"Стены из Хрусталя" - читать интересную книгу автораГлава 21Во всем его прадед был прав, только в одном ошибался, думал Генри Томпсон. Надо было напасть на тварей первым. Выжечь их гнездо, а пепел развеять над Темзой. Точнее, перетаскать его туда в тележках и ухнуть в воду, потому что пепла останется много. Ему даже стало обидно. Столько лет он готовился, изучал не только химию, но и алхимию, не только психологию, но и заклинания, объездил все северное полушарие, научился стрелять и даже фехтовать на всякий случай — столько усилий ради одной-единственной ночи. Сегодняшней. Генри покинул свою комнату, единственную полностью меблированную во всем доме, и, как когда-то, прошелся по коридору, распахивая двери. Много лет подряд тетушка сдавала дом жильцам, но после ее смерти — от естественных причин, к чести Генри да будет сказано — племянник выселил их всех. Дом он превратил в штаб для избранных друзей, а публику попроще приглашал на квартиру, которую снимал в Ист-Энде чтобы отслеживать пульс Лондона. За окнами висел густой туман, словно с наружной стороны стекла облепили грязной ватой. До заката было еще нескоро. Тем не менее, друзья Генри уже готовились к вылазке. С первого этажа долетал их гогот и щелканье затворов. Ребята рассчитывали славно повеселиться. Прислушавшись, Генри различил голос Билла Слоупса, уроженца Шропшира, имевшего зуб на аристократов за строгие законы о браконьерстве. Не раз ему приходилось платить штраф за дюжину куропаток, застреленных в чужом лесу. Теперь же он расквитается с помещиками. Не только на их землях поохотится, но и на них самих. У того самого кабинета Генри замешкался. Обои тетушка ободрала, но поскупилась перестелить пол, а потом и вовсе махнула рукой и переоборудовала комнату в подсобное помещение, свалив туда обломки мебели. Но все таки приказала заложить окно кирпичами, чтобы никто из жильцов не вздумал здесь обосноваться. Слухи о страшном событии, произошедшем здесь полтораста лет назад, взбудоражили ее. Никаких призраков в доме, понятное дело, не оказалось. Неизвестно, что так напугало предков Генри. Не иначе как их собственное неуемное воображение, взращенное на суевериях восемнадцатого столетия. Сам Генри не верил в потусторонние явления. Даже магию, которой пользовался неоднократно, он считал не чем-то необъяснимым, а чем-то необъясненным. В будущем наука прольет свет на механизмы действия снадобий, доказав, что они полностью раскрывают потенциал человеческого мозга. А вампиризм — лишь заболевание, передающееся через кровь по принципу сифилиса. Вот и все. Никаких блесток, феечек, выглядывающих из маргаритки, или гномиков в красных колпаках. Именно приверженность вампиров фольклору более всего раздражала Генри. Признай они, что их кровожадные наклонности суть следствие болезни, и он, возможно, дал бы им еще один шанс. Но нет, так нет. Сначала он убьет их Мастера. Совладать с существом столь древним, даже легендарным, непросто. Но с тех пор, как Генри выяснил его истинное имя, вампир полностью в его власти. Стоит позвать его, и он придет на зов. Не все же вампирам злоупотреблять гипнозом. Пусть испробуют его на своей шкуре. И когда Мастер появится в поле зрения, Генри его застрелит. Продырявит сердце серебряной пулей. Даже обвинение зачитывать не станет, зачем разводить тары-бары с упырями? Кто бы из этой своры ни убил его предка, виноват в первую очередь Мастер. Ему и платить по счетам. Смерть Мастера ослабит остальных вампиров, которых можно будет выкурить из поместья и перебить. Тем более, что они давно не вкушали человеческой крови. На этом этапе ему и пригодится добрая старая лондонская толпа. Погнать простофиль вперед, а пока вампиры будут с ними возиться, перестрелять кровососов с безопасного расстояния. Можно и бомбой кинуть, с серебряными гвоздиками вместо шрапнели. Есть у него приятель-итальянец, одержимый идеей порешить титулованную особу. Хоть принца, хоть маркиза, хоть баронета завалящего, лишь бы оставить след в истории. Как узнал