"В собачьей шкуре" - читать интересную книгу автора (Джонс Диана Уинн)

Глава 1

Собачья Звезда, взбешенный, стоял перед Судейскими Креслами. Его пылающая ярость заливала лица собравшихся зеленым светом и подсвечивала кроны крышедеревьев, превращая их влажные голубые плоды в изумрудные.

— Все это ложь! — крикнул он. — Почему вы верите не мне, а ему? — яростная зеленая вспышка озарила главного свидетеля — голубое светило из системы Кастора — и на секунду окрасила его в бирюзовый цвет. Свидетель торопливо отскочил подальше.

— Сириус, — спокойно громыхнул Первый Судья, — мы уже признали тебя виновным. Если ты не можешь сказать ничего осмысленного, замолчи и дай суду вынести приговор.

— Нет, я не замолчу! — закричал Сириус на огромную красную звезду. Он не боялся Антареса. Ему самому в свое время не раз приходилось сидеть в одном из этих самых Судейских Кресел рядом с красным гигантом — и тем более униженным он чувствовал себя теперь. — Вы же меня вообще не слушали, вообще. Я не убивал ту звезду — я ее только ударил. Я не отказывался от ответственности, я обещал отправиться на поиски Зоаи. Вы можете меня обвинить только в том, что я вышел из себя…

— По мнению суда, ты слишком часто выходишь из себя, — в своей обычной суховатой манере заметил алый гигант Бетельгейзе, Второй Судья.

— Но я же признал, что вышел из себя! — сказал Сириус.

— Попробовал бы ты этого не признать — кто бы тебе поверил? — ответил Бетельгейзе.

Среди зрителей пробежала долгая вспышка веселья. Сириус злобно сверкнул на них. В зале голубых деревьев собрались светила из всех сфер и спектральных классов. Нечасто перед судом оказывалась звезда высокой светимости — и никогда еще подсудимый не был знаменит таким скандальным характером.

— И верно — смешно! — взревел Сириус. — Вы поразвлечься пришли, да? Правосудия тут и отблеска нет. Говорю вам, я невиновен! Я не знаю, кто убил того юного дурачка, но это был не я!

— Суд не намерен повторять все сначала, — сказал Антарес. — У нас есть свидетельство твоей Спутницы, что ты часто так сильно злишься, что сам не понимаешь, что творишь.

Сириус перехватил предупреждающий взгляд своей Спутницы. Он понял: она намекает, что ему не следует ухудшать свое положение новой вспышкой гнева. Ее показания содержали немногим больше того, что все и так знали. Это не она подвела его под суд. Но он боялся, что больше никогда не увидит ее, и знал, что тем сильнее разгневается, если взглянет на нее еще раз. Она была так прекрасна: маленькая, изящная и жемчужная.

— Сиди я в этом кресле, я бы подобное свидетельство доказательством не счел, — возразил Сириус.

— Мы и не сочли, но оно подтверждает показания главного свидетеля, — объяснил Антарес, — что, когда он застал тебя врасплох, ты попытался убить его, швырнув в него Зоаи.

— Я этого не делал, — сказал Сириус. Больше он ничего не мог сказать. Мог только стоять и сердито сверкать, не имея никаких доказательств своей невиновности. Он не признал, что угрожал убить голубого касторца, который ухаживал за его Спутницей, и уничтожил молодое светило, распускавшее о них сплетни. Но ни то, ни другое не доказывало его невиновности.

— Другие свидетели видели падение Зоаи, — сказал Антарес. — Не говоря уж о взрыве Новой звезды…

— Да идите вы в плазму! — огрызнулся Сириус. — Больше никто ничего не видел.

— Повтори это еще раз, — вставил Бетельгейзе, — и мы добавим к обвинениям неуважение к суду. Впрочем, все твои слова и так крайне неуважительны.

— У тебя есть еще что сказать? — спросил Антарес. — Кроме как в очередной раз повторять всю эту ерунду?

Сириус в замешательстве посмотрел на трех судей — двух красных сверхгигантов и белого гиганта Поляриса. Он знал: они считают, что он рассказал не все. Наверно, надеются, что теперь он выложит недостающее.

