"Призрак" - читать интересную книгу автора (Харрис Роберт)

Глава 14

На этот раз он ответил через несколько секунд.

— Значит, вы перезвонили, — тихо произнес он гнусавым монотонным голосом. — Я догадывался, что вам захочется наладить контакт, кем бы вы там ни были. Не многие имеют этот номер.

Райкарт ждал ответа. Я слышал, как на заднем фоне говорил мужчина — скорее всего, произносил торжественную речь.

— Итак, мой друг, вы собираетесь продолжить разговор?

— Да, — ответил я.

Он снова сделал выжидающую паузу. Не зная, с чего начать, я подумал о Лэнге. Что он сказал бы, если бы увидел, как я общаюсь с его врагом? С его Немезидой? Своим поступком я нарушал все основные правила в кодексе «призраков». Мои действия шли вразрез с соглашением о конфиденциальности, на котором стояла подпись Райнхарта. Это было профессиональное самоубийство.

— Я пытался перезвонить вам пару раз, — продолжил Райкарт.

В его голосе чувствовались нотки упрека. Влюбленная парочка вышла из ювелирного магазина и зашагала через улицу ко мне.

— Да, знаю, — ответил я, собравшись с духом. — Прошу прощения за беспокойство. Я обнаружил ваш телефонный номер на одном из документов и решил выяснить, кому он принадлежит. Наверное, мне не стоит продолжать эту беседу.

— Почему?

Влюбленные прошли мимо машины. Я продолжал следить за ними, глядя в зеркало заднего вида. Они сунули руки в задние карманы друг друга, как будто были воришками, встретившимися на случайном свидании. Мне следовало сделать решительный шаг.

— Я работаю на Адама Лэнга. Моя…

— Не называйте своей фамилии, — быстро вмешался он. — И не используйте никаких имен. Говорите неопределенными фразами. Где именно вы обнаружили мой телефон?

Его настоятельность нервировала меня.

— На обороте фотографии.

— Какой фотографии? Что там запечатлено?

— Студенческие дни моего клиента. Это фото принадлежало моему предшественнику.

— Принадлежало? О боже!

Райкарт замолчал. Я услышал шум аплодисментов на его конце линии.

— Вас шокировали мои слова? — спросил я.

— Да. Это связано с той информацией, которую он передал мне.

— Я недавно встречался с одним из тех, кто изображен на фотографии. Думаю, вы могли бы помочь мне разобраться кое в чем.

— Почему вы не поговорите с вашим нанимателем?

— Он в разъездах.

— Ах да, он действительно в разъездах.

Судя по голосу, на лице Райкарта появилась удовлетворенная улыбка.

— И вы где находитесь? Только без точных названий.

— В Новой Англии.

— Вы можете приехать в город, в котором я работаю? Прямо сейчас? Вы ведь знаете, где меня искать?

— В принципе знаю, — с сомнением ответил я. — У меня есть машина. Могу приехать к вам.

— Только не на машине, — сказал он. — Самолеты безопаснее любых дорог.

— Во всяком случае, так утверждают местные авиалинии.

— Послушайте, мой друг, — свирепо прошептал Райкарт. — На вашем месте я бы не шутил. Езжайте в ближайший аэропорт. Садитесь на первый доступный рейс. Перешлите мне номер рейса. Больше ничего не нужно. Я устрою так, чтобы вас встретили в зале ожидания, когда вы приземлитесь.

— А как ваш человек узнает меня?

— У него не будет такой возможности. Это вам придется отыскать его.

На заднем фоне послышался новый взрыв аплодисментов. Я попытался высказать свои возражения, но не успел произнести и пары слов. Он отключил телефон.

Я выехал из Бельмонта, не имея никаких идей о дальнейшем маршруте. Через каждые несколько секунд мой взгляд устремлялся к зеркалу заднего вида, однако, если за мной и наблюдали, то я этого не замечал. Позади меня появлялось множество машин, но ни одна из них не задерживалась в моем кильватере больше двух минут. Я следил за указателями, ведущими к Бостону. С их помощью я вскоре пересек большую реку и выехал на автостраду.

До трех часов дня оставалось несколько минут, но уже начинало смеркаться. Слева и вдали от меня на фоне высокого купола атлантического неба сверкали золотыми отсветами небоскребы городского центра. Впереди, словно падающие звезды, спускались вниз огни самолетов, направлявшихся к аэропорту. Следующие две мили я сохранял невысокую скорость и высматривал вероятных преследователей. Для тех, кто никогда не бывал в аэропорту Логан, я скажу, что он располагается посреди Бостонской гавани. Машины добираются до него по длинному и бесконечному на вид тоннелю. Когда дорога ушла под землю, я спросил себя, зачем мне влезать в такую опасную авантюру. И моя неуверенность была настолько велика, что, когда — почти через милю — я вновь оказался в сером полумраке вечера, вопрос так и остался без ответа.

Следуя знакам, я подъехал к долгосрочной стоянке машин. В тот миг, когда «Форд» остановился на парковочном месте, мой телефон зазвонил. Входящий номер был незнакомым. Поколебавшись, я ответил на звонок, и властный голос заставил меня вздрогнуть.

— Чем вы занимаетесь, черт бы вас побрал?

Это была Рут Лэнг. В своей вульгарной самонадеянности она привыкла начинать беседу без уведомлений и прелюдий — пробел в манерах, за который, как мне кажется, муж никогда не винил ее, даже будучи премьер–министром.

— Работаю, — ответил я.

— Вот как? А в отеле говорят, что вас нет.

— Неужели так и говорят?

— А разве вы там? Они сказали мне, что вы даже не появлялись.

Я попытался скрасить ложь частичной правдой.

— На самом деле я направляюсь в Нью–Йорк.

— Зачем?

— Хочу повидаться с Джоном Мэддоксом и обсудить с ним структуру книги с учетом…

Мне удалось найти тактичный эвфемизм.

— …изменившихся обстоятельств.

