Глава 4. Чёрное, белое и голубое

— Друзья, война скоро будет закончена. Я вам это обещаю со всей ответственностью, какая только существует во Вселенной. Так больше не должно продолжаться и так не будет продолжаться. Всякая агрессия есть зло, а злу не место в нашей жизни. Для скорейшего завершения этой войны мной было принято решение обратиться к Межгалактическому правовому комитету с просьбой оказать нам помощь войсками, и мы эту помощь получим. Комитет отправляет к нам для разрешения конфликта сорокамиллионную армию — это беспрецедентная военная помощь, друзья. С этой помощью в течение ближайших двух — двух с половиной месяцев будет положен конец этой агрессии, и снова воцарится порядок и мир.

Негромкий и мягкий голос и.о. короля премьер-министра Райвенна звучал серьёзно и убедительно, чеканная дикция в сочетании с безупречным строгим костюмом военного покроя внушали чувство спокойной уверенности в том, что всё будет именно так, как он говорит, а не иначе. Его внешность была столь безукоризненна, что смело выдерживала испытание сверхчётким изображением, которое давал большой световой экран в кабинете лорда Дитмара. Было одиннадцать часов вечера, хозяин дома сидел в кресле у камина, а Джим устроился у него на коленях. Кабинет и спальня были единственными местами в занятом беженцами доме, где они могли чувствовать себя в уединении.

— Готов спорить на что угодно, что он выиграет выборы и станет новым королём, — сказал лорд Дитмар.

— Вы будете голосовать за него, милорд? — поинтересовался Джим.

— Не знаю, дорогой, — проговорил лорд Дитмар. — С виду он как будто скромный, серьёзный, умный, но в нём есть что-то от диктатора.

— Почему вам так кажется? — удивился Джим. — На мой взгляд, он совсем не похож. Слишком уж он скромный и… какой-то тихий.

— А ты думаешь, что диктатор обязательно должен кричать и брызгать слюной? — усмехнулся лорд Дитмар. — Так бывает не всегда, мой милый… Голос тихий, но рука железная. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь насчёт него. Просто когда он произнёс слово «порядок», это прозвучало у него как-то жёстко, что ли… И взгляд у него стальной, холодный. А может быть, мне это почудилось.

— Да нет, милорд, он не диктатор, — с уверенностью сказал Джим. — Я даже сомневаюсь, что он сможет стать королём.

— Вот увидишь, сможет, — сказал лорд Дитмар. — Я почти уверен, что он победит на выборах с большим отрывом от других кандидатов.

— Интересно, почему он всё ещё не обзавёлся спутником? — проговорил Джим, кладя голову на плечо лорда Дитмара.

— Полагаю, потому что он всё ещё влюблён в тебя, — сказал тот.

— Да что вы, милорд, — засмеялся Джим. — Столько лет уже прошло, что смешно вспоминать! Нет, скорее всего, он действительно так загружен работой, что на личную жизнь не остаётся времени. Вы представляете себе, каково это — быть премьер-министром?

— Думаю, непросто. — Лорд Дитмар улыбнулся, тихонько поцеловал Джима в кончик носа. — Ты не устал, любовь моя? Может, стоит пойти спать?

— Нет, я ещё не очень устал, — ответил Джим, запуская пальцы в его волосы. — Я так соскучился по вашей ласке, милорд… Всё это время мы живём в постоянном напряжении, и я думаю, нам нужна разрядка.

— Звучит заманчиво, — улыбнулся лорд Дитмар. — Надо подумать.

Они обменялись крепким, тёплым и долгим поцелуем. Его прервал звонок: это был Арделлидис. Джим нахмурился.

— Отчего бы ему звонить в такой поздний час?

Он принял вызов. Сначала в динамике была тишина, потом послышались какие-то непонятные всхлипы, какое-то бормотание, а потом Джим услышал незнакомый голос:

— Джим, это вы?

— Да, а кто это? — спросил Джим недоуменно.

