"Цитадель" - читать интересную книгу автора (Октавиан Стампас)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. БЕГСТВО РОСТОВЩИКОВ

— Ваше высочество, Ваше высочество!

Принцесса задремала на кушетке, у окна. Во дворце было тихо, но тишина эта была не торжественная, а унылая. После отъезда графа, двор Изабеллы потерял последние приметы пышности и блеска. Есть такое провансальское выражение «воздух несчастья», именно этим воздухом была пропитана атмосфера во дворце. В дополнение ко всем прочим неприятностям, выяснилось, что нет денег. Сибилла пообещала сорок тысяч бизантов, а реально заплатила только пятнадцать, решив, видимо, что лояльность сестры больше не стоит. Или это решил кто-то из ее казначеев. Есть порода людей не любящих расставаться с деньгами, даже с чужими, и порою нужен специальный окрик, дабы они выполнили то, что однажды им уже велено было сделать. Чтобы выяснить, в чем, собственно, заковыка, надобно было писать сестре, что было выше сил Изабеллы. Взять деньги, когда их предлагают это одно, но просить денег!

Нет уж!

Решено было вновь обратиться к ростовщикам. Для любого из них, должник королевской крови это находка. Во-первых, можно ломить любой процент, высокородный клиент постесняется торговаться. Во-вторых, даже в случае внезапной смерти такого клиента, казна, как правило, принимает к выплате его долговые расписки.

Изабелла хотела покинуть Яффу. Цель своего путешествия и конечный его пункт, она держала в тайне. Сначала все приближенные решили, что она собирается броситься вдогонку за своим порывистым любовником. Поэтому, за ее приготовлениями все следили, затаив улыбку. Молодо, зелено, ветрено, горячо, как говорят в Пуату. Но тут принцесса сделала неожиданный ход. Она написала и отправила второе письмо маркизу Конраду Монферратскому. В письме содержалось предложение сопровождать ее, Изабеллу, в предпринимаемой ею поездке.

Надо ли говорить, что послание это произвело на владетельного итальянца странное впечатление. Принцесса писала ему не подозревая, что письмо доставленное ей Реми де Труа, было поддельным, маркиз и не думал делать ей никаких матримониальных предложений. Маркиз был человек хитрый и умный, он напряг все свое воображение, но так и не смог понять подоплеку письма принцессы Изабеллы. То, что здесь явно имеется какая-то подоплека, он не сомневался. Он прочитал послание Изабеллы десять раз, искал в нем скрытый, аллегорический смысл, но так ничего удоботолкуемого не обнаружил. Хотя, сам факт этого послания навел его на интересные мысли. Трудно было не согласиться, что его союз с Изабеллой несомненно представлял бы собой хорошую политическую комбинацию. Его собственные тайные и жгучие амбиции наконец смогли бы приобрести реальные очертания и надежду на некое воплощение.

Как же ему самому не приходило это в голову!

Впрочем, понятно почему не приходило, Изабелла слишком молода и красива, одна из прекраснейших женщин крестоносного королевства, и потом, этот роман, этот бешеный роман с графом Рено. В этом месте рассуждений Конраду показалось, что он нашел объяснение: капризная красавица рассорилась со своим убийственным любовником и желает теперь ему отомстить. Тогда встает вопрос, к лицу ли ему, маркизу Конраду Монферратскому, пускаться на первый же призывный вопль рассерженной девчонки, хотя бы и являющейся принцессой. Продолжая думать дальше, Конрад не смог не припомнить, что о дочери Бодуэна ему приходилось слышать и похвальные слова, многие отдавали должное ее уму и расчетливости. Стало быть, она не может не понимать, что маркиз Конрад не самая лучшая кандидатура для ее постели, но зато одна из лучших для Иерусалимского трона.

Взвесив все за и против, Конрад решил откликнуться на зов.