— Я тревожусь о вас, — сказала Рут. — Весь день хожу взад и вперед по этому чертову пляжу и думаю о том, что мы с вами обсуждали прошлой ночью…

Я перебил ее:

— Нам не следовало бы говорить об этом по телефону.

— Не волнуйтесь. Не буду. Я не такая уж и дура. Но чем больше я обдумываю ситуацию, тем сильнее начинаю беспокоиться.

— Где Адам?

— Все еще в Вашингтоне. Он продолжает звонить, но я не хочу отвечать. Когда вы вернетесь?

— Я еще не знаю.

— Сегодня вечером?

— Попытаюсь уложиться в этот срок.

— Постарайтесь, если сможете.

Она понизила голос. Я представил себе телохранителя, стоявшего поблизости.

— Деп вечером уедет по своим делам. Так что коком буду я.

— Вы полагаете, это будет хорошей приманкой?

— Вы грубиян, — ответила она и засмеялась.

Рут прервала контакт, не попрощавшись со мной, так же неожиданно, как и позвонила. Я задумчиво постучал телефоном по зубам. Перспектива доверительной беседы у камина — возможно, с последующим раундом пылких объятий — не была лишена привлекательности. У меня имелась возможность позвонить Райкарту и отменить свой визит. Так и не приняв решения, я вытащил чемодан из машины и покатил его через лужи к ожидавшему автобусу. Поднявшись в салон, я поставил чемодан рядом с собой. Передо мной висела карта аэропорта. Стоило мне взглянуть на нее, как сам собой возник новый выбор. Куда же мне направиться? Терминал Б предлагал рейс в Нью–Йорк к Райкарту. Терминал Е и международный сектор мог предоставить мне вечерний рейс обратно в Лондон. Я не рассматривал прежде такой вариант. Паспорт у меня был с собой. Я действительно мог выйти из дела.

Б или Е? Оба решения казались почти равнозначными. Я чувствовал себя бестолковой лабораторной крысой, которая, попав в лабиринт, все время сталкивалась с альтернативами и постоянно выбирала неверные ходы. Двери автобуса с тяжелым вздохом открылись. Я вышел у терминала Б, купил билет, отослал текстовое сообщение Райкарту и сел на рейс Американских авиалиний, направлявшийся в аэропорт Ла Гвардия.

По какой–то причине наш самолет задержали на стоянке. Мы по расписанию поднялись на борт, но затем лайнер остановился на рулевой дорожке и по–джентльменски пропустил вперед несколько других самолетов, которые должны были вылетать после нас. Начался ливень. Я смотрел в иллюминатор на прибитую дождем траву и едва различимую грань между морем и небом. По стеклу змеились прожилки воды. Каждый раз, когда с соседней полосы взлетал очередной самолет, корпус нашего лайнера дрожал и прожилки меняли узор. Пилот включил интерком и, извинившись, сообщил, что у службы безопасности возникла проблема с проверкой пассажиров. Департамент безопасности только что поднял уровень террористической угрозы с желтого (повышенного) уровня до оранжевого (высокого), поэтому пилот просил нас проявить терпение. Среди бизнесменов, сидевших вокруг меня, нарастала тревога. Один мужчина опустил край газеты и, поймав мой взгляд, покачал головой.

— Ситуация становится все хуже и хуже, — сказал он.

Сложив газету, мужчина бросил ее на колени и закрыл глаза. Заголовок передовицы гласил: «Лэнг завоевал нашу поддержку». На фотографии экс–премьер опять усмехался. Рут была права. Ему не следовало делать этого. Своей усмешкой он уже достал весь мир.

Мой небольшой чемодан находился в багажном отделении на верхней полке. Ноги покоились на наплечной сумке, которая лежала под креслом. Беспокоиться было не о чем, но я не мог расслабиться. Меня терзало чувство вины, хотя я не совершил никаких предосудительных поступков. Чуть позже в моем уме зародилось подозрение, что скоро люди ФБР войдут в самолет и выведут меня из салона. Однако после сорока пяти минут ожидания двигатели нашего лайнера снова взревели, и пилот, прервав молчание, объявил, что нам дали разрешение на взлет. Он еще раз поблагодарил нас за понимание текущей обстановки.

Мы вырулили на взлетную полосу и взмыли к облакам. Несмотря на волнение — или, возможно, именно из–за него, — моя усталость втянула меня в сон. Я проснулся от толчка и почувствовал, что кто–то склонился надо мной. Это был стюард. Он попросил меня пристегнуть ремень безопасности. Я думал, что проспал лишь несколько секунд, но давление в ушах подсказало мне, что мы уже шли на посадку в аэропорту Ла Гвардии. Самолет приземлился в шесть минут седьмого (я запомнил время, потому что посмотрел на часы). В двадцать минут седьмого, отделившись от нетерпеливой толпы, которая скопилась у ленты для выдачи багажа, я направился в зал прибытия.

Был ранний вечер, и помещение заполняли люди, спешившие в центр города или домой — за стол с горячим ужином. Я обвел взглядом это шумное многоликое множество в надежде, что Райкарт сам удосужится встретить меня. Но среди толпы я не заметил ни одной знакомой фигуры. У прохода расположился обычный траурный строй водителей. У каждого в руках на уровне груди имелась табличка с фамилией пассажира. Водители смотрели прямо вперед, избегая посторонних взглядов, словно были подозреваемыми на процедуре опознания. Я же — в роли нервного свидетеля — шагал перед ними и внимательно осматривал их, не желая совершить ошибки. Райкарт намекнул, что я узнаю нужного человека, когда увижу его. И это действительно произошло — причем с таким эффектом, что у меня едва не оборвалось сердце. Он стоял на небольшом удалении — высокий грузный мужчина лет пятидесяти, с бледным лицом и темными волосами, одетый в плохо пригнанный костюм из какого–то второсортного магазина. В его руках я увидел черную табличку, на которой мелом было написано «Майк Макэра». Взглянув на его хитрые бесцветные глаза, я подумал, что он чем–то напоминает мне моего предшественника.