— Говорит майор Шаллис, — сказал незнакомый голос. — Если вы помните, я друг Дитрикса.

— Да, припоминаю, — сказал Джим. — Но почему вы звоните с телефона Арделлидиса?

— Потому что я сейчас с ним, — ответил майор Шаллис. — Сам он говорить не в состоянии. Он попытался, но не смог.

— Что случилось? — встревожился Джим.

— Увы, я привёз ему скорбные вести, — сказал майор Шаллис, вздохнув. — Думаю, и для милорда Дитмара это будет ударом… Полковник Дитмар погиб, Джим.

— Дитрикс?! — Джим захлебнулся воздухом и соскользнул с колен лорда Дитмара.

— Да, Джим, увы, — вздохнул майор Шаллис. — Вам с милордом сейчас лучше приехать сюда. Арделлидис в таком состоянии, что я, откровенно говоря, опасаюсь за него.

Джим зажмурился, боясь смотреть лорду Дитмару в глаза, но взглянуть пришлось. Тот выпрямился в кресле и страшно побледнел, вцепившись в подлокотники, и Джиму показалось, что он уже всё понял.

— Хорошо, майор, мы приедем, — пробормотал он. — Побудьте с Арделлидисом, не оставляйте его!

— Я буду с ним, — пообещал майор Шаллис. — Мы ждём вас.

Джим разъединился. Он не знал, как сказать лорду Дитмару, все слова вдруг перепутались в голове — нужные с лишними, правильные с неправильными. Да они были и не нужны: лорд Дитмар сам всё понял.

— Мой сын погиб? — спросил он чуть слышно, еле шевеля посеревшими губами.

Джим смог только кивнуть. Лорд Дитмар откинулся на спинку кресла и долго смотрел в одну точку, куда-то под стол. Джим дотронулся до его руки: она была холодной, как лёд.

— Милорд… Надо ехать к Арделлидису, — пробормотал Джим. — Его нельзя сейчас оставлять одного… И вообще, надо быть всем вместе.

Лорд Дитмар закрыл глаза. Хоть его лицо ещё не избороздили морщины, но он вдруг показался Джиму глубоким стариком. Свет жизни, озарявший его лицо изнутри, померк, и оно стало похоже на мертвенный восковый слепок. Джим опустился перед ним на колени и накрыл его руки своими.

— Милорд… Крепитесь. Нужно жить дальше, у вас ещё есть дети. Нужно жить ради них.

Лорд Дитмар открыл глаза. Его взгляд был странным, непонимающим.

— Что?

Джим молчал, не зная, как быть. Может быть, он сейчас сказал не те слова? Но что нужно было сказать? Руки лорда Дитмара шевельнулись под его руками.

— Прости, голубчик, я правда не расслышал. Ты что-то сказал?

Джим поднялся.

— Милорд, если вы не можете, я один съезжу к Арделлидису, — сказал он.

Лорд Дитмар тоже стал подниматься из кресла.

— Нет, я поеду с тобой… Я должен…

Его лицо внезапно исказилось, он как-то странно ссутулился, прижав руку к сердцу, а потом пошатнулся, ловя ртом воздух, и Джим в ужасе подхватил его под руку.

— Милорд, вам плохо? Сердце?

Лорд Дитмар тяжело опустился обратно в кресло, прижимая руку к груди и почти не дыша. Джим, помертвев от страха, дрожащими руками дотронулся до его седых волос.

— Милорд, — пролепетал он. — У вас болит сердце? Вызвать врача?

— Сейчас пройдёт, — прохрипел лорд Дитмар. — Не пугайся… голубчик… Сейчас… Окно… Окно, милый…

Джим кинулся к окну и распахнул его. В кабинет хлынул холодный воздух, пахнувший первым снегом и смертью. В палатках горел свет: эанки ещё не спали, и до Джима долетал звук их голосов. Лорд Дитмар сидел в неловкой, сутулой позе, белый как мел, и делал редкие хриплые вдохи.

— Я вызову доктора Скилфо, — сказал Джим.

