"Не искушай меня" - читать интересную книгу автора (Дэй Сильвия)

Глава 4

– Ну вот, наконец, мы расстаемся, – пробормотала Лизетт.

Саймон усмехнулся. Если бы речь шла об окончании романа, он бы сумел напустить на себя меланхолию, дабы сделать приятное своей подруге. Но в данном случае можно было и не притворяться.

– Вижу, что вы рады поскорее от меня избавиться. – Она улыбнулась, и Саймон не мог не отметить, как эта улыбка преобразила ее. Лизетт действительно была одной из самых красивых женщин, с которыми ему довелось встречаться в жизни. Ее роскошные волосы отливали всеми оттенками золота. Кожа была шелковистой, а глаза сияли синевой, как чистое летнее небо, и губы походили на розовые бутоны, полные и сочные. Локоны, глаза, розовые бутоны губ и лицо в форме сердечка наводили на мысли об ангелах небесных. И сложена она была божественно: миниатюрная и гибкая, но с идеальными пропорциями. Не слишком полная, но и не худая. И принимая во внимание ее безупречную внешность, Саймон испытывал даже некоторую тревогу из-за того, что у него ни разу за все время общения с ней не возникло желания познать ее как женщину. Даже после нескольких недель воздержания, несмотря на то, что жили они в одной каюте, у него и мысли не было о том, чтобы овладеть ею.

– Вы, должно быть, тоже не чаете от меня избавиться, – весело ответил он.

– Разумеется.

И снова глаза ее потускнели, и он вздохнул про себя. Стоило Саймону почувствовать к ней симпатию, как она спешила напомнить, почему она ему не нравилась. Эта неприязнь не имела никакого отношения к отсутствию симпатии с ее стороны. Она не нравилась ему из-за своего непостоянства, необъяснимой смены настроений Временами она казалась растерянной, иногда казалось, что она получает от своей работы неоправданное, с его точки зрения, удовольствие. Он подозревал, что она немного не в себе, а он всегда старался избегать психически больных людей, поскольку они представляют опасность как для самих себя, так и для окружающих.

Едва экипаж остановился перед небольшим домом на тихой улице, Саймон открыл дверь и выпрыгнул из кареты. Он протянул Лизетт затянутую в перчатку руку, помогая выйти.

Вначале появились поля ее шляпы, затем они приподнялись – Лизетт запрокинула голову, глядя на фасад.

– Что это за место? – спросил он.

– Мой дом.

Саймон не смущаясь пристально смотрел на нее.

Она казалась печальной, погруженной в меланхолию, и в ее голубых глазах была тайна, о которой он ничего не хотел знать.

Лизетт Руссо была самой беспощадной убийцей из тех, кого он имел несчастье знать. Она получала удовольствие от страданий других. Иногда трудно было смириться с тем, что под такой красивой и хрупкой оболочкой скрывалось существо на редкость жестокое и безжалостное. Но Саймон Куинн видел ее в деле. Он наблюдал за тем, как она убила человека со свирепостью, которая тем больше обескураживала, что ее проявила прелестная чаровница. Комбинация утонченности и кровожадности всегда обескураживает.

Откровенно говоря, он не мог дождаться, когда, наконец, избавится от нее и от той тайны, что носила она в себе. Ему надоело копаться в чужом белье, действуя от имени короля, до которого Саймону, если честно, не было никакого дела. Он хотел жить своей жизнью и, наконец, накопил достаточно средств, чтобы себе это позволить. Больше он не будет ни на кого работать. Мир отныне принадлежит ему, или скоро будет принадлежать, как только он обменяет Лизетт на Ричарда и остальных.

Саймон повернулся и взял ее под руку.

– Готовы? – спросил он.

Лизетт глубоко вдохнула и затем кивнула.