Верный своему осторожному характеру, он решил еще раз обменяться письмами с принцессой и, чтобы исключить всякую возможность провокации, отослал свое письмо со своим самым доверенным человеком, бароном де Флери. Этому толстяку он верил, больше, чем самому себе. Он был несколько глуповат, настолько, насколько бывает глуповат нерассуждающий исполнитель, он был прямолинеен и достаточно богат, чтобы не польститься на деньги. Ему было велено вызнать одно лишь, точно ли ее высочество хочет, чтобы маркиз Конрад прибыл в ее дворец в Яффе, или может быть она назначит какое-нибудь другое место рандеву.

Получив слегка раздраженное, но однозначное подтверждение, что его ждут именно в Яффе, Конрад стал собираться в дорогу.

Изабелла, посчитавшая, что ей неудобно все же будет с первого дня переходить на содержание итальянца, велела Данже обратиться к ростовщикам, пусть дадут хоть тысячу бизантов.

— Ваше высочество, Ваше высочество!

Принцесса неохотно очнулась от приятной дремы и посмотрела на своего верного верзилу-мажордома туманным взором.

— Ты уже вернулся, Данже? — она встала и хорошенько, как голодная львица, потянулась. — Говори скорей, что там, по твоей дурацкой физиономии никогда не определишь, как идут дела.

Данже поиграл желваками.

— Ну, ну!

Слуга вздохнул.

— Я не понимаю язык вздохов!

— Я не принес денег.

— Совсем?!

— Совсем, Ваше высочество.

Изабелла искренне удивилась, раньше все эти негодяи в ермолках непрерывно толпились перед воротами дворца, наперебой предлагая свои услуги, а теперь…

— Почти все лавки закрыты, а остальные разговаривая со мной собирались закрывать.

— И генуэзцы?

— И генуэзцы.

— И евреи?

— И евреи.

— Ты говорил им от кого пришел?

— Они знают меня все.

— Ты предлагал им заем на их условиях.

— Да.

— И они отказывались?

— Чуть не плакали, но отказывались.

— Ничего, признаться, не понимаю, — Изабелла растеряно опустилась обратно на свою кушетку. — Чума что ли началась в городе?

Данже пожал плечами, понюхал воздух и посчитал нужным сказать.

— Нет, никакой чумы нет.

— Они разбегаются как крысы. Это не может быть просто так. Иди Данже, мне нужно подумать.

— Там вас дожидается господин Беливо.

— Господин Беливо? — это известие удивило принцессу не меньше, чем предыдущее, о бегстве ростовщиков. Этот веселый хромец, был прецептором Яффской области ордена тамплиеров и казначеем комтура Яффы. Все и в городе, и в королевстве знали, что принцесса не любит храмовников, или, по крайней мере, старается держаться от них подальше. Сами рыцари белого плаща и красного креста, тоже были об этом осведомлены и никогда, что называется, не навязывались. А тут!

— Ну, зови, зови.

Самоуверенно хромая, прецептор, брат Беливо вкатился в приемную залу. Был он большой балагур и законченный негодяй, к тому же отличался редкой даже для тамплиера, развращенностью. Отцы благородных дочерей Яффы дрожали при упоминании его имени. Мрачноватый, таинственно-отрешенный характер ордена никак не сказывался ни в облике брата Беливо, ни в его манерах. Он поминутно хохотал, обнажая редкие, желтые зубы и беззаботно чесал в тонзуре.

— Ва-аше высочество! — заорал он и кинулся было к ручке принцессы. Изабелла убрала руку.

— Вы же монах, господин Беливо, и только одной даме должны выказывать служение, деве Марии.

— Монах? — спохватился казначей, ощупывая грудь и бока быстрыми руками, — я ведь монах, монах, Ваше высочество!

Чтобы максимально сократить этот визит, ничуть не обещавший стать приятным, Изабелла сразу перешла к делу.

— Вы, верно, явились ко мне по поводу какому-нибудь очень важному. Ибо обычно я не имела чести видеть вас при своем дворе.

— Да, — Беливо вдруг сделался совершенно серьезным, — по делу, причем, по вашему.

— Так слушаю.

— До меня дошли слухи… Извините, Ваше высочество, буду прямолинеен, а следовательно, почти груб. Так вот слухи о ваших трудностях. Денежных.

— Ах, уже и дошли.

Беливо развел руками.

