"Граф де Шантелен" - читать интересную книгу автора (Верн Жюль)

Глава V КЕМПЕР В 1793 ГОДУ

Этому городу довелось увидеть, как покатилась на плаху голова Алена Недлека — первой жертвы революции; здесь же бретонская церковь начала отсчет своих мучеников — первым из них стал епископ Конан из Сен-Люка. С этого дня в Кемпере чинили произвол муниципалитет и органы революционной власти.

Следует отметить, что бретонцы — жители городов — стали наиболее ярыми приверженцами республиканской партии и без колебаний вступали в общенациональное движение. От природы люди энергичные, они не останавливались ни перед чем, заходила ли речь о благих делах или о злодеяниях. Федералы из Кемпера и Бреста были первыми «героями», которые десятого августа ворвались в Тюильри[43] и арестовали короля Людовика XVI. Но эти же люди откликнулись и на призыв Учредительного собрания одиннадцатого июня 1792 года, когда перед лицом враждебной коалиции Пруссии, Австрии и Пьемонта[44] оно объявило: «Отечество в опасности!»

Услуги их получили такую высокую оценку, что Бретонский клуб Парижа стал ядром будущего Якобинского клуба,[45] а отделение пригорода Сен-Марсо позднее — в их честь — получило название Финистерского. Кемпер превратился в один из самых оживленных центров общественной жизни страны, чего трудно было ожидать от недавнего уездного городишки, затерянного в бретонской глуши. Местом заседания сторонников Конституции стала бывшая часовня монастыря кордильеров.[46] В городе множились конституционные клубы, и впоследствии по приказу одного из них младенцев будут отрывать от груди кормилицы, чтобы они могли слышать крики «Vive la Montagne!»,[47] а детей постарше заставят, запинаясь, отвечать наизусть «Декларацию прав человека».[48]

Между тем власти Кемпера вскоре осознали положение вещей и, поняв, куда движется революция, решили дать задний ход. Они запретили издание некоторых газет, таких, например, как «Друг народа» Марата.[49] Реакция Парижа не заставила себя ждать: Коммуна[50] направила в Кемпер консула, чтобы образумить городские власти. Жители Кемпера заключили его в форт Торо. Теперь их голос против монтаньярской фракции в Конвенте звучал даже громче, чем выступления жирондистов[51] в Париже. Готовясь отстаивать свои позиции с оружием в руках, Кемпер и Нант отправили в столицу две сотни вооруженных добровольцев. Ответом стал декрет, обвиняющий власти Кемпера в массовом неповиновении. Но после смерти Людовика XVI, после расправы над жирондистами, когда в обезумевшей стране господствовал режим террора, левым реакционерам Бретани стало не до Кемпера — у них появилось много других дел.

Однако если жители городов в основном приняли революцию, то деревня проявила непокорность, и в первую очередь по отношению к священникам, присягнувшим новой власти: последние с позором изгонялись крестьянами. Затем, когда вышел закон о воинской обязанности, недовольство крестьян Финистера, Морбиана, Нижней Луары и Кот-дю-Нор уже трудно было сдержать. Генерал Канкло едва справлялся с ними при помощи армии и муниципальной милиции, а девятнадцатого марта у Сен-Поль-де-Леона вынужден был дать настоящее сражение по всем правилам военного искусства.

Тогда Комитет общественного спасения решил принять к непокорным городам и деревням самые строгие меры. Посланные им проконсулы Гермер и Жюльен установили власть санкюлотов[52] на всей территории Бретани и особенно в Кемпере. С собою они привезли «Закон о подозрительных» — произведение Мерлена де Дуэ,[53] — составленный в следующих выражениях:

«Считаются подозрительными:

1. Лица, которые своим поведением или связями, устными или письменными высказываниями показали себя сторонниками тирании, федерализма и врагами свободы;

2. Лица, которые не смогут указать источник средств к существованию и подтвердить свою благонадежность;

3. Лица, признанные неблагонадежными;

4. Бывшие дворяне, их мужья, жены, отцы, матери, сыновья или дочери, братья или сестры, а также отдельные эмигранты, которые не доказали свою неуклонную приверженность делу революции».

Вооруженные этим законом, посланцы Комитета общественного спасения стали хозяевами департамента. Кто мог вообразить себя недосягаемым для подобных революционных указов? Невозможно было найти человека, который не подпадал бы в той или иной степени под действие этих жестоких статей. Начались повальные репрессии, и жесточайший террор стал единственной формой правления на всей территории департамента Финистер.

Гермера и Жюльена сопровождал помощник — один из многочисленных агентов Комитета общественного спасения, ничтожный винтик огромной машины. Это был тот самый Карваль, которому поклялся отомстить Кернан.

