"Юхан Салу и его друзья" - читать интересную книгу автора (Раннап Яан Яанович)

Радиоухо (Четвертый рассказ Юхана Салу)

Сейчас я уже не думаю о виновниках. Если в истории с радиоухом вообще винить кого-нибудь, то не Эймара Ринда и не Тихого Мюргеля, а, пожалуй, то обстоятельство, что восьмиклассники должны держать выпускные экзамены. Немного и то, что после каждого экзамена мы устраивали в парке за школой разрядку. Обычно нас собиралось шестеро или семеро. Мы покупали в магазине вафли, лимонад и часа два сидели на склоне горы. Говорили всегда об одном и том же: «Этот экзамен — еще цветочки, а вот следующий… Шею свернуть можно! Страшнее ничего на свете нет, и все мы провалимся!» Даже Эймар Ринда, круглый отличник, разделял наши мрачные предчувствия.

На последней разрядке говорили об экзамене по истории. Разумеется, мы ругали этот предмет как только умели. Таковы учителя. Самый трудный предмет оставляют последним!

— Би-луби-лух! — Туртс очень громко закончил соло для саксофона, которое до этого мычал себе под нос. — Я лучше бы сорок дней учил математику, чем четыре дня историю.

Мы согласились с ним, хотя никто этому не верил.

— А кому вообще нужно знать, как шумеры хоронили своих покойников? — спросил Большой Вольперт. — Мне, во всяком случае, не нужно.

Мы снова кивнули в знак согласия. Из нас — никому.

— Кому нужно знать, как Иван Калита деньги загребал?

И это нас не интересовало.

Если бы в разговор не вмешался Таммекянд, разрядка закончилась бы, как обычно. После многословных заверений, что история нам не нужна, мы разошлись бы по домам повторять экзаменационные билеты. Но тут Таммекянд сказал:

— И чего вы все заныли… Если не хотите учить, давайте сделаем радиоухо.

Саксофон Туртса неожиданно замолк.

Идея Таммекянда, как и все хорошие идеи, была исключительно проста.

— Радиоухо — это маленький наушник, — сказал Пауль. — Сядешь готовить билеты, вынешь наушник из рукава, приложишь к уху и будешь слушать и записывать даты — одну за другой.

Мы уставились друг на друга. Никто ничего не понимал. Каким же образом?

— Как, как… Конечно, не по воздуху. По проводам, бараны вы этакие!

Мы молча снесли оскорбление. Мы все еще не понимали. Наконец изобретатель радиоуха решил все объяснить:

— Из-под парты, что стоит у окна, мы проведем провода к стене — это раз. Затем через окно на улицу — два. Оттуда в студию — три. А в студии соберем все книги и карты. Бери да диктуй в микрофон Куликовскую битву.

Мы довольно долго не могли прийти в себя. Нам самим бы никогда и в голову не пришло, что радиосвязь может иметь для школьников столь важное значение. Наконец Эймар сказал:

— Ну ладно… Хорошо. Провода… микрофон… Это я понимаю. А как ты, сидя у микрофона, узнаешь, что мне нужна именно Куликовская битва?

Я добавил:

— Наушник… легко сказать, наушник. А как я его присоединю к твоим проводам у всех на глазах? Возьму инструменты и полезу под парту? Или дам председателю экзаменационной комиссии плоскогубцы: мол, будь другом, помоги…

Пауль засмеялся. За кого мы его, говорит, принимаем. Он все продумал. Можно сделать так, что провода на полу будут кончаться двумя кнопками. А к подошве башмака нужно прикрепить тоже по две кнопки. Два метра тонкой проволоки провести из башмаков через брюки в рукав пиджака — дело пустяковое.

Но и на этот раз мы недоумевали. Если так, то конечно. Но как все же сообщить тому, кто у микрофона, что вытянул, например, пятый билет?

Таммекянд посмотрел на нас, как на малолетних. Ничего, говорит, нет проще. Пять раз нажмешь на кнопки, и все в порядке. Если мы не верим, то он может нам это продемонстрировать без особых хлопот.

