"Король Артур" - читать интересную книгу автора (Эрлихман Вадим Викторович)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПЕРВЫЙ РЫЦАРЬ

Глава первая. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

Судя по романам, в разные периоды жизни Артура окружали заботливый опекун сэр Эктор, мудрый Мерлин, прекрасная Гвиневера и верные рыцари Круглого Стола во главе с Ланселотом Озерным. Но мы уже достаточно изучили ситуацию, чтобы понять, что, копнув поглубже, обнаружим вокруг короля совсем других людей. В кельтской традиции свита Артура состоит из могучих чародеев, наделенных многими волшебными талантами, и свирепых воинов, незнакомых с законами рыцарства даже понаслышке. Но и они мало напоминают тех людей, кто помогал или мешал реальному Артуру защищать земли бриттов. Память о них приходится по крупицам извлекать из слежавшихся за века пластов вымысла.

Естественно, первыми людьми, связанными с нашим героем, были его родители. С ними возникают и первые проблемы — дело в том, что валлийские источники почти не упоминают Утера Пендрагона, предполагаемого отца Артура. Только в стихотворении «Кто привратник» (Ра gwr) из «Черной книги Кармартена» один из героев, Мабон ап Модрон, именуется «слугой Утера» (gwas uthir), но без всякой связи с находящимся рядом Артуром. Эта связь впервые появляется в сочинении Гальфрида Монмутского, где Утер включается в родословную легендарных королей бриттов как сын Константина и отец Артура. Там же описаны победы Утера над саксами, его любовь к Игрейне и обманное зачатие с ней сына в замке Тинтагел. После этого Утер очень быстро сходит со сцены — кратко упоминается о его отравлении саксами, соединенном в заветную тройку с такими же отравлениями Вортимера и Амброзия. После его смерти наступает время усобиц, и на площади столичного города, Лондона или Винчестера, появляется камень или наковальня с воткнутым в него (нее) мечом.

Кроме Гальфрида, ни один автор не сообщает об Утере ничего внятного. Историки, за редким исключением, считают его вымышленной фигурой, выводя его имя из валлийского uthr или uthir (ужасный). Это слово нередко встречается в поэзии бардов — например, в «Диалоге между Гвиддно Гаранхиром и Гвином ап Нуддом» из «Черной книги Кармартена». Там Гвин, злокозненный властитель царства мертвых, похваляется: «Я был там, где пал Ллахеу, сын Артура, ужасный в песнях» (mab Arthur uthir ig kertew)(1)^{67}. В этой строфе слово uthir может быть эпитетом самого Артура, сыном которого «в песнях», то есть в фольклоре, считался Ллахеу. В других стихах это слово читается как Утер Пен (ужасная голова), и только у Гальфрида встречается полная форма Пендрагон — «голова дракона» или «главный дракон». С драконами бритты сравнивали своих правителей, причем без всякого отрицательного оттенка — Мэлгона Гвинедда барды именовали pendraig, тот же Пендрагон, а Гильдас называл его «драконом острова».

Кое-кто из историков считает слово «Пендрагон» почетным прозвищем или титулом королей Логрии, перенося его с Утера на его сына. Артура вполне могли прозвать «головой дракона» за то, что он носил позднеримский шлем, украшенный мифическим чудищем или, допустим, изобразил дракона на своем знамени. Оба варианта вполне вероятны: в ту эпоху знамена с драконами зафиксированы у франков и англосаксов, а у римских легионеров дракон помещался на знаке (сигнуме) когорты. Стоит сказать, что Эмрис-Амброзий в поэзии бардов имел эпитет «Золотая голова» (Benaur) — тоже в честь начищенного до сверкания римского шлема. Что до характеристики «ужасный», то Артур, без сомнения, заслужил ее — как иначе ему удалось бы почти полвека поддерживать в Британии относительный порядок? Любопытная триада 20 перечисляет Трех огненных разорителей (ruduoauc) Острова Британии. В варианте этой триады говорилось, что «там, где прошел походом Артур, семь лет не росли ни травы, ни цветы»(2)^{68}. Есть версия, трактующая само его имя как «Art uthr», «Ужасный Медведь», но ее мало кто поддерживает.

В «Книгу Талиесина» включена «Элегия Утеру Пену», которую обычно относят к Утеру, хотя не исключено, что поэма посвящена самому Артуру — там упоминаются его вражда с сыновьями Кау (об этом дальше), чудесный меч как символ его власти, загадка его могилы. Героя называют «родичем Цезаря» (charant Casnur), имея в виду, вероятно, его мнимый императорский титул. Встречается здесь и само имя Артура — в строке, которую раньше переводили как «девятая часть Артурова мужества» (nawuetran yg gwrhyt arthur). Недавно появился другой перевод — враги «ищут спасения от Артурова мужества». Это подтверждает мысль о том, что речь в поэме идет об Артуре, и «ужасным главой» могли иносказательно называть именно его.

Укрывшись под чужим прозвищем «Утер», отец Артура бледной тенью промелькнул на страницах истории. Впрочем, безотцовщина была обычным делом в тот век морального упадка, когда мужчина, особенно знатный, считал законной добычей любую подвернувшуюся под руку женщину или девушку. Хроники королевских династий полны внебрачных детей, да и принцессы нередко рожали без мужа. Похоже, это случилось и с матерью Артура Игрейной (Эйгр), занимающей в валлийских генеалогиях куда более почетное место, чем Утер. Ее считают дочерью Амлаудда Вледига, породившего не менее семи отпрысков — и если сыновья его ничем не прославились, то дочери все, как одна, вошли в историю. Старшая, Гвиар, стала женой Герайнта Думнонского, Рейнвилидд родила великого валлийского святого Иллтуда, а Голейдидд — Килуха, героя повести «Килух и Олвен». Игрейна, вторая дочь Амлаудда, родилась не ранее 450 года. Можно предположить, что ее отец, носивший почетный титул «основателя династии», правил одним из королевств Южной Англии — быть может, Атребатией, находившейся на месте будущего Уэссекса. После 470 года владения Амлаудда были завоеваны саксами, а его дети нашли убежище при думнонском дворе, где королевой была их сестра Гвиар.

Вполне возможно, что в то неспокойное время Герайнт отправил свою семью в надежно защищенный Тинтагел. Оказалась там и Игрейна — бесприданница, лишенная шансов на удачное замужество. В скуке гарнизонной жизни она могла обратить внимание на кого-то из воинов, а может, и на самого коменданта крепости. Не исключено, что он был ирландцем — Думнония поддерживала тесные и отнюдь не враждебные связи с Зеленым островом. Возможно, он действительно носил прозвище Утер, устрашающее врагов. После краткого романа принцесса забеременела и родила сына, получившего, быть может, в честь отца ирландское имя Арт. Как уже говорилось, это произошло около 472 года, и о дальнейшей судьбе Игрейны мы ничего не знаем. Романы намекают, что после рождения первенца она прожила недолго — стала жертвой очередного мора или просто зачахла, не выдержав попреков родни.

Артуриана рисует нам другую Игрейну — даму не первой молодости, успевшую родить своему мужу, герцогу Горлойсу, дочерей Моргаузу и Моргану, а возможно, еще и сына Кадора (по другой версии, он был сыном Горлойса от предыдущего брака). После Артура она родила Утеру дочь Элейну, а потом, после смерти короля, ушла в монастырь. Эта Игрейна явно перепутана со своей старшей сестрой Гвиар, а Горлойс Корнуэльский является «клоном» мужа последней Герайнта.[11] Конечно, есть соблазн отождествить двух сестер (даже имена похожи — Эйгр и Гвиар), но ни один источник не причисляет Артура к правящему роду Думнонии, да и Герайнт не погиб в стычке с королем, а пал много лет спустя при Ллонгборте. У него от Гвиар и правда был сын Кадо (Кадви), не считая еще пятерых детей, большей частью ставших монахами.

Что касается двух дочек Горлойса, то они «отметились» в большинстве артуровских романов. Особенно прославилась младшая, знаменитая фея Моргана, именем которой (Фата Моргана) до сих пор зовется обманный мираж в Мессинском проливе, за сотни километров от Британии. В «Смерти Артура», да и в других романах, Моргана постоянно вредит своему единоутробному брату — пытается его отравить, науськивает на него врагов, подменяет перед битвой непобедимый Экскалибур обычным мечом. Причины этой вражды не объясняются ничем, кроме дурного характера феи — ее боятся все, в том числе собственный муж, король Уриенс Горрский. Никого не любящая, бездетная Моргана тем не менее дьявольски красива и сексуальна. Ей подчиняются духи стихий и чародейки — уже знакомые нам девять фей-сестер, живущих на острове. Стоит вспомнить, что римский географ Помпоний Мела писал о девяти девах-колдуньях, живших, по преданию, на острове Сена в Арморике: они якобы могли предсказывать будущее и вызывать бурю, являясь жрицами могущественной кельтской богини.

Этой богиней, связанной одновременно с войной и плодородием, и была Моргана. Имя ее ирландской «сестры» Морриган означает «царица смерти», но в то же время в ней видели щедрую покровительницу острова и всех живущих на нем. Роберт Грейвс считает обеих ипостасями Белой богини — древней и вечно юной, связанной с луной, питающей землю кровью убитого ею юного бога растительности, ее любовника, брата и сына в одном лице. Затрагивая глубинные пласты индоевропейской мифологии, эта теория побуждает нас видеть в Моргане одновременно сестру и возлюбленную легендарного Артура. Однако традиция отводит эту роль другой дочери Игрейны — Моргаузе (она же Анна). По версии Вульгаты, сразу после коронации Артура она обманом совратила юного короля, не ведающего об их родстве, и зачала от него сына — предателя Мордреда. Мэлори еще больше сгущает краски, заставив Артура прознать о рождении своего будущего губителя и истребить всех рожденных за определенный срок британских младенцев. Однако это деяние, достойное Ирода, не достигло цели — при крушении корабля, на котором везли несчастных детей, Мордреда «подобрал один добрый человек и растил у себя до тех пор, пока не сравнялось ему четырнадцать лет отроду»(3)^{69}. Другие авторы сообщают, что принца спасла Моргана, воспитавшая в нем силу, смелость и пылкую ненависть к отцу.