Мужчина меланхолически жевал резинку. Кивнув на мой чемодан, он тихо произнес:

— Багаж в норме.

Это было похвала, а не вопрос, но смысл слов дошел до меня позже. Мне никогда не нравился нью–йоркский сленг, однако в тот момент я обрадовался ему, как ребенок. Мужчина повернулся на каблуках, и я последовал за ним через зал в кромешный ад вечера — в какофонию криков, свиста, шума хлопавших дверей, ссор из–за такси и воя отдаленных полицейских сирен.

Водитель подошел к своей машине, сел за руль, опустил оконное стекло и жестом велел мне садиться. Пока я тужился, затаскивая чемодан на заднее сиденье, он молча смотрел вперед. Похоже, этот боров не был расположен к беседе. Впрочем, на нормальный разговор у нас не хватило бы времени. Покинув периметр аэропорта, мы подъехали к отелю с большим стеклянным фронтоном и несколькими конференц–залами, чьи окна выходили на Большой центральный бульвар. Мужчина что–то промычал и затем, изогнув тяжелое тело, повернулся ко мне. Машина пропахла его потом. Взглянув через пелену дождя на мрачное безликое здание, я испытал момент экзистенциального ужаса. О господи! Что я тут делаю?

— Если вам потребуется контакт с боссом, используйте эту трубу, — сказал он, передав мне новый мобильный телефон в сохранившейся полиэтиленовой обертке. — Там сим–карта на двадцать долларов. По старому телефону молчок! Лучше вообще отключите его. Вы сейчас войдете внутрь и оплатите свой номер наличными. У вас имеются деньги? Это будет стоить около трехсот баксов.

Я кивнул.

— Останетесь здесь на ночь. Номер зарезервирован.

Он изогнулся еще больше и вытащил из заднего кармана толстый бумажник.

— Вот вам карточка для дополнительных расходов. Запомните имя на ней. В отеле регистрируйтесь по этой фамилии. Назовите клерку какой–нибудь адрес в Великобритании. Только не ваш собственный! Если карточки не хватит, то остальные расходы оплачивайте наличными. Вот телефонный номер, который вы будете использовать для дальнейших контактов с боссом.

— Вы, наверное, работали копом, — сказал я, забирая у него кредитную карточку и клочок бумаги, на котором детским почерком был записан номер телефона.

Бумага и пластик нагрелись от жара его тела.

— Не пользуйтесь Интернетом. Не общайтесь с незнакомыми людьми. И особенно избегайте женщин, которые попытаются завязать знакомство с вами.

— Так обычно говорила моя мама.

Выражение его лица не изменилось. Мы посидели несколько секунд.

— Ну, все, — сказал он и помахал мне рукой. — Пока.

Пройдя через вращающуюся стеклянную дверь и оказавшись в вестибюле, я прочитал фамилию на карточке. Клайв Диксон. Где–то рядом закончилась большая конференция. Десятки делегатов в черных костюмах, с ярко–желтыми значками на отворотах хлынули в огромный холл, украшенный белым мрамором. Их гомон наполнил пространство. Они походили на стаю ворон. Эти энергичные целеустремленные люди только что получили новый заряд сил и мотиваций для решения своих личных целей и корпоративных задач. Их значки свидетельствовали о принадлежности к какой–то церкви. Большие стеклянные шары светильников, свисавшие с потолка в сотне футов над нашими головами, отбрасывали блики на хромированные стены. Я больше не тонул в глубинах страха. Волна событий вынесла меня на сушу.

— У вас зарезервирован номер на фамилию Диксон, — сказал я клерку за стойкой администратора.

Лично я не выбрал бы для себя такую вымышленную фамилию. Я просто не мог представить себя Диксоном, кем бы он там ни был. Но клерк не разделял моего смущения. Фамилия имелась в компьютере, и все остальное его не тревожило. Благо, карточка оказалась нормальной. Номер обошелся мне в двести семьдесят пять долларов. Я заполнил бланк и написал ложный адрес: на указанной улице находился лондонский клуб Рика, а номер дома принадлежал коттеджу Кэт, выходившему террасой на задворки Шефердз–Буш. Когда я выразил желание расплатиться наличными, клерк принял банкноты двумя пальцами, словно они были какой–то диковинкой, которую он прежде никогда не видел. Наличные? Если бы я привязал осла к его стойке и предложил заплатить ему шкурами сусликов или деревянными фигурками, вырезанными под завывание зимних ветров, он и тогда бы не был в большем замешательстве.

Я отказался от помощи в переноске багажа, поднялся в лифте на шестой этаж и сунул электронный ключ в паз замка на двери. Гостиничный номер имел обои цвета беж и освещался настольными лампами. Из двух окон открывались виды на бездонную черноту Ист–Ривер и пространство от Большого центрального бульвара до Ла Гвардии. На большой «плазме» демонстрировался фильм «Я беру Манхэттен». Когда на экране появились титры: «Добро пожаловать в Нью–Йорк, мистер Никсон», я отключил телевизор и открыл мини–бар. Мне не нужно было ни бокалов, ни стаканов. Я отвинтил крышку и отхлебнул из горлышка маленькой бутылки.

Примерно через двадцать минут и после второй опустевшей бутылочки мой новый телефон внезапно озарился голубым сиянием и начал издавать угрожающее электронное жужжание. Оставив свой пост у окна, я нехотя ответил на звонок.

— Это я, — произнес Райкарт. — Вы уже устроились?

— Да.

— Вы один?

— Один.

— Тогда откройте дверь.

Он стоял в коридоре, прижимая к уху телефон. Рядом с ним был водитель, встретивший меня в аэропорту.

— Все нормально, Френк, — сказал Райкарт своему парню. — Дальше я сам. Присмотри за вестибюлем.