— Каюсь и не превозношу наши методы, но мы считаем необходимым знать все, что происходит в городе и окрестностях, дабы иметь возможность и время для предотвращения замышляющегося зла. И, поверьте, зло, замышляемое против вас, мы тоже считаем злом.

— Благодарю вас, но вы же знаете мои правила, господин Беливо. Весьма уважая ту роль, что играет ваш орден в деле покровительства паломникам…

— Да, да, я знаю вы брезгуете нами, наслушавшись недобросовестных историй, о каких-то наших тайных и опасных делах. А мы, между тем, не брезгливы. Мы считаем интересной всякую нору, всякую клоаку, если из нее можно извлечь хоть крупицу истины.

— Или золота, — в тон ему сказала Изабелла.

— Или золота, — покорно согласился Беливо.

— Не приравниваете ли вы к таким клоакам и мой маленький двор?

Казначей замахал руками.

— Ну, что вы, Ваше высочество. Несмотря на почти хамское происхождение, я отнюдь не хам. Мой отец был хоть и нищим рыцарем, но все же рыцарем. А что касается шпионов, то мы завели их и при вашем «маленьком дворе», как вы изволили выразиться. Ведь всякий маленький двор имеет шанс стать большим, правда?

— В ваших устах это рассуждение звучит как комплимент.

— Да? Я рад, я всегда вам симпатизировал, и сейчас докажу вам, что мои слова не пустой звук.

— Не докажете, — иронически вздохнула принцесса.

Беливо пробежался быстрыми пальцами по своей аккуратной лысине.

— Как знать. Впрочем бросим экивоки. Я прибыл сюда к вам для разговора по поводу одного такого шпиона.

Изабелла подняла брови.

— И связать я хотел бы судьбу этого негодяя с отсутствующими у вас деньгами.

— Говорите, как-нибудь толковее.

— С деньгами, которых вам никто в этом городе, ни даже в этом королевстве не даст.

— Никто?

— Никто, — простодушно и самодовольно улыбнулся Беливо, — разве что я. Брать у меня хорошо, без всяких процентов, из уважения к вам. И много. Сколько бы вы могли добыть из наглого генуэзца? Тысячу вонючих цехинов, а отдать принуждены были бы две, а то и три, а я…

— Ладно, об этом после, теперь о шпионе.

— Вы обещаете мне его выдать и сразу же получаете пять тысяч бизантов.

Изабелла откинулась на кушетки и стала рассматривать свои ногти.

— Вы так молчите, Ваше высочество, как будто вам что-то непонятно.

— Мне действительно многое непонятно. Во-первых, если этот шпион ваш, почему вы хотите его у меня покупать. Берите так.

— А он у вас есть? — бешено обрадовался Беливо.

— Господин Беливо, — резко повысила голос Изабелла, — извольте вести себя подобающе, я нахожусь в стесненных финансовых обстоятельствах, но это еще не повод устраивать тут у меня балаган!

Тамплиер прижал руки к груди самым извиняющимся манером.

— Никоим, поверьте, Ваше высочество, никоим образом не хотел я никакого балагана, просто я обрадовался, что мы понимаем друг друга и договоримся к обоюдной пользе.

— Если вы будете говорить загадками, мы вряд ли вообще о чем-нибудь договоримся.

Беливо встал, он сделался серьезен.

— Знаете, Ваше высочество, есть такая римская поговорка. Умному достаточно. Она более чем подходит к нашему случаю, ибо вас я считаю человеком очень умным, равно как и то, что сказал достаточно, чтобы вы меня поняли.

— Я оценила ваш комплимент, — медленно сказала принцесса, — но все-таки, кто это? Находится ли этот человек сейчас при мне?

— Отвечу честно — не знаю.

— Чем больше вы говорите, тем сильнее меня запутываете, господин прецептор. Но я прошу дать мне какие-нибудь определенные приметы. Возьмите в рассуждение, что если вы оставите меня в неведении относительно личности этого человека, то ввергнете меня в ужасные переживания. Я должна буду бояться каждого, кто входит в мою комнату, и подозревать всякого, с кем веду разговор.