Роль Моргаузы в этом раскладе неясна, а сама она весьма напоминает фантом, порожденный «удвоением» своей сестры-колдуньи. Гальфрид и последующие авторы называют ее супругой короля Лота Лотианского, матерью знаменитого сэра Гавейна и его братьев, в том числе Мордреда. В реальном существовании Лота, как уже говорилось, можно сомневаться, а имя его жены в ранних текстах звучит как Моркадес, напоминая о владении короля — Оркнейских островах (Orсаdes). Валлийские генеалогии дают ей то же имя Гвиар (кровь), что и супруге Герайнта Думнонcкого. В небольшом тексте XIV столетия, называемом «Валлийской версией рождения Артура» (манускрипт Llanstephan MS 201), так описана ее история: «У Горлойса и Эйгир было две дочери, Гвиар и Дионета. Гвиар жила вдовой при дворе своего отца с сыном Хивелом, после смерти ее мужа Эмира Ллидау. И Утер побудил Ллеу ап Кинварха жениться на ней, и у них были дети: два сына, Гвальхмаи и Медрауд, и три дочери — Грация, Грерия и Дионета»(4)^{70}. Дионета связана с галльской богиней вод Дивоной, имя которой означает просто «богиня» — возможно, это прозвище той же Морганы. Гвиар в этом тексте становится женой не только Лота-Ллеу, но и «императора» Арморики Будика. В других текстах женой Будика названа Элейна — дочь Утера и Игрейны, в которую Гальфрид превратил Элен Ллидауг, легендарную супругу Максима Магна. Королеве Лотиана монмутский клирик дает имя Анна, но в большинстве рыцарских романов она превращается в Моргаузу.

Анна, дочь Утера и Игрейны, упомянута в одной из генеалогий (Mostyn MS. 117), где ее дочерью названа Нонна (Нон), мать святого Давида: по другим источникам, Нонна была дочерью Кинира и сестрой Кая. Сама Анна явно носит имя не библейской матери Девы Марии, а великой кельтской богини Ану, в честь которой холмы округлой формы в Ирландии до сих пор именуют «грудями Ану». Связь этой богини с плодородием отразилась и на характере ее тезки: средневековые авторы описывают многочисленные интрижки любвеобильной Моргаузы, одна из которых стала для нее роковой. Когда королева завела роман с кровным врагом своей семьи сэром Ламораком, ее сын Гахерис застиг любовников в спальне и одним ударом отсек матери голову (почему-то пощадив при этом Ламорака). Возмутиться такой жестокостью мешает явная легендарность Моргаузы, которую признают большинство авторов новейшей артурианы — и делают возлюбленной Артура и матерью Мордреда именно Моргану.

Впрочем, отношение колдуньи к брату не так уж однозначно. Враждуя с королем, она параллельно оказывает ему услуги по части магии. А потом, погубив в конце концов Артура и его Логрию, увозит умирающего властелина на Авалон, готовя его к будущему воскрешению. Так же поступают, по мысли Грейвса, другие «белые богини» — египетская Исида, финикийская Астарта, фригийская Кибела. Тем самым Артур обретает еще один, самый глубинный мифологический прототип — умирающего и воскресающего бога природы, подобного Осирису, скандинавскому Бальдру или бриттскому Мабону. Мабон («юный») в триадах и поэзии бардов временами ассоциируется с Артуром — оба, например, подолгу находятся в темнице, то есть в подземном царстве, в ожидании возрождения. Кстати, иногда Мабона еретически отождествляли и с Христом, а его мать Модрон (Матрона) весьма напоминает Моргану. В валлийской традиции имя последней было переосмыслено как «рожденная морем» (Morgen), что породило весьма распространенную в Уэльсе фамилию Морган.

У Мэлори в перемещении короля на сказочный остров участвуют не только Моргана, но и две королевы — Северного Уэльса и Пустынных земель. Вторую из них можно считать супругой короля Грааля, волшебницей по определению. С первой сложнее — казалось бы, Гвинедд вполне реален, и его правительница имеет мало общего как с Авалоном, так и с местом гибели Артура. Тут нужно вспомнить двух прославленных в валлийской поэзии внебрачных сыновей, ставших королями. Первый — сын Мэлгона Гвинедда Рин, матерью которого считается Гваллвен («белокудрая»). Темноволосые валлийцы часто наделяли эльфов, «Дивный народ», белыми волосами. Барды никак не могли признаться, что матерью Рина является какая-нибудь служанка или скотница, и потому сделали ее феей. Второй бастард — Оуэн, сын Уриена Регедского, что объясняет как брак Морганы с этим монархом, так и ее дружбу с сестрой, королевой Северного Уэльса.

Предание, сохранившееся в валлийском манускрипте XVI века (Pen. 147), гласит, что однажды Уриен, проезжая через брод Рид-и-Гивартва в Денбишире, увидел там красивую женщину, стирающую белье, и тут же овладел ею. Она призналась, что нарочно явилась к броду, чтобы зачать от короля великого героя, и ровно через год на том же месте вручила ему новорожденных мальчика и девочку, после чего исчезла. Так родились дети Уриена Оуэн и Морвидд, а их матерью легенда называет Модрон, дочь Аваллаха — ту же богиню Матрону-Моргану. Ее отец, как уже говорилось — король фейри, правитель Авалона и легендарный родоначальник валлийских династий. В романе Робера де Борона Аваллах (Эвелак) назван языческим королем Британии, которого Иосиф Аримафейский обратил в христианство, дав ему, что интересно, имя Мордрен, напоминающее о Мордреде — то ли сыне, то ли воспитаннике Морганы. Эта пара повторяет героев валлийской «Истории Талиесина» — колдунью Керидвен и ее злого и уродливого сына Морврана.

История «прачки у брода» известна и в других кельтских регионах: в Ирландии в роли прачки выступает богиня Морриган, которая после соития с богом Дагдой никого не родила, но помогла богам победить в сражении при Маг Туиред их противников-фоморов. Стоит отметить, что брод через речку Алун, где совершился «священный брак» Уриена и Модрон, находится, по сведениям С. Блейка и С. Ллойда, в долине священной реки Ди, недалеко от холма Каэрваллух, то есть «Крепость Аваллаха». Поблизости возвышается Моэл Вамаи (Гора Матерей), название которой связано с древним кельтским культом трех богинь-матерей, которых, судя по посвятительным надписям, иногда называли общим именем Тройная Матрона. Обычно эти богини изображались в виде девы, матери и старухи, и Моргана явно представлялась одной из них. Ее считали также владычицей Авалона и госпожой эльфов, которые в валлийском фольклоре носили имя Бендит-и-Мамаи — «благословенные Матерями».

Сам король Уриен (Уриенс) в романах выступает сначала врагом Артура, потом его соратником и рыцарем Круглого Стола. Гальфрид женит его на Моргане и делает бесславным подкаблучником. Иногда рядом с ними появляется еще и кузен Уриенса Бадемагус, король страны Горрес и отец Мелеаганта. Если его сын — враг Артура и похититель Гвиневеры, то сам Бадемагус в «Ланселоте» Кретьена защищает королеву, а потом возвращает ее мужу. Его королевство, видимо, идентичное Горру Уриенса, романы Вульгаты помещали в Уэльсе, а Мэлори — на юге Шотландии, недалеко от тех мест, где правил реальный Уриен. Этот властный монарх в середине VI века контролировал чуть ли не весь север Британии и был прославлен балладами своего придворного барда Талиесина. Погибнув от руки предателя накануне решающей победы над саксами, он повторил судьбу Артура, и, возможно, их подвиги в легендах смешались между собой (в первую очередь это касается северных походов «военного предводителя). Столица Уриена Карлайл подменяет собой Камелот в некоторых источниках, включая знаменитую поэму «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь». Однако король Регеда родился никак не раньше 510 года и вряд ли мог как воевать с Артуром, так и жениться на его сестре. Не считая детей от феи Модрон, у него было пятеро сыновей от законной жены Орвен, в том числе Рин, ставший королем после гибели бастарда Оуэна.

Еще один волшебный персонаж, связанный с артуровской легендой — уже знакомая нам Владычица озера, та самая, что вручила королю Экскалибур. У Кретьена та же героиня под именем «озерной феи» стала воспитательницей сэра Ланселота. В дальнейшем у нее появляется много имен — Вивиана, Ниниана, Нинева, Нимуэ, Вивьен. В ряде вариантов легенды она обучает воинскому искусству не только Озерного рыцаря, но и самого Артура — ведь меч герою должен вручать тот, кто обучил его воинскому искусству. Например, в немецком романе «Корона» (Diu Krone) Артура, когда его мать после смерти Утера выходит замуж за волшебника Гансгутера, отдают на воспитание фрау Зельде (госпоже Удаче), живущей на острове посреди озера.

У кельтов воспитание героев нередко доверялось волшебницам: юного Передура из «Мабиногион» учат владеть оружием девять глостерских ведьм, а ирландского Кухулина — колдуньи Скатах и Уатах. В романе «Ланцелет» Владычица предстает как мать Мабуза, владельца Замка смерти — вероятнее всего, кельтского бога Мабона. В своем замке на дне озера она хранит не только волшебный меч, но и множество других чудесных предметов. Иногда она появляется в образе белой змеи — символа мудрости и водной стихии. Владея искусством исцеления, она лечит Ланселота, а иногда и Артура, но может и проявлять жестокость — например, убивает мать Ланселота Элейну или соблазняет рыцаря Пеллеаса, доводя тем самым до самоубийства влюбленную в него Этарду. Мэлори по своему обыкновению рационализирует ее образ, превращая Владычицу (или Деву) озера в обычную женщину, живущую в замке на краю озера. Вскоре после передачи Артуру меча ее обезглавил рыцарь Балин, обвинив (неясно, справедливо или нет) в убийстве его матери. Однако в романе тут же появилась новая Владычица — видимо, ученица прежней.

Некоторые черты Владычицы озера сближают ее с Морганой: она так же может изменять свои внешность и возраст, так же имеет множество любовников, хоть и зовется Девой. При этом две феи враждуют — если Моргана всячески старается погубить Артура и Логрию, то Владычица неизменно защищает их. Похожа она и на греческую Диану, богиню охоты: в романах отмечены любовь Вивианы к охоте и стрельбе из лука. Знаменательно, что в «Ланселоте» Вульгаты место жительства Владычицы носит имя озера Дианы. Если Диана превращает в пса юного Актеона, то Владычица — точнее, ее служанка Сараида, — делает то же самое с принцами Борсом и Лионелем, чтобы спасти их от злого Клаудаса. Сараида — одна из «дев озера», помощниц феи, напоминающих девять колдуний Морганы. Главное различие здесь цветовое: если в одежде Владычицы и повсюду в ее владениях господствует белый цвет, то у Морганы — черный. Возможно, две эти героини, подобно их мужским соответствиям — богу солнца и его «темному» двойнику, — представляют две стороны сущего: день и ночь, жизнь и смерть, добро и зло.

