-и… р-раз!

Сдвинувшись с места, телега, под общий смех, ходко покатила по садовой дорожке, мимо объятой огнем мызы.

Ратников быстро догнал повозку и, вытащив заранее приготовленный браслетик — бирюзовый, как весеннее небо — ловко подбросил его под колесо… Послышался хруст… Телега и все сидевшие в ней люди, а также и впряженные в оглобли «лошадушки» — исчезли в один миг, как и не было! Вот так вот взяли и просто растворились в воздухе!

Маше-то это было привычно, а вот парням…

— Ну, ни фига же себе! — Ромик с Игорьком переглянулись. — Это что ж такое делается-то, а? Нам что, это все показалось?

— Нет, ребятишки, не показалось, — не стал разочаровывать парней Михаил. — «Назад в будущее» смотрели? Старый такой фильм…

— Ну…

— Ну, вот и здесь — то же самое.

— А мы…

— Сейчас и мы вернемся домой. Потом можете всем рассказать… если поверят.

Парни очумело хихикнули:

— Вот именно… если поверят. Дядя Миша, а мы на машине поедем?

— На машине? — Ратников посмотрел на пижонский «мерс» и улыбнулся. — А почему бы и нет? Чай, комфорт заслужили!

— Да и браслетики экономить надобно, — добавил он уже тише, буквально себе под нос, — может, еще и сгодятся когда.

Дождавшись, когда все уселись, Ратников мягко тронул машину, выворачивая руль на закат, фыркнул двигателем, наезжая на положенный на дороге браслет.

Единственное, о чем он сейчас пожалел — то, что не успел написать письмо местным правоохранительным органам. Впрочем, помогло бы? Ничего, через два года здесь будет советская власть… А Вера Эале — девушка жесткая, памятливая…