"Песня малиновки" - читать интересную книгу автора (Дарси Эмма)

ГЛАВА ПЯТАЯ

С большим облегчением Дженни заняла свое место за овальным обеденным столом. Справа сидел Тони, слева — Эдвард Найт. Питер был прямо напротив нее, а рядом с ним Миранда. Роберт Найт сел между матерью и Мирандой и оказался почти на другом конце стола. Таким образом, необходимость поддерживать с ним разговор отпала. А перед обедом, за бокалом вина в гостиной, она как приклеенная не отходила от Тони. По-прежнему следуя версии о головной боли, Роберт мимоходом спросил ее о самочувствии. Дженни была не в состоянии говорить с ним, поэтому просто кивнула. Он отошел, и больше она старалась не обращать на него внимания.

За столом некоторое время все слушали Миранду, которая с увлечением рассказывала об их с Тони походе в гости. Она восхищенно описывала людей, их поведение, а Тони комментировал ее слова, вставляя смешные реплики, чем немало сердил сестру. Эдвард Найт с явным удовольствием наблюдал за их шутливым поединком. Время от времени он весело поглядывал на Дженни, и они смеялись над особенно остроумными замечаниями Тони.

— А ты, Питер? — спросил он, когда Миранда замолчала. — Чем ты занимался?

— Я читал книгу, которую подарил мне Тони. И знаешь, что я подумал, пап? Наполеон был дурак, что связывался с женщинами. И вообще, история показывает, что спутницы всех великих людей, как правило, предавали их.

— Власть портит людей. Это величайший соблазн. Но я мог бы добавить, что и великие не баловали своих женщин добрым отношением. — Он бросил ласковый взгляд на жену и продолжил: — И позволь мне заметить, Питер, хорошая женщина рядом — это все. Смею сказать, что если бы по каким-то причинам я потерял вашу маму, то жил бы не настоящей жизнью, а жалким ее подобием.

Дженни с улыбкой посмотрела на Анабеллу Найт и наткнулась на взгляд Роберта. Она не поддалась первому побуждению и не отвела глаза, упрямо твердя про себя, что ей нечего стыдиться. Она считала, что избавилась от тех безумных чувств, которые испытывала к нему. Но оказалось, что, несмотря на его жестокий отказ, который несколько ослабил эти чувства, Роберт по-прежнему владеет ее сердцем.

— Как прошел день, Дженни?

Она быстро перевела глаза на Эдварда Найта, боясь, как бы он не заметил взгляда, которым она обменялась с Робертом. Но мистер Найт просто смотрел на нее с вежливым интересом.

— Насколько я понял, Роберт уговорил вас исполнить ваши остальные песни, — продолжал он.

— Да, мы их записали, — коротко ответила она, не решаясь говорить дольше.

Все замолчали и как будто ждали чего-то. Дженни сделала вид, что очень занята едой.

— Роберт? — с легкой ноткой недовольства спросил отец, словно желая выяснить, в чем дело и почему.

Дженни затаила дыхание.

— Да, — решительно и твердо прозвучал ответ Роберта.

— Ну? — настаивал отец.

— Я не успел обсудить это с Дженни, папа, — спокойно сказал он опять.

— Что обсудить? — с любопытством спросила Миранда. — Честное слово, вы с папой так же невыносимы, как мама с Тони. Эти стенографические разговоры сводят с ума. Кроме того, просто невежливо вести себя подобным образом за столом. Правда, Дженни? Мы сидим как дуры.

Дженни ответила ей легкой понимающей улыбкой, но смолчала. Ей хотелось, чтобы поскорее прекратился разговор о ней.

Миранда повернулась к старшему брату.

— Ну? Выкладывай. Объясни нам все.

Дженни снова почувствовала взгляд Роберта, но не ответила на него. Опять наступила мучительная тишина. Тогда спокойно и деловито заговорил Роберт:

— У Дженни почти уникальные данные композитора. И дело не только в самой музыке, но также и в том, что ее музыка удивительно гармонично сочетается со стихами. Музыка придает словам особый смысл, и они приобретают еще большую точность. Это редкий талант.

Тут она посмотрела на него, не решаясь поверить в искренность сказанных слов. Конечно, это просто примочка на ее уязвленное самолюбие. Она-то знает, да и он тоже, что песни далеки от совершенства, попросту непрофессиональны. Взгляд Дженни отвергал эту утешительную лесть. А Роберт не отводил глаз, опровергая ее молчаливый упрек.