про возможность одним махом расквитаться с дюжиной таких особ — причем из действительно древних семейств — восторгу его не было предела. И стреляет он порядочно, а уж по части взрывных механизмов ему нет равных. И тогда с английскими вампирами будет покончено. А все потому, что они такие кретины! Цепляются за одряхлевшую мораль, прикрывают красивыми словами звериные инстинкты. Ну как может человечество поступательно развиваться, если к его телу присосались эти пиявки и тянут обратно в феодализм? «Нужен символ.» Мысль пришла в голову внезапно, но сразу же показалась удачной. Такие проблески вдохновения у него нередко бывали. Например, когда он решил подружиться с этим олухом Стивенсом, чтобы получить информацию из первых рук. Или когда пошел охотиться на уличных девиц. Убивать никого не потребовалось, но сама идея была простой и изящной. Он отчетливо понимал, что в тех обстоятельствах это решение было единственно верным. Так ему казалось и сейчас. Одна беда — Генри никак не мог взять в толк, что же он сам подразумевает под символом. «Что-нибудь, что расшевелит толпу,» подсобила Блестящая Идея. «Лондон всегда балансирует на грани мятежа. Один толчок — и рассерженный пролетариат выламывает чугунные прутья из забора Гайд-парка и идет громить лавки.» Звучало логично. Но зачем дергаться лишний раз? Достаточно напомнить про убитую бродяжку… «Про нее уже все забыли. Третьеводнишние новости годятся лишь на то, чтобы заворачивать в них бутерброды. Нужна сенсации посвежее. Еще одна жертва вампира, которая положит конец терпению общественности. Еще одна женщина,» бодро думалась мысль. Кто-нибудь из Уайтчапела, решил Генри. «Нет, из более приличного района. Кому дело до сброда из трущоб? Но если вампиры покусятся на святая святых, на добродетельную мать семейства, то выйдет уже другой коленкор. Тогда мы точно прижмем их к ногтю.» Тут Генри немного растерялся. Впервые в жизни он вел диалог с собой, до конца не осознавая, к чему тот приведет. Он, конечно, любил выкурить трубочку и раскинуть умом, но сейчас происходило нечто иное. Ум решил раскинуть им. Из какого района, он бросил пробный камень, и тут же понял, что из Кэмберуэлла. А там он знал только одну семью. Мужа-недоумка и назойливую провинциалку-жену. После его последнего визита эта замечательная чета еще долго будет спать порознь. А нечего было якшаться с вампирами! Спасибо за такое поведение им никто не скажет. «Да-да, она самая. Эвике Стивенс,» вклинилась Блестящая Идея. «Это она-то символ? Эта деревенщина?» не сдержал смешок Генри, дивясь собственной легкомысленности, а пуще всего тому факту, что все таки умудрился запомнить ее имя. Примерно минуту Блестящая Идея не тревожила его рассудок. «Было бы и правда лучше, если бы Эвике не обладала такой ярко выраженной индивидуальностью,» начала думаться мысль. «Тихонькая крыска в поплиновом платье гораздо лучше сгодилась бы на эту роль. Но в исчезновении миссис Стивенс обыватель увидит элемент возмездия. Главное, обстряпать все так, чтобы подозрение вновь пало на вампиров…» Стоп! Генри даже хлопнул себя по колену, чтобы прийти в чувства. Каким-то непостижимым образом он не поспевал за собственными мыслями. Оно бы и понятно, находись он под влиянием какого-нибудь из зелий мисс Маллинз, но на трезвую голову такое с ним приключилось впервые. И это настораживало. Разлад в мозгах — штука сама по себе неприятная, но досаднее всего было то, что похищение миссис Стивенс ну никак не вписывалось в его первоначальный план. А план был хороший, жалко такой менять. Но если мы похитим Эвике, объяснил он себе, она все растреплет, когда вампиров перебьют, а ее придется отпустить. Вряд ли кто-то всерьез воспримет психопатку из Трансильвании, но все равно. Мало ли. «А зачем ее отпускать? Ее отпускать не надо.» Она беременна, пожал плечами Генри, сочтя свой аргумент исчерпывающим. Но они с мыслью вновь разошлись во мнениях. «Что с того? Кто даст гарантию, что ее ребенок будет счастлив, родившись? Возможно, он тоже будет