— Нет, мне больше нечего сказать, — ответил он. — Только то, что это не ерунда. Я…

— Тогда помолчи, пока наш оратор произнесет приговор, — сказал Антарес.

Полярис поднялся — спокойный, высокий и уверенный в себе. Будучи цефеидой, он слегка заикался и зачитывал приговор только потому, что двое других судей превосходили его по светимости.

— Об-битатель Сириуса, — начал он.

Сириус поднял глаза и попытался успокоиться. Он с самого начала не слишком надеялся на благополучный исход, а когда его признали виновным, и вовсе оставил надежду. Он думал, что готов ко всему. Но перед самым вынесением приговора его затошнило. Дело шло о его жизни и смерти. Но, похоже, он это осознал только сейчас.

— Этот суд, — сказал Полярис, — с-счел тебя виновным по трем обвинениям, а именно: у-убийство молодого светила из с-созвездия Орион; недопустимое и-использование Зоаи для с-сов-вершения уп-помянутого уб-бийства; и преступная небрежность, послужившая причиной н-нестабильности, нерегулярности и п-повреждению всей твоей сферы влияния и п-приведшая к-к п-потере З-зоаи. — Полярис не справился с заиканием и вынужден был умолкнуть.

Сириус ждал. Он попытался представить кого-то другого хозяином своей зеленой сферы, но не смог. Сириус опустил взгляд и попытался ни о чем не думать. Но этого делать не стоило. Там, внизу, сквозь вращающиеся звездные пятна, он увидел ничто. Он ужаснулся. Ему понадобились все его силы, чтобы удержаться от крика-мольбы о том, чтобы его не превращали в ничто.

Полярис снова заговорил.

— В-вынося этот п-приговор, — сказал он, — суд уч-читывает т-твою высокую свет-тимость и те ус-слуги, которые ты р-ранее оказывал суду. Учитывая это, а также тот ф-факт, что ты п-подвержен вспышкам гнева, во время которых т-ты не к-контролируешь себя, суд р-решил возродить древнюю п-прерогативу в-вынесения ос-собого рода от-тлож-женного п-приговора.

Что это значит? Сириус не знал, что и думать. Он посмотрел на свою Спутницу и понял, что лучше бы он этого не делал, потому что увидел в ее глазах сомнение и страх.

— Об-битатель С-сириуса, — продолжал Полярис, — с-суд п-приговаривает тебя к л-лишению всех с-сфер, почестей и с-светимости и к изгнанию от-тсюда в тело существа, характерного для той с-сферы, куда, как с-считается, уп-пал п-пропавший Зоаи. Если з-за время ж-жизни этого существа ты сможешь н-найти и вернуть себе З-зоаи, суд будет р-рад восстановить тебя во всех т-твоих бывших с-сферах и т-титулах. Н-неудача в возвращении З-зоаи не повлечет д-дальнейшего н-наказания. По мн-нению суда, достаточно будет, если ты п-просто умрешь, как обычно умирают существа на той с-сфере.

Как ни медленно зачитывал Полярис этот необыкновенный приговор, Сириус еле успел осознать его к тому моменту, когда Полярис сел обратно в свое кресло. Неслыханно. Хуже, чем ничего, потому что его приговорили не просто к изгнанию, а к надежде — безнадежной, жестокой надежде, которая будет сопутствовать ему всю жизнь, и никто не знает, сколько она продлится. Он опять вспыхнул.

— Это самый супербредовый приговор, какой я только слышал!

— Замолчи, — сказал Антарес. — Суд приказывает увести арестованного и привести приговор в исполнение.

— Попробуй выговорить «супербредовый», Полярис! — крикнул Сириус, когда его уводили.


Приговор привели в исполнение сразу же. Когда Сириус пришел в себя, он больше не мог протестовать. Не мог ни говорить, ни отчетливо видеть. Да и думать не особенно пытался. Он был очень слаб и очень, очень голоден. Все его силы уходили на сражение за пищу в теплой кучке таких же, как он, существ. Только он нашел себе подходящий сосок и принялся за еду, как огромная могучая рука подхватила его и перевернула кверху брюшком. Он возмущенно пищал и пытался отбиваться.

