"Искатели приключений." - читать интересную книгу автора (Никулин Игорь Владимирович)3В аудитории стояла та самая звонкая тишина, когда не нужно и прислушиваться, чтобы услышать жужжание мухи. Учебная группа вдохновенно трудилась над контрольной. Если на первых рядах, традиционно занимаемых отличниками, слышалось вдохновенное сопение и чирканье ручек, на галерке приглушенно шушукались, выискивая, у кого списать. Преподаватель истории, кандидат наук Владимир Иванович Васильев, посматривал иногда в зал, отмечая про себя, кто пишет самостоятельно, а кто сидит, как на иголках, подглядывая в чужие конспекты; и, пользуясь свободным временем, разгадывал кроссворд. Головоломку составлял какой-то малограмотный чудак, Васильев насчитал уже минимум три ошибки, ему сделалось скучно, но газету в сторону не откладывал — до конца занятия еще целых двенадцать минут. Мобильник оглушительно запиликал перед самым перерывом, вызвав среди студентов бурное оживление. Сняв трубку с ремня, он негромко сказал: — Слушаю. В свои тридцать с хвостиком Васильев слыл закоренелым холостяком, от женщин, впрочем, не шарахался, но старался держаться на дистанции. В то время, когда его однокашники успели давно обзавестись детьми и семейными хлопотами, он жил особняком в оставшейся после смерти матери двухкомнатной квартире в спальном районе столицы, преподавал в университете, не отвлекаясь на прочие глупости. Четыре месяца назад сие положение изменилось. На банкете по случаю удачной защиты диссертации друзья познакомили его с Ириной. Он мельком помнил ее, еще по студенчеству. За год до выпуска она ушла из института и перевелась в МГУ на журфак. Вовремя поняла, как сейчас говорит, что историк из нее бы вышел плохонький, зато как журналист она имела хватку бульдожью. Роман получился скоротечным; краснея и позабыв заранее выученные слова, Васильев, совершенно теряясь, объяснился в любви и предложил выйти за него за муж. К величайшему его изумлению, она обещала подумать. Что касается свадьбы, торжество уже раз пришлось переносить. Получив задание редакции журнала «Вокруг Света», она махнула в недельную командировку. Васильев ждал ее возвращения, настраиваясь на серьезный разговор. И когда в его квартире раздался долгожданный звонок, загоревшая на азиатском солнце Ира, бросив на лестничной площадке сумку, повисла у него на шее, он незаметно для себя отошел от угрюмых мыслей и растаял, а на календаре крестиком пометил дату «1 сентября», на которую, уговорив служительницу Гименея, перенесли бракосочетание. Теперь они расставались разве что на несколько часов. То и дело сверяясь с часами, он томительно ждал последнего звонка, закрывал за студентами аудиторию и бежал на парковку к машине, мчался домой, где Ира готовила к публикации материал о найденных в неспокойном Таджикистане древних каменных изваяний Будды. — Владимир, ты скоро заканчиваешь? — узнал он голос невесты. — Минут через десять. Ты звонишь из дома? — Нет, срочно вызвал Морозов. Он и тобой интересовался, так что подъезжай в контору. «Конторой» они промеж себя называли офис географического общества, действительными членами которого являлись, а некто Морозов, которому они так срочно понадобились, был его законно избранным Председателем. — А в чем спешка? — Понятия не имею. Он пыталась вытянуть, да разве скажет. Обмолвился лишь, что гости какие-то должны подъехать к пяти часам. И наше присутствие обязательно. — Буду, — коротко ответил Васильев, и нежно добавил. — Целую. И отключился. После трескучего звонка, когда абитуриенты, побросав на его стол конспекты, гурьбой высыпали в коридор, он зашел в преподавательскую, сложил тетради в кожаный кейс и замер перед зеркалом, оглядывая себя с пристрастием. Он был среднего роста и неширок в плечах. Серый костюм с галстуком свободно сидел на его не богатырского склада теле. И вообще, чего она только в нем нашла? Присмотреться, он выглядит даже несколько сутуловатым. Подумав об осанке, он выпрямил спину, поправил съехавший узел галстука, застегнул верхнюю пуговицу пиджака, расчесал массажной