расти в одиночестве и ронять слезы на фотографии родителей.» Генри сам не знал, что на него нашло. Рассудок расслоился и уже не мог собраться воедино. Но откуда-то из глубины поднялась даже не мысль, а, скорее, ощущение, что убить Эвике Стивенс будет очень, очень неправильно. Нет, твердо сказал он. Это чересчур — связываться с женщиной в положении… «Вот и эвфемизмы пошли,» пристыдила его Блестящая Идея, которая стремительно разрасталась у него в голове, становясь все явственнее, все ощутимее. «Или тебя уже коснулась мелкобуржуазная мораль? Дальше ты начнешь рассуждать о семейных ценностях…» Ничего подобного! «А почему тогда?» Слишком рискованно, вот почему! «Кто не рискует, тот не пьет шампанского,» заметила Блестящая Идея. «Я вообще его не пью,» Генри из последних сил вцепился в ускользающее ощущение себя. «Шампанское — напиток прогнившей аристократии, я же предпочитаю красное вино.» «Вот именно это меня и раздражает. По шампанскому я успел соскучиться.» Он похолодел. Так чувствует себя человек, которого посреди ночи будит скрип окна на первом этаже, и он на цыпочках крадется к лестнице, чтобы узнать, кого принесла нелегкая — может, соседскую кошку, а, может, и взломщика? В отличие от этого бедняги, Генри не мог позвать полицию — голосовые связки как будто онемели. Кочерги поблизости тоже не оказалось, но даже подвернись она под руку, он все равно не знал бы, что с ней делать. Не колотить же себя по затылку. Все, что у него получилось, это сдавленно прошептать: — Кто здесь? И ему ответили. — Мне нужно время! — выпалил Фанни, когда лорд Рэкласт подкараулил его в гостиной и многозначительно постучал когтем по крышке часов, которые вытащил из кармана ярко-зеленого жилета. — Как жаль, что его у тебя нет. — Это ведь очень серьезно! — Тогда десять минут. Гостиная пустовала. В честь своего чудесного избавления, Мастер отворил погреба, и сегодняшним вечером гости расплачивались за бесчисленные бокалы свиной крови напополам с виски. Мало кому удалось приподнять крышку гроба, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно завязать галстук и показаться на люди. С дюжину снулых упырей слонялось по залу, едва избегая столкновения с мебелью. За китайской ширмой в дальнем углу пряталась мисс Пинкетт, обложившись диктантами. Диван в центре занимала леди Маргарет, разозленная отсутствием своей пассии, которая опять сбежала с вечера пораньше. Чтобы хоть как-то отвлечься, миледи вязала ей в подарок кошелек. Положив ноги на карточный столик, Табита и Эйдан курили свои забористые папиросы, не забывая стряхивать пепел на персидский ковер. Только сердобольная Доркас занималась общественно полезным делом — подвязывала сломанную пальму, на которую вчера кто-то вскарабкался спьяну. За роялем сидела леди Аркрайт и меланхолически напевала балладу «Убийство в Красном Амбаре.» Была здесь и Маванви. Забралась в кресло и что-то строчила в записной книжке. Время от времени вампиры бросали на нее оголодавшие взоры, а девица кивала в ответ, принимая их оскалы за дружелюбные, хотя и застенчивые улыбки. Еще вчера лорд Марсден представил ее вампирам как «свою дражайшую гостью.» За талию приобнял, потрепал по свежей щечке. Дальше руки не распускал, но Фанни и так едва сдержался, чтобы не кинутся на него с кулаками. То-то было бы зрелище! Зато к намеченной жертве Мастера его паства даже близко не подходила. Ничего хорошего такой афронт не сулил. Это было не только неприлично, как, например, таскать спаржу из чужой тарелки за обедом, но и небезопасно (за спаржу вилку в глаз не воткнут, а тут запросто). Несколько раз Фанни проходил мимо, как бы случайно задевая ее рукой по плечу, и тогда Маванви счастливо жмурилась, но молчала, памятуя про их тайну. Хотя ничего говорить и не требовалось. «Я влюблена в юношу-вампира,» читалось у нее в глазах, «и это таааак романтично!!!» Стоит остальным — да той же миледи! — прислушаться к ее мыслям повнимательнее, как сразу почуют подвох. Проследив за его взглядом, Рэкласт усмехнулся