"Особая группа НКВД" - читать интересную книгу автора (Богатко Сергей Александрович)

Падаем, кувыркаемся…

Шел третий год войны. Слухи о «втором фронте», воспринимавшиеся поначалу с надеждой, вызывали теперь лишь горькую усмешку. Союзники предпочитали действовать издалека — бомбежками городов, захватом морских коммуникаций, африканских сырьевых источников, и не спешили высаживаться на континент.

Воспользовавшись этим, гитлеровское командование решило навести порядок в своем беспокойном балканском тылу и развернуло широкое наступление против народно-освободительных войск и партизанских отрядов Югославии. В операции участвовало тринадцать дивизий, оснащенных танками, самолетами, тяжелой артиллерией. Разгорелись жестокие неравные бои. Даже по численности перевес был значительным. Четыреста пятьдесят тысяч солдат Германии и ее союзников начали одновременные действия против легковооруженных отрядов, насчитывавших в своих рядах триста двадцать тысяч бойцов.

Сил вермахт сосредоточил в Югославии больше, чем в Африке. А всего на Балканах в это время фашисты располагали армией в шестьсот двенадцать тысяч человек. Им удалось рассечь партизанские районы, захватить Адриатическое побережье. Но он не смогли уничтожить Народно-освободительную армию; патриоты отступили в малодоступные горные районы, сохранив значительную часть живой силы для будущих битв. У партизан кончались боеприпасы, нечем было остановить нагло продвигавшиеся по дорогам танки. Много раненых и больных бойцов умирало от нехватки медикаментов, продовольствия, одежды.

Красная Армия была ещё очень далеко от Балкан. Ленинград оставался в осаде, кровопролитные сражения разгорались на Днепре… Правда, совсем рядом были союзники. Их базы находились в трехстах-пятистах километрах от Югославии. Но они маневрировали, выгадывая для себя привилегии, политические уступки. За неуступчивость «наказывали» задержками в поставках оружия. Зато не жалели средств для засылки всевозможных миссий, представительств, политических консультантов, причем сразу в двух экземплярах: в штаб НОАЮ к маршалу Тито и в штаб двурушников-четников генерала Марковича. Основными занятиями этих консультантов были разведка и интрига. Один из руководителей НОАЮ сказал как-то с горечью русскому офицеру: «С каждой портянкой англичане сбрасывают на Балканы по миссии…»

Ставка Верховного Главнокомандования в конце 1943 года приняла решение — организовать доставку оружия, боеприпасов и медикаментов югославскому народу, борющемуся с общим врагом. Расчеты показали, что с территории Украины самолеты дальней авиации в состоянии, взяв на борт хотя бы полтонны груза, в течение одной ночи дойти до Боснии и вернуться назад. Поскольку сопровождение истребителями на такое расстояние невозможно, в рейс идти должны не транспортные машины, а бомбардировщики, способные в какой-то мере защитить себя бортовым оружием. Наиболее вооруженными были двухмоторные самолеты Б-25 «Митчелл».

Чтобы наладить воздушный мост длиной почти в полторы тысячи километров, по распоряжению Генштаба была создана особая Южная группа дальней авиации из пяти бомбардировщиков Б-25. В группу подбирали лучших боевых летчиков и штурманов первого класса, которые уже летали по спецзаданиям в глубокий тыл неприятеля. Командирами первых экипажей были: подполковник Б. Жилин, майор Н. Бирюков, капитаны К. Кудряшов. Е. Мухин. Н. Рыбалко. Штурманами: подполковник В. Погожев, майор С. Щербаков, капитаны И. Лисовой. В. Улиско, Ф. Румянцев…

Если бы Румянцеву еще год-два назад оказали, что ему придется с риском для жизни доставлять на бомбардировщике багажные упаковки, он бы, наверное, не поверил. А ведь задание состояло в том, чтобы вывозить во вражеский тыл и сбрасывать не бомбы, даже не диверсионные группы, а вполне безобидные с виду мешки. Да они так и назывались — ПДМ, парашютно-десантные мешки. Но на войне у каждого свои обязанности. Как на изысканиях трассы будущей Байкало-Амурской магистрали, где до войны Константин Кудряшов и Федор Румянцев работали в аэрофотосъемке, иной раз успех работы отряда, партии зависел от мешка овса для ослабевшей лошади, от вязанки дров. И они шли в рискованный «мешочный» рейс, находили в дебрях бедствующую группу, сбрасывали груз, и дело двигалось…

Труд фронтовой еще более сложен. Есть в этом адовом производстве своя шкала ценностей. Умелый разведчик, оказавшийся вовремя в нужном месте, бывает для врага страшней, чем эскадрилья бомбовозов. А группа мужественных, хорошо подготовленных и оснащенных оружием людей способна решать задачи, выходящие на уровень стратегических.