расческой вьющиеся волосы. Охранник на платной университетской стоянке поднял полосатый шлагбаум. Васильев завел свою раздолбанную старушку — «копейку», выехал к дороге, прощально посигналив стоянщику. Ему, как преподавателю, услуги парковки предоставлялись бесплатно. Да и из крохотной зарплаты выкраивать каждый раз по двадцатке — непозволительная для кошелька роскошь. Чего не скажешь о некоторых его студентах из обеспеченных семей, вроде того самоуверенного молодца, что нетерпеливо сигналит сзади на новенькой БМВ. Увидев брешь в сплошном потоке транспорта, он влился в общую струю, направляясь в Раменки. Палящие лучи солнца скоро накалили крышу, от выхлопных газов дышать было нечем, Васильев, морщась, закрыл форточку — от жары плавился асфальт, над магистралью висел свинцовый туман… Подергав ручки, он удостоверился, что машина закрыта, и спустился в полуподвальное помещение, выделенное мэрией под офис общества. Внизу было прохладнее. В холле стучали молотками строители, обшивая стены пластиковыми панелями. Потолок, с которого еще недавно лохмотьями свешивалась облезшая краска, облагородили импортным покрытием. Морозов не зря получал зарплату, и сумел где-то найти выгодных спонсоров. В комнате, где работала на компьютере Ирина, дышать было не легче, чем на автостраде. За дальним столом, копаясь в глобальной сети, дымил трубкой Борисов. Ему было за сорок. Нелюдимый характером, он и внешне выглядел соответствующе. Вечно недовольное лицо с морщинами, изрезавшими высокий, с залысиной, лоб; седеющая, аккуратно подстриженная борода, прокуренные густые усы. Васильев никогда, ни на одном мероприятии, сколь важном оно бы ни было, не видел его при костюме. Всю эту внешнюю шелуху Борисов глубоко презирал. Даже на официальное открытие общества, которое обещала осчастливить своим присутствием вице-премьер, он заявился в потертых на коленях джинсах, в свитере навыпуск, и без всякого намека на галстук. Ко всему вышесказанному надо добавить, что Борисов имел научную степень по странам Южной Америки, слыл полиглотом, и мог свободно общаться на английском, немецком, французском и испанском языках. — Накурил! — возмутилась Ирина, разгоняя ладошками повисший клоками табачный дым. — В пору топор вешать. — Что бы вы понимали, милая барышня, — невозмутимо отвечал Борисов, щелкая мышью. — Я потребляю настоящий табак, выросший под южным солнцем, без всяких там химических добавок, кроме ароматических, а не фабричные сигаретки, которыми балуется ваш супруг. Это все равно, что сравнивать растворимый кофе, в который напичкано черт знает что, с кофейными зернами. Вкус схож, а насчет аромата — извините. Васильев наклонился к Ире и поцеловал ее в мочку. Она немного отклонилась, не отрывая глаз от монитора. — Подожди, Володя. Дай на принтер сброшу. Затрещало матричное чудо копировальной техники, выдавая испещренный текстом лист бумаги. Присев рядом, Васильев спросил у Борисова: — А что за гостей шеф притащил? Помедлив, тот ворчливо отозвался: — А я почем знаю?.. Откуда знать, какие мысли посещают его светлую голову? Скрипнув дверью, в комнату заглянула тетя Маша, вахтер и посыльный в одном лице. — Заставляете Юрия Сергеевича ждать!.. У него уже посетители. — Эх, тетя Маша! — с хрустом потянулся Борисов, откатываясь на кресле от стола. — Как говорили древние греки, не торопите события. Придет срок, и сами призовут. Вверив незапертую комнату под бдительный присмотр вахтера, они отправились темным, заваленным стройматериалом коридором к шефу. Виктор Александрович Морозов сидел за столом, сплетя пальцы, и оживленно беседовал с двумя незнакомыми мужчинами. С правой стороны стола, с фотографии на него лукаво смотрел Президент. Чуть сбоку, за пепельницей, сделанной умельцем из панциря черепахи, стоял другой фотоснимок, на котором неизвестный фотограф запечатлел еще молодого Морозова на берегу тропической речушки, где за ним виднелись тростниковые крыши хижин и пальмы. Фотографию эту шеф обожал, и всякому посетителю предъявлял горделиво, со сладостью вспоминая семидесятые и международную