"Граф де Шантелен" - читать интересную книгу автора (Верн Жюль)

Глава II ДОРОГА НА ГЕРАНД

Огромная толпа растерянных, объятых ужасом людей двигалась по дороге на Геранд. Она текла по улицам Савене бурлящим потоком, закручиваясь в водоворот на перекрестках и переливаясь через ров, опоясывающий город. Не один несчастный, израненный, но уцелевший в недавней схватке, находил свою смерть в этой обезумевшей толпе. Однако менее чем за час все население города было эвакуировано; сопротивление, организованное Мариньи, позволило отступающим собрать всех женщин, стариков и детей и вывести их на дорогу. Позади беглецов гремели пушки, прикрывая их отход. Но вскоре наступила тишина, и стон отчаяния повис в воздухе: теперь ничто не мешало неприятелю обрушиться на беззащитную толпу. Как бы в подтверждение этого, ружейные выстрелы, доносившиеся с флангов, стали чаще и громче, и то тут, то там люди падали, сраженные пулями.

Невозможно описать это беспорядочное бегство. Дождь лил как из ведра, плотный туман рассекали вспышки выстрелов, огромные кровавые лужи преграждали путь. Но останавливаться было нельзя. Единственный путь к спасению лежал впереди; справа вдоль дороги тянулись необъятные топи, слева бурлила вздувшаяся река, и если какой-нибудь отчаявшийся беглец захотел бы пробраться этим путем, он увидел бы, что берега завалены трупами, оставшимися еще от битвы при Карье.

Республиканцы неотступно преследовали беглецов, истребляя и рассеивая отстающих; раненые, женщины и старики задерживали продвижение этого траурного шествия; младенцы, только что появившиеся на свет, оказались совершенно беззащитными перед жестокой непогодой — матерям нечем было укрыть их, а голод и холод лишь усиливали их мучения; животные, бредущие вместе с людьми, перекрывали своим мычанием завывания бури и временами, объятые непреодолимым страхом, врезались рогами в толпу, оставляя позади себя кровавые коридоры.

Здесь, в этой толчее, смешалось все — и классы и сословия; множество молодых женщин из самых знатных семей Вандеи, Анжу, Пуату и Бретани, последовавшие за своим братом, отцом или мужем, делили страдания с простыми крестьянками. Некоторые из этих смелых женщин, выказывая чудеса храбрости, прикрывали фланги процессии. Время от времени кто-нибудь из них кричал:

— В атаку, вандейки!

И, пробираясь среди придорожных зарослей, они по примеру мужчин перестреливались с солдатами республиканской армии.

Тем временем близилась ночь. Граф де Шантелен, забыв о себе, старался ободрить этих несчастных, спешил на помощь тем, кто увяз в грязи, и тем, у кого не осталось больше сил. Он спрашивал себя, прикроет ли темнота отступающих или позволит противнику скорее разделаться с ними. Сердце его обливалось кровью при виде стольких страданий, а на глаза наворачивались слезы; он никак не мог привыкнуть к этому ужасному зрелищу.

За десять месяцев войны перед его глазами прошло немало подобных картин. Услышав о восстании в Сен-Флорене, он покинул свой фамильный замок, жену, дочь — все, что любил, поспешив на защиту святой веры. Храбрый, преданный, несгибаемый, неизменно в первых рядах всех сражений королевской армии, один из тех, про кого генерал Бопюи[24] сказал: «Войска, которые победили таких французов, могут считать, что одержали победу над всеми народами Европы, объединившимися против них».

Однако даже разгром в битве при Савене не означал для него окончания борьбы. Он замыкал арьергард огромной колонны, подбадривал, торопил отстающих, отстреливаясь последними патронами и отгоняя ударами сабли слишком рьяных республиканцев. Но, несмотря ни на что, ряды его товарищей редели, и он слышал их предсмертные крики в ночи.

Всеми силами он стремился ускорить продвижение колонны.

— Ну, шевелитесь же, — кричал он мешкающим.

— Офицер, я больше не могу, — отвечали ему одни.

— Я умираю, — стонали другие.

— На помощь, на помощь, — кричала женщина, сраженная пулей в бок.

— Дочка! Дочь моя! — вскрикивала мать, потерявшая своего ребенка.

Граф де Шантелен пытался утешить, поддержать, ободрить этих людей, чувствуя, что все его усилия — лишь капля в море.

Около четырех часов утра его нагнал одинокий крестьянин. Граф сразу узнал этого человека, несмотря на темноту и туман.

— Кернан!

— Да, мой господин!

— Живой!

— Да. Но вперед, вперед! — отвечал крестьянин, увлекая графа за собой.

— А что же с этими несчастными? — воскликнул тот, указывая на виднеющиеся то тут, то там отдельные группки людей. — Мы не можем оставить их!

