"Забытые города майя" - читать интересную книгу автора (В. Гуляев)

Глава 2 ГОРОДА ИЛИ «РИТУАЛЬНЫЕ ЦЕНТРЫ»?

8 ноября 1519 г. испанский авантюрист Эрнандо Кортес во главе отряда из нескольких сотен пехотинцев и всадников беспрепятственно вошел в Теночтитлан — столицу могущественного государства ацтеков. Гигантский город был надежно укреплен самой природой. Он располагался на двух островах посреди обширного озера Тескоко и был связан с материком только несколькими узкими каменными дамбами. Но случилось непредвиденное. Ацтеки добровольно впустили врага в свою неприступную крепость, а их правитель Монтесума II окружил чужеземцев вниманием и заботой. Разместив конкистадоров в пустующем царском дворце, он пригласил Кортеса и его офицеров осмотреть Теночтитлан. С вершины самой высокой пирамиды испанцам открылась изумительная панорама великого города. Впрочем, предоставим слово Берналю Диасу дель Кастильо — непосредственному участнику и очевидцу всех событий, связанных с завоеванием Мексики: «И мы увидели бесчисленные храмы и святилища, построенные наподобие башен и крепостей, и все они были ослепительно белыми и казались настоящим чудом. И когда мы все тщательно осмотрели и задумались над увиденным, мы вновь взглянули вниз на большую площадь и на толпы народа, заполняющие ее: одни что-то покупали, другие продавали, и глухой шум голосов можно было слышать на расстоянии целой лиги. Среди нас были солдаты, которые побывали во многих частях света, в Константинополе, Италии и Риме, и они сказали, что никогда не встречали такого множества людей и столь огромной и хорошо спланированной площади»[20].

За блестящим фасадом доколумбовой Мексики, который представляла собой цивилизация ацтеков, как и в Древнем Египте, скрывалось длительное и славное прошлое. Это прошлое насчитывало добрый десяток тысячелетий от роду. Немало народов и цивилизаций, ставших жертвой собственных внутренних неурядиц или погибших от набегов воинственных варваров, успело смениться на каменистой, выжженной солнцем земле Мексики, прежде чем туда ступила нога бородатых пришельцев из-за океана.

Многолюдные города, обнесенные каменными стенами, с дворцами правителей и храмами богов на побережье полуострова Юкатан в стране майя могли видеть еще участники первых испанских экспедиций в Мексику — Кордовы (1517), Грихальвы (1518), Кортеса (1519), а немного позднее — Монтехо (1527).

Однако уже к середине XVI в. самобытные и яркие цивилизации индейцев были уничтожены конкистадорами, и впоследствии даже память о них оказалась почти полностью утраченной. И первыми, кто принял на себя главный удар и превратился в прах под копытами безжалостной испанской кавалерии, были города ацтеков и майя, служившие убежищем местных царей и жрецов — самых непримиримых врагов чужеземных завоевателей.

Если сам факт существования городов в Мексике в XVI в. к моменту открытия и завоевания ее европейцами не вызывает никаких сомнений, то с городами майя классического периода дело обстоит несколько сложнее.

Существует значительная группа исследователей, отрицающих наличие «настоящих» городов у майя в I тысячелетии (Э. Томпсон, Дж. Брейнерд, Т. Калберт, Г. Уилли, У. Сандерс и другие). Ссылаясь на то, что подсечно-огневое земледелие майя не могло обеспечить в древности сколько-нибудь значительное население, эти авторы рассматривают крупные классические памятники лишь как полупустые «ритуальные центры», где постоянно жили управляющие обществом жрецы, их слуги и небольшие группы ремесленников, непосредственно обслуживающих нужды религиозной элиты. Окрестные земледельцы снабжали их всем необходимым и принимали участие в строительстве храмов и монументов.

Тезис об отсутствии у древних майя «настоящих» городов подкрепляется также ссылками на низкую плотность застройки, низкую степень концентрации населения на единицу площади на поселениях I тысячелетия и на недостаточную для городского статуса общую его численность. Здесь же упоминаются «рассеянный» характер планировки и отсутствие внешних укреплений.

В итоге сложилась явно парадоксальная ситуация. Классическая культура майя с ее широко известными памятниками монументальной архитектуры, скульптуры и живописи, с высокоразвитой системой иероглифического письма и сложнейшим календарем оказалась «на задворках» мексиканских цивилизаций — без городов и развитого общественного строя. Между тем хорошо известно, что именно города были всегда основными центрами цивилизации в социально-политическом, экономическом, культовом и культурном плане. Часто сам факт наличия городов определяет и наличие цивилизации.

На мой взгляд, утверждение многих зарубежных майянистов о том, что в I тысячелетии на Юкатане и в Петене не существовало «подлинных городов», а были лишь малолюдные «ритуальные центры» во главе с теократической элитой, носит ошибочный характер. Оно во многом проистекает из методических и теоретических просчетов западной археологии: ведь до сих пор на территории майя изучались преимущественно храмовые и дворцовые здания, а многочисленные остатки жилищ основной массы населения практически игнорировались. Многие трудности связаны, безусловно, и с тем, что до сих пор отсутствует четкое определение самого понятия «город» в применении к памятникам древних майя.

Многие авторы считают, что любой город докапиталистической эпохи был прежде всего центром ремесла и торговли, и поэтому большинство его жителей не участвовало в производстве пищи, то есть не занималось непосредственно земледелием и скотоводством. Так, например, немецкий историк М. Вебер утверждал, что с экономической точки зрения городом можно назвать «населенное место, обитатели которого в своем большинстве живут не земледельческим трудом, а торговлей и промышленностью»[21]. У. Майер-Оакс (США) указывает даже, что в городе (имеются в виду города доколумбовой Америки), независимо от его значения и величины, около двух третей населения не должно быть связано с сельским хозяйством[22]. Здесь явно смешаны представления о городах разных эпох и формаций. Справедливые для современности и, видимо, для некоторых европейских городов периода развитого феодализма, эти высказывания не находят подтверждения в конкретных материалах более раннего времени, особенно когда речь идет о начальных этапах городской цивилизации. Ранний город, несмотря на все его новые функции и новый облик по сравнению с деревней, был по-прежнему тесно связан с землей, а большая часть его населения непосредственно занималась сельским хозяйством, то есть земледелием и скотоводством. По мнению большинства историков древности, ранний город (вернее, город-государство, «ном») представлял собой в структурном отношении иерархию общин. «Большинство жителей общин йоруба в Западной Африке — земледельцы, так же как и многие члены крупнейших общин древнего Шумера и доиспанской Мексики»[23], — отмечает историк Б. Триггер (США).