Мужчина среднего роста, с печатью ненависти, подобострастия и злобы на лице — каждый новый порок оставлял на нем свои стигматы. Он казался человеком неглупым, но, присмотревшись, можно было безошибочно заключить, что определяющей чертой его характера является трусость. Как и многих героев революции, страх делал Карваля жестоким и жестокосердным одновременно — и ничто не могло пробудить в его сердце жалость к другим.

Добравшись до Парижа, этот негодяй стал завсегдатаем клубов, где собирались революционеры. Он присоединился к ним и часто сопровождал их делегатов, так как отлично знал департамент Финистер. Все это время им владела идея мщения той земле, которая изгнала его. Вооружившись «Законом о подозрительных», этот человек без труда мог привести в исполнение свои угрозы в отношении семьи де Шантелен.

Четырнадцатого сентября, на следующий день после прибытия в Кемпер, Карваль начал действовать. Разыскав Гермера, он сказал ему:

— Гражданин, мне нужна сотня гвардейцев.

— Что ты собираешься с ними делать? — спросил Гермер.

— Надо кое-кого навестить в родных краях.

— Где же это?

— Во владениях де Шантеленов, между Плугастелем и Пон-л’Аббе. Там целое гнездо вандейцев!

— Ты уверен в том, что сведения точны?

— Уверен! Завтра я доставлю тебе и отца и мать.

— Не упусти выводок! — добавил со смехом проконсул.

— Не беспокойся, я знаю свое дело. Вчера я наткнулся на гнездо дроздов и хочу выучить их свистеть «Ça ira!»[54]

— Ступай же, — сказал Гермер, подписывая приказ, о котором просил Карваль.

— До встречи, товарищ! — произнес Карваль, уходя.

На следующий день он вышел из города во главе отряда отборных головорезов и в тот же день прибыл в поместье Шантелен.

Крестьяне, завидев Карваля, которого они хорошо помнили, поднялись на защиту своей благодетельной госпожи. Вступив в неравную схватку с карателями, они понимали, что их ждет либо победа, либо — смерть. Но победа досталась не им.

Графиня находилась в замке рядом с дочерью, аббатом Фермоном и слугами и с нескрываемым беспокойством ожидала исхода сражения. Ожидание длилось недолго: Карваль во главе отряда гвардейцев ворвался в покои с криком:

— Смерть дворянам! Смерть роялистам! Смерть вандейцам!

Графиня в растерянности хотела бежать, но у нее уже не оставалось времени. Головорезы Карваля настигли ее в часовне замка.

— Арестуйте эту женщину и ее дочь — жену и дочь бандита! — приказал Карваль, опьяненный кровью и сознанием собственной победы. — И не забудьте священника! — добавил он, указывая на аббата Фермона.

Мари, потерявшую сознание, оторвали от матери.

— А твой муж, граф, где он? — в голосе Карваля зазвенела угроза.

Графиня бросила гордый взгляд на своего врага, но не произнесла ни звука.

— А Кернан?

То же молчание. Бешенство Карваля, увидевшего, что двое его заклятых врагов сумели ускользнуть, не поддавалось описанию. В порыве безудержного гнева он ударил графиню. Удар оказался смертельным — несчастная женщина повалилась на пол, бросив на свою дочь последний, полный ужаса взгляд. Карваль обыскал все помещения замка, но никого не обнаружил.

— Они в этой армии бандитов, — сказал он. — Хорошо же, я их разыщу!

Затем он обратился к своим людям:

— Заберите с собой девушку! Это все же лучше, чем ничего.

Мари и аббата Фермона присоединили к группе арестованных крестьян. Им связали руки и погнали в Кемпер, словно стадо животных. Потрясенная происшедшим девушка не сознавала, что происходит вокруг.

На следующий день Карваль привел пленников к Гермеру.

— А где же самец? — спросил тот смеясь.

— Ему повезло! — ответил Карваль. — Но будь спокоен, — добавил он с мерзкой ухмылкой, — я его сцапаю!

Мари де Шантелен и ее собратьев по несчастью бросили в тюрьмы города, и лишь в тюремной камере сознание наконец вернулось к ней.

Но вскоре все тюрьмы оказались заполненными до отказа, и революционные власти спешили их разгрузить. Машина смерти на главной площади Кемпера работала вовсю. Рассматривался даже вопрос о переносе ее прямо в зал заседаний суда, чтобы дело шло быстрее.

Известно, каким образом в те времена осуществлялось революционное правосудие, как соблюдались все процедурные формальности и какие гарантии предоставлялись обвиняемым. Несчастной девушке не приходилось надеяться на долгое ожидание своей очереди.

Вот что произошло за эти два месяца, в течение которых граф не получал известий из дома, вот какие события разыгрались на этой сцене, в которую превратился замок де Шантелен.

Теперь Кернан понимал, почему на лице Карваля отразилась утоленная жажда мести, когда он произнес эти ужасные слова: «Тебя ждут в замке Шантелен!» И сейчас, шагая рядом со своим господином, поддерживая его, обессиленного обрушившимся несчастьем, он тихо повторял:

— Карваль, я буду беспощаден! Беспощаден!

