"Особая группа НКВД" - читать интересную книгу автора (Богатко Сергей Александрович)

Ликвидация

По ночам становилось все холодней. Наконец выпал снег и закрыл сезон полевых изыскательских работ 1938 года. Именно снег, а не холод заставлял изыскателей уходить на материк: под снежным покровом поверхность земли делалась нераспознаваемой. Весь добытый аэрофотосъемочный материал, уже обработанный фотолабораторией и смонтированный фотограмметристами, был тщательно упакован и вместе с данными возвратившихся из тайги наземных партий топографов вывезен большими гидросамолетами в Иркутск и Читу. Вместе с драгоценными ящиками с изыскательскими материалами на материк были вывезены и почти все участники экспедиции.

Поселок преобразился. Сняты и убраны были жилые палатки. Остались только каркасы — как скелеты — вид печальный. Оборудование лагеря упаковали и убрали на зимнее хранение в складские деревянные помещения до будущей весны, до нового сезона, в который предстояло завершить съемку участка трассы. Разобрали по бревнышку нижнюю часть аппарели, чтобы ее не срезало весенним ледоходом. На таежной базе Олекминской экспедиции наступила непривычная тишина.

Отъезд с места базирования.

В планах работы изыскательских экспедиций есть специальный раздел, без которого никто не имеет права выходить в поле. Он озаглавлен «Свертывание работ и эвакуация». Там изложены правила еще более строгие, чем на работы по развертыванию исследований. Ликвидация пунктов базирования происходит по нескольким схемам: одни выходят из района исследований пешком вьючными караванами — с лошадьми или оленями, другие на катерах, лодках или плотах, третьи на самолетах. И надо было проследить и четко зафиксировать прибытие каждого на Большую землю. Шутка ли: оставить в тайге человека или группу без помощи, без продуктов и средств жизнеобеспечения — это почти верная гибель.

Однажды на озере Читканда перед открытием сезона — это было в начале июля 1939 года — летчик Дворников и штурман Кириллов опустились на МБР-2, чтобы проверить сохранность склада, оставленного с осени. Крылатая лодка на малых оборотах вошла в бухточку, как вдруг с берега прыгнул в воду черно-бурый зверь и поплыл к самолету. Оказалось, что это собака, оставленная по недоразумению в прошлом сентябре. Худая, облезлая, плывет и визжит. Чудом она тут перезимовала. Ей удалось прокопаться между плахами склада. Под ними жила, муку ела, снегом запивала. Такого, видно, натерпелась, что месяца два все к ногам людей жалась, не отходила. Потом немного обвыклась, но зорко контролировала все перемещения экспедиционного народа: как только начиналась посадка в лодку или на самолет, бросалась, расталкивая всех, и усаживалась первая. Приходилось за шкирку ее выволакивать — так сильно боялась она вновь остаться одна в тайге.

Эвакуация гидропорта на Олекме в 1938 году происходила с отклонением от плана. Здесь оставались пять человек во главе с начальником экспедиции Клочко. «Капитан» запланировал уйти с базы последним. Кроме него, в группу входили завскладом, он же электрик Фомичев, который настаивал на своем праве окинуть прощальным взглядом замки и пломбы, две женщины — Бутова и Морозова и, наконец, последний — развозящий — молодой летчик Евгений Ефимов.

По плану ликвидации Ефимову предстояло на легким трехместном гидросамолете Ш-2 вывезти из тайги геодезистов, а затем перебросить на Большую землю оставшихся в гидропорту Олекма людей. Однако неожиданность спутала все карты. Самолет Ефимова в назначенное время не вернулся.

Вначале, когда Женя на своей амфибии-«шаврушке» улетел за последними двумя начальниками партий, на Олекме все были заняты сборами в дорогу. Но затем началось томление на упакованных узлах, которое сменилось нарастающей тревогой. Вот они — сложности периода ликвидации: система радиосвязи уже свернута. Дело в том, что радиоаппаратура была увесистая, и ее вывозили на больших машинах. Сутки проходили за сутками, а самолет Ефимова все не возвращался. Стало ясно: что-то случилось.