Летчики знали, что в рядах Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ) сражается русский партизанский батальон, состоящий в основном из воинов, которым удалось бежать из плена. Югославы всегда говорили «русские», хотя в этом батальоне были люди самых разных национальностей. Об одном из них — руководителе разведгруппы при штабе 9-го корпуса НОАЮ — азербайджанце Мехти Гусейне ходили буквально легенды. Там же, в составе НОАЮ, были подразделения болгарских патриотов, группы антифашистов-поляков, венгров, словаков, греков, румын, немцев, испанцев, французов, итальянцев… Позже историки насчитали шестьдесят три национальные части, воевавшие в рядах НОАЮ. Они умели воевать, но им не хватало оружия.

Для транспортных перевозок «плечо» было слишком длинным — 1300 километров в один конец. И все же расчеты показывали, что с дополнительными баками цель достижима. Карту Югославии изучали старательно, впечатывая в память особенности местности. И удивлялись родному звучанию названий поселков и долин: Киево, Бела-Црква, Баня-Лука, Бабино Поле, Вратиица Добрино, Ново-Село, Крива-Фея, Ключ, Криводол, Майдан, Мария-Бистрица, Святозарово…

К середине января группа была готова к походу. Центр торопил с полетами. Однако весь январь и первую половину февраля на Украине и в Югославии плотным покровом стояли туманы, шли моросящие дожди, в облаках — интенсивное обледенение. Потом температура резко понизилась, начались сильнейшие снегопады. Киевский аэродром Жуляны завалило снегом. Строительный батальон не успевал очищать взлетную полосу, хотя люди и техника работали днем и ночью. На помощь пришли киевляне. Разумеется, они не знали, что разгребают сугробы для полетов в Югославию, но понимали, что дело очень важное.

В эти дни штурмана Румянцева часто видели возле метеостанции. Летчики — народ внимательный. Очень скоро они сопоставили прогулки молодого капитана возле площадки с флюгерами, термометрами и анемометрами с дежурствами Клавы — прелестной девушки-синоптика. Время от времени Кудряшов говорил штурману: «Сходи на метео, узнай, что там «ветродуи» себе думают…»

Увидев в очередной раз Румянцева, девушка качала головой, предупреждая его вопрос.

«Погоды нет, и прогноз плохой», — говорила она, и нельзя было понять — печалится она или радуется втайне: еще один день войны позади…

Погода со дня на день должна была установиться. Наибольшее беспокойство у командования вызывала слабая связь с Верховным штабом НОАЮ. Для координации действий туда была направлена советская военная миссия. С нетерпением ждали от нее вестей, связи. Миссия добиралась на двух самолетах этапом — кружным и небезопасным путем. Вот ее маршрут: Москва — Астрахань — Баку — Тегеран — Багдад — Кипр — Триполи — Тунис — Алжир — Южная Италия — Югославия. Возглавлял миссию опытнейший военный теоретик и практик, специально отозванный из штаба армии генерал-лейтенант Н. В. Корнеев, участник гражданской войны. Его заместителем был А. П. Горшков, имевший опыт управления как регулярными воинскими частями, так и крупными соединениями партизанских сил в брянских лесах. В составе миссии были также участники войны в Испании, бывшие работники советского довоенного представительства в Югославии. Был в этом небольшом коллективе переводчик — совсем молодой лейтенант Владимир Зеленин, который к дальнейшему нашему рассказу имеет особое отношение. Команду подобрали сильную, однако она еще была где-то в пути. А Центр все нетерпеливее запрашивал: когда будет «мост»?

Наконец прошел сигнал: цель под кодовым названием «Сокол» открыта. В районе Киева по-прежнему валил снег. О том, какая погода на трассе, можно было только гадать. Что ж, если погода скверная, значит, вражеские истребители бездействуют. Отдан приказ группе: идти на прорыв к братьям-славянам. Как бывает в подобных случаях, еще надеялись на чуточку удачи. Но на этот раз везения не было. Напротив, неудачи с первых шагов преследовали группу.