Когда Френк зашагал обратно к лифтам, он сунул телефон в карман плаща. Райкарт принадлежал к тем мужчинам, которых моя мать называла «симпатичными зазнайками»: впечатляющий профиль, потрясающие синие глаза, оранжевый загар и зачесанные назад вьющиеся волосы, так сильно привлекавшие прежде газетных карикатуристов. Он выглядел гораздо моложе своих шестидесяти лет.

Райкарт кивнул на пустую бутылочку в моей руке.

— Напряженный день?

— Можно и так сказать.

Не ожидая приглашения, он вошел в комнату, направился к окну и задернул шторы. Я закрыл дверь.

— Примите мои извинения за эту дыру, — сказал Райкарт. — Я не мог устроить вас на Манхэттене, потому что там меня многие знают. Особенно после вчерашней пресс–конференции. Френк нормально позаботился о вас?

— Мне редко оказывали столь теплый прием.

— Я знаю, о чем вы говорите, но он полезный парень. Бывший нью–йоркский полицейский. Френк выполняет поручения и обеспечивает мою безопасность. С некоторых пор я стал не очень популярным парнем в нашем районе, как вы сами можете представить.

— Хотите что–нибудь выпить?

— Стакан воды, если можно.

Пока я наливал ему воду, он прошелся по номеру, проверил ванную комнату и даже встроенный шкаф.

— Что–то не так? — спросил я его. — Вы думаете, это западня?

— Нечто подобное промелькнуло в моем уме.

Он расстегнул плащ и аккуратно положил его на кровать. По моим скромным оценкам, его костюм от Армани стоил в два раза дороже годового дохода небольшого африканского поселка.

— Сами подумайте, — продолжил он. — Ведь вы работаете на Лэнга.

— Я впервые познакомился с ним в понедельник и до сих пор не понял, что это за человек.

Райкарт засмеялся:

— А кто его понял? Если вы встретили Лэнга в понедельник, то знаете его не хуже других. Я проработал с ним пятнадцать лет! Но и поныне задаю себе вопрос: откуда он взялся на наши головы? Майк Макэра тоже этого не знал, хотя был в его команде с самого начала.

— Его жена говорила мне почти то же самое.

— Вот видите! Если даже такая проницательная женщина, как Рут, не может понять его — а она, сохрани ее господи, замужем за ним, — то на что надеяться нам, остальным? Человек–загадка. Благодарю.

Райкарт взял стакан с водой и, сделав глоток, посмотрел мне в глаза.

— Но вы, похоже, начали разгадывать его.

— Во всяком случае, мне кажется, что я приблизился к разгадке.

— Давайте присядем, и вы расскажете мне об этом, — предложил Райкарт, похлопав меня по плечу.

Его жест напомнил мне о фамильярности Лэнга. Очарование великих людей. Рядом с ними я чувствовал себя мелкой рыбешкой, плававшей среди акул. Мне следовало быть начеку. Я устроился в небольшом кресле — такого же бежевого цвета, как и стены. Райкарт сел напротив меня.

— Итак, — сказал он. — С чего начнем? Моя персона вам известна. А кем являетесь вы?

— Я профессиональный писатель — «призрак». После смерти Майка Макэры меня наняли для обработки мемуаров Адама Лэнга. Я совершенно не разбираюсь в политике. Иногда кажется, что меня втянуло в какое–то Зазеркалье.

— Расскажите мне о том, что вы узнали.

Неужели он считал меня настолько простодушным? Я хмыкнул и предложил свой вариант беседы:

— Сначала мне хотелось бы узнать, что вам известно о Макэре.

— Как пожелаете, — пожав плечами, ответил Райкарт. — Что я могу сказать о нем? Майк был непревзойденным профессионалом. Если бы вы прикололи розочку к своему чемодану и сообщили Макэре, что это его новый партийный лидер, он последовал бы за ним. Когда Лэнг возглавил партию, все знали, что Майк перейдет в его штат. Он был очень полезным сотрудником и разбирался в партийных делах лучше, чем кто–либо другой. А что конкретно вы хотите узнать?

— Каким он был человеком? Как личность?

— Как личность?

Райкарт покосился на меня с неприкрытым изумлением, словно ему еще не доводилось слышать столь странный и экстравагантный вопрос.

— Он не видел жизни вне политики, если вы это имеете в виду. Можно сказать, что Лэнг был для него целой вселенной — женой, ребенком, другом. Что еще? Он отличался болезненной пунктуальностью и обладал набором качеств, который напрочь отсутствовал у Лэнга. Возможно, поэтому он и остался с ним, пройдя весь путь до Даунинг–стрит и обратно. Вся прежняя команда получила расчет и разбежалась по углам, устраивая свой собственный бизнес. Но Майк не признавал другой корпоративной работы. Он сохранил свою верность Адаму.

— Если бы он был верным сотрудником, то не стал бы контактировать с вами, — возразил я собеседнику.

— Да, но это случилось уже в самом конце. Вы говорили о какой–то фотографии. Могу я взглянуть на нее?

Когда я вытащил пакет, на его лице появилось такое же алчное выражение, как и у Эммета. Но когда Райкарт увидел несколько снимков, он даже не потрудился скрыть своего разочарования.

— И это все? Кучка привилегированных белых парней в кутежах и плясках?

— Тут имеется кое–что поинтереснее, — ответил я. — Но скажите, почему ваш телефонный номер записан на обороте фотографии?

Райкарт бросил на меня лукавый взгляд.

— А на кой черт мне отвечать на ваш вопрос?

— Тогда какого черта вы ждете от меня какой–то помощи?

Мы посмотрели друг на друга. Он усмехнулся, показав большие белые зубы.

— Вы могли бы быть политиком, — сказал он.

— Я учусь у лучших представителей власти.

