"Дверь в зеркало" - читать интересную книгу автора (Топильская Елена)

16

От ночной свежести и тишины голова у Антона стала постепенно проходить. Он даже задремал, бдительно придерживая рукой плотную холщовую лямку складного зеркала; разбудили его опера, криминалист и Спартак Иванович, весело балагурившие с бутылкой в руках. Они попытались было расстелить бланк протокола, в качестве скатерти, прямо на зеркале, но Антон чуть ли не грудью прикрыл важное вещественное доказательство.

Тогда стол накрыли на скамеечке, стоящей под столетним тополем. Красиво расставили одноразовые пластиковые стаканчики, открыли бутылку водки и спохватились насчет закуси. Бежать снова в магазин все до единого участники акции категорически отказались. Положение спас Спартак Иванович, вовремя нашедший в кармане ириску в затертом фантике. Похоже, что он сам про нее забыл и, найдя, очень обрадовался.

Ириску торжественно водрузили в центр праздничного стола, развернули фантик, и Спартак Иванович, сосчитав присутствующих и упомянув, что еще сейчас Лариса подойдет, виртуозно разрезал конфетку на шесть частей. После чего, скороговоркой пробормотав: «Ну, с Богом!», до краев наполнил водкой стаканчики.

Антон с ужасом посмотрел на свои двести граммов водки. Он вообще не предполагал, что работа в прокуратуре сопряжена с таким количеством опасностей. Ну ладно, всего за три дня его отравили парами ртути, стукнули по голове, причинив черепно-мозговую травму, заставили всю ночь участвовать в осмотре, хотя он объективно нуждался в срочной госпитализации... Это все не смертельно. Но пить без закуски теплую водку в таких количествах?! Подобного он даже в студенчестве себе не позволял.

В то же время он предвидел саркастические возгласы своих несостоявшихся собутыльников, в которых словосочетание «профессорский сынок» было бы самым безобидным для него эпитетом.

Пришла Лариса с неизменным экспертным чемоданом, Антон даже подумал, не пристегнута ли она к нему наручником; брякнула его на землю рядом со скамеечкой и спросила:

– А мой стакан где?

Пока ей наливали, Антон наклонился к ней и шепотом наябедничал, что его пить заставляют.

– Ну и что? – удивилась Лариса.

– А как же черепно-мозговая травма? – занервничал Антон.

– Ах да, у тебя же ЧМТ... Ну, ты пригуби чуть-чуть. Эй, друзья, а закусывать чем будем?

Ларисе любезно указали на художественно разрезанную конфету. Когда приготовления были закончены, все дружно подняли свои стаканчики, тихонько их сдвинули, боясь пролить хоть каплю драгоценной жидкости, и лихо выпили. Антон по совету Ларисы только пригубил и срочно зажевал обжегшую губы водку шестой частью ириски.

Только лишь стаканчики коснулись импровизированной скатерти Спартак Иванович снова схватился за бутылку и разлил остатки. Антон испугался.

– А это чем закусывать?

– Как чем? А ириска?

– Так уже нету...

Спартак Иванович не поверил и ткнулся носом в фантик, на котором доля Антона действительно отсутствовала.

– А ты чего – съел?! – поразился следователь. – Ну, ты даешь! Надо же было пососать и обратно положить.

В этот момент к дому, тихо шурша колесами по блестящему асфальту, подъехала «скорая помощь». Из нее выглянул водитель и, видимо, оценив камуфляжную форму двух оперов и эксперта-криминалиста, а также чемодан медика с красным крестом, и поняв, что это не местная гопота на пленэре распивает, а люди солидные, через низкую оградку крикнул:

– Мужики, квартира три – вход отсюда?

– Мы из квартиры три, а что случилось? – меланхолично вопросил Спартак Иванович на правах старшего.

– Вызов у нас на черепно-мозговую. Там лестница-то нормальная, носилки спустить? А то сказали, неходячий, – развил тему водитель, и все дружно посмотрели на Антона, осторожно, чтобы не расплескать, несущего ко рту полнехонький стакан водки.

Такого позора Антон еще не испытывал.

Он вспоминал этот миг, уже лежа в палате после процедур, и заливался краской. Несмотря на то, что все неприятное уже было позади.

В кре сле у постели дремала мама. Как ни уговаривал ее Антон отправиться восвояси, ссылаясь на мнение врачей о том, что состояние его удовлетворительное, смертельная опасность миновала, и вообще завтра его отпустят домой, она ни в какую не соглашалась и выпросила разрешения поспать тут, рядом с сыночком.

Антон испытывал нешуточные угрызения совести еще и из-за того, что маме обо всех его приключениях сообщили уже утром. И конечно, она тут же схватила такси и примчалась в больницу. И вопреки его ожиданиям не сказала ему ни слова упрека, а когда он попытался объяснить некоторые свои поступки и задать ей вопросы касательно тех подробностей из жизни их семьи, о которых ему удалось узнать за последние дни, прервала его, пообещав, что поговорят они дома.

