"Волшебники" - читать интересную книгу автора (Эшли Майк, Тем Стив Резник, Люпофф Ричард А.,...)

Майкл Керланд Обрядовые действия

В этом бесконечном континууме, с его запутанной множественностью вселенных и измерений, возможно все. И вот одна из таких вещей.

День выдался ясным и холодным — такие дни часто бывают в Сан-Франциско в начале марта. Со стороны океана накатывал густой туман, будто огромный уродливый тролль присел на корточки на западных холмах и протягивал в мою сторону множество трепещущих язычков. Я же направлялся по Полк-стрит к старому особняку в викторианском стиле, где жил и работал Джонатан Стрюк.

Бриз пошевелил живую изгородь из подстриженного самшита, а дальше по улице, подвешенная над входом в один из домов, мелодично зазвенела «музыка ветра». Но вокруг меня воздух был неподвижен. Я остановился. Страницы газеты, брошенной на дороге, стали переворачиваться; зашумели ветки калифорнийской сосны у обочины. Не преследует ли меня элементаль ветра? Такие вещи не происходят случайно. Значит, кого-то интересуют мои передвижения? Ведь я — инспектор Питер Фрей, детектив отдела по невозможным преступлениям полицейского департамента Сан-Франциско, и совершенно нежелательно, да и небезопасно, чтобы за моими действиями следила посторонняя организация.

Я свернул на Калифорния-стрит на перекрестке, где на одном углу стоит угловатый монастырь Братьев Вечного Проклятия, построенный из бурого песчаника, а наискосок напротив него — черное бетонное здание, принадлежащее Братьям Нескончаемого Мучения. Перед калиткой Про#769;клятых Братьев терпеливо переминались в очереди люди, многим было явно неуютно под пристальным взглядом огромной каменной головы Т. Лезо, нависающей над оградой недалеко от входа. Очередь дожидалась удара колокола, который всегда звонит в три часа, после чего ворота раскрываются. За воротами пришедших разделят по способностям и с учетом их пожеланий. Большинству уже на следующее утро придется уйти в глубоком разочаровании, а вот одному или двоим, возможно, скажут, что в них есть малая искорка силы, которую можно было бы развить. Узнав эту новость, им предстоит решить, стоит ли предмет вожделений, то есть блестяще развитая способность применять некоторые тайные приемы гадания, той цены, которую придется заплатить, а именно десять лет, проведенные в бедности, с обритой головой, в строгом повиновении правилам весьма деспотического характера, в нелепом монашеском одеянии, на диете из кукурузной каши и термитов (так мне рассказывали) и в непрестанных молитвах богам, имена которых большинство из нас предпочтет не произносить вслух.

Т. Лезо, открыв в 1860-х годах принципы, на которых основано действие магии, возможно, совершенно не представлял, к каким великим изменениям в обществе приведет его открытие. Великий польский математик Томассони полагает, что до Т. Лезо никому не удавалось открыть законы, по которым работает магия, потому что примерно до середины девятнадцатого века магия и не действовала, — или же это происходило лишь в небольшой степени и в редких случаях. Он полагает, что изменились некие основные физические постоянные нашей Вселенной, или же что Солнце переместилось в тот сектор Вселенной, где действуют немного другие законы, или же еще что-то в этом роде. И он может представить уравнения, которые это подтверждают.

Любопытно то, что множество людей все еще не желает верить в магию, несмотря на то что вокруг, на каждом углу, можно видеть свидетельства ее существования. Волшебник переносит себя из одного места в другое, не используя для этого каких-либо устройств. «Это фокус!» — восклицают скептики. Чернокнижница превращает человека в свинью. «Зеркала», — настаивают они. Чародей предсказывает будущее с восьмидесятипроцентной точностью. «А почему не на сто процентов?» — ехидничают они. Но разве они хуже тех, кто верит, что колдовством можно решить все их проблемы? «Моему брату молотилкой оторвало ногу по колено, — говорит такой человек, — Наколдуйте, чтобы она приросла обратно». Ну да, конечно же. Хотя я слышал о некоторых немецких колдунах, которые теоретически… Но я что-то отвлекся от темы.

Я поторопился дальше по улице, к дому Стрюка. Недавно он перекрасил его в темный травянисто-зеленый, а карнизы, откосы и наличники — в мрачно-коричневый цвета, так что теперь дом лучше вписывается в общий ряд зданий на улице. Но даже в новой «одежке» дом все же каким-то образом намекал, что внутри происходят дела загадочные, нечто такое, о чем лучше помалкивать. Медная табличка на двери была недавно начищена. Она гласила:

Я нажал на звонок, и в ответ изнутри не донеслось ни звука, но вскоре тяжелая дубовая дверь бесшумно распахнулась, и моему взгляду предстал слабо освещенный коридор, обшитый панелями какого-то темного дерева. Никого не было видно.

— Терпеть этого не могу! — произнес я. — Покажись!

Послышался девичий смех, и передо мной появилась Мелиса. Без всяких клубов дыма, без единого громового раската — просто предстала моим глазам. Секунду назад в коридоре было пусто, и вот передо мной уже стоит худенькая, темнокожая, беловолосая девушка-тростинка в зеленом платье, босиком, уперев руки в боки, и смеется надо мной.

— Привет тебе, Питер, любовь моя, — сказала она. — Он вскоре сможет к тебе выйти, а сейчас он заканчивает то ли заклинание, то ли булочки к завтраку.

— Ах, Мелиса, — сказал я, проходя вслед за ней в дом, — если бы ты это говорила всерьез.

Я снял куртку и шляпу и устроил их на вешалке между дверями.

Она с непониманием посмотрела на меня:

— Это ты насчет заклинания или булочек к завтраку?

— Я имел в виду слова «Питер, любовь моя», — пояснил я.

— Ты забываешь седьмой закон магии, — ответила она, танцующей походкой устремляясь дальше по коридору.

— Я не волшебник, — напомнил я ей, — так что я никогда и не знал седьмого закона магии.

— Будь очень осторожен в своих желаниях, — сообщила она. — Вот что гласит седьмой закон.

— А каковы остальные шесть?

— Сейчас их уже больше сотни, — сказала она, изобразив серьезное выражение на своем хорошеньком личике. — И они то и дело меняются местами.

Мы прошли в гостиную, которая располагалась за первой дверью слева, и Мелиса указала мне на кушетку.

— Садись, — сказала она. — Угощайся кофе, Джонатан скоро сюда спустится; он тебя ждал.

— Но ведь я никому не сообщал, что иду сюда, — сказал я.

— Тем не менее он тебя дожидался. Кофе стоит на буфете. У меня есть одно задание, вернусь, когда с ним закончу. — Она направилась к выходу из помещения, которое когда-то служило то ли гостиной, то ли музыкальным салоном, а сейчас здесь горели свечи и все было задрапировано темной тканью. — Мне потребуется не более двадцати минут, — сообщила она. — А если мне не повезет, много меньше.

Я перелил в чашку полкофейника той густой черной и сладкой жидкости, которую Стрюк называет кофе, и стал ждать, листая журнал про магию и магов «Genii» за прошлый месяц. В этом номере была опубликована статья Хара Йанифа, мага с Восточного побережья, где он поносил криминалистическую магию и назвал ее последователей плутами и мошенниками; особенное презрение вызывал у него Джонатан Стрюк. Его дипломы, по словам Йанифа, вызывают подозрение, а его достижения — иллюзия, и не более того. «Такая магия по требованию, — утверждал Йаниф, — нарушает сами законы магии, так что пусть ею занимаются одни только шарлатаны и хвастуны вроде Стрюка».

Когда статья появилась, я спросил Стрюка, что тот об этом думает, и в ответ он лишь улыбнулся и сказал:

— Кто знает, может, он и прав.

Вполне в духе Стрюка, с его огромным эго и гигантским чувством юмора, было оставить на столе в гостиной как раз этот номер «Genii».

Через некоторое время меня привлекло мелодичное бормотание, доносившееся из соседней комнаты, и я отложил журнал и подошел к двери, которую Мелиса оставила открытой.

Хрупкая девочка-тростинка сидела на пушистом ковре со странными узорами, сложив ноги по-турецки и раскрыв правую ладонь, над которой в воздухе висел огромный кристалл молочно-белого цвета. В левой руке у нее было что-то вроде детского джемпера из светло-коричневого вельвета, и она теребила его пальцами, сворачивая то так, то эдак. Мелиса что-то тихо напевала; ее пение было мелодично, а слов я не мог разобрать, да что там, не мог даже понять, на каком они языке.

Пока я наблюдал, кристалл, как показалось, прояснился, а потом засветился внутренним светом. Я мог различить движущиеся в нем фигуры, и был момент, когда ко мне оттуда потянулась то ли рука, то ли лапа, которая тут же резко отдернулась. За последнее, надо признать, я был благодарен. Все это время Мелиса оставалась неподвижной, лишь ее левая рука продолжала теребить вельвет. Минут через пять она вскрикнула, возможно от боли. Ее правая рука опустилась, и кристалл покатился по ковру; свет внутри его погас. В течение нескольких секунд Мелиса оставалась безмолвной и неподвижной, а потом свернулась калачиком, прижав к себе руки и ноги, уткнувшись лбом в колени, и начала покачиваться вперед-назад, тихо похныкивая.

