"ОХОТА НА КРУТЫХ" - читать интересную книгу автора (Граков Александр)

Глава VI «СВАДЬБА БЕЗ УСЛОВНОСТЕЙ»

Утром в РОВД Игоря ждал сюрприз: приказ о присвоении ему звания старшины милиции «за отличие в охране общественного порядка» и новенькие «корочки» — удостоверение.

— Растешь, сынок! — дружески похлопал его по плечу Иван Николаевич. — Глядишь, через месячишко и меня в звании догонишь!

— Не нужны мне их «шестерные» погоны! — чуть не заплакал Игорь. — Если бы не ты, я бы их...

— Если бы не я, —жестко прервал его младший лейтенант, — ты бы уже где-нибудь в переулке с проломанным черепом лежал из- за своей горячности. А погоны носи, ты их заслужил! Не то что некоторые сраные папенькины сынки, которые иногда делают карьеру за полчаса. Ты понимаешь, как странно устроена жизнь: дерьмо обычно быстро всплывает наверх, не давая подняться со дна золоту. Но когда его, дерьма, так много, что окружающая среда становится плотной, — приходит черед золота. Понял? Когда все чувствуют, еще немного — и задохнемся; только тоща начинают принимать какие-то меры: революции там, перевороты, выборы другой власти... Так что поступи наперекор установленному укладу: выплыви сам, чтобы дать всплыть другим.

— Таким, как ты, Иван Николаевич! — уточнил Игорь.

— Ну, за меня разговору нет, — смутился младший лейтенант, — мне через пяток лет — на пенсию. Хотя я еще могу поддержать на плаву кое-кого, а? — шутливо ткнул он Игоря локтем в бок.

Через сутки вечером они вновь заступили на дежурство в ресторане «Турист». И вновь: снующие официанты, жующие рты, танцующие пары, музыка «под заказ» и заполненный банкетный зал. На этот раз там гуляли свадьбу. И на этой свадьбе среди приглашенных присутствовал... «непьющий» сынок полковника Гальчевского. Проходя в туалет мимо их столика, он ощерился в улыбке:

— С повышением, ментёнок! Папашкина работа! Ну что ж, от него ты благодарности получил, должок остался лишь за мной? Не волнуйся, я рассчитываюсь тоже быстро!

— Нельзя! — тихо проговорил Иван Николаевич, сжимая под столом руку Игоря.

Тот глубоко вздохнул, задержал воздух, выдохнул.

— Не торопись, братишка, я могу и подождать с расчетом. Кого благодарить хоть в случае чего?

— Ты смотри, заговорил! — удивился младший Гальчевский. Благодарить будешь меня, Костю. Если будет чем благодарить — язык тебе я вырву!

— Козел ты! — не сдержался Игорь. — И замашки у тебя козлиные.

— Что?! — взвился Костя и враз остыл. — Неохота свадьбу поганить. Но после я тебе сюрприз устрою! — пообещал, скрываясь за дверью банкетного зала.

Появился он оттуда спустя часа полтора-два, в разгар веселья. Музыканты на эстраде наяривали «Хаванагила», и он тащил за руку девчонку лет четырнадцати-пятнадцати с явной целью — потанцевать. Та упиралась слабо, видать, сильна была власть Костиного папаши.

— Костик, не надо, я не хочу! Ты пьян — на ногах еле держишься! Да и свадьба...

— При чем тут свадьба, хотел бы я знать? — заплетающимся языком папенькин сынок уговаривал девчонку. — В конце концов, замуж выходит твоя сестра, а не ты. А хочешь, с тобой свадьбу сейчас сыграем, а, Настенька?

— Ты что — всерьез? — сияющими глазами взглянула та на него.

— Конечно, всерьез! Только мы опустим все эти условности: марш Мендельсона, кольца, роспись, прочие старорежимные обряды и перейдем сразу к последнему акту действия — половому. То есть устроим с тобой брачную ночь, а? А после, в свободное время, распишемся. Хочешь! Настенька?

— Обманешь ведь, Костик? — Девочка, видимо, всерьез увлеклась этим подонком.

