"Всемирная история. Древний мир" - читать интересную книгу автора (Оскар Егер (Оскар Йегер))ГЛАВА ВТОРАЯ Семиты. — Аравия, Месопотамия, Сирия. — Финикийцы; история Израильского народа до смерти СоломонаЕсли от низовьев Нила обратиться на восток и северо-восток, то вступишь в область, населенную семитским племенем. Первоначальным отечеством семитов следует считать большой Аравийский полуостров, с двух сторон омываемый Персидским и Аравийским заливами. Громадное пространство внутри полуострова — пустынные, песчаные равнины, скалистые горные хребты и обнаженные возвышенности — мало пригодно для обработки; только горные террасы, спускающиеся к берегам Индийского океана, да узенькая полоска земли, непосредственно прилегающая к Аравийскому заливу, позднее известная под названием «Счастливой Аравии», обладают плодородной почвой. Это — страна ладана и сахарного тростника, кофейного кустарника, финиковой пальмы и фигового дерева. «Кто приставал к этим берегам, тому казалось, что он вкушает амброзию», — так выражается об этих берегах один из позднейших греков. Только здесь, на юге, семиты пришли к более прочным государственным формам. Остальные, кочевые племена пустыни, жизнь которых и теперь течет так же, как 500 лет тому назад, оставались вне области истории, пока и для этого народа, гораздо, впрочем, позднее, не настал его час… Большая часть семитского племени в ту отдаленную эпоху жила еще в условиях простейшего родового быта. Богатства их составляли стада верблюдов, а позднее — табуны коней. Богами и высшими духами, которым они поклонялись, были ярко блестящие звезды — их исконные путеводители в пустыне; общими для всех семитов божествами были высший бог Баал и богиня Асират. Вся их жизнь проходила в племенных усобицах, постоянно возрождавшихся вследствие обязательств, налагаемых обычаем кровной мести. Эти арабы, грубые и чувственные, как и все семиты, обладали и некоторыми благородными сторонами человеческой природы — рыцарским гостеприимством, стремлением к независимости и любовью к свободе. Их положение между двумя большими низменностями, Нилом и Евфратом-Тигром, представляло для них большие удобства: торговые пути, соединявшие Южную Аравию, Египет, Сирию и Месопотамию, шли через их землю, и они извлекали из этого положения свои выгоды, — то взимая плату за проводы караванов, то нападая на них для грабежа. Более завидный жребий выпал на долю восточных семитов, обитавших в долине Тигра и Евфрата, между Сирийским плоскогорьем и Иранскими горами. Обе реки берут начало в горах Армении и, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга, стремятся в Персидский залив, охватывая своими извивами значительную область — так называемую Месопотамию. Эта страна находится в такой же полной зависимости от Тигра и Евфрата, как Египет от Нила. Верст за 700 выше их устья начинается низменность, которая при местном бездождии была бы, конечно, бесплодна, если бы обе реки (Тигр — в начале июня, Евфрат — месяцем позже) не выступали из берегов и не захватывали низменность своими разливами. Эти разливы распределяются не так равномерно, как разливы Нила: необходимы искусственные сооружения, чтобы совладать с избытком воды в этих реках, и область, оплодотворяемая ими, значительно больше области разливов Нила. Известия греков об этих странах, очень сбивчивые и малоправдоподобные, имеют второстепенное значение, т. к. из развалин местных древних городов теперь уже извлечены целые библиотеки кирпичей, покрытых письменами, которые начинают довольно свободно разбирать. Первые начала культуры в этом междуречье можно проследить за 3 тысячи лет до н. э. За 2,5 тысячи лет до н. э. на восток от Тигра, в стране Элам,[5] наблюдается правильное государственное устройство и цари. Некоторые из них, как и упоминаемый в первой книге Моисея Кедорлаомер, распространяли свое владычество даже до Сирии. На запад от Эламского царства образовалось Вавилонское государство, города которого — Бабилим (Вавилон), Ур, Урук (Эрех), Сиппар и мн. др., раскинуты на обширной равнине. Надписи, во множестве находимые среди развалин, представляют