Самую большую роль в судьбе Артура, по традиционному мнению, сыграл чародей Мерлин, он же Мирддин (Myrddin). Этот удивительный персонаж настолько многогранен, что ему впору посвящать отдельную книгу, поэтому мы наметим его историю лишь пунктиром. Впервые Мерлин появляется в сочинении Гальфрида как юноша, рожденный без отца и показавший Вортигерну битву красного и белого драконов (у Ненния, напомним, то же самое делает юный Амброзий). Его мать, ушедшая в монастырь дочь короля Деметии (Диведа), рассказала, что родила сына от неведомого юноши, который являлся к ней по ночам. Валлийский перевод «Истории» добавляет следующую деталь: «Вплоть до того времени звался он Ан ап Ллейан, а после получил имя Мирддин, потому что нашли его в Каэр Вирдине»(5)^{71}. Детское имя Мерлина означает «некто, сын монахини» или «грех (anap) монахини», а Каэр Вирдин — нынешний город Кармартен в Южном Уэльсе. В противовес «южной» традиции валлийский хронист XVI века Элис Грифидд в своей «Всемирной истории» называет местом рождения чародея Нантконви на северо-востоке Уэльса. Интересно, что в нескольких милях оттуда находится «могила Ана ап Ллейана», носящая также имя «Камня барда».

В произведении Гальфрида Мерлину уделено много места — он служит Амброзию и его брату, волшебством переносит из Ирландии Стоунхендж, постоянно изрекает пророчества и, наконец, помогает Утеру добиться любви Игрейны, попросив за это должность воспитателя родившегося Артура. На деле, однако, мальчика вырастил сэр Эктор, но Мерлин продолжал помогать своему питомцу чем мог — например, добыл для него Экскалибур и соорудил Круглый Стол. Помогает он и другим рыцарям — Персевалю, Галахаду, Балину. Его пророчества диктуют всю политику королевства, но Мерлин равнодушен к власти и богатству. Он предпочитает жить в лесу, общаясь со зверями и птицами, и возвращается к людям лишь тогда, когда Камелоту грозит беда. Местом его пребывания обычно считали пещеру у источника Галабес в Гвенте, хотя есть и другие варианты.

Расставание Мерлина и Артура оказалось драматичным — престарелый чародей влюбился в девушку по имени Нимуэ или Вивиана, ту же Владычицу озера, и раскрыл ей все секреты своего волшебства. «Он замышлял овладеть ее девственностью, — откровенничает Томас Мэлори, — и так ей докучал, что она только и мечтала, как бы избавиться от него, ибо она страшилась его как сына дьяволова, но отделаться от него не могла никаким способом. И вот однажды стал он ей показывать великое чудо — волшебную пещеру в скале, прикрытую тяжелой каменной плитой. Она же хитро заставила его лечь под тот камень, чтобы могла она убедиться, в чем заключалась волшебная сила, а сама так наколдовала, что он со всем своим искусством уже не мог никогда поднять каменную плиту и выйти наружу»(6)^{72}. Возможно, это было сделано по наущению Морганы, стремившейся лишить Артура его мудрого советника.

В ряде источников Вивиана и Владычица озера — разные лица, и именно вторая коварством губит своего конкурента. Во французском романе «Пророчества Мерлина» рассказывается, что однажды чародей показал Владычице пещеру в Авренском лесу, где он хотел поселиться со своей возлюбленной Вивианой, и хрустальную гробницу, которую он приготовил для них двоих. Ненавидевшая Мерлина волшебница уговорила его лечь в гробницу и захлопнула крышку, связав ее нерушимыми чарами. В Вульгате то же самое сделала сама Вивиана (Ниниана), чтобы занять место Мерлина при дворе Артура. Иногда рыцари, проезжая мимо, слышали голос заточенного чародея, но никто из них не сумел сдвинуть заколдованную плиту гробницы.

По одной версии, Мерлин умер в этой ловушке, по другой — пребывает там вечно, погруженный в сон. Есть и романтический вариант, согласно которому Вивиана по-настоящему влюбилась в старого волшебника и пленила его, чтобы избежать расставания. В фольклорных преданиях говорится, что Мерлин заключен в стеклянной башне, в «воздушном столбе» или в той же пещере, где дремлют Артур и его рыцари. В Уэльсе местом его вечного сна называется остров Бардси, где, напомним, иногда помещают и легендарный Авалон, в Корнуолле — пещеру в скалах Тинтагела. В Бретани это Броселианский лес, отождествляемый в наши дни с лесом Пьемпон, где туристам показывают «могилу Мерлина» — неолитический могильник из громадных каменных плит. В том же лесу находится озеро Компе, где, по преданию, Дева озера воспитывала Ланселота: там же можно увидеть чудесный источник Барантон, вызывающий бури, и скальный лабиринт, который местные жители считают «Долиной без возврата» феи Морганы. Говорят, что там бесследно исчезают люди — особенно молодые мужчины, к которым неравнодушна любвеобильная фея. Часть связанных с лесом легенд появилась относительно недавно, но самые древние из них говорят, что имена Мерлина и других героев артурианы были известны в Бретани еще в средние века.

Дальнейшие подробности о Мерлине сообщают романы Вульгаты. Оказывается, он был рожден монахиней от демона или даже самого Князя тьмы. Наделенный небывалой мудростью отрок должен был стать могучим орудием Зла, но он разрушил эти планы, встав на сторону Добра и его воплощения — короля Артура. Его мать-монахиня принадлежала якобы к роду монархов Британии, чем и объясняется прозвище Эмрис (Амброзий). Еще в юности он, покинув родной дом, удалился в лес на обучение к отшельнику Блезу. Этот Блез или Бледдри также известен в Уэльсе как автор предсказаний, и его имя происходит от валлийского Bleidd (волк). Похоже, изначально считалось, что Мерлина, как и многих героев, воспитали дикие звери. Сам он в кельтской традиции знаменит как поэт и провидец, и по всей Европе ему вплоть до эпохи Возрождения приписывались самые смелые пророчества. Потом эта роль перешла к Нострадамусу, но еще в XIX веке революционеры, соратники Маркса, публиковали под именем Мерлина предсказания о грядущей победе рабочего класса.

По-французски «мерлин» — название одного из видов сокола, и Гальфрид переименовал таким образом валлийского Мирддина (произносится «Мердин»), видимо, желая избежать ассоциации со словом merde — «дерьмо». Происхождение самого имени Myrddyn загадочно: оно вряд ли связано с названием города Кармартен, происходящим от галльско-латинского Моридунум — «крепость у моря». Другое значение имени — «множество» (мириад), и его связывают с древним богом священного знания, в честь которого, как говорится в одной из триад, изначально называлась вся Британия — «Предел Мирддина». От этого бога Мирддин-человек перенял мудрость и поэтический дар, отразившиеся в приписанных ему стихах из «Черной книги Кармартена» и других рукописей. Их поэт якобы сочинил в Каледонском лесу, куда бежал после гибели в битве при Ардеридде своего покровителя, короля Гвенддолеу. Эту достопамятную битву валлийские анналы относят к 573 году, сообщая, что победителем в ней стал король Камбрии Риддерх Щедрый (Rydderch Hael). Враждуя с ним, Мирддин не мог покинуть лес и провел там двадцать лет или даже полвека, обращая свои жалобы то к дружелюбной дикой свинье, то к безучастным деревьям:

Валлийские источники называют Мирддина «безумным» или «диким» (Willt). По одной версии, он лишился рассудка при виде кровопролития, по другой — из-за того, что в битве от его руки погиб сын его сестры Гвендидд. Тем не менее, сестра скорбит о его участи и пытается вернуть его в мир людей. Но Мирддин упорно отказывается покинуть лес, несмотря на все страдания. «По колено увяз в снегу, лед в моих волосах, печальна моя судьба», — вновь и вновь повторяет безумный поэт. В конце концов он предсказывает себе тройную смерть — говорит, что будет одновременно утоплен, пронзен копьем и разобьется о камни. Над этим предсказанием смеются, но все так и происходит — убегая от пастухов, принявших его за вора, безумец упал со скалы в реку, напоролся на торчащую из воды корягу и захлебнулся. Эта история пересказана в «Житии святого Кентигерна», который жил в конце VI века в районе того же Каледонского леса в Шотландии. Правда, там поэта зовут Лайлокен (от валлийского llalogan — «близнец»), а его безумие является наказанием за неверие в Христа. Неприязнь к Мерлину-Мирддину церковных историков может отражать языческую природу этого героя — наследника древних друидов.

Кельтская традиция знает и другие истории о «лесных дикарях», из которых известнее всего ирландское предание о короле Суйбне Безумном, который точно так же после битвы скитался в лесах, сочинял стихи и погиб той же тройной смертью(8)^{74}. Может быть, Мерлин — это Суйбне? Но битва при Маг-Рат, после которой обезумел герой ирландской саги, произошла в 637 году, когда имя каледонского Мирддина уже вошло в легенду. Историю его лесной жизни излагает и Гальфрид в поэме «Жизнь Мерлина», но там герой не гибнет, а остается жить в лесу вместе с сестрой Ганеидой (Гвендидд) и учеником Тельгесином, в котором нетрудно узнать барда Талиесина. В поэму введена также история о ревности Мерлина, убившего оленьим рогом жениха своей бывшей жены Гвендолены. Имена Гвендидд и Гвендолены (Гвендолин) весьма похожи, притом обе обладают пророческими способностями и подозрительно напоминают Владычицу озера, заманившую Мерлина в ловушку. Вдобавок в ряде источников (например, в латинском романе «О воспитании Вальвания») волшебница Гвендолена становится женой Артура вместо Гвиневеры. Создается впечатление, что легендарный чародей поделился со своим учеником не только властью, но и женой.

