"Двойная рокировка" - читать интересную книгу автора (Чарни Ной)

ГЛАВА 10

— Что значит сигнал из щитовой? Тогда почему мы там никого не видим?

— Я не знаю, сэр.

Пока пальцы Эйвери летали над клавиатурой, Коэн впился взглядом в монитор.

Никакого движения. Помещение было пусто. Тогда почему срабатывает датчик? И что случилось с охранниками?

Коэн посмотрел через плечо.

— Мы здесь изолированы?

— Простите, сэр?

— Эта комната сейчас заперта?

— Нет, сэр.

— Тогда заприте ее, черт возьми! Немедленно!

Эйвери нажала на клавиши, и дверь центра управления закрылась на металлические засовы.

— Готово, сэр.

— Итак, что мы имеем? Потеряна связь с охраной. Двадцать восемь минут назад все охранники исчезли с экранов. Мы…

— Опять началось, сэр. Что-то движется в щитовой.

— Попытайтесь связаться с охраной. Мне очень не нравится, что мы их не видим… Постойте, а что может вызвать одновременное отключение связи и видеонаблюдения? Прокрутите пленку с момента исчезновения охранников.

Эйвери нажала на клавиши, вызывая на мониторе меню. На экранах появились охранники, проходящие по темным залам музея. Через несколько секунд они исчезли.

Эйвери стала прокручивать пленку назад и вперед. Охранники то появлялись, то вновь исчезали.

— Вы видели это? Прокрутите еще раз.

— Хорошо, сэр.

На мониторе вновь появилось изображение. Зал номер двенадцать. Из-под закрытой двери пробивался свет. Потом появился охранник.

Но свет был по-прежнему за дверью.

— Это свет от фонарика…

— Я вижу, сэр. Из коридора падает свет от фонарика охранника. Охранник появляется в зале, потом исчезает, а свет по-прежнему падает из коридора. Видеозапись зациклена.

— Как, черт возьми, это получилось?

— Наверное, система вышла из строя. Поэтому у нас нет связи. Кто-то залез в наш компьютер.

— Тогда вышибем его оттуда!

Коэн старался сохранять самообладание, как учил его любимый шеф, Деннис Эйхерн, начальник охраны галереи Тейт, превращенной им в неприступную крепость. Делай как он, и не промахнешься. Коэн подошел к стене, на которой висел телефон. Прямая линия с полицией.

— Раз мы лишились глаз и ушей, значит, кто-то проник…

— …в щитовую.

— Но почему именно туда? Они могли украсть любую картину, поскольку охрана… О Господи…

— Но нам пока ничего не известно, сэр.

— Я все равно звоню в полицию.

Коэн приложил трубку к уху, потом опустил ее на рычаг и снова поднял.

— Телефон тоже не работает.

Аукцион был в самом разгаре. Приближалась очередь лота двадцать семь, который вызывал определенный интерес. Когда на горизонте появился лот двадцать шесть, Делакло оглядела зал. Привычно потерев пальцы, она заглянула в каталог, открытый на нужной странице. Лот двадцать семь. Белое полотно, школа Казимира Малевича, эстимейт двадцать — двадцать пять тысяч фунтов. Судя по фотографии в каталоге, картина эта ничем не отличалась от подлинного Малевича стоимостью четыре-шесть миллионов. Но ведь Малевич написал довольно много подобных композиций. А белое на белом не дает особого простора для вариаций.

Картина была отнесена к «школе Казимира Малевича». Весьма осторожная оценка. Боясь ошибиться с атрибуцией, особенно если речь шла о картине известного художника, которая могла ему и не принадлежать, эксперты аукционных домов и музейные кураторы придумали особый язык, позволяющий выражаться достаточно неопределенно.

Формулировка «школа такого-то» означала, что картина написана под влиянием известного художника, в данном случае Малевича, и, возможно, является работой его ученика, подражавшего творческой манере мастера. «Круг такого-то» — значит, картина написана в манере Малевича, но по ряду причин не может считаться его произведением. «Приписывается такому-то» означало, что кто-то когда-то посчитан, что картина принадлежит кисти Малевича, но эксперты «Кристи» не вполне уверены в этой атрибуции, хотя не могут предложить ничего другого. «В стиле такого-то» — значило, что картина похожа на работу Малевича, пахнет Малевичем, но на самом деле черт ее знает. Существовали и другие варианты этих терминов, но принцип был всегда один: не поднимай ложную тревогу.

