"Дверь в зеркало" - читать интересную книгу автора (Топильская Елена)18«Главному врачу клиники им. Отто «Я, Анна Георгиевна Наруцкая, 1884 года рождения, отказываюсь от всяких прав на ребенка, рожденного мной 1 января 1922 года, и не возражаю против его усыновления». – Хоть бы словечко про то, от кого ребенок рожден. – А главное, кто это – мальчик или девочка? Таня с Антоном, сблизив головы, сидели на кровати в палате, находившейся в безраздельном пользовании Антона. Только что ушел Спартак Иванович, навестивший Антона, во-первых, по делу, – для допроса в качестве потерпевшего, а во-вторых, просто по-человечески. И, как человек человеку, принес ему от всей души пол-литра водки. И очень удивился, когда Антон отказался составить ему компанию. – Татьяна, а ты? – с надеждой обратился он к секретарше. – Я не пью без закуски, – обреченно ответила Татьяна, по опыту знавшая, что от Спартака Ивановича в таких случаях не отвязаться, он даже кошку заставит выпить, не говоря уже о трезвенниках и язвенниках. А уж скольких зональных прокуроров он на своем веку споил, и вспомнить страшно. – Да ладно, без закуски, – отмахнулся Спартак Иванович. – Вон тебе закуска! Он щелкнул пальцем по баночке с поливитаминами, стоящей на тумбочке у кровати. – Вот как-то в семьдесят третьем или семьдесят четвертом, помню, пили мы под дет-скую смесь, которую вместо молока грудничкам разводят. Ну и гадость, я вам скажу! Как ее только младенцы потребляют! – А вы ее разводили? Или порошком жевали? – заинтересовался Антон. Ему трудно было представить, как можно закусывать водку детской смесью или бульонным кубиком. – Мы ее с кофе растворимым смешивали. Как нас после этого выворачивало, страшно сказать! – на лице следователя появилось мечтательное выражение. – Ну, поехали, Танечка! За здоровье молодого, как говорится! На свет явились обязательные одноразовые стаканы. Таня с отвращением пригубила из своего стаканчика, а Спартак опрокинул порцию одним махом. Открыл баночку и насыпал Тане на ладонь желтеньких витаминных шариков: – О! Заодно и пользу здоровью принесешь. Потом оглядел присутствующих: – Ну что, я так понимаю, что больше никто не будет? Эх, с вами каши не сваришь. Он поднялся, пихнул Антона в плечо: – Ладно, полетел я. А ты тут времени не теряй, все равно валяешься, ничего не делаешь. На, пораскинь мозгами, – он кинул на кровать к Антону серый конверт без надписей. – Это мы накопали в квартирке у покойного. Подумай, важная для нас бумажка или нет. У него тайник был за книгами, вот там лежал конвертик. Так кто ж он все-таки? Поляков или не Поляков? Ты подумай, в общем. Ну все, хорошего вам секса, голубочки. Дверь за ним закрылась, и Татьяна с Антоном стали рвать друг у друга конверт. – Кто у нас двадцать второго года рождения? – стала вспоминать Таня. – Сын Полякова, – ответил Антон. – Сын? – подняла брови Таня. – Ты уже решил, что это сын того Полякова? Василия? Который умер перед зеркалом в двадцать третьем году? – Ну, а кто же? Во-первых, у нас есть персонаж 1922 года рождения, так? Во-вторых, этот персонаж носит фамилию Поляков и отчество Васильевич. Чего тебе еще? – Не знаю, – Таня пожала плечами. – Мне кажется, этого мало. Фамилия обычная, отче ство еще обычнее. – Да?! – закипятился Антон. – А то, что этот, с обычным отчеством, вселился в квартиру именно того самого Полякова, это ничего? – Да. Это серьезный аргумент. Но у меня тогда два вопроса, – Таня придвинулась поближе к Антону. – Первый: получается, что Герард Васильевич Поляков – сын Анны Наруцкой и Василия Полякова? – Ну да, – кивнул Антон. – Хорошо. Но бабушки опознали в этом самом Герарде Васильевиче человека, похожего на Годлевича. – Ну-у, – Антон уже понял, куда Таня клонит. – Тогда получается, что тот, кто был убит в квартире Полякова, на самом деле – сын Годлевича и Ангелины Покровской, а вовсе не Полякова и этой нашей роковой женщины. Но у них разница в шесть лет. – Вообще-то, если парень развит физически, то оценить с первого взгляда восемнадцать ему или двадцать четыре трудно. – Да? Ну, тебе виднее, – с сомнением сказал Антон. – И знаешь, что еще получается? Что если это Годлевич, то у нас опять никуда не пристроен товарищ, который родился 1 января 1922 года. – От которого Наруцкая отказалась в роддоме? Знаешь, Антон, я запишу все на бумажку, – предложила Таня, – а то у меня уже голова кругом идет от всех этих личностей. Кто чей сын, кто чей