Доктор приехал быстро. Он с первого взгляда понял, в чём дело, и даже не стал обследовать лорда Дитмара своими приборами, а сразу сделал ему три инъекции подряд, доставая впрыскивающие ампулы из разных упаковок. Джим, опустившись на колени рядом с креслом, взял холодную руку лорда Дитмара в свои и напряжённо всматривался в его побледневшие и резко осунувшиеся черты. Наконец лорд Дитмар открыл глаза и, взглянув на Джима, слабо улыбнулся бескровными губами.

— Мне уже лучше, дружок… Не переживай, — проговорил он глухо.

Доктор Скилфо склонился к нему и сказал:

— Милорд, я вколол вам большую дозу успокоительного. Вам сейчас нужно лечь в постель.

Лорд Дитмар поднял на него взгляд.

— Нет, Эгберт, мне сейчас нужно ехать, — проговорил он.

— Куда это на ночь глядя? — нахмурился доктор Скилфо. — Нет, в таком состоянии это решительно невозможно!

— Вы не понимаете, — сказал лорд Дитмар, медленно поднимаясь. — Дитрикс погиб… Мне нужно сейчас ехать к Арделлидису.

— Я от всего сердца вам соболезную, дорогой милорд, — сказал доктор Скилфо тихо и мягко, опуская руку ему на плечо. — Но успокоительное сейчас начнёт действовать, и вы будете просто не в состоянии куда-либо ехать. Лучше давайте, пока вы ещё можете передвигаться, перейдём в спальню.

— Я не могу, я должен ехать к Арделлидису, — пробормотал лорд Дитмар. — Не нужно было успокоительного, Эгберт…

— Это как раз таки то, что вам сейчас нужно, — возразил доктор Скилфо. — Давайте, обопритесь на меня. Идёмте. Ваша светлость, — обратился он к Джиму, — помогите мне.

Они отвели слабеющего лорда Дитмара в спальню и уложили в постель. Он почти не сопротивлялся, хотя и твердил, что должен ехать. Из последних сил он поднимал веки, а доктор Скилфо занялся обследованием.

— Ваше сердце в плачевном состоянии, милорд, — сказал он. — Я настоятельно рекомендую лечь в больницу, где вам его подлечат, и оно ещё какое-то время вам прослужит. Сделаем так… Сейчас отдыхайте, а утром я решу вопрос с вашей госпитализацией и заеду за вами.

Лорд Дитмар застонал и закрыл тяжёлые веки.

— К чёрту вас с вашей больницей, — пробормотал он, еле ворочая языком.

— Зря вы так, ваша светлость, — вздохнул доктор Скилфо. — Ну ничего, завтра посмотрим, как вы у меня побрыкаетесь. Если придётся, увезу вас силой.

— Вы не посмеете, — простонал лорд Дитмар.

— Ещё как посмею, — сказал доктор Скилфо с коротким смешком. — Речь идёт о вашей жизни, и я приму любые меры для её сохранения. Ради ваших детей.

Успокоительное действовало: лорд Дитмар засыпал. Джим в смятении расхаживал по спальне, не зная, ехать ли ему к Арделлидису или остаться с лордом Дитмаром.

— Доктор, я должен поехать к Арделлидису, — сказал он. — Но как я оставлю милорда?

— Вы можете ехать, — сказал доктор Скилфо. — Несколько часов он будет спать. Велите только кому-нибудь за ним присматривать.

Проводив доктора, Джим позвал Эннкетина и наказал ему дежурить около лорда Дитмара. Сев в свой флаер, он отправился к Арделлидису.

Дом был погружён во тьму. Под ногами Джима скрипел снег, когда он шёл к крыльцу, а на ступеньках у него вдруг запищал телефон: пришло сообщение. Джим остановился, чтобы прочитать его.

«Папуля, у меня всё отлично. Говорят, войне скоро конец. Я тоже так думаю. Ничего не бойся, всё будет хорошо. Я тебя люблю».