Часто для подчеркивания существенных отличий города от деревни пытаются использовать разного рода количественные показатели: определенное число жителей (5, 8, 10 тыс. человек и т. д.), размеры площади, количество крупных построек и др.

Учитывая несомненную полезность количественных критериев для исследования конкретных городов и особенно для их классификации, приходится тем не менее констатировать, что при определении общего понятия «город» гораздо плодотворнее функциональный подход. «Город, — отмечает Д. Гроув (Англия), — отличался от деревни прежде всего по своему назначению. Исторически происхождение городов связано с необходимостью сконцентрировать в одном месте функции, имеющие отношение к более широкой территории, нежели деревня, — рынки, администрация, оборона и др. ...»[24].

Что касается общего определения понятия «город» для эпохи раннеклассовых государств, то наиболее удачной представляется мне точка зрения И. М. Дьяконова относительно древневосточного города II тысячелетия до н. э.: «Город в рассматриваемое время является центром тяготеющей к нему населенной округи: город — центр округи в хозяйственном отношении... город — центр округи в политическом отношении, как средоточие иерархии общинных органов самоуправления и как резиденция государственной администрации; наконец, город — ее центр в идеологическом отношении»[25]. Разделяя в целом это определение, я тем не менее считаю, что в нем необходимо несколько сместить акценты. Да, древнейший город действительно был хозяйственным центром округи. Но главное и определяющее состоит в другом. Крупные города первичных очагов цивилизации в Мезоамерике и на Ближнем Востоке в значительной мере обязаны своим процветанием размещению в них царских дворов. Город был средоточием господствующего класса, центром, в который стекались богатства общества. Здесь же находился обычно и храм верховного божества. Это целиком согласуется и с высказыванием К. Маркса по поводу древневосточного государства в целом и города в частности. «Города в собственном смысле слова, — писал К. Маркс, — образуются здесь наряду с этими селами только там, где место особенно благоприятно для внешней торговли, или там, где глава государства и его сатрапы, выменивая свой доход (прибавочный продукт) на труд, расходуют этот доход как рабочий фонд»[26]. И далее: «История классической древности — это история городов, но история городов, основанных на земельной собственности и земледелии... Крупные города могут рассматриваться здесь только как государевы станы, как нарост на экономическом строе в собственном смысле... »[27]. Видимо, вначале, когда города образовывались на базе еще сравнительно слабо развитой техники и экономики раннеклассовых обществ неолита и бронзового века, основным конституирующим элементом их населения в большинстве случаев были представители господствующих классов и государственной власти, жившие за счет эксплуатации зависимого земледельческого населения. Наибольших размеров достигали обычно города, бывшие крупными административно-политическими и религиозными центрами. Политико-административная функция древнейшего города у нас часто недооценивается, и поэтому, вольно или невольно, в его определения вкрадываются элементы модернизации и евроцентризма (античная и позднесредневековая модель европейского города).

Город в эпоху древности — это крупный населенный пункт, служивший политико-административным, культовым и хозяйственным центром определенной, тяготеющей к нему округи.

Археологическими признаками древних городских поселений могут служить такие критерии, как появление дворцов, монументальных храмов и святилищ, выделение их тем или иным способом из общей городской застройки в «теменосы»[*] и цитадели, царские гробницы, развитое искусство, письменность и т. д.

В результате многолетних исследований удалось установить, что подсечно-огневое земледелие майя, при всех его внешних недостатках, не было столь примитивным, как это представляется на первый взгляд. Уже с глубокой древности жрецы разработали весьма совершенный солнечный календарь, точно регулирующий все сроки основных земледельческих работ — вырубки леса, его выжигания, сева в начале сезона дождей, уборки урожая. Земледельцы майя путем длительных опытов и отбора сумели вывести гибридные и высокоурожайные сорта основных сельскохозяйственных растений — кукурузы, бобовых и тыквы. Наконец, ручная техника обработки небольшого участка и сочетание на одном поле посевов нескольких культур (например, кукурузы и фасоли) позволили долгое время сохранять его плодородие и не требовали частой смены участков. Природные условия Петена (плодородие почв и обилие влаги) позволяли древним земледельцам собирать здесь в среднем не менее двух урожаев в год. Кроме того, возле каждого дома имелся приусадебный участок с огородами, рощами фруктовых деревьев и т. д. Последние (особенно хлебное дерево — рамон) не требовали особого ухода, но давали значительное количество пищи, повышая тем самым степень оседлости рядового крестьянина.

Но и это не все. Сейчас твердо установлено, что майя уже в классическом периоде знали и другие, более интенсивные формы земледелия. На юге Юкатана и в Белизе на склонах холмов найдены земледельческие террасы с особой системой увлажнения почвы. В Петене и в бассейне реки Канделярии (Кампече, Мексика) археологи обнаружили следы интенсивного земледелия в виде каналов и так называемых «приподнятых полей» — искусственно сделанных длинных грядок земли, полузатопленных водами реки или озера. Подобные земледельческие системы, которые весьма напоминают знаменитые «плавучие сады» («чинампы») ацтеков, способны были давать огромные урожаи и практически обладали неистощимым плодородием.

Высокоразвитое земледелие маня способно было давать в древности устойчивый прибавочный продукт, достаточный для содержания господствующей верхушки общества, государственного аппарата и других групп населения, не занятых непосредственно в сфере производства продуктов питания.

Хотя земледелие играло главную роль в экономике древних майя, последняя имела комплексный и сложный характер. В зависимости от особенностей местных природных условий различные виды хозяйственной деятельности получали большее или меньшее развитие: на побережье Юкатана — добыча соли и морских продуктов, рыболовство; в тропических лесах Петена — маисовое земледелие и эксплуатация лесной кладовой — охота, сбор диких фруктов, плодов и растений, и т. д. Заметное место в сельскохозяйственном производстве занимали пчеловодство и разведение индеек.