Хриплый оглушительный голос, вероятно, женский, произнес слова, которые он не понял:

— Это же надо, уже шестой кобель в помете. И только одна сучка. Черт побери!

Сириуса бесцеремонно сунули обратно, и он опять пробрался к своему соску. После этого он довольно долго не думал вообще ни о чем, кроме еды. Потом он уснул, уютно устроившись среди подобных себе существ рядом с громадной пушистой горой. И только через несколько дней он подумал о чем-то, кроме еды и сна.

Его охватила жажда познания. Он пополз, с трудом передвигая четыре короткие лапки — такие слабые, что подняться на них он не мог. То там, то тут ему пришлось перебираться через складки грубой ткани, на которой они все лежали. Другие существа так же слепо ползали вокруг. Несколько раз они валили и опрокидывали Сириуса, но он полз дальше, моргая и пытаясь разглядеть, откуда идет такой яркий свет. Подстилка закончилась, и Сириус оказался на холодном ровном полу, ползти по которому было гораздо легче.

Он уже почти добрался до полосы теплого, яркого света, когда раздались шаги. Пол затрясся. Сириус нерешительно остановился. Кто-то, обладавший непреодолимой силой, опять схватил его — униженного, пинающегося, — поднял и перевернул. Над ним нависло громадное расплывчатое лицо.

— А ты храбрец, — произнес хриплый, оглушительный женский голос. Сириус моргал, пытаясь разглядеть, кто его держит, а голос сказал: — Мне не нравятся твои глаза, парень. Что-то говорит мне, что Бесс была плохой девочкой.

Поскольку Сириус не понял ни слова, он почувствовал только досаду, когда его водворили обратно в темноту на грубую подстилку. Теперь ему опять придется проползти весь этот путь. Он подождал, пока тяжелые шаги уйдут, и снова пополз вперед.

У него ничего не вышло. Каждый раз, когда он выбирался на свет, кто-нибудь — или женщина, или существо с резким юношеским голосом — возвращал его обратно. Он отчаянно пищал. Что-то в нем жаждало этого света. Почему ему не позволяют туда добраться?

На следующий день он добрался до двери, когда они пришли — женщина, парень с резким голосом и еще кто-то. Они чуть на него не наступили. Сириус это понял и в ужасе съежился на полу. Женщина с раздраженным восклицанием подняла его с холодного пола и вынесла на свет.

— Опять этот! Он и правда бродяга. — Сириус к этому времени уже привык к тому, что его хватают и поднимают, и не пытался вырваться. — Ну? — спросила женщина. — Как вы думаете, дорогая миссис Каннинг? Эти отметины неправильные, верно? И посмотрите на его глаза.

Сириус почувствовал, как его разглядывает вторая женщина. Почему-то он ощутил, что что-то не так. Он забился и был за это крепко сжат.

— Нет, — задумчиво сказал новый голос, встревоживший Сириуса. Голос и запах этой женщины вызвали у него в голове волну — почти воспоминание. — Неправильные глаза, неправильный окрас ушей. Должно быть, дорогая миссис Партридж, ваша собака ухитрилась нагулять щенков на стороне. А остальные каковы?

— Почти такие же. Взгляните.

Послышались возмущенные повизгивания, и Сириус понял, что его товарищей, не привыкших к хватанию и рассматриванию, тоже хватают и рассматривают. Три громких голоса, заглушавших щенячий визг, начали неспешную беседу. А из самой середины повизгиваний раздался низкий, тревожный вой.

— Замолчи, Бесс! Ты была плохой девочкой! — сказал голос по имени «миссис Партридж». — Так вы думаете, мне за них ничего не заплатят?

— Разве что фунт-полтора в зоомагазине, — ответил голос по имени «миссис Каннинг». — Или же…

— Я вам очень обязана! — сказала миссис Партридж. В ее голосе так отчетливо прозвучала нотка гнева, что Сириус сжался, а его товарищи притихли. Они молчали, когда их клали обратно на пол, только один или двое тихонько захныкали, когда их начала вылизывать большая встревоженная мать.

Люди ушли, но скоро двое вернулись — торопливыми сердитыми шагами. Все щенки невольно съежились.