— Конечно! Ты прав! — взволнованно воскликнула Анабелла Найт. — Поэтому так и волнует “Пожар на ферме Россов”. Музыка сама по себе выражает всю эту историю. Какой ты умница, Роберт. Я только и смотрела на лицо Дженни, так что не оценила тонкостей композиции.

— У меня, конечно, может быть, и не такой тонкий слух, как у тебя, Роб, но я всегда знал, что музыка Дженни совершенно необычная, — торжествующе заявил Тони. С восхищенной улыбкой он обратился к Дженни: — Ну, теперь-то ты мне веришь, Малиновка? После того, что сказал специалист?

— Точно! — вставил Питер. — Я помню, когда скваттер со своими людьми мчался на лошадях, музыкальный ритм точно передавал звук копыт. Правда, Дженни? Это было здорово.

— Теперь нам тоже надо послушать остальные твои песни. Может, споешь их нам после обеда, Дженни? — сказала Миранда.

— Нет!

Дженни не смогла скрыть ужаса в голосе. Все с удивлением уставились на нее. Все, кроме Роберта. Его взгляд выражал такое искреннее сочувствие, что у нее мучительно заныло сердце.

— Я думаю, что Дженни на сегодня достаточно напелась, Миранда. Мы записали двенадцать песен, а это большая нагрузка и требует немало физических и эмоциональных сил, — авторитетно заявил он. Отец поддержал его:

— Роберт прав. Нехорошо просить об этом сейчас.

Дженни вздохнула с облегчением. Удалось избежать крючка, на который ее чуть-чуть не поймали.

— Однако, я надеюсь, вы не будете против, если мы послушаем пленку, — вежливо закончил мистер Найт.

Сердце Дженни остановилось. Кровь застыла в жилах. Как же она забыла о пленке! О пленке, на которую она выплеснула все свои чувства. Чувства к Роберту Найту. О Господи, нет! — мысленно закричала она. С мольбой в глазах она повернулась к Эдварду Найту.

— Пожалуйста… Лучше не надо. Я вообще не хотела, чтобы Роберт их записывал. Они… они не…

— Папа, Дженни хочет сказать, что эти песни по уровню несколько ниже, чем “Пожар на ферме Россов”, — пришел ей на помощь Роберт. — Они не отшлифованы столь тщательно. Дженни сочиняла их просто для себя. Под настроение она брала гитару и сочиняла непохожие друг на друга песни. Музыка получилась разноплановая. Некоторые вещи достойны самой высокой оценки, ну а некоторые, наоборот, немного корявые. Бесспорно, в них тоже виден талантливый автор, но ведь талант надо развивать.

Такое объяснение звучало весьма правдопо-добно, и отказ Дженни казался оправданным. Она была благодарна Роберту. Можно перевести дух и немного успокоиться.

— Я, например, слышал все ее песни. Они хороши и без всякой шлифовки, — гордо заявил Тони.

Дженни готова была его убить. Стиснув зубы, она слушала, как его понесло.

— Роб очень взыскательный профессионал, а Дженни и так уж совсем не верит в себя. Но могу поспорить, что магнитофон нам скажет совсем другое. Давай послушаем после обеда, Роб. Я хочу, чтобы все узнали, как она великолепна.

— Я думаю, что последнее слово должно остаться не за тобой, а все же за Дженни, — твердо сказал Роберт.

Теперь ей хотелось убить обоих. Она бросила на Роберта испепеляющий взгляд. Как он ловко все скинул на нее. Пожалуйста, решай теперь! Они просто загнали ее в угол.

— Мне бы очень хотелось послушать пленку, Дженни, — произнес Эдвард Найт, и искренность, с которой он сказал это, не вызывала никаких сомнений.

— Мне тоже, — послышался настойчивый голос Питера.

— Ну, пожалуйста, Дженни, соглашайся, — поддержала их Миранда.

— Дорогая, нам вчера так понравилась твоя песня. Мы с удовольствием послушаем еще, — добавила Анабелла Найт.

Дженни почувствовала себя словно зверек в капкане. Любая отговорка прозвучала бы невежливо и выглядела бы безосновательной. Это ловушка.