К вечеру ее обещала сменить Таня. Посещения, правда, были разрешены в больнице до девятнадцати часов, но матери выдали круглосуточный пропуск, и вообще Антон подозревал, что его коллеги наврали докторам что-то несусветное: к Антону тут относились, как к комиссару Каттани, пострадавшему в борьбе с мафией, ходили вокруг него на цыпочках, выделили отдельную палату (хоть и не одноместную, но пообещали на две соседние койки никого не подселять).

Когда явилась Татьяна, мать душевно с ней расцеловалась, к большому удивлению Антона, считавшего ее неспособной на такие публичные проявления чувств, и сдала Антона с рук на руки.

Первое, что сделала Татьяна, когда за Ниной Викентьевной закрылась дверь, – присела на койку к Антону, прижалась к нему грудью и страстно поцеловала в губы. Учитывая, что зубы больной чистил утром, вместо сексуального возбуждения он испытал невероятное смущение, списанное, впрочем, Таней на подорванное здоровье.

Поэтому она спокойно пересела в кресло и принялась рассказывать новости.

Во-первых, она посплетничала, что прокурор недоволен: не успел новый следователь приступить к должности, как ввязался в какую-то сомнительную историю, получил по голове, попал в больницу, значит, в ближайшее время не работник. Антон расстроился чуть не до слез; почему-то он вбил себе в голову, что прокурор должен гордиться таким героическим сотрудником, не побоявшимся отправиться ночью на поиски истины. Но оказалось, что превыше храбрости прокуроры ставят осторожность сотрудников.

Таня вообще посоветовала Антону не зацикливаться на мнении прокурора обо всей этой истории.

– А куда он денется? Поворчит и забудет, – философски сказала она. – Главное, что ты удостоверение не утратил.

Во-вторых, на ноже нашли чьи-то отпечатки, но не Антона.

В-третьих, зеркало забрали исследовать в криминалистическое управление ГУВД. Говорят, что оно действительно старинное, действительно из дворца Медичи, и стоит невероятных денег, несколько «мерседесов» ручной сборки купить можно. Эксперты уже залезли в конструкцию и обнаружили по периметру рамы полость, которую сначала сочли тайником, но потом открыли совсем другое предназначение этой полости.

Оказывается, она была заполнена жидкой ртутью. И если не знать секрета, то при повороте зеркала вокруг своей оси открывались отверстия в полости, маленькие, но достаточные для того, чтобы пары ртути начинали отравлять окружающую атмосферу. Зная секрет, при перемещении зеркала можно было этого избежать.

– Ужас! Это что же, специально была сделана такая машина для убийства? – поежился Антон; его действительно зазнобило при мысли о несчастных, которые коротали вечера перед этим зеркалом, медленно, но верно сводившем их в могилу.

– Говорят, да! – Таня сделала круглые глаза, что безумно нравилось Антону. – Это было специальное зеркало. Оно могло быть безвредным. А могло быть орудием убийства, надо было только правильно установить его.

– А про призрак женщины в шляпе ничего не говорили? – Антон разволновался. Но Таня развела руками.

– Нет. В это зеркало все уже посмотрелись, при разном освещении. Ничего. Никаких призраков.

Таня заметила, конечно, что он расстроился, и принялась отвлекать его:

– И еще знаешь, что сказали? Что хроническое отравление парами ртути приводит к изменениям психики! Поражается центральная нервная система, у отравленных начинаются галлюцинации, кошмары... Помнишь статью газетную? Двадцать третьего года? Поляков, энкаведешник этот, жутко орал перед смертью.

– И Эмма Паммель, в газете было написано, – вспомнил Антон.

– Ну да. И еще говорили, что Паммель кричал перед зеркалом, и этот твой потерпевший, Годлевич, тоже.

– Второй или первый? – усмехнувшись, спросил Антон.

– Первый, конечно. А второй так и не установлен.

– А первый-то хоть в морге? Или сбежал оттуда? – Антон постарался задать вопрос небрежно, с юмором, но вообще-то он совершенно не удивился бы, услышав от Татьяны, что трупа первого Годлевича в морге нет, что он сбежал оттуда и охотился за зеркалом, которого его подло лишили после смерти.

Таня засмеялась.

– Господи, ну конечно, в морге. Еще даже не похоронен, у него родных-то нету. Но вообще-то сходство поразительное!

– А ты второго видела, что ли?

– Ну да. Криминалист его сфотографировал еще до того, как выяснилось, что он живой. Все же думали, что это труп, вот он и сделал снимки места происшествия.

Они помолчали.

– Ну, и что ты думаешь по этому поводу? – спросила после паузы Таня.

– По поводу чего?

– Ну хотя бы этого мужика с ножом в сердце. Он пока в реанимации, без сознания. И мы даже не знаем, кто он.

– Мне кажется, я знаю, – медленно сказал Антон. – Помнишь сестер Покровских? Они близнецы.

– Ну и что? – удивилась Таня.

– А то, что если в семье есть близнецы, то вероятность появления близнецов в следующем поколении очень вероятна.

– Да-а? – заинтересовалась Таня. – Ты думаешь, что эта милая старушка родила тогда близнецов? Двоих мальчиков?