Он скромно склонил голову, полагая, что я имел в виду его, хотя на самом деле у меня на уме был Адам Лэнг. Тщеславие, как я понял, стояло первым в списке слабостей Райкарта. Мне без труда представилось, как Лэнг искусно льстил ему и какой удар по эгоизму Райкарта нанесло последующее увольнение. Взглянув на его пригнутую голову, на крючковатый нос и пронизывающие глаза, я понял, что он был одержим местью, как отвергнутый любовник. Он поднялся на ноги, подкрался к двери, рывком открыл ее и быстро осмотрел коридор. Вернувшись, Райкарт склонился надо мной и грозно покачал перед моим лицом указательным пальцем.

— Если вы ведете со мной двойную игру, вас ожидает суровая расплата, — строго произнес он. — А если вы сомневаетесь в моей способности хранить недобрые чувства и со временем сводить старые счеты, спросите об этом Адама Лэнга.

— Хорошо, я обязательно спрошу.

Интенсивность его возбуждения не позволяла ему сидеть спокойно. Внезапно я понял, под каким неимоверным прессингом находился этот человек. Райкарту следовало отдать должное. Чтобы вытащить бывшего партийного лидера и премьер–министра на суд по военным преступлениям, требовались крепкие нервы.

— Скандал с международным трибуналом высек газетные заголовки лишь на прошлой неделе, — сказал он, ходя взад и вперед перед кроватью. — Но я Иду по следу Лэнга уже несколько лет. Война в Ираке, передача пленных, пытки, Гуантанамо — все средства и методы, применяемые в так называемой войне против террора, являются такими же незаконными для Международного суда, как и злодеяния в Косово и Либерии. Единственная разница заключается в том, что все вышеназванные преступления совершали мы. Лицемерие западной демократии вызывает у меня тошноту.

Похоже, Райкарт осознал, что вновь начал речь, которую он повторял уже много раз прежде. Сделав паузу, он отпил глоток воды.

— В любом случае риторика — это одно, а доказательства — совершенно другое. Я чувствовал, что политический климат менялся в лучшую сторону. Каждый раз, когда в Лондоне взрывалась бомба; каждый раз, когда в Ираке убивали еще одного солдата, люди все ближе подходили к пониманию, что мы начали очередную Столетнюю войну без реальной возможности закончить ее в ближайшее время. Я знал, что ситуация работает на меня. Однако посадить западного лидера на скамью подсудимых казалось абсолютно невозможным. Чем хуже был бардак после срока правления очередного идиота, тем больше людей видело убожество нынешней власти. Мне требовалось хотя бы одно доказательство, отвечавшее законным стандартам юриспруденции, — какое–нибудь преступное распоряжение с подписью Лэнга на нем. Хватило бы одной страницы, но ее–то у меня и не было. И вдруг прямо перед Рождеством она появилась. Я получил реальную улику. Документ пришел по почте — без сопроводительного письма. «Совершенно секретно: меморандум премьер–министра Великобритании государственному секретарю США». Он был пятилетней давности. Лэнг подписал его еще в те дни, когда я занимал должность министра иностранных дел. Однако я не имел ни малейшего представления о том, что такой документ существовал. О боже! Доказательство не хуже дымящегося пистолета. Подпись, словно отпечаток пальца на горячем стволе! Льстивые заверения британского премьер–министра о том, что те четверо несчастных ублюдков будут схвачены нашими десантниками в Пакистане и переданы палачам ЦРУ.

— Это военное преступление, — подытожил я.

— Вы правы, — согласился он. — Пусть небольшое. Ну и что? В конце концов, Аль Капоне упекли в тюрьму за уклонение от уплаты налогов. Но значит ли это, что он не был гангстером? Я провел несколько осторожных проверок и, убедившись в подлинности документа, отвез его в Гаагу.

— И вы не знали, кто прислал его вам?

— Понятия не имел, пока мой анонимный источник не позвонил и не представился мне. К сожалению, как вы уже поняли, Лэнг вскоре узнал о наших контактах. Дальше ситуация пошла по наихудшему сценарию.

Райкарт вновь склонился надо мной и прошептал:

— Она закончилась смертью Майка!

Сейчас, припоминая тот разговор, я убежден, что знал уже о причинах гибели Макэры. Но подозрение — это одно, а подтверждение — совсем другое дело. И вам следовало бы посмотреть на ликование Райкарта, чтобы оценить масштаб предательства, совершенного моим предшественником.

— Он позвонил мне лично! Вы можете поверить в это? Если бы кто–то сказал, что Макэра окажет мне помощь, я просто рассмеялся бы над таким нелепым предположением.

— Когда он позвонил?

— Примерно через три недели после того, как я получил секретный меморандум. Кажется, восьмого или девятого января. Что–то типа этого. «Привет, Ричард, — сказал он. — Ты получил тот подарочек, который я послал тебе?» У меня едва не случился сердечный приступ. Затем я быстро заткнул ему рот. Вы знаете, что все телефонные линии в ООН прослушиваются?

— Неужели?

Я пытался абсорбировать его слова.

— Да, полностью. Национальное агентство безопасности записывает каждый разговор, который ведется в Западном полушарии. Каждый слог, который вы произносите по телефону, каждое отправленное вами электронное письмо, каждая операция с вашей кредитной карточкой — все это записывается и сохраняется в базах данных. Конечно, им трудно сортировать такую уйму информации. Мы в ООН решили, что легче всего обходить прослушку с помощью резервных сотовых телефонов. Главное, не говорить о точных деталях дела и чаще менять номера. По крайней мере, это позволяет быть на пару шагов впереди. Короче, я посоветовал Майку убавить звук. Затем он получил от меня телефонный номер, который раньше никогда не использовался. Я попросил его перезвонить мне как можно быстрее.

— Ага! Понятно.

Я тут же визуализировал эту сцену. Макэра с телефоном, зажатым между ухом и плечом, выхватывает свою дешевую синюю ручку.

— Судя по всему, он записал телефонный номер на обороте той фотографии, которую держал в тот момент в руках.

— Чуть позже он перезвонил мне, — сказал Райкарт.