— Ваша отвага не спасет их, мой господин! За мной! За мной!

— Кернан, чего ты хочешь от меня?

— Я хочу сообщить, что вас ожидают большие несчастья!

— Меня?

— Да, мой господин! Госпожа графиня, моя племянница Мари…

— О, моя жена, моя девочка! — воскликнул граф, схватив Кернана за руку.

— Да, я видел Карваля!

— Карваля? — вскричал граф и, не выпуская руки своего собеседника, бросился сквозь толпу.

Тот, кого граф называл Кернаном, носил широкополую шляпу, из-под которой виднелась коричневая шерстяная шапочка. Волосы, ниспадавшие до самых плеч, обрамляли его суровое и энергичное лицо. Штаны из грубого полотна едва прикрывали покрасневшие от холода колени, разноцветные подвязки перетягивали сбившиеся гетры, а ступни утопали в наполовину расколотых огромных сабо,[25] с подкладкой из соломы, пропитавшейся кровью. Плечи бретонца прикрывал козий полушубок, а из-за пояса с широкой пряжкой виднелась рукоять кухонного ножа; в правой руке крестьянин держал ружье.

Могучая фигура Кернана наводила на мысль об огромной физической силе этого человека. И в самом деле, у себя на родине он прослыл необыкновенным силачом. О нем рассказывали удивительные истории; и ни разу на праздничных поединках, так любимых бретонцами, этот неустрашимый боец не повстречал достойного соперника.

Его лохмотья, пропитанные грязью и кровью, достаточно красноречиво свидетельствовали о том участии, которое он принял в последних сражениях повстанческой армии.

Он следовал за графом размашистым шагом; последний, в свою очередь, стремясь сократить путь, пробирался по рву, наполовину заполненному водой и грязью. Слова, произнесенные Кернаном, ужаснули его. Достигнув передних рядов колонны, граф заметил в стороне от дороги небольшую рощицу. Туда-то он и увлек своего спутника.

— Так ты видел Карваля? — спросил граф изменившимся голосом.

— Да, мой господин!

— Где?

— В сегодняшней драке, среди республиканцев.

— Он узнал тебя?

— Да.

— И он говорил с тобой?

— Да, после того, как разрядил в меня свои пистолеты.

— Ты не ранен? — живо воскликнул граф.

— Нет пока что, — ответил бретонец с печальной усмешкой.

— И что сказал этот негодяй?

— «Тебя ждут в замке Шантелен», — вот что он крикнул перед тем, как скрыться в дыму сражения. Я бросился за ним вдогонку, но — куда там!

— «Тебя ждут в замке Шантелен», — повторил граф. — Что он хотел этим сказать?

— Да уж ничего хорошего!

— А что он делал в республиканской армии?

— Командовал шайкой таких же бандитов, как и он сам.

— А! Доблестный офицер армии Конвента, которого я выгнал за воровство из моего дома!

— Да, бандитами становятся не сразу. Но от этого его слова внушают мне не меньше беспокойства. «В замке Шантелен», — так он сказал. И туда стоит поспешить!

— Да, да, конечно! — подхватил граф, томимый горестными предчувствиями. — Но эти несчастные, наше движение…

— Мой господин, — Кернан постарался придать своему голосу возможно большую убедительность, — сначала семья, а потом родина. Что станется без нас с госпожой графиней и с моей племянницей Мари? Вы исполнили свой долг дворянина, сражаясь за Господа Бога и короля. Вернемся в замок и, как только наши близкие будут в безопасности, снова возьмемся за оружие. Католическая армия разгромлена, но война еще не закончена. Поверьте! Снова зашевелились в Морбиане;[26] я сам знаю некоего Жано Котро, который способен доставить немало хлопот республиканцам, а мы уж похлопочем вместе с ним.

— Тогда в дорогу, — сказал граф. — Ты прав, в словах этого Карваля содержится угроза. Я увезу своих жену и дочь за пределы Франции и вернусь сложить голову на родной земле.

— Мы вернемся вместе, мой господин, — откликнулся Кернан.

— Да. Но как добраться до замка?

— Я думаю, нам надо идти до Геранда, а оттуда пробираться вдоль берега либо на Пирьяк, либо на Круазик, чтобы затем выйти в море.

— А на чем? — воскликнул граф.

— У вас есть золото?

— Да, около полутора тысяч ливров.[27]

— Ну так на это можно купить лодку у какого-нибудь рыбака, а если потребуется, и самого рыбака в придачу.

— И как же мы поступим?

— У нас нет выбора, мой господин. На суше мы скоро столкнемся с одним из отрядов республиканцев или же, прячась в зарослях и избегая проезжих дорог, рискуем добраться до цели слишком поздно. Если вообще сможем добраться…

— Тогда в путь, — сказал граф.

— В путь, — ответил ему крестьянин.