— Я обману? Да ни в коем разе! А может, и обману, — согласился с ней полковничий сын, — даже вероятнее всего. Но трахнуть я тебя хочу прямо сейчас, не сходя с места. Раздевайся, невеста! — Он подцепил тесемку ее открытого платья и рванул — обнажилась высокая девичья грудь. Девчонка ойкнула, прикрыла грудь обрывками платья.

— Костя, прекрати сейчас же или я уйду домой! — Она заплакала.

Тот, казалось, малость протрезвел, увидев, что натворил, и, косясь на столик милиционеров, принялся оправдываться:

— Прости, пожалуйста, Настенька, неудачная шутка. Ты же знаешь, как я тебя люблю! Ну не плачь, вон, всю краску размазала. Пойдем, я тебя умою, маленькая.

И как ребенка за ручку, повел ее к лестнице на первый этаж ресторана. А через двадцать минут к их столику подбежала девушка:

— Ой, скорее вниз, к туалету, там что-то случилось!

Игорь с младшим лейтенантом бросились к лестничному маршу.

... У дверей женского туалета стоял приятель Гальчевского, Лexa, возле него, переминаясь с ноги на ногу, несколько женщин, а он объяснял:

— Сестренку умоет и выйдут, потерпите пяток минут.

А изнутри доносились крики. Женские.

Игорь без разговоров с лету зацепил Лexy торцом раскрытой ладони под ухо и тот освободил проход, отлетев в сторону, а Иван Николаевич рванул на себя дверь туалета. Вбежав внутрь и захлопнув ее за собой, они поняли, что опоздали: руки Насти были привязаны к батарее водяного отопления, вечернее платье разорвано по всей спине, трусики валялись на кафельном подоконнике, а младший Гальчевский вгонял в нее раз за разом окровавленный член, тупо, по-бычьи повторяя:

— Люблю, люблю, люблю.

Кровь струилась по стройным Настиным ногам и капала на метлахскую плитку пола. А сама Настя исходила криком под навалившейся на нее тушей полковничьего сына. Иван Николаевич вырвал из кобуры пистолет и, недолго думая, приложил его рукояткой к голове Гальчевского. С коротким замахом, конечно. Тот оборвал свое мычание на полуслове и завалился под окно. Игорь распутал узлы вафельного полотенца, которым и были стянуты кисти девушки. Между тем Настя перестала кричать и теперь сквозь всхлипы и стоны рассказывала Ивану Николаевичу:

— Он завел... меня... умыть, затем стал вытирать лицо, руки, и вдруг... вдруг я оказалась привязанной, а он... он... — Она вновь зашлась в истерике.

В туалет набился народ, в основном женщины. Мужчины осторожно заглядывали из-за косяка распахнутых дверей. Внезапно в них сквозь толпу зевак прорвалась девушка в подвенечном платье. Увидев сестру в истерзанном виде, она присоединила свои рыдания к ее.

— Так! — с удовольствием констатировал младший лейтенант. — Факт изнасилования несовершеннолетней налицо. Наконец-то ты влип, Гальчевский! — наклонился он над очухавшимся насильником.

— А что тут такого? — огрызнулся тот. — Ну, стала женщиной вперед своей старшей сестрички. Подумаешь! У той еще вся брачная ночь впереди. Вот и сравняются! И вся любовь. И все в порядке!

— Нет не все, козел! — Иван Николаевич поднял его с пола рывком за волосы и защелкнул на руках наручники. — При таком количестве свидетелей тебе не помогут теперь ни твой папашка, ни сам Господь Бог — живо намажут лоб зеленкой. Ты сам сегодня, дружок, подписал себе расстрельную статью. Дошло до тебя наконец, подонок?

Кажется, начало доходить! Костик вдруг упал на колени прямо в лужу Настиной крови и, протягивая к ней скованные наручниками руки, завопил:

— Настенька, родная! Ведь ты же знаешь, как я тебя люблю! Я женюсь на тебе, Христом-Богом перед всеми клянусь — женюсь! Умоляю, спаси меня, не подводи под расстрел! Услышав слово «расстрел», Настя оторвалась от груди сестры и бросилась к Косте, охватив его голову руками:

— Нет, только не это, слышите! Я люблю его, люблю! Я сама... сама... по своей воле согласилась! Он не насиловал меня! Он меня любит!