важное явление в истории этого народа: они указывают на то, что жрецы и сановники Вавилонии обладали письменами, которые остроумно придуманным видоизменением одной основной формы клина или наконечника стрелы давали возможность передавать и звуки, и отдельные слоги. Эти клинообразные надписи сообщают имена царей и богов, повествуют о постройке храмов и укреплений, о войнах с родственным по составу населения царством Ассирия, возникшим на севере от Вавилонского царства, на Тигре. Семитский народ калду, или халдеи, пришедшие в эту местность с запада, развили основы местной, предшествовавшей им культуры до такой высоты, что их культура почти могла соперничать с египетской культурой. В астрономии они пошли далее египтян; их система мер и весов вошла во всеобщее употребление у соседних народов, а целой сетью искусно устроенных водяных сооружений они закрепили за собой обладание страной, которую они, в полном смысле слова, подобно египтянам, извлекли из воды. В их религии сохранились следы этой борьбы с водой за землю; среди божеств — рыбообразный Дагон, и древнейшее сказание о потопе, связанное с именем царя Зиусудры, спасшегося в ковчеге, — почерпнуто, по-видимому, из тех же воспоминаний об отдаленном прошлом. Важнейшие божества тесно связаны с созвездиями, блиставшими на горизонте; сюда следует отнести и высшего бога халдеев Энлиля (поклонение ему в различных видах распространилось по всему семитскому миру), и высшее женское божество Инанну, богиню вечерней звезды, поклонение которой сопровождалось непристойными обрядами. К этим божествам примыкали и другие планетные божества: Адад (Сатурн), Набу (Меркурий), Нергал (Марс) и богиня разрушения Иштар. Храмы, воздвигнутые в честь этих божеств, имели вид башен, сложенных из кирпича. Собираясь в них на молитву, они были ближе к звездам, которым подчиняли все течение своей жизни. Геродот описывает знаменитейшую из этих башен, служившую храмом Баала (на юго-восток от Вавилона):[6] то было здание в 8 этажей, воздвигнутое в середине огражденного пространства в 4 кв. стадии. Восстановление этого громадного здания, затеянное Александром Великим, не удалось: от замысла пришлось отказаться после того, как два месяца сряду 10 тысяч рабочих расчищали мусор на месте развалин храма. Если действительно целью строителей этого храма было желание прославиться среди народов, как о том рассказывается в еврейской истории, то эта цель была достигнута: халдейский народ прошел свой исторический путь не бесследно и не бесславно. Гораздо большее значение в истории приобрели западные семиты, поселившиеся в более разнообразной по местности и примыкающей к Средиземному морю стране. Ее знают под общим названием Сирии. Узкая долина, пролегающая от верховьев р. Оронт до берегов Красного моря, разделяет сирийскую горную страну на две части, из которых западная издревле слывет под названием Ханаан. Почва этой страны не везде одинакова: весьма плодородные полосы чередуются здесь с такими, которым справедливо придается характерное название «Мертвого моря». Поскольку страна отовсюду открыта и доступна каждому, то она, конечно, уже очень рано стала целью для всяких переселенцев, притекавших сюда с востока и запада, а позднее — полем великих битв, на котором сталкивались сыны Юга и Востока. Здесь египетские цари сражались с сирийскими племенами, о которых подробно сообщают египетские надписи. Ханаанеяне были многочисленны, вели оседлую жизнь и пользовались благами городской культуры. Наследственные князья управляли небольшими областями: преобладающим по могуществу племенем были хетты, далеко распространившие свои завоевания и набеги на северные и западные окружающие страны. Но в середине XIII в. до н. э. на первый план выдвигается другое племя, амореи. Это замещение одного племени другим оттеснило часть побежденных к северу, в страну, простиравшуюся между Ливаном и морем, известную грекам под названием Финикии (страны финиковой пальмы и пурпура), где в это время уже процветал ряд богатых городов; в другом месте того же побережья, южнее, поселилось в то же время