Гальфрид написал свою поэму в конце жизни, продолжив тему, начатую в ранних «Пророчествах Мерлина», которые вошли в «Историю королей Британии». Там говорится о предсказаниях, сделанных Мерлином Вортигерну незадолго до гибели последнего, около 460 года. Промежуток между этой датой и битвой при Ардеридде слишком велик даже для волшебника, поэтому Гиральд Камбрийский, а за ним и другие авторы выдвинули версию о существовании двух Мерлинов — пророка Мерлина Амброзия (Мирддина Эмриса), жившего во времена Артура, и более позднего поэта Мерлина Лесного (Merlinus Sylvester), который в Уэльсе звался Мирддином Диким, сыном Морврана.

Морвран, чье имя означает то ли «морской ворон» (чайка), то ли «ворон смерти» — злой и уродливый сын колдуньи Керидвен, у которой обманом добыл свой поэтический дар (ауэн) юный Талиесин. В наказание колдунья проглотила его, а потом родила снова — вероятно, усыновила, доверив при этом секреты волшебства. Эта легенда, пересказанная во «Всемирной истории» Элиса Грифидда, мало соотносится с реальным поэтом Талиесином, но много говорит об отношении кельтов к бардам и их поэзии. Поэтическое вдохновение для них было сродни безумию, а его обретение сравнивалось с возрождением, после которого барду полагалось новое имя. Им могли стать и имя бога Мирддина, и его же прозвище Талиесин — «сияющее чело». У Гальфрида и других авторов Мерлин считался то наставником Талиесина, то его учеником: фактически их образы сливаются в единый образ поэта-чародея, который живет вечно или жил среди людей в разные времена. В поэме из «Истории Талиесина» герой так описывает свое прошлое:

В сочинении Грифидда говорится, что вначале Талиесина звали Гвион Бах (малыш Гвион), но и это легенда — Гвион, то есть «светлый», идентичен ирландскому Финну мак Кумалу, мудрецу и поэту, вождю легендарных фениев. На самом деле Талиесин, подлинное имя которого неизвестно, родился в 534 году в Поуисе в семье святого Хенуга. Пройдя обучение в бардовской «академии», он последовательно был придворным бардом Уриена Регедского и его сына Оуэна (Ивейна артуровских легенд), а, возможно, и поуисского короля Кинана Белоногого. Умер поэт около 599 года.

О жизни Мерлина или Мерлинов таких подробностей мы не знаем. Если их все же было двое, то «северный» Мирддин не совпадает с Артуром ни во времени, ни в пространстве, да и в стихах его (написанных, кстати, не ранее X века) нет ни слова о короле. Что касается «южного» Мирддина Эмриса, то если под этим именем и скрывался некий прорицатель времен Вортигерна, никаких достоверных сведений о нем мы не имеем. Валлийская традиция, хорошо знающая Мирддина, почти никогда не связывает его с Артуром. Его место придворного чародея в сказаниях «Мабиногион» занимает совсем другой человек — Мену ап Тейргваэдд (Menw ap Teirgwaedd), чей патроним переводится как «сын трех ветвей». В поздней валлийской легенде три рябиновых ветви, полученных Мену от мудреца Эйнигана, дали ему знание всего, что было, есть и будет. В повести о Килухе Артур отправляет Мену вместе с другими героями на поиски Олвен, поскольку тот умел колдовать: «Если бы они очутились среди врагов, он мог окружить их волшебным туманом так, что их никто не видел, а они видели всех»(10)^{76}. Позже Мену демонстрирует свои таланты — делается невидимым, читает мысли и даже превращается в птицу. Во время охоты на Великого кабана Турх Труйта он был ранен и «болел до конца своих дней». Триада 27 называет его одним из Трех чародеев Острова Британии. В триаде 28, в свою очередь, упомянуто «чудо, что Мену ап Тейргваэдд сотворил с Утером Пендрагоном»(11)^{77} — имеется в виду изменение облика Утера, помогшее ему проникнуть в покои Игрейны. Эта триада записана в XII веке и, похоже, демонстрирует, что до Гальфрида не кто иной, как Мену, занимал в фольклоре место советника Утера и, возможно, Артура, которое позже досталось Мирддину-Мерлину.

На роль Мерлина есть и другой претендент — загадочный прорицатель Мелкин из Авалона, упомянутый в сочинениях нескольких британских историков XIV–XVII веков. По сообщению Джона Лиланда, Мелкин жил в Уэльсе еще до Мерлина и написал ряд исторических трудов, в том числе «О делах британских» и «О Круглом Столе Артура». Лиланд утверждал, что видел копии этих книг в библиотеке Гластонбери, но до нас они не дошли. Если образованный валлиец Мелкин существовал на самом деле, а не был выдуман гластонберийскими монахами, то не исключено, что именно ему, а не шотландскому безумцу принадлежали предсказания, ставшие образцом для средневековых сборников «Мерлиновых пророчеств». То, что такие сборники существовали еще до Гальфрида, доказывает их упоминание в «Церковной истории» Ордерика Виталия, написанной около 1135 года: там приводятся предсказания «из книги Мерлина» (ex libello Merlini), касающиеся будущего Британии.

Велик соблазн предположить, что рядом с Артуром в пору его побед действительно находился некий советник, обеспечивший ему помощь и поддержку друидического сословия, утратившего власть, но не мудрость. Такое допущение делает большинство авторов современной артурианы, но к реальности оно имеет мало отношения. Если такие советники («колдуны») и были у Вортигерна, то ни к Амброзию, ни к Артуру они не перешли — суть власти этих правителей была иной, как и их религиозные воззрения. В этом вопросе много неясностей — разные авторы объявляют Артура то кельтским язычником, то поклонником римских богов, то правоверным христианином. Вероятнее всего, он, как воин и политик, поклонялся тому богу, что мог помочь ему на земле и на небесах. Римское язычество к тому времени умерло — Гильдас говорит только об оставшихся от него «идолах». Кельтское было живо, но потеряло большую часть влияния. Родившись в лоне христианства, Артур, без сомнения, воспринял внешние признаки этой религии и сохранял верность ей до конца жизни. Историки могут спорить, в каком именно сражении он носил на плаще крест и икону Девы Марии, но такую деталь выдумать трудно.

В английской артуриане духовником Артура и епископом его двора называется Бодуэн (Бадевин); в валлийской традиции тот же персонаж носит имя Бедвини. У Мэлори он участвует в войне юного короля с Северным союзом, чем заслуживает его доверие: отправляясь воевать в Галлию, Артур оставляет его управлять Логрией. Бодуэн в романах предстает довольно грубым человеком, больше похожим на воина, чем на служителя церкви, однако именно ему удалось выдержать три испытания и доказать, что он никогда не был жесток к женщине, не боялся смерти и не отказывал в гостеприимстве тому, кто в нем нуждался. Возможно, образ епископа восходит к какой-либо исторической личности, но в кельтских святцах, куда попали все мало-мальски заметные церковные деятели V–VI веков, Бедвини не упоминается, что заставляет считать его вымышленной фигурой.

Церковь бриттов в эпоху Артура переживала трудные времена. Римские города, где она имела богатые храмы и многочисленную паству, были заброшены, епархиальная структура разрушена. На диком Западе и Севере, в полу языческой среде, церкви пришлось заново завоевывать себе влияние. Ее основой, как и в соседней Ирландии, стали монастыри с многочисленными монашескими «семьями», возглавляемыми отцом-аббатом. Развиваясь изолированно, без контактов с внешним миром, бриттская церковь закоснела в сознании своей правоты, считая ирландцев еретиками, а англосаксов — богомерзкими язычниками. Правила предписывали не разговаривать с саксами, не есть с ними из одной посуды и уж конечно не проповедовать им Евангелие, о чем с осуждением пишет Беда: «К неописуемым преступлениям бриттов… добавилось еще и то, что они не научили вере народы англов и саксов, жившие в Британии рядом с ними»(12)^{78}. Между тем сами бритты, по мнению Рима, впали в еретические заблуждения — к примеру, вычисляли день Пасхи по собственной системе. Их священники и даже епископы, похоже, не соблюдали обет безбрачия — в источниках не раз упоминаются их жены и дети. Многолетняя и порой кровавая борьба с этими «вольностями» закончилась только в VIII веке принятием в Уэльсе римской Пасхи, завершившим автономное существование так называемой «кельтской церкви».

Но это было позже, а пока священники и монахи истово боролись за выживание христианства в Британии, своими руками воздвигая миниатюрные церквушки и изготавливая для них убранство — тот же Гильдас Мудрый, по легенде, умел не только вырезать из дерева кресты, но даже отливать колокола. Самые дальновидные из них наверняка сознавали, что только твердая власть может спасти бриттов и их церковь от уничтожения. Они не могли не поддержать Артура, и, согласно Гальфриду, такая поддержка была — короля венчал на трон святой Дубриций (Дивриг), архиепископ Каэрллеона. Венчание это, как мы увидим, вымышлено, однако большой авторитет Дубриция зафиксирован в источниках, которые даже называли его «пастырем всех бриттов». В «Книге Лландафа», составленной в XII веке, с житием святого соседствуют жалованные грамоты, выданные ему королями Юго-Восточного Уэльса. Ему и его ученикам приписывают основание множества церквей в Гвенте и Эргинге, и, возможно, он действительно был епископом (но не архиепископом) Каэрллеона.

Спустя какое-то время после гибели Артура Дубрицию пришлось оставить епископскую кафедру и удалиться на остров Бардси у берегов Гвинедда, где он и умер около 547 года — вероятно, от «желтой чумы». Его преемником в роли «пастыря бриттов» источники называют святого Давида (Деви), которого Гиральд Камбрийский считает дядей Артура. Такое родство маловероятно, поскольку Давид, внебрачный сын Сандде, принца Кередигиона, и соблазненной им монахини Нонны, родился не ранее 500 года. Он основал монастырь в Миниу (ныне Сент-Дэвидс в Диведе), ставший позже центром валлийской церкви. По другим данным, после Дубриция епископом Гвента стал не Давид, а святой Тейло, перенесший центр епархии из Каэрллеона в свою обитель Лландейло-Ваур (слово llan, «церковь», часто входит в названия валлийских городов, возникших на основе монастырей).