Было около восьми часов, когда граф и Кернан покинули замок. Бретонец, оглянувшись, окинул последним взглядом проступавшие сквозь голые ветви деревьев стены замка своих господ. Друзья вновь устремились напрямик через поля, и ни усталость, ни чувство голода не могли заставить их остановиться.

Кернан вел своего господина, почти обезумевшего от горя; верный слуга решил быть отважным и находчивым за двоих. Чтобы избежать нежелательных встреч, он выбирал проселочные дороги и вскоре оказался возле деревушки Корролан, где проходил большак, соединяющий Конкарно и Кемпер.

Граф и Кернан находились теперь не более чем в двух с половиной лье от Кемпера и, двигаясь в том же темпе, могли добраться туда еще до десяти часов утра.

— Где она? Где моя дочь? — Причитания графа могли разжалобить самые жестокие сердца. — Погибла! Погибла, как и ее несчастная мать!

Мрачные видения вставали перед его взором; иные настолько чудовищные, что, пытаясь спастись от них, граф пускался бегом. Как будто можно убежать от собственных мыслей!

Кернан не оставлял его. Теперь он едва поспевал за своим другом в его сумасшедшем беге и порой силой заставлял его сворачивать в придорожные заросли, чтобы не попасться на глаза одиноким прохожим. В их положении любая встреча могла оказаться роковой — необычное возбуждение графа сразу бы привлекло к нему внимание.

Надо сказать, что слуга страдал не меньше, чем господин, но в сердце бретонца боль утраты изрядно разбавляла порция гнева. Крестьянин старательно обдумывал планы мести, о которых и не помышлял граф. К тому же он пытался ответить на мучивший его вопрос: что граф де Шантелен собирается делать в городе? Если его дочь находится в тюрьме, возможна ли будет их встреча? Революционное правосудие никогда не выпускало добычу, раз попавшую в его сети. И несчастный отец при малейшем неосторожном шаге сам мог оказаться под арестом. На самом деле граф не имел готового плана; он шел наудачу, влекомый непреодолимой силой.

Как и предполагал Кернан, около десяти часов утра они вступили в предместье Кемпера. Улицы оказались почти пустыми, но вдалеке слышался какой-то зловещий шепот. Все жители, видимо, собрались в центре города. Тогда Кернан смело зашагал по одной из улиц, увлекая за собой графа, который беспрестанно твердил:

— Дочь моя! Девочка моя!

Отец в нем страдал еще сильнее, чем муж в своем безутешном горе.

Через десять минут ходьбы они оказались на одной из улиц, примыкавших к соборной площади. Перед ними бурлила огромная толпа: одни кричали и улюлюкали, другие, пробравшись к своим домам, в спешке запирали окна и двери. Страдальческие возгласы сливались с проклятиями. Выражение ужаса на лицах соседствовало с безудержной жаждой крови. Что-то зловещее витало в воздухе. Вскоре среди нестройного гула толпы послышались слова:

— Вот они! Вот они!

Но ни граф, ни Кернан, стоя в последних рядах, не могли видеть то, что так возбуждало любопытство толпы. Впрочем, площадь тут же огласилась новыми криками:

— Смерть роялистам! Смерть аристократам! Да здравствует Республика!

Судя по всему, на площади происходило что-то ужасное. Головы людей, стоящих на углу улицы, были повернуты в одну сторону. Большинство из них, обуреваемые нечеловеческими страстями, собрались, чтобы насладиться предстоящим зрелищем.

Временами шепот толпы переходил в гул; и вдруг площадь взорвалась криками, похожими скорее на вой, которые достигли самых последних рядов.

— Нет! Никакой пощады! Никакой пощады!

По лицу графа катился холодный пот.

— Что происходит? — спрашивал он у окружающих.

Но толпа, опьяненная кровью, лишь скандировала:

— Никакой пощады! Никакой пощады!

Кернан и граф решили во что бы то ни стало протиснуться поближе, но их попытка не увенчалась успехом. Впрочем, уже через несколько минут представление закончилось, толпа начала расходиться, и крики постепенно затихли.

Тогда наши друзья заметили на площади глашатаев со списками в руках.

— Казнь шестого нивоза второго года Республики! — донеслось до них. — Кому список казненных?

Граф смотрел на Кернана блуждающим взором.

— Кюре Фермон!

Граф так сильно сжал руку Кернана, что чуть не сломал ее.

— Девица Шантелен!

Граф испустил ужасный вопль и лишился чувств. Кернан едва успел зажать рот графа. Затем верный слуга подхватил бесчувственное тело господина и скрылся в ближайшем переулке прежде, чем кто-либо успел заметить, что произошло.

А глашатай продолжал выкрикивать все новые имена, и со всех сторон доносилось:

— Смерть аристократам! Да здравствует Республика!