Миямото Тэру Собаки в разгар лета. Рассказы и повесть

Сжечь лодку

Был уже конец декабря, а на острова налетел тайфун с моря. Море у песчаного побережья Тоттори было неспокойно, завывал ветер, моросил мелкий дождь. И все из-за тайфуна…

Три дня назад мы с Тамаэ встретились в аэропорту Ёнаго, взяли напрокат машину и двинулись вдоль побережья, как говорится, куда глаза глядят, без всякой цели. Здесь, в Тоттори, в городке С. мы нашли маленькую дешевую гостиницу, в которой было всего пять комнат. Окна нашей крохотной комнатки выходили на шоссе, которое извивалось вдоль берега моря. По ту сторону дороги были видны дюны, а дальше простиралось море. В нашей комнате не было ни ванной, ни туалета…

Все приличные гостиницы на побережье были переполнены, и я уже было приготовился к тому, что Тамаэ будет недовольна тем, что нам пришлось остановиться в этой дешевенькой гостинице. Она любила устроиться с удобствами. Но почему-то Тамаэ понравилось здесь. Она быстро подружилась с хозяевами — молодой парой, которые, видимо, не знали, как убить время. Иногда вечером она пила с ними чай на тесной кухне, и они угощали ее сушеной рыбой фугу. В гостинице мы были единственными постояльцами. Я думал, что после этой поездки мы, вероятно, расстанемся с Тамаэ, да и она сама говорила, что устала от наших отношений. С Тамаэ мы познакомились полгода назад, а постоянно встречались всего каких-то три месяца, но уже поднадоели друг другу.

Я прислушался к голосу Тамаэ, доносившемуся снизу, из кухни, и набрал номер телефона. Я звонил жене. Она была у своих родителей в Сидзуока. Тамаэ знала, что я звоню жене, потому что на старом аппарате внизу загоралась красная лампочка. В таких случаях она никогда не заходила в нашу комнату.

Моя жена — младшая дочь в семье лесоторговца из Сидзуока. Мать ее умерла четыре года назад, дела вели отец и сын, то есть старший брат моей жены. Дела у них шли довольно успешно. Буквально на днях брат жены попал в аварию, сломал ключицу и повредил коленную чашечку, поэтому мол жена поехала домой, в Сидзуока, помочь и заодно навестить отца.

Я поинтересовался у жены, как чувствует себя ее брат. Я смотрел на море, оно было неспокойно. «А у вас какая погода?» — спросил я жену, понизив голос. «У нас ясно. Но передали, что вечером будет дождь. Когда ты заканчиваешь работу?» — уточнила жена. «Завтра или послезавтра. В любом случае, двадцать пятого буду дома. А ты когда вернешься?» — «И я пробуду до двадцать пятого. Дети ведь одни, сами себе готовят и в школу ходят. По пять раз на дню звонят, спрашивают, когда я приеду». Потом жена стала жаловаться на невестку: «Вчера у нее было плавание, сегодня — соревнования по караоке с подружками-соседками, завтра — теннис. Интересно, кто ее домом должен заниматься?..» — «Завтра тенниса точно не будет. Тайфун идет, вечером дождь обещают», — сказал я. «Так она ходит в клуб, где закрытый корт. Видите ли, боится загореть, веснушки появятся, говорит…»

Я положил трубку и сел по-турецки на татами у окна, выходившего на море. Мои мысли занимала лодка на берегу, я заметил ее три дня назад. Это была маленькая весельная лодка, на таких обычно катаются в одиночку или вдвоем. Лодка лежала на песке посреди пляжа, перевернутая вверх дном.

Лодка как лодка. Наверное, и бросили, потому что никому не нужна. Маленькая ненужная лодка…

Три дня назад, в тот день, когда мы с Тамаэ приехали сюда, лодки не было, но в тот вечер, где-то часов в двенадцать ночи, ее приволокли на берег какие-то мужчина и женщина. Издалека видны были только их силуэты в свете фонарей. Отсюда, из комнаты, я не мог разглядеть их лиц, но почему-то подумал, что это наши хозяева. Притащив лодку, они пошли к морю, и вскоре их фигуры растаяли в темноте. Минут через тридцать я услышал, что кто-то открыл дверь с черного хода, и затем донесся голос мужа: «Оказалось, она такая легкая…»

Я знал, что деревянные лодки время от времени вытаскивают на берег и сушат. Если этого не делать, то лодка начнет гнить из-за прилипших ко дну ракушек и водорослей. Поэтому в том, что хозяева притащили лодку на берег и оставили там перевернутой вверх дном, не было ничего удивительного. Но вот что мне казалось странным: каждое утро лодка оказывалась сдвинутой с прежнего места. Позавчера она лежала в метрах пяти от того места, куда ее приволокли, а вчера приблизилась к морю метров на десять. Сегодня утром оказалась на том же месте, где ее бросили три дня назад. На песчаном берегу отчетливо виднелись следы этих перемещений.