Гальфрид делает приближенными Артура еще двух деятелей бриттской церкви: святого Иллтуда (Элдада) король якобы сделал епископом Глостера, а святого Самсона — архиепископом Эборака (Йорка). Эти назначения выдуманы, однако оба святых были современниками Артура, связанными с ним к тому же кровными узами. Как уже говорилось, Иллтуд считался кузеном Артура, а Самсон — сыном его приемной матери. Не исключено, что они, как и Дубриций, действительно поддерживали «военного предводителя»: недаром после смерти последнего Самсону также пришлось эмигрировать в Арморику, где он основал епископство в городе Доль и умер в 560 году. Иллтуд, учениками которого были Гильдас, Давид и тот же Самсон, скончался еще до битвы при Камлане в возведенном им монастыре Лланиллтуд (ныне городок Ллантвит-Мейджор в Гламоргане). Недалеко находился другой важный церковный центр — Лланкарван, основанный святым Кадоком, которого жития также связывают с Артуром. Гальфрид, в свою очередь, называет духовником короля чтимого в Корнуолле святого Пирана, но это не подтверждается ни одним другим источником.

Конечно, дворец Артура не был местом богословских дискуссий и монашеских бдений, как двор Мэлгона Гвинедда в Деганви. Как истинный правитель «темных веков», он на всякий случай держал при себе и священников, и друидов — кто-нибудь да поможет. И отношение его к церкви было вполне прагматичным, о чем с неудовольствием повествуют жития святых. Так, в «Житии святого Кадока» (Vita Sancti Cadoci), написанном Ливриком в XI веке, говорится, что некий Лигессок Ллаухир (Длиннорукий) убил троих людей Артура и укрылся от мести во владениях святого. За это Артур потребовал от Кадока триста коров, причем каждая из них должна была быть наполовину красной, наполовину белой. Помолившись Господу, святой получил от него таких коров, и Артур с его воинами Каем и Бедуиром переправили их через реку в свои владения. Однако после этого чудесные коровы немедленно превратились в вязанки хвороста.

В том же житии содержится рассказ о том, как Гвинллиу, король Гливисинга в Южном Уэльсе, влюбился в принцессу Гуладус и украл ее у отца, короля Брихейниога Брихана. Спасаясь от погони, Гвинллиу с невестой проскакали на коне мимо Артура, который играл на вершине холма в кости с теми же Каем и Бедуиром. И тут случилось непредвиденное: «Увидев приближающихся к нему короля и принцессу, Артур тотчас воспламенился похотью к деве и, исполненный недобрых мыслей, сказал своим спутникам: «Знайте же, что я страстно желаю ту девицу, которую всадник увозит прочь на своем коне». Однако они воспротивились, сказав: «Недостойно тебя столь великое злодеяние, ибо мы дали клятву помогать страждущим и гонимым. Давай лучше поскорее спустимся вниз и узнаем, в чем причина их бегства». Он же ответил: «Раз вы оба предпочитаете помочь ему, а не силой отобрать у него для меня ту девицу, спуститесь вниз и узнайте, кто из них владеет этой землей». Они повиновались и сделали по его слову, и Гвинллиу ответил: «Свидетель Бог и все бритты, кто меня знает, что я — владелец этой земли». Вернувшись к своему господину, посланцы поведали ему то, что услышали, и тогда Артур и его спутники, вооружившись, обрушились на врагов Гвинллиу и заставили тех в великом смятении бежать в их родную страну»(13)^{79}. Обращают на себя внимание не только зависимость Артура от мнения подчиненных, но и то, что он вместе с ними разгуливает по чужим владениям — по-видимому, автор жития считал такое поведение обычным для него. Несмотря на счастливый конец, житие изображает полководца человеком аморальным, движимым прежде всего своими желаниями.

Еще более сомнительным выглядит поведение Артура в «Житии святого Карантока» (Vita Sancti Carantoci), написанном в XII веке. Там описано, как святой по своему обычаю бросил в море переносной деревянный алтарь, чтобы возвести церковь там, где его вынесет на берег. Алтарь оказался там, где его подобрал «тиран той страны» Артур, который странствовал по своим владениям в поисках разорявшего их ужасного змея. Видимо, король испытывал острый недостаток мебели, поскольку он захотел приспособить алтарь под стол и скрыл от святого, что нашел его. Однако после того, как Каранток молитвой усмирил змея и вынудил его улететь прочь, Артур устыдился и не только вернул святому алтарь, но и даровал участок земли для строительства монастыря Kappoу. В житии Падарна (Патерна) он тоже выступает как стяжатель, захотевший отобрать у святого его скромную рясу. В наказание за это он провалился в землю по самую шею и был освобожден только после того, как раскаялся и попросил у Падарна прощения.

Достойнее всего Артур выглядит в «Житии святого Иллтуда» (Vita Sancti Iltuti), созданном раньше всех прочих, в XI столетии. Там прославленный валлийский святой, бывший прежде воином, прибыл из Арморики в Британию ко двору Артура «и увидел там славнейшее общество воинов, будучи вместе с ними почетнейшим образом принят и пожалован сообразно своей воинской чести»(14)^{80}. В житии Иллтуд именуется двоюродным братом Артура, что возвращает нас к вопросу о родственниках короля. Еще один его кузен — святой Тивридог, сын сестры Игрейны Тиванведд. В валлийском стихотворении «Разговор Артура с орлом» (XII век) пересказывается философский диалог короля с его племянником Элиулодом, почему-то превратившимся после смерти в орла. Его отцом называется некий Мадог — по всей видимости, брат Артура, о котором почти нет сведений, хотя в элегии из «Книги Талиесина» он назван «оплотом щедрости, пиров и празднеств». Сам Артур в этом стихотворении неожиданно называет себя бардом:

Эти строки почти дословно повторяют эпизод из повести «Мат, сын Матонви», в котором бог Гвидион видит на дубе своего сына Ллеу, превращенного в орла. Гвидион — великий воин и бард, в котором можно увидеть еще один мифологический прообраз Артура. Элиулод в триадах назван одним из «украшенных золотыми гривнами воинов Артура»: возможно, в ранней традиции он занимал место Гавейна и Ланселота — любимых племянников короля и лучших его рыцарей.

Валлийские источники ничего не говорят о детях Артура и Гвенвивар, поскольку, как будет показано дальше, они никогда не были мужем и женой. Зато в триаде 57 перечислены три возлюбленные Артура: «Индег, дочь Гарви Хира, и Гарвен, дочь Хейнина Хена, и Гвил, дочь Гвендауда»(15)^{81}. Первая из них, как и ее отец, упоминается в поэзии бардов, например, в стихотворении Грифидда ап Маредидда (XIV век): «Знакома мне любовь Артура к горам Британии… ради дочери Гарви Хира белоснежной»(16)^{82}. Упоминание гор отправляет Индег в Северный Уэльс, как и Гарвен (Прекрасноногую), могила которой, согласно «Надгробным строфам» из «Черной книги Кармартена», находится в Морва Рианедд — участке валлийского побережья между устьями рек Клуйд и Конвей. О третьей возлюбленной (ее имя или прозвище означает «Скромница») ничего не известно, но поздняя рукопись под названием «Происхождение героев» называет еще одну: «Элерих, дочь Иаэна, была матерью Кидвана, сына Артура»(17)^{83}. Четверо сыновей Иаэна из Каэр-Датил в Гвинедде упоминаются в «Килухе и Олвен» как родичи Артура со стороны их отца. Там же в числе «украшенных золотыми кольцами дочерей Острова Британии» названы Индег и Телери — возможно, та же Элерих.

Кем были эти «возлюбленные» (karedicwreic) Артура? Одни, вероятно — дочери знатных бриттов, отданные в наложницы влиятельному полководцу. Другие — «трофеи», захваченные в военных походах. В любом случае, личную жизнь исторического Артура никак нельзя назвать насыщенной, в отличие от жизни Артура легендарного. Тот, как и подобает герою, в основном имел дело с кельтскими богинями, замаскированными в романах под фей и королев. Его отношения с ними — вернее, с одной и той же богиней в трех уже знакомых нам ипостасях, — укладываются в стройную схему, воспроизведенную в «Мабиногион». Роман юного короля с Моргаузой-Морганой повторяется в повести «Мат, сын Матонви» как инцест Гвидиона с его сестрой Арианрод, приведший к рождению солнечного бога Ллеу Ллау Гифеса (Льва Могучей руки). Непростые отношения Артура с Владычицей озера — вероятно, тоже подразумевающие интимную связь, — имеют в основе «священный брак» кельтского короля с Матерью-Землей, изображенный в повести «Пуйл, король Диведа». Ее герой женится на богине Рианнон, которая после его смерти, ничуть не постарев, достается новому правителю Манавидану. Наконец, союз короля с Гвенвивар напоминает описанный в том же «Мате» брак Ллеу и прекрасной Блодейведд («цветоликой»), погубившей мужа в сговоре с любовником. Миф поразительно точно воспроизводит реальность — всякий правитель вступает в союз с ветреной богиней власти и пользуется ее дарами, чтобы потом, постарев или утратив популярность, быть безжалостно уничтоженным той же богиней ради нового фаворита.

«Священный брак» не предполагает потомства, и неудивительно, что легенды так небрежно относятся к детям Артура. О Кидване практически ничего не известно, как и о другом сыне полководца, Амре или Анире, о котором говорится в дополнении к «Истории бриттов» Ненния: «Есть еще одно чудо в области, именуемой Эргинг; там рядом с источником существует надгробие, которое прозывается Ликат Анир — Аниром звали погребенного под ним мужа: он был сыном воина Артура, который на этом месте его убил и предал земле»(18)^{84}. Перевод неточен: именем, означающим «Око Анира», называлась не могила, а сам источник, очевидно, имевший круглую форму. Фольклорный характер этого названия и самого сюжета поединка отца с сыном делает существование Анира маловероятным. То же можно сказать о еще одном сыне Артура, Гуидре, который в «Килухе» погибает от клыков Великого кабана Турха Труйта. Была у короля и дочь: в валлийском тексте «Происхождение святых» (Bonedd y Saint) упомянуты Эвадир и Гуриал, «дети Ллаувродедда Вархога от Арехведд, дочери Артура». Ллаувродедд Вархог (Всадник) назван в числе приближенных Артура в «Килохе и Олвен» и «Видении Ронабви» — и это всё о нем.