— Что случилось? — Я подошел к ней, по не решался прикоснуться, так как не знал, поможет это ей или повредит.

Мелиса подняла глаза:

— Почему кристалл никогда не показывает приятные, красивые картины, полные счастья и света?

Она дрожала, как будто голой вышла в метель, а мне очень хотелось узнать, что же такое она увидела.

— Потому что не об этом мы его просим, — ответил низкий, суровый голос.

Я обернулся и увидел высокую тощую фигуру в красной мантии — в комнате появился Джонатан Стрюк. Он подошел к Мелисе, поднял ее на руки и прижал к себе. И держал ее так, пока не прошла дрожь.

— Но ты же был у себя в кабинете, — произнесла она.

— Я услышал тебя и пришел, — ответил он, перенося ее в гостиную и осторожно опуская на ту самую кушетку, с которой только что встал я.

— Сквозь три этажа, мебель и все прочее? — с нерешительной улыбкой поинтересовалась она.

— Если понадобится, и сквозь десять миль гранита Горы Скорби, — нежно улыбнулся он в ответ.

Я вздохнул и невольно скривился. Почему у меня не получается так разговаривать с женщинами? И раз уж на то пошло, почему у меня нет женщины, с которой я бы так говорил? А смог бы он на самом деле услышать ее сквозь десять миль гранита? Да и где вообще эта Гора Скорби? Возможно, последний вопрос благоразумнее оставить без ответа.

Стрюк посмотрел на кристалл и на скомканный джемпер, лежавшие на полу.

— Что тебе удалось узнать? — спросил он ее.

— Это джемпер ребенка Лэнгфордов, — сказала она. — Я выходила в эфирные сферы с помощью заклинания, которые ты составил.

— Это связано с похищением дочки Лэнгфордов? — перебил ее я. — Вы занимаетесь этим делом?

Должно быть, мой голос выдал мое удивление. Стрюк кивнул:

— Сенатор Лэнгфорд обратился ко мне за помощью. Он не хотел, чтобы дело получило огласку.

— Вы имеете в виду, не хотел, чтобы об этом узнала полиция, — с горечью сказал я. — Стоит ли удивляться, что мы не в состоянии раскрыть преступления, если никто не доверяет нам этим заниматься?

— Да что ты, — ответил Стрюк. — Все случилось далеко отсюда, в Чикаго, поэтому дело не касается полиции Сан-Франциско. А полицейский департамент Чикаго, как я полагаю, действует с учетом пожеланий сенатора Лэнгфорда. В конце концов, это его дочь.

— А что вы сможете сделать такого, с чем не справилась бы полиция Чикаго? — спросил я. — Взмахнете волшебной палочкой, чтобы вернуть девочку?

Стрюк мрачно улыбнулся.

— Я обладаю магическим знанием, — ответил он, — но чудес совершать не умею. Сенатор прислал мне телеграмму, в которой просил помочь найти ребенка или хотя бы подтвердить, что она еще жива. Я ответил, что ему нужно прислать какую-нибудь одежду, которую носила малышка Дебора, или ее любимую игрушку. Он отправил и то и другое; посылка была выслана вчера по «Sandusky and Western». Сегодня утром мы получили эти вещи.

— И что же? — спросил я.

— Я составил заклинание, чтобы Мелиса могла выйти в иные миры с помощью малого кристалла и там поискать ребенка, — сказал Стрюк. — Что получилось, я еще не знаю. — Он обернулся к Мелисе, сидевшей на кушетке.

— Я видела девочку, — тихо сказала она. — Я уже третий раз читала заклинание, и мне удалось встретиться только с несколькими беспокойными духами и сердитым джинном, но внезапно туман стал серебристо-белым, а джемпер Деборы у меня в руке — холодным как лед. И я увидела ее. Между ней и мною вылезли несколько существ, которые будто понимали, что я ее ищу, и все же мне удалось ее увидеть. Она была в аду.

— Она мертва? — спросил Стрюк. — Жаль. Но почему же юное, невинное дитя оказалось обречено на…

— Нет-нет, — ответила Мелиса. — Она не умерла. Это я явно видела. И все же она была в аду.

— Что это означает? — спросил я.

Она посмотрела на меня широко распахнутыми карими глазами и сказала:

— Не знаю. Образы, которые я вижу, не являются реальностью. Они лишь искаженная картина, скрытая туманами и деформирующаяся под воздействием сознаний сверхъестественных существ.

Я совершил левой рукой защитное знамение — это всегда нелишне, когда речь заходит о таких вещах.

— И что вы собираетесь делать теперь? — спросил я Стрюка.

— Я воспользуюсь большим кристаллом, чтобы уточнить и, возможно, увеличить то, что увидела Мелиса, а затем сообщу о результатах сенатору Лэнгфорду, — сказал Стрюк. — Этим наша задача и ограничивается.

— Собственно… — начал было я.

— А тебе, Питер, — сказал Стрюк, не заметив, что перебивает меня, — чем мы можем быть полезны?

— Я думал, что вы знали о том, что я приду, — сказал я.

— Да, — согласился Стрюк, — но не о том, почему ты придешь.

— А! — сказал я, укоризненно погрозив ему пальцем. — Значит, это вы его прислали!

— Кого это «его»?

— Элементаля ветра, который преследует меня по всему городу.

— Что за ерунда, — сказал Стрюк.

— Глупости, — согласилась Мелиса.

— Возможно, — сказал я, — но он все-таки меня преследовал. Сейчас он, пожалуй, поджидает снаружи этого дома. Вы, я полагаю, знаете защитные заклинания, которые не дают ему войти.

— Иногда ветер не более, чем просто ветер, — сказал Стрюк.

— «Просто ветер» никого не преследует, — сказал я ему.

— Любопытно, — ответил Стрюк. — Посмотрим.

Он ненадолго вышел в другую комнату и вернулся с небольшой лаковой шкатулкой. Плотнее запахнув красную мантию, он направился к входной двери. Я пошел за ним на некотором расстоянии, не желая встревать между Стрюком и тем, что он собирался сделать, что бы это ни было. За мной последовала Мелиса.

Стрюк открыл дверь и пробормотал несколько коротких фраз, среди которых, кажется, были и слова «Амъям гамбол» — а может, и нет, — и открыл лаковую шкатулку. Осторожно держа ее в вытянутой левой руке большим и указательным пальцами, он легонько встряхнул ее. Из шкатулки вылетело облачко красного порошка, будто дым от едва тлеющего костра. Оно направилось из дома вниз и, летя над крыльцом, становилось все больше. Вскоре в него… как бы сказать… вляпалось то самое невидимое существо, состоящее из ветра, и в конце концов красный цвет распространился но всему его воздушному телу, и нашим глазам предстал элементаль ветра, ростом двадцать футов.

— Видите? — спросил я. — Иногда ветер оказывается… вот таким вот! — Я указал на порывистое бесплотное чудовище, которое билось и кружилось перед нами, принимая новые, все более гротескные формы.

Стрюк вытащил из рукава маленькую заостренную палочку и взмахнул ею в сторону чудища. Затем он еле слышно пробормотал пару слов, а потом, обращаясь к воздуху перед собой, низким голосом приказал:

— Объяснись!

— Я то, что я есть, — тихим шепотом последовал ответ.

— Почему ты преследуешь инспектора Фрея? — требовательно спросил Стрюк.

Через некоторое время последовал ответ:

— Потому что… Да.

— Потому что — да? — переспросил я.

Понятно, не следует много ожидать от существа, состоящего из одного только воздуха, но все же…

Мелиса нахмурилась и поджала губы. Через несколько секунд ее хорошенькое личико осветилось широкой улыбкой; девушка едва сдерживала смех.

— Смешно? — проворчал я.

Она встала на цыпочки и прошептала мне на ухо:

— Это был ответ в двух частях.

— В двух частях? Она кивнула:

— «Почему?» — «Потому что». «Ты преследуешь инспектора Фрея?» — «Да».

Стрюк начертал своей палочкой в воздухе какую-то фигуру. Существо наполнилось голубыми искорками, которые каким-то образом заставили его сжаться, так что оно стало много меньше и, как мне показалось, плотнее.

— Кто побудил тебя к действию? — спросил он.

— Я, — заговорило существо, растягивая звуки, как это свойственно завывающему ветру, — являюсь зарегистрированным элементалем издательства «The Daily Call-Bulletin».

— Черт возьми! — произнес я. — Ищейка газетчиков! — Я подошел к элементалю, потрясая кулаком, хотя, конечно, жест мой был бессмысленным по отношению к говорящему сгустку воздуха. — Убирайся! — решительно скомандовал я.

— Не могу, — жалобно провыло существо. — Я привязан к вам заклинанием, произнесенным редактором городской газеты.

— Мы займемся этой проблемой, — сказал Стрюк. Он вскинул перед собой палочку, будто крошечную шпагу, и нараспев произнес: — Отсекаю все узы, удерживающие этого природного элементаля, и призываю чары Парацельса!

С кончика палочки сорвалась красная молния, которая некоторое время выбирала, куда направиться, а затем ударила в фонарный столб примерно в двадцати ярдах от дома.