племя филистимлян, пришедших с запада, чуть ли не с о. Крит. Из этих племен и народов финикийцы приобрели наибольшее значение. Им принадлежит честь пересадки приобретений культуры восточного мира на Запад. В их плодоносной стране, с одной стороны примыкавшей к морю, а с другой постепенно повышавшейся к лесистым вершинам Ливана, на протяжении 36–45 км береговой полосы, не богатой хорошими гаванями, появился ряд цветущих городов, от Цуру (или Тира) на юге, до Арвада (Аридос по-гречески) на севере. В этом ряду городов Сидон, город рыбаков, был древнейшим. В 36 км от финикийского берега лежит остров Кипр — первая из множества прекрасных гаваней на удобном морском пути, который пролегает по Средиземному морю и как бы заманивает корабль от острова к острову, от берега к берегу, от отдаленнейшего Востока до «Геркулесовых столпов» — естественного выхода из Средиземного моря в необъятный океан, через которые неоднократно проплывали финикийские корабли. Следы обширной торговой и колониальной деятельности этого народа находятся всюду на западе: у населения, которое финикийцы встречали на островах и берегах Средиземного моря, они за бесценок добывали сырые продукты почвы, привозили домой для обработки, и потом, уже в обработанном виде, развозили далее на юг и восток. Таким образом, на узкой полосе Финикии вскоре скопились громадные богатства. По своему существу народ оставался тем же, чем был прежде. Воззрения на жизнь, особенности характера, религиозные убеждения у финикийцев были те же, что и у остальных семитов (особенно ханаанеян), и если они чем-либо и превосходили их, то уж никак не высшими доблестями, а только материальным благосостоянием, коммерческой изворотливостью и ловкостью, городским изяществом и умелостью. Важнейшая основа богопочитания у этих ханаанейских племен та же, что у вавилонян. Они поклонялись высшему мужскому богу Баалу и женскому божеству Асират. Рыбы, голуби — существа, отличающиеся большим плодородием — были посвящены этим богам, жертвы которым приносились на горах, в рощах и лесах. И Баал, и Асират — божества творческой силы и плодородия; им противополагаются разрушающие божества — Молох и Астарта: первый был солнечным богом и обычно изображался в виде быка или с бычьей головой; Астарта — богиня любви и войны, изображалась с рожками. Хотя в общих основах религия финикийцев сходилась с религиями восточных семитов в Вавилонской равнине, культ западных семитов отличался необычайной нравственной распущенностью и жестокостью, и постепенно стал выражаться в самых отвратительных формах, возбудительно действовавших на воображение и чувственность. Исключение в этом смысле, по своей большей скромности, составлял культ тирского бога Мелькарта, путеводителя мореплавателей на море, их постоянного спутника на чужбине. В среду этих народов вступило чуждое и своеобразное племя, первоначально обитавшее в низовьях Евфрата — область Ур в Вавилонии, и затем переселившееся в область Харан (к востоку от среднего течения Евфрата), когда часть этого племени, под предводительством главы племени Авраама, двинувшись на запад, вступила в долину Иордана. Ханаанеяне дали им название пришельцев — иври (израильтян), или евреев. Они принесли с собой нечто совершенно новое: издревле существовавшее у них почитание Единого, Всемогущего Бога. Сами себя они называли по имени одного из своих патриархов, сынами Израилевыми; в древнейших преданиях, упоминая об арабах, эдомитянах, моавитянах, аммонитянах, а также вавилонянах, ассирийцах, они называют их родственными себе племенами. Еврейское племя в то время было еще весьма немногочисленно. В 1591 г. до н. э., побуждаемое голодом, оно переселилось в Египет, и здесь, несмотря на ненависть египтян к пастушеским племенам, получило разрешение поселиться в стране Гесем. По библейскому рассказу, это произошло вследствие того, что один из них, за свой разум и заслуги, попал в милость к фараону; но, может быть, это произошло и потому, что еврейское племя не походило на родственные ему пастушеские племена, на старых врагов Египта. В Египте им было хорошо; их