В I тысячелетии развитие ремесла и торговли в городах майя достигло весьма значительного уровня. Однако профессиональный характер носили лишь внешняя торговля и те виды ремесла, которые обслуживали нужды правящей верхушки (производство предметов роскоши, оружия, культовых вещей и т. д.).

Наиболее полные сведения о городских функциях крупных центров майя классического периода дает изучение их монументальной архитектуры. Это одна из важнейших и специфических черт местной культуры. Все майяские постройки, независимо от их назначения и размеров, воздвигались на специальных платформах (стилобатах). Последние представляют собой насыпи из земли, глины и щебня, облицованные сверху каменными плитами или слоем стука. Жилые здания и дворцы имеют стилобаты в 1—3 м высотой, а размеры пирамид у некоторых храмов (например, у Храма IV в Тикале) достигают 60 м высоты.

Наиболее характерной чертой каменной архитектуры майя в классический период является также широкое использование ступенчатого (или ложного) свода. Этот тип перекрытий обуславливал острый угол свода, большую его высоту и чрезвычайную массивность стен, на которые опирался свод. В итоге полезный (внутренний) объем здания был весьма незначительным. Основные типы зданий и сооружений:

а) храм — сравнительно небольшая постройка из одной (реже двух-трех) темных комнат на высоком пирамидальном основании с усеченной плоской вершиной;

б) дворец — длинное многокомнатное здание на низком фундаменте;

в) «стадионы» для ритуальной игры в мяч (появляются с позднеклассического времени);

г) рядовые жилища — небольшие постройки из легких материалов на низких каменных платформах.

Храмы.

Величественные каменные храмы на высоких ступенчатых пирамидах — характерная черта архитектурного силуэта любого крупного города майя в I тысячелетии.

Несмотря на то, что эти храмы уже сами по себе были достаточно высокими, архитекторы майя не удовлетворялись сделанным и всегда усиливали внешний эффект высотности здания с помощью установки на его крыше большого узорчатого «гребня», обильно украшенного скульптурами и надписями из алебастра.

Храмы — это культовые по назначению постройки. Следы копоти и огня, до сих пор заметные на их стенах, полах и алтарях, свидетельствуют об отправлении здесь каких-то сложных ритуалов. Под иолами и главными лестницами храма, а также под основаниями каменных алтарей и стел, стоявших поблизости, часто встречаются специальные приношения в ямках-тайниках. Они состоят из вещей и материалов, имевших для древних майя огромную ценность: нефритовые украшения, фигурные предметы из кремня и обсидиана, иглы морских ежей, морские раковины, водоросли, красочно расписанные глиняные сосуды и т. д.

Традиционная точка зрения на назначение храмов майя I тысячелетия состояла в том, что они всегда были местом отправления культа различных богов местного пантеона.

Возможно, в ряде случаев это так и было, но уже сейчас накопилось немало данных, позволяющих высказать совсем иное мнение.

В лепной орнаментике из алебастра, украшающей фасады храмов и декоративные гребни на их крышах, есть сложные иероглифические тексты и сопровождающие их изображения. Здесь представлены, как правило, человеческие фигуры огромных размеров, сидящие на вычурных тронах и скамейках и окруженные разного рода священными эмблемами и символами.

Но главный ключ к пониманию функций таких храмов дают пышные гробницы, находившиеся под их пирамидальными основаниями, а также резные каменные стелы, стоявшие перед фасадом или на уступах вдоль главной лестницы храма. Еще в 1962 г., после сенсационного открытия мексиканским археологом А. Рус-Луилье царской гробницы под Храмом Надписей в Паленке, была выдвинута гипотеза о том, что одной из функций храма была погребальная, то есть что он служил местом вечного успокоения наиболее выдающихся членов общества.

В ряде гробниц из храмов Паленке имеется специфическая конструктивная деталь — «канал для души» («психодук») в виде узкой каменной трубы, ведущей из гробницы наверх, к полу храмового здания. В других случаях связь между гробницей и храмом поддерживалась с помощью специальных внутренних лестниц. Совершенно очевидно, что здесь мы имеем попытку установить непосредственные «контакты» между живыми людьми и душой знатного умершего, погребенного внизу, в подземном склепе. А это еще раз доказывает, что в комплексе «храм — пирамида — гробница» главным составным элементом была именно гробница. Пирамида должна была надежно укрыть ее под своей каменной толщей, а храм наверху служил, вероятно, для совершения обрядов и церемоний в память погребенного внизу человека. Есть все основания считать, что подобных почестей удостаивались лишь умершие правители майяских городов-государств. Весомым аргументом в пользу этого вывода могут служить изображения и тексты, запечатленные на каменных резных стелах, стоявших группами почти у каждого центрального городского храма. Недавние исследования Т. Проскуряковой показали, что стелы — не только памятники в честь окончания определенных циклов времени, а изображенные там персонажи — не жрецы и не лица, представляющие богов, связанных с культом календаря. Это исторические мемориальные монументы, поставленные для того, чтобы увековечить деяния конкретного правителя — его генеалогию, основные вехи жизни: рождение, вступление на престол, династический брак, войны с соседями, и т. д.

Поскольку стелы часто непосредственно связаны с храмом и погребенным там знатным персонажем, то это предполагает их общую ритуальную и функциональную взаимосвязь. В одном из храмов древнего города Рио-Асуль в Северной Гватемале лепные украшения из алебастра на гребне здания дублировали тексты и изображения стоявших рядом с храмом стел.

Таким образом, центральные храмы большинства майяских городов I тысячелетия часто были мемориальными сооружениями в честь умершего царя или его предков, а также местом отправления связанных с этим обрядов.

Дворцы.