— Очень хорошо, — вздохнула она. — Но прошу не обижаться, если вам станет скучно.

— Спасибо, дорогая, — сказала Анабелла Найт. — Уж этого, я думаю, нам бояться нечего.

Дженни лишилась остатков аппетита. Она сидела и бесцельно ковыряла вилкой в тарелке. Выпитое вино совершенно не действовало. Она-то надеялась, что оно ее успокоит. Разговор переходил с одной темы на другую. Она выдавила из себя несколько незначительных фраз, чтобы молчание ее не бросалось в глаза. В уме Дженни перебирала пути бегства, поскольку предстоящий вечер казался ей невыносимым. Можно сослаться на головную боль, но это чересчур очевидная отговорка, а если ее неожиданно свалит какая-нибудь болезнь, будет слишком подозрительно. Да и вообще любая попытка улизнуть покажется сомнительной. В конце концов она решительно настроила себя пройти через это испытание. Надо будет притвориться, что для нее это не имеет значения.

Из-за того, что в самом центре гостиной стояла елка, пришлось всем разместиться в одном конце комнаты. Дженни чувствовала себя не в своей тарелке. Она была на виду. Правда, несколько успокаивало то, что рядом сел Тони.

Елка почти закрывала большой, выложенный плиткой камин. По обе стороны от него стояли высокие, до самого потолка, полированные шкафы из кедрового дерева. Когда Роберт открыл их, взору предстал высококлассный музыкальный центр. Дженни догадалась, что в каждом углу находится встроенный динамик. Они были искусно закамуфлированы под шкафы. Девушка внутренне сжалась, когда Роберт вставил кассету в магнитофон.

— Расслабься, — тихо сказал ей Тони. — Ты не на экзамене. И потом, мне нравятся твои песни. Ты знаешь это. Она скривила губы.

— А может, на пленке все ужасно получилось.

— Не может быть, если они понравились даже такому беспристрастному судье, как наш Роб.

Неожиданно из динамиков раздался ее голос, громкий и чистый.

— Тони называет эти песни “походными”. Я не давала им отдельных названий.

Дженни вздрогнула, услышав, с какими явными эмоциями по отношению к собеседнику звучит ее собственный голос. Стиснув зубы, Дженни пыталась подготовить себя к объяснениям с семейством Найт.

Пленка продолжала крутиться, все молча слушали до тех пор, пока голос Роберта не произнес: “Хватит пока. Надо выпить”.

— Хорошая мысль, — заулыбался Тони.

— Да, думаю, для этого случая как раз подойдет шампанское, — объявил Эдвард Найт и встал со своего места.

Роберт выключил магнитофон.

— Слушай, Дженни, — восхищенно начал Питер. — Все мои друзья сойдут с ума от песни “Время не пришло”. Это просто фантастика!

— А какой великолепный ритм у “походных” песен! — возбужденно подхватила Миранда.

— Мне больше всего понравилась “Песня-пожелание”, — заметила Анабелла Найт. — Только вот музыка не очень запомнилась. Мне кажется, если бы был более сильный контраст между высокими и низкими нотами, то звук выиграл бы от этого, и песня трогала бы больше.

— Да. Именно этого и не хватает, — согласился Роберт.

— Слова просто великолепны, Дженни, — восхищенно сказала Миранда. — Я хорошо запоминаю слова, но я в жизни не смогла бы так складно соединять их друг с другом. Если бы у меня были такие способности, ой, мамочки мои, я бы не знаю чего добилась.

— Ты хороша на своем месте, сестричка, — протянул Тони.

Эдвард Найт вернулся с бутылкой шампанского.

— Подай, пожалуйста, бокалы, Анабелла.

Жена встала, подошла к изящному серванту и достала из него семь красивых хрустальных бокалов.

— Самое лучшее достаю, — улыбнулась она Дженни.

Эдвард Найт торжественно хлопнул пробкой и наполнил бокалы.

— Ну, Дженни, — сказал он, вручая ей один из них. — После всего, что я здесь услышал, хочу сказать одно: первый тост я поднимаю за ваш удивительный талант.

Он раздал всем шампанское и чокнулся с Дженни.