Воздушное существо затрепетало от внутреннего свечения.

— Я свободен? — спросил элементаль. — Свободен, — решил он. — Свободен! — И он поспешил прочь по улице, по пути подхватывая листья с мостовой и срывая крышки с мусорных баков.

— Сработало?! — сказал Стрюк с некоторым удивлением в голосе.

— А что, могло не сработать? — поинтересовался я.

Стрюк пожал плечами.

— Странное существо, — сказал он. — Он настолько бесплотен, что его невозможно удержать каким бы то ни было заклинанием, но понять это он не в состоянии — ума не хватает. Поэтому он и делает, что ему приказали.

— А при чем тут Парацельс?

— Это одно из имен силы, которое было псевдонимом швейцарского алхимика, жившего полтысячи лет назад, — сообщил Стрюк. — На элементаля ветра такие вещи не действуют. Но эта ветряная тварь об этом не знала.

— А если бы не сработало?

Стрюк улыбнулся:

— На такой случай у меня было припасено настоящее имя Парацельса.

— А какое у него настоящее имя?

— Филип Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм.

Я кивнул.

— Это бы точно попало в цель, — согласился я.

— Особенно, — сказала Мелиса, — словечко «Бомбаст».

— Теперь, — сказал Стрюк, — пойдем обратно в дом, и ты расскажешь, что тебя к нам привело.

Так я и сделал.

— Странное дело, — сказал я, снова устроившись поудобнее на кушетке в гостиной. — Я не знал, что вы расследуете похищение дочки Лэнгфордов.

— Что же в этом странного? — спросил Стрюк.

— Я пришел сюда, чтобы попросить вас заняться этим делом.

Стрюк откинулся в кресле. То, что я сказал, стало для него неожиданностью. Я насладился этим моментом.

— А какое отношение имеет полиция Сан-Франциско к похищению, случившемуся в Чикаго? — спросил он.

— Вчера поздно вечером похитители связались с сенатором Лэнгфордом, — сообщил я ему. — Они велели ему сесть на полуночный экспресс и поехать в Сан-Франциско, остановиться здесь в гостинице «Сент-Барнабас» и ждать их звонка. Полиция Чикаго послала нам телеграмму, и шеф отправил меня к вам.

— Для меня это большая честь, — сказал Стрюк.

— Сенатор просил обратиться к вам, — сказал я ему. — Он, как мне кажется, не читает журналов.

— Питер! — с упреком произнесла Мелиса.

Стрюк невозмутимо улыбнулся, а плечи его вздрогнули. Возможно, он старался сдержать смех.

— Простите, — извинился я. — Мы, возможно, и без его просьбы обратились бы к вам. Вы же знаете. А кстати, что этот тип Йаниф имеет против вас?

— Если когда-нибудь встретишь доктора Йанифа, — сказал Стрюк, — не пожимай ему руки. Если это все же придется сделать, то потом пересчитай свои пальцы и немедленно вымой руки с дезинфицирующим средством. От него исходит ядовитый гной.

— Значит, — сказал я, — вы не находитесь в дружеских отношениях, так?

— Он рано обнаружил свою силу, — мрачно сказал Стрюк. — А заключается она в умении заставлять некоторых насекомых маршировать строем. Он открыл цирк тараканов, но представление не пользовалось особым успехом.

— Да вы шутите! — воскликнул я.

— Шучу, — признал он. — Теперь давайте подумаем, как мы можем помочь сенатору Лэнгфорду. Он должен прибыть сегодня днем около четырех. Нам стоит поехать в гостиницу раньше его. Дайте мне двадцать минут, чтобы я мог посмотреть в большой кристалл и приглядеться к тому, что там увидела Мелиса, и тогда отправимся в путь.

— А я пока переоденусь, — сказала Мелиса и стремительно удалилась.

Не более чем через двадцать минут мы втроем уже вышли из дома и вскочили в один из вездесущих двухэтажных фуникулеров, который направлялся в центр, на Калифорния-стрит. Стрюк впал в необычно мрачное расположение духа и не собирался говорить о том, что увидел в кристалле, если ему вообще удалось что-то увидеть. Одежду, которая была сейчас на нем, он называл обычно маскировкой под джентльмена: светло-розовый костюм с двубортным пиджаком, широкий шейный платок, в руке портфель из темной драконьей кожи, в котором у него лежали все те предметы, без которых не выходит из дому ни один уважающий себя маг. Но сейчас Стрюка вполне можно было принять за банкира или дипломата.

На Мелисе были темно-синие юбка и пиджак, вроде школьной формы, белая блузка в сборках и черные туфли. Ее белые волосы каким-то образом стали темно-каштановыми, как происходило всегда, когда она хотела оставаться незамеченной. Не знаю, пользовалась ли она для этого каким-либо магическим артефактом, порошком или жидкостью, но через пять минут после возвращения домой волосы ее снова становились белыми.

Когда мы пришли в «Сент-Барнабас», Стрюк и Мелиса вдвоем отправились осмотреть в гостинице что-то такое, что маги в таких случаях проверяют. Я подождал их в Уэбстерской чайной — изысканном викторианском зале, украшенном зеркалами и позолотой и названном в честь президента Дэниэла Уэбстера, который однажды здесь побывал. Большинство зеркал, думаю, пришлось заменить после великого землетрясения, по все остальные детали интерьера были подлинными, сохранившимися со времен постройки. В таком помещении легко забыть о времени. Мне представлялось, как в двери заходят женщины в длинных платьях с перетянутыми талиями, сопровождаемые мужчинами в черных фраках и при галстуках, как ведутся приглушенные разговоры об обстреле армией Конфедерации форта Самтер, или о пожаре в Нью-Йорке, или об Атланте, атакованной воздушными шарами. И посетители заказывают себе ромовый пунш или бренди с горячей водой…

Примерно через полчаса пришли Стрюк и Мелиса, и я рассказал им о своих фантазиях; Стрюк задумчиво погладил бороду.

— Путешествия во времени с применением закона подобия, — сказал он. — Интересная идея.

— Это были всего лишь досужие размышления, — сказал я.

Стрюк похлопал меня по плечу и подвинул себе стул.

— Тебе нужно культивировать подобного рода размышления, — ответил он. — Одна такая мысль способна сделать тебя бессмертным.

Пришел официант. Я заказал шотландское виски и родниковую воду, Стрюк — кофе, а Мелиса — коржик с маслом и лимонад. Этот зал все еще называется чайной, по чай здесь заказывают только туристы из Канады.

— Переполох! — внезапно сказала Мелиса.

Мы посмотрели на нее.

— Что? — переспросил Стрюк.

— Переполох. — Она сделала рукой неопределенный жест. — Где-то вокруг нас. Я его вижу в своем сознании как пронзительный желтый свет.

— Он направлен на нас? — спросил Стрюк.

Мелиса закрыла глаза.

— Нет, — наконец ответила она.

— Тогда посмотрим, как будут развиваться события, — решил Стрюк.

— Кстати, насчет событий, которых мы ждем. Как мы собираемся готовиться к приезду сенатора? — спросил я у Стрюка.

— А что уже делается в связи с этим? — поинтересовался он.

— Ничего, — сообщил я. — Нам позволено лишь охранять его, не вмешиваясь при этом каким-либо иным образом. Об этом просил сам сенатор. Он боится, что у нас «тяжелая рука» и жизнь его дочери окажется в опасности.

Должно быть, в моем голосе послышалась обида, так как Стрюк внимательно посмотрел на меня и посоветовал:

— Прими то, что есть, но не взваливай вес происходящее на собственные плечи.

— Это из вашей колдовской философии? — саркастически спросил я его.

— Это слова из «Мудрости Йи», — сообщил он.

— А кто такой Йи? — заинтересовался я.

— Вот в чем вопрос, — только и сказал Стрюк.

Какой-то мужчина в красном двубортном костюме и с мрачным лицом вошел в зал и осмотрелся. Он что-то прошептал метрдотелю, и тот в ответ указал на наш столик. Через несколько секунд мужчина уже стоял возле нас, стараясь вежливо нависать над столиком.

— Инспектор Фрей? — осторожно обратился он, глядя то на Стрюка, то на меня.

Я кивнул:

— Это я. Чем могу быть полезен?

— Моя фамилия Пирсон. Я управляющий гостиницей «Сент-Барнабас». — Он склонился ниже, чтобы можно было говорить потише. — У нас произошел… мм… инцидент на третьем этаже. Не могли бы вы пройти со мной, если не возражаете…

— Какого рода инцидент? — спросил я.

— Ну… — Он замялся и еще сильнее понизил голос. — Убийство, — прошептал он.

— Да, это действительно инцидент, — признал я. — Вы уже вызвали полицию?

— Вы и есть полиция, — ответил Пирсон.

Я сделал рукой недовольный жест.

— Обратитесь в местный полицейский участок, — сказал я. — Этим делом положено заниматься им. По крайней мере в начале. Пошлите им телеграмму.

— Городской телеграф в данный момент не работает. Я послал в полицейский участок мальчишку, — сообщил Пирсон. — Не хотелось выходить на улицу и кричать, чтобы привлечь внимание первого попавшегося полицейского. Что бы подумали постояльцы?