муж? У бабушек Покровских, между прочим, был один муж на двоих. Может, и сын у кого-то на двоих, а? Антон усмехнулся. – Все может быть. И не забывай, что нам ведь надо ко всему этому зеркало пристроить. Зачем его уносят с места происшествия? Что оно так всем далось? – Но это же большая ценность. – Да? Что-то никто не продает эту большую ценность, а все предпочитают тупо просиживать перед ним до самой смерти. – Тоже верно. – Татьяна, у меня к тебе будет важное задание. – Я готова, – Таня снова смешно округлила глаза, и Антон поймал себя на мысли, что ему хочется ее поцеловать. Хорошо, что она не роковая женщина. – Слушай. Она села перед Антоном, как прилежная ученица, положила на колени блокнот, достала ручку и приготовилась записывать задание. Антон достал папку с документами, которые по его просьбе принесла из дому мать, и нашел вырезку из газеты, посвященную смерти Полякова. – Вот, помнишь? «Часы у Полякова били полночь, и семья заметила, что от зеркала, стоящего в их комнате, исходит странное мерцание. Все они позже рассказывали, что, когда затих последний удар часов, в зеркале появилась человеческая фигура. Затаив дыхание, наблюдали они, как очертания фигуры становятся все более четкими, и наконец узнали в ней женщину в шляпе с полями. Одновременно из комнаты Полякова донесся страшный крик, грохот, и женщина в зеркале исчезла»... – Ну? – спросила Таня, подняв на него глаза. – Я даже представить себе не могу, как это могло получиться. Там же еще написано, что он в кресле не отражался? – Правильно. Теперь вспомни про все случаи смерти перед зеркалом. Тут в газете написано, что раздался грохот, и женщина в зеркале у соседей исчезла, а в комнате Полякова нашли невредимое зеркало, но позади зеркала валялась разбитая лампа. – Ну и что? – Вспоминай дальше. По словам соседей Паммеля, в его комнате был небольшой прожектор, закрепленный на стене, и он передвигал зеркало. – Все равно не понимаю, к чему это все. – У меня есть одна версия. Слушай дальше. Когда мы приехали на труп Годлевича, в первый день моей работы, зеркало там было отодвинуто от стены... – Но там-то прожектора не было, я протокол читала, – сказала Таня, и Антон удивился: – Ты протокол читала? А зачем? – Я всегда протоколы читаю. Учусь. Я же собираюсь в прокуратуре работать после окончания своего ликбеза, надо опыта набираться. Я и дежурю со следователями, если время позволяет. – И со Спартаком дежурила? – напрягся Антон. – Дежурила, – вздохнула Таня. – Приставал? – Приставал. Поэтому я больше с ним не хожу. А вот с бабой Тоней нормально дежурить. Но мужики к ней клеются... – Таня зажмурилась и потрясла головой. – К ней?! – не поверил Антон. – Ей же лет уже много. – Ну так я и не говорю, что к ней опера молоденькие липнут. А вот мужики в возрасте, эксперты, прокуроры дежурные, опера, которые постарше, – от тех просто отбою нет. А на меня никто внимания не обращает. – Ну, в общем-то, – вслух подумал Антон, – могу себе представить, что она еще вызывает интерес. Я и сам чуть было... – Анто-он, – позвала Таня. – По-моему, мы отвлеклись. К чему все эти лампы, прожектора?.. – У меня появилась сумасшедшая мысль, – тихо сказал Антон. – У зеркала есть какой-то оптический секрет. Я же сам видел в нем призрак. – Ой! – сказала Таня. – Мне страшно. Антон положил ей руку на плечи. – Не бойся. Призраков не бывает. – Ну да, не бывает, – возразила Таня прижимаясь к нему всем телом, и он почувствовал, что она дрожит. Надо же, какая она впечатлительная! – Не бывает, – твердо сказал он. – Значит, это какой-то оптический эффект. И для того, чтобы он сработал, надо, чтобы позади зеркала был какой-то источник света. – Погоди, но в комнате Годлевича никакой лампы не было, – нахмурила лоб Таня. – Не было, но зеркало было отодвинуто от стены так, что прямо ему в тыл светило яркое солнце. – Я все равно не понимаю, – призналась Таня. – Я тоже не сразу понял. Но мы имеем факты: при определенном освещении и при определенном угле зрения в зеркале можно увидеть женщину в шляпе с полями. О ней есть упоминание в заметке про смерть Полякова, наконец, ее видел я, и мама моя видела, тогда, на трупе Паммеля. – Подожди-ка. А твоя мама что, прожектор включала там? – Включала. Они, чтобы сделать осмотр, перепробовали там все источники света, но люстра была слишком тусклой, и они воспользовались прожектором. А кто эта женщина в зеркале, ты догадалась? – Наруцкая? – помолчав, высказала