В процессе изучения древних городов майя археологи довольно часто встречали в центральных районах длинные постройки из камня, стоявшие на низких платформах-основаниях. Эти здания, как правило, имели довольно много помещений и комнат и были сгруппированы в виде замкнутых четырехугольников вокруг открытых внутренних двориков и площадей. Еще пионеры археологии майя, такие, как Т. Малер, А. Тоззер и А.-П. Моудсли, назвали постройки этого типа «дворцами», стремясь показать их отличие от башнеобразных храмов майя, возводившихся на высоких ступенчатых пирамидах с усеченной плоской вершиной и имевших максимум две-три комнаты. С тех пор данный термин прочно вошел во все труды по майяской архитектуре, хотя каждый раз исследователи предпочитают брать его в кавычки, подчеркивая тем самым его условность и слабую обоснованность. Назначение и основные функции дворцов майя действительно во многом оставались до недавнего времени загадкой: слишком мало было исследовано подобного рода построек, слишком плохо разработаны критерии для доказательства их дворцовой принадлежности. Одни авторы считали дворцы местом обитания жрецов и отправления религиозного культа. Другие рассматривали эти здания как чисто административные учреждения, а не жилые постройки. Третьи называли их «мужскими домами», предназначенными для собраний и встреч мужчин и для обучения молодежи. Наконец, были и такие исследователи, которые приписывали дворцам их прямое назначение, то есть считали их резиденциями правителей городов-государств майя.

Пытаясь опровергнуть эту последнюю точку зрения, многие ученые ссылаются на сырость и темноту, постоянно царящие внутри толстостенных, со ступенчатым перекрытием дворцов. Но их оппоненты с не меньшим упорством отстаивают свои взгляды, справедливо указывая на то, что все дворцы дошли до нас в сильно попорченном виде и поэтому неизвестно, как они выглядели в момент их функционирования.

Археологические исследования в крупнейшем центре древних маня — Тикале позволили наконец решить и вопрос о назначении дворцов. Раскопки в районе Центрального акрополя помогли выявить несколько таких дворцовых ансамблей, существовавших по меньшей мере несколько сотен лет (с 350 по 850 г.). Для доказательства того, что дворцы Тикаля действительно были местом обитания правителей, их семей, сановников и слуг, американский археолог У. Хевиленд приводит убедительный аргумент. Во-первых, по его словам, наблюдается непрерывная линия развития от простых деревянных хижин с крышами из листьев или тростника — через каменно-деревянные здания скромных размеров — к внушительным сооружениям целиком из камня. Во-вторых, во внутренних помещениях некоторых дворцов в изобилии найден хозяйственный мусор.

Внутри многих дворцов классического периода, в наиболее просторных комнатах, часто встречаются каменные скамейки или лежанки. Основываясь на сюжетах майяского искусства I тысячелетия н. э. (дворцовые сцены), можно утверждать, что с помощью циновок, подушек и тканей эти дворцовые комнаты с минимальными усилиями превращались во вполне удобные для жизни апартаменты. Конечно, это не исключает и многих других функций дворцовых комплексов: часть их помещений служила, вероятно, для административных функций (суд, официальные аудиенции и т. д.), часть использовалась в качестве складов и хранилищ (запасы продовольствия, оружия, одежды, предметов культа и т. д.) и, наконец, в некоторых комнатах, по-видимому, отправлялись религиозные церемонии и обряды.

Некоторые дворцы были снабжены дренажной системой (водостоки), паровыми банями и очагами (например, в Бекане и Эцне). Но в большинстве случаев вспомогательные хозяйственные комплексы (включая и кухни) выносились за пределы жилых комнат, хотя и помещались в пределах единого дворцового ансамбля.

Таким образом, вряд ли приходится сомневаться, что длинные многокомнатные постройки на низких фундаментах или платформах, сгруппированные вокруг открытых внутренних двориков, которые так часто встречают археологи при раскопках древних городов майя, действительно были самыми настоящими дворцами, местом обитания представителей правящей династии и их многочисленной свиты.

Каменные дворцы позднееклассического периода, с их ступенчатым сводом, массивными стенами, облицованными снаружи и изнутри слоем белоснежного стука и с обильными рельефными украшениями на фасаде, демонстрируют уже вполне сложившуюся, зрелую форму царских резиденций, прошедшую к тому времени длительный и сложный путь развития. Типичными образцами подобного рода зданий можно считать Большой дворец в Паленке, Дворец Губернаторов в Ушмале и многие дворцы Тикаля.

Площадка для ритуальной игры в мяч.

Важнейшим типом архитектурных сооружений в классических городах майя равнинной лесной зоны были площадки для ритуальной игры в мяч. Эта игра имела широкое распространение во всей доиспанской Мезоамерике. Команды использовали тяжелый каучуковый мяч. Правила игры, а также размеры и форма самих площадок отличались большим разнообразием в зависимости от времени и места. Наш главный источник о характере и сущности этой игры — воспоминания конкистадоров и свидетельства индейских авторов XVI в. Однако майяские площадки для игры в мяч I тысячелетия настолько отличаются по форме и стилю от более поздних в других областях (Мексики и Центральной Америки), что, возможно, и сама игра была тогда совершенно другой.

Каждый крупный город майя имел одну или несколько площадок для ритуальной игры в мяч. По внешнему виду такая площадка представляла собой длинную и узкую аллею, вымощенную камнем или твердым известковым раствором и обрамленную с двух сторон низкими каменными стенками или платформами. Их размеры для классического периода составляли, как правило, 7,5 м ширины и 22,5 м длины. На полу площадки и в боковых ее степах были вмонтированы резные каменные метки. Древнейшее сооружение подобного рода на территории равнинной зоны майя найдено в Копано (Гондурас) и датировано 514 г. н. э.

Дополнительные штрихи архитектурному портрету майяского города придавали и такие вспомогательные сооружения, как приподнятые над поверхностью земли каменные дороги-дамбы (сакбе), соединявшие в одно целое отдельные архитектурные группы, и покрытые прочным известковым раствором водоемы для хранения запасов дождевой воды в сухое время года. Например, в Тикале вместимость всех таких водоемов составляла около 160 млн. л.

Жилища.

Для полного представления об облике и структуре майяских городов необходимо знать не только их монументальную архитектуру, но и характер массовой жилой застройки. К сожалению, рядовые жилища I тысячелетия — пока наименее изученный тип архитектуры майя.