— Надеюсь, мы уговорим вас не зарывать свой талант в землю. Несправедливо, что вашей музыкой наслаждается ограниченный круг людей. — Он повернулся и кивнул старшему сыну. — Давай слушать дальше, Роберт.

Дженни удивил и одновременно обрадовал жадный интерес, написанный на лицах окружающих. Безусловно, ее песни произвели на Найтов большое впечатление. Может быть, Роберт сказал правду, и песни действительно чего-то стоят. Взгляд помимо воли устремился на него. Он сидел в стороне от всех, поближе к магнитофону. Локти сложены на коленях, голова опущена, словно он что-то разглядывает на ковре. Ей захотелось… Дженни в мыслях строго прикрикнула на себя. Глупо тешиться пустыми мечтами. Она почти уже отвела от него глаза, когда он вскинул голову, и их взгляды встретились.

— Это все, — прозвучал в динамике ее голос.

Роберт порывисто встал и выключил магнитофон. Угрюмое выражение на его лице говорило о явном нежелании слушать последнюю песню. Наступило молчание. Дженни стало любопытно, что же скрывается за этим нахмуренным лбом, какие чувства и мысли одолевают этого человека.

Первым подал голос растянувшийся на ковре Питер.

— А “Пожар на ферме Россов”? — недовольно спросил он. — Я его только и жду.

          — Ты уже слышал его вчера, — ответил Роберт.

— Но я хочу и сегодня послушать. Это потрясная вещь, — продолжал настаивать Питер.

— Ты же наверняка записал ее, Роберт, — вопросительно заметил отец. — Музыка там слишком хороша, чтобы пропустить ее.

— Да, я записал, — еле слышно отозвался Роберт.

— Тогда давай послушаем, — опять заговорил Питер.

— Питер, я думаю, надо пощадить чувства Дженни. Ведь она написала “Пожар на ферме Россов” накануне Рождества, которое для ее отца стало последним, — тихо объяснил Роберт.

— Ой, я забыл, — сказал Питер и виновато оглянулся на Дженни. — Просто вчера ты нам исполнила эту песню.

— Если хочешь, можешь послушать, — ответила Дженни, не желая больше продолжать спор.

Она посмотрела на Роберта, взглядом поощряя его к действию. Он слегка пожал плечами и включил магнитофон. Дженни потребовалось недюжинное самообладание, чтобы высидеть и от начала до конца выслушать балладу, скрывая при этом бушующие внутри страсти. Она надеялась, что никто не заметит, как полон неги и желания ее голос. Наконец все кончилось.

— По-моему, ты никогда еще не пела эту песню с таким чувством, Малиновка, — заметил Тони. — Это просто прекрасно.

— Да, прекрасно, — отозвалась Анабелла. Удивительно, в глазах у нее стояли слезы. — Это был лучший подарок для вашего отца, — продолжала она. — Как, должно быть, он радовался и гордился вами.

— Спасибо вам, миссис Найт, — прошептала Дженни. Она часто заморгала, чтобы самой не заплакать. Напряжение последних минут лишило ее самообладания.

— Но над “Пожеланием” обязательно поработайте. Из него может получиться прекрасная вещь. Чудесные слова, и музыка очень к ним подходит. — Вдруг ее осенило, и она повернулась к старшему сыну: — Ты мог бы помочь, Роберт.

— Право же, не надо, миссис Найт. Я… я и сама все сделаю, — запинаясь, произнесла Дженни, пытаясь совладать с растерянностью.

— Но иногда бывает крайне полезен взгляд со стороны. А Роберт известен своей конструктивной критикой.

Горячая волна крови бросилась девушке в голову. Дженни строго запретила себе поддаваться эмоциям.

— Миссис Найт, вы очень добры ко мне. Вы и вся ваша семья. Я рада, что вам понравилась моя музыка, но давайте закончим на этом, хорошо?

— Дженни, — мягко, но настойчиво начал Тони.

— Нет, Тони, — не дала она ему договорить. Ее и так весьма вежливо загнали в угол. Но она не хочет, чтобы ее навязывали Роберту. — Это моя музыка. Вы хотели ее послу шать. И послушали. Вы очень настойчивы, но я… но у меня есть и собственное мнение, а…

— …а мы повели себя как эгоисты, — виновато произнес Эдвард Найт.

— О нет, мистер Найт, — стала энергично возражать Дженни. — Вы были очень великодушны.