Чуть больше известно о старшем сыне нашего героя, Ллахеу: уже говорилось, что его гибель упомянута в «Черной книге Кармартена». В стихах барда Бледдина (XIV век) названо место этой гибели — скала Ллех Исгар, находившаяся, судя по контексту, в Поуисе. Случилось это, видимо, во время валлийской кампании Артура (ее мы обсудим ниже) в 520-е годы, когда Ллахеу было лет двадцать. Если возлюбленные Артура в триаде перечислены в хронологической последовательности, то Ллахеу мог быть сыном «белоснежки» Индег. Под именем сэра Лохольта этот сын Артура упоминается во многих артуровских романах, начиная с «Эрека» Кретьена де Труа, но о его матери почти нигде не говорится. Правда, «Ланцелет» Ульриха фон Затцикховена называет его сыном Гвиневеры, а роман «Мерлин» из цикла Вульгаты — некоей Лисанор из Канпара (Кемпера в Бретани). В «Парцифале» Вольфрама он носит имя Илинот, у Мэлори — Борр. Стоит сказать, что рыцарские романы перечисляют еще десяток сыновей и дочерей Артура, но все они — явная выдумка средневековых авторов.

Похоже, король, как и подобает воину, мало интересовался последствиями своих «походных амуров». При наличии множества любовниц он так и не вступил в законный брак — если опять-таки оставить за скобками Гвиневеру. Можно объяснить это вечной занятостью, нежеланием отвлекаться на семью, но для кельтской знати такое безбрачие все же странно. Поневоле кажется, что оно имело идейный характер, как у рыцарей средневековых духовных орденов. Такие примеры были и прежде — в брак не могли вступить адепты митраизма, сурового воинского культа, вышедшего из Персии и охватившего уже в III веке всю территорию Римской империи. В многочисленных подземных храмах-митреумах, найденных и в Британии, солнечному Митре на равных поклонялись солдаты и командиры, господа и слуги. Бельгийский историк Франц Кюмон писал: «В этих закрытых храмовых сообществах, где все знали друг друга и оказывали друг другу помощь, царили близкие отношения, как в большой семье»(19)^{85}. Женщин в общины не допускали, и их главы, «отцы отцов», не имели права заводить семью. Как знать — быть может, Артур был именно таким «отцом», а его Круглый Стол представлял собой митраистское братство? Кстати, по некоторым данным, церемониальные трапезы митраистов проходили именно за круглым столом, что подчеркивало равенство членов общины. Правда, в Риме во времена Артура культ Митры давно стал анахронизмом, но провинция всегда отстает от моды. Возможно, главой митраистской общины был и Аврелий Амброзий, поэтому ему и не удалось передать власть над Британией наследникам. При этом от адептов требовалось безбрачие, но не целомудрие: отсюда и внебрачные дети Артура (и, может быть, Амброзия).

Мы не упомянули еще одного родственника Артура, сыгравшего в его судьбе важную роль — его кузена Кадо (Кадви) ап Герайнта, который в артуриане известен как Кадор, граф Корнуолла и сводный брат короля. Кадо был немногим старше Артура и после гибели отца при Ллонгборте занял его место. В уже упомянутом «Житии святого Карантока» содержится важная фраза: «В те времена Кадо и Артур правили в той стране, проживая в Диндрайтоу». Из этого видно, что тогдашняя столица Думнонии находилась у леса Драйтоу на западе нынешнего графства Сомерсет. Непонятно другое — кельтские короли не могли править совместно, они обязательно разделили бы владения на части, пусть даже крохотные, где были бы полностью независимы. Напрашивается единственный вывод: королем был только один из двоих, а именно Кадо. Артур, не имевший никаких прав на трон, занимал другую должность, пускай и достаточно важную. Какую? На этот вопрос легко ответить — он мог быть только командиром дружины (penteulu), человеком, стоявшим на втором месте после короля в валлийской «табели о рангах». В стихотворении «Разговор Артура с орлом» Артур назван не королем, а «главой корнуэльского воинства» (penn kadoed Kernyw) — обычное наименование воеводы.

Прежний командир дружины короля Думнонии, вероятнее всего, погиб вместе с Герайнтом, и его место занял храбро сражавшийся бастард. Несмотря на молодость, он обладал силой, отвагой и достаточным опытом, к тому же был родственником правящего монарха, что для воеводы считалось почти обязательным. В законах Хоуэла Доброго (X век) говорилось, что «командир дружины должен быть сыном либо племянником короля». К тому же выбора не было — лучшие воины Думнонии погибли, оставшиеся мужчины из королевского рода затворились в монастырях. А саксы наступали. Следующей весной после Ллонгборта они снова высадились в разоренном краю дуротригов, привезя с собой подкрепление из Германии. Другая их волна двигалась по Темзе, методично опустошая приречные города и деревни. Промедление было подобно смерти, и король Кадо, рисковавший остаться без владений, как его дед Амлаудд, взялся за дело. Мы можем только догадываться, какие усилия пришлось ему предпринять, чтобы еще до конца 496 года в заросшем травой римском цирке в Каэрллеоне собрались правители бриттов.

Кто, кроме думнонцев, принял участие в этом историческом совете? Несомненно, это были правители областей, которым непосредственно угрожало вторжение — в первую очередь, король Гвента Карадок Сильная Рука (Caradauc Freichfras). Его королевство располагалось на юго-востоке Уэльса, в одноименном нынешнем графстве, включая в себя и соседний Эргинг— ныне графство Херефордшир. В генеалогиях Карадока считают сыном гвентского короля Инира, ведущего род от Магна Максима, но чаще он именуется сыном Ллира Марини — «Лира Морского», древнего бога моря, которого фантазер Гальфрид превратил в несчастного короля Лира. Похоже, Карадок был просто предводителем шайки морских пиратов, который около 490 года захватил Гвент и сверг его правителя Иддона — настоящего сына короля Инира. К тому времени Сильная Рука был уже немолод и испытал немало приключений. Возможно, судьба свела его с саксами, и именно эти опытные мореходы помогли ему захватить власть. У Гальфрида он предстает в обличье «толмача саксов» Керетика, сыгравшего предательскую роль при встрече Вортигерна и Хенгиста. Но что бы ни было у Карадока в прошлом, теперь он владел королевством и был полон решимости защищать его.

Гвентские копейщики сыграли немалую роль в победе при Бадоне, а их командиру Артур доверил ответственную миссию — управлять покоренными саксами. Впервые мысль о тождестве Карадока и основателя Уэссекса Кердика высказал в 1993 году американский историк Джон Рудмин(20)^{86}. Эта необычная версия встретила немало противников в научном мире, но, как часто бывает, понемногу завоевывает себе сторонников. В самом деле — имена Карадока и Кердика тождественны, их примерные даты жизни совпадают, владения граничат — напомним, что Кердик правил не в позднейшем Уэссексе, а в Хвиссе, недалеко отстоящей от Гвента. Зная обычаи и язык саксов, Карадок единственный из всех бриттов мог стать для них своим. Выдвинув эту гипотезу, Рудмин пошел дальше, отождествив Карадока с королем Истрад Клута Керетиком — тоже известным мореходом. Однако править одновременно в Гвенте, на Темзе и на дальнем Севере не смог бы даже Сильная Рука: к тому же Керетик, к которому обращено одно из писем святого Патрика, жил раньше, в середине V века. И совсем уж неубедительно звучит следующий вывод автора — о тождестве Карадока и… конечно же Артура. Как бы то ни было, валлийские триады хорошо знают Карадока, именуя его «опорой кимров» и одним из Трех рыцарей битвы (chatuarchauc) Острова Британии. Судя по «Житию святого Падарна», он имел владения и в Летавии (Арморике), хотя, возможно, эта версия была позднее принесена на континент изгнанниками — бриттами.

Карадок был одним из главных союзников Артура и другом Кадо Корнуэльского — об этом сообщает «Первое продолжение» «Персиваля» Кретьена де Труа, о котором мы еще будем говорить. При этом его имя практически незнакомо любителям артуровских легенд, а в артуриане оно принадлежит целому ряду не связанных между собой персонажей. Среди них — Карадос Уэльский, один из шести королей, выступивших против Артура в начале его правления. Потерпев поражение, он принес королю клятву верности, но втайне остался его врагом. У Мэлори сэр Карадос из Башни Слез — чародей и опять-таки враг Артура, строящий козни рыцарям Круглого Стола. В романах Вульгаты имя «Карадос» носит король Шотландии — здесь, возможно, отразилась память о Керетике из Истрад Клута. Вначале он враждует с Артуром, но потом мирится с ним, сражается на его стороне во многих войнах и гибнет при Камлане в поединке с королем Элиадесом. Столицей Карадоса-Карадока почти всегда называется Карнант или Нант во Франции — похоже, авторы романов спутали этот город с Каэрвентом, столицей Гвента. Стоит отметить, что историческому Карадоку принадлежал и Каэрллеон, где был созван совет, оставшийся в легендах под названием Круглого Стола.

Понятно, что сэр Карадос, несмотря на мнимую враждебность к Артуру, оказался одним из рыцарей этого самого Стола. Число рыцарей все источники оценивают по-разному: в «Бруте» Лайамона их 1600, в «Мерлине» Робера де Борона — 50, в «Мерлине» из цикла Вульгаты — 250, в романе «Дидо-Персиваль» — всего 13, а у Мэлори — 150. Однако количество персонажей многочисленных романов намного больше: в подробном «Словаре артуровских имен» Кристофера Брюса перечислены более пяти тысяч лиц, так или иначе вовлеченных в орбиту артурианы(21)^{87}.

Первым название «Круглый Стол» употребил нормандский трувер Вас в своем «Романе о Бруте» (1155): ни у Гальфрида, ни у Кретьена этого важного элемента артуровской легенды нет. Согласно Васу, Артур сам изготовил громадный стол круглой формы, чтобы прекратить распри своих приближенных из-за почетного места. По мнению Лайамона, стол сделал не король, а некий плотник из Корнуолла, а романы Вульгаты приписывают это деяние самому Мерлину. По одной из версий, чародей создал стол для Утера, который передал его королю Лодегрансу (Леодегану), а тот, в свою очередь, дал ценную мебель в приданое своей дочери Гвиневере, выходящей замуж за Артура. Робер де Борон в своем мистическом цикле первым уподобил Круглый Стол столу Тайной вечери, по образцу которого Иосиф Аримафейский изготовил стол Святого Грааля. В этой версии Стол — не просто место встречи рыцарей, но волшебная реликвия, дающая тем, кто сидит за ним, высшие добродетели.