— Предлагаю вашему вниманию очень милое произведение, лот двадцать семь, «Без названия. Супрематическая композиция: белое на белом». Картина принадлежит к школе Малевича и, несомненно, написана под влиянием известного полотна, которое будет выставлено на продажу чуть позже. Если вы не расположены потратить несколько миллионов, то можете купить эту красавицу и никто никогда не отличит ее от авторского подлинника. Мы, во всяком случае, обещаем хранить тайну. Очень большое сходство с оригиналом. Довольно значительное произведение для своего времени. Дамы и господа! За свои деньги вы получите достаточное количество краски. Стартовая заявка — восемь тысяч фунтов. Я слышу девять? Кто-нибудь хочет дать девять? Девять? Благодарю вас, девять у джентльмена в середине зала. Девять с половиной у меня. Кто даст десять? Десять, благодарю вас, сэр. Десять пятьсот. Кто даст одиннадцать? Благодарю вас, одиннадцать. Одиннадцать пятьсот…

Завязался торг между отсутствующим покупателем и джентльменом в черном костюме и красном галстуке, сидевшим в середине зала. Делакло его не знала. Делая заявку, он каждый раз поднимал карточку. Бросив в его сторону подозрительный взгляд, Делакло широко раскрыла глаза от удивления. Рядом с покупателем сидели двое точно так же одетых мужчин. Один прижимал к уху мобильный телефон и что-то шептал своему торгующемуся соседу. Другой внимательно оглядывал зал, периодически закидывая ногу на ногу. Никто не проявлял интереса к этой ублюдочной картине, но люди, похожие на бизнесменов, явно сделали на нее ставку.

Делакло перевела взгляд на картину, висевшую на красно-коричневой стене. Она была довольно большой, почти такого же размера, как «Белое на белом», похищенное из «Общества Малевича». Да, размер был тот же самый. Это означало, что ее просто скопировали с картины Малевича. И вот теперь продают на торгах. Интересное совпадение… и довольно странное.

Аукционы — это не музейные экспозиции, где рядом помещаются картины, написанные в одной художественной манере. На аукционах произведения подбираются бессистемно. В течение года устраивается несколько тематических торгов: книги и рукописи, картины и рисунки старых мастеров, серебро, африканское искусство, ювелирные изделия, мебель и декоративное искусство, скульптура, искусство викторианского периода, британское и ирландское искусство и т. д. Накопив достаточно произведений в каждой из категорий, в данном случае это русская и восточноевропейская живопись, «Кристи» устраивает аукцион. И это просто счастливая случайность, что два столь похожих произведения появились на одних торгах. Может быть, у них один продавец? Вполне вероятно. Или…

Но тогда почему бизнесмены, явно не имеющие опыта участия в аукционах, так заинтересовались этой картиной? Будь покупатель один, все выглядело бы вполне естественно. Начинающий коллекционер, жаждущий приобщиться к миру искусства. С кучей денег и отсутствием культуры. Он вполне мог ошибиться и решить, что это подлинный Малевич. Но когда трое одинаково одетых мужчин сидят вместе и говорят с кем-то по мобильному телефону… Они явно покупают не для себя.

— Семнадцать пятьсот у джентльмена. Я выхожу из игры, и на кону остается семнадцать пятьсот. Прекрасная работа, дамы и господа. Столько холста и краски за небольшие деньги. Она чудесно согреет вас в зимнее время. Продаю за семнадцать тысяч пятьсот фунтов. Продано.

Молоток со стуком опустился на стол. Бизнесмен с мобильником что-то радостно проговорил в трубку и захлопнул крышку.

— Наш следующий лот…

Двое из троицы, покупатель и парень с мобильником, встали со своих мест и, пробираясь через толпу, направились в конец зала. Делакло видела, как они спускались по лестнице. Но чтобы узнать, как оплатить покупку и забрать картину, требовалось обратиться к сотруднику, сидевшему за столиком в холле, а не спускаться вниз.

Было продано еще несколько лотов.

— Лоты с тридцать первого по тридцать третий сняты с продажи. Таким образом, мы переходим к лоту тридцать четыре. Супрематическая композиция неизвестного художника с довольно необычным цветовым решением.

«О Господи, что за ужас», — подумала Делакло.

— Какой может быть цена за эту композицию с… интересным сочетанием цветов? Могу я начать с полутора тысяч? Полторы тысячи. Позвольте посмотреть на вашу карточку, сэр?

Что происходит? Делакло заметила, что бизнесмен, оставшийся в зале, пытается сделать заявку на эту жуткую картину. Но карточка осталась у его товарища. А без нее он не мог принять участие в торгах. Мужчина заволновался и стал судорожно оглядываться по сторонам.

— Боюсь, без карточки вы не сможете принять участие в аукционе. Кто еще? Я не могу продать меньше чем за полторы тысячи. Благодарю вас, сэр!

Аукционисте нескрываемой радостью указал на джентльмена, стоявшего в глубине зала. Делакло повернулась, чтобы посмотреть на него.

— Кто больше? Есть желающие? Продаю за тысячу пятьсот джентльмену в глубине зала…

У дверей послышался шум. Обернувшись, Делакло увидела, как два ушедших бизнесмена буквально ворвались в зал. Их товарищ делал им отчаянные знаки.

— Продано.

Раздался стук молотка. Бизнесмен протестующе поднял карточку.