— Но ваша музыка — это ваша музыка, и ничья больше, вы это хотели сказать?

— Да, — вздохнула она, радуясь, что он понял ее правильно.

— Тогда мне остается только сказать спасибо за то, что вы поделились с нами своим творчеством… и простите нас, если мы злоупотребили вашей добротой.

Лицо его озарилось улыбкой, которая сгладила неловкость положения. Потом он, слегка подавшись вперед, взял руку жены и переплел ее пальцы со своими.

— Помнишь, Анабелла…

— Ой-ой-ой, — в притворном ужасе застонал Питер. — Сейчас начнутся истории про былое. Может, не надо, а, пап?

Отец строго посмотрел на него.

— Что я слышу, этот поросенок забыл об уважении к старшим.

— Поросенок! — хмыкнул Питер.

— Да, поросенок, потому — что пытаешься подкопаться и ниспровергнуть главные идеалы моей юности. Что же делать, если мне дороги мои воспоминания.

— А то мы не знаем, — дерзко возразил Питер.

— Питер, если ты не умеешь себя вести, то пойдешь сейчас спать, — пригрозил ему отец.

— Я умею себя вести, — с обреченным видом ответил Питер.

Эдвард Найт пустился в воспоминания, а жена и дети время от времени дополняли его всякими подробностями поры их детства. Дженни с удовольствием их слушала. Эти истории отвлекли ее от собственных мыслей; лишенная сама нормальной семейной жизни, она находила их увлекательными и забавными. Она узнала, что Роберту тридцать лет, он на шесть лет старше Тони, а тот в свою очередь на два года старше Миранды.

— Я, конечно, был семейным наказанием, — скорчив гримасу, произнес Питер.

— Еще каким! — захохотал Тони. — Ты был несносным своенравным ребенком. А вот кого мне жалко, так это Роба. Он же был единственным ребенком в семье. И тут появляются двое младших, которые без конца трогают его игрушки и лезут в его книжки. Да еще и присматривай за ними. Наверняка временами ты просто ненавидел нас, Роб.

— Не то чтобы ненавидел, но злился точно. Вы были как два чудовища с невинными личиками ангелочков. Помню, я тогда считал ужасно несправедливым то, что вы родились белокурыми и голубоглазыми. Вы безобразничали, а отвечать приходилось мне.

— Ты сам виноват, Роберт, — ответила мать, его слова развеселили ее. — Ты же все время покрывал их безобразия, а сам попадал под удар.

— Да уж, — пожал он плечами. — Они же были маленькие, а у папы, если его довести, все-таки тяжелая рука.

Дженни с интересом прислушивалась к разговору. Может, сегодня днем он тоже хотел защитить ее? Она внутренне содрогнулась, вспомнив, как он ее отверг. Она не нуждалась в его защите. Она хотела, чтобы он отдался своим чувствам, не думая о последствиях. Глубокая тоска охватила девушку. К счастью, Тони начал зевать, и Анабелла объявила, что пора всем спать. Все стали подниматься и желать друг другу спокойной ночи. Дженни уже собиралась пойти с Тони наверх, как вдруг Роберт остановил их и обратился к ней:

— Дженни, можно тебя на пару слов?

А сам отошел к магнитофону и начал перематывать пленку. Дженни колебалась, не желая оставаться с ним наедине, и в то же время ей было любопытно, что он скажет. Тони, нахмурившись, посмотрел на брата, перевел взгляд на Дженни и вопросительно вскинул брови. Дженни пожала плечами. Пожав плечами ей в ответ, он вяло пожелал им спокойной ночи и двинулся за остальными. Дженни осталась наедине с Робертом.

Он не спешил. Медленно и аккуратно вынул кассету из магнитофона и положил ее в футляр. Дженни показалось, что он специально тянет время и ждет, когда все уйдут подальше, и она вся напряглась, как натянутая струна. Потом он направился в ее сторону. Он остановился на расстоянии вытянутой руки и поднял на нее глаза, полные боли.

—Я попытался заранее обдумать то, что скажу тебе, но все слова не годились. Сегодня ты сделала мне два подарка, и ни один из них я не смог оценить по достоинству. Даже если я признаюсь, что вел себя глупо и был слеп, это все равно не умаляет моей вины.