— Понимаю, — сказал я. — Убийство в гостинице может плохо сказаться на прибыли.

— Конечно же, — согласился он. — Особенно загадочное убийство, не имеющее никаких очевидных объяснений.

— Неужели? — спросил я. — Как это?

— Он был нашим постояльцем, — начал Пирсон. — Звали его, э-э… — Он достал из нагрудного кармана визитку и прочитал: — Лундт. — Пирсон повторил фамилию по буквам. — Пол Лундт. Из Чикаго. Дежурный по этажу услышал выстрел, раздавшийся в одном из номеров, и пошел выяснить, в чем дело. Дверь была заперта изнутри. Он позвал постояльца, но ответа не последовало, поэтому он послал за офицером безопасности, который взломал дверь. Мистер Лундт лежал на кровати. Мертвый. В комнате больше никого не было. Я сам обыскал комнату — там никто не прятался. Я оставил охранника у входа, чтобы никто ничего не трогал в номере.

Я повернулся и пристально посмотрел на управляющего:

— Только не говорите мне, что из той комнаты не было другого выхода.

— Это я вам и скажу, — ответил Пирсон. — Другой двери в номере нет, а окно выходит на служебный дворик позади гостиницы, при этом под окнами третьего этажа ничего нет.

Со вздохом я встал.

— Похоже, что это дело все равно поручат мне. — Я повернулся к Стрюку и Мелисе. — Вы могли бы помочь мне, если не возражаете…

— Конечно поможем, — уверил меня Стрюк, поднимаясь со стула.

Мелиса тоже встала.

— Убийство, — сказала она. — Переполох.

— Возможно, — согласился Стрюк.

Я кратко объяснил Пирсону, кто такие Стрюк и Мелиса и почему мне понадобится их помощь, после чего мы направились к лифту.

— Кто для вас составляет защитные заклинания? — спросил Стрюк, когда мальчик-лифтер уже вез нас на третий этаж.

— WCHMORC, — ответил Пирсон.

— Эффективные решения по доступным расценкам, — отметил Стрюк. — Святой и загадочный Орден Розового Креста на Западном побережье, местная организация розенкрейцеров. Они за качество своей продукции отвечают.

Пирсон кивнул.

— Раньше мы пользовались услугами Ассоциации теософов, — рассказал он. — Но они из-за каждой мелочи напускали на себя такую важность.

В коридоре третьего этажа было пусто, если не считать крупного господина в белом костюме и шляпе-панаме, прислонившегося к косяку открытой двери номера 312. Изо рта его торчала сигара, а на лице было написано выражение бесстрастного пренебрежения к окружающему миру вообще и в частности к трупу, лежавшему в номере.

— Горс, — обратился к нему я.

Крупный мужчина вынул сигару изо рта.

— Фрей, — отозвался он. — Быстро же вы сюда добрались.

— Я уже был здесь, — сказал я. — Давайте посмотрим.

— Стрюк, — сказал он, увидев того у меня за спиной. — Мелиса. — Он сунул сигару обратно в рот. — У вас, должно быть, шел тут какой-нибудь съезд.

— Вы здесь что-либо трогали? — спросил я его, заглядывая в номер.

— Только дверь, — ответил он. — Я открыл ее пинком.

Будучи штатным детективом гостиницы, или, как его здесь предпочитали называть, директором службы безопасности, Горс являлся одним из немногих, на кого не действовало защитное заклинание на двери. Все дело в намерении. Большинство из тех, кто попытался бы взломать дверь номера в этой гостинице, почувствовали бы сильную тошноту или головокружение и потеряли бы сознание раньше, чем совершили бы свой преступный умысел. В заклинании некоторым образом было учтено, что Горс имеет право войти в номер. Не спрашивайте меня, как неодушевленное переплетение неких сил способно кого-то узнавать; я излагаю вам все так, как мне самому это объясняли.

Пирсон заглянул в номер и нервно икнул при виде трупа.

— Что же, джентльмены, оставляю вас заниматься вашей работой, — сказал он и отправился обратно к лифту.

Труп ухоженного белого мужчины лет тридцати — тридцати пяти лежал на кровати; на нем не было пиджака, а на шее болтался развязанный галстук. Возможно, он перед смертью наклонился над открытым чемоданом, который лежал рядом. Пиджак убитого был аккуратно повешен на спинку стула. В воротнике его белой рубашки зияла окровавленная дыра, как раз под горлом, а чемодан, постель и пол вокруг кровати были залиты кровью. Защитное заклинание, должно быть, было нарушено, когда Горс взломал дверь, поскольку я, входя в номер, не почувствовал ни малейших признаков тошноты. Стараясь ни к чему не прикасаться, я присел на корточки возле тела.

— Номер был заперт изнутри, да? — спросил я у Горса.

— Закрыт на задвижку, — уточнил он. — Смотрите сами. — Он указал на поврежденную деревянную дверь — замок, вырванный из косяка, висел на язычке засова. На полу валялись щепки.

— Может быть, мы попробуем сделать реконструкцию, — сказал я, — просто для порядка.

Горс фыркнул:

— Как пожелаете. Но я-то знаю, когда дверь закрыта на замок, а когда — нет.

— И все же…

Мелиса, которая уже была в номере, закрыла глаза и исследовала воздух вытянутыми пальцами.

— Странно, — сказана она, — в номере не ощущается ни малейших следов ни злого умысла, ни страха.

— Значит, тот, кто его застрелил, действовал без злого умысла, — осмелился предположить я. — Возможно, это был профессиональный киллер. И выстрел был сделан неожиданно, так что жертва не успела испугаться.

Стрюк быстро расставил свои инструменты: маленькую угольную жаровню на треножнике, кожаный футляр с двумя рядами стеклянных пузырьков, наполненных различными веществами, которые полагается иметь при себе колдунам, а также волшебную палочку, которая у основании имела диаметр двадцатипятицентовой монетки, а к другому концу сужалась и заострялась; длина же ее была около полутора футов, так что она напоминала миниатюрный бильярдный кий. Стрюк налил на угли какую-то жидкость и воспламенил ее мановением руки.

Гopс попятился от двери в коридор. Никогда не вмешивайся в колдовские дела, как говорится. В особенности когда идет игра с огнем.

Стрюк достал из своего портфеля книжку в кожаном переплете и внимательно пролистал ее. Найдя наконец нужную страницу, он с чрезвычайной аккуратностью оторвал ее, сложил вчетверо и положил в огонь. Над жаровней возник клуб черного дыма, который, поднимаясь, стал ярко-зеленым. Стрюк проследил своей палочкой движение дыма, а потом прикоснулся ее копчиком к тому месту на двери, где раньше находился оторванный замок.

Щепки, еще державшиеся на дверной коробке, задрожали. Куски дерева на полу зашевелились и стали трястись. А потом все обломки замка и дверной коробки медленно и как будто обдуманно поднялись, поползли, закрутились и скользнули или подлетели на свои места, и вместо обломков перед нами предстала целая, неповрежденная дверь.

Я подошел осмотреть ее, когда дым рассеялся. Было хорошо видно, что язычок задвижки торчит из замка: дверь закрывали изнутри.

— Так все и было? — спросил я у Стрюка.

— Подтверждаю, что так, — ответил он, закрывая огонь в жаровне медной крышкой.

— Что же, мы разобрались, — сказал я. — Мы имеем дело с загадочным происшествием в запертой комнате.

— Проклятие! — сказал Горс, осматривая восстановившийся замок. — Дверь теперь в порядке, да?

— Нет, — ответил ему Стрюк. — Части притянулись друг к другу лишь на время. Через несколько часов все вернется обратно.

Горе покачал головой.

— Проклятие! — повторил он.

— В данной ситуации это, возможно, не самое уместное выражение, — отметил Стрюк. Он выпрямился и подошел к кровати. — Вы позволите? — спросил он, указав на тело.

— Пожалуйста, — ответил я.

Он наклонился над трупом и стал совершать движения, как будто щупая пальцами или коля палочкой, но при этом не касаясь мертвого тела.

— Хм, — произнес он. — Ха-а-а, — продолжил он.

Он достал нечто, больше всего похожее на кусочек хрусталя на веревочке, взяв устройство за веревочку, и стал подносить хрусталь к разным участкам тела убитого. Над одними участками хрусталь описывал круги, над другими покачивался туда-сюда, но внезапно он натянул веревку, как будто хотел сорваться с нее и куда-то полететь.

— Так вот, — сказал Стрюк.

— Что? — спросил я.

— Его застрелили, — сказал он.

— Это я и так знал, — ответил я.

— Лучше проверить, чтобы знать наверняка, — ответил он. — Свинцовая пуля попала ему прямо под шею и разлетелась внутри, а куски оказались повсюду, от желудка до мозга. Ужасно.

— Что-нибудь еще? — поинтересовался я.

— Смотри, — сказал он, указывая на открытый чемодан.

Я подошел и заглянул внутрь. Чемодан был пуст, а дно и боковые стенки его оказались черными, обугленными. Казалось, что внутри все сгорело, а содержимое превратилось в готовые вот-вот рассыпаться комочки угля и пепла.

— Проклятие! — сказал я.

