Еврейский вопрос

Мною была создана обширная организация для собирания материалов о положении евреев во всех частях России. В последние годы перед революцией работа была закончена. Я не скупился в средствах. У меня были зарегистрированы все раввины, все еврейские политики, все купцы и даже еврейские студенты. Я был осведомлен не только о политическом положении и общественной жизни евреев, но знал также многое из личной жизни видных еврейских деятелей.

Этим я больше всего импонировал моим клиентам, когда они ко мне обращались. Обычно я вперед знал, по какому делу они ко мне обращались, что производило еще большее впечатление. Ежедневно ко мне обращались евреи со всех концов России. Они ждали моей помощи и участия в самых разнообразных делах. Чтобы быть в состоянии им помочь, я наладил хорошие отношения со всеми соответствующими учреждениями и должен сказать, что не было в России учреждения, в котором я не мог бы провести мои дела.

Больше всего работы мне давала еврейская молодежь. Известно, что евреи в российских высших учебных заведениях принимались с большими ограничениями. Осилить эти ограничения стоило очень много труда и денег. Ежедневно меня забрасывали телеграммами, письмами и личными просьбами похлопотать о еврейской молодежи, жажда к образованию которой была ущемлена существующими ограничительными законами. Часто случалось, что люди приезжали за тысячу верст, чтобы только посоветоваться со мной. Большинство из них не были богаты, но отдавали свои последние гроши, лишь бы дать возможность своим детям попасть в соответствующее учебное заведение.

Всем ко мне обращающимся я давал точные указания, к кому они должны были направиться и что предпринять. Но этого было еще недостаточно. В большинстве случаев я должен был ходатайствовать лично. Для этой цели я обзавелся рекомендательными письмами Распутина к влиятельным лицам, известным петербургским профессорам, придворным дамам, духовным лицам и т. п. Просьбы о принятии одного или нескольких евреев в высшие учебные заведения передавались нередко даже от имени Императрицы.

Перед началом занятий меня ежегодно посещали целые вереницы молодых евреев, которые добивались приема в Петербургский университет или другие высшие учебные заведения. Я снабжал их письмами Распутина, водил к министрам и сообщал, что царица поддерживает эти просьбы. Обычно молодые люди тогда принимались, несмотря на установленную норму.

Я сам диктовал Распутину его письма, и они гласили примерно следующее: "Милый, дорогой министр, Мама (то есть царица) желает, чтобы эти еврейские ученики учились на своей родине и чтобы им не приходилось ехать за границу, где они становятся революционерами. Они должны остаться дома. Григорий".

Ограничение мест жительства для евреев также причиняло мне много хлопот. Я ежедневно получал телеграммы исхлопотать их отправителям разрешение проживать в Петербурге или Москве или предпринять поездку вне черты оседлости. Для удовлетворения этих просьб у меня существовало специальное бюро. При таких условиях я мог до тех пор, пока я имел в Петербурге влияние, добиваться того, что покровительствуемые мною лица могли спокойно проживать в Петербурге.

Права жительства я доставал всем без исключения евреям, которые ко мне обращались. Еврейские ремесленники имели право жительства всюду, где они хотели заниматься своим ремеслом. Все евреи, которые хотели воспользоваться этим правом, подвергались испытанию, которое особых трудностей не представляло.

Поэтому я много хлопотал о том, чтобы утвердиться в Петербургской ремесленной управе, которая в этом вопросе была решающей, и в конце концов добился того, что я при выборе правления управы имел решающее значение. Всегда проводились мои кандидаты, которые потом и были моими верными сотрудниками.

Я добывал разрешения на право жительства не только лицам, которые действительно хотели заниматься своим ремеслом, но и таким лицам, которые и понятия не имели о ремесле, по которому они экзаменовались. Они заносились в регистр подмастерьев. Как ювелир я также имел право держать подмастерьев и пользовался очень широко этим, хотя в Петербурге я не имел мастерской. В моей квартире находились несколько рабочих столов в пустой комнате, где никогда не работали.

Мои подмастерья занимались всевозможными делами, но только не ювелирным делом. Среди них были артисты, писатели, учителя и др. Когда министр внутренних дел Хвостов выслал меня в Нарымский край, о чем я еще буду рассказывать впоследствии, то среди опекаемых мною таким образом лиц возникла настоящая паника.

Все боялись, что их также вышлют. Но я скоро вернулся и был встречен целой толпой бурно меня приветствовавших евреев. Они радовались не только за себя и меня, но и за то, что простой еврей мог выйти победителем в борьбе с всесильным министром внутренних дел.

Мое возвращение из ссылки являлось лучшим доказательством, что я у царя находился в большой милости. По этому поводу я получил массу поздравительных телеграмм со всех концов России.

Причины моего влияния были только немногим известны. Таинственные легенды окружали мою личность. Одни считали меня чем-то в роде министра по еврейским делам, другие же думали, что я являюсь представителем американских евреев. Если какой-нибудь местности угрожал еврейский погром, то мой тамошний корреспондент меня об этом уведомлял. Условленный уже заранее текст телеграммы обычно гласил: "Беспокоимся вашем положении. Телеграфируйте".

После получения такой телеграммы я немедленно принимал все меры, чтобы заставить центральные власти предписать местным властям прекратить погромную агитацию. Таким путем мне удавалось предотвратить погромы в Минске, где губернатором был Гире, и в Вильно, где губернаторствовал Любимов.

Как только мне удавалось добиться желаемых результатов, я немедленно посылал местному раввину или другому известному еврею в угрожаемый город короткую, опять условную телеграмму: "Надеюсь завтра выздороветь. Сообщу немедленно, как только смогу оставить дом".

Это означало, что губернатору и полицейским властям срочными телеграммами предписано остановить погромную агитацию. В таких случаях вследствие моих настояний директор Департамента полиции предписывал соответствующему губернатору лично посетить угрожаемую местность и лично там успокоить евреев Это обычно делалось в такой форме, что губернатор просил к себе раввина и еще несколько представителей еврейства, которых уверял, что он не допустит погрома.

Кроме ремесленников также купцы пользовались правом жительства вне района оседлости или совершать соответствующие деловые поездки. Для меня было легко доставать для них право въезда в Петербург. Но бывали и случаи, что проситель не имел никакого формального права для приезда в Петербург.

В таких случаях я телеграфно предлагал просителю выслать прошение в двух экземплярах: один для меня, а другой петербургскому градоначальнику. Проситель от меня получал телеграмму: "Вам сообщат, что впредь до распоряжения вы причислены к канцелярии градоначальника".

Этот способ обычно применялся градоначальником тогда, когда другим путем не было возможности обойти правила о еврейской оседлости. Фиктивно причисленные к канцелярии градоначальника евреи могли со своими семьями совершенно беспрепятственно проживать в Петербурге.