При раскопках небольших овальных холмиков, в изобилии встречающихся во всех крупных центрах древних майя, археологи находят обычно плоские прямоугольные каменные платформы сравнительно небольшой высоты (0,5—1 м). Остатки нижней части стен из камня, столбовые ямки, куски штукатурки, глины и т. д. заставляют предполагать, что эти платформы служили основаниями для легких жилых зданий, сделанных из дерева и частично из камня, под лиственными крышами. Их идентификация в качестве жилищ основной массы населения осуществляется по следующим признакам:

а) многочисленность по сравнению с прочими постройками;

б) присутствие хозяйственного и бытового инвентаря (зернотерки, кремневые и обсидиановые орудия и т.д.);

в) наличие отбросов и мусора (зола, угли, кости животных, черепки грубой кухонной посуды и т. д.);

г) сходство с этнографически известными жилищами современных индейцев майя;

д) изображения аналогичных жилищ на фресках и граффити до-испанского периода.

В Вашактуне, в непосредственной близости от центра города, было исследовано пять небольших холмов, содержащих остатки жилищ. Они представляют собой платформы в виде каменных стен с забутовкой внутри (из мусора, щебня и земли). Размеры их варьируются от 6 до 21 м в длину, от 4 до 9 м в ширину и от 0,5 до 3 м в высоту.

За последние годы наиболее значительные исследования древних жилищ на памятниках майя I тысячелетия проводились в Бартон-Рамье (долина реки Белиз в Белизе), где были обнаружены платформы — основания для построек из дерева и листьев, со столбовыми ямками, каменными скамейками-лежанками и многочисленным хозяйственным мусором, а также в Тикале (Петен, Гватемала) и Цнбилчальтуне (Юкатан).

Благодаря этим работам удалось окончательно установить, что отдельно стоящая постройка (имеется в виду дом, жилище) — у майя явление крайне редкое, а подавляющее большинство жилых построек встречается группами по два, три, четыре и более зданий, сконцентрированных, как правило, вокруг прямоугольного дворика или площадки.

Некоторые исследователи рассматривают каждую отдельно стоящую постройку в таких группах в качестве отдельного дома. Другие склоняются к тому, что надо считать домом весь данный комплекс зданий, будь то одна постройка, платформа, холм и т. д. в группе или несколько. Эти комплексы удивительно похожи и по общей планировке и по числу составных компонентов построек на домовладения современных юкатанских майя. Последние могут состоять из одного или более жилищ, но они часто включают также и отдельные здания для кухонь и кладовых, которые внешне похожи на жилые дома.

Иногда семейные алтари святилища, расположенные обычно внутри дома, вынесены в отдельную постройку в пределах того же домовладения.

Стены домов в древности, как и у современных индейцев Юкатана, делали из прочных стволов или жердей пальмового дерева, поставленных вертикально или горизонтально на каменной плоской платформе. Снаружи такие стены часто обмазывались глиной и покрывались штукатуркой. Высокая двускатная крыша изготовлялась из листьев пальмы (аке), травы и кукурузной соломы. Полы внутри жилища были глинобитными или же покрывались слоем прочного и твердого известкового раствора. В настоящее время дома на территории майя имеют в плане апсидальную, прямоугольную, квадратную или круглую форму. Судя по данным раскопок поселений классического периода, аналогичная пестрота в планировке жилищ наблюдалась и в древности.

Индейцы Юкатана и горной Гватемалы имеют сейчас вокруг домов приусадебные участки — с огородами, фруктовыми деревьями и цветниками. Наличие таких же участков в XVI в. подтверждают письменные источники. Прослежены они — в виде низких каменных стен, обрамляющих небольшую территорию вокруг руин домов, и археологически — в Вашактуне и Майяпане.

Судя по археологическим и этнографическим данным, каждое такое домовладение было резиденцией большой патриархальной семьи.

Исходя из функционального назначения и местонахождения описанных выше основных типов зданий, можно сделать некоторые предположения и относительно важнейших функций древнемайяского города.

Храмы богов и обожествленных царей, с их высокими ступенчатыми пирамидами и узорчатыми декоративными гребнями, составляли наиболее яркую черту архитектурного силуэта любого города майя I тысячелетия. Но думать на этом основании, что единственной функцией городских центров древних майя была культовая, религиозная, — значит впадать в глубокое заблуждение. Прямо по соседству с главными храмами располагались один или несколько дворцов правителя, служивших и местом для ведения судебных и административных дел, хранения запасов продовольствия, одежды, вооружения и т. д.

Здесь же, в центре, на широких мощеных площадях, у подножия храмов и дворцов, ежедневно или периодически устраивались (по данным письменных источников кануна конкисты) оживленные торговые рынки, где наряду с предметами повседневного обихода — глиняной бытовой посудой, ножами из вулканического стекла (обсидиана), солью, маисом, бобами, перцем и какао — продавались и привезенные издалека экзотические товары: шкуры диковинных зверей и яркие перья птиц, раковины морских моллюсков, драгоценный зелено-голубой нефрит, парадная полихромная керамика и т. д.

Хотя до недавнего времени вопрос изучения ремесленного производства в городах древних майя почти не ставился, сейчас получены интересные данные и об этом важном виде городской деятельности. По концентрации определенного вида находок в пределах городища археологи неоднократно отмечали наличие ремесленных мастерских по выделке терракотовых статуэток (в Тьерра-Нуэва, остров Хайна), по обработке кремня и обсидиана (в Тикале), по изготовлению парадной расписной керамики для высших кругов майяской аристократии (Чама, Чокола в Гватемале) и т.д.

Древнемайяский город выполнял и оборонительную, военную функцию. И хотя его, в силу того, что он часто лишен внешних укреплений, иногда принято называть «открытым» и почти «беззащитным», это было далеко не так.

Отнюдь не все классические центры майя не имели внешних укреплений. Крупный город Бекан, расположенный на границе Центральной и Северной областей майя, был окружен (правда, только центральная его часть) глубоким рвом и валом. Выявлена многокилометровая система внешних укреплений из валов и рвов, упиравшихся концами в болото, и при раскопках в Тикале.

Бекан и Тикаль отстоят друг от друга на 150 км. Но характер их укреплений внешне очень похож (валы и рвы), хотя есть и существенные различия: в Бекане огорожено только политико-административное и ритуальное ядро города, а в Тикале — вся земельная площадь города вместе с округой (120—160 кв. м). Учитывая прежний интерес археологов исключительно к центральной части исследуемого поселения и особую трудность находки малозаметных внешне валов и рвов в густых зарослях влажного тропического леса, можно предполагать, что подобные укрепления существовали и в других классических городах майя.