— Черт тебя подери, Бесс! — сказала миссис Партридж. — Итак, я заполучила выводок метисов, а ведь могла бы выручить за этот помет почти сто фунтов стерлингов. Ты принес мешок, Бриан?

— Угу. — Резкоголосый парень редко произносил больше двух слов подряд. — И кирпич. Может, оставить ей одного, миссис Партридж?

— Думаю, да, — нетерпеливо сказала женщина. Сириус почувствовал, что его опять схватили и подняли. — Не этого! — резко сказала миссис Партридж. — Мне не нравятся его глаза.

— Разве? — Парень, похоже, удивился, но опять отпустил Сириуса и поднял следующего, сидевшего рядом с матерью. Мать тоскливо выла, но не пыталась остановить парня, который стал хватать щенков одного за другим и швырять в пыльную, пахнущую мякиной темноту. Они скатились на дно мешка, пища и слабо размахивая лапками. Потом этот шевелящийся, попискивающий клубок куда-то понесли, Сириуса сдавили и царапали, мешок трясся, и в конце концов Сириус от ужаса чуть с ума не сошел. Потом сквозь запахи пыли и мякины пробился какой-то новый запах. Даже в панике Сириус им заинтересовался. Но в следующую секунду мешок сильно качнулся и полетел, к еще большему ужасу Сириуса, в холод, холод, холод. Сириус в панике обнаружил, что вдыхать можно только какое-то холодное вещество, которое его душит.

Как только Сириус это понял, у него хватило соображения задержать дыхание. Но дергался и рвался он безо всякого соображения. Пока у него в теле еще оставалось немного воздуха и сил, он размахивал всеми своими слабенькими короткими лапками, царапался крохотными коготками и вообще сражался с тьмой и холодом, словно с живым врагом. Остальные щенки тоже барахтались, колотя и царапая друг друга. Но, один за одним, они почувствовали, что холодовой шок и удушение для них чересчур. Скоро один только Сириус рвался и царапался в темноте. И то только потому, что где-то в глубине его подсознания сидело ощущение, что нет ничего хуже, чем холодное ничто.

Тьма распахнулась. К тому моменту Сириусу было уже почти все равно, но он подумал, что, наверно, умер. Казалось, умереть означало выплыть в серо-зеленый свет. В этом свете ничего не было видно, и сверху он был ярче. Сириус почувствовал, что поднимается к яркому свету. Круглые, мерцающие желтые пузыри проплыли вверх перед его глазами и напомнили о какой-то другой жизни, которую он не мог вспомнить. Потом свет стал похож на серебряный купол над головой, толстый и твердый на вид. И Сириус очень удивился, безо всякой боли и шума поднявшись прямо через этот купол в огромную ясность — синюю, зеленую и теплую. Для него это оказалось чересчур. Он судорожно вдохнул, подавился, и от него остался только насквозь промокший живой комочек, плывущий по течению быстрой речки.

А тем временем гнилой мешок, который он разорвал, разошелся под давлением течения, и из него выплыли остальные промокшие комочки. Двоим уже нельзя было помочь, и они просто катились по придонному илу и камням. Но четверо оставшихся поднялись на поверхность, и течение понесло их вслед за первым. Покачиваясь и вращаясь, один за другим они проплыли через излучину и оказались между солнечных берегов, поросших травой. И тут от тепла, льющегося сверху, Сириус начал понемногу приходить в себя. Скоро он очнулся и понял, что откуда-то идет тепло, что сам он беспомощен и находится в каком-то кошмаре, и что единственная надежда — на это самое тепло. Сириус решил на него положиться.

Берег зарос боярышником. Течение занесло Сириуса в тень росших на берегу кустов, и он вдруг оказался в глубокой бурой прохладе. Тепло исчезло. У Сириуса отобрали его единственное утешение. Он так возмутился, что открыл глаза и попытался протестующе запищать.

Он не смог произнести ни звука. Но через несколько секунд речка опять вынесла его на свет. Солнце ударило по глазам и рассыпалось тысячью блесток по поверхности воды. Сириус опять плотно зажмурился. Его так потрясло это сияние, что он обмяк еще больше и еле заметил, что тепло вернулось.