положение изменилось вследствие причин, которые в данное время невозможно выяснить. Царь Рамсес II, построив города Питом и Пер-Рамсес, обратил их в рабство и обязал определенной тяжкой работой; по-видимому, быстрое увеличение этого племени внушало ему некоторое опасение. Тогда у евреев появилось желание избавиться от гнета египтян; нашелся и решительный, мощный духом вождь — Моисей. Моисей, человек, посвященный во все тонкости высокоразвитой египетской культурной жизни, оставался все же сыном своего народа, и был первым, провидевшим его будущее великое назначение. Он завязал отношения с мидианитянами, что было важным ручательством за успех его смелого предприятия. Воспользовавшись междуцарствием в Египте, евреи двинулись из его пределов, из области Гесем (Мицраим), в которой они жили. Это случилось, как полагают, в 1320 г. до н. э., после 230-летнего пребывания в Египте. Они намеревались вновь овладеть той страной, которой, по еще живым между ними преданиям, некогда владел их праотец Авраам. От преследования египтян евреи ушли благополучно; но цели своего странствования они достигли не скоро. Долго пришлось им, кочуя, бродить по Синайскому полуострову. Они одолели там господствовавшее племя амаликитян, и у подножия громадной горы Синая — среди грома и молнии — их вождь возвестил им закон, по которому они должны были устроить свою дальнейшую жизнь, и который, конечно, дошел со многими позднейшими дополнениями. Нет сомнения в том, что они развили свои религиозные воззрения, в сильнейшей степени противопоставив их всему, что они видели вокруг себя в Египте. Ревностно заботились они об охранении своей старины; их Бог, Бог их отцов, выведший их из страны Гесем, во время их долгих и трудных странствований по пустыне, приобрел еще большее значение для народа, который постепенно разделился на колена, назвавшиеся именами 12 сыновей одного из их праотцов, Иакова. Не сразу, однако удалось достигнуть цели их странствований: им пришлось при движении туда обойти область враждебно настроенных против них эдомитян, одолеть амореев — и только тогда уже осесть по равнине, на востоке от Иордана. Моисей видел «обетованную землю» только издали, с вершины горы Нево (Фасги). Он умер, не вступив на нее, — по преданию, в наказание за то, что он однажды усомнился, однажды дерзнул возроптать против Иеговы: кому свыше дано столь великое назначение, тот не должен впадать в сомнения, хотя бы и однажды. Осев на месте, они выказали себя мужественными воинами; некоторая часть колен Рувима, Гада и половина колена Манассии поселилась в стране, на востоке от Иордана; другие перешли за Иордан, взяли город Иерихон, одержали значительную победу над амореями при Гиввефоне. Часть ханаанского населения подчинилась евреям и вступила с ними в договор; другая, покорившаяся безусловно, была безжалостно истреблена. Таким образом, постепенно была завоевана и занята евреями область в 400 кв. миль; их национальная святыня, ковчег Иеговы и скиния Завета — остановились на половине пути между морем и средним течением Иордана, в долине города Силома. Колено Ефремове достигло морского побережья, но берега в этом месте не представляли удобных гаваней, и потому мореплавание не получило никакого значения в жизни этого народа, который навсегда остался исключительно сухопутным народом. В западной части страны, занятой евреями, преобладало земледелие и виноделие; в восточной — скотоводство. Центр их жизни находился главным образом в западной части страны, где на евреев должна была в значительной степени влиять сильно развитая культура финикийцев. Но в народе не было тесной связи — чувствовался недостаток в руководителе. Окруженный враждебными племенами, во многих местах подвергнувшийся слиянию с чуждыми элементами, народ стал клониться к анархии. Лишь изредка тяжкие общественные бедствия или нападение внешнего врага побуждали к тому, что выискивался в его среде сильный, энергичный вождь, — «судья» вроде Гедеона или прославленного преданиями Самсона; около него собиралась большая или меньшая часть народа. Врага изгоняли, иногда наносили ему