«Сын жив», — радостно ёкнуло сердце. Но Дитрикс погиб, печально скрипнул под ногами снег. Больше он не закружит его в танце до упаду и не назовёт своим ангелом. Джим постоял немного на крыльце, вытирая набегающие слёзы, потом собрался с духом и позвонил в дверь.

— Кто там? — раздался из динамика голос дворецкого Нокса.

— Джим Райвенн, — ответил Джим.

— Вы к его сиятельству милорду Клуму? — спросил дотошный Нокс.

— Конечно, к кому же ещё? — сказал Джим.

— Боюсь, милорд сейчас не в состоянии кого-либо принять, — сказал Нокс. — У нас горе: полковник Дитмар погиб.

— Нокс, я об этом знаю, — вздохнул Джим. — Именно поэтому я и приехал.

В динамике послышался голос майора Шаллиса:

— Нокс, прекратите валять дурака, впустите Джима. Мы его ждём.

Дверь наконец открылась, и Джим вошёл. В гостиной было темно, и в полумраке он разглядел две фигуры: Нокса и майора Шаллиса. Послышался щелчок каблуков, и фигура майора вытянулась. Джим кивнул, хотя сомневался, что в потёмках тот разглядел его кивок.

— А милорд Дитмар не приехал? — спросил майор Шаллис.

— Он плохо себя почувствовал, — ответил Джим. — Я приехал один. Почему так темно?

— Арделлидис не хочет, чтобы включали свет, — ответил майор Шаллис. — Вот моя рука, пойдёмте наверх.

Он провёл Джима по лестнице в спальню, где горел один светильник на прикроватной тумбочке. Свет озарил фигуру майора Шаллиса, и Джим отметил, что тот заметно изменился с тех пор, как он его в последний раз видел: в его коротко стриженых волосах серебрилось много седины, а один глаз скрывала чёрная пластинка на завязках. Арделлидис лежал на измятой кровати, его великолепные золотые волосы были размётаны по одеялу и подушкам, закрывая его лицо, а рядом сидел его средний сын Ианн, такой же золотоволосый, хорошенький и заплаканный. Джим подошёл к нему и поцеловал его.

— Держись, дорогой.

Потом он склонился над Арделлидисом, откинул волосы с его лица. Арделлидис как будто не почувствовал, у него только чуть дрогнули ресницы. На диванчике был расстелен бело-голубой альтерианский флаг и аккуратно свёрнутый парадный мундир Дитрикса со всеми наградами.

— Тела нет? — шёпотом спросил Джим майора Шаллиса.

Тот покачал головой. Значит, Дитрикса, как и Странника, тоже поглотила Бездна. Арделлидис лежал в объятиях Джима безжизненно, глядя перед собой невидящим взглядом, а майор Шаллис и Ианн хранили скорбное молчание. Что сказать в утешение? Все слова казались фальшивыми и бесполезными, горе было сильнее любых слов. Джим мог бы сказать, что он понимает Арделлидиса, как никто другой, потому что он когда-то пережил точно такую же утрату, но это тоже мало чем могло помочь.

— А что Джеммо? — спросил Джим. — Я его что-то не вижу.

— Его сейчас нет дома, — тихо ответил Ианн. — Он у своего друга и ещё ничего не знает.

— Дорогой, надо с ним связаться и сообщить, — сказал Джим. — Будь добр, если тебе не трудно… Позвони ему, пусть возвращается домой.

Ианн кивнул и вышел. Джим снова умолк, прижимая к груди голову Арделлидиса. Ему вспомнился Новый год.

— Ты знаешь, как Дитрикс однажды подшутил надо мной с милордом Дитмаром? — стал он вспоминать вслух. — Милорд подарил мне живую маркуаду… Когда мы возле неё целовались, Дитрикс с товарищами, среди которых был, кстати, и майор Шаллис, тогда ещё капитан, прятались с другой стороны. Так вот, когда мы с милордом обменивались маркуадовым поцелуем, они чихнули все разом. Майор, вы помните?