Она собиралась с духом. Саймон заметил этот неброский жест и даже почувствовал к ней жалость. Он едва не спросил ее, не нужна ли ей его помощь, но попридержал язык. Требование светской учтивости побуждает джентльмена предложить помощь даме, попавшей в неприятное положение, но, во-первых, он не был джентльменом, а во-вторых, он должен думать сейчас не о ней, а о тех двенадцати, что работали на него. И все же у него нашлись для нее теплые слова.

– Я пробуду в Париже еще примерно месяц.

Эта фраза не содержала в себе амурного послания, и Лизетт это знала. Он предлагал ей временную гавань на случай возможного шторма. Она вздрогнула и быстро взглянула на него. И в этом испуганном взгляде он вдруг увидел другую Лизетт – Лизетт настоящую. Взгляд этот высветил робкую надежду и невинность.

Прошла секунда, и взгляд ее потух.

Саймон внутренне собрался, готовясь выслушать очередную саркастическую отповедь, к которым он успел привыкнуть за несколько недель общения с Лизетт, но ошибся. Она чуть заметно улыбнулась и слегка кивнула.

Вместе они поднялись по ступеням и вошли в дом. В холле до них донеслись звуки пианино. Большая нарядная хрустальная люстра свисала с потолка над мраморным полом. В нишах стояли живые цветы. Казалось, здесь Лизетт ждали с радостью.

Она провела Саймона в гостиную, выдержанную в приглушенных желтых, с золотом, тонах. И на этом желтовато-золотистом фоне невозможно было не заметить одетого в изумрудно-зеленый камзол виконта Дежардана.

– Добрый день, мистер Куинн, – поприветствовал Саймона виконт, прекратив играть на пианино.

– Добрый день, милорд, – ответил Саймон.

Его не переставало удивлять, как такой щуплый человек мог производить столь мощные звуки. Пожалуй, виконт не умел говорить шепотом, что казалось удивительным, потому что при взгляде на Дежардана можно было подумать, что даже сквозняк мог сбить его с ног.

– Лизетт, малышка моя. – Дежардан подошел к ней с выражением гордости и участия на лице. Он схватит ее за руки и поцеловал в щеку. – Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо.

Ответ Лизетт прозвучал куда более сдержанно, в нем не было и намека на теплоту. Но виконта, казалось, совершенно не заботило отсутствие у Лизетт радости по поводу возвращения к своему попечителю.

– Превосходно. – Дежардан обратился к Саймону – Не хотите ли чаю, мистер Куинн?

– Нет, благодарю. – Саймон смотрел на Дежардана с легким недоумением. Ему казалась странной та бесцеремонность, с которой он распоряжался в доме Лизетт. – Я бы предпочел совершить обмен как можно скорее и отбыть.

– Как насчет Жако и Картланда? – спросила Лизетт.

Дежардан жестом пригласил Лизетт присесть.

– Соглашение будет достигнуто.

Лизетт взглянула на Саймона. Тот вопросительно приподнял бровь. Она нахмурилась. По всей видимости, она пребывала в том же неведении, что и Саймон.

– Ваши люди были отпущены, как только вы прибыла сюда, мистер Куинн, – сказал Дежардан. – Как мы и договаривались.

Саймон подошел к окну и выглянул, затем посмотрел на часы на каминной полке.

– Я пробуду в вашем распоряжении еще несколько минут, если вы не возражаете.

Лизетт чуть заметно усмехнулась. Они все понимали, что Саймон никуда не уйдет, пока не убедится, что с его людьми все в порядке, возражает против этого Дежардан или нет.

Виконт пожал плечами:

– Как пожелаете. Оставайтесь столько, сколько вам угодно. Я благодарен вам за то, что вы вернули мадемуазель Руссо в добром здравии.

– Мне не доставляет удовольствия издеваться над людьми, – мрачно ответил Куинн. – Кроме того, я не могу рассчитывать на то, что моих людей оставят невредимыми, если я верну подпорченный товар.