Но суть дела состоит не в этом, хотя наличие внешних укреплений очень помогает при определении границ города. Если обратиться к фактам, то во всех случаях основные виды построек в центре любого города майя (то есть храмы и дворцы) так или иначе выделены из общей городской застройки: либо благодаря своим высоким искусственным стилобатам (пирамиды, платформы, террасы и т. д.), либо благодаря своему размещению на плоской вершине высокого акрополя. Таким образом основное ядро города, его важнейшие политико-административные и культовые здания, отнюдь не было беззащитным перед набегом неприятеля. Это были настоящие труднодоступные крепости. Кроме того, чтобы попасть в район теменоса, врагам нужно было пройти через скопление городских кварталов, окружавших центр.

Можно добавить, что, согласно представлениям многих древних народов, в том числе и центрально-американских, именно захват и уничтожение главного храма города или его правителя (царя) символизировали полную победу над врагом. Это сразу же парализовывало всякое дальнейшее сопротивление. В классическую эпоху именно эти, ключевые точки городского комплекса и были как раз наиболее надежно укреплены и защищены.

При изучении планов города I тысячелетия Центральной области майя сразу же бросается в глаза несколько постоянно повторяющихся моментов:

1) Наличие четко выраженного ритуально-административного ядра (теменоса) с ансамблями важнейших архитектурных построек — храмами, дворцами и т. д., сгруппированными вокруг прямоугольных дворов и площадей, которые ориентированы, как правило, по странам света. Теменос плотным кольцом окружают жилые кварталы, но чем дальше от центра, тем беднее дома и реже застройка.

2) Отсутствие четко выраженных внешних границ, поскольку во многих случаях наружной линии укреплений (стен, рвов, валов, палисадов) в городах майя не найдено.

3) Деление города — вернее, его центрального ядра — на несколько крупных архитектурных комплексов, или групп, состоящих из монументальных сооружений — храмов, святилищ, дворцов и других общественных построек, разбитых вокруг площадей. Назначение этих групп, их временное и пространственное соотношение пока остаются неясными. Больше того, до сих пор не сделано ни одной серьезной попытки дать какую-либо общую их интерпретацию.

4) Часто эти архитектурные ансамбли и группы соединены между собой системами широких и вымощенных камнем дорог-дамб, заметно возвышающихся над землей.

5) В Центральной области майя важнейшие ритуально-административные здания часто сосредоточены на вершинах искусственных или естественных холмов — «акрополей», которые господствуют над городом и в прямом и в переносном смысле. Иногда в наиболее крупных городах встречаются сразу несколько таких акрополей (Тикаль, Пьедрас-Неграс, Накум).

6) Что касается жилых построек, то они на первый взгляд образуют беспорядочное и хаотическое скопление, без видимых попыток какой-то организации и намеренной планировки. Жилища обычно концентрируются небольшими группами по два-пять зданий, размещенных вокруг внутреннего прямоугольного двора. Последний, как о большие площади в центре города, почти всегда ориентирован по странам света.

7) Дома обычно стоят только на высоких местах: грядах холмов, буграх, выходах скалистых пород — словом, везде, где облегчен естественный дренаж. В болотистых низинах (бахос) построек не обнаружено.

8) Природные факторы — наличие источников воды (колодцы, реки, озера и т. д.), рельеф местности (характер почв и т. д.) — также заметно влияли на общую планировку города.

9) Намеренную и тщательную организацию и планировку демонстрируют главным образом крупные ритуально-административные комплексы в центре города. Иногда весь центр спланирован вокруг главного городского храма (например, в Чичен-Ице и Майяпане — постклассических городах майя X—XVвв.).

Только что появившееся раннеклассовое государство, в лице его правителей и жрецов, самым непосредственным образом влияло на структуру и планировку городских центров. Именно господствующая элита и прежде всего сам правитель определяли, что именно строить и где.

Таким образом, совершенно очевидно, что группы монументальных построек, сконцентрированных вокруг прямоугольных площадей, во многом определяют общую структуру и планировку майяских городов I тысячелетия н. э. Что же представляли собой в действительности эти группы? Каковы их функции и взаимосвязи друг с другом?

Начнем с главных составных элементов этих групп — дворцов и храмов.

Выделение дворцовых и храмовых зданий среди других типов построек в классических городах майя осуществляется сейчас достаточно уверенно. Резные каменные стелы с календарными датами по эре майя (точно коррелирующимися с европейским летосчислением), обычно стоящие возле важнейших храмовых построек, облегчают датировку больших архитектурных групп. Одновременно число и качество таких стел косвенно свидетельствуют и о ритуально-политическом значении данной группы в определенный отрезок времени.

В некоторых городах майя (например, в Тикале) одна из архитектурных групп в центральной части памятника (в Тикале это — группа «А»: Главная площадь, Северный акрополь и прилегающие к нему участки) начиная с глубокой древности (от середины I тысячелетия до н. э.) и до конца существования города (конец IX в.) постоянно оставалась его главным политико-административным и культовым ядром. В Тикале остальные архитектурные группы (их около пяти) уступают основной группе по своим размерам, количеству и качеству монументальных каменных построек и стел, не имеют пышных царских захоронений в гробницах под пирамидами храмов.

В других случаях — например, в городах Вашактун и Алтар-де-Сакрифисьос — археологические находки убедительно свидетельствуют о поочередном «возвышении» тех или иных крупных архитектурных групп или районов в пределах данного города.

Постепенное перемещение политико-административного и ритуального центра из южных районов города в северные отмечено и в Пьедрас-Неграсе (бассейн реки Усумасинты). Нечто похожее происходило, видимо, и в соседнем Йашчилане.

В свое время Р. В. Кинжалов высказал догадку о «кочующем центре». «Возможно также, — писал он, — что при долговременном существовании города его функциональный центр перемещался из одного комплекса в другой...»[28].

Теперь факт перемещения ритуально-административного ядра в пределах одного города можно считать установленным, но причины столь необычного явления во многом остаются непонятными.