– Когда родила, она была не старушкой. Помнишь, она сказала, что ребенка даже не видела? А сестра ее сказала, что та подписала какой-то документ? Наверное, это был отказ от детей, но Ангелина эта была не в себе, поэтому ей смело можно было давать подписывать даже собственный смертный приговор. Так?

– Угу, – кивнула Таня. – Слушай, как с тобой интересно! Жалко, что ты вечером меня с собой не взял, на квартиру к Полякову этому.

– Нет уж, – решительно сказал Антон. – Слава Богу, что я тебя не взял, а то бы и тебя, тьфу-тьфу, по голове стукнули или еще чего хуже.

– А может, наоборот, на нас двоих напасть бы не решились. А? Может такое быть?

Таня начала ласково поглаживать Антона по голове, потом по плечам и шее. Пришлось предложить ей закрыть дверь палаты изнутри, на время, чтобы не смущать местных медсестер.

Они закрылись, но через полчаса в дверь забарабанила дежурная сестра, притащившая градусник. Пришлось открыть и выслушать правила поведения больных и посетителей. У Антона сложилось впечатление, что сестричка просто приревновала Антона к посетительнице, хоть Антон никаких авансов этой сестричке не выдавал.

После того, как Таня ушла, сестричка резко подобрела, тоже присела к Антону на кровать и стала ждать, пока измерится температура. Пока ждала, спрашивала, как оно в прокуратуре, скольких злодеев Антон поймал с оружием в руках, и вообще демонстрировала полный набор народных заблуждений относительно специфики прокурорской работы. В руках, помимо контейнера с градусниками, она держала темно-зеленую книгу под названием «Судебно-медицинская экспертиза отравлений», сказала, что готовится к экзамену. Прочитав украдкой название, Антон заявил, что ее сам Бог послал, и долго обсуждал с ней последствия отравления ртутью.

Склонив головы к книге, они вычитали, что при хроническом меркуриализме (так называется отравление ртутью) поражается центральная нервная система, происходят повышенная возбудимость и быстрая истощае-мость нервных процессов, нарастающее непроизвольное дрожание конечностей, позднее развиваются изменения психики, тяжелое общее истощение, эмоциональная тупость, то есть неспособность испытывать какие-либо эмоции. Сестричка сбегала еще за одной книжкой, из которой они почерпнули, что в результате хронического отравления и изменений психики больной может испытывать боязнь совершать даже привычные действия на глазах у кого-то.

Антон сразу вспомнил объяснения соседей Паммеля, которые отмечали, что тот никогда не мыл посуду и не выносил мусор, если кто-то был на кухне, все это он предпочитал делать без посторонних глаз. Это ли не симптом меркуриализма?

Измерение температуры затянулось настолько, что разыскивать сестру пришел дежурный врач. Теперь уже сестричке была прочитана лекция о том, каковы правила распорядка на отделении; она ушла, кидая на Антона жаркие взоры.

Оставшись один, Антон еще долго лежал без сна, пытаясь сложить все фрагменты головоломки. Пока еще не все складывалось.

Допустим, тот, кого нашли с ножом в груди в квартире Полякова, действительно брат-близнец Годлевича. Тогда, в тридцатом, у Ангелины Покровской родилась двойня, но Юрий Годлевич, их отец, по каким-то причинам смог взять к себе только одного. И на том, как говорится, спасибо. Но что сталось дальше со вторым младенцем? Как смог он не потеряться и в конечном итоге найти брата? И вообще, он сыграл одну из центральных ролей в драме про зеркало. Значит, он давно уже поддерживал отношения с братом, Семеном Годлевичем.

В больной голове Антона мелькнула одна безумная мысль, сумасшедшая догадка. Но проверить ее, находясь на больничной койке, он не мог; значит, надо просить Таню. Завтра она наверняка придет.

Так, эту часть загадки отложим в дальний угол мозга, поскольку для ее решения требуется дополнительная информация.

Поехали дальше. Следующее белое пятно – кто стукнул Антона по башке в квартире Полякова. На этот счет у него не было даже никаких догадок. Но, возможно, они появятся, если подтвердится то, что он думает насчет Годлевича-второго.

Третий пробел: с какой целью кто-то забирает зеркало из жилищ покойников, и почему оно все время оказывается у очередного понятого. Надо, кстати, будет узнать у участкового Висне-вича, откуда он взял дедка, которого привел в качестве понятого – подписать протокол осмотра трупа Годлевича. Если выяснится, что дедок сам напросился, то...

Антон задумался. То это что-то значит, но пока нет ответа на первый вопрос, он будет спотыкаться обо все следующие. Значит, ждем Таню, и выясняем один принципиальный момент. Он заворочался, устраиваясь поудобнее, и совсем уже было собрался заснуть, как вдруг чуть было не подскочил на кровати. Ну и дурак он! Ведь он же читал все эти архивные справки и газетные заметки! Там несколько раз встречалось упоминание об исключительно важном факте, который Антон пропустил, не понимая, какое значение этот факт имеет для всей этой истории. Болван!

Ладно, и это оставим для Тани. Хорошо, что есть Таня, подумал он, засыпая.