Стрюк покачал головой.

— Прошу тебя, — сказал он, — рядом с нами, даже сейчас, могут находиться… существа, способные воспринять это слово всерьез.

— Да, — согласился я, преодолевая порыв закрыть голову руками и произнести защитное заклинание. — Так вы хотите сказать, — хрипло прошептал я, — что чемодан изнутри сожгло дьявольским огнем?

— Обрати внимание, — сказал Стрюк, — что кровать под чемоданом даже не опалило. Как ты это объяснишь?

— Так называемое холодное пламя телепортации, — предположил я. — Это оно, как я полагаю, оставляет после себя такие следы.

— А что тут, по-твоему, телепортировали? — спросил он.

— Я не стану ничего предполагать, — ответил я. — Такими вещами занимаетесь вы с Мелисой.

Стрюк медленно обошел комнату, тыча палочкой в сторону то одного, то другого предмета. Мелиса с закрытыми глазами стояла в углу, ощупывая воздух своими тонкими пальцами; я обыскивал карманы убитого и выкладывал все, что удавалось обнаружить, на письменный стол напротив кровати.

Нашел я несколько мелких монет; корешок билета на бейсбольный матч, где играли «Chicago Hurlers», состоявшийся в прошлую субботу; складной нож с двумя лезвиями, одно из которых было тупым, а другое еще тупее; зубочистку из слоновой кости, в кожаном футляре; маленький пузырек с наклейкой, сообщавшей, что вода в нем получила благословение епископа Лангерта из Ордена Старого Обряда Цицерона Ассамблеи Друидов Северной Америки; бумажник, который никак не хотел открываться, и три ключа на золотом брелоке в форме пирамиды. На каждой из четырех граней пирамиды было написано по одной букве какого-то незнакомого мне алфавита.

— Кто-нибудь из вас знает, что тут написано? — спросил я, протягивая пирамиду.

Мелиса открыла глаза и внимательно посмотрела на предмет.

— Искатели Истинного My, — сообщила она. — Четыре стороны изображают четыре буквы из мувианского алфавита: Акка, Покка, Тикка и Хам. Они обозначают внутренний рост, гармонию, большого черного жука и вселенскую осознанность.

— Жука? — переспросил я.

— Жук означает…

— Не важно, — сказал я. — По поводу этих Искателей вы мне ничего дельного не расскажете?

— Каждую минуту на свет появляется новый Искатель, — сказал Стрюк, стоя у окна, которое он успел распахнуть и теперь внимательно разглядывал внутренний двор.

— Это какое-то странное совпадение, — спросил сиплый голос из дверей, — или нас это тоже касается?

Там стоял тощий лысый тип по имени Годфри, являвшийся шефом детективного отдела города Сан-Франциско. Уперев руки в бока, он сверлил нас свирепым взглядом.

— «Не спрашивай, по ком звонит колокол», — продекламировал Стрюк и закрыл окно.

— Шеф, — обратился я к Годфри, — а вы что здесь делаете?

— Сенатор Лэнгфорд прибудет с минуты на минуту, — сообщил Годфри. — Я пришел убедиться, что его встречают должным образом, расставить нужных людей в правильных местах, посмотреть, что собираетесь делать вы и ваши загадочные друзья-маги. А меня встречают новостью о том, что на третьем этаже лежит жмурик.

— Забавно, знаете ли, — задумчиво произнес Стрюк.

— В убийстве не может быть ничего забавного, — ответил Годфри. — Даже если убитый родом из Чикаго.

— Дело не в этом. Разве сенатор не просил вас держать ваших людей подальше или по крайней мере сделать так, чтобы их не было видно? — спросил Стрюк.

— Ничего подобного, — ответил ему шеф Годфри.

— Значит, похитителя не волнует, что его пытается задержать вся полиция Сан-Франциско. Похоже, он чрезвычайно уверен в себе.

— Ну, раз уж вы об этом заговорили… — сказал Годфри.

Стрюк засунул палочку себе за пояс.

— Пойдем-ка вниз, — сказал он, — мне кажется, здесь мы уже все сделали.

— Что, уже отчаялись разрешить загадку об убийстве в запертой комнате? — спросил Годфри Стрюка, глядя при этом на меня.

Шеф Годфри не признавал этой новомодной манеры привлекать к изучению места преступления колдунов-следователей. Ну конечно же, они могут измерить то и наколдовать это и скажут вам, что убийцей был человек в белой обуви и с каштановыми усами, но, для того чтобы на самом деле раскрыть преступление, требуются старые добрые полицейские навыки. Так, по крайней мере, он несколько раз мне настойчиво заявлял.

— Да нет же, — ответил Стрюк, перестав складывать свои приспособления. — Я понял, как это было совершено; замысел хитрый, но все вполне очевидно. Мне, собственно, интересно было бы знать… — Но тут он покачал головой. — Но нам нужно выяснить кто и почему. Полагаю, что «почему» расскажет нам «кто». Но ответ не в этой комнате.

— Так вы все знаете? — спросил Годфри. — И как же…

— Пойдем вниз, — повторил Стрюк, поднимая портфель, и встал.

— Пока мы не ушли отсюда, — обратился к нему я, схватив со стола бумажник Лундта, — не могли бы вы открыть вот это? На него наложено какое-то защитное заклинание.

— Возьми его с собой, — проворчал он.

Мы прошли к лифту, нажали кнопку вызова.

— Я должен знать, — требовательно заявил шеф Годфри. — имеет ли все это какое-то отношение к сенатору Лэнгфорду и к похищению.

— Конечно имеет, — ответил Стрюк.

— «Иногда ветер не более чем просто ветер», — напомнил я Стрюку.

— Только не в случае, когда он дует из Чикаго, — ответил маг.

Двери лифта открылись, и из него вышли трое людей в униформе — сотрудники местного полицейскою участка. Годфри велел им охранять дверь номера 312 до получения дальнейших указаний, благодаря чему Горс смог вернуться к своей обычной работе, то есть к ловле карманников, проституток и воров, прихватывающих все, что плохо лежит. Мы вошли в лифт, и кто-то произнес: «В фойе».

— Черт возьми! — произнес мальчишка-лифтер, закрывая дверь. — А я как раз собирался съездить в другой конец города.

Шеф Годфри ткнул Стрюка пальцем в грудь.

— Откуда вам известно, что произошло не просто ограбление случайно выбранного гостиничного номера? — спросил он.

Стрюк покачал головой:

— Защитное заклинание номера не утратило своей силы, во-первых. Того, кто совершил преступление, постоялец сам пригласил в номер. А ушел он, когда Лундт был еще жив.

Годфри пристально посмотрел на Стрюка, будто пытаясь понять, в чем смысл шутки:

— Еще жив?

— Да. Можно сказать, что он убил Лундта после того, как вышел из комнаты.

Я щелкнул пальцами.

— Лапа обезьяны! — воскликнул я.

Все они уставились на меня. Даже мальчишка-лифтер повернулся и посмотрел на меня.

— Я читал такую книгу, — пояснил я. — В Германии произошло преступление, для совершения которого убийца оживил лапу обезьяны и оставил ее позади дома жертвы. А потом, когда он ушел и обеспечил себе убедительное алиби, лапа обезьяны вползла в дом и задушила жертву.

Все по-прежнему смотрели на меня.

— Жертву застрелили, — напомнил мне Годфри.

— В лапе обезьяны был пистолет, — предположил я.

Дверь лифта открылась, и мы вышли в фойе. Шеф Годфри отошел от нас и заговорил с людьми в коричневых костюмах; я понял, что это переодетые в гражданское представители охранного подразделения полиции. Стрюк направился к стойке дежурного, а я последовал за ним.

— Мне хотелось бы посмотреть журнал регистрации, — сказал он дежурному, молодому человеку с большим носом и глазами водянисто-голубого цвета.

Дежурный посмотрел на управляющего, тот кивнул, и тогда молодой человек водрузил на стойку огромную регистрационную книгу. Стрюк открыл ее и начал листать последние страницы.

— Меня интересуют все, кто в последнее время приехал из Чикаго, — сообщил он дежурному.

С помощью дежурного удалось узнать, что за последние три дня из Чикаго приехали четверо. Убитый, мистер Лундт, остановился в гостинице вчера. Меня так и тянуло сострить насчет того, когда он освободит номер, но я решил промолчать. Еще в отеле остановились супруги Гилгам, прибыли на съезд школьных учителей, и мистер Бьянки, перевозивший саламандр.

— Один из наших постоянных гостей, — сообщил дежурный. — Занимается саламандрами, жабовидными ящерицами, гадюками. А также несколькими видами насекомых. Мы, конечно же, не разрешаем ему держать живность здесь.

— Само собой, — пробормотал я.

Дежурный кивнул:

— Если не считать образцов.

Стрюк указал на небольшую пометку справа от подписи Лундта:

— А это что?

Дежурный посмотрел на страницу:

— А, мистер Лундт оставил в нашей камере хранения один предмет багажа.

— Действительно? А где у вас камера хранения?

— Собственно, сумки оставляют мне, а я уже отношу их в камеру хранения, — пояснил дежурный.

— Не могли бы вы показать нам багаж Лундта?

