"Повестка в космос" - читать интересную книгу автора (Лучинин Максим)

7

На каждой яме нас подбрасывало так, что я взлетал чуть не до крыши. А потом жестко приземлялся на скамью. И все остальные тоже подлетали и валились друг на друга. Мощный «Урал» ревел дизелем и мчал нас на сумасшедшей скорости к аэропорту. Именно там, в нашем скромном аэропортике, который когда-то знавал неплохие времена, но после развала СССР совсем захирел, приземлился корабль истантов. Так что, кроме од-ного-единственного авиарейса до Москвы и обратно, теперь наш город имел еще и рейс в космос.

— Мужики! — заорал я, стараясь перекричать шум машины. — А ведь получается, что у нас теперь в городе не аэропорт, а космопорт!

— Мы теперь круче Байконура, мать его! — проорал Константин.

— Мужики! — заорал я снова. — А скафандры-то будут давать?

— Тебя в капсулу засунут — и в анабиоз на хрен! — сказал Гэндальф. — Будешь замороженным лететь, чтоб не состариться!

— Э! Вы что! — испугался Геннадий. — Я не согласен в анабиоз! Что за дела! О таком разговора не было!

Все заржали.

— Присягу давал? — крикнул Пал Палыч. — Полетишь, сука, куда скажут! Все полетим!

— Мужики, не ссыте! — заорал Константин. — Нам, глядишь, еще каждому по каюте дадут! Видали, какая дура! Там полгорода влезет!

— По трехкомнатной каюте! Ванна, туалет, балкон в космос!

— И инопланетянка-уборщица каждый час! — Все опять заржали.

Нам действительно было весело. Под ложечкой немного сосало, эмоции шкал ил и.

Пережитый ночью конец света спустя какое-то время ввергнул всех в эйфорию. Ты был рад тому, что жив, дышишь, что стал свидетелем фантастического явления, — и не ты один, а вместе со всеми. Стресс от пережитого был такой сильный, что там, на крыше, мы даже кинулись обниматься друг с другом. Голова шла кругом, и все только и говорили: «А ты видел?! А как трясло-то! А как стала опускаться!..» Некоторые прямо из кальсон достали сотики и сразу же стали звонить домой (а я-то прятал его за батареей!). Дома оказалось все хорошо, все целы и невредимы, только перепугались сильно. И действительно, пережитое физическое воздействие не оказало вообще никакого эффекта на организм. Я чувствовал себя абсолютно нормально: никаких ожогов, голова не болит, уши не закладывает.

Признаться, когда эта дура, объятая огнем, опускалась вниз, я вспомнил свои размышления перед сном. И даже подумал: «За мной прилетели!» Кретин! Стал считать себя центром вселенной! Жутко стыдно. Для самого себя я решил не вспоминать больше о разговоре с фээсбэшником, словно его и не было вовсе.

Сейчас, трясясь в машине на ухабах, я чувствовал радостное волнение. Летим! Мы летим в космос! Хей! Это невероятно и удивительно. Радостное волнение перекрывало страх. Вдобавок нам вернули нашу гражданскую одежду — и от этого я испытывал просто неземное блаженство. Старые джинсы, старые мои кроссовки, футболка, летняя курточка, которую я покупал сразу после института и которая дослужила мне до нынешних времен… Я словно чувствовал себя защищенным от всех опасностей в своей старой одежде — это надежней любого скафандра, это частичка дома.

Последние пять часов были наполнены событиями под завязку.

С крыши нас согнали на построение. В предрассветных сумерках майор сообщил, что планы скорректировались и отправление на планету Ка-148 будет осуществлено прямо из нашего города, прямо сегодня. Чувствуя, что все мы, как один, хотим задать ему один и тот же вопрос, он кратко проинформировал, что да, ночью в нашем аэропорту совершил посадку корабль истантов.

На этом корабле мы и будем доставлены на объединенную базу коалиционных сил. До этого всех нас приведут к присяге, после чего мы станем полноправными бойцами Вооруженных сил Российской Федерации и с момента присяги будем считаться исполняющими свой боевой долг.