Летом здесь, похоже, пляж, люди купаются, загорают, хотя сейчас ничто не напоминает об этом. Перевернутая вверх дном маленькая лодка посреди пляжа сейчас вряд ли кому мешает. За эти три дня я видел на берегу трех-четырех человек. Среди них была девочка, на вид школьница, она по вечерам прогуливала собаку.

— Слушай, как ты думаешь, сколько лет нашим хозяевам? — Тамаэ вернулась в комнату и спрашивает меня, понизив голос, чтобы ее не услышали внизу.

— Мужу, наверное, лет тридцать или около того, и жене столько же.

При моих словах на лице Тамаэ, без следов всякой косметики, промелькнула улыбка.

— Они действительно ровесники, но младше меня на двенадцать лет.

— На двенадцать лет? Выходит, им по двадцать два года. Они, наверное, тебя разыграли. Как ни крути, на двадцать два они не выглядят.

— А я у них и не спрашивала… — Тамаэ сказала, что видела на кухне их водительские права. — Ты не думай, я не подсматривала. Просто права лежали прямо на столе и невольно попались на глаза. И там год рождения на двенадцать лет позже моего…

— Н-да, выходит, они и меня младше на целых двенадцать лет…

— Знаешь, иногда хозяин выглядит даже старше тебя.

На этом наш разговор оборвался. Тамаэ сидела боком на татами, опустив голову. По-видимому, думала о чем-то своем. Я улегся рядом, положил голову ей на колени и попытался коснуться ее груди под свитером. Но Тамаэ решительно перехватила мою руку.

— На этой неделе из постояльцев только мы одни. Правда, послезавтра, говорят, приезжают еще две пары. Они говорят, что постояльцев много только летом.

Я любил ощущать, как тело Тамаэ покрывается мелкими бисеринками пота в тот момент, когда она достигала той непостижимой точки во время нашей близости. Потом эти бисеринки сразу же исчезали, словно их не было вовсе. Мне казалось, что я продолжаю встречаться с Тамаэ не потому, что я испытываю чувственное влечение к ней, а потому, что снова хочу ощутить тот момент, когда всю ее обволакивают эти маленькие, словно легкий туман, бисеринки.

— Когда мы уезжаем? — спросила Тамаэ, избегая моего взгляда.

— Послезавтра после обеда мне нужно быть на работе. В этот день я числюсь еще в отпуске, но приезжают наши важные партнеры — кто-то из руководства, с женой. Сказали, что хотят пригласить меня поужинать. В обед я звонил на службу, шеф сказал, что надо составить им компанию.

— А откуда они?

— Из Англии. Они покупают у нас большие бурильные станки, партия — четырнадцать штук. Официально контракт заключат после Нового года, но предварительный контракт уже подписали десять дней назад… Представляешь, один станок стоит двадцать три миллиона. Любую скалу может пробурить за несколько секунд. Эта фирма перепродаст потом четыре штуки в Венгрию и три — в Югославию. У нас самих каналов сбыта в Восточной Европе нет.

— Тогда тебе нужно заказать билет на Нариту. — Тамаэ разжала пальцы, которыми до сих пор сдерживала мою руку, и тихо произнесла: — Наверное, тебе покажется банальным то, что я скажу, но нам с тобой в этот раз действительно ничего не светило.

— Не светило? — Я коснулся ее груди и подумал: «Так ведь с самого начала ничего не светило. Она же знала, что у меня жена и дети», — но ничего этого я не сказал и переспросил:

— Не светило?

— Мне тут на днях звонил отец, — неожиданно сказала Тамаэ. — Говорит, что мне нечего заниматься ерундой, все равно эта работа денег не приносит, лучше уж вернуться домой. Не знаю, сверну ли я свои дела, но домой съезжу обязательно. Все-таки уже два года, как не была там.