догадку Таня. – Точно. И еще, знаешь, что? Первое упоминание про женщину в зеркале у нас когда имеет место? – Когда? – Ну, вспомни, в двадцать третьем году. – Ну и что? – похоже, что Таня действительно не улавливала мысль Антона, а ему-то казалось, что все уже очевидно. – А то: жена Паммеля никакой женщины в зеркале не видела. Ей просто мерещились кошмары из-за того, что она дни проводила у зеркала, надышалась ртутью... – Ты думаешь, что эта Наруцкая ее умышленно сгубила таким образом? – Конечно! Значит, жена Паммеля умерла от отравления ртутью. После ее смерти зеркало остается в доме Паммеля. И вот только после этого из зеркала впервые начинает выходить призрак... – Она в шляпе? – трагическим голосом спросила Таня, поеживаясь, будто от холода. – Да. Что дальше? В девятнадцатом году Василия Полякова отправляют реквизировать зеркало. – Так-так! – оживилась Таня. – Где у нас это указание? Порывшись в папке, она нашла нужную бумагу и прочла: «Тов. Я. Петерсу. Рапорт. Докладываю, что 12 февраля 1919 года мною, совместно с красноармейцами Наливайко и Бутусовым произведен обыск в доме Паммеля Эдуарда Матвеевича, по адресу: Петроград, Галерная улица, 16. Искомого предмета, зеркала в раме красного дерева, в доме не обнаружено. Допрошенный на месте Паммель отрицал, что таковой предмет находился в доме. На вопро сы о сожительнице впал в истерику и отвечать отказался. Присутствия женщин в доме не установлено. Исполнитель: В. Поляков». Ты думаешь, что Поляков элементарно спер зеркало? – Да, – подтвердил Антон. – Я думаю именно так. Ну, не спер, а присвоил. – А зачем? Просто увидел вещь дорогую и позарился? – Вряд ли. Это чревато: его начальник посылает на задание, а он тырит вещдок. – Ну да, – задумчиво согласилась Таня, – сейчас бы выговор влепили, а тогда бы к стенке поставили. – Вот именно. Значит... – Что, Антон? Что это значит? – Значит, это зеркало было ему очень нужно. И знаешь, почему? Все-таки он как-то был связан с Наруцкой. Они все были просто наркоманами, от нее зависимыми. Помнишь, как в нее влюблялись? Мужики на все были готовы, даже жен на тот свет отправляли ради того, чтобы быть с ней... Таня завистливо вздохнула; наверное, она страстно мечтала, чтобы из-за нее мужчины тоже шли на убийства и должностные преступления. Нет, все-таки хорошо, что она не роковая женщина. – От Паммеля она тогда уже ушла. А к кому? – продолжал Антон. – К кому? – повторила Таня. – Ну, Таня! Неужели непонятно? Да к Полякову же. Для нее он зеркало и присвоил. – А как же... В газете же написано было, что у этого Полякова не было ни жены, ни детей... Вот, смотри: «...он был одинок, нелюдим. Ни жены, ни детей он не имел, и где жил раньше, никто не знал...» – Таня, – укоризненно сказал Антон. – Ты всегда газетам веришь? – Ладно, это неправда. А почему тогда ты веришь тому, что из зеркала выходил призрак дамы в шляпе? – не сдавалась Таня. – Я просто думаю, что он с Наруцкой встречался тайно, и соседи про это не знали. – Ничего себе! – присвистнула Таня. – Послушай, но тогда она точно в двадцать втором году родила ребенка от Полякова. А потом, в феврале двадцать второго года, его из НКВД турнули, может, даже припомнили пропажу зеркала. И она от него ушла. – Как уходила от всех, кто разорялся и терял свое положение. – Она и от прадеда твоего наверняка ушла, когда его дела ухудшились. – Конечно. Он же был известным адвокатом, а потом практики не стало. Помнишь, в дневнике поэта написано, что адвокат уже не мог поддерживать уровень жизни, достойный этой дамы, и она ушла сначала к нему, а потом к Паммелю. – Ну да! Видишь, пока все складывается, – захлопала в ладоши Таня. – Да-а! Но потом, после смерти Полякова, зеркало все равно забрали в НКВД. Как же оно опять у нее оказалось? – Во-первых, в ГПУ. А во-вторых, почему ты решила, что оно у нее оказалось? Мы не знаем, что с ним было до семьдесят девятого года, до смерти Паммеля. – Антон! – Таня сосредоточенно грызла наконечник шариковой ручки. – А не могло так быть, что из ОГПУ приехал и забрал зеркало не кто-нибудь, а именно Годлевич? И тоже не отдал в контору, а присвоил? – Могло, вполне могло так быть, – кивнул Антон. – Помнишь, нам старушки Покровские говорили, что к тридцатому году, когда они познакомились с Годлевичем, тот уже длительное время состоял в связи с Наруцкой. – Ух! – Таня сжала кулаки. – Ну и жаба эта Наруцкая! Как же я ей завидую!.. |
||
|