– Как это человечно с вашей стороны. Так какие у вас сейчас планы? – спросил Дежардан, покачиваясь на каблуках и невинно улыбаясь.

– Вас мои планы не касаются, – протянул Саймон. Дежардан выводил его из себя своим лицемерием. – Без обид, милорд.

– Что вы, никаких обид.

В дверь громко постучали. В гостиную вошла экономка с чайным подносом. Экономка была в столь же преклонных годах, что и дворецкий. Их обоих давно пора бы отправить на пенсию. Лизетт начала снимать перчатки, а Саймон тем временем еще раз выглянул в окно. На другой стороне улицы мелькнуло что-то красное. Он усмехнулся и повернулся к Дежардану.

– Я ухожу, – сообщил он.

– Убедились? – ехидно поинтересовался Дежардан. – Мне следует доверять.

Саймон усмехнулся. Он подошел к Лизетт, и она протянула ему голую руку.

– До свидания, друг мой, – проворковала она.

Он поклонился и поцеловал ее руку. Они встретились взглядами.

– Постарайтесь не делать глупостей.

– Что за жизнь без глупостей? – Ее легкомысленный тон входил в явное противоречие с выражением ее лица: напряженный взгляд и скорбные складки у губ выдавали ее нервозность.

Саймон мрачно взглянул на Дежардана, раздраженный тем, что не сможет с легким сердцем оставить Лизетт на попечение виконта, если она чувствовала себя рядом с ним так неуютно. Но с другой стороны, Дежардан явно неплохо к ней относился. В глазах его и в улыбке чувствовалась теплота. И неадекватность обмена тоже говорила о том, что Лизетт высоко ценят. Она, как кошка, приземлится на лапы – в этом Саймон был уверен. И если с ней случится беда, она знает, где его искать.

Еще раз пожав руку, Саймон отпустил ее и, поклонившись виконту, вышел. Походка его была легкой и пружинистой.

Как только освободили его людей, он и сам получил свободу. Теперь он ни перед кем не держал ответа, и ничто не удерживало его в этом городе.

Разливая чай, Лизетт исподволь наблюдала за Дежарданом. Виконт стоял у окна и провожал взглядом Саймона. Дежардан похудел и постарел, что было тревожным знаком. Но, когда он обернулся и посмотрел на нее, вид у него был счастливый.

– Ты хорошо выгладишь, – сказал он, окинув ее придирчивым взглядом.

– Соответственно обстоятельствам, – сказала Лизетт, щедро сдобрив чай виконта сливками и сахаром, после чего протянула ему чашку с блюдцем.

Дежардан подошел ближе и взял чай из ее рук.

– Расскажи мне, что произошло.

Лизетт расправила плечи. Последнюю миссию она с позором провалила, хотя вначале ничто не предвещало такого поворота событий. Задание казалось очень простым. Непосредственный подчиненный Куинна, его ближайший помощник, Колин Митчелл, ушел в отставку и намеревался вернуться в Англию. Жако было дано задание подружиться с Митчеллом для того, чтобы через последнего выяснить личность руководителя Куинна, человека, который передавал секреты французского государства непосредственно английскому королю.

К несчастью, в тот вечер, когда Митчелл и Жако должны были сесть на корабль, еще один человек Куинна – англичанин по имени Картланд – убил человека, тесно связанного с французским дипломатом Талейраном. Картланд был арестован и допрошен. На допросе он обвинил в содеянном Митчелла. Для того чтобы, добавить вес заявлению о своей невиновности, он назвал имена других людей, работавших на Куинна, таким образом, раскрыв целую сеть английских шпионов.

При сложившихся обстоятельствах им следовало оставить Митчелла в покое и дождаться другой возможности получения доступа к интересующей их информации, но Лизетт так стремилась поскорее освободиться от обязательств по отношению к Дежардану, что сделала отчаянное предложение – она войдет в тесный контакт с самим Куинном, а Дежардан в обмен, на полученные сведения не станет больше требовать от нее никаких услуг.