Туртс только теперь стал понимать, что для него лично означает такое открытие.

— Послушай, Кянд! — обрадовался Туртс. — В таком случае, совсем не нужно учить историю!

Эта перспектива преисполнила Туртса такой радостью, что он забросил саксофон и попробовал стоять на руках.

Но Эймар нахмурил брови:

— Я в этой затее принимать участия не буду… Это же обман… такой же, как и списывание.

Мы образовали против него единый фронт. Пауль презрительно свистнул сквозь зубы:

— Ты, Ринда, рассуждаешь как ребенок. Честное слово… как несовершеннолетний. Не хочешь — не надо. Кто тебя заставляет? Никто. А что касается списывания, то… Будто ты не знаешь? Списывать или подсказывать одинаково не годится. Но в данном случае мы внедряем современную технику. Ты слышал где-нибудь, чтобы запрещалось внедрять технику?

Мы победоносным взглядом окинули Эймара. Нигде не сказано, что нельзя внедрять технику. Наоборот, всюду говорят, что внедрять технику нужно.

Но Эймара и это не убедило. В предэкзаменационный период в Эймаре совершенно умер рядовой школьник. В нем жил только председатель совета отряда. И сейчас этот председатель не одобрял радиоуха.

— Вы подумайте хорошенько, на что вы решились! — пугал нас Эймар. — А вдруг провод порвется? Вдруг микрофон испортится? А вы и не готовились!

Но мы не сдавались.

— Помирать — так с музыкой! — сказал Туртс, и снова взревел саксофон.

— Волков бояться — в лес не ходить, — отозвался я.

Затем на склоне горы уже двое ребят принялись стоять на руках.

У радиоуха осталось три убежденных сторонника. Эймару все же удалось отговорить Большого Вольперта. Маленького Вольперта не надо было и отговаривать: он сам решил в пользу учения.

Мюргель присоединился к нам, но потом решил подумать, прежде чем сказать окончательное слово.

Мы сразу же принялись за практическое осуществление идеи.

— Сделал дело — гуляй смело! — вспомнил Туртс пословицу, учитывая его характер, необычную. — Где мы возьмем материал для радиоуха? У тебя, Кянд, проволока есть?

У Таммекянда проволоки было более чем достаточно.

— Наушники есть? — спросил Туртс.

У Таммекянда и в наушниках не было недостатка.

— А усилитель у тебя есть? — спросил Туртс.

Усилителя у Таммекянда не было. Но усилитель был в школьном радиоузле. А ключ от радиоузла находился у Таммекянда.

— Здорово придумано! — похвалил Туртс. Он был готов сделать еще одну стойку.

Таким образом, отпала забота о том, где устроить студию для радиоуха. Кубрик школьного радиоузла находился в уединенном уголке под лестницей. Туда во время экзаменов никто не заглядывал. Мы протянули провода из радиоузла через окно на улицу, оттуда на второй этаж и затем через трещину в оконной раме в класс. Стены класса были до половины дощатые. Там было много трещин, прячь в них хоть десять проводов. В каморке радиоузла Пауль сам возился с усилителем, куда-то ввинтил маленькую лампочку, соединял и разъединял какие-то провода. Мы вертелись вокруг него.

Наконец изобретатель удовлетворенно хлопнул в ладоши и сказал:

— Все готово. Кто пойдет первым?

Я раньше Туртса очутился у двери. Но Пауль остановил меня:

— Куда помчался? У тебя же нет контакта.

Это я совершенно упустил из виду. Пока Пауль монтировал что-то в моем башмаке, я проколол в подкладке пиджака две дырочки и просунул в рукав тонкую медную проволоку в красной изоляционной оболочке. Из пиджака проволока шла в брюки, оттуда в башмак левой ноги.

— Теперь все в порядке, — сказал Таммекянд. — Только смотри осторожно поднимайся по лестнице и директору на глаза не попадайся.

Неуклюже, как деревянная кукла, я отправился в класс, где проводят экзамены. Таммекянд беспокоился напрасно: директор уехал на автомашине, я сам в окно видел.