Майор Шаллис чуть улыбнулся и кивнул.

— Вы потом нам отомстили, — добавил он. — Я это хорошо помню. Вы ещё отправили Дитрикса к старому лорду Клуму дарить маркуаду. А тот дворецкий шёл мимо с бокалами, кажется…

— Он чихнул по-настоящему, а не в шутку, — улыбнулся Джим. — Что, дворецкий не человек? Ему случилось чихнуть как раз в тот момент, когда Дитрикс целовал его светлость. И впоследствии действительно была свадьба. Не со старым лордом, конечно, а с его очаровательным юным племянником, в которого Дитрикс влюбился всеми печёнками.

— Он так говорит, — пробормотал Арделлидис. — «Клянусь своими печёнками». Я его всегда поправляю, что печёнка бывает одна, но он всё равно так говорит…

Встав с кровати, Арделлидис подошёл к диванчику, на котором лежал на белых и голубых полосах мундир Дитрикса, опустился на колени и обеими руками стал гладить и перебирать награды на мундире.

— Столько наград у моего пушистика… Наверно, даже у генералов столько не бывает. Он такой храбрый! Самый храбрый и самый лучший во Вселенной.

Он говорил о Дитриксе в настоящем времени, как будто тот был жив. Джим перевёл на майора Шаллиса встревоженный взгляд. Тот лишь опустил голову. А Арделлидис продолжал:

— Наш тихоголосый премьер-министр сказал, что война скоро кончится. Что Комитет присылает большущую армию. Может, Дитрикс наконец приедет хотя бы в отпуск? Сколько можно воевать, в конце концов? Маленький Лу его совсем не знает. Но он так на него похож! — Арделлидис обернулся к Джиму и майору Шаллису, улыбаясь. — Уже сейчас это видно. Вылитый пушистик! И носик тот же, и бровки… Нет, в армию он не пойдёт. Ему нечего там делать. Ничего хорошего в этом нет!

Джим подошёл к нему, опустился на колени рядом с ним и осторожно взял его за плечи.

— Дорогой мой… Дитрикса нет. Он не приедет в отпуск. Это ужасно, мой милый, с этим тяжело смириться, но это так. Держись, будь сильным, хотя бы ради Лу.

— Что ты говоришь, — усмехнулся Арделлидис со странным блеском в глазах. — Пушистика нет? Что за чепуха!

Как ни тяжело Джиму было это произносить, он всё же сказал:

— Хороший мой, он погиб. Именно поэтому майор Шаллис сейчас здесь. Он приехал, чтобы лично сообщить тебе об этом и поддержать тебя.

Арделлидис перевёл недоумевающий взгляд на майора Шаллиса.

— Джейго, ты в самом деле приехал, чтобы сказать мне это?

— Увы, солнышко, — проговорил тот. — Я уже сказал, ты разве забыл?

— Нет, нет, подождите! — Арделлидис поднялся на ноги, прижимая пальцы к вискам. — Этого не может быть. Вы что, меня разыгрываете? Вы с ума сошли? Это же не смешно!

— Никто тебя не разыгрывает, солнышко, — сказал майор Шаллис. — Это в самом деле не смешно, и мы бы никогда не стали тебя так разыгрывать. Это правда.

— Да нет, нет, это не может быть правдой! — вскричал Арделлидис, вцепляясь себе в волосы.

Он не спал ни минуты, и Джим с майором Шаллисом тоже всю ночь не смыкали глаз. Арделлидис сначала не верил в то, что Дитрикс погиб, потом страшная правда до него доходила, и у него начиналась истерика, по окончании которой он опять переставал в это верить и снова говорил о Дитриксе как о живом. Приехал их с Дитриксом старший сын Джеммо — бледный и растерянный, и Арделлидис, увидев его, бросился к нему, называя его пушистиком. Стоило больших трудов убедить его, что это не Дитрикс, а Джеммо, и он, в конце концов, всё-таки узнал сына. Потрясённый и бледный как смерть Джеммо с ужасом смотрел на Арделлидиса. Он не мог вымолвить ни слова, у него дрожали руки, и майор Шаллис прижал его к себе и расцеловал.