Наступило резкое похолодание. Выпал густой снег. По всему течению Олекмы пошла снежница, затем плотная шуга. В такую ледовую кашу посадка гидросамолета стала невозможной. А из-за глубокого снега амфибия теперь не могла сесть и на берегу. «Шаврушку» еще не переставили с колес на лыжи. Да и куда садиться — лед еще не стал, на реке сплошные торосы, а на суше рыхлые сугробы. Единственное что оставалось — попробовать сесть лодкой на заснеженную речную косу, но это риск…

Тревога за товарища, неизвестно где пропавшего вместе с самолетом, угнетала всех и особенно начальника экспедиции. Александр Дмитриевич часами ходил один по опустевшему лагерю, беспрестанно курил, возвращался еще более мрачный, почерневший. Он любил своих людей, а летчиков особенно. Мысль о том, что румяного, веселого пилота Женю Ефимова — самого молодого, более похожего на юношу, чем на взрослого мужчину, постигла неизвестная участь, терзала неотступно. Может быть, он покалечился и сейчас беспомощный замерзает один в тайге… Что делать? Чем помочь ему?

Теперь, когда вылет самолета из гидропорта стал невозможен из-за шуги, а ждать ледового покрова пришлось бы слишком долго, Клочко организовал выход из тайги пешком. Для этого запасного варианта нанят был проводник — местный эвенк Максим с семью оленями. Продовольствие, теплую одежду, медикаменты упаковали во вьюки. Все было приготовлено, однако Александр Дмитриевич откладывал выход из тайги со дня на день. И его надежды оправдались. На пятые сутки, когда река вся кишела шугой, из тайги вышел Женя. Ликование было всеобщим: жив! Правда, вид у летчика был измученный донельзя. Он пришел пешком…

Оказывается, «шаврушка» не долетела до места, где Ефимов должен был забрать в тайге двух человек, — вышел из строя мотор. Евгений совершил вынужденную посадку на реку. Ликвидировать неисправность ему не удалось, а помощи ждать неоткуда. С пассажирами — начальниками партий — был заранее такой уговор: при истечении контрольного срока эвакуироваться самим по запасному варианту. Ефимов нашел небольшой заливчик, укрепил там самолет у берега, снял и положил в мешок приборы, вещи, продуктовый НЗ и пошел через тайгу прямым курсом на гидропорт. Путь был тяжелым, без тропы, по глубокому снегу, но летчик точно вышел к цели.

Измученного Женю вымыли, накормили, уложили отсыпаться. А на следующий день двинулись на юг вшестером: Клочко, Ефимов, Фомичев, Бутова, Морозова и проводник Максим.

За что уважали и любили Клочко — так это за его заботу о людях. При организации похода им было предусмотрено буквально все. Продуманный и строгий режим движения и ночного отдыха, темп ходьбы, привалы для принятия пиши. Под вечер он присматривал подходящие места для ночлега. Останавливались и сразу, пока было светло, начинали заготовку дров для костра. Затем настилали на снег ветки, хворост. На них укладывали спальные мешки, в которые влезали одетыми, в ватных брюках, телогрейках и шапках-ушанках. По очереди дежурили у мощного костра из толстых кряжей. На дежурном лежали обязанности — поддерживать огонь в костре, присматривать, чтобы не загорелись мешки и охранять от хищных зверей. При дежурном была боевая винтовка. Клочко добивался беспрекословного соблюдения дисциплины, и надо сказать, что все его распоряжения были разумны.

Варвара Михайловна Бутова вспоминала, как еще летом однажды заработала от начальника сразу два выговора: устный и письменный, причем первый запомнился крепче. А дело было так. В жаркий полдень молодежь решила искупаться в реке. Всем было известно распоряжение Клочко — не отплывать далеко от берега. Варя плавала здорово и решила переплыть Олекму. Поплыла уверенно, но на середине реки почувствовала, что не может справиться с мощным течением, которое понесло ее мимо берега, а вода холодная. Выслали вдогонку катер, подняли на борт незадачливую пловчиху. Все обошлось благополучно.

Взбодренная холодной водой и пережитым приключением Бутова влетела в контору — и оробела. Ее встретил Клочко, бледный от гнева. Высказав все, что думает о «безрассудном поведении, казалось бы, взрослого и грамотного человека», он продиктовал секретарю-кассиру Морозовой приказ о вынесении строгого выговора бухгалтеру экспедиции Бутовой. Приказ был вывешен в столовой в назидание и напоминание другим о том, что с таежными реками шутить нельзя и что распоряжения начальника экспедиции следует выполнять безоговорочно.

Группа шла цепочкой. Впереди проводник Максим, за ним навьюченные олени, связанные друг за другом. Последний олень шел без груза — это был резерв для уставших, для женщин. Замыкал цепочку всегда Александр Дмитриевич. Он был осмотрителен и очень осторожен. Ему было известно, что сезон 1938 года, как обычно, не обошелся без жертв. В соседней экспедиции при пешем переходе отстал от группы и замерз техник Величко. Неподалеку от своего лагеря погиб техник Эдуард Бурнас — был растерзан медведем. Александр Дмитриевич всегда с настороженностью относился к тайге и внимательно наблюдал за физическим состоянием каждого вверенного ему человека.