На пороге класса я остановился. Представил себе, что я посторонний человек, который ничего не знает о радиоухе. Можно ли заметить в классе что-нибудь подозрительное?

Ничего подозрительного я не увидел. Мы прилежно выполнили свою работу. Две блестящие кнопки сияли под партой, точно звезды на небе, но внимания они не привлекали. Мало ли что может быть на полу?

Я нажал башмаком на кнопки. Держа наушник, подпер рукой подбородок и стал ждать.

Сначала послышался свист, потом шум, и затем странно знакомый, но в то же время чужой голос стал считать:

— Раз, два… раз, два, три… Проверка микрофона!

Это был Таммекянд. Радиоухо работало! От радости я чуть не подпрыгнул.

— Раз, два, три, — послышалось снова. — Если слышишь меня, подай голос.

Каким образом я мог подать голос? У меня же нет микрофона. Пауль понял меня.

— Если слышишь, нажми два раза на кнопки!

Я сделал, как приказано.

Потом побежал вниз.

— Ребята! Все слышно! Все слова до единого! Ну, Мюргель, присоединишься к нам?

Пээтер все еще не давал согласия. Изучал усилитель, маленькую лампочку, что была перед Таммекяндом. Зато Туртс не знал, куда деваться от радости. Пока мы монтировали контакты в его башмак, он три раза успел назвать изобретателя радиоуха Эдисоном.

Для Туртса Таммекянд не считал «раз, два, три». Мы наперебой говорили в микрофон, что взбредет в голову. Сказали, что передаем последние известия, что в Сырве начали ловить треску. Что в первый же день траулер «СРТ» поймал туртса[8] длиною в два метра, рыбина весит восемьдесят килограммов. Такой разговор сразу же заставил Туртса бежать в студию. Он был в таком восторге от радиоуха, что даже не обиделся на нас.

— Хорошее ухо! — сказал Туртс. — Чертовски хорошее ухо! Почему ты, Кянд, его раньше не изобрел?

Таммекянд и сам не знал, почему он раньше не изобрел радиоуха. Но ведь лучше поздно, чем никогда! С этим мы полностью согласились. Лучше поздно, чем никогда.

На следующее утро мы пришли в школу пораньше. Началась серьезная работа. Нужно было принести в студию всякие учебники по истории и испробовать, как получится радиоинформация. Я отправился в школу, а по дороге заехал к Мюргелю. Узнать, каково его решение. Но Мюргеля не было дома.

— Пошел в школу заниматься, — сказала бабушка, которая кидала во дворе курам яичную скорлупу.

И на самом деле, Мюргель ждал нас у школы.

— В нашем полку прибыло! — заявил Таммекянд. — Сомневался, сомневался, но, видно, деваться некуда.

Природная черта Мюргеля — организованность — очень помогла в нашей работе. Сами мы ни за что бы не догадались пометить в экзаменационных билетах каждый вопрос условным знаком учебника и номером страницы, где искать ответ. Кроме того, Мюргель притащил пачку хороших конспектов о первобытном и рабовладельческом строе. В них было все намного яснее, чем в учебниках.

Вскоре каморка радиоузла выглядела кабинетом истории. Я принес сделанный зимой плакат: «Поселение древних славян». Туртс занял в пионерской комнате карту новых гидроэлектростанций Советского Союза.

Когда учебники «В помощь пропагандисту», «Философский словарь» и еще некоторые книги были на месте, изобретатель радиоуха сказал:

— Ну, братцы! Теперь нужно проверить все от начала и до конца! Каждый из нас должен уметь давать информацию. А то и на экзамен идти не стоит.

Мы согласились с ним. Конечно, каждый должен уметь давать информацию. Как в самолете. Нельзя владеть штурвалом только одному пилоту. Все должны знать дело.

Практические занятия мы начали с того, что оставили Мюргеля оператором-радистом, а сами пошли наверх «сдавать» экзамен. Таммекянд, как главный внедритель новой техники, хотел, конечно, первым испробовать эффективность радиосистемы. Мы не могли решить, на какой билет ему отвечать, и сыграли в «морской счет». Выбор пал на пятый билет. Пять раз Пауль нажал на кнопки в полу.