Перестав шагать, он какое–то время рассматривал свое отражение в зеркале, висевшем над комодом. Райкарт приложил обе руки ко лбу и пригладил волосы, убрав их за уши.

— Господи, как я расстроен, — сказал он. — Посмотрите на меня. Я никогда так не выглядел, когда работал в правительстве, хотя иногда нам приходилось вкалывать по восемнадцать часов в день. Знаете, люди воспринимают нашу миссию неправильно. Власть не утомляет! Нас изнашивает отсутствие власти!

— А что он сказал, когда позвонил? Я имею в виду Макэру.

— Я сразу уловил какую–то странность в его голосе. Вот вы спрашивали, на кого он был похож. Да, он выглядел грубоватым чиновником, и это нравилось Лэнгу. Адам знал, что может положиться на Майка; что тот сделает за него всю грязную работу. Макэра был деловым и проницательным человеком. Вы могли бы назвать его грубияном — особенно когда он говорил по телефону. В моем офисе его прозвали Кошмакерой: «Господин министр, вам только что звонил этот кошмарный Кошмакера…» Однако в тот злополучный день его голос звучал безжизненно и плоско. Он казался каким–то надломленным. Майк сказал, что последний год он работал над мемуарами Лэнга и копался в кембриджских архивах. Анализируя деятельность нашего правительства, он настолько разочаровался в политике Лэнга, что едва не покончил с собой. Кстати, там он и нашел меморандум, санкционировавший операцию «Буря». Однако, судя по его словам, тот документ был лишь вершиной айсберга. Майк сказал, что обнаружил в архивах нечто более важное, и именно эта находка заставила его понять, в какую помойную яму мы ввергли страну, пока были у власти.

Я с трудом мог дышать.

— Что же он нашел в конце концов?

Райкарт тихо рассмеялся.

— Довольно странно, но я задал ему тот же вопрос. Он не пожелал отвечать на него по телефону. Майк сказал, что хочет встретиться со мной и обсудить эту тему в личной беседе. Он намекнул, что ключ к разгадке находится в мемуарах Лэнга и что если кто–то осмелится проверить его слова, то ответ можно найти в начале.

— Это его точные слова?

— Почти. Пока он говорил, я кое–что записывал в блокнот. Майк обещал перезвонить мне через пару дней, чтобы назначить встречу. Но мои ожидания были напрасными. Еще через неделю в прессе появились сообщения о гибели Макэры. И никто другой не мог позвонить мне по этому телефону, потому что номер знал только Майк. Представьте себе мое волнение, когда телефон вдруг зазвонил опять. Вот почему мы здесь…

Райкарт обвел рукой комнату.

— …в идеальном месте для того, чтобы весело провести вечер в унылый четверг. Теперь, я думаю, вы можете рассказать мне о своем расследовании. О той чертовщине, которая творится вокруг нас.

— Да, конечно. Только сначала еще один вопрос. Почему вы не сообщили об этом в полицию?

— Вы шутите? Прения в Гааге и без того висят на волоске. Если бы я сказал полиции, что Макэра контактировал со мной, меня, естественно, расспросили бы о деталях нашей беседы. Как, когда и почему? И тогда мяч вернулся бы к Лэнгу. Он нанес бы упреждающий удар и развалил все дело о военном преступлении. Вы же знаете его. Адам ловкий делец. Взять, к примеру, его заявление, которое он выдвинул против меня. «Международная борьба с терроризмом слишком важна, чтобы использовать ее для местечковой личной мести». О–го–го! Какая злобная экспрессия!

Он восхищенно содрогнулся. Я слегка поежился в кресле, но Райкарт ничего не заметил. Он снова принялся рассматривать себя в зеркале.

— Да и чем тут можно было помочь? — продолжил Райкарт, выставив вперед подбородок. — Я думаю, Майк покончил с собой. Либо из–за депрессии, либо из–за выпивки, либо из–за двух причин сразу. Я подтвердил бы только их догадки. Он действительно был опечален, когда звонил мне по телефону.

— И я могу сказать вам, почему он был опечален. Макэра узнал, что один из мужчин, запечатленных на фотографии вместе с Лэнгом — я имею в виду снимок, на котором Майк записал ваш телефонный номер, — был офицером ЦРУ.

В тот момент Райкарт осматривал свой профиль. Его голова дернулась, бровь изогнулась, и затем он с нарочитой медлительностью повернулся ко мне:

— Кем он был?

— Его зовут Пол Эммет.

После этого мгновения слова буквально полились из меня полноводной рекой. Мне отчаянно хотелось освободиться от бремени, разделить свою ношу с другим человеком, позволить кому–то осмыслить важность моего расследования.

— Позже он стал профессором в Гарварде. Затем Эммет начал руководить так называемым Аркадианским институтом. Вы слышали о нем?

— Да, слышал… Конечно, слышал! И я всегда старался держаться в стороне от него, так как мне говорили, что деятельность института напрямую связана с ЦРУ.

Райкарт сел. Он выглядел ошеломленным.

— Но разве такое возможно? — спросил я. — Мне не очень понятно, как все это работает. Неужели кто–то может стать сотрудником ЦРУ и затем уехать в другую страну для защиты докторской диссертации?

— На мой взгляд, это в высшей степени возможно. Попробуйте придумать лучшее прикрытие. И где, как не в университете, выявлять самых ярких людей, способных стать будущими лидерами?

Он протянул ко мне руку.

— Покажите мне еще раз фотографию. Кто из них Эммет?

— Все это может оказаться чепухой, — предупредил его я, указывая пальцем на Эммета. — У меня нет доказательств. Я только нашел его фамилию на одной из параноидальных веб–страниц. Там говорится, что он был зачислен в ЦРУ после окончания Йельского университета — то есть за три года до того, как появилась эта фотография.