Тут же нас погнали на медосмотр. Расписавшись перед осмотром в нескольких документах (в том числе об очередном неразглашении), мы еще раз обследовались, измерили рост и вес, проверили зубы. Все были по-прежнему годные — и отправились завтракать.

После завтрака начальство дало час на связь с родными. Все разговоры в присутствии офицеров. К телефонам выстроились очереди. Я терпеливо дождался своей минуты у телефона в учительской. Позвонил Катьке и сказал, что сегодня у нас присяга и едем прямо в часть, но куда — пока неизвестно. На ее крики о торчащем за городом корабле пришельцев ответил: да, прилетели истанты. Но только за тем, чтобы проверить, как у нас организовано дело. Руководство армией будет совместное: наши и они. Уж не знаю, поверила ли она — времени выяснить не оставалось. Попросил передать маме спокойный взгляд и уверенную речь, полные оптимизма. Катька заплакала, к телефону рвался следующий.

А потом была присяга. Автобусом привезли нас на городской сборный пункт. А там народу тьма, автобусы — шеренгой вдоль дороги. И я понял, что привезли всех, кто летит. Всех, кто эти дни так же, как мы, жил в отведенных под военные нужды школах, ПТУ и корпусах вузов. Кому рассказывали про инопланетян, кому показывали каждый день новости и концерты, кого готовили в космос. Всех, чей коэффициент полезности был достаточно высок.

На парадной площади перед казармами сборного пункта стоял командный состав новой дивизии. Нашей дивизии, относящейся к одному из корпусов специально созданной Группы космических войск особого назначения. Утренний ветер плавно колыхал Российский

флаг и Боевое знамя. Невдалеке стояли две телекамеры и кучковалось с десяток корреспондентов. Площадь была не очень велика, и приведение к присяге проводилось поочередно по две роты. Приведенные к присяге роты под марш оркестра уходили и отправлялись к автобусам, их место занимали следующие. В одной из проходящих мимо колонн я заметил Санчу — его было совсем не узнать. Я обернулся, чтоб сказать Дэну, но пока искал его взглядом, рота Санчи ушла.

Признаться, у меня тряслись коленки, когда я вышел под взглядами многих десятков человек к Боевому знамени и взял в руки папку с текстом присяги. Со всей силы сжав ее в руках, я хриплым голосом громко зачитал:

— Я, Ивашов Григорий Арсенович, торжественно присягаю на верность своему Отечеству — Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество!

Плохо соображая, я расписался и вернулся в строй. Голова кружилась. Все наши мужики стояли вытянувшись, лица словно высечены из камня. С замиранием сердца я слушал, как каждый из нас, и Константин, и Гэндальф, и Пал Палыч, и Дэн читали эти строки, и в голове была одна мысль: что мы молодцы, что мы справимся, что мы переживем все, что угодно, и никому не придется краснеть за нас ни на Земле, ни в космосе. И гимн страны звучал не просто формальностью, он окончательно закреплял в сердце уверенность в наших силах.

По выходу с площади я стал высматривать знакомых. Увидел мужика из нашей фирмы — водителя, увидел Ромку, школьного приятеля. С Ромкой мы перекинулись парой фраз, буквально: ты как? — нормально, а ты? — тоже ничего! — ну давай! — пока!..

Пока ехали в автобусе назад, все обратили внимание, что народу и машин на улицах почти нет. Хотя времени только около семи, но вроде как уже должны спешить на работу люди.

— Куда народ подевался, лейтенант? — спросил нашего командира Пал Палыч.

— А сегодня воскресенье, — ответил лейтенант. И точно! Сегодня воскресенье. Счет дней недели совсем потерялся за это время. Трудно поверить, что еще в понедельник я чертил на компьютере мосты, зависал в Интернете да резался в «Квейк» с парнями на работе…

По пути встретились несколько военных и милицейских патрулей. Думается, эта ночка была настоящим светопреставлением. Наверняка все попытки к панике жестко пресекались. Народ, наверное, загнали по домам. Зато днем город ждет шоу: отоспавшись, жители выскочат на улицы глазеть на корабль. Уже сейчас попадались отдельные фигуры людей, стоящих с задранной вверх головой.