Первый вопрос пятого билета — культура Золотой Орды, Мюргель легко нашел в книге соответствующий раздел. Вскоре карандаш Пауля зашуршал по бумаге. Время от времени он подмигивал нам, будто хотел сказать:

— Что тут удивляться? Атомный век!

Он записал столицы Золотой Орды и годы их основания.

Но это была преждевременная радость. Вдруг его карандаш остановился. Не из-за технических неисправностей радиоуха. Шорох слышался по-прежнему. Видно, случилось что-то неладное с диктором.

— Исповедников ислама звали магометанами, — повторил создатель радиоуха последнее предложение. — Исповедников ислама звали магометанами… Ладно, но почему он не диктует дальше?

Мы подождали еще немного. Но об исповедниках ислама так больше ничего и не услышали.

— У этого Мюргеля язык к нёбу прирос! Туртс, у тебя длинные ноги, сбегай посмотри!

Вскоре обладатель длинных ног вернулся со странной вестью. Если это не солнечный удар, то Мюргель просто-напросто помешался. Впрочем, Туртс предложил нам взглянуть самим.

Мюргель сидел на ящике с книгой на коленях и в задумчивости поглаживал подбородок, уставившись на паутину, висящую под потолком. Время от времени он мотал головой, будто кого-то отгоняет.

— Магометане… мм… — услышали мы бормотание. — Мы… маго-магометане. Почему же исповедников ислама зовут именно магометанами?

— Пээтер! — произнес Таммекянд жалобно. — Сосед, дорогой!

А тот и головы не повернул.

Вдруг я понял, какую ошибку мы допустили. Судя по жалобному голосу Таммекянда, и он догадался об этом. В таком деле, как наше, помощь Пээтера принимать было нельзя. Его нельзя даже близко подпускать к радиоуху. Потому что никто не знает, когда ему взбредет на ум уставиться в потолок. Такая привычка была у него, пожалуй, от рождения. Пээтер мог услышать научную истину и сразу же ее забыть. Но он никогда не соглашался забыть то, что для него оставалось неясным. Он надоедал своими расспросами всем учителям. И пока ответ не был найден, он как бы выключался из окружающего мира: ничего не видел, ничего не слышал. Для него больше ничего не существовало, кроме невыясненного вопроса.

— Пээду! — позвал Таммекянд еще жалобнее. — Ну послушай, Пээду!

Но Пээду не слышал. Он листал учебник истории и тихо бормотал:

— Мм… магометане… Почему этих исповедников ислама именно магометанами стали называть?

Теперь и Туртс понял, что случилось.

— Выставить! Выставить из команды!

Все мы понимали, что рискованно доверять свою судьбу эдакому молчаливому факиру.

Конечно, у сидящего за микрофоном Мюргеля может не появиться никаких вопросов. Но кто даст гарантию, что это будет именно так?

— Давайте освободим Пээтера от дежурства у микрофона, — предложил Таммекянд. — Нет, так нельзя. Просмотрим с Мюргелем все билеты, Подготовим его. Ответим на все вопросы и по десять раз будем спрашивать: «Здесь тебе что-нибудь не ясно?» Это будет в то же время тренировкой радиоуха.

И вот небо, покрытое мрачными тучами, прояснилось. Радостно подпрыгивая, мы побежали в класс. Теперь ни к чему «морской счет». Просто с Мюргелем надо пройти все билеты. Начали с последнего, двадцать пятого. А Таммекянд прикрепил к полу еще две кнопки. Туртса отослал обратно в студию следить за Мюргелем, наказал смотреть в учебник и не пропускать ни одного места, где у Пээтера могут появиться вопросы.

В таком труде прошли все четыре дня. С этим Мюргелем пришлось быть требовательным. При первой возможности он пытался уставиться в потолок.

Время от времени мы с Туртсом менялись местами. Туртс приходил наверх записывать информацию, а я или Таммекянд шли вниз, караулить Мюргеля.