У Борона впервые появляется и сюжет Погибельного сиденья — места за Круглым Столом, которое может занять только лучший из рыцарей, тот, кому суждено найти Грааль. Еще одно место занимает сам Артур, а остальные закреплены за определенными рыцарями (так что равенство здесь довольно условное). При выбытии одного из членов ордена остальные выбирают вместо него самого достойного из кандидатов. В поздних романах при дворе Артура, помимо Круглого Стола, существуют и другие ордена: рыцарей королевы, рыцарей стражи и даже «менее достойных рыцарей», что и вовсе сводит идею равенства на нет. Иное дело — кельтская дружина, все члены которой, кроме командира, действительно считались равными и пировали вокруг очага или костра: правда, и там, судя по ирландским сагам, места распределялись в зависимости от славы героев. Такая дружина (teulu) и была одним из прототипов Круглого Стола; вторым стал исторический совет бриттских королей в Каэрлеоне, а третьим — существовавший при ранних правителях Британии (но не при Артуре) «совет провинции», где заседали светские и духовные лидеры бриттов. В самом деле, суть Стола тройственна: это и реальный, хоть и волшебный предмет обстановки, и рыцарский орден, и своего рода «правительство» Логрии.

В большинстве рыцарских романов орден Круглого Стола вместе с самим Столом появился в Камелоте после бракосочетания Артура и Гвиневеры. В момент создания ордена избранные рыцари принесли клятву, которая, по Мэлори, включала в себя следующие обеты: «Никогда не совершать грабежей и убийств, бежать измены и даровать пощаду тому, кто испросит, — иначе утратят они навечно добрую славу и покровительство короля Артура; а также всегда заступаться за дам, девиц, благородных женщин и вдов, защищать их права и никогда не учинять над ними насилия под страхом смерти. И еще наставлял их Артур, чтобы ни один из них не подымал оружия для несправедливой войны — ни ради славы и ни за какие богатства земные»(22)^{88}. Иной рыцарский кодекс изложен в сочинении Джованни Боккаччо «О злоключениях выдающихся людей» (De casibus virorum іllustrium): «Никогда не слагать оружия; искать приключений; защищать слабых, если те попросят помощи; не творить несправедливых дел; не нападать друг на друга; защищать свою страну; отдать жизнь за свою страну; не искать ничего, кроме чести; никогда не нарушать обещаний; исповедовать истинную веру; оказывать гостеприимство всякому, сообразно с его положением; правдиво сообщать о своих честных или бесчестных поступках тем, кто ведет летопись ордена»(23)^{89}.

Эти обеты уже носят отчетливо ренессансный характер, особенно требование защищать свою страну, чуждое феодальному миропониманию. Да и рыцари Артура, происходившие из самых разных стран, вряд ли могли считать Логрию своей родиной. Уже из первых 150 (по Мэлори) рыцарей сто прибыли вместе с Круглым Столом из владений Лодегранса и только 48 были избраны из воинов Артура. Еще одно место (упомянутое Погибельное сиденье) было зарезервировано за будущим идеальным рыцарем — в дальнейшем его занял Галахад, — а последнее отдали королю Островов Пелинору, который покинул собственные владения, чтобы служить Артуру. Позже рыцарями нередко становились искатели приключений из других стран: Ланселот из Арморики, Тристан из Лионесса, Лорин из Константинополя, Паломид Сарацин и так далее. Уже в день основания ордена у Круглого Стола появился волшебный белый олень, преследуемый гончими, и с этого начались бесконечные приключения рыцарей, плавно переросшие в поиски Грааля. В ряде поздних романов проводится идея, характерная для современной артурианы: истощив свои силы в бесплодных исканиях, рыцарское сообщество упустило из виду реальные опасности, в конце концов погубившие Логрию.

Конечно, романный Круглый Стол — не кельтское воинское братство, а рыцарское сообщество XII–XIII веков. Главное занятие его членов — поиски приключений, в которых можно завоевать славу. За неимением поблизости великанов и драконов можно было сразиться с другим рыцарем по любому поводу или без оного. Не только в романах, но и в жизни средневековые рыцари были задиристы, как мальчишки, что хорошо описал Марк Твен: «Не раз случалось мне видеть, как два мальчика, незнакомые и случайно встретившиеся, говорили в один голос: "Вот я тебе задам!" — и принимались драться… Эти большие дети поступали точно так же и гордились своими поступками, несмотря на почтенный возраст. И все-таки в этих больших простодушных существах было что-то милое и привлекательное. Правда, мозгов в этой огромной детской не хватило бы и на то, чтобы насадить их на рыболовный крючок для приманки»(24)^{90}. В свободное от поединков время рыцари — во всяком случае, в романах, — похвалялись своими подвигами и долго выясняли, кто из них лучше:

«— Сэр, прошлую ночь здесь ночевал сэр Эктор Окраинный, и с ним девица. И эта девица мне сказала, что он — один из лучших рыцарей мира.

— Это неверно, — сказал сэр Тристрам, — ибо я знаю из одного только его рода четырех рыцарей, которые его превосходят. Из них первый — сэр Ланселот Озерный, его зовем лучшим из рыцарей, и еще — сэр Боре Ганский, сэр Блеоберис Ганский и сэр Бламур Ганский. А также еще и сэр Гахерис.

— Ну нет, — говорит хозяин, — сэр Гавейн будет его получше.

— Нет, это неверно, — возразил сэр Тристрам. — Я встречался с ними обоими и нашел, что сэр Гахерис из них — лучший рыцарь. И еще сэр Ламорак, его я почитаю не хуже любого из них, кроме сэра Ланселота.

— Сэр, а отчего не называете вы сэра Тристрама? — спрашивает хозяин. — Я так полагаю, что он не уступит любому из этих рыцарей.

— Я не знаю сэра Тристрама, — отвечал сэр Тристрам»(25)^{91}.

Вторым по важности занятием рыцарей было служение дамам, под которым понимались обычно те же поединки, после которых возлюбленная победителя объявлялась самой красивой. Третьим — служение своему сюзерену на войне или при дворе. Четвертым — упомянутая Боккаччо защита слабых, также сводившаяся к поединкам с теми, кто этих слабых обижал. Отдыхали рыцари на пирах, рассказывая о своих подвигах и слушая песни менестрелей о подвигах других. Конечно, этот образ рыцарства идеализирован — как известно, реальные рыцари сплошь и рядом грабили, жгли церкви, насиловали девиц и убивали безоружных. То же самое делали порой рыцари в романах, но истинные герои, например, Ланселот, сурово осуждали такое поведение: «Как? Рыцарь — и вор? Насильник женщин? Он позорит рыцарское звание и нарушает клятвы. Сожаления достойно, что такой человек живет на земле»(26)^{92}. Круглый Стол не только создавался по образцу реального рыцарства, но и влиял на него, демонстрируя моральный идеал, к которому рыцари должны были стремиться.

Первый известный нам прообраз Круглого Стола — список 233 «людей Артура» в повести «Килух и Олвен», в который включены как реальные исторические деятели, так и персонажи валлийских легенд, в том числе бывшие языческие божества. Отличить первых от вторых чрезвычайно сложно, поэтому историки часто впадают в крайности, считая всех рыцарей Артура легендарными персонажами. Подозрения укрепляет то, что Круглый Стол ассоциируется и со столом Тайной вечери, и с зодиакальным кругом, и с годовым циклом кельтской мифологии. Все перечисленное делится на 12 частей, поэтому в фольклоре и изобразительном искусстве, в отличие от романов, число мест за Столом часто равно 12 или 24. Самый знаменитый Круглый Стол, хранящийся в Винчестерском замке, также разделен на 24 части (25-я отведена самому Артуру), рядом с которыми написаны имена сидевших там рыцарей. Другой вариант списка приведен в валлийском памятнике XV века «Двадцать четыре рыцаря двора Артура» (Pedwar Marchog ar Hugain Llys Arthur). Возможно, он восходит не только к европейской артуриане, но и к древней бриттской традиции, поэтому сравнение двух списков может прояснить вопрос историчности тех или иных приближенных «военного предводителя».

В самых ранних, «догальфридовых» памятниках — валлийских поэмах и житиях святых, — рядом с Артуром всегда присутствуют два верных соратника. Первый из них — его названый брат Кай, сын Кинира Кейнварвога, ставший в рыцарских романах сэром Кеем, сенешалем артуровского двора. В «Килухе и Олвен» Кай представлен могучим богатырем и чародеем: «Он мог девять дней и ночей пребывать под водой и не утонуть и еще мог девять ночей и дней оставаться без сна. Никакой лекарь не мог залечить рану, нанесенную его мечом. Много всего умел Кай. Когда он хотел, то мог сделаться высоким, как высочайшее в мире дерево. Было у него и еще свойство — внутри у него пылал жаркий огонь, и в самый сильный дождь на расстоянии вытянутой руки от него все оставалось сухим. И если его спутники страдали от холода, он согревал их лучше всякого костра»(27)^{93}. Именно Кай во время поисков Олвен выполняет самые трудные задачи: освобождает из заточения Мабона, сына Модрон, и вырывает волосы из бороды свирепого великана Диллуса. Последнего Кай убил во сне — поступок не слишком рыцарский, что отметил и Артур, сочинивший про кровного брата обидный стишок:

Из-за этого Кай обиделся на полководца: «И с тех пор ни беды Артура, ни гибель его людей не могли побудить Кая прийти к нему на помощь». В неожиданном амплуа сатирика Артур упоминается и в триаде 12, которая включает его в число Трех язвительных бардов Острова Британии. Вероятно, в числе магических способностей, которые приписывались ему, было и присущее бардам искусство сочинения «злых песен», которые в буквальном смысле язвили своих адресатов, уродуя их лица.