— Извините, сэр, но молоток уже упал. Продано за полторы тысячи. Лот тридцать четыре…

Бизнесмены метнулись в конец зала и уставились на покупателя. Это был седоватый, плохо выбритый мужчина с черными глазами, в белой рубашке с расстегнутым воротом, синей спортивной куртке и джинсах. Наклонившись над каталогом, он что-то записывал там карандашом. На поясе из кожи аллигатора висели темные очки, из кармана куртки выглядывал мобильный телефон, на запястье блестели слишком большие серебристые часы. Руки, не украшенные кольцами, покрывал ровный золотистый загар.

— Лот тридцать девять. Тот самый, которого все вы ждете. Дамы и господа, я рад представить вам «Супрематическую композицию: белое на белом» Казимира Малевича. Эта значительная работа считается первой в его серии полотен «Белое на белом». Наиболее типичное супрематическое произведение огромной художественной ценности и масштаба. Работа, достойная истинного джентльмена. Я начинаю торги с семисот тысяч. Я слышу восемьсот? Благодарю вас, мадам. Девятьсот? Девятьсот у Каролины по телефону. Один миллион. Благодарю вас. Один миллион в зале. Кто даст один сто? Один сто. Один двести. Благодарю вас. Один триста по телефону. Один четыреста. Один пятьсот. Один шестьсот. Один семьсот. Кто даст один восемьсот? Благодарю вас. Один девятьсот…

Делакло внимательно изучала полотно. Это не картина, украденная в «Обществе Малевича», и даже не та, которая изображена в каталоге. Она отчаянно пыталась запомнить всех, кто за нее торговался. Один телефонный покупатель. Женщина в розовом в середине зала. Бородач, сидящий с краю. Еще один в заднем ряду слева. Двое в первом ряду.

— Кто даст три миллиона четыреста? Спасибо. Опять по телефону. Три пятьсот? Три пятьсот. Три шестьсот. Три семьсот. Кто даст три восемьсот? Три восемьсот. Кто даст три девятьсот? Каролина прекращает торг. Три девятьсот у вас, мадам. Кто даст четыре? Четыре? Благодарю вас, сэр. Четыре сто? Они у вас мадам. Четыре двести. Кто даст четыре триста? Четыре триста. Четыре четыреста. Четыре пятьсот. Четыре шестьсот…

Мозг Делакло лихорадочно работал. Похоже, осталось всего двое. Она быстро переводила взгляд от одного к другому, пытаясь успевать за аукционистом, строчившим со скоростью разогнавшейся вагонетки.

— Пять двести. Пять триста. У вас, мадам. Кто больше… благодарю вас, сэр, пять четыреста. Пять пятьсот у дамы. Пять шестьсот. Пять семьсот. Пять восемьсот. Пять девятьсот. Шесть. Мы остановились на шести. Мадам, вы даете шесть сто? У нас есть заявка на шесть. Вы даете шесть сто? Решайте, мадам. У меня заявка на шесть от джентльмена. Кто… даст… шесть сто? Шесть… благодарю вас, мадам. Шесть двести. Сэр? Отлично, шесть триста. Шесть триста у дамы в розовом. Шесть четыреста? Сэр? Нет? Вы уверены? Джентльмен выходит из игры. Ваши шесть триста, мадам. Кто больше? Продаю даме за шесть миллионов триста тысяч фунтов…

— Эйвери, телефон не работает! И все охранники…

— В щитовой опять какое-то движение, сэр.

— К черту щитовую. Я сам пойду туда.

— Но если охрана…

— Знаю. Но я не собираюсь сидеть здесь взаперти, как в тюрьме, черт возьми!

Коэн отпер черный стальной шкаф, привинченный к стене, и распахнул дверцы.

Натянув пуленепробиваемый жилет, он пристегнул к бедру кобуру. Потом взял карабин и насыпал в карманы патроны.

— Этот козел еще не знает, с кем имеет дело.

— Возьмите вот это, — сказала Эйвери, протягивая ему черный головной телефон. — Так мы сможем общаться напрямую, а не через компьютер.

Коэн надел наушник и укрепил под подбородком микрофон.

— Эйвери, отключите ночное освещение.

— Вы уверены, что это необходимо, сэр?

— Да, черт побери, я уверен.

Коэн вытащил из шкафа очки ночного видения.

— Хорошая идея, сэр, — заметила Эйвери, возвращаясь к компьютеру.

В Национальной галерее современного искусства, как и во многих других музеях, были установлены низковольтные красные лампочки, помогавшие охране ориентироваться ночью. Это позволяло экономить электроэнергию и оберегать картины от постоянного воздействия яркого света. Простым нажатием клавиши Эйвери погасила красные напольные лампочки вдоль стен, и музей погрузился во тьму. Лишь синеватый свет ночи пробивался сквозь опущенные жалюзи.

— Запритесь, Эйвери, и никому не открывайте.

— Хорошо, сэр. Желаю удачи.

— Черт бы их всех подрал.

— Да, сэр. Пошлите их к черту.

Коэн надел очки ночного видения и взвел курок. Эйвери отперла замок. Коэн вышел, захлопнув за собой дверь. Металлические задвижки с лязгом вернулись на место, и он шагнул в непроглядную тьму коридора.