даже поражение — но тем дело и оканчивалось; вождь терял затем всякое значение, и жизнь опять вступала в свои права… Хуже всего было то, что понемногу стало слабеть среди евреев сильнейшее связующее начало — религия. В разных местах их земли воздвиглись алтари языческих богов, общих всем ханаанейским племенам; рядом с поклонением Иегове, Богу отцов, появилось поклонение и Баалу, и Астарте. Около Сихема образовался союз городов, воздвигнувший Баалу всенародное святилище. Среди общего разлада и усобиц являлись, правда, один за другим, то судьи, то пророки, которым удавалось победить внешних врагов и образумить толпу; но положение народа все же становилось хуже и хуже, внешние враги, пользуясь раздорами отдельных колен, все более одолевали евреев, и около 1070 г. до н. э. случилось, что даже священный кивот Завета попал в руки филистимлян, которые нанесли евреям страшное поражение и так обезоружили их, что нечем было оковать даже соху для пашни. При этих тягостных условиях народной жизни в массе постепенно выработалось сознание необходимости сильной, единой царской власти. Вскоре нашелся человек, достойный избрания в цари: Саул, сын Киса, из колена Вениаминова. Этот храбрый, мужественный, представительный человек принял на себя тяжелую и ответственную обязанность; сначала, поощряемый к тому пророком Самуилом, он нес ее твердо и смело; собрав около себя значительную часть народа, одержал победу над филистимлянами, отбил у них кивот Завета. Затем, вспомоществуемый своими храбрыми сыновьями, он разбил и амаликитян, но вскоре не поладил с Самуилом, который не хотел допустить, чтобы царская власть могла быть наследственной. Это несогласие поощрило честолюбивые планы высокоталантливого юноши из колена Иудина: то был Давид, сын Иессея, сначала пользовавшийся милостями Саула и даже женившийся на его дочери. Тайно поощряемый к тому Самуилом, Давид составил себе партию; затем некоторые города Иудина колена приняли его сторону, и около него собралось небольшое войско. Однако борьба с Саулом была ему еще не по силам — он вынужден был бежать к филистимлянам. При их помощи он победил Саула, который пал в битве с тремя своими сыновьями. Долго еще пришлось после этого Давиду бороться с сыновьями и приверженцами Саула, хитрить перед филистимлянами и восстанавливать свое истощенное царство. Но наконец все эти препятствия были устранены, даже старшие колена еврейского народа подчинились власти Давида, и весь народ, собравшись в Хевроне, избрал его в цари (1025 г. до н. э.). Так он достиг высшей цели своих стремлений и выказал себя вполне достойным своего высокого назначения. И его современники, и потомство, дивясь его величию и необычайным способностям, какие он проявил, великодушно простили ему все то дурное, что было им сделано в жизни, за то, что он, истый представитель своего народа, сумел в короткое время поднять его на верх славы и могущества. Царь Давид избрал для своего нового царства новую резиденцию — крепкий город Иерусалим, в колене Вениаминовом, близ границы колена Иудина. Отсюда ему пришлось вести упорную борьбу с филистимлянами, которые никак не могли примириться с мыслью, что они сами создали себе такого мощного противника; но Давид разбил их и «сломил рог их могущества». Точно так же он разбил и совершенно уничтожил племя амаликитян; затем победил моавитян и аммонитян, и других ближайших соседей. С побежденными он поступал с чисто семитской жестокостью: их давили железными колесницами, жгли в громадных железных кирпичных печах, рубили топорами и раздирали зубьями пил. Недаром, воспевая его подвиги, народ восклицал в восторге: «Саул побил тысячи, а Давид — тьмы». Вскоре владения царя Давида распространились от берегов Красного моря до важного города Дамаска, стоявшего на пересечении торговых путей с востока на запад и с юга на север. Всю свою военную добычу царь обращал на постройку и украшение своего столичного города, а посередине его, на горе Сион, воздвиг сильные укрепления. Его царский дворец был построен рабочими, присланными к нему от тирского царя Хирама, с которым он состоял