Отец Тамаэ держал два ресторанчика в Саппоро. Она закончила там колледж и уехала в Токио. Поступила работать на фирму из Киото по продаже тканей для кимоно. Там научилась красить ткани, кроить кимоно и пять лет назад открыла свое дело. По характеру Тамаэ была ужасно старательная, вечно корпела над каждой мелочью и не успевала сделать работу к сроку. Поэтому в основном жила на деньги, которые ей присылали из дома.

— Я уже три месяца с тобой так, по инерции. Устала я от всего этого…

Наверное, про себя Тамаэ уже все решила окончательно, раз дошло до таких объяснений. Мне казалось, я хорошо ее знаю. Мы не так много времени проводили вместе, но ситуаций, которые приоткрывали нам характер друг друга, было предостаточно.

— А я нет, для меня это не по инерции. — Я опустил руку, которой прикасался к груди Тамаэ.

— Что же это тогда для тебя? — спросила Тамаэ.

— Для меня это не просто так, я думаю, что у нас все еще получится…

Я встал, позвонил в аэропорт Ёнаго и заказал билет на Нариту на завтра.

— Я для тебя ничего не сделал. Мне казалось, что я смогу что-то придумать, но у меня ничего не получилось.

Я смотрел на перевернутую лодку за окном и просил прощения у Тамаэ. Я, правда, подумал, что чувство к Тамаэ неожиданно может стать таким сильным, что я найду выход и у нас все пойдет по-другому… Но в этот момент пришлось признаться себе, что я почувствовал некоторое облегчение, как будто сбросил тяжелую ношу с плеч.

Я указал Тамаэ на лодку и рассказал о том, что мне не дает покоя все эти дни. Оказалось, и она заметила, что лодка передвигается.

— Так ты видела? — Я был немного удивлен.

— Да я только и делала, что смотрела на берег и на море, с тех пор как мы сюда приехали.

— А тебе не показалось это странным?

— Иногда казалось, а иногда вроде и нет… После этого мы замолчали. Потом Тамаэ захотелось прогуляться по берегу. Мы вышли из гостиницы и направились к морю, к тому месту, где лежала лодка. Когда мы переходили шоссе, нам повстречался хозяин. Он спросил, когда приготовить ужин. На моих часах было около пяти, и я попросил его подать ужин в семь.

Лодчонка была вся потрескавшаяся, руль ее уже сгнил и вообще был сломан. Она была похожа не на лодку из дерева, а на какое-то странное хитросплетение из грязных волокон и нитей. Часа два назад начался дождь и закончился минут пятнадцать назад, но лодка выглядела до странности сухой.

— Когда я вчера ходил в туалет, слышал, как на кухне разговаривали хозяева. Хозяйка говорила, что такой красавицы, как ты, в жизни не видела.

От моих слов выражение лица Тамаэ ничуть не изменилось.

— А между прочим, я свое слово одержала. Ни разу не звонила тебе — ни домой, ни на работу.

— Я тебе за это очень благодарен.

— А вот ты ни одного своего обещания не выполнил…

«Начинается…» — Я посмотрел на след от лодки и пошел прямо по этой бороздке. У Тамаэ была скверная привычка — уж если она начинала в чем-то упрекать меня, то это могло продолжаться бесконечно. Бывало, такая сцена длилась пять-шесть часов. Я не мог понять этой ее болезненной страсти, и наверное, из-за этого наши отношения дали трещину.

Днем дул влажный, не по сезону теплый ветер, но сейчас он утих, хотя море все еще было неспокойно. Я сказал Тамаэ, что упрекать меня совершенно бессмысленно, и с деланно шутливой улыбкой попытался переменить тему:

— Как ты думаешь, почему эта лодка передвигается каждый день?

— Да это любому понятно: кто-то ее передвигает! — Тамаэ сердито смотрела на меня.

— Тогда следующий вопрос: зачем ее понадобилось передвигать?

— Ну, значит, она сама по ночам двигается.

— Сама? Вот так, вверх дном?

Тамаэ не удостоила меня ответом и быстро зашагала к кромке воды. Она стояла ко мне спиной, не оборачиваясь. Ветер раза два задрал ее коричневую юбку, но она даже не пошевелилась, чтобы поправить ее. Я подошел к ней, положил руки на плечи и заговорил о том, какой она порядочный человек, о том, как это прекрасно, что Тамаэ никогда не лжет, и что такое качество очень редко встречается в наше время.