экспедицию в джунгли Амазонки, членом которой ему повезло стать. Он выглядел на свои пятьдесят, худой, высокий, нескладный. Лицо его было слегка вытянуто, в карих глазах светилась грусть. Ко всему прочему необходимо добавить, что Виктор Александрович, или просто Саныч, как за глаза его называли знакомые, носил пышную шевелюру, а на щеках его курчавились рыжеватые бакенбарды, которые, по его собственному утверждению, он не сбривал лет десять. — Рассаживайтесь, — приподнявшись с кресла, пригласил он. Они сели напротив незнакомцев, некоторое время изучающе разглядывали друг друга. — Знакомьтесь, полковник милиции Крюков Александр Петрович, — наклонив голову, представлял гостей Морозов. — Рядом с ним известный коллекционер Владислав Георгиевич Меркурьев. Старик, сидевший справа от полковника, преисполненный достоинства, поклонился. — А привело их к нам вот что, — шеф теребил тесемки картонной, довольно потрепанной папки. — Впрочем… я думаю, Александр Петрович сам лучше расскажет. Получив слово, Крюков оглядел «географов», как он их мысленно окрестил. — 19 июля, то есть позавчера, на территории вверенного мне округа был совершен квартирный разбой. Потерпевший — как раз Владислав Георгиевич… Старик вторично сделал легкий поклон. — В квартире было что брать, преступники шли наверняка. Но, что удивило меня, как профессионала, среди похищенного числилась лишь эта папка, в то время как были не тронуты другие, без сомнения более дорогостоящие вещи. Налетчик нами задержан, ведется следствие… — А что было в папке? — спросила Ирина, подогретая журналистским интересом. — Записи моего отца, — перенял инициативу коллекционер. — По сути, это написанная еще в конце тридцатых годов монограмма… э… освещающая одно историческое событие… если так можно выразиться… Если вы знакомы с историей, то должны помнить, как в декабре 1851 года во Франции произошел государственный переворот. К власти пришел Наполеон III с кучкой чиновников, преимущественно из родственников. С того дня для Республиканской партии начались нелегкие дни. Не все, правда, отвергали прежние демократические принципы. Некоторые французы объединялись в тайные общества, зачитывались едкими памфлетами. Особенно в ходу тогда была брошюра Виктора Гюго «Наполеон малый»… Так вот, за семь лет наполеоновского правления республиканцы набрались смелости и решились на переворот. В январе 1858 г. на императора совершил неудачное покушение итальянец Орсини, и сразу после этих событий на республиканцев обрушились репрессии. Существует документ… можно? — попросил Меркурьев папку у Саныча и извлек из нее лист. — Это копия обвинительного приговора некоему сочувствующему республиканцам гражданину Давиньону Жаку. За инакомыслие, за подготовку покушения на священную особу, то есть, на самого Наполеона, он приговаривается к двадцати годам каторжных работ… Я не знаю, откуда и каким образом моему отцу удалось достать этот бесценный документ, но факт остается фактом… Месяц спустя, во время этапирования, среди заключенных поднялся бунт. Считается, что в числе рьяных заговорщиков был и Давиньон. Бунт жестоко подавили, десятки заключенных были убиты, но некоторым из каторжан в суматохе удалось бежать. При пересчете, среди девяти беглецов, недосчитались и Давиньона. — Все это интересно, — нисколько не смущаясь, зевнул Борисов и, не справляясь разрешения, стал набивать табаком трубку. — Какое только отношение ко всему этому имеем мы? — Немного терпения… не знаю, как вас по имени отчеству, — выставил сухую ладошку Меркурьев. — Я еще не докончил… Далее возникает временной провал. Но в середине того же года появляются свидетельства о пиратствующем в Саргассовом море головорезе по фамилии Давиньон. Человек незаурядного склада ума, он довольно быстро сбил вокруг себя шайку таких же отбросов общества, извел, а точнее, избавился от конкурентов, и провозгласил себя чуть не полноправным хозяином этих вод. Ни одно судно без его ведома не рисковало сунуться в его владения… После нескольких ощутимых грабежей Давиньона даже пытались