Ночь с 19 на 20 февраля 1944 года летчики позже называли «Варфоломеевской». Густой снег засыпал только что расчищенную взлетную полосу. Машины, тяжело загруженные топливом и стокилограммовыми мешками, продавливая снег, поочередно разбегались и, с трудом отрываясь от земли, тотчас исчезали в снежной круговерти.

Капитана Кудряшова и второго пилота в жар бросило, когда почувствовали, что полоса кончается, а машине еще не хватает скорости. Ударили по газам до упора, кое-как оторвались. В мотогондолах стукнули стойки шасси, сев на верхние замки. Командир Кудряшов молча вытер взмокшую шею. Кусан Саденов покачал головой:

— Ну и взлет! Обязательно сегодня кто-то гробанется…

Так и случилось. Следующая за ними машина капитана Никифора Рыбалко (опытнейшего пилота, бывшего летчика ГВФ 1-го класса) и штурмана Василия Улиско не сумела набрать скорости, в конце полосы при отрыве завалилась, врезалась в сугроб. К счастью, моторы не вспыхнули, экипаж отделался ушибами и ссадинами. Но это было только началом.

Бомбардировщики пробивались сквозь снежную кашу, не видя ничего вокруг себя. Теперь их осталось только четыре. Каждый экипаж в одиночку боролся со стихией. Пробили облачность, линию фронта миновали почти незаметно, только слабое мерцание облаков свидетельствовало о том, что внизу пролегает огненная черта. В районе Карпат вновь вошли в облака. Подниматься выше — не хватит горючего на обратный путь.

Самолеты группы разбрелись по курсу. Машина подполковника Жилина попала в полосу сильного обледенения и вынуждена была пробивать облака. Но эта борьба отняла слишком много топлива. Подсчитав оставшийся запас горючего, Жилин понял, что, концы с концами связать не удастся и, не дойдя до цели, повернул назад. И его машина оказалась единственной, которая вернулась невредимой из этого полета. Экипаж Жилина погибнет уже вскоре, во время, одного из следующих вылетов в Югославию. Он сбросит груз партизанам, но на обратном пути его самолет, поврежденный снарядами зениток, попадет над Карпатами в область интенсивного обледенения и перед рассветом рухнет на землю.

Три оставшихся бомбардировщика продолжали путь к цели. Справа Белград, курс на Босанский Петровац. Все три машины, преодолев 1300 километров, вышли в назначенное место, однако условных сигналов не обнаружили. Они повернули к югу, полетели к береговой черте Адриатического моря, к острову Брач, и, по очертаниям пролива убедившись в точности ориентировки, вновь вернулись к точке «Сокол». Но и теперь не увидели костров.

Они не знали, что в эту ночь партизаны вели тяжелый бой и не смогли предупредить об отмене операции. Экипаж Кудряшова пересчитывал остатки горючего. Очень не хотелось возвращаться, не передав югославам эти шесть мешков — полтонны бесценного груза. Может быть, партизаны просто не успели разжечь костры и, услышав шум моторов, все-таки дадут сигнал?

Внесли поправку в расчеты: от Киева до Белграда дул сильный встречный ветер. Значит, теперь он должен помочь — есть навигационный запас. Сделали на малой высоте еще один пролет по «коробочке». Как потом оказалось, эти двадцать минут ожидания над целью стоили машины, потому что неудачи продолжали преследовать первопроходцев.

Даже ветер изменил им в этом полете: за несколько часов он переменил направление и съел навигационный запас. Теперь топлива оставалось в обрез, да и то, если идти по ниточке в самом экономном режиме.

На походе к Карпатам радист доложил командиру, что принял неприятную радиограмму — аэродром Жуляны закрыт из-за снегопада и плохой видимости, приказано садиться на запасном — в Конотопе. И почти тотчас связь прекратилась. Самолет вошел в зону сильного обледенения. Молочной пленкой затянуло бронестекло кабины. Срывающимися с лопастей винтов осколками льда были разбиты блистера, антенна тоже обросла льдом и ее оборвало встречным потоком воздуха.

«Под нами Киев», — сообщил, наконец, штурман Румянцев. Земля была плотно закрыта облаками. Кудряшов ничего не успел ответить. В тот же миг зажглись красные лампочки — сигнал о том, что топлива осталось на 15 минут. До Конотопа еще километров двести. Они пробыли в воздухе на 60 минут больше, чем рассчитывали. Связи нет. Возможно, их уже считают погибшими. И вдруг по бокам — разрывы зенитных снарядов, осколки ударили в плоскости машины. Это они вышли на строящуюся переправу через Днепр, и наши зенитчики стреляли на звук моторов.