Граф де Шантелен полностью доверял Кернану, который был его молочным братом. Можно сказать, что храбрый бретонец являлся частью семьи де Шантеленов. Дочь графа Мари он называл не иначе как «моя племянница», а та, в свою очередь, звала его «мой дядя Кернан». Господин и слуга были неразлучны с малых лет, причем Кернан, получивший хорошее воспитание, выделялся среди людей своего круга. Разделив со своим господином забавы детства и бурные годы юности, он смело последовал за ним, чтобы разделить все тяготы и лишения военного похода. Решив присоединиться к армии Кателино, граф собирался оставить Кернана в своем замке, но разлучить братьев оказалось невозможно. Впрочем, в замке оставались другие слуги, способные защитить графиню в случае опасности. И наконец, еще одно обстоятельство, которое более или менее успокаивало графа: замок находился в самом центре Филистера,[28] затерянный где-то между Фуэнаном и Плугастелем, вдали от Кемпера и Бреста — оплота республиканцев. Итак, считая свою семью в безопасности, граф без колебаний примкнул к восстанию. Но встреча с Карвалем, его бывшим слугой, которого граф выгнал год назад за воровство, и особенно его слова, полные угрозы, явились для него предупреждением о надвигающейся опасности, которую следовало опередить.

В тот момент, когда толпа беженцев приблизилась к топям Св. Жоакина, граф и Кернан свернули с проезжего тракта, решив двигаться напрямик. В последний раз они бросили взгляд на эту обезумевшую толпу, медленно растворявшуюся во мраке ночи. Скоро последние крики замерли вдали, и наступила тишина.

В восемь часов вечера путники прибыли в Геранд, опередив на верных полчаса авангард отступающей колонны. Городские ворота закрывала решетка, но наши друзья воспользовались потайным ходом и вскоре очутились на пустынных улицах городка.

Какая жуткая тишина после грохота битвы! И ни одного освещенного окна, ни одного запоздалого прохожего: ужас загнал жителей в собственные дома с крепкими ставнями и засовами на дверях. Все утро Геранд прислушивался к грому пушек. И каким бы ни был исход битвы, обыватели боялись бегства обезумевших побежденных так же, как и нашествия жаждущих крови победителей.

Граф и Кернан быстро шли по выщербленным мостовым, и звук их шагов, далеко разносившийся в мертвой тишине пустого города, казался зловещим. Они достигли церковной площади и вскоре оказались на крепостной стене.

Отсюда уже ясно слышался нарастающий гул, доносившийся со стороны предместья; этот гул, похожий на угрожающий шепот, перемежался эхом выстрелов.

Дождь прекратился, и сквозь рваную завесу низких свинцовых облаков проглянула луна. Дул западный ветер. Казалось, что под его порывами звезды, внезапно вспыхивая и озаряя своим светом крыши домов, кружатся в каком-то беспорядочном танце, очерчивая с поразительной четкостью мельчайшие детали и отбрасывая на землю быстрые и причудливые тени.

Граф и Кернан обратили свои взоры к морю. Бухта Геранда лежала перед ними позади множества бассейнов, издали напоминавших огромную шахматную доску. Слева от них из-за желтеющих дюн виднелась колокольня местечка Бас. Еще дальше, в пелене тумана, проступали очертания стрелки Круазик — узкой полоски суши, уходящей в океан. Справа, у оконечности бухты, зоркие глаза Кернана еще могли различить очертания колокольни Пирьяка. А дальше небо и вода соединялись друг с другом, переливаясь в неверном свете звезд и сиянии луны.

Оголенные ветки молодых деревьев дрожали и гнулись под порывами сильного ветра, и время от времени какой-нибудь камень, расшатанный в своем гнезде, с громким стуком скатывался с крепостной стены и исчезал в жидкой грязи, заполнявшей ров.

— Итак, — наклонясь против ветра, обратился граф де Шантелен к своему спутнику, — там — Круазик, здесь — Пирьяк. Куда направимся?

— В Круазике мы скорее отыщем лодку, но если придется возвращаться, эта полоска суши вполне может превратиться в ловушку.

— Я полагаюсь на тебя и следую за тобой, Кернан. Только выбери самую короткую дорогу, а еще лучше — самую верную.

— Думаю, надо обогнуть бухту и идти на Пирьяк. До него едва ли больше трех лье, и, скорым шагом мы доберемся туда менее чем за два часа.

— В дорогу, — сказал граф.

Путники покинули город в тот самый момент, когда колонна вандейцев входила в него с противоположной стороны, взламывая ворота и рекой переливаясь через рвы, словно идя на приступ. В окнах один за другим вспыхивали огоньки. Мирный Геранд наполнился непривычным шумом обезумевшей толпы. Звуки выстрелов заставляли дрожать ветхие стены, и вскоре с колокольни городской церкви донеслись тяжелые раскаты набатного колокола.