и потеребил закрученный ус. — А чтобы тебе решалось веселее, я позаботился об аккомпанементе. Мисс Грин! — позвал он так громко, что присутствующие вздрогнули. — Не осчастливите ли вы нас вокальным номером? — Право же, не знаю, — смутилась девица, вставая. — Я брала уроки музыки, но тетушка всегда говорила, что я надрываюсь, словно кукушонок в чужом гнезде. — Почтенная леди не желала, чтобы ваш несомненный талант вскружил вам голову. Вот эту балладу, если вас не затруднит. Надеюсь, леди Аркрайт сыграет нам, — вежливо обратился он к вампирше, устанавливая нотные листы на пюпитре. Та кивнула. Увидев название, Фанни покачнулся. Но девушка как ни в чем не бывало прочистила горло и запела: Голосок у нее был слабенький, но приятный, особенно если она не брала высокие ноты. Некоторое время вампиры разглядывали ее с небескорыстным любопытством, как кошки — мышь, танцующую на задних лапках. Затем вернулись к своим делам. Похоже, один Фанни понимал, какую игру затеял ирландский гость. Как и следовало ожидать, пение не только не помогло ему сосредоточиться, но в конец расшатало нервы. Каждое слово хлестало, как пощечина. И он знал, отлично знал, чем закончились похождения нахального слуги из баллады. А так же то, что на последнем аккорде придется сделать выбор. Кого ему предать? Он хотел рвануться к Маванви, обнять ее, заслонить ото всех. Голова кружилась от любви, но ведь и знакомством с ней он обязан Мастеру, который когда-то влил в него свою живительную кровь. И войди он сейчас в гостиную, Фанни по привычке спросил бы, не будет ли приказаний. Но мучительнее всего было то, что подобный выбор вставал перед ним не в первый раз. В чем он ошибся тогда? Неужели придется вспоминать? Но Маванви пела, отмеряя отпущенное ему время, и вампир закрыл глаза, возвращаясь в самые страшные часы своей жизни. Не те, что предшествовали инициации. А те, что последовали за ней. …Вот он со всех ног он несется к дому мистера N. То есть, Ричарда Томпсона. Он давно выяснил и имя своего мучителя, и его адрес, но все никак не решался нанести удар. Мистер Томпсон производит впечатление человека, которого невозможно застать врасплох. Но невиданная сила окрыляет Фанни. Ему сам черт не брат. Только одного он опасается — у мерзавца есть ребенок. Что если он будет играть с сынишкой, когда Фанни ворвется в дом? Вдруг на самом деле он примерный семьянин? В таком случае, вампир все равно его растерзает, но с меньшим усердием. Похоронить останки можно будет в одном гробу, а не в сотне табакерок. Он стучит в дверь, и ему открывает молодая женщина. Зеленый корсаж и бежевая юбка, все из атласа, видно, что не служанка. На лице — толстенный слой белил, наверное, оспины замазала. Жена, стало быть. Рот вампира кривится в злобной усмешке, и женщина вскрикивает, заметив клыки. Я пришел убить вашего мужа, признается Фанни. Женщина молча смотрит на него, потом отступает в сторону. Проходите, говорит она. Но когда Фанни врывается в кабинет, мистер Томпсон поджидает его во все оружии. На столе библия, рядом — та самая странная коробка, а с пальца его стекает кровь. От ее вида у вампира пересыхает в горле, он рвется вперед, но Ричард Томпсон поднимает библию, ненароком размазывая кровь по обложке. Аромат крови смешивается с терпким запахом кожаного переплета. Шипя, вампир делает шаг назад, а мистер Томпсон заявляет, что уважение к Библии очень похвально. Ведь еще в детстве мастер Блейк перечел Писание от корки и до корки, раз в их секте все поголовно грамотные. Мужчины, по крайней мере. Но вот умеет ли читать его мать? А если не умеет, то кто зачитывает ей письма от кормильца? Фанни, не веря, мотает головой. Нет, кричит он. Даже вы не могли так поступить. Но кто-то же должен предупредить ее о преждевременной кончине сына, говорит мистер Томпсон. Спокойно говорит, доброжелательно. Вот он и взял на себя сей нелегкий труд. Сразу, как только мастер Блейк отправился за бумагами. Часа три успело пролететь. Интересно, доскакал ли гонец до их городишки? Но