Тамаэ, ничего не ответив, показала пальцем далеко в море: «Там человек!». И действительно, если напрячь зрение и вглядеться, то можно было заметить одинокую фигуру, движущуюся на виндсерфинге к западу…

После ужина хозяева пришли убрать посуду. Я сказал, что уезжаю завтра утром и поэтому хотел бы сегодня расплатиться. Хозяин спустился вниз, чтобы подготовить счет.

— Вы такие молодые, а сами гостиницу держите. Я вам завидую. Это не то что в какой-нибудь фирме служить, там такая скука… — обратился я к хозяйке. На это женщина ответила, что гостиница принадлежала деду ее мужа и дело перешло к ним после того, как они поженились.

— Так во сколько же лет вы унаследовали гостиницу?

Женщина ответила, что им в то время было по девятнадцать лет. Но даже при искусственном освещении ей можно было дать около тридцати. Тамаэ сидела на стуле у окна и, не отрываясь, смотрела на черневшее за окном море.

— Так во сколько же лет вы с мужем познакомились?

Хозяйка улыбнулась. Когда она улыбалась, то действительно выглядела на свои двадцать с небольшим, и мне вдруг вспомнилось выражение «милая простота».

Прежде чем ответить на мой вопрос, хозяйка на миг задумалась и сказала, что вряд ли и она, и муж знают точно, когда это произошло.

— А почему вы не знаете? — спросил я, улыбаясь. Тамаэ тоже повернулась и с интересом посмотрела на женщину.

— Мы оба местные, выросли здесь, в этом городе. Дом моих родителей в десяти минутах отсюда. Мы познакомились, наверное, когда нас мамы за спиной носили. И в один детский сад ходили, и в одну школу. И в начальной школе все время в одном классе, кроме третьего и пятого, и в средней три года вместе. Только в повышенной отдельно. Муж тогда два года проучился и пошел учиться на повара. Его родители рано умерли, и он воспитывался у деда с бабушкой. Потом и бабушка умерла, когда он в средних классах был. Дед совсем духом упал и слег. Поэтому мужу пришлось школу бросить, чтобы продолжить семейное дело.

После этого хозяйка сообщила, что, когда две пары, которые заказали комнаты, уедут, они собираются закрыть гостиницу.

— Что, совсем закроете? Вы вроде говорили, что на летнем заработке можно год протянуть.

На эти слова хозяйка смущенно улыбнулась и сказала, что просто они с мужем разводятся.

Мы с Тамаэ быстро переглянулись. Я понял — Тамаэ было неловко оттого, что мы невольно заставили женщину сказать лишнее. Но обрывать разговор было тоже нехорошо, поэтому я спросил:

— Так вы ведь всего три года назад поженились. И оба еще такие молодые, всего-то по двадцать два…

Увы, в этой жизни у каждого человека свои обстоятельства, поэтому мой вопрос, наверное, прозвучал совсем не к месту…

Как раз в этот момент хозяин принес счет. Похоже, когда он поднимался по лестнице, до него донеслись обрывки нашего разговора. Он положил счет, не глядя на меня.

Я понял, что надо менять тему разговора, и спросил про лодку, брошенную на берегу.

Хозяин сказал, что это их лодка.

— Значит, это вы три дня назад ее притащили? Все-таки это были вы! При моих словах в глазах хозяина на миг что-то блеснуло, и он сказал, что это они каждую ночь двигают лодку. Хозяйка тем временем взяла поднос с посудой и стала спускаться вниз. Я поставил на стол открытую вчера и выпитую только на треть бутылку шотландского виски.

— А нам здесь было хорошо. Думали еще приехать. Жалко, что не будет гостиницы.

Я предложил хозяину виски. Он пробормотал что-то по поводу только одного глотка и принес снизу лед и стаканы. Первый стакан он выпил в три приема и смущенно улыбнулся на мое предложение выпить еще. Медленно потягивая вторую порцию виски, он начал рассказывать.