в дружественных отношениях. С замечательной энергией, постоянно прибегая то к хитрости, то к силе, по обычаю всех восточных владык, Давид принялся создавать прочное государство среди своего разрозненного народа, издавна склонного к демократизму. Давид настойчиво и осторожно стремился к своей цели, сумел собрать значительную государственную казну, создал себе надежную воинскую силу, в состав которой вступили те смельчаки, которые некогда вели с ним скитальческую жизнь, полную тревог и опасностей. Они получили название «мужей сильных» (гибборим) — их было около 600 человек, кроме слуг и оруженосцев. Личную стражу царя составляли иноземные телохранители, нанятые на о. Крите или в земле филистимлян. К этой сплоченной воинской силе, в случае нужды, примыкало, по древнему обычаю, всенародное ополчение, которого набиралось около 300 тысяч человек, способных носить оружие. Под влиянием различных мероприятий Давида в народной жизни израильского народа многое изменилось. Высшим почетом пользовались те, кто служил при царском дворе; чиновники, назначаемые на места самим царем, постепенно стали заменять выборные власти в среде народа. Не упустил царь из вида и наиболее могущественное средство к единению своего народа: древнее святилище — скиния с кивотом Завета — было перенесено в новую столицу и в полной безопасности поставлено на Сионе. При святилище были приставлены священнослужители для постоянной службы, и всему их сословию была придана прочная организация. Среди этого сословия, признательно относившегося к памяти царя-организатора, о Давиде сохранилось воспоминание как о религиозном герое и творце величавой религиозной лирики — как о «псалмопевце». Но Израильское царство не избегло и обычных явлений народной жизни всех восточных государств. Гарем и многоженство, обычные при дворе израильского царя, как и при всех восточных дворах, внесли в него характерные черты восточного быта. Один из сыновей Давида, Авессалом, кровью отомстив за честь своей сестры старшему сыну Давида (от другой матери), сам стал законным наследником престола. Но отец, на его взгляд, слишком уж долго зажился, и Авессалом, воспользовавшись недовольством, которое возбуждало его правление, затеял против него восстание. Стареющий царь Давид был застигнут этим восстанием врасплох и должен был бежать за Иордан. Медлительность возмутившегося сына доставила ему возможность собраться с силами и одолеть врага. Полководец царя Давида, Иоав, разбил Авессалома наголову и, преследуя его по пятам, убил во время бегства. Тот же полководец помог Давиду усмирить и еще одно восстание и принес к его ногам голову главного зачинщика смуты. Несмотря на все эти удачи, последние годы жизни Давида протекли неспокойно. Он был еще жив, а кругом придворные партии уже тягались за наследование его престола: Соломон, сын наложницы Давида Батшебы (Вирсавии), и другой его сын Адония были готовы вступить в спор из-за наследства. Около этих двоих претендентов сгруппировались все важнейшие сановники, полководцы, первосвященники и, между тем как Давид лежал на смертном одре, обе стороны готовились к решению спора мечом. Партия Соломона оказалась более подготовленной к этому, и Соломон, достойный престола своего отца, вступил на престол. Адония и глава его партии Иоав, полководец Давида, были умерщвлены у подножия алтаря Иеговы, где они искали себе спасения (993 г. до н. э.). Бурная жизнь и долгое правление такого величавого правителя, как Давид, глубоко запечатлелись в памяти народа на вечные времена. Соломону удалось удержать за собой то, что было приобретено его отцом. Он подавил мятежные замыслы народов-данников и с одной стороны даже расширил границы Давидова царства: на востоке от Дамаска он завоевал оазис Тадмор, через который шел один из торговых путей к Евфрату. В правлении он шел по следам своего отца, дополнил и усилил укрепления Иерусалима, увеличил войско, возвысил доход от налогов на 660 киккар золота и обеспечил себе еще другие вспомогательные средства за счет дружбы с одним из союзников своего отца, царем Хирамом Тирским. Вместе с ним