По возвращении назад нам выдали нашу гражданскую одежду и приказали сдать форму. Все удивились, а я не мог поверить своему счастью. Спросили лейтенанта: зачем? Он сказал, что там нам скорее всего что-то другое выдадут, более пригодное для космической войны. Вряд ли будет возможность вернуть форму назад, поэтому чего зря пропадать казенному имуществу?

Мы переоделись в свое родное, но почувствовать себя гражданскими не успели — четыре «Урала» ждали нас во дворе школы. Выдали маленький паек: шоколадка, пачка хлебцев, сок в тетрапаке, сосательные конфеты, пачка витаминов и джем. Едва мы покидали паек в вещмешки, как раздалась команда грузиться.

Выехав за город, мы понеслись еще быстрее, благо дорога здесь была не такой убитой. Ехал я в задней машине (бегал доставать сотик и запрыгнул в кузов вообще последним). Уносилась вдаль полоса асфальта. Березы сменялись елками, исчезали вместе с ними на плоских бескрайних полях. Обочины стелились желтым

песком, раз за разом мелькали колдобистые грунтовые съезды.

— Братцы, а ведь мы черт знает куда летим, — сказал вдруг Геннадий, сидящий прямо у заднего борта, не оборачиваясь к нам. — И когда еще увидим… все это…

Мы молчали, тоже не отрывая взгляда от уносящейся вдаль земли. И вдруг смысл слов Геннадия дошел до сердца. Буквальный, очевидный смысл. И он поразил… Мы, до сих пор остававшиеся под впечатлением ночной посадки корабля, суеты сборов, принятия присяги, вдруг почувствовали, в какую неимоверную даль нас посылают.

— Лейтенант, тормози! — глухо сказал Константин сопровождающему нас в кузове офицеру.

— Что? — не понял тот.

— Тормози! Надо попрощаться…

— Нельзя! — понимающе ответил лейтенант. — Время у нас… — Он показал на часы.

Мы все обернулись к нему.

— А мы не просим лейтенант… — тихо сказал Пал Палыч, хмуро блестя глазами из-под густых бровей. Даже сквозь шум машины лейтенант услышал его. И понял. Он еще с минуту сидел, не решаясь. Мы ждали. Сузив глаза, лейтенант отстегнул от пояса рацию.

— Сапсан-13, Сапсан-13, я — Коршун-4, три-один, я — Коршун-4, прием!

Рация зашумела:

— Коршун-4, я — Сапсан-13, три-один, я — Сапсан-13, понял!

В полном молчании мы ехали еще минуту, потом «Урал» притормозил, съехал на обочину и остановился. Лейтенант выпрыгнул и скрылся за кузовом. Хлопали двери, кто-то бежал. Мы ждали.

— Выходи! — лейтенант откинул задний борт. — Пять минут.

На обочине, где мы остановились, сразу из придорожного кювета уходило вдаль поле, покрытое светлым колосом, сквозь который просвечивала земля. Летняя тишина в преддверии жаркого дня покрывала все окружающее пространство. Вдали распласталась деревенька, а за ней длинными пятнами тянулись темные островки леса и поднимались волнами бесконечные поля. В вышине свистели почти невидимые ласточки.

С другой стороны дороги лес начинался сразу. Маленькие придорожные елочки с нежной пушистой хвоей уходили влево к своим большим собратьям, а прямо и направо сразу за ними манил чистотой и свежестью сосновый бор.

Вывалившись из грузовика, мы стояли, перетаптываясь, смущаясь друг друга. Водитель машины выпрыгнул из кабины и закурил, с интересом поглядывая в нашу сторону. Из передних машин, неровной колонной стоявших поодаль, тоже высыпал народ. И сразу одни пошли в поле, а другие — в лес. И мы тоже вдруг сорвались с места и, разделившись на две половины, сошли с дороги.