– Вскоре по приезде в Англию, – сказала она, – мистер Митчелл сам вышел на нас, что дало нам возможность вставить ему палки в колеса. Мы рассчитывали, что он станет искать помощи у своих руководителей, что, в свою очередь, даст нам возможность узнать личность интересующего нас человека.

Виконт присел на обтянутый золотистым бархатом стул.

– Пока придраться не к чему. План кажется идеальным.

– И все пошло бы как по маслу, если бы Митчелл не имел такие хорошие связи. Ему не пришлось обращаться за помощью к своим руководителям. Он выкрутился сам.

– Хм… – Дежардан наблюдал за ней, потягивая чай. Когда он опустил чашку, от улыбки, что играла у него на губах, Лизетт пронзило холодом. – Интересная сказочка.

Она пожала плечами:

– Это правда. Ни больше, ни меньше.

– Правда?

– Конечно, правда. – Она говорила непринужденным тоном, но волосы на затылке шевелились от страха. – А что же еще?

– Хитрая уловка, например.

– Чепуха, – презрительно бросила она. – Зачем мне придумывать уловки?

– Понятия не имею, малышка. – Улыбка исчезла с его губ, взгляд стал жестким. – Но ты уже немало времени провела в обществе мистера Куинна. Этот мужчина пользуется известной славой. Говорят, женщины находят его неотразимым. Возможно, и ты не устояла перед его обаянием.

Лизетт в гневе поднялась со стула.

– И сейчас я ищу способ вас предать?

– Почему нет? Ты сообщила ему свое настоящее имя. Зачем?

– Потому что эта услуга должна была стать моей последней услугой вам.

– Странный способ проявления независимости.

– Ну тогда убейте меня, – гордо вздернув подбородок, сказала она. – Я не могу привести вам никаких доказательств своей невиновности.

Дежардан медленно поднялся и поставил чай на стол.

– Не можешь предоставить доказательств, поскольку сама убила Франсуа Депардье, человека, работающего на Талейрана.

Лизетт давно было знакомо это ощущение ледяного кома в животе.

– Он заслужил смерти. Вы это знаете.

– Да, он был животным. Подлым, похотливым животным, и работал он с такими же грязными скотами, каким был сам. – Виконт подошел к ней и заключил ее в костлявые объятия. Лизетт передернуло от отвращения, но отстраняться она не стала. Он избавил ее от Депардье, одел и накормил, научил искусству выживания.

– Я помогу тебе, – с отеческой нежностью говорил Дежардан, поглаживая ее по спине. – Никто не узнает о том, что ты причастна к его смерти. Но в обмен на услугу ты поможешь мне. В последний раз.

Этот кошмар, что был ее жизнью, кажется, никогда не кончится.

– Чего вы хотите на этот раз? – спросила Лизетт, устало опустив плечи.

– Я должен тебя кое с кем познакомить.

– Кого на этот раз я должна убить?

Дежардан отстранился и одарил ее нежной улыбкой.

– На этот раз ты должна выступить в иной ипостаси – в ипостаси роковой женщины.

И это заявление напугало ее больше, чем приказ убить.


– Я ужасно волнуюсь за нее, Соланж, – печально сказала Маргарита, делая очередной стежок. – Она так сильно изменилась с тех пор, как умерла Лизетт.

– Я заметила.

Маргарита подняла глаза на свою лучшую подругу, куртизанку, с которой она познакомилась много лет назад во время очередной вылазки за покупками. Соланж Тремблей, очаровательная брюнетка, обладала такими счастливыми качествами, как заразительный смех и обезоруживающая улыбка, и эти достоинства делали ее весьма востребованной даже сейчас, когда юность ее давно миновала. На первый взгляд у этих женщин было мало общего. Соланж происходила из низшего сословия, и то положение, что она сейчас занимала в обществе, можно было назвать удачной карьерой. Маргарита, наоборот, родившись в семье барона, скатилась до уровня куртизанки. Соланж была брюнеткой, Маргарита блондинкой. И все же они чувствовали родство. Они обе презрели общественную мораль и жили так, как считали нужным.