он снаряжал в Красном море флот в торговую экспедицию, отправляемую в отдаленный Офир (в южной Аравии или близ устья Инда) и сулившую большие выгоды. При Соломоне древнеизраильская жизнь стала быстро видоизменяться; прежняя простота и дешевизна уступили место роскоши и дороговизне возникающего торгового и промышленного государства. Царская власть усилилась, и страна оказалась разделенной не на 12 колен, а на 12 округов, управляемых царскими чиновниками. Народ высокими пошлинами оплачивал царскую роскошь и блеск двора, при котором было и обычное украшение всех восточных дворов — великолепный гарем. Жемчужиной гарема Соломона была дочь правившего тогда в Египте фараона. Уже эта родственная связь указывает на то, как успела возрасти в значении власть израильского царя, которая при Сауле проявлялась в таких простых формах. Соломон продолжал политику своего отца и в религии. Уже Давиду приходила в голову мысль построить храм Иеговы в Иерусалиме. Но он встретил препятствия в исполнении этой мысли. Соломон смело взялся за это и, при помощи финикийских рабочих и зодчих, в течение 7,5 лет закончил здание храма, предназначенного для того, чтобы еще сильнее привязать народную жизнь, в религиозном смысле, к главному господствующему центру. Этот храм действительно до такой степени поразил современников Соломона своим великолепием, что даже идеальное представление о нем и в более поздние эпохи служило для евреев высшим символом национального единства. С постройкой храма была связана религиозная реформа, которая выделила священство из среды общества и внутренне его видоизменила. В связи с древними преданиями еврейского народа, со времени построения храма одному из израильских колен, Левиеву, стали приписывать особенную святость и возложили на него особую миссию служения в храме. Каждый левит посвящал себя этому служению с 28-летнего возраста. Только не имеющий никаких телесных недостатков мог быть посвящен в это служение и с этого времени уже надевал особую одежду из белого виссона, с трехцветной перевязью. Во главе этого священства со всеми его степенями стоял первосвященник, приносивший жертвы за весь народ на жертвенник в одном из дворов храма. Сану первосвященника была присвоена и особая одежда из голубого виссона, с кистями и бубенчиками, белый, наброшенный на плечи, плащ (эфод), повязка на лбу и сума, украшенная 12 драгоценными камнями; в той суме лежали жребии, по которым первосвященник узнавал волю Иеговы. Он один, и никто другой, один раз в год, в великий праздник очищения, имел право вступать внутрь храма, в «святая святых», где стоял ковчег Завета и не было никакого другого образа, ни подобия Божества. Колено Левиево не имело особой земельной собственности; левиты получали свое содержание из десятины и строго определенной части от жертв, приносимых в храм. Весь культ в эту эпоху, последовавшую за построением храма, получил более роскошную обстановку и вообще больше определенности. То, что прежде было только обычаем, теперь вылилось в торжественные и нерушимые формы обряда. Любопытно, что именно с этой поры странный обычай обрезания обратился в обряд, который совершался над всеми безусловно, как бы для того, чтобы наложить на иудеев печать, отличающую их от других народов, хотя тот же обычай наблюдается и у многих диких племен. Строго отделилось иудейство от всяких иных культов, и даже брачные союзы с иными племенами были отныне воспрещены: только царь разрешал себе подобные союзы, и Соломон допустил этим поклонение чуждым богам в самом Иерусалиме. Он возбудил против себя всеобщее недовольство тем, что сам воздвиг здесь жертвенники богам Амону, Моаву, Молоху и Хамосу. В это же время и древние народные празднества, совпадавшие с наступлением весны, жатвой и проводами лета, были приурочены к историческим событиям. Последний из вышеупомянутых — праздник кущей — должен был сохранять воспоминание о временах странствования в пустыне, когда весь Божий народ жил в шатрах; а Пасха — напоминать о том моменте перед исходом из Египта, когда Иегова, за противление фараона, истребил всех первенцев