— Я думаю, что так оно и было, — сказал Райкарт, рассматривая снимок. — Когда вы заговорили об Эммете, я вспомнил, что слышал кое–что. Фактически подобные сплетни часто кулуарно обсуждают на международных конференциях. Я мог бы назвать Аркадианский институт вершиной военно–индустриального академического айсберга.

Он хмыкнул, наслаждаясь своим остроумием, затем нахмурился и снова стал серьезным.

— А ведь его знакомство с Лэнгом действительно выглядит подозрительно.

— Нет, — сказал я, — подозрительным выглядит то, что Макэру нашли мертвым на берегу Мартас–Виньярда через несколько часов после его

встречи с Эмметом на вилле близ Бостона.

Я рассказал Райкарту о других своих находках — в первую очередь, историю о приливах и огнях на берегу бухты Ламберта. Я поведал ему о любопытном ходе полицейского расследования; об откровениях Рут и ссоре между Лэнгом и Макэрой накануне гибели последнего; о нежелании Лэнга обсуждать его кембриджский период жизни и о том, как он пытался скрыть свое вступление в партию сразу после окончания университета. Затем я перешел на рассказ о том, как Макэра, с его доскональностью, разворошил архивы и постепенно опроверг легенду Лэнга о студенческих годах. (Возможно, именно поэтому Майк говорил, что ключ к разгадке находился в самых первых главах мемуаров.) Я рассказал о спутниковой навигационной системе в «Форде» Макэры, о том, как она привела меня к порогу Эммета, и о странном поведении профессора.

И чем больше я говорил, тем сильнее возбуждался Райкарт. Мои слова были для него как праздник. Как Рождество! Он снова зашагал взад и вперед по комнате.

— Предположим, что это Эммет заставил Лэнга подумать о карьере в политике, — сказал он. — Ведь кто–то должен был заронить идею в его маленькой головке. Я вступил в молодежную организацию нашей партии, когда мне исполнилось четырнадцать лет. В каком году присоединился Лэнг?

— В тысяча девятьсот семьдесят пятом.

— Семьдесят пятом? Посмотрите, как все совпадает! Вы помните, что творилось в Британии в семьдесят пятом году? Служба безопасности вышла из–под контроля и шпионила за премьер–министром. Отставные генералы собирали личные армии. Экономика разрушалась. Мы устали от восстаний и ирландских террористов. Неудивительно, что ЦРУ решило рекрутировать талантливую молодежь и помочь ярким личностям сделать карьеру в ключевых областях общественной жизни — в гражданских службах, в средствах массовой информации и, наконец, в политике. Американцы поступают так во всем мире. Их марионетки есть в любой стране.

— Но только не в Британии, — возразил ему я. — Мы их союзники.

Райкарт бросил на меня презрительный взгляд.

— ЦРУ шпионит даже за своими студентами. Неужели вы думаете, что из–за какой–то щепетильности они откажутся следить за нашими? Их активность в Британии всегда была велика. Особенно сейчас. В Лондоне располагается штаб американской военной базы с огромным штатом сотрудников. Я могу назвать вам полдюжины членов парламента, которые имеют регулярные контакты с ЦРУ. Фактически…

Он перестал шагать и щелкнул пальцами.

— Вы натолкнули меня на гениальную мысль!

Он быстро развернулся и посмотрел мне в глаза.

— Вам что–нибудь говорит имя Редж Гиффен?

— Почти ничего.

— Редж Гиффен… Сэр Реджинальд Гиффен, а позже лорд Гиффен — слава богу, ныне покойный — так долго выступал в палате общин в пользу США, что мы прозвали его «представителем от Мичигана». Во время общих выборов в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году он внезапно отказался от членства в парламенте. Его решение удивило всех и каждого, не считая одного фотогеничного и весьма предприимчивого молодого члена партии, который за полгода до этого выдвинул свою кандидатуру на данный пост от какого–то небольшого избирательного округа.

— И который затем получил место Гиффена, став кандидатом от партии, — добавил я. — В свои тридцать лет он занял одно из лучших парламентских кресел.

История была воистину легендарной. Она возвела Адама Лэнга до статуса национального лидера.

— Но неужели вы думаете, что это ЦРУ заставило Гиффена уступить свое место в парламенте? Мне кажется, ваша догадка излишне притянута за уши.

— Ах, перестаньте! — раздраженно сказал Райкарт. — Воспользуйтесь своим воображением! Представьте, что вы профессор Эммет, вернувшийся в Гарвард. Вам приходится писать всякий вздор, непригодный для чтения, — монографии о союзе англоговорящих наций или идиотские статьи о необходимости борьбы с коммунистической угрозой. Вы упустили бы из рук свою птицу счастья? Человека, способного стать самым потрясающим агентом в истории ЦРУ? Молодого парня, о котором уже начали говорить как о будущем партийном лидере? Возможного премьер–министра? Неужели вы не стали бы убеждать свое начальство в перспективности такой разработки? В том, что нужно всеми силами способствовать карьере этого человека? Я работал в парламенте, когда там появился Лэнг. Я видел, как он выскочил из ниоткуда и оставил нас всех позади.

Это воспоминание заставило его нахмуриться.

— Конечно, ему помогали. Он вообще не имел реальной связи с партией. Мы не могли понять, в чем его сила.

— Видимо, в этом и было его преимущество, — догадался я. — Он не имел идеологии.

— Возможно, не имел, — усаживаясь в кресло, согласился Райкарт. — Но у него был конкретный план действий.

Он склонился ко мне:

— Ладно, вот вопрос на засыпку. Назовите хотя бы одно решение премьер–министра Адама Лэнга, которое шло бы вразрез с интересами Соединенных Штатов Америки.

Я промолчал.

— Хорошо, — добавил он. — Это трудный вопрос. Лучше назовите мне такой поступок Лэнга, который не получил бы одобрения Вашингтона. Просто подумайте немного. Вот вам несколько намеков.

Он вытянул ко мне правую руку и поднял вверх большой палец.