После того как их роман с Филиппом трагически закончился, Маргарита вышла замуж за де Гренье и уехала с ним в Польшу, чтобы больше никогда не возвращаться во Францию. И вот сейчас она вновь оказалась в Париже. С Соланж все эти годы они находились в оживленной переписке, и дружба их, несмотря на то, что они не виделись друг с другом столько лет, только окрепла. Когда же им, наконец, представилась возможность встретиться, у обеих было такое чувство, что они расстались только вчера.

– Ты описывала ее такой живой и непоседливой, – пробормотала Соланж, потягивая бренди из широкого бокала. Соланж полулежала на обитой рубиновым бархатом кушетке в своем декадентском будуаре, и в разрезе кремового атласного пеньюара виднелись длинные стройные ноги. – Ты столько писала о своих дочерях, о том, какие они разные, несмотря на то, что внешне похожи как две капли воды, о том, что старшая такая необузданная и дерзкая, а младшая тихая и серьезная. Но, глядя на твою дочь, я могла бы подумать, что с тобой приехала Лизетт, а не Линетт.

– Вот именно, – сказала Маргарита, отложив шитье. – Иногда мне кажется, что она пытается стать Лизетт.

– Возможно, она не хочет обременять тебя. Возможно, таким образом, она пытается тебя утешить.

Закрыв глаза, Маргарита откинулась на спинку кресла. Вот уже двадцать три года она мужественно сражалась с депрессией и скукой, и за те годы, что она уехала с де Гренье из Парижа, они нисколько не ослабели.

– Разве может меня утешить то, что она с каждым днем выглядит все более унылой и несчастной, – прошептала Маргарита. – Будто бы вместе с Лизетт в ней умерла вся радость жизни. Ей давно пора бы стать женой и матерью. Но полное отсутствие интереса с ее стороны побуждает молодых людей искать свое счастье в других.

– Но раньше она любила флиртовать, верно?

– Еще как. А теперь всему конец. Она изменилась. Я раньше переживала за ее будущее, потому что она казалась мне слишком несерьезной. Теперь же переживаю потому, что она слишком серьезно ко всему относится.

– Не могу даже представить, каково это потерять человека, с которым провел всю жизнь. Человека, который выглядит точь-в-точь как ты. Возможно, ты права, часть ее утеряна безвозвратно.

Из-под опущенных век Маргариты полились слезы.

– Я не могу потерять обеих дочерей. Я этого не вынесу.

– Дружок мой…

Маргарита услышала, как звякнул бокал – Соланж поставила его на стол. Затем раздался шорох атласа – это Соланж встала и подошла к ней. Маргарита благодарно прижалась к подруге, открывшей для нее объятия. Она так долго была одинока. После, рождения дочерей она больше не могла зачать. И бесплодие ее стало причиной разлада между ней и мужем, их брак дал трещину, и с каждым годом они с де Гренье все больше отдалялись друг от друга.

– Ты все еще глубоко скорбишь об утрате. Так разве удивительно, что Линетт тоже пребывает в глубокой скорби? – Соланж деликатно погладила Маргариту по голове. – Одна из вас должна вернуться к жизни, и тогда другая последует ее примеру.

– Как я могу подать ей в этом пример? – спросила Маргарита, вытирая слезы. – Я много лет назад перестала жить.

– Ты вернулась в Париж. Это уже начало.

Но оттого, что она вернулась в Париж, ей не стало легче. Маргарита была довольна своей жизнью в Польше, несмотря на разрастающуюся пропасть между ней и де Гренье. Там не было призраков прошлого, не было искушений, и места сожалениям тоже не было. Но с Парижем было связано слишком много болезненных воспоминаний.