— В нынешних обстоятельствах, конечно же. Подождите минутку. — И он направился в те запретные владения за стойкой, куда имеют доступ одни лишь дежурные.

Когда дежурный ушел, я достал из кармана пиджака бумажник Лундта и махнул им Стрюку.

— Откройте его, — попросил я, — пожалуйста.

Стрюк вздохнул и взял бумажник. Пробормотав несколько слов, он попытался открыть его. Но руки скользнули по бумажнику, как будто он был намазан маслом.

— Ха! — произнес Стрюк. — Понятно!

Он положил бумажник на стойку и с минуту его созерцал, потом достал из-за пояса волшебную палочку, пропел несколько слов и дважды ударил по бумажнику толстым концом палочки. После этого он перевернул инструмент, громко и внятно произнес: «Exaultet Magnificat!» — и легонько стукнул по бумажнику острым концом палочки.

Бумажник распахнулся, и бумажки, визитки и монетки посыпались из него по всей стойке, а некоторые полетели на пол. Я старательно собрал все, что смог, и осмотрел это.

В куче оказалось несколько купюр по одному, три и десять долларов и одна — двадцать пять долларов;[27] половинка билета из Чикаго в Сан-Франциско — на обратную дорогу, — действующая в течение года с даты приобретения, то есть с прошлой пятницы; водительские права, выданные в штате Иллинойс, с допуском к управлению электрическим и паровым транспортом, и удостоверение члена Американского любительского общества заклинателей.

— Он был одним из ваших, — сказал я Стрюку, подтолкнув удостоверение в его сторону.

Он перевернул его и щелкнул по нему ногтем.

— Ловкость рук, — сказал он. — Фокусы с картами, монетами, ящиками.

— Что за фокусы с ящиками?

Стрюк пожал плечами:

— В ящик залезает девушка, фокусник вращает ящик, открывает его, а девушки там нет. Никакого волшебства, просто ловкий иллюзион.

— Представления для мюзик-холлов, получается? — спросил я.

— Вот именно, — согласился Стрюк. — Некоторые из их фокусов имитируют действие силы, но при этом они все равно остаются лишь фокусами.

К нам присоединился шеф Годфри.

— Сенатор будет здесь через минуту, — сказал он нам. — А что там остается лишь фокусами?

Я пояснил.

— Так у этих «заклинателей» нет никакой силы? — спросил Годфри.

— У некоторых есть, — ответил Стрюк. — Как вы знаете, силы приходят в разных обличьях и отчасти зависят от внутреннего духа, который до сих пор не доступен нашему пониманию, а отчасти — от обученности и опыта адепта или же от ордена, членом которого он является. Иногда волшебник, располагающий лишь одной, притом ограниченной, силой, может прибегнуть к некоторым трюкам «заклинателей», чтобы приобрести известность и показаться более сильным, чем в действительности.

Шеф Годфри покачал головой:

— Какой обман.

— Да, это печально, — согласился Стрюк. — Не желаете ли посмотреть карточный фокус?

— Пожалуй, нет, — ответил Годфри.

Из служебных помещений к нам уже спешил дежурный, а за ним, отставая на несколько шагов, — управляющий Пирсон.

— Они не знают, как это произошло, — выпалил дежурный. — Это очень странно.

— Что — это? — спросил я.

— Багажа мистера Лундта нет в камере хранения!

— Неужели? — спросил Стрюк. — Крайне любопытно! А кто его взял?

— Никто не знает, — ответил дежурный, устало опуская руки на стойку. — Жетон, который мы выдаем при сдаче багажа на хранение, был возвращен, но никто не может вспомнить, что принимал его или как выдавал багаж мистера Лундта.

— А как он выглядел? — спросил я.

— Это небольшой медный кружок, на котором выдавлен номер, — ответил дежурный.

— Как выглядел багаж? — уточнил вопрос Стрюк.

— А, — дежурный показал руками размер, — примерно вот такой ширины. Это был чемодан, как я помню. Прямоугольный, с медными… ну, знаете… с медными застежками и прочими штучками. Вроде пароходного кофра, но поменьше.

— Так что же, чемодан вот такой ширины, — Стрюк показам руками, — просто взял и исчез?

— Возможно, ночной дежурный… — начал Пирсон. За стойкой зазвенел маленький колокольчик, и тут Пирсон подскочил. — Звонок! — воскликнул он. — Это швейцар. Значит, уже прибыло такси сенатора Лэнгфорда. Я должен за всем присмотреть. — На его лице появилось выражение глубокой озабоченности, и он вышел из-за стойки и поспешил прочь.

Минут через пять в фойе появились сенатор, его жена, три или четыре помощника, а также целая толпа копов, а перед ними, спиной вперед, шел Пирсон, нервно жестикулировавший и что-то говоривший сенатору. Позади показалась большая багажная тележка с огромным количеством чемоданов, саквояжей и коробок. Ее толкали двое коридорных, а за ней шагал крупный мужчина, по виду похожий на полицейского. По его теплой одежде было ясно, что он прибыл из Чикаго вместе с сенатором.

Половина вошедших села в первый лифт, половина — во второй, а багажная тележка и сопровождавший ее эскорт поехали в третьем.

— Думаю, они готовятся заплатить выкуп, — сказал я. — И деньги находятся в багаже на той тележке.

— В их багаже, несомненно, имеется нечто ценное, — согласился Стрюк.

Мелиса тихо всхлипнула. Стрюк положил ей руку на плечо и сказал:

— Держись.

— За этими людьми следует… темнота, — сказала она. — Я никогда прежде не ощущала ничего подобного.

— А она не исходила от тележки с багажом? — спросил Стрюк.

— Возможно, — ответила она. — Но я не уверена. Она была вроде пустоты… не знаю, как описать. Неприятная штука.

— Сенатор желает немедленно видеть вас, — сказал Стрюку шеф Годфри. — Давайте подниматься.

— Дадим им несколько минут, чтобы расположиться в номере, — ответил Стрюк.

— Не думаю, что сенатор Лэпгфорд захочет устраиваться поудобнее, — заметил я.

Стрюк вздохнул:

— Ты, конечно, прав. Но я боюсь, что все это нехорошо кончится.

Шеф Годфри бросил на него резкий взгляд.

— Послушайте, — сказал он, — раз у вас ничего не получилось, значит, не получилось.

— У меня-то все получится, — ответил Стрюк.

Сенатор расположился в президентских апартаментах на пятом этаже. У каждого входа в коридор стояли полицейские в форме, еще несколько были разбросаны по этажу в других местах. Когда мы вошли, сенатор, высокий представительный мужчина с пышной каштановой шевелюрой, тронутой сединой, кричал, обращаясь к советникам, помощникам и секретарям:

— Оставьте все как есть! Когда я решу достать вещи, то попрошу вас разобрать мои чемоданы.

Помощники без возражений разошлись по углам номера, оставив багаж возвышаться горой посреди комнаты. Кто-то встал, всей своей позой выражая недовольство, кто-то сел на подвернувшийся стул или в кресло. Двое коридорных стояли у дверей с багажной тележкой, дожидаясь чаевых. Управляющий Пирсон сделал жест, означавший «брысь!», и они, насупившись, удалились, таща за собой тележку.

Жена сенатора Лэнгфорда, Мэри — привлекательная женщина, хотя сейчас ее лицо омрачали горестные морщины, а плечи были безвольно опущены, — сидела на белой кушетке справа от двери, сложив руки поверх лежавшей у нее на коленях сумочки и глядя в пространство перед собой. Лэнгфорд подошел к ней, сел рядом и обнял. «Наша малышка скоро снова будет с нами», — пообещал он. От этих слов Мэри разрыдалась, достала из сумочки белый платочек и прикрыла лицо.

Лысеющий джентльмен с усиками щеточкой, в выражении лица которого читалось значительное самомнение, подошел к нам и протянул руку как бы всем сразу.

— Харольд Фенстер, — представился он. — Помощник сенатора Лэнгфорда но юридическим вопросам. Возможно, один из вас доктор Стрюк?

— Это я, — отозвался Стрюк.

Теперь рука Фенстера была протянута в конкретном направлении.

— Приятно познакомиться, — сказал Фенстер. — Проходите, поговорите с сенатором.

При нашем приближении сенатор встал.

— Стрюк, вам удалось что-либо выяснить? — спросил он.

— Дебора жива, — сообщил ему Стрюк. — По крайней мере пару часов назад была жива.

— Где же она? — требовательно спросил Лэнгфорд и дернулся, будто собираясь схватить Стрюка за лацканы пиджака, но тут же овладел собой. — Вы можете сказать, где она? С ней все в порядке? Что они с ней сделали?

— Она была жива и физически никак не пострадала, — сообщил ему Стрюк. — Она окружена темными силами. Здесь действуют магические силы, которые все затуманивают, мешая мне разглядеть лучше.

— Но она была жива?

— Да.

— Слава богу! — Лэнгфорд повернулся к жене. — Мэри, она жива.

Мэри кивнула, не поднимая взгляда.

— Приведите ее ко мне, — всхлипывая, сказала она.