изловить, но безуспешно. Достав из пухлой пачки бумаг карту, коллекционер разложил ее на столе. — У меня отмечены почти все его похождения. Замечайте! — он со значением поднял палец. — Испанское судно «Звезда», шедшее из Мексики, захвачено и потоплено в июне 1858 вот здесь, — показал острием карандаша на кружок, обведенный неподалеку от Багамских островов. — Проходит еще месяц, и новой жертвой пиратов становится французское судно «Версаль». Судно направлялось в Бразилию, перевозилась крупная сумма денег на закупку кофе для королевского двора. Оно пропало примерно в этом месте, — и новая отметка на карте, немного южнее от прежней. — Было еще пять удачных нападений, все они, заострите внимание, проходят именно в этих водах. Точно Давиньона что-то удерживает, он не желает покидать богатые места. — К чему вы делаете выводы? — пыхнул дымом Борисов и, покосившись на Ирину, разогнал его ладонью. — Вы меня не дослушали, — обида быть непонятым появилась в лице старика. — Кирилл! — укоризненно посмотрел на Борисова шеф. — Молчу, — он с самым непосредственным видом поднял обе руки. — Мне можно продолжить?.. Итак, его жертвами становятся суда, проходящие вблизи Кубы. И последним в пиратской карьере Давиньона стал налет на британский корабль «Виктория». Путь из Индии был неблизким и крайне опасным, если брать в расчет перевозимый груз: награбленные алмазы, золотые монеты и статуи богов, вывезенные из разоренных храмов. Потому он идет в сопровождении военного фрегата под командованием самого адмирала Вильсона. Южные воды всегда славились дурным норовом. Непогода и на этот раз сыграла роковую роль. «Виктория» каким-то образом переместилась вот сюда, — коллекционер нанес точку в Карибском море. — Кроме того, сопровождение на какой-то срок потеряло «Викторию» из видимости, а когда бросились на поиски, было уже поздно. От команды уцелело всего несколько человек, спасшихся на обломках судна… Адмирал быстро нагнал виновников и даже захватил пиратский корабль, покончив с самим Давиньоном. Но похищенных с «Виктории» сокровищ на бриге не оказалось, и куда они подевались, никто не знал… Не знал никто, кроме мальчишки-юнги, который подсмотрел, как за ночь до трагической развязки верные Давиньону люди бросили якорь у некоего острова, команду загнали в трюмы, устроив попойку, а груз вывезли на лодке, на остров… Всего этого не знала перепившаяся команда, и поплатилась за то веревкой. Мальца пощадили, и уже с ним, ветхим спившимся стариком, во время морского похода в 1913 году встречался мой отец. Он замолчал, наслаждаясь достигнутым эффектом. Борисов пессимистично посасывал трубку, разглядывая сушеную пиранью на стенде. Откинувшись на спинку дерматинового кресла, Ирина задумчиво постукивала кончиком авторучки. Васильев скрестил руки на груди, искоса глядя на старика. — Вы предлагаете нам отправиться за мистическим пиратским кладом? — наконец, оборвал затянувшуюся паузу Борисов, выпуская в потолок клуб дыма. Судя по выражению сумасбродного коллекционера, он именно так и считал. — А знаете ли вы, уважаемый, сколько липовых карт и преданий гуляет по белому свету? Мы не в состоянии отыскать следов Янтарной комнаты, которая исчезла гораздо позже временем, чем ваши алмазы… А вы… с такой уверенностью говорите о событиях полутора вековой давности, предъявляете какие-то «документы». Да о чем здесь можно вообще говорить?! Авантюра! Чистой воды авантюра. — А статуэтка? — ничуть не стушевавшись, парировал Меркурьев. — Это ли не лишнее подтверждение сказанному? — Какая статуэтка? — Борисов соснул потухшую трубку, придвинул ближе пепельницу и принялся выбивать ее. — Вот эта! — торжественно произнес старик-коллекционер и пустил по столу ксерокопированную вырезку из кубинской газеты. — И сразу сравните, — передал Ирине портовый отчет, с отчеркнутым описанием золотого Будды. Васильев пододвинулся к жене, рассматривая смазанное и нечеткое изображение скульптурки, с расплывчатым текстом под ней. — Ее нашли на месте падения американского самолета вблизи указанного мною острова. Ученые взялись