Иван Николаевич понял, что вновь проигрывает в битве добра со злом. Он пытался оттащить Настю:

— Подумай хорошо, какое говно ты спасаешь! Нет в нем ни грамма любви ни к кому. Лишь себя он любит и ценит, и свою шкуру. Он никогда не женится на тебе. А если и женится... Хочешь, я нарисую картину вашей супружеской жизни: ты всегда будешь для него лишь рабой, подстилкой. Постоянные побои вместо поцелуев будут скрашивать серые будни твоей жизни. Он будет спать с тобой лишь по пьянке, а переспав, безо всякой жалости и совести передавать своим пьяным дружкам. А сам уйдет к очередной любовнице. Устраивает тебя такая жизнь, говори, устраивает?! — орал он ей в лицо, теребя Настю, как тряпичную куклу. Она же, закрыв глаза, твердила по-прежнему:

— Я сама... сама ему отдалась. По согласию!

Иван Николаевич глубоко вздохнул, задержал воздух, выдохнул. Затем твердо и спокойно спросил: — Ты хорошо подумала? В здравом уме и ясной памяти? Настя, не открывая глаз, утвердительно закивала.

— И все-таки придется составить протокол с места происшествия! Прошу двоих свидетелей проехать с нами в горотдел.

Услышав шум за спиной, он оглянулся и увидел спины торопившихся покинуть туалет людей. Вскоре они остались впятером: Костя в наручниках, Настя, он, Игорь и невеста в подвенечном платье — Настина сестра.

Такой поворот событий вполне устроил Гальчевского. Победоносно осклабившись, он протянул скованные руки вперед: — Снимай «браслеты», ментяра!

— Сейчас! — Иван Николаевич разомкнул железки. Продолжая ухмыляться, Костя потер запястья и открыл было рот, чтобы снова выдать какую-нибудь гадость. Жесткий удар коленом в промежность лишил его этого удовольствия. Он взвыл и начал приседать. Младший лейтенант ухватил его за волосы сзади, сунул с размаху мордой в унитаз, а другой рукой спустил воду. Продолжая периодически окунать голову сынка полковника в унитаз, он приговаривал:

— Жри, сволочь, дерьмо к дерьму — будет куча дерьма! Это тебе за бывшее и за будущее!

Выпустив наконец свою жертву, он обернулся к Игорю: — Пошли отсюда! Наше дежурство, кажется, закончилось. Без происшествий.

Они повернулись спиной к остающимся в туалете, поэтому не могли видеть, каким откровенно ненавидящим взглядом из-под разбитого лба проводил их младший Гальчевский...

А через три дня Ивана Николаевича не стало. Игорь знал, как опасна их служба, предполагал даже, что рано или поздно это может случиться с любым сотрудником горотдела. С любым... Но только не с Иваном Николаевичем. Слишком научен жизнью был старый опер, слишком хитер и изворотлив, чтобы просто так отдаться костлявой. Обхитрила, однако, она его... Этот вечер в «Туристе» начался тихо-мирно: банкетный зал впервые за месяц пустовал, посетители попались пристойные, не гонористые. Даже музыка звучала особо мирно: нежный блюз сменяло спокойное танго. Так он прошел, этот вечер, до самого закрытия ресторана. И, может быть, впервые за столько времени видел Игорь на обычно жестковатом лице младшего лейтенанта оживление, когда они вышли из душного фойе на свежий воздух улицы.

— Сейчас приду домой, спокойно почитаю газетку и как завалюсь под теплый бочок своей половины! — мечтательно потянулся Иван Николаевич и вдруг насторожился, резко опустил руки. Из темноты под яркий свет неоновой вывески ворвалась девушка в разодранном на плече платье со спутанными волосами и размазанной по лицу косметикой так, что невозможно даже было понять — красивая или уродина. Она с ходу вцепилась в их рукава;

— Слава Богу! Это вы! Помогите! Пожалуйста!