— Приведу, приведу, — ответил ей Лэнгфорд. — Как только мы получим дальнейшие указания. — Он повернулся обратно к Стрюку. — Они, кто бы они там ни были, потребовали два миллиона купюрами по двадцать пять долларов. Деньги у меня с собой. Они сообщат мне, как я должен их передать.

Я быстро подсчитал:

— Это же восемьдесят тысяч купюр. Довольно большая пачка.

— Это полный чемодан, — сказал Лэнгфорд, указав на кучу багажа. — Вот тот черный. Два миллиона. Это меня почти что разорит, но какая разница, лишь бы нам удалось вернуть Дебору.

Конечно же, он не смог удержаться и не сказать этого. Мы знали, что его состояние составляет что-то между десятью и пятнадцатью миллионами долларов, а ведь в наши дни семья из четырех человек может чудесно прожить и при этом содержать двух слуг и электрическую коляску — или даже карету с лошадью — на шестьдесят долларов в неделю. Кто-то может подумать, что для обладателя десяти миллионов потерять два из них будет большой обидой, но доставит при этом лишь незначительные неудобства. Но это не так. Такому человеку тоже очень больно. Ему действительно кажется, что он теряет почти все. Он будет переживать и оплакивать утрату суммы, которая часто составляет лишь несколько процентов от его состояния, сильнее, чем огорчились бы вы или я, потеряв все свои сбережения и любимую охотничью собаку. Во время кризиса тридцать второго года плутократы выбрасывались из окон своих кабинетов потому, что у них осталось всего два-три миллиона. Но я снова отвлекся.

Фенстер вытащил из кучи черный чемодан и достал из кармана своего пиджака квадратик пергамента. Держа его в левой руке, он положил правую ладонь на чемодан и начал бормотать что-то на латыни. По нескольким словам я понял, что он снимает с чемодана защитное заклинание, — текст служит чем-то вроде ключа к определенному замку. Без него владельцу чемодана пришлось бы повсюду возить за собой мага, который каждый раз помогал бы ему открыть чемодан.

Закончив читать, он сложил пергамент и убрал его обратно в карман. Потом достал из другого кармана тяжелый медный ключ, вставил его в замок, повернул и поднял крышку чемодана.

Стрюк и Мелиса посмотрели друг на друга, но я так и не понял, о чем говорило это переглядывание.

— Два миллиона долларов, — сказал Фенстер. — Двадцатипятидолларовыми купюрами, которые не должны быть новыми и не должны быть расположены в порядке номеров. Вот чего требуют похитители, и они это получат. Пусть каждая купюра обожжет им пальцы каждый раз, когда они к ней будут прикасаться.

Мы посмотрели внутрь. На нас смотрели портреты президента Рузвельта, пять пачек в ширину, шесть — в длину. Первая женщина-президент, возглавлявшая одно из самых влиятельных собраний викка на Восточном побережье, Элинор Рузвельт руководила принятием наиболее значимых социальных законов за всю историю страны. Из-за этой женщины и ее деятельности конгресс принял строгие законы, в соответствии с которыми любым чародеям, волшебникам, колдунам или ведьмам запрещалось занимать государственные должности, а также любые ответственные посты в правительстве. Тори решили, что имело место колдовство, и теперь они постараются не допустить к власти своенравных женщин.

Фенстер опустил крышку и снова закрыл чемодан на ключ. Это было вполне уместно, поскольку при виде такого количества денег в одном месте у меня что-то начало пульсировать в затылке, прямо у основания черепа.

— Как вы собираетесь передавать деньги? — спросил шеф Годфри.

— Они нам сообщат, — ответил сенатор Лэнгфорд. — Сейчас они в любой момент могут с нами связаться.

— Каким образом? — спросил я.

— Они не сказали.

В дверь постучали, и мы все подскочили. Ну я-то точно подскочил, а что делали в тот момент остальные, я не смотрел. Под дверь подсунули белый конверт, который лежал на полу, будто насмехаясь над нами. Пирсон, сидевший у самой двери, распахнул ее и выпрыгнул в холл, как огромный кролик, потом повернулся к нам.

— Никого, — сказал он. — В холле пусто.

Несколько человек бросились за дверь, чтобы убедиться в этом. В холле действительно было пусто.

— На конверте указано имя сенатора, — сказал Пирсон.

— Дайте посмотреть, — сказал Годфри и взял конверт. Он потыкал его пальцем, пощупал, понюхал, посгибал, прислушался, не доносится ли из него какой-нибудь звук, и наконец отдал его сенатору Лэнгфорду.

Сенатор набрал воздуха в легкие и вскрыл конверт. Там оказалось два сложенных листка. Он развернул их и стал читать, а я и еще несколько человек заглядывали ему через плечо. Но первом листке было послание, написанное заглавными буквами. Текст был такой:

Лэнгфорд перешел к следующему листку. Там был текст «халдейского обряда», около сорока строчек. Приведу здесь первые четыре, чтобы вы получили общее представление об этом колоритном произведении:

Лэнгфорд передал страницу Стрюку.

— Что скажете по поводу всего этого? — спросил он. — По мне, какая-то тарабарщина.

— Никогда не видел ничего подобного, — признался Стрюк. — Но древний халдейский не моя специализация. Надо сказать, многие магические заклинания и обряды человеку непосвященному могут показаться тарабарщиной.

Лэнгфорд забрал листок и долго на него смотрел; на лице его читались страдание и недоумение.

— Сделай это, Том, сделай, — попросила его жена, все еще сидевшая на кушетке. — Что бы там ни было, сделай это.

Фенстер сказал:

— Почему бы не попробовать, сэр. Смотрите, ответ каждый раз один и тот же. Сделаю несколько экземпляров и раздам их, чтобы мы могли все вместе произносить ответ.

— А что должно произойти? — спросил сенатор Лэнгфорд.

— Понятия не имею, — признался Стрюк.

Лэнгфорд пожал плечами.

— Да какая разница, — сказал он. — Никогда я еще не чувствовал себя таким беспомощным. — Он повернулся к Фенстеру. — Напишите для всех текст ответа.

— Да, сэр, — ответил Фенстер.

Он взял несколько полосок бумаги и торопливо написал на каждой «ТОНДО ЛУ ТИММИТ», а потом раздал их всем нам.

Сенатор Лэнгфорд встал и откашлялся.

— Не смейтесь, — сказал он. — Что бы за этим ни стояло, ничего смешного здесь нет.

Он начал читать эту тарабарщину внятно, громким голосом, и все мы в нужные моменты произносили ответ. Затем Фенстер забрал у него листок, положил его на чемодан и зажег спичку.

Когда он поднес спичку к бумаге, к потолку поднялась тонкая струйка черного дыма. Потом она превратилась в черное облако. Затем Фенстер отскочил назад, потому что дым как бы загорелся синим пламенем, которое на несколько секунд ярко осветило весь номер, а затем погасло, издав отчетливый хлопок.

— Что это? — спросил Годфри.

— Что случилось? — спросил сенатор Лэнгфорд.

Фенстер достал свой медный ключ, вставил его в замок и приподнял крышку чемодана. Оттуда вырвалось еще одно облачко дыма. Кто-то закашлялся.

— Деньги исчезли, — сказал Фенстер.

— Как понимать «исчезли»? — спросил Лэнгфорд, подходя к чемодану.

— Исчезли! — упрямо повторил Фенстер.

Я заглянул в чемодан и убедился, что выложенные в пять рядов по шесть пачек двадцатипятидолларовые купюры действительно исчезли, — от них осталась одна лишь обугленная, черная пустота. А ниже…

— Боже милосердный! — произнес Фенстер, когда рассеялся дым.

Он наклонился и вынул из чемодана маленькую девочку, которая была без сознания.

— Дебора! — воскликнула ее мать и через секунду уже держала девочку в объятиях.

Еще через секунду Лэнгфорд обнимал их обеих, а потом уже и все мы обступили мать с ребенком — кто говорил какие-то ничего не значащие фразы, кто смеялся, а кто плакал.

— Она не просыпается, — сказала через минуту Мэри, и все мы мгновенно притихли, глядя на неподвижную девочку.

— Посмотрите на ее лицо! — воскликнул кто-то.

Лицо Деборы исказилось, и сначала на нем выразились боль и страх, а затем дикий ужас — и все это время глаза ее были закрыты, тело оставалось неподвижным, дыхание было ровным и спокойным и девочка не издавала ни звука.

— Позвольте, — сказал Стрюк, взял ребенка на руки, отнес на кушетку и положил.

Он внимательно всматривался ей в лицо примерно с минуту, держа палец на горле, считая пульс; поднял веко и заглянул в глаз — глаз девочки никак не реагировал. Тогда он выпрямился.

— Мелиса, — позвал он, — похоже, тут для тебя есть работа.

Хрупкая девушка опустилась на колени у кушетки, положила одну руку Деборе на лоб, а другую — на колени и закрыла глаза. Примерно с минуту обе оставались без движения, но казалось, не могу объяснить почему, что от Мелисы к девочке течет некая энергия. А потом так медленно, что нам сначала показалось, что это лишь иллюзия, Дебора начала подниматься над кушеткой, пока не зависла над ней в воздухе на высоте примерно полутора футов. В этом положении она оставалась несколько секунд, а потом упала обратно на кушетку.

Мелиса встала; было видно, что она потеряла много сил.