определить ее возраст. По их мнению, Будду отлили в конце восемнадцатого века именно в Индии. — А как определили? — быстро спросил Борисов, подтягивая к себе листок. — Примеси… Всякое месторождение имеет свой неповторимый состав… Не слишком ли много совпадений? Борисов пробурчал: — Не знаю, не знаю… — О чем мы тут спорим? — повернувшись к Морозову, заговорил Васильев. — У нас нет средств, чтобы закончить ремонт, не говоря уже о сомнительной экспедиции на край земли. Да и попроси такие деньги, нас просто не поймут. При любом раскладе, даже если совместить поиск неизвестно чего с научными изысканиями, будем только в убытке. — Он прав! — поддакнул Борисов. — Но попробуем предположить, с закрытыми глазами, что все, о чем здесь говорили, правда, и мало того, отправившаяся экспедиция находит эти ваши сокровища. Что дальше?.. Выброшенные на ветер деньги? — Почему? — не понял полковник Крюков. — Да потому, уважаемый господин милиционер, что по закону, — если я ошибаюсь, поправьте, — клад принадлежит государству, на территории которого он найден. — А проценты? Какая-то его часть все же отходит… — Это в том случае, если что-то нашли! Вы не допускаете, что мы только впустую можем потратить взятые в тот же кредит деньги, и остаться потом не солоно хлебавши. — О чем вы?! — не выдержав, возмутилась Ирина. — Убытки, потраченные деньги… Не забывайте, что вы в первую очередь ученый, а не банковский ростовщик какой-нибудь. Лично меня эта затея заинтересовала, и не только как журналиста. Вот скажите, если однажды энтузиасты отыщут золото инков, или, к примеру, Атлантиду, кому будет принадлежать открытие? Отдельно взятой стране? Или всему человечеству? — Желаете пофилософствовать? — ухмыльнулся Борисов. — Я сегодня не в настроении. Можете считать меня циником, говорить, что я мыслю приземлено… Точку в споре поставил Морозов. Он несильно хлопнул по столу. — Хватит! Разошлись, понимаешь… Где найти деньги на экспедицию, не ваша забота. Я вас об этом и не спрашивал. Что же касается сути, припомните, куда мы, выезжали в последнее время?.. Не рановато ли даем повод Западу хоронить российскую науку и ставить под сомнение дух искательства, присущий русскому человеку… К делу. Не далее как вчера я получил приглашение от наших кубинских коллег принять участие в юбилее по поводу сорокалетия открытия аналогичной нашей организации. Мало того, я еще накануне, просмотрев папку, отзвонился господину Мартинесу, занимающему пост… что-то вроде председателя тамошнего географического общества, и он горячо подхватил эту идею, которую кубинцы, в отличие от вас, вовсе не считают такой авантюрной. Нам обещают всячески способствовать, предоставлять любую помощь, какая потребуется. В эту поездку я выбрал именно вас, и пока не хочу вдаваться в объяснения, почему. Просьба, договоритесь по месту основной работы: отпуск, или же за свой счет… уж как-нибудь. До завтрашнего дня сдайте мне паспорта для предоставления виз. На вылет, настраивайтесь, через неделю. Когда из кабинета Морозова все разошлись, со стремянки в коридоре, где шла отделка, слез рабочий в синей спецовке и в повязанной поверх волос косынке, передал соседу инструмент, которым только что подгонял стеновые панели, и, буркнув: «Я сейчас», вышел на улицу. Оглядевшись по сторонам, он направился к белой японский «Мазде», стоявшей возле детской игровой площадки, сунул ключ в замок и запрыгнул на сиденье. Он сразу полез к автомагнитоле, отключил запись; нажав на рычажок, вытащил прозрачную аудио-кассету. Посмотрел на нее в просвет — пленка была смотана почти до конца. Загнав ее вновь в кассетоприемник, включил подсвеченную зеленоватым огоньком кнопку «Воспроизведение». — … я еще накануне, просмотрев папку, отзвонился господину Мартинесу, занимающему пост… что-то вроде председателя тамошнего географического общества… Он отключил запись, стащил с головы идиотский платок и бросил на заднее сиденье. «А теперь сразу в душ… Воняет, как от козла». Запустив двигатель, он покосился в зеркало и, довольный собой, подмигнул собственному отражению. |
||
|