В этой связи можно привести одну любопытную аналогию из жизни древнеегипетского города. Каждый фараон, следуя древней традиции, покидал резиденцию своего предшественника и создавал свою собственную, причем новые дворцы, за редким исключением, строились вблизи старых. Со временем новый дворец окружали со всех сторон жилые кварталы, и этот вновь возникший городской организм срастался с остальным городом.

Нечто похожее, вероятно, наблюдалось и у древних майя. Не исключено, что поочередное возвышение тех или иных административно-религиозных комплексов в пределах города и запустение, упадок прежних связаны со сменой правящих династий, отражавшей борьбу за власть внутри аристократических родов и групп городской общины.

То, что это явление и связанная с ним смена царских резиденций не были чужды образу мышления древних индейцев, доказывается целым рядом фактов: смена или перестройка дворца со смертью правителя его преемником у майя-киче в Утатлане в XV—XVI вв., строительство новой резиденции для каждого правителя — тлатоани у ацтеков, обычай умышленного разбивания и порчи скульптурных стел с изображением правителя и его бога-покровителя и практика разрушения старых храмов, часто непосредственно связанных с царским культом, в классических городах-государствах майя I тысячелетия.

С другой стороны, в тех случаях, когда перемещения функционального центра в пределах города не наблюдалось, а среди имеющихся архитектурных групп заметно определенное иерархическое деление — одна главная группа (ритуально-административное ядро города на всем протяжении его существования) и несколько периферийных, меньшего значения и масштаба, — это, возможно, отражало какие-то территориальные и социально-административные городские деления, типа районов или кварталов. Последние, судя по данным письменных источников кануна конкисты, служили у майя весьма важной экономической, административной, военной и культовой единицей. Определение точных границ любого древнего города из низменных лесных районов Центральной области майя всегда представляет для исследователя трудную задачу. Во-первых, у городов майя в I тысячелетии, как правило, отсутствовала внешняя линия укреплений в виде стен, рвов, валов или палисадов. Во-вторых, разного рода жилые и общественные постройки, сконцентрированные группами вокруг прямоугольных двориков и площадей, тянутся обычно на многие километры от главного городского ядра, незаметно сливаясь с окрестными селениями и городами. И, в-третьих, вся площадь города обычно покрыта сейчас густыми зарослями леса, так что практически здесь очень трудно что-либо рассмотреть и с воздуха и с земли.

Однако в целом положение далеко не безнадежное.

Примерные границы можно установить на основе плотности застройки.

В Тикале после широких работ по расчистке руин от лесных зарослей удалось точно нанести на карту около 9 кв. км центральной части города и еще 7 кв. км — с меньшей точностью — на периферии. Это позволило исследователям утверждать, что вся территория города и состоит из 16 кв. км.

В 1965 г., когда удалось обнаружить линию внешних оборонительных укреплений в 8 км к юго-востоку и 4,5 км к северу от центра города, У. Хевиленд предположил, что в эпоху своего расцвета (550—770 гг.) Тикаль занимал площадь до 123 кв. км (западную и восточную границу города образуют обширные болота). Другие исследователи доводили размеры городской территории до 160 кв. км.

Здесь, видимо, смешаны два разных понятия — сам город как таковой и прилегающая к нему округа с рядом больших и малых селений. Внешние укрепления (рвы и стены) ограждали не сам город, а все его земельные владения вместе с округой. Районы сплошной застройки вокруг ритуально-административного ядра Тикаля занимают площадь около 6—7 кв. км. Это и есть собственно город. Остальные 100—150 кв. км внутри линии укреплений приходятся на сельскохозяйственную округу с целым рядом городков и селений: Чикин-Тикаль, Волантун, Бобаль, Коросаль, Канмуль и др.

Относительно истинных размеров городов майя I тысячелетия мы имеем самые смутные представления. В лучшем случае для них имеется более или менее точный план теменоса. Исключение составляют, пожалуй, лишь два классических города, находящиеся, правда, за пределами Центральной области, на Юкатане: Эцна, с ритуально-административным центром в 12 га и прилегающим к нему жилым районом примерно такой же величины, и Цибилчальтун, которому приписывают территорию до 50 кв. км, хотя картографировано там всего 20 кв. км. На мой взгляд, во втором случае, как и в Тикале, смешаны в одно целое сам город и его округа. Напомню, что речь идет о городе, почти лишенном собственной земледельческой базы и снабжаемом главным образом привозными продуктами и сырьем (основное занятие жителей Цибилчальтуна — добыча соли и торговля ею).

Что касается определения численности населения древних городов майя, то, хотя для этой цели используется немало различных методов, до полной ясности здесь еще далеко.

Более или менее обоснованные цифры получены всего лишь для двух-трех городов классического и постклассического периодов. Так, например, в Тикале, по самым минимальным подсчетам, проживало в VIII в. около 10—12 тысяч человек, в Майяпане (Юкатан) — 11—12 тысяч, в Четумале (Кинтана-Роо) — 10 тысяч. Эти данные вполне совпадают со средней численностью населения древнейших городов Месопотамии (Ур — 10—20 тыс., Хафадж — 12 тыс., Умма — 16 тыс., Лагаш — 19 тыс. человек).

Разработкой вопросов типологии майяского города занимались в разное время американские археологи С.-Г. Морли, Г. Уилли, У. Буллард, У. Сандерс и другие. Все эти исследователи единодушны в том, что уже в I тысячелетии в низменных лесных областях майя сложилась иерархия поселений, находившихся между собой в сложных взаимосвязях. Но вопрос о количестве типов поселений и особенно о критериях для их выделения пока не ясен.

Три десятилетия назад С.-Г. Морли назвал для Северной (Юкатан) и Центральной областей территории майя в III—IX вв. цифру в 180 известных тогда памятников — городов и селений, где были найдены иероглифические надписи. С тех пор это число постоянно росло по мере открытия и изучения новых археологических объектов. Однако девять десятых из них никогда не подвергалось систематическим раскопкам и, в лучшем случае, обследованы лишь поверхностно. Обычно археологи наносили на планы и карты только наиболее поздние, видимые на поверхности крупные каменные здания в центральной части поселения и описывали и публиковали его эпиграфику и скульптуру. За прошедшие полвека более или менее широко раскопано до полутора десятков майяских «центров», но и здесь основное внимание было сосредоточено, как правило, на религиозном и политико-административном аспектах городской жизни (исследовались лишь храмы и дворцы в центре города).