К предэкзаменационному вечеру мы успели испробовать на Мюргеле все двадцать пять билетов. Наконец уже не осталось ни одного «почему». Ответы были найдены в учебниках, на картах, схемах и диаграммах. Я даже обратился однажды к учителю истории.

Радиоухо работало превосходно. А как мы теперь умели им пользоваться! Великое дело — тренировка! Мне, Туртсу и Таммекянду незачем стало даже заглядывать под парту. Щелчок — и кнопки на башмаках прирастают к тем, что воткнуты в пол.

Перед экзаменом мы пришли в школу раньше всех. Еще в парке засунули в пиджаки провода и сели на парадное крыльцо. Преисполненный возвышенных чувств, Туртс на этот раз превосходно имитировал трубу. У него была причина для радости. У нас наушник висел в рукаве на резинке, а Туртс очень искусно перевязал левую руку, положив наушник под последний слой марли.

Все другие товарищи по классу ходили по двору, уставившись в книжки, и что-то бубнили себе под нос.

А мы помалкивали. Благодаря радиоуху мы чувствовали себя смельчаками.

Около девяти в дверях класса появился директор.

— Камарик, Туртс… и вы втроем… — он показал на нас, — сходите в подвал и покачайте насос. Каждый по пятьдесят раз. Почему-то сегодня нет электричества.

Нас словно ветром сдуло. Но помчались мы не в подвал, а в радиоузел. Школа может побыть и без воды, от этого никто не умрет, а вот как быть с радиоухом?

— Все кончено! — произнес Туртс. Казалось, он вот-вот расплачется.

— Надейся тут на технику! — ворчал Мюргель.

Таммекянд ничего не говорил. Он, изобретатель радиоуха, переживал больше всех.

До экзамена оставалось двадцать пять минут. Двадцать пять минут для подготовки. Мы, как пантеры, набросились на учебники.

— Двадцать три ученика, двадцать пять билетов, — лихорадочно подсчитывал Туртс. — Последнему остается два билета. Если все будет хорошо, можно успеть их просмотреть. Ребята, я иду последним!

Таммекянд потребовал, чтобы ему дали право идти предпоследним. Я согласился выбирать из четырех билетов.

— В высших учебных заведениях всегда делают так во время экзаменов, — учил Туртс. — Тех билетов, что вытащены, бояться не надо. Нужно учить те, которые лежат на столе. Таким образом, учить приходится все меньше и меньше билетов.

Но когда мы взялись проверять, какие же билеты к нашей великой радости могли быть разобраны первыми, оказалось, что их нет. Вот чудеса! Мы не боялись ни одного билета!

Когда я с пятеркой вышел в коридор, перед комиссией осталось еще шесть человек. Среди них — Таммекянд и Туртс.

Честное слово, трудно устоять на месте. Последний экзамен! Я помчался в подвал, чтобы сообщить приятную новость истопнику Михкелю.

В тот момент, когда я отворил дверь, в подвале вспыхнул свет. Под открытой дверцей стояли Эймар и Мюргель. Мюргель вытаскивал из кармана пробки и подавал их Эймару.

Заговор! Вот почему не было электричества! Это устроили свои же одноклассники.

И вдруг я понял все. Нас так искусно провели — искуснее невозможно.

Что мне оставалось делать? Я повернулся и выбежал во двор, чтобы все обдумать.

Думал я до тех пор, пока Таммекянд и Туртс не сдали экзамен.

— Все, ребята! — сообщил Туртс одноклассникам, собравшимся возле лестницы. — Пятерку получил!

Он сиял вовсю, совсем забыв про радиоухо.

— И я! — радовался Таммекянд и сиял так же. — Ну, председатель совета отряда! И ты, Мюргель! Разрешите человеку, окончившему восьмилетку, пожать вашу руку!

Протянув руку, Таммекянд направился к ним. Он крепко пожал руку сначала Эймару, потом Пээтеру. Теперь, поразмыслив немного, я пришел к выводу, что двое ребят это заслужили.