— Крепись, сынок. Ты должен быть своему родителю опорой в горе, поэтому будь сильным. Ваша с Ианном поддержка очень нужна ему сейчас.

Утром Джим сказал Ноксу, чтобы тот заказал для Арделлидиса полное траурное облачение. Дворецкий сказал вполголоса:

— Я уже насчёт всего побеспокоился, ваша светлость. Ещё вчера с вечера я сделал срочный заказ. Его доставят к девяти утра. А в десять приедет стилист — подстригать его светлость.

Ровно в девять доставили траурный костюм, длинный чёрный плащ с капюшоном и пару изящных чёрных лакированных сапог. Арделлидис смотрел на все эти вещи с недоумением.

— Я такого не заказывал, — нахмурился он. — Зачем мне эти ужасные вещи? Я такое вообще не ношу!

— Дорогой мой, нужно это надеть, — вздохнул Джим. — Так уж полагается.

Арделлидис взял в руки костюм и разглядывал его, морщась.

— Но это же ужас! Во-первых, я терпеть не могу чёрного, а во-вторых… Ну, хотя бы эти брюки. Это ужас, а не брюки!

— Ну что ты, нормальные брюки, — сказал Джим. — Строгие, классические.

— Я предпочитаю облегающие! — воскликнул Арделлидис. — Я в этих брюках буду как микроб в чехле от звездолёта!

— Это траурный костюм, дорогой, — проговорил Джим. — Он и должен быть строгого покроя.

Арделлидис что-то вспомнил и сел, закрыв лицо руками. Джим сел рядом, обняв его за плечи.

— Мы с тобой, мой хороший. Мы все с тобой.

Посидев немного и выпив чашку чая, Арделлидис согласился надеть чёрный костюм. Хотя всё на нём сидело безупречно, он морщился, как будто вещи жгли ему кожу. Взглянув на себя в зеркало, он скривился, как от зубной боли, и отвернулся.

— Это ужас, ужас, — заплакал он. — Пушистик меня бы не узнал!

Вошёл белокурый, высокий и стройный юноша с пухлыми губами, в облегающем вишнёвом костюме с блёстками, в изящных остроносых ботинках, с чемоданчиком. Остановившись перед Арделлидисом, он проговорил тихо и проникновенно:

— Мои соболезнования, ваша светлость.

Арделлидис посмотрел на него недоуменно.

— А ты откуда взялся, Гейн? Я тебя не вызывал.

Вошёл Нокс.

— Я вызвал вашего стилиста, ваша светлость, — сказал он с поклоном.

— Какая забота, — усмехнулся Арделлидис. — Что ж, Гейн, ты весьма кстати. Мне нужно уложить волосы.

— Простите, ваша светлость, — сказал Гейн. — Нокс мне сказал, что вам нужно подстричься.

— С какой стати ты за меня решаешь, что мне делать с волосами? — нахмурился Арделлидис, поворачиваясь к Ноксу.

Нокс снова поклонился.

— Милорд, дорогой мой, осмелюсь напомнить… Так положено, когда вы облачаетесь в траур, — проговорил он приглушённым, похоронным голосом. — Особенно по супругу.

Арделлидис сел на пуфик, зажав руки между колен, обтянутых строгой чёрной тканью брюк. Уголки его губ страдальчески дрожали.

— Они издеваются надо мной, Гейн, — сказал он. — Видишь, во что они меня одели? А теперь хотят остричь. Они хотят сделать из меня чучело.

— Позвольте с вами не согласиться, ваша светлость. — Гейн открыл чемоданчик и достал оттуда ноутбук. — Я продемонстрирую вам, какие бывают стрижки, и мы подберём для вас именно то, что надо.

На световом экране он стал показывать слайды с моделями стрижек. Загрузив фотографию Арделлидиса, он примерял на него различные варианты.