Из общей массы известных сейчас на территории Центральной области классических памятников культуры майя (свыше ста) я сделал попытку выделить только столицы вероятных городов-государств, которые, видимо, и составляли тогда значительную часть всех крупных городов вообще.

Методически выделение столичных центров майя I тысячелетня производилось на основе трех видов признаков.

Первый из них связан с тем очевидным фактом, что столица города-государства — это одновременно и место пребывания правителя (царя) и его двора.

Таким образом, все археологические данные, доказывающие наличие в данном населенном пункте царской резиденции, являются главными для наших выводов. К числу таких данных относятся:

а) наличие дворцовых комплексов;

б) наличие царских погребений;

в) наличие сюжетов и мотивов искусства, связанных с прославлением личности правителя и его деяний;

г) наличие больших серий резных каменных стел с продолжительным циклом времени, отраженным в их календарных надписях;

д) наличие стел, воздвигнутых в честь окончания пятилетнего и десятилетнего циклов.

Второй вид признаков связан с присутствием в данном «центре» значительного числа монументальных храмов и святилищ, доказывающих, что перед нами — важный религиозный центр определенной территории.

Третий — количественные показатели: для того чтобы рассматриваемый памятник мог быть отнесен к разряду столиц, он должен иметь достаточно крупные размеры (площадь города, численность населения и т. д.), значительное число монументальных архитектурных сооружений и рядовых жилищ, большую серию резных стел с продолжительным временным диапазоном и датами в честь окончания циклов в пять и десять лет.

Эти количественные критерии играют в классификации древних поселений особенно существенную роль. На практике разница между малым и крупным населенными пунктами будет прежде всего заметна в количественном отношении.

Правда, есть между ними и известные качественные расхождения: в малом центре, в отличие от столицы, не встречаются царские захоронения, внушительные многокомнатные дворцы и большие группы стел с длинной серией дат по эре майя, доказывающих существование династий правителей в данном городе. Нет здесь и крупных ремесленных мастерских.

При выделении столиц необходимо учитывать весь названный комплекс признаков. Кроме того, крайне важно рассмотреть и такие факторы, как географическое положение этой вероятной столицы и соотношение ее во времени и пространстве с соседними крупными городскими центрами.

На основе практического применения вышеназванных критериев мною выделено, в сугубо предварительном плане, для Центральной области майя в III—IX вв. восемнадцать таких городов-столиц:

Тикаль, Копан, Вашактун, Кнрнгуа, Наранхо, Сейбаль, Шультун, Алтар-де-Сакрифисьос, Йашха, Йашчилан, Накум, Пьедрас-Неграс, Ла-Онрадес, Паленке, Наачтун, Тонина, Калакмуль, Пусильха.

Общее их число, безусловно, может изменяться по мере накопления нового материала. Но главный вывод — о том, что в классическом периоде на территории Центральной области майя существовало около двух десятков столиц каких-то небольших территориально-политических образований, — вряд ли подлежит сомнению.

Но условное прочтение некоторых иероглифических надписей некалендарного характера на монументах и рельефах I тысячелетия позволило ряду зарубежных исследователей (Т. Проскуряковой, М.-Д. Ко, Д. Келли и другим) говорить о наличии наследственных царских династий в таких городах майя, как Тикаль, Копан, Киригуа, Пьедрас-Неграс, Йашчилан, Паленке, Тонина, Наранхо.

Все эти столичные центры, выделенные на основе эпиграфических свидетельств, полностью входят в список восемнадцати столиц, выделенных автором по чисто археологическим признакам.

Уже сам факт существования в классическом периоде на сравнительно ограниченной территории Центральной области столь значительного числа столиц небольших, но самостоятельных территориально-политических образований позволяет ставить вопрос относительно их принадлежности к городам-государствам — наиболее распространенной форме государственной организации древнейших раннеклассовых обществ.

Наиболее полно и четко раскрыл природу города-государства в раннеклассовых обществах И. М. Дьяконов. «В Передней Азии периода ранней древности, — отмечает он, — пределом общинно-государственной интеграции являлось то, что я, по египетскому образцу, в 1950 г. предложил назвать «номом»; это территория, которая включала один, реже — два-три города... с их округой, ограничена определенными естественными условиями сравнительно небольшого масштаба — горной долины и т. д. Более крупные объединения возможны только в порядке принуждения вполне автономных «номов» к уплате дани более сильному «ному»...»[29].

Материалы письменных источников из Центральной Мексики и с полуострова Юкатан в X—XVI вв. демонстрируют полное соответствие изложенной выше характеристики древневосточного «нома» с типичным городом-государством Мексики и Центральной Америки кануна испанского завоевания.

В XVI в. юкатанские майя употребляли для обозначения любого постоянно существующего населенного пункта — от крохотной деревушки до многолюдного города — один и тот же термин «ках», что означает «селение». Иногда для обозначения понятия «город» используется термин «нох ках» («большое селение»), а для деревни — «чанчан ках» («малое селение»). Следовательно, в доиспанскую эпоху у майя, как и на Древнем Востоке (Шумер), не существовало еще терминологического противопоставления по-нятий «город» и «деревня».

Во всяком случае, пока мы можем определенно отнести и здесь и там к числу городов только столицы небольших государств-но-мов, то есть те населенные пункты, где, согласно сообщениям письменных источников, находились царские резиденции. Археологические материалы не менее убедительно доказывают, что все значительные города майя I тысячелетня также совпадают фактически со столицами небольших территориально-политических объединений, именуемых городами-государствами: столица и подвластная ей округа из сельских общин.

Таким образом, не подлежит сомнению, что классические центры майя (предполагаемые столицы номовых государств) выполняли ряд важнейших городских функций; политико-административную, культовую, хозяйственную (ремесло и торговля), сбор, доставка и перераспределение излишков сельскохозяйственной продукции и т. д. Они занимали значительную площадь и имели, как правило, постоянное население — свыше 10 тысяч человек. Это дает нам все основания рассматривать их как наиболее ранний вариант города.