На лице Беливо почти отчетливо проявилась досада.

— Меж нами, Ваше высочество, началась какая-то бесплодная игра. Скажу честно, мне не велено говорить с вами слишком открыто, но своей замечательно изображенной наивностью, заставляете меня это сделать.

— Этот человек — Реми де Труа..

— Де Труа?!

— Чувствуется, что я вас не слишком удивил.

— Пожалуй. В нем с самого начала было что-то необычное. И я ожидала с его стороны… Хотя в любом случае неприятно узнать, что ты доверительно общалась с человеком, который за тобой в это время шпионил.

Беливо развел руками, мол таковы уж нравы нашего времени, правда в его исполнении этот жест выглядел почти пародийно.

— Это страшный человек, Ваше высочество. Я не стану распространяться о том, чем он досадил ордену, но если он внезапно попадет в ваши руки, умоляю, подумайте о том, что в вашей власти избавить божий мир от очень большого злодея, передав его нам. И разумеется, не бесплатно. Вам неприятен этот разговор?

— Вы бы послушали себя со стороны, господин казначей!

— С каких это пор откровенность стала вызывать отвращение. Человек, оказавшийся опасной гадиной, вызывает у вас омерзение, у нас раздражение, какие могут быть препятствия на пути нашей договоренности о взаимопомощи.

— Но…

— Может быть вас задело упоминание о деньгах? Ну уж тут я не знаю, что сделать. Деньги стали душою нашего времени, его кровью. Мы, тамплиеры, многое придумали по части обращения с ними, это наложило отпечаток на манеру нашего мышления и поведения, но я отнюдь не считаю, что мы должны стыдиться этого.

— Успокойтесь, господин прецептор. Я не держала за душой тех претензий к ордену, которые вы сейчас так страстно опровергаете.

Вошел Данже и будничным голосом объявил, что в город вступает Конрад Монферратский со своей свитой.

Это сообщение произвело на суетливого хромца неожиданно сильное впечатление. Самоуверенная улыбчивость его поблекла, и припадать на свою ногу он стал значительно менее вдохновенно.

— Ступайте, — отослала Данже принцесса.

Беливо шумно почесал тонзуру.

— Так вот, чтобы закончить тему. Я готов в обмен на ваше согласие помочь вам в этом деле, обязуюсь заплатить вам более звонкой монетой, чем золото.

— Интересно было бы узнать, что вы имеете в виду, — высокомерно усмехнулась Изабелла. Присутствие в городе Конрада, делало ее как бы менее уязвимой.

— Охотно. Заранее прошу извинение, если допущу какую-нибудь бестактность. Я убежден, что до сих пор имя Рено Шатильонского звенит для вас звонче, чем самая драгоценная из монет.

Лицо принцессы окаменело, в глазах загорелись злые огоньки.

— Дошли до нас сведения о его успехах на восточных окраинах королевства. Он разогнал несколько овечьих отар, повесил пару-тройку огрызающихся сирийских крестьян…

— Мне неинтересно слушать об этом.

— Но тут на него свалилась большая удача, — невозмутимо и безжалостно продолжал Беливо, — он атаковал караван, в котором нашел сестру султана Саладина, оказавшуюся на поверку необыкновенной красавицей.

— Я же сказала… — почти бесшумно и почти бессильно прошептала принцесса.

— Теперь она живет у него, в его полуразвалившемся замке. Рено отказывается ее выдать, даже рискуя вызвать этим большую войну. Саладин необычный сарацин, он исповедует рыцарские принципы, для него оскорбление нанесенное даме, достаточный повод, что бы открыть военные действия. К графу скачут непрерывные гонцы из Иерусалима и из ставки султана, но он не хочет расставаться с пленницей, даже рискуя рассориться со всем белым светом.

— До свидания, господин прецептор.

— Что, скажите, кроме очень сильной страсти может заставить мужчину действовать подобным образом? Засим, конечно, прощайте, Ваше высочество.

Подковыляв к Изабелле, монаховидный сатир, улучил момент и поцеловал руку рассеяно свесившуюся со спинки кушетки.

Изабелле было в этот момент все равно.