И стало сильнее — золотистое, настойчивое тепло.

— Это действительно вы, Ваша Светимость! — сказал кто-то. — Я так и думал!

Голос был совсем не похож на те, что раньше слышал Сириус. Его это озадачило. Голос был незнакомым, хотя Сириусу казалось, что когда-то он уже слышал подобные голоса. Он не был уверен, что доверяет этому голосу. Все голоса, которые Сириус помнил, не сделали ему ничего хорошего — и ему казалось, что он и раньше слышал какие-то голоса, которые тоже не сделали ему ничего хорошего.

— Вы ведь не умерли, нет? — спросил голос. Он казался встревоженным. Это был теплый, золотой голос, и, кроме ясно звучащей тревоги, была в нем какая-то ярость, как будто говоривший мог быть куда опаснее миссис Партридж и ее друзей, если пожелает.

Сириус и сам не знал, умер он или нет. Он чувствовал себя слишком слабым, чтобы отвечать этому сильному, яростному голосу, так что он поплыл дальше молча.

— Вы не можете ответить? — Тепло, игравшее на крохотном теле Сириуса, стало сильнее и крепче, словно говоривший начал терять терпение. Сириус был не в состоянии даже испугаться. Он просто плыл дальше. — Похоже, не можете, — сказал голос. — Они зашли слишком далеко! Ну что ж, я сделаю для вас все, что могу. И пусть попробуют меня остановить!

Сириус почувствовал, что говоривший исчез, но тепло, окутавшее промокшее тельце, осталось. Он проплыл еще немного и уперся в какие-то предметы — длинные, зеленые и упругие. Здесь тепло его остановило и принялось мягко покачивать. Это было почти приятно. А четверо остальных полузахлебнувшихся щенков продолжали плыть посреди речки, огибая излучины, и выплыли туда, где река становилась шире и грязнее, а на берегах стояли дома.

Рядом с Сириусом звонкий голос произнес непонятные слова:

— Ого, вот так так! В камышах мертвый щенок!

— Не трожь его! — произнес голос постарше и погрубее. И третий голос, ласковый и мелодичный, сказал: — Дайте посмотреть!

— Не трогай его, Кэтлин! — сказал второй голос.

Тем не менее раздался плеск и шуршание. Пара рук, гораздо меньших, чем те, к которым привык Сириус, но гораздо более нервных и дрожащих, вытащила его из воды и подняла высоко в воздух. Он не чувствовал себя в безопасности. Дрожание рук и холодный ветер испугали его. Он задергался и ухитрился издать слабый испуганный писк. Руки чуть не выронили его.

— Он не мертвый! Он живой! Бедняжка, он совсем замерз!

— Кто-то пытался его утопить, — сказал самый звонкий голос.

— Брось его обратно, — сказал второй голос. — Он еще слишком маленький, чтобы лакать из блюдца. Все равно сдохнет.

— Нет. — Руки, державшие Сириуса, обрели упрямую твердость. — У меня есть старая детская бутылочка. Я не дам ему умереть.

— Мама не позволит тебе его держать, — сердито сказал грубый голос.

— Не позволит. А кошки его убьют, — сказал самый юный голос. — Правда, Кэтлин.

Девочка, державшая Сириуса, жестом защиты прижала его к груди и пошла — рывок, толчок, рывок — прочь от реки через луг.

— Бедняжка, — сказала она. Оба мальчика последовали за ней, не прекращая спорить. От шума у Сириуса заболели уши, к тому же девочка его все время встряхивала, когда оборачивалась, чтобы возразить мальчикам. Но он понимал, что она защищает его от мальчишек, и был ей благодарен. В ее нервных объятиях он успокоился и согрелся.

— Ой! — воскликнула Кэтлин, наклонившись над ним. — Он хвостом виляет!

Робин, младший мальчик, попросил показать.

— Какой странный хвостик, — с сомнением сказал он. — А ты точно уверена, что это не крыса?

— Нет, — сказала Кэтлин. — Это щенок.

— Это крыса, — сказал Бэзил, старший мальчик. — Ирландская крыса. Шеймус О'Крыс!

— Заткнись, — устало сказала Кэтлин.