От этой картины у графа защемило сердце. Его рука судорожно сжала ствол ружья. Еще мгновение — и он бросился бы на помощь своим недавним товарищам по оружию.

— А госпожа графиня? — донесся до него строгий голос Кернана. — А моя племянница Мари?

— Идем, идем! — отвечал граф, поспешно сбегая по склону холма прочь от крепостных стен.

Вскоре хозяин и слуга уже оставили город далеко позади. В стороне от проезжей дороги, они пробирались вдоль берега среди солончаков, в которых рапа[29] искрилась в свете луны. Зловещий шепот рождался за деревьями, сгорбившимися под напором ветра, — наступил час прилива.

Несколько раз со стороны города доносились душераздирающие крики, и временами шальная пуля с сухим треском разбивалась о прибрежные скалы. Горизонт то и дело озарялся неясными отблесками пожара, и стаи голодных волков, чуя свежую плоть, оглашали окрестности жутким воем.

Граф и Кернан шли молча. Но одни и те же мысли волновали обоих, и каждый так же хорошо знал, что творится в душе другого, как если бы они разговаривали. Время от времени беглецы останавливались, чтобы, оглянувшись, осмотреть местность, и, не обнаружив погони, снова пускались в путь.

Не было еще и десяти вечера, когда путники достигли местечка Пирьяк. Не доверяя темноте его улиц, друзья решили отправиться прямиком на мыс Кастелли. Отсюда их взорам открылось бескрайнее море. Справа проступали скалистые очертания островка Дюме, слева маяк Ле-Фур посылал в туманные дали регулярные вспышки света, вдалеке возвышалась неясная темная масса — остров Бель-Иль.

Не обнаружив на побережье ни единой лодки, друзья вернулись в Пирьяк. Здесь в глаза им бросилось сразу несколько баркасов, покачивающихся на приливной волне. На одном из них Кернан заметил рыбака, который уже свернул парус и собирался сойти на берег.

— Эй, друг! — окликнул он.

Рыбак подпрыгнул как ошпаренный и приблизился весьма настороженно.

— Ну подойди же, не бойся, — сказал ему граф.

— Вы не из здешних мест, — произнес рыбак, сделав несколько шагов вперед. — Что вам нужно?

— Можешь ты выйти в море сегодня же ночью, — ответил Кернан, — и доставить нас…

— Куда? — спросил рыбак.

— Куда? Когда будем на борту, скажем, — продолжил граф.

— Море сегодня скверное, да и ветер с юго-запада ничего хорошего не сулит.

— А если тебе хорошо заплатят? — не отступал Кернан.

— Мне никогда не заплатят «хорошо» за мою собственную шкуру, — упирался рыбак, стараясь получше разглядеть своих собеседников.

После недолгого молчания он сказал:

— Эге, да ведь вы идете со стороны Савене! Там давеча было жарко!

— Твое-то какое дело? Ты берешься нас отвезти?

— По правде говоря, нет.

— Тогда найдем ли мы в округе моряка похрабрее?

— Вот уж не думаю. Впрочем, постойте, — добавил рыбак, подмигнув, — вы же не сказали и половины того, что принято говорить в подобных случаях. Сколько вы платите?

— Тысячу ливров, — ответил граф.

— Дрянные бумажки!

— Золото, — уточнил Кернан.

— Золото? Настоящее золото? Не худо бы на него взглянуть!

Граф развязал пояс и высыпал оттуда с полсотни луидоров.[30]

— Твоя лодка не стоит и четверти этой суммы.

— Да, — ответил рыбак, жадно пожирая золото глазами, — но моя шкура как раз стоит всего остального.

— Так что же?

— Садитесь, — согласился рыбак, забирая у графа деньги.

Он подтянул суденышко поближе к берегу. Граф и Кернан вошли по колено в воду и взобрались в лодку. Якорь был вызволен из песка. Кернан поставил парус, и красноватое полотнище натянулось под напором ветра.

В тот момент, когда рыбак в свою очередь собирался запрыгнуть в лодку, Кернан проворно оттолкнул его и одним ударом багра отогнал легкое суденышко на десяток футов от того места, где оно только что находилось.

— Так что же? — крикнул рыбак.

— Побереги свою шкуру, — прокричал ему в ответ Кернан, — по правде говоря, нам она ни к чему. А деньги за посудину ты уже получил!

— Но… — начал было граф.

— Мне знакомо это ремесло, — успокоил его Кернан.

Закрепив шкот, он взялся за руль, и суденышко увалилось под ветер.[31]

Потрясенный рыбак не мог произнести ни звука. А когда дар речи вернулся к нему, два слова полетели вдогонку беглецам:

— Проклятые республиканцы!

Но к этому времени лодка уже скрылась во мраке среди чернеющей пены волн.