— Смотрите, ваша светлость, со стрижкой вы смотритесь очень мило, — убеждал он, изящно опираясь на тумбочку. — Я бы даже сказал, юно и свежо. Особенно вот с такой. Виски и затылок — коротенько, а верх чуть-чуть подлиннее, и небольшая чёлочка. Очаровательно, не правда ли?

Арделлидис с видом мученика прикусил губу.

— Ладно… Если они хотят, чтобы я постригся, я постригусь. Какая стрижка тут самая короткая?

— Вот эта, ваша светлость, — сказал Гейн, отыскивая слайд. — Вся голова — под машинку, и только спереди оставляется чёлка. Но не думаю, что вам нужно так коротко.

— Постриги меня так, Гейн, — сказал Арделлидис, показывая пальцем на слайд. — Чтобы они были довольны. А знаешь, что? Не надо всех этих моделей, просто побрей наголо, и всё.

— Ваша светлость, ну зачем же бросаться в крайности? — проговорил Нокс. — Никто не хочет вас уродовать. Просто так полагается.

Глаза Арделлидиса наполнились слезами.

— Я уверен, пушистик не настаивал бы… Он любил мои волосы. И он не хотел бы, чтобы я их стриг!

— Ваша светлость, господин полковник любил бы вас с какой угодно причёской, — сказал Нокс ласково.

— Ты так думаешь? — всхлипнул Арделлидис.

— Уверен, ваша светлость, — ответил Нокс.

Арделлидис погрузился в печальную задумчивость, вытирая слёзы и перебирая пряди своих волос, спускавшихся золотым плащом ниже сиденья пуфика. Наконец он сказал глухо:

— Хорошо… Гейн, сделай мне стрижку на свой вкус. Мне всё равно.

На ковровом покрытии спальни была расстелена плёнка, Гейн развернул шуршащую накидку и покрыл ею плечи Арделлидиса. Ножницы раскрылись, готовые отрезать первую прядь, и Арделлидис зажмурился, но Гейн вдруг спросил:

— Ваша светлость, вы позволите мне взять ваши волосы? Из них выйдет роскошный шиньон.

Арделлидис открыл глаза и вдруг улыбнулся.

— Да, Гейн, бери, если хочешь.

— В таком случае, милорд, я подстригу вас бесплатно, — сказал Гейн.

Сначала щёлкали ножницы, потом жужжала машинка, а Арделлидис сидел спокойный и кроткий, как будто он ни капли не жалел о своих великолепных золотых волосах. Гейн виртуозно работал машинкой, меняя насадки, подравнивая здесь и там; он всё ровнял и ровнял, и Джим уже начал опасаться, что ещё немного — и у Арделлидиса совсем не останется волос.

— Может, уже хватит? — спросил он неуверенно.

— Не бойся, Гейн знает своё дело, — ответил Арделлидис.

Гейн подровнял ещё немного, добиваясь плавного укорачивания книзу, потом обмахнул щёточкой шею Арделлидиса и снял с него накидку. Глядя на себя в зеркало, Арделлидис провёл рукой по волосам.

— Ну что ж, зато теперь не нужно тратить кучу времени на укладку, — сказал он. И добавил, трогая висящий в зажиме длинный пучок своих отрезанных волос: — Да, шиньон действительно получится шикарный. Я рад, что мои волосы кого-то украсят.

Гейн уехал, а Нокс убирал с пола плёнку, когда вернулся Ианн.

— Что-то ты рано из колледжа, милый, — сказал Арделлидис.

Ианн поморщился, словно от боли, сразу прошёл к себе в комнату и лёг там на кровать. Арделлидис зашёл к нему и пробыл почти полчаса; оттуда доносились всхлипы и приглушённые голоса, а потом они вышли вместе. Арделлидис крепко сжимал руку заплаканного Ианна и, казалось, уже обуздал свою собственную скорбь. Он распорядился подать завтрак.