Он посмотрел на кассету в своей руке. Дженни увидела, как на виске у него бьется жилка. Она молчала. Горло сдавило так, что говорить было невозможно.

— Я могу сказать, что никто меня в жизни так не восхищал, как восхищала ты сегодня вечером. — Он снова поднял на нее глаза. Голос его звучал как натянутая струна, взгляд молил о прощении. — Надо признать, что ты с величайшим достоинством вышла из нелегкой ситуации. Когда за обедом я говорил о твоей музыке, я хотел, чтобы ты гордилась ею, и надеялся, что отзывы остальных членов семьи несколько сгладят ту боль, которую я тебе причинил.

Он вздохнул. Губы скривились в презрительной усмешке.

— Я ошибся. Ошибся, так же как и сегодня днем. Мне нет оправдания. Поэтому я возвращаю тебе пленку. У меня нет права на нее… И вообще ни на что нет права.

Дженни схватила кассету. Сердце разрывалось от противоречивых чувств.

От слов Роберта стена отчуждения, стоявшая между ними, рухнула. Дженни почувствовала, как в мозгу застучали тысячи настойчивых молоточков, требуя от нее сохранить его интерес к себе, чего бы это ни стоило.

— Ты… ты и вправду думаешь так, как говорил за обедом? — с трудом вымолвила она.

— Иначе я не стал бы говорить. Твоя музыка чудесна, Дженни. У меня только одно желание…

Она подняла на него тревожные глаза, взглядом поощряя его продолжать. Девушка увидела глубокую тоску в его глазах, и от этого на сердце потеплело.

— Я хочу, чтобы ты и в будущем делилась со мной.

— Что… ты имеешь в виду? — осторожно спросила она.

— Я думаю, тебе самой понравится, если мы чуть-чуть изменим некоторые из твоих песен, откорректируем кое-где слова. Они зазвучат по-другому. Я был бы рад поработать вместе с тобой над ними, помочь тебе довести их до совершенства. Но… я понимаю, что…

— Я не против.

Ее уступка вызвала на его лице целую бурю торжества, которая сменилась выражением глубокого удовлетворения.

— Спасибо, — тихо произнес он.

Дженни несколько смутила его реакция, и она опустила ресницы, чтобы скрыть свою растерянность.

— Надеюсь, ты не лукавишь, Роберт. Если это всего лишь игра, задуманная только для того, чтобы утешить меня, то лучше не затевай ее.

— Дженни…

Он протянул к ней руку. Заметив это, девушка инстинктивно подалась назад. Она подняла на него глаза, полные обиды и страха.

— Не смотри на меня так, Дженни! Клянусь чем угодно! Я не хотел… — Он судорожно сглотнул и закрыл глаза рукой, словно отгоняя мучительное видение. — Уверяю тебя, я абсолютно искренен. — И сделал жест рукой, умоляя ее поверить. — Если хочешь, мы будем работать здесь. Или где захочешь.

Она глубоко вздохнула. Стало немного спокойнее.

— Нет. Это было бы неразумно. Чтобы работать так, как ты говоришь, нам надо будет слушать пленку и постоянно переписывать записи, пока не добьемся того, чего хотим.

— Ты права, — быстро ответил он. — Какие у тебя планы на завтра?

— Никаких. По крайней мере Тони ничего не говорил, — осторожно ответила она.

— Ты во всем слушаешься Тони?

Она с упреком взглянула на него.

— Я его гостья, Роберт. И я здесь только благодаря его приглашению.

— Да, конечно, — согласился он. — Ну тогда, если Тони не будет возражать, может, мы начнем завтра?

— Хорошо. — Она посмотрела на пленку в своей руке. — Думаю, запись должна быть у тебя. Это будет рабочая запись.

— Спасибо, Дженни. И говорю это я не из вежливости, а с искренней благодарностью.

Она ответила сдержанной улыбкой.

— Ну, до завтра. Спокойной ночи, Роберт.

Он тепло улыбнулся ей в ответ.

— Спокойной ночи, Дженни.

Ее непослушное сердце радостно подпрыгнуло, предательски забыв о всякой осторожности и здравом смысле. Она быстро повернулась и торопливо зашагала к своей комнате, уповая только на то, что утро вечера мудренее. Роберт Найт — загадка для нее, но она найдет отгадку, если они будут работать бок о бок.