у египтян, а свой народ пощадил. Иегове был посвящен один день в неделю, который назвали Саббат (т. е. покой, отдохновение) и стали праздновать полным воздержанием от всякой работы — обычай, с которым никак не могли свыкнуться соседние народы. Понятие о служении Иегове приобрело теперь весьма определенное и строгое значение. Служение это непрерывно производилось в храме, где пылали неугасимые жертвенные огни, а священнослужители непрерывно орошали алтари кровью закалываемых жертв, ибо все жертвы должны были отныне совершаться в Иерусалиме, перед храмом, во дворах народного святилища, которое таким образом приобрело значение, небывалое ни в какие времена, ни у какого иного народа. Собственно владыкой всей земли почитался Иегова, и отношение к нему народа было облечено в понятие союза (завета) с божеством. Религиозная реформа, исходившая от священства и им же проведенная в жизнь, естественно выразилась в целом ряде правил, касающихся соблюдения нравственной и физической чистоты, а также действий, которыми человек эту чистоту мог нарушить и вновь возвратить себе.[7] Нельзя сказать, чтобы эти правила имели значение только внешним образом соблюдаемых формальностей: еврейский народ был глубоко проникнут жаром религиозного чувства. Вся эта сложная кодификация недаром была освящена именем величайшего из деятелей израильской истории — Моисея. Закон, приписываемый Моисею, вообще довольно гуманный, выказывает заботливость о поденщиках, о бедных, о рабах: «Не забывай, — говорится в нем, — что и ты тоже был рабом в Египте»; и к чужеземцам этот закон предлагает относиться внимательно и справедливо… Только женщина, по этому закону, не получила никаких прав. Ее положение у евреев было не лучше, чем у других восточных народов: многоженство было допущено, обратилось в обычай и сопровождалось своими обычными последствиями. Права были даны только мужчине, а женщина обязывалась быть неколебимо верной только ему, не требуя и не ожидая верности от мужчины. Мужчина — один глава дома; после его смерти все права переходят к его сыну-первенцу. Эта религиозная реформа, подчинившая всю жизнь народа простейшей и вместе с тем поразительной идее «вечного завета с Богом отцов» и в то же время сосредоточившая все религиозное мышление и чувствования народа в стремлении к одной общей святыне, пережила ту шаткую царскую власть, которая вызвала к жизни эту реформу. Уже со смертью Соломона (953 г. до н. э.) царство распалось на две неравные части, которые уже никогда более не воссоединились. Правление Соломона было мирное и во многих отношениях благодетельное; слава всеобъемлющей мудрости, приписываемая Соломону не только еврейскими, но и всеми восточными преданиями, конечно, недаром выпала на долю этого замечательного государя. Изменения, внесенные царской властью в народную жизнь, были полезны и разумны. Благодаря ей создался внутренний порядок, оживилась промышленная деятельность и даже деспотизм одного правителя, как бы он ни был тягостен временами, был все-таки гораздо более сносен, чем предшествовавшая ему неурядица и произвол многих мелких местных тиранов. Но в еврейском народе никогда не смолкали исконные демократические стремления, направленные против новой царской власти. К этому примешивалась, отчасти, зависть некогда сильнейшего из колен, Ефремова, к преобладавшему при царях колену Иудину. Все это привело к тому, что ближайший наследник Соломона, его сын Ровоам, уже не мог удержать царства в своих руках. Народ, испытавший на себе власть царей, находил ее слишком тягостной и попытался ее ограничить. Часть народа осталась верной Ровоаму, другая избрала себе в цари Иеровоама, из колена Ефремова, и так одно царство распалось на два — Иудейское и Израильское, в состав которого вошло большинство колен. Это гибельное для еврейского народа событие произошло как раз в то время, когда в долине Тигра и Евфрата долгая борьба между государствами Ассирией и Вавилонией начала клониться в пользу Ассирии, которая быстро стала переходить от одного успеха к другому. |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|