— Во–первых: развертывание британского контингента на Ближнем Востоке вопреки рекомендациям всех наших военачальников и послов, знакомых с этим регионом. Во–вторых…

Райкарт поднял указательный палец.

— …полное отсутствие требований любого вида quid pro quo[50] от Белого дома, хотя мы могли настоять на дополнительных контрактах для британских фирм или иных компенсациях. В–третьих: непоколебимая поддержка внешней политики США на Ближнем Востоке, даже когда ее безумство настроило против нас почти весь арабский мир. В–четвертых: строительство на британской территории американской системы противоракетной обороны, которая абсолютно не заботится о нашей безопасности и фактически, наоборот, выставляет нас целью для первых ударов противника — она предназначена лишь для защиты Америки. В–пятых: покупка за пятьдесят миллиардов долларов американской системы запуска ядерных ракет. Мы называем ее «независимой», но она даже не может стрелять без предварительного одобрения США. В контексте обороны мы связали руки своим преемникам на следующие двадцать лет и заставили их раболепствовать перед Вашингтоном. В–шестых: договор, разрешающий США экстрадировать наших граждан для суда в Америке, но не позволяющий нам делать то же самое с гражданами Соединенных Штатов. В–седьмых: тайный сговор о незаконном похищении, пытках, тюремном заключении и даже убийствах британских граждан. В–восьмых: целенаправленное увольнение любых министров — я говорю об этом по личному опыту, — которые не на все сто процентов поддерживали альянс с Соединенными Штатами. В–девятых…

— Достаточно, — всплеснув руками, взмолился я. — Мне понятна ваша мысль.

— У меня имеются друзья в Вашингтоне, которые до сих пор изумляются тому, как Лэнг вел британскую внешнюю политику. Они просто в шоке от того, какую поддержку он оказал США и как мало получил взамен от этого. А куда он привел нашу страну? Мы застряли в войне, которую не можем выиграть. Наши спецслужбы, тайно сговорившись с ЦРУ, используют методы, которые мы не позволяли себе, даже когда воевали с нацистами!

Райкарт печально рассмеялся и покачал головой.

— Знаете, своим расследованием вы сняли тяжкий груз с моей души. Наконец–то у меня появилось рациональное объяснение для той чертовщины, которая творилась у нас в правительстве, когда Лэнг был премьер–министром. Хотя можно представить себе и более худшую альтернативу. По крайней мере, если он работал на ЦРУ, то все его действия имели смысл.

Он похлопал меня по колену.

— И теперь возникает вопрос: что нам делать с этой информацией?

Мне не понравился его акцент на слове «нам». Поморщившись, я вяло ответил:

— У меня довольно шаткое положение. Мне полагается помогать мистеру Лэнгу в работе с его мемуарами. Контракт обязывает меня не разглашать какой–либо третьей стороне ту информацию, которую я услышу в процессе сотрудничества.

— Теперь уже поздно останавливаться.

Эта фраза мне тоже не понравилась — особенно тон, которым она была произнесена.

— К тому же мы не имеем никаких доказательств, — добавил я. — Как можно говорить о вербовке Лэнга, если мы даже не знаем наверняка, является ли Эммет агентом ЦРУ? Вы сами посудите! Как они общались, когда Лэнг вошел в десятый дом?[51] Он прятал на чердаке передатчик?

— Не сводите все к шутке, мой друг, — сказал Райкарт. — Я возглавлял министерство иностранных дел, и мне известно, как совершались подобные дела. Контакты с иностранной разведкой устраивались просто. Эммет часто приезжал в Лондон как представитель Аркадианского института. Идеальный фасад. Я не удивлюсь, если этот институт был создан для операции прикрытия, чтобы Эммет мог передавать инструкции Адаму Лэнгу. Вспомните, когда учредили Аркадианский институт? Время совпадает. Его сотрудников могли использовать в качестве посредников.

— Все равно это ничего не доказывает, — ответил я. — Без признаний Лэнга и Эммета, без открытого доступа к самым засекреченным файлам ЦРУ ваши заявления не будут иметь достаточного веса. А таких признаний вы никогда не добьетесь.

— Значит, вам придется раздобыть мне веские доказательства, — сухо сказал Райкарт.

— Что?

Моя нижняя челюсть отвисла… Да и сам я весь как–то обмяк.

— Вы находитесь в идеальной позиции, — продолжил Райкарт. — Лэнг доверяет вам. Вы можете расспрашивать его о чем угодно. Он даже позволяет вам записывать его ответы на диктофон. Вы должны перевести разговор на определенную тему. Придумайте такие вопросы, которые незаметно завели бы его в ловушку. Затем предъявите ему обвинение в предательстве нации и запишите его реакцию. Даже если он начнет все отрицать, это будет неважно. Одно то, что вы выложите перед ним собранные вами факты, поставит точку на его истории.

— Нет! Это невозможно! Кроме того, диктофонные записи являются его законной собственностью.

— Все возможно, мой друг. Записи будут запрошены судом по военным преступлениям как доказательство его прямого соучастия в преступной программе ЦРУ по похищению и пыткам людей.

— А если я не стану делать таких записей?

— Тогда я предложу прокурору вызвать в суд вас.

— Но я могу сказать в суде, что ничего не знаю!

Мне казалось, что моя хитрость не имеет предела.

— Тогда я отдам обвинителю это, — сказал Райкарт и, приоткрыв полу пиджака, показал мне небольшой микрофон, закрепленный на его рубашке.

Провод уходил во внутренний карман.

— Френк не только присматривает за вестибюлем, но и записывает каждое наше слово. Не так ли, Френк? Да ладно вам! Чему вы удивляетесь? У вас такой шокированный вид! А что вы ожидали? Что я пойду на встречу с незнакомым человеком и не позабочусь о мерах предосторожности? Кроме того, вы больше не работаете на Лэнга.

Он улыбнулся, показав мне зубы, слишком белые и блестящие, чтобы быть настоящими.

— Отныне вы работаете на меня.