До Конотопа было не дотянуть. Решили подобрать площадку и садиться на фюзеляж, не выпуская шасси. Кудряшов не хотел терять ни машину, ни груз. Уже нацелились на посадку, но в решающий момент получили в лоб снежный заряд такой густоты, что световой экран, возникший от света фар, ослепил пилотов. Пришлось набирать высоту, чтобы повторить заход. И тут моторы начали давать перебои — баки были почти пусты. Сейчас обрежет тягу и машина упадет камнем.

— Вот тебе и «бакшиша», Кусан, — с досадой крикнул Кудряшов второму пилоту. — Бакшиш. Все, прощай, «Милашка»!..

Командир уже заранее распорядился: «Всем подготовиться покинуть самолет!», но тянул до последнего, хотя знал, что «Милашка» не любит, когда ее покидают. Если на бомбардировщике Ил-2 почти у каждого члена экипажа свой выход, то здесь, на Б-25, оба пилота и штурман должны успеть по очереди протиснуться в единственный люк. Стрелок, пятясь, как рак, отползает от хвоста почти на середину машины, к десантному люку. «Румянцев, прыгать!» И посыпались, закувыркались по одному. Как положено, первым пошел штурман, за ним — второй пилот. Ив среднего люка уже вывалились радист, воздушные стрелки. Последним, чертыхаясь, покидает самолет командир.

Точно мокрой подушкой ударил по лицу ветер. Саденов закувыркался в облаках, не видя ни земли, ни неба. Но прощальный взгляд, брошенный им на альтиметр, обнадеживал — высота достаточная, и второй пилот, не спеша, чтобы подальше уйти от обреченной «Милашки», выровнял падение и только потом раскрыл парашют. Где-то мелькнул огонек. Было еще довольно темно, но стали уже различимы пятна на земле — где снег, где проталины. Потом Саденов почувствовал, что тянет его на густую черную полосу. Это ему не понравилось. Подумал: железная дорога, значит, рядом натянутые провода, попадешь — разрежет, как кусок сыра. Потянул за стропы, стараясь уйти подальше. Потом увидел перед собой речку — этого тоже не надо, купаться еще не сезон. Парашют отпустил и тотчас упал на берегу.

Первым делом вытащил пистолет и, услыхав отдаленные выстрелы, тоже пальнул два раза в воздух. Потом подумал: хоть и на своей территории, а неизвестно, куда попал. Кругом люди с оружием, а тут кто-то с неба свалился. Раз пошло подряд такое невезение — от своих можно пулю получить. А это — самое обидное. Убрал пистолет, обмотался парашютом и, сделавшись невидимым на снегу, зашагал в сторону черной полосы, которую пересек, спускаясь. На горке был виден огонек, какие-то строения, подошел поближе — мост. У моста часовой ходит один-одинешенек. Летчик прилег на снег, начал наблюдать за ним. Часовой к мосту подходит, потом поворачивается и скрывается за поворотом.

Считал-считал Саденов, получается двести пятьдесят шагов часовой делает, вроде бы можно успеть за это время через мост на горку проскочить. Обмотался потуже парашютным шелком и, как только часовой скрылся, вскочил, и во весь дух к домику. А там какая-то проволока колючая натянута. Может быть, склад, может, военнопленных держат, появишься, где не положено, — запросто могут убить. Около дома большой дуб. Салено и встал за него, прислушался. Было около шести утра, а в шесть обычно подъем. И верно, появились двое, без оружия как будто. Вышли, потоптались у стенки. Один — другому: «Дай закурить, браток…» Второй, поворчав, оделил закруткой.

Услышав русскую речь, Саденов шагнул из-за дерева: «Ребята!..»

Они от него бегом.

— Не бойтесь, я свой! — закричал Саденов. — Самолет летал — слышали?

— Да, — остановился один, припоминая, — гудело что-то.

— Ну вот. А я летчик с этого самолета. Где ваш старшой? Проводите, пожалуйста… Идемте.

— Летали, да вот так получилось. Видите, парашют…

Пришли в дежурку. Саденов представился. Старшой внимательно вгляделся из-под керосиновой лампы, спрашивает:

— Что вам надо?