Я перебежал дорогу, поднялся по поросшему травой склону — и голова закружилась от соснового аромата. Закрыв глаза, я таял сердцем. Обожаю сосновые боры! За их чистоту, простор, когда все деревья — как на подбор и будто специально красуются перед тобой в своей рыжей шероховатой наготе. А воздух!.. Я прошелся по темной пружинящей хвое, цепляясь взглядом за иголки, за опавшие ветки, за причудливые узоры мха. Стройная сосна встретила мою ладонь гладкостью тонкой кожицы и неровностью треснувшей коры. В свежей ране ствола темнела каплями застывшая смола, и свежие еще мокрые дорожки наслаивались одна на другую. Палочкой я соскреб этот мягкий застывающий аромат и поднес к лицу… Оглядевшись, я увидел, что по лесу бродит еще несколько человек. Некоторые присели. Мужик недалеко от меня собирал землю в платок. Я отвернулся. Нет, землю я с собой не потащу. А вот хвои и пару шишек пожалуй что возьму. Подняв ветку, я сгреб с нее длинные зеленые иголки и запихал в узкий карман джинсов. Потом подобрал две симпатичные расшиперенные шишечки…

Шоферы подали сигнал. Приложив обе ладони к стволу, я задрал голову. Сосна терялась в вышине, расставляя веером могучие корявые ветви, вверху сквозь хвою сияло голубое небо…

Минут через десять после остановки, когда мы снова неслись во весь опор, Гэндальф, сидящий с краю, вдруг крикнул:

— Смотрите!

Все обернулись. Вдаль уплывала стоящая на обочине группа девчонок. Они махали руками, какими-то тряпками и что-то кричали.

— Ого! Да нас провожают! — загалдели мы.

А крики слышались снова — и вжих! — мы проехали еще одну группу.

— Возьмите нас!.. — их крик терялся вдали. Вжих! — еще одну!

— …нас с собой! Возьмите!.. — Среди девчоночьих голосов явственно слышались и более сильные голоса. Молодые пацаны махали руками и футболками. Таких команд стояло по обочинам штук пятнадцать. У многих были плакаты. Я успел прочитать: «Они здесь!», «Мы хотим туда!» И тут мы миновали пост ГАИ: прямо на обочинах стояло несколько машин, и несколько патрульных с автоматами провожали нас взглядом. И буквально сразу же мы проехали мимо пункта с военными. Едва пронеслась наша машина, как двое солдат побежали закрывать установленные на дороге невысокие сетчатые ворота. А от трассы в обе стороны от пункта расходилась по полям изгородь из колючей проволоки.

— Все, зона! — констатировал Пал Палыч. — Огородили наш аэропорт, чтоб инопланетян не нервировать.

На следующем КПП нас пропустили только с остановкой и проверкой. И на следующем. И на следующем. Их было пять или шесть, таких КПП, я даже сбился со счета. Перед самым аэропортом мы разминулись с колонной из пяти машин — все грузовые бортовые, они мчались по направлению обратно в город.

Наконец мы тормознули на площадке перед нашим аэропортом. Сразу же к машине подбежал военный. Наш лейтенант спрыгнул. Отдав честь, он доложился. Встречающий кивнул и убежал. Я увидел, как поворачивает лейтенант голову, как выворачивается она вбок и все выше и выше вверх, и уже казалось, что сильнее закрутить шею нельзя. И лицо лейтенанта вдруг стало безжизненно-серым, и он так и стоял, вывернув голову в невозможное положение. И я знал, на что он смотрит сейчас, и сам хотел увидеть это.

Встречающий вернулся и откинул борт. Мы построились тут же у машин, спиной к зданию и к взлетному полю. Наш майор представил новых командиров наших отрядов — старших лейтенантов Полынцева и Варнаса — двух крепко сбитых, очень похожих друг на друга парней. Братьями они, судя по фамилиям, не были, а вот то, что натаскивали их в одной конторе, — так это без сомнений.

К КПП у аэропорта приближалась еще одна колонна грузовиков — оскал переднего «Урала» уже был отчетливо виден, и автоматчики бежали проверять документы.

— Отряд, в колонну по двое за мной бегом — марш! — скомандовал каждый из старлеев. Мы побежали. А над головой висела невероятная дура — огромный, чудовищный столб. Он давил своим объемом и невозможной высотой, я все пытался поднять на него глаза, но спотыкался. И все остальные тоже косили глаза. Так толком ничего не разглядев, мы подбежали к зданию аэропорта, вдоль которого шеренгой стояли солдаты охраны.