Как-то ближе к вечеру на пути встретилось заброшенное зимовье, и Клочко решил на эту ночь разместиться там, чтобы люди отдохнули получше. Это решение обрадовало всех, кроме эвенка Максима. Он наотрез отказался войти в избушку, уверял, что спать в ней нельзя, по ночам там появляется нечистая сила, и расположился под открытым небом у костра. Снял унты, просушивал над огнем свои портянки, расчесывал влажные волосы и шептал какие-то заклинания. И все приговаривал: «Он ночью будет там». А кто этот «Он», проводник не говорил.

Обе молодые женщины, потихоньку наблюдавшие за проводником, не на шутку струхнули. А когда пошли к роднику за водой для ужина, в темных кустах им почудились шорохи. Бросились бежать оттуда опрометью, впрочем, ведер все-таки не побросали. А когда все улеглись на лавках вдоль стен зимовья, долго дрожали, охваченные необъяснимым страхом, прислушивались и перешептывались, пока Александр Дмитриевич, потеряв терпение, не прикрикнул на них: «Спать немедленно! Завтра на перевал идти…» От грозного голоса командира страх прошел, и все уснули. Один Фомичев в обнимку с винтовкой остался зевать да на часы смотреть, дожидаясь смены караула.

Днем шли бодро. Мужчины по пути охотились. Порой на обед удавалось добыть глухаря. Питание Клочко предусмотрел высококалорийное: гречневая каша, тушеное мясо чай с сахаром. Летчик Ефимов, самый молодой из группы, быстро оправился от пятидневного одинокого странствия притом природная жизнерадостность брала свое. Он не уставая веселил группу выдумками, рассказами, занимал какими-нибудь безобидными каверзами. Периодически, когда одна из женщин уставала, ее усаживали верхом на резервного оленя. Для ходьбы одевались облегченно: на ногах ичиги (самодельные мягкие сапоги поверх меховых чулок), ватные брюки и шерстяные вязаные кофты. А когда садились на оленя, то утеплялись, надевая валенки и полушубок.

Ефимов, когда чувствовал, что близится время привала, щекотал веточкой хвост у оленя, тот встряхивался, и наездница во всей своей громоздкой одежде падала в снег.

«Максим! — кричал тогда Женя Ефимов проводнику. — Максим, постой, мешок упал». Раздавался общий смех. Группа останавливалась.

В поселок Тупик добрались на седьмой день. Максим хорошо знал дорогу, и провел группу коротким путем. Ведь по реке расстояние 350 километров. И все же люди устали. Придя на базу, вошли и, не раздеваясь, сразу опустились на пол, сели, протянув ноющие ноги. Отсюда группа должна была переправиться автомашиной на прирельсовую базу в Могоче. До Транссиба можно было добраться уже не как весной — за два дня, а всего за три часа. Дорога подмерзла и стала вполне проезжей.

Неожиданно в помещение вошел милиционер: «Бутова из Олекминской экспедиции здесь?.. Следуйте за мной. Вас вызывает следователь».

Варвара Михайловна почувствовала, как кровь ударила ей в виски. С трудом встала. Ее остановил голос Клочко.

«Отставить! Я начальник экспедиции Главного управления железнодорожного строительства НКВД, — решительно сказал он работнику милиции. — Прошу по всем вопросам, прежде всего, обращаться ко мне».

Клочко сам отправился к следователю и дал необходимые разъяснения о летнем пожаре и временном перерыве в радиосвязи. Но все же в Могоче у Бутовой взяли подписку о невыезде. Настроение у нее стало совсем скверное; одно спасение — работа.

На могочинской базе техники в это время завершали обработку полевого материала, Варвара Михайловна пристроилась к ним разбираться с финансовым отчетом. А когда закончили, как раз подоспело решение комиссии, которая установила, что конторская избушка сгорела не по умыслу, а из-за несоблюдения противопожарных правил при установке печки-времянки. «Ваше счастье, что не сгорел ни один документ», — сказал на прощание следователь. Дело было прекращено, и группа во главе с Клочко выехала в Москву. В Бамтранспроекте сотрудники еще долго подшучивали над Варварой Михайловной: «Расскажи, признайся, Варя, как контору поджигала…» И принимались изображать, как перепуганная бухгалтерша бегает вокруг горящей избы, вскрикивая: «Товарищи! Товарищи!..»