— Как говорил Дитрикс, пока душа находится в теле, её страдания не отменяют потребностей желудка, — сказал он с печальной улыбкой.

Едва они сели за стол, как Нокс доложил о приезде лорда Дитмара и впустил его в столовую. Лорд Дитмар был всё ещё немного бледен, но вошёл уже своей обычной твёрдой походкой, сдержанный, с суровой складкой между бровей. Майор Шаллис при его появлении встал и выпрямился.

— Мои соболезнования, милорд, — сказал он.

— Благодарю вас, — ответил лорд Дитмар.

Он поцеловал обоих присутствовавших за столом внуков и обнял Арделлидиса. Целуя его остриженную голову, он проговорил:

— Крепись, мой голубчик.

Джим спросил:

— Как вы себя чувствуете, милорд?

— Я в порядке, мой милый, — ответил лорд Дитмар.

Арделлидис пригласил:

— Прошу вас, милорд, позавтракайте с нами.

— Благодарю, дружок, — ответил лорд Дитмар. — Только чашку чая, если можно.

Арделлидис сам налил чай. Он действительно никогда не носил чёрного, весь его гардероб был выдержан в светлых и чистых тонах цветущего весеннего сада, и видеть его облачённым в строгий костюм глубокого чёрного цвета было непривычно и странно, равно как и без его чудесных золотых волос, которыми он так гордился и дорожил. Маленький Луэнис, приведённый в столовую помощником-воспитателем, не узнал Арделлидиса и расплакался, когда тот взял его на руки.

— Ну что ты, Лу! — проговорил Арделлидис, прижимая малыша к груди и целуя. — Радость моя ненаглядная… Я понимаю, тебе не нравится, как меня одели и подстригли. Я и сам в шоке, но ничего не могу поделать. Если у нас принят такой обычай, я не могу с этим спорить.

Потом чёрное расстелилось на полу около белого и голубого: лорд Дитмар опустился на колени перед диванчиком в спальне, и его плащ разметался по полу. Его руки лежали на мундире сына, а потом он положил на него и голову, щекой прильнув к приколотым к нему наградам. Он не рыдал, просто молча прижимался к тому, что осталось от его сына. Арделлидис опустился рядом, положив руки в чёрных перчатках на бело-голубое полотнище флага. Лорд Дитмар поднял голову. Полминуты он смотрел на Арделлидиса, потом провёл ладонью по его волосам и щеке, поцеловал в лоб и привлёк к себе. Они сидели обнявшись и смотрели на мундир с наградами, и никто не смел их тревожить. Джим хотел, правда, подойти к лорду Дитмару, но майор Шаллис тихонько придержал его за плечо и покачал головой. Потом чёрное отделилось от белого и голубого: лорд Дитмар с Арделлидисом спустились вниз. Арделлидис остановился перед Ианном и раскрыл ему объятия, и Ианн, встав, бросился в них. Арделлидис молча расцеловал его, а потом протянул руку Джеммо, и тот к ним присоединился. Малыш ревниво запросился на руки, и Арделлидис прижал его к себе. Обнимаемый с обеих сторон Ианном и Джеммо, он сказал:

— Я люблю вас, дети.

Лорд Дитмар не лёг в больницу, несмотря на все попытки доктора Скилфо убедить его всерьёз заняться своим здоровьем: вместо этого он окунулся с головой в работу. Он выматывался, но не сбавлял нагрузки, как будто торопясь что-то успеть и не желая тратить время на больницы и обследования. Он ложился ещё позже, чем прежде, а поднимался раньше, почти не оставляя себе времени на отдых. Это не могло не вызывать у Джима беспокойство, но убедить лорда Дитмара сбавить обороты был не в силах и он. Через месяц было объявлено, что объединённая армия Оммона, Деарба и Вахиады оттеснена на безопасное расстояние от Эа, а многочисленные подразделения армии Межгалактического правового комитета образовали непробиваемый заслон и вокруг Эа, и вокруг Альтерии, надёжно защищая их от новых нападений. Беженцы начали возвращаться домой.