Да, такого за всю свою историю небольшое двухэтажное здание нашего аэропорта еще не переживало. Встречало оно и важных лиц, и делегации. Летали отсюда когда-то рейсы по всей стране, бывали тут наверняка дни столпотворений и аншлагов. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас.

Весь зал первого этажа был заполнен людьми. Огромная толпа мужиков в гражданском с вещмешками занимала большую его часть. Множество старлеев, таких же как наши, покрикивали на эту толпу, стараясь сохранить порядок строя, но было слишком тесно. Мужики вполголоса переговаривались и оглядывались по сторонам. Левая часть зала кишела военными, и шума там было больше, чем у мужиков. Кто-то убегал, кто-то прибегал, несколько человек говорили по рациям. Грозно басили огромные фуражки и звездастые погоны.

Наши отряды прижались к общей толпе. Похоже, тут собралась вся наша рота.

— Что, мужики, летим? — сразу обратились к нам стоящие рядом.

— Летим, мать его… — ответил Пал Палыч.

— Запасные трусы взяли?

— Три комплекта! — тут же среагировал Константин. — Еще памперсов привезли, сказали, доходяг тут больно много!

— Ага! — отвечали нам. — А нам прокладки дали: сказали, женский отряд привезут, глядишь у них со страху критические дни начнутся! Вам отдать, что ли?

Дэн пробрался поближе ко мне.

— Гриш, слышь! — прошептал он. — Нам джедайские мечи будут выдавать?

— Охренел, что ли?

— А что? — удивился он. — Чтобы все по-честному! Будем рубиться на лазерных мечах! И бластер хочу. Помнишь, как у Людей в Черном? Такие серебристые, здоровые!

— Разговорчики! — прикрикнул на нас Варнас, но больше для проформы.

— Я думаю, нас вообще как камикадзе взяли, — прошептал я Дэну. — Посадят в корабли и заставят на таран идти против Красных Зед. Представь: почти два миллиона сразу на таран пойдет! Эти плазмачи сразу повернут на хрен.

— Ты что, серьезно, что ли? — испугался Дэн. — Вам, что ли, говорил кто? Не, я так не согласен, что я, дурак, что ли? Постреляться — это да, это я могу. На фиг мне таран!..

Его слова оборвались низким подземным гулом. Пол под нами чуть вздрогнул, задребезжали стекла. Протяжный металлический стон расплылся вокруг и затих. Все как один повернули головы к двери, ведущей в комнаты паспортного контроля и проверки багажа. Но, естественно, там ничего не было.

— Товарищи офицеры! — вдруг раздался громкий голос — и все военные разом развернулись к входным дверям. В зал ожидания зашла группа военных во главе с мрачного вида мужиком. Генерал-майор. «Командир полка!» — прошептал кто-то. Мужик окинул тяжелым взглядом весь этаж, а к нему уже спешил один из полковников с докладом.

И снова будто из недр земли прорвался низкий вытягивающий душу стон. Я увидел, как вздрогнул полковник, делающий доклад. А на лице генерала ни морщинка не шевельнулась. Выслушав полковника, он еще раз оглядел нас. Глядел он мрачно, но нельзя было сказать, недоволен он или нет, он весь был такой — мрачный. Я на краткий миг поймал его взгляд — меня будто две железки проткнули.

Из комнаты паспортного контроля вдруг выбежал офицер. В ужасе он что-то искал глазами по всему помещению. Не знаю, что он искал, но нашел он арматурный взгляд генерала. В голове у офицера еще происходили какие-то мыслительные процессы, и он неровным шагом стал подходить к командиру, словно загипнотизированный. Лицо его было неестественного серого цвета. С таким лицом ему под капельницей лежать.

— Товарищ генерал-майор! — произнес офицер дрожащим голосом. — Там… Представители… союзных сил… Они…

И тут я заметил, да и все вместе со мной, как расплывается вниз по штанине офицера темное пятно.