Они дали друг другу слово пожениться, когда им было лет по восемь. Они еще знать не знали, что такое «женитьба», но уже всем абсолютно серьезно сообщали, что решили пожениться. Взрослые смеялись и подшучивали над детьми. С этого времени они часто играли вдвоем, катались на лодке. Лодка принадлежала его деду, и он научил восьмилетнего внука грести. Среди своих сверстников он выделялся тем, что на редкость умело справлялся с лодкой…

…Сейчас ночь и погода не очень, а в ясную погоду, если посмотреть отсюда на северо-восток, можно увидеть скалу. Вершина этой скалы похожа на площадку для борьбы сумо, правда немного искривленную. Вода не доходит до вершины даже при полном приливе. Многие мальчишки умели грести, но до этой скалы мог добраться на лодке только он. Им было всего-то по восемь лет, частенько вдвоем они доплывали до этой скалы и играли на ее вершине.

Почти каждый день, кроме тех, когда шел дождь, мальчик и девочка проводили на этой скале. Вот тогда-то они еще раз поклялись друг другу пожениться. И какие бы двусмысленные шуточки ни отпускали в их адрес сверстники, они все свободное время проводили вместе, на вершине этой круглой скалы. И в старших классах, и когда он учился в кулинарной школе, как только у них появлялась возможность, они добирались на лодке до скалы и просто сидели там, иногда дремали на солнце…

Полмесяца назад они решили развестись. И тогда он решил сжечь лодку; попросил жену помочь ему, и вдвоем они дотащили лодку до того места, где она находилась сейчас. Но тут жена стала говорить, что нельзя жечь лодку на этом месте, потому что соседи могут подумать о них невесть что. Ночью она привязала к лодке веревку и в одиночку попыталась оттащить лодку назад. А он этого не хочет. И вот теперь ночами они постоянно таскают лодку туда-сюда…

Вот что поведал мне хозяин. Он поблагодарил меня за угощение, приготовил наши постели и ушел к себе вниз.

Я потягивал виски и смотрел на огонь керосиновой печки. Тамаэ все так же, не отрываясь, вглядывалась в ночное море.

— Похоже, ветер утих, — сказала Тамаэ, и я подумал, что все-таки не хочу терять эту женщину. И попытался передать это чувство Тамаэ.

— Давай не будем расходиться, пока у тебя не появится кто-то другой. Вот увидишь, у нас все будет хорошо…

Я подошел к окну, взял ее за руку и увлек в постель. Тамаэ отдалась мне легко и спокойно, и я снова ощутил на груди и животе знакомые мне бисеринки пота. После того как все закончилось, прижавшись губами к плечу Тамаэ, я смотрел на нее, лежащую с закрытыми глазами, и думал, что ничего, ничего-то у нас не уладится…

Где-то около часа ночи я услышал стук входной двери и потом звук шагов — похоже, кто-то направился в сторону шоссе. Я думал, что Тамаэ спит, но она поднялась раньше меня.

— Они будут жечь лодку. — Тамаэ накинула гостиничный халат, не продевая руки в рукава, потушила лампу, горевшую у изголовья постели, и подошла к окну.

Было видно, как вокруг лодки двигаются белесые тени наших хозяев.

— Наверное, ждут, когда ветер поутихнет. — Я стоял рядом с Тамаэ и вдруг ощутил, что происходящее сейчас там, на песчаном берегу, отзывается во мне какой-то странной болью. Стараясь не замечать эту боль, я шептал на ухо Тамаэ, что люблю ее, не хочу терять…

Похоже, они облили лодку керосином. Пламя взметнулось и разом охватило всю лодку, от этого фигуры мужчины и женщины, неподвижно сидевших на корточках в отдалении, сделались красными. Огонь не утихал, и мужчина раза два-три ударил по горящей лодке палкой. Посыпался сноп искр, и лодка наконец рухнула. После этого огонь мгновенно унялся…

Женщина встала и зашагала к шоссе, прочь от берега. Она вернулась к гостинице, села на велосипед, стоявший у входа, и было видно, как она едет по шоссе на запад, вдоль моря. Ее силуэт медленно растворился в темноте. Мужчина ни разу не посмотрел в ее сторону.

Очнувшись от оцепенения, Тамаэ быстро оделась и выбежала из гостиницы. Я поспешно оделся и последовал за ней.

Около догоревшей лодки сидел хозяин и машинально сгребал песок.

— Все-таки сожгли?.. — окликнул я его, и в этот момент Тамаэ сняла с руки и резким движением бросила в тлеющие остатки лодки тонкий золотой браслет, который я подарил ей на день рождения.