пусть мастер Блейк не беспокоится, эти вести не разобьют ей сердце. Из письма она узнает, чем именно промышлял ее отпрыск в Лондоне. А по такому сыну незачем и плакать. Фанни чувствует, как ноги подкашиваются от страха, того самого страха, который преследует даже во сне, когда приходится раз за разом отвечать не выученный урок или стоять голышом на рыночной площади. Страха бесчестья. Он-то знает, что его письма к матери вслух читает пастор. На молитвенном собрании, перед остальными братьями и сестрами. Зачем им таиться друг от друга? Вампир бросается в дверь, но его останавливает сочувственный голос. Возможно, мастеру Блейку будет небезынтересно узнать и еще кое-какие сведения. Какие? Но Томпсон качает головой. В городе, где при виде падающей звезды кричат «побольше денег!», ничего не достается даром. Неопределенность сводит с ума. Что еще вам от меня нужно, что? Клятва, отвечает мистер Томпсон, которая свяжет вас навеки. Повторяйте за мной. И вампир повторяет слова, почти не вдумываясь в их смысл, потому что то, чего он не знает, может оказаться гораздо ужаснее. Так и есть. В эту ночь на притон его знакомого скупщика краденого будет устроена облава. Констебли рассчитывают поймать девицу, поднаторевшую в подделке бумаг. Известна ли мастеру Блейку сия особа? Он вспоминает, как сильно Салли боится виселицы. Другое дело, что сразу ее не поволокут на эшафот! Сначала запрут в камере. Он думает про Джека Шеппарда, четыре раза удравшего из Ньюгейта. Если у человека получилось выбраться оттуда, то вампиру туда попасть раз плюнуть. Он вернется за Салли. По кирпичу разберет стену, руками согнет прутья решетки и вызволит ее. Да, так и сделает, только завтра. Что ей стоит подождать? …Что ей стоило подождать?.. — Ну еще бы я поплелась за ними, как овца на скотобойню, — зазвучал ее охрипший голос. — Жаль только, что двоих лягавых располосовала, как добралась до ножа. Третий проворным оказался, так меня в стену впечатал, что сразу отдала черту душу. Ну да все лучше, чем в конопляном воротнике красоваться! — Я бы вернулся за тобой! — Так я и поверила! — Я должен был лететь домой! Мне нужно было перехватить то письмо! Иначе репутация моей матери была бы загублена. Все двери закрылись бы перед ней… — Ври, да не завирайся! Ничего ты о ней не беспокоился! Только о себе! Что узнает она, каков сыночек оказался, и перестанет тебя любить! Предатель! …Вынырнув из трясины воспоминаний, Фанни снова услышал, как голосок Маванви выводит: Да, так и есть. Всю жизнь он был трусом, и думал только о себе. А как пришла пора позаботиться о других, о двух самых дорогих ему существах, тут-то идеи поиссякли. Но ведь еще пара минут, и ему придется кого-то предать! Или Маванви, или лорда Марсдена, или… Фанни впился когтями в ладонь, но третья «или» не исчезала. Наоборот, проступала ярче и ярче, заполняя все вокруг ослепительным светом, который выжег голоса из его памяти. Третья «или» всегда была здесь. Даже в ту ночь. Теперь он знал, как действовать дальше. Он бросился вон из гостиной под недоуменным взглядом Рэкласта и, скользя по паркету, побежал в контору, ту самую, с которой и началось знакомство наших героинь с Дарквуд Холлом. Достал лист бумаги, но забраковал его, и вытащил из потаенного ящика свиток пергамента. Тут важно пустить пыль в глаза. Скопировать эпистолярный стиль Мастера тоже не составило труда. Собственно, весь стиль сводился к произвольной комбинации таких фраз, как «повелеваю», «под страхом смерти» и «в бараний рог согну.» Оставалась подпись. Со свистом втянув воздух, секретарь вывел корявые готические буквы. Пока он так трудился, до него долетали обрывки баллады. Присыпав документ песком, Фанни аккуратно свернул его и сунул за пазуху. Выгреб из ящика две пригоршни золотых монет, набил карманы. Все готово. Можно смело предавать. Он вернулся и с порога помахал Маванви, подзывая ее к себе. Та сразу же заметила его и улыбнулась. Однако, будучи барышней воспитанной, все таки допела последние строки: |
||
|