— В чем дело, гражданочка? — Иван Николаевич осторожно оторвал ее пальцы.

— Там сестру мою... какие-то... в подъезде. Я вырвалась... побежала. Только скорее, скорее! Ой, Ася! — она истерически рыдала.

— Где — там? — деловито и спокойно продолжил младший лейтенант.

— В двух кварталах отсюда... Недостроенное общежитие.

Они с Игорем хорошо знали это здание. Там остались еще какие-то отделочные работы, но через неделю его по плану было положено сдать в эксплуатацию. И сдадут — в этом никто не сомневался. Тем более — общежитие предназначалось для строителей. А крови эта «незавершенка» у всего РОВД попила немало. Ее давно уже обосновали под ночную гостиницу разные личности: от бомжей до картежников и тех, кому не хватило «спальни» под кустами. «Чистили» эту блатхату последнее время периодически и наконец вроде бы навели там чистоту, если не стерильную, то хотя бы относительную. И вот — снова..,

— Шляться, мадам, по ночам надо тоже с умом!—со злостью вырвалось у Ивана Николаевича. Еще бы, такой вечер перегадился! — А ну, вперед ! — Он лапнул за кобуру, выхватил пистолет и рванул по улице, Игорь, также передернув затвор своего ПМ, выданного не так давно, бросился следом. Позади, словно подкованная лошадь, цокала по асфальту каблуками зареванная девчонка. Подбегая к зданию будущего общежития, Игорь настороженно прислушался: ночная тишина ничем не нарушалась, а само здание казалось вымершим. Он повернулся к запыхавшейся девушке.

— Где? В каком подъезде?

Она судорожно двинула плечами и молча указала на крайний слева. Игорь ломанулся в теперь уже близкую дверь, не заметив тусклого маслянистого всплеска в правом от подъезда настежь распахнутом окне.

— Стой! — заорал сзади младший лейтенант. — Назад! Засада, твою мать!

Он отчаянно рывком выдвинулся вперед и принял в себя рокотнувшую из окна автоматную очередь, предназначенную на двоих. Но не всю. Тупым и горячим ударом в плечо, то самое, уже раз простреленное в Афгане, Игоря развернуло и бросило в черную пропасть, в никуда. Последнее, что он услышал при памяти, был звук взревевшего двигателя автомобиля...

Сознание он потерял ненадолго, от силы на минутку, и когда очнулся, Иван Николаевич был еще жив. Он лежал на спине и раскинутыми руками судорожно шарил по земле. Игорь, дергаясь от нестерпимой боли в плече, подлез к нему и, взглянув, понял — это все, конец! Изрешеченная с близкого расстояния, почти в упор, грудь младшего лейтенанта представляла собой месиво из ткани и крови. Но губы его шевелились — что-то шептали. Игорь наклонился к ним ближе, еще ближе.

— Сынок, ты здесь? Живой?

— Здесь я, батя! — сквозь клокотавшие в горле слезы впервые за многие-многие годы он выдавил из себя незнакомое доселе ему слово.

— Видишь... достали-таки! Ая их бил-то — жалеючи... Теперь ты один... Можно, сынок, можно...

— Что можно? Что, батя? — кричал Игорь в беспамятстве в омертвевшее уже лицо. — Куда ты, батя? Не надо! Нельзя, ты слышишь! Куда же я теперь?

И вдруг понял, что хотел сказать ему перед смертью его наставник и учитель жизни. Он развязывал ему руки, снимал с него «вето» на преступников. И если раньше одна сторона могла делать все, а другая — противоположная ей, лишь половину, ограниченная рамками законности, то теперь они стали на равные позиции. Просто теперь надо быть осторожнее, хитрее во время дежурства... Стоп! А если «их» вообще не трогать во время дежурства?! Притворяться этаким туповатым служакой. Зато...

— Жив? — склонился над ним коллега из подъехавшей на выстрелы патрульной машины.

Игорь облегченно мотнул головой и отключился.