— Вольно, младший лейтенант! — коротко ответил генерал. — Благодарю. — Лейтенант что-то вякнул, но генерал уже махнул рукой: — Уведите!

Беднягу подхватили и вывели на улицу.

— Лев Алексеич! — обратился генерал к кому-то из своей свиты. — Пойдемте!

Из круга военных вышел гражданский — усатый крепкий мужик с румяными щеками.

Тут из открытой двери паспортного контроля прогнулся прямо к нам в зал живой цилиндр небесно-голубого цвета. Преодолев низкий дверной проем, он распрямился и оказался метра три высотой. А за ним следом прогнулся и второй, еще выше. И шириной оба где-то поменьше метра.

— Что это? — сердито спросил кто-то из толпы военных. Его проигнорировали.

— Матушка пресвятая Богородица… — проплыл над нами чей-то шепот из задних рядов.

Они были красивы, эти штуки. Неестественной, искаженной красотой. Нереальная вещь, невозможная в нашем мире. Однотонные, чистейшей голубизны, без всяких пятен и разводов. Впрочем, голубизна тоже была неестественная. Я не мог понять, почему, но тут же сообразил: непонятно, какие они на ощупь. Цвет зависел от фактуры материала: голубая керамика выглядит иначе, чем голубой картон, даже имея один и тот же цвет. Но какие на ощупь эти существа, представить было невозможно. Ровный цилиндр с беспорядочно расположенными горизонтальными щелями тянулся вверх, во весь свой огромный рост, и заканчивался на макушке чуть заметным ободком утолщения. В нижней части колыхалась будто шерсть из тонких щупалец, паря над полузатертым узорчатым полом нашего аэропорта.

— Сйерки! — чуть слышно прошептал Дэн.

— Что? — не понял я.

— Это сйерки! — повторил он.

Я вспомнил. Точно! Это же сйерки! Представители одной из двух первоначальных рас, породивших истантов. Расы давно не было, но отдельные ее представители продолжали рождаться единичными редкими экземплярами. А тут их было сразу двое. Почему же прилетели они, а не обычные истанты? Может быть, для того, чтобы не слишком нас напугать? Истанты выглядели в фильмах пострашнее, и, появись сейчас они, многие бы обделались, как тот лейтенант…

Но даже благородный и завораживающий вид сйерков произвел на всех шоковое впечатление. Толпа военных схлынула перед ними стремительным отливом, прижавшись к стенам. Только генерал и сопровождающий его румяный усач сохранили полное достоинство, не пошевелив и бровью.

Подойдя чуть ближе к цилиндрам, которые не стояли столбами, а чуть заметно передвигались то туда, то сюда, словно осматриваясь (правда непонятно чем), генерал представился:

— Генерал-майор Бакин Юрий Александрович, командир 4-го полка 8-й дивизии Группы космических войск особого назначения.

Сйерк ростом повыше ответил: раздался мелодичный однотонный, но какой-то удивительно глубокий звук. От него заложило уши, красота его завораживала. Ничего подобного я раньше не слышал. Звук, не принадлежащий миру специальных инструментов, пения и дыхания. Звук, существующий сам по себе.

— Гриш, ты слышал? — опять едва слышно прошептал Дэн. — Я офигеваю! Как это они делают?

— С детства тренируются, — прошептал я в ответ.

— Я тоже так хочу, — обиделся Дэн. — Представь, какие бабки можно будет зашибать! С таким звуком ты всех оперных певцов затмишь.

— Отстань, а? Попросись у них — может, научат. Дай послушать, о чем говорят!

— Да он сейчас с генералом говорит, для нас все равно непонятно.

Точно! Дэн опять прав! И как он только запомнил все эти сведения? Теперь-то и я вспомнил, как в видеоуроке про истантов упоминалось, что они транслируют звуковые волны прямо тому человеку (или группе человек), кому передают сообщение. Остальные в это время могут слышать что-то вроде остатков звука, грубо говоря — остальным достаются только объедки… Хрен

запомнишь эти видеоуроки, то ли дело все увидеть живьем!