Маргарита выпрямилась, потянулась за бокалом подруги и осушила его дорогое содержимое одним отчаянным глотком. Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь приятным теплом, которое растеклось по телу, и оглянулась на подругу.

– Скажи мне, как начать жить заново.

– Начинать надо с праздника. – Соланж обворожительно улыбнулась. Отец Соланж был итальянцем, а мать француженкой, и в результате этого союза на свет появилась красавица с экзотической внешностью, благодаря которой она пользовалась такой популярностью. – Должна тебе сказать, что у баронессы Орлинды скучных праздников не бывает. Баронесса обожает скандалы и эпатаж.

– Но я не могу привести дочь на оргию! – воскликнула Маргарита, округлив глаза.

– Дружок мой, говоря об эпатаже, я не имела в виду оргию!

– Я тебе не верю. В любом случае мы не можем допустить, чтобы о нашем пребывании в Париже стало известно. Это слишком опасно.

– Столько лет прошло, а ты все еще боишься?

– Если бы ты была тогда со мной, ты бы меня понимала. Такое не забывается.

– Ты все еще его любишь?

– Все, что я сделала с того дня и по сей день, я делала лишь из любви к Филиппу.

Маргарита встала и обвела взглядом стены, обитые красным дамасским шелком. Вся обстановка этой комнаты, от сочетания красного шелка и позолоты до экзотического аромата свечей, была призвана поражать и возбуждать, но, странное дело, здесь Маргарита отдыхала. В том, что ее окружало, не было искусственности и притворства. Здесь никто не собирался скрывать, какой цели служат все эти цвета и запахи. Таков был дом, в котором жила Соланж, такой была и сама Соланж.

Маргарита взяла пустой бокал и направилась к шкафчику, где стояли графины с горячительными напитками.

– Я думаю, он все еще тебя любит, – сказала Соланж.

Маргарита замерла, наливая бренди в бокал. Рука, державшая графин, задрожала – внешнее проявление внутреннего потрясения, что испытала она при этих словах подруги.

– Что же я за женщина, если мечтаю о том, чтобы это было правдой? – тихо спросила она.

– Честная женщина.

Маргарита с шумом выдохнула и продолжила наливать бренди в бокал.

– Я замужняя женщина, и я верна мужу, которого уважаю. И именно поэтому я не хочу, чтобы де Гренье узнал о нашем визите. Он многим пожертвовал ради меня. Я не хочу, чтобы он подумал, что я изменяю ему с бывшим любовником.

– Я понимаю. Именно поэтому я предложила пойти на бал, который устраивает баронесса. Смею заверить, что этот бал не более скандален, чем мой будуар. Сомневаюсь, что там ты встретишь кого-то из своих бывших знакомых. Ты можешь назваться вымышленным именем и прийти в маске, если в ней тебе будет спокойнее.

– Но как я могу привести свою невинную дочь на сборище вертопрахов! – Маргарита передала Соланж бокал, а сама села, сложив руки на коленях.

– Линетт потеряла сестру, она все еще не пришла в себя от горя. Ты думаешь, поход в Лувр развлечет ее? – Соланж подняла руку в перстнях, отметая возможные возражения. – Почему бы тебе не спросить ее саму, хочет ли она побывать на балу?

– Глупости!

– Правда? Если она скажет «нет», то ничего не случится. Если она скажет «да», не будет ли это означать, что прежняя Линетт все еще живет в ней? Разве возвращение прежней Линетт не стоит одного вечера в неподобающей компании?

Маргарита покачала головой.

– Утро вечера мудренее, – сказала Соланж. – Когда ты отдохнешь, то, возможно, посмотришь на все это по-другому.

– Возможно, ко мне вернется рассудок.

– Ценность рассудка, как его понимает свет, несколько преувеличена, тебе не кажется?

Маргарита хотела было возразить, но передумала и налила себе еще бренди.