— Девочка спит, — сказала она. — Проснется примерно через час.

Джонатан Стрюк повернулся к сенатору и его супруге и сказал:

— Я бы посоветовал, чтобы Мелиса осталась с ребенком, по крайней мере неделю. Чтобы восстановиться после всего пережитого, девочке потребуются помощь и забота экстрасенса.

— А может, это просто уловка, чтобы увеличить свой гонорар? — резким тоном спросил Лэнгфорд. — Не заметил, чтобы от вас здесь была особенная польза; вы не смогли даже разобраться в колдовстве похитителей!

— Не надо срывать на мне гнев, — мягко ответил Стрюк. — А колдовства здесь было совсем немного. Еще в Чикаго на Дебору наложили заклятие, которое изъяло из ее тела Ка, или душу, называйте как хотите, и бросило ее в нижний мир, населенный демонами и призраками, Возможно, колдун, который сделал это, других миров и не знал. Там она и находилась последние несколько дней, а место это не из приятных. Если бы не помощь Мелисы, которая является сильнейшим из известных мне эмпатов, то некому было бы сразу же вывести девочку из-под действия заклинания и ее сознание могло бы навсегда потеряться в этом ужасном лабиринте.

— А зачем кому-то потребовалось совершать такие вещи? — спросил я.

— Для того, чтобы мы не смогли отыскать девочку, выходя в иные миры или произнося заклинания. И должно быть, у них были веские причины так поступить, поскольку поиски, которые мы предпринимали, в лучшем случае дали бы лишь приблизительный ответ.

— Почему же вы говорите, что колдовства здесь не было? — спросил Лэнгфорд. — Мы же собственными глазами видели…

— То, что вам и полагалось увидеть, — сказал ему Стрюк. — Чемодан, набитый деньгами, тогда как в действительности их там не было… или было совсем немного… и девочку, появившуюся из облака дыма, хотя на самом деле она все время находилась в этом же чемодане.

Лэнгфорд посмотрел на него с естественным в такой ситуации недоверием.

— Объяснитесь, — сказал он.

Стрюк обвел взглядом присутствующих.

— Садитесь, — произнес он таким тоном, что слова его нельзя было оставить без внимания. — Садитесь все. Я расскажу вам, что произошло… и почему.

Шеф Годфри упал в кресло. Некоторые из тех, рядом с кем не оказалось стульев, устроились по-турецки прямо на полу.

— Все было тщательно продумано, — начал Стрюк учительским топом и с соответствующими жестами, — В этом участвовали как минимум три человека, а возможно, больше. Сначала девочку похитили. Как я полагаю, по дороге из школы? — Он вопросительно посмотрел на миссис Лэнгфорд, и та кивнула. — Затем компетентный, но совершенно бессердечный и беспринципный колдун отправил ее Ка в некое преддверие ада. Это было сделано как для того, чтобы тело ее оставалось погруженным в забытье, так и для того, чтобы помешать магу-следователю, то есть мне, проследить за ее перемещениями хотя бы в самых общих чертах.

— Зачем? — спросил сенатор Лэнгфорд.

— Причины были самые веские, — ответил Стрюк. — Для того, чтобы вы не узнали, что ее перевезли из Чикаго в Сан-Франциско. Это случилось два дня назад, а везли ее в этом самом чемодане, — продолжал он, выразительным жестом указав на предмет багажа.

— Человек, который привез чемодан, некто по фамилии Лундт, сдал его вместе с лежавшей внутри без сознания Деборой в камеру хранения и отправился наверх, в свой номер на третьем этаже, где его вскоре и убили.

Шеф Годфри откинулся в кресле и пристально посмотрел на Стрюка. Шеф еще не был до конца убежден, но явно хотел поверить.

— Каким образом? — спросил он. — И зачем?

Стрюк кивнул.

— Немножко отойдем от темы, — сказал он, — чтобы объяснить одно невозможное преступление.

Интересно, это так падал свет или у него действительно немного светились глаза, когда он обводил взглядом собравшихся в номере?

— Что касается «зачем», то здесь я могу только догадываться, — сказал Стрюк. — Возможно, он был уже не нужен преступникам после того, как доставил чемодан на место. Возможно, он не был посвящен во все детали плана и они опасались, что он узнает лишнее и кому-нибудь расскажет. Что же касается «как», то магия тут ни при чем, хотя происшедшее было обставлено так, чтобы все говорило о «невозможном преступлении» и мы поверили бы в действие колдовских сил. Скорее всего, это делалось для отвода глаз, чтобы мы готовы были объяснить действием магии то, что должно было вскоре произойти.

— Если это была не магия… — начал было шеф Годфри.

— Его застрелили изнутри открытого чемодана, который стоял у него на кровати, — сказал Стрюк. — Возможно, механический пистолет сработал в тот момент, когда Лундт поднял крышку.

— А что потом стало с пистолетом?

Стрюк указал своим длинным пальцем на Пирсона, управляющего гостиницей.

— Он его забрал, — произнес Стрюк.

Пирсон вскочил на ноги.

— Что вы такое говорите?! — прокричал он.

— Чемодан изнутри опалили, чтобы навести всех на мысль о телепортации, — продолжал Стрюк. — Но поскольку поджигали его заранее, обгоревший материал оказался весь перемешан, так что можно было определить, что чемодан переносили с места на место. Следовательно, оружие было изъято оттуда вручную, рукой человека, а единственным человеком, побывавшим в комнате после убийства, были, по вашему же утверждению, вы.

— Это чепуха! — рявкнул Пирсон. — Глупости, глупости! Я протестую!

Протестовал он потому, что позади него возникли двое переодетых в штатское полицейских, силой заставивших Пирсона сесть на место.

— А теперь, — сказал Стрюк, — вернемся к истории с чемоданом. В какой-то момент чемодан, полный денег, подменили вот на этот. Наверху лежал тонкий слой купюр, расположенный на бумажной рамке; купюры и бумажная основа были пропитаны жидкостью, благодаря которой достаточно было поднести к ним огонек, чтобы они почти мгновенно сгорели дотла. Внутри чемодан также был заранее опален, чтобы сымитировать эффект «холодного пламени телепортации», на мысль о котором нас уже должен был навести обгоревший изнутри чемодан в номере убитого.

— А зачем потребовался такой замысловатый план? — спросил шеф Годфри.

— Для отвода глаз, — объяснил Стрюк. — Когда начинают думать о магии, никому и в голову не придет, что произошла обыкновенная подмена, совершенно немагического свойства. По этой же причине к делу привлекли и меня.

— Но ведь… это же я сам вас привлек, — проговорил сенатор Лэнгфорд.

— Вы? — спросил Стрюк. — А кто вам это посоветовал?

— Мм… кажется, Фенстер. Это же ты мне посоветовал, верно? Ты мне рассказывал, что читал одну статью…

— Вы, должно быть, ошибаетесь, босс, — ответил Фенстер.

— Да ведь сенатор прав, — сказал Стрюк. — Будет ли вам интересно узнать, сенатор, что в статье, которую он читал, меня называют шарлатаном и мошенником? Как раз такой им и был нужен для реализации их замысла: некомпетентный следователь-маг, который перепугается, когда ему покажется, что он имеет дело с силой, превосходящей во много раз его собственную.

Сенатор Лэнгфорд уставился на своего помощника по юридическим вопросам, а Фенстер отвел взгляд.

— Как это было сделано? — спросил Лэнгфорд. — То есть как подменили чемоданы?

— Точно не могу сказать, — ответил Стрюк, — но наиболее подходящий момент для этого был тогда, когда ваши вещи погрузили в ту тележку с высокими бортиками.

— Да! — воскликнула миссис Лэнгфорд. — Я помню. Фенстер помогал нам разгружать багаж, и меня это удивило. До этого я не замечала, чтобы он утруждал себя и помогал что-нибудь поднять и донести.

— Фенстер и Пирсон, — произнес шеф Годфри. — Идеальная пара негодяев.

— Я ничего плохого не сделал этой девочке, — заныл Пирсон.

— Конечно, — согласился Стрюк. — В соответствии с вашим планом она вам нужна была живой. Нельзя же провести фальшивый обряд переброски, если переносить некого. Но при этом вас не волновало, в каком состоянии она окажется.

Внезапно Фенстер бросился к двери. Стрюк достал из рукава палочку и хлестнул ей воздух, будто кнутом, — и Фенстер вдруг завис в воздухе.

— Держите его, — произнес Стрюк.

Двое дородных копов схватили замершего Фенстера, и тогда Стрюк снова взмахнул палочкой. Фенстер, осев, оказался в руках закона.

— Я, значит, шарлатан, не так ли? — пробормотал Стрюк. Он повернулся к шефу Годфри. — Тот чемодан, в котором лежат два миллиона, сейчас находится где-то в этой гостинице. Я бы посоветовал, пока кто-нибудь случайно на него не наткнулся, направить людей на его поиски.

— Отличная мысль, — сказал шеф.

— Ну что, пойдем? — спросил Стрюк Мелису.

— Я на некоторое время останусь с девочкой, — ответила Мелиса. — Чтобы она не испугалась, когда проснется.

— Отличная мысль, — сказал Стрюк.