И снова сйерк распространил завораживающий мелодичный звук — те самые объедки от смысла, что доставались нам. Я никак не мог понять: звук был однородный, без переливов, без каких-либо меняющихся тембров, но он заставлял цепенеть. Он словно имел четвертое измерение, недоступное нашим ушам, где разворачивался во всей своей красе, и это улавливалось подсознанием.

— Хорошо, мы начинаем посадку! — сказал генерал. — Лев Алексеич? — обернулся он к усачу. Усач подался вперед и жестом пригласил сйерков в сторону. Те его поняли! Они отплыли чуть дальше к стене, и усатый стал что-то говорить им.

— Рота, строй-ся! Равнение на-право! Секунда — и мы все вытянулись перед генералом.

— Товарищи бойцы, — сразу начал генерал, — командир вашей роты — капитан Петровских Алексей Иванович. — Он указал на стоящего рядом с ним высокого офицера и продолжил: — Сейчас начнется посадка… — снова растеклось по залу пение сйерков, разговаривающих с усачом, но генерал сверлил нас глазами, и мы не шелохнулись, — все вопросы до, во время и после перелета — к командирам отрядов. Помните, от вас зависит жизнь всех наших соотечественников, жизнь людей в мире. Не подведите. Струсивших — под трибунал. — Он помолчал. Глубоко вздохнул. — С Богом! — И направился к кучковавшимся у стенки военным.

— Рррота!.. — тут же закричал капитан, и мы направились на посадку.

Все- таки треснул наш аэродром под этой дурой. Несильно, но просел. Но надо признать: точность посадки такой махины на такой маленький пятачок — фантастическая. Не зря они так долго прицеливались — сетку на небе чертили, точку приземления фиксировали. Да и по силе притяжения тоже не раз примерились: неспроста, думалось мне, были провалы во времени и затемнения, наверняка они какие-нибудь гравитационные поля прощупывали. Ведь могли на сто метров в землю втараниться при таких-то размерах, а так — совсем чуть-чуть продавили, меньше чем на полметра. Правда работы теперь для наших — непочатый край: площадь-то продав-ливания, считай, вся площадка для самолетов!

Выйдя на поле, мы притормозили. И капитан притормозил, невольно задирая голову и придерживая фуражку. Невозможно было увидеть конец этой башни, находясь так близко. Столп уходил в небеса и там исчезал: небесно-голубой в небесно-голубом. Но его цвет не смущал неопределенностью. В чарующей голубизне корабля чувствовался металл, возможно и небывалый на земле, но именно металл. Это было совершенное изделие, и не один миллион гениев еще должен был родиться на Земле, прожить и умереть, прежде чем человечество сможет создать что-то подобное.

Мне хотелось прикоснуться к нему, почувствовать, какой он: теплый или холодный? Гладкий или чуть шершавый? Мне хотелось понять, как он может двигаться, как он живет.

— Хочешь такой? — спросил Дэн, шагая чуть поодаль.

— Два! — тут же ответил я. — Еще второй такой — красный!

— О! Это тема! — согласился Дэн. — Девчонок катать! Прикинь! В такой тачке какие можно пьянки устраивать!

— Типа: ну че, девчонки, куда сегодня? На Венеру? Да на фиг! Погнали на Альдебаран!

— Вещь! — согласился Дэн.

— Разговоры в строю! — крикнул Полынцев — командир отряда Дэна.

Мы с Дэном заткнулись. Спустившись с края треснувшего асфальта, остановились прямо перед голубой стеной.

— И что дальше? — спросил Константин, почесывая один из бакенбардов, которые он так и не сбрил. — Где У них тут кнопки?

Вряд ли капитан или еще кто-либо знал, где тут

кнопки. Но выяснять не пришлось. В гладкой поверхности проявились две огромные створки и разъехались в стороны. Убей бог, я не понял, то ли они там были, просто зазоры настолько незаметные, или же они возникли в цельном металле. Капитан смело пошел вперед, мы за ним. Кто-то перекрестился, кто-то сплюнул через плечо. Я обернулся к Дэну, и, подняв руки, мы схлопнули их в пожатии.

— Ну давай, брателло! Чтоб не ссать!

— Повоюем!

— Погнали!

И мы зашли в темноту корабля пришельцев.