— Надо, чтобы часовые нечаянно не подстрелили наших, из экипажа. А потом до Киева мне поскорей как-нибудь добраться.

— Хорошо, — говорит дежурный, — я предупрежу. А сейчас отдохните, пока рассветет. На дороге наш пост, первую же машину остановим и поедете. Что еще?..

— Поспать бы немного.

Командир распорядился, чтобы из кладовки принесли топчан. Саденов разложил на нем парашют и только прилег, завернувшись в шелк, тотчас отключился, как в обмороке.

Очнулся от разноголосого женского плача: «Какой молоденький летчик! Красивый! Как живой лежит, а внутри, наверное, весь поломанный, разбитый. Бледный-то — ни кровиночки. Наверное, еще не убитый с высоты падал…»

Саденов приоткрыл глаза. Наверное, принесли кого-то из экипажа. Кого же? Но оказалось, что это его оплакивают. Комната битком набита молодыми женщинами. Кусан отбросил парашютное полотно, соскочил с топчана — какой тут сон! Достал плитку шоколада, стал угощать. Девушки обрадовались, хохочут:

— А вам что?

— Мне чаю кружку налейте.

Не успел выпить чаю, в дежурку вбегает девушка:

— Там еще один ваш идет. Большой такой, как медведь…

Саденов выскочил наружу. И верно — идет штурман Румянцев, парашют боевой на себя намотал. «Федор!» Обнялись.

— Где приземлился, Кусан?

— У речки, на берегу.

— А ты?

— А я среди пней. Это местечко называется Козары, — штурман при любом удобном случае любил щегольнуть знанием местонахождения. — Немцы сожгли его, а сейчас здесь работает строительная часть, готовят лес для переправы. Рядом Козелец — это километров шестьдесят от Киева.

Тут подоспела и попутная машина. В центре Киева их высадили, и подались они напрямую через развалины Лавры. Идут вдвоем, парашюты на себе. В боковом проулке показалась еще одна такая же фигура. Зоркий казах Саденов первым заметил и толкает штурмана:

— Смотри-смотри, Иван Дерюжков, командир наших стрелков. Идет-бредет, голову понурил.

Окликнули, пошли вместе. Весь экипаж, считавшийся погибшим, оказался в сборе и подводил невеселые итоги ночи.

Чуть раньше позвонили из Конотопа: экипаж Евгения Мухина (бывшего летчика ГВФ 1-го класса) и штурмана Ивана Лисового, тоже лишившийся связи, произвел там вынужденную посадку в поле, на фюзеляж. Самолету Бирюкова повезло чуть больше, у него рация продолжала работать. В невероятно сложных метеоусловиях он приземлился на аэродроме в Жулянах. Но в конце пробега бомбардировщика занесло в окоп, и он тоже получил повреждения.

Вот так окончилась первая попытка. По счастью, люди остались живы, но материальный урон группа понесла значительный: из пяти машин одна погибла, три были серьезно покалечены. И все же, после подробного анализа неудачи, командование пришло к выводу, что транспортировка оружия по воздуху в Югославию возможна. 23 февраля 1944 года советская военная миссия прибыла в Югославию. Была налажена надежная радиосвязь. Пострадавшая Южная группа была пополнена новыми машинами, и с первых чисел марта переброска военных грузов началась, «мост» начал действовать.

Что же было в этих мешках? Саденов и стрелки, когда подтягивали к люкам упаковки, чувствовали по весу и по форме: здесь — автоматы, пистолеты, здесь — ящики взрывчатки, боекомплекты, мины, здесь — бинты, лекарства. Все то, что в эти годы самим было дороже золота. Делились с югославскими братьями из последнего. Больше всего было противотанковых средств: мин, гранат, тяжелых ружей ПР (средство весьма эффективное: малый бронебойный снаряд прошивал танк чуть ли не насквозь, но стрелять из них приходилось с передовой линии, и в пехоте эти ружья ПР окрестили «Прощай, Родина»)… Попадались иногда минометы и орудия в разобранном виде.

К концу апреля 1944 года Южная группа, состав которой пополнили два новых экипажа — гвардии капитана Гоги Агамирова и штурмана Ивана Гвоздева, гвардии капитана Александра Давыдова и штурмана Василия Тузова, совершила тридцать девять боевых вылетов и доставила в Югославию двадцать пять тонн груза и восемнадцать человек личного состава НОАЮ.