Сам Кай уже в ранней традиции приобретает черты насмешника и мастера недобрых шуток, которые в рыцарских романах стали преобладающими. Впервые эти его качества упоминаются в романе Кретьена де Труа «Ивейн»:

Сэр Кей неизменно издевается над молодыми рыцарями, прибывшими ко двору в поисках приключений. Сэра Гарета, вынужденного во исполнение обета мыть посуду на кухне, он награждает прозвищем Бомейн («красивые руки»), другому рыцарю дает кличку Плохо Сшитый Плащ, посылает безоружного юнца Персеваля на поединок со свирепым врагом. При этом он еще и педант, требующий от всех неукоснительного соблюдения «обычаев двора» (именно этим занимался сенешаль при феодальных дворах). Однако происки Кея неизменно терпят крах, а его самого чуть не на каждой странице сбрасывают с коня и бьют чем ни попадя. Иногда он превращается в откровенного злодея — например, в романе «Перлесво» убивает спящего сына Артура Лохольта, чтобы приписать себе его подвиг, победу над великаном. В «Первом продолжении» кретьеновского «Персеваля» Кей коварно убивает некоего сэра Силимака, а в нидерландском романе «Кей и Гавейн» — даже самого Гавейна. Конечно, это исключения — в большинстве романов Кей оставался героем, хоть и с учетом того, о чем пишут французские «Чудеса Ригомера»: «Сенешаль был весьма храбр, никогда не трусил и не впадал в растерянность, но говорил много злого и глупого»(30)^{96}. Можно сказать, что Кея постигла судьба Артура — с появлением новых, более «прогрессивных» героев этот рыцарь, обремененный архаичными чертами кельтского богатыря, отошел на второй план.

Триады сообщают, что у Кая были сын Гаранвин и дочь Келемон. О смерти его источники говорят по-разному. В «Килухе» говорится о его гибели от рук некоего Гвиддауга, за что Артур «убил его и всех его братьев». У Гальфрида Кай погиб в поединке с королем Ливии Серторием в битве при Суассоне и был похоронен во французском городе Шинон. В Уэльсе, в свою очередь, есть целых две могилы Кая — в Ллигви на острове Англси и в Лланворе близ озера Бала в Гвинедде. Последняя представляет собой замурованный в стену церкви надгробный камень с надписью «Cauo Senargio», что вполне может означать «Кай, сын Кинира».[12] На южном берегу озера находится римский форт Каэр-Каи, называемый также Каэр-Кинир, который валлийская традиция издавна связывает с именами Кая и его отца. Есть и другая версия, по которой владения Кая находились в Каэр-Гох в Пемброкшире — в обеих областях жило немало выходцев из Ирландии, а имена «Кай» и «Кинир», как уже говорилось, имеют ирландское происхождение.

В Бретани сохранилась легенда, ассоциирующая Кая со святым Ке, который оставил службу у Артура и стал епископом Инис-Витрина (Гластонбери). Во время мятежа принца Мордреда он пытался примирить его с королем, но потерпел неудачу, после чего сделался отшельником в Корнуолле. Из-за преследований местного короля Теудора Ке пришлось бежать в Арморику, где он основал монастырь в Кледере (область Леон), существующий до сих пор: там же сохранилась его гробница(31)^{97}. Сведения о нем были записаны только в XVII веке и могут быть вымышленными: к тому же предание называет Ке сыном не Кинира, а Лудуна, то есть короля Лота Лотианского. Если этот святой и существовал, то он, скорее всего, не был Каем артуровских преданий, который, вполне возможно, действительно окончил свои дни на берегу идиллического озера Бала, где когда-то рос вместе с Артуром.

Второй из самых ранних спутников Артура — Бедуир, сын Бедраута (или Бедраука), по прозвищу Бедридант, что можно перевести как «Крепкожильный». В «Килухе» об этом герое говорится следующее: «Бедуир был прекраснее всех людей этого острова, кроме Артура и Дриха, сына Кидбара, и кроме того, хотя он был одноруким, он в бою проливал больше вражеской крови, чем трое сильнейших воинов. И еще одно свойство было у него: рана от его копья была тяжелее девяти ран, нанесенных любым другим оружием»(32)^{98}. В стихотворении «Кто привратник» сказано: «Сотня их пала от руки Бедуира… яростен был он с мечом и щитом». У Гальфрида Бедуир носит звания виночерпия двора Артура и герцога Нормандии: он участвует во всех походах короля и гибнет, как и Кай, в битве при Суассоне. Вас и Лайамон сообщают, что этот герой был похоронен в нормандском городе Байё. Кретьен де Труа «повышает» его до звания коннетабля (главнокомандующего) и сообщает, что он лучше всех при дворе играл в шахматы и шашки. В рыцарских романах Бедуир (сэр Бедивер) упоминается редко, но именно ему после битвы при Камлане суждено бросить в озеро Экскалибур, исполнив последнюю волю Артура.

Валлийские источники дают свою информацию, по которой в Гвинллуге находится «источник Бедуира», а в соседнем Морганноге — его могила в Аллд-Триване (ныне Данрейвен-Касл). В «Килухе и Олвен» упомянуты его сын Амрен и дочь Эневог, а его отец Бедраут или Педрод, возможно, идентичен принцу Педру, сыну короля Гливисинга (Морганнога). Быть может, старый вояка действительно закончил жизнь на покое, но неизвестно, случилось это до или после битвы при Камлане. В современных романах Бедуир порой играет более активную роль, чем в средневековой артуриане — например, в «Последнем волшебстве» Мэри Стюарт именно он, а не Ланселот, становится любовником королевы Гвиневеры.

По-видимому, уже в валлийском фольклоре (за исключением самых древних памятников) на первый план в окружении Артура вышли другие фигуры. Прежде всего, это был Гвальхмаи («майский ястреб» или «ястреб равнины»), известный в рыцарских романах как сэр Гавейн. Артуриана считает его сыном Лота Лотианского и сестры Артура Анны-Моргаузы, в то время как валлийские барды называют его «сыном Гвиара», хотя Gwyar — женское имя, означающее «кровь» (как мы помним, оно принадлежало супруге Герайнта Корнуэльского). Такая материнская форма отчества свойственна только самым древним героям божественного происхождения, что подтверждает родство Гвальхмаи-Гавейна с языческими богами. Его сила растет к полудню и убывает к вечеру — характерное свойство солнечного божества, которым и был вначале этот рыцарь. Триады дают его коню имя Мейнгалет (в рыцарских романах Гвингалет), хотя тем же именем в фольклоре зовется конь Ллеу Ллау Гифеса, тоже солнечного божества, воплощением которого, вероятно, изначально считался Гвальхмаи.

В «Килухе и Олвен» говорится, что Гвальхмаи «никогда не возвращался домой, не найдя того, что искал. Никто лучше его не ходил пешком и не ездил верхом, и был он племянником Артура, сыном его сестры»(33)^{99}. Другое раннее свидетельство об этом герое оставил Уильям Малмсберийский: «Вальвен (Walwen) был достойнейшим племянником Артура по линии сестры. Он правил в той части Британии, что до сих пор зовется Вальвейта. Воин, прославленный своей доблестью, он был изгнан из своих владений братом и племянником Хенгиста… но отплатил за это изгнание тяжким уроном, нанесенным им, когда он, по праву деля славу со своим дядей, много лет спасал вместе с ним гибнущую страну… Иные говорят, что он был ранен врагами и после погиб в кораблекрушении, но, по свидетельству других, он был убит согражданами на пиру»(34)^{100}. В еще более раннем бретонском «Картулярии Редона» (X век) этот герой упоминается как Uualcmoe, а у Гальфрида — как Gualguanus, откуда происходит более поздний вариант Gavein.

Упомянутое Уильямом владение Гавейна — это Голуэй на юго-западе Шотландии, причем именно эта область принадлежит ему в поздних английских романах. Его родство с Лотом также связывает его с севером Британии, хотя в валлийкой традиции эта связь отсутствует. В «артуровских» повестях «Мабиногион» Гвальхмаи изображается тем самым идеальным рыцарем, которым на континенте стал сэр Ланселот, и занимает высокое положение при дворе. В повести «Герайнт, сын Эрбина» Гвальхмаи назван «старшим над девятью дружинами Артура». Он не только отважен, но и щедр, великодушен, красноречив: в позднем сочинении «Двадцать четыре рыцаря двора Артура» он получает эпитет «златоустый» (dafod aur). Именно красноречие позволяет ему добиваться своих целей, в чем его сгоряча обвиняет Кай — «Гвальхмаи всего достигает сладкими речами, а не мечом, как мы». Триады тоже называют его одним из Трех златоустов двора Артура наряду с Дрихом и Элиулодом. Вдобавок он — красавец, награжденный в валлийском фольклоре прозвищем Гваллтавин (сияющие волосы), еще одним эпитетом солнечного бога.

На этих качествах Гавейна основана его репутация неотразимого кавалера. Разные легенды перечисляют два десятка его жен и возлюбленных. Самая экзотическая из них — уродливая великанша из английского романа «Свадьба сэра Гавейна и леди Рагнелл». Однажды в Карлайле (в английской артуриане этот город часто заменяет Камелот) Артур потерпел поражение в поединке с рыцарем Громером, пригрозившим обезглавить короля, если тот не найдет ответа на вопрос: «Что для женщины желаннее всего?» За целый год Артур не решил загадку рыцаря и в печали отправился в Карлайл. По пути он встретил уродливую ведьму, пообещавшую дать ему нужный ответ, если он найдет ей мужа. Гавейн, чтобы спасти короля, согласился жениться на ведьме, и в первую брачную ночь она превратилась в красавицу. Рагнелл предложила мужу выбрать, оставаться ей красивой днем или ночью, но он галантно предоставил выбор ей, и тогда она воскликнула: «Благослови тебя Бог, добрый рыцарь! Теперь я буду красивой и днем, и ночью». Оказалось, что Гавейн освободил ее от заклятия, дав то, что женщине желаннее всего — независимость.

Ту же историю излагает Джеффри Чосер в «Кентерберийских рассказах», хотя там имя рыцаря не называется. Она содержится и в ряде кельтских преданий — например, в ирландской саге «Приключения сыновей Эохайда Мугмедона» король Ниалл Девяти заложников, согласившийся поцеловать уродливую каргу, получает от нее верховную власть над Ирландией. Легко понять, что уродина — все та же богиня-мать, принимающая по желанию любой облик и вступающая с героем в сакральный брак. То, что этим героем оказывается не Артур, а Гавейн, говорит о большей древности образа последнего в качестве солнечного бога. Впрочем, у Артура в мифологии своя роль — он представлялся не юношей, как Гавейн, а зрелым мужем, и женой его, как мы увидим дальше, считалась не всеприемлющая Мать-Земля, а холодная и коварная «лунная дева».

Одна из интрижек Гавейна привела к рождению сына, известного в артуриане как Прекрасный Незнакомец (Le Bel Inconnue). Несколько одноименных французских и английских романов описывают, как этот персонаж анонимно совершает множество подвигов, становится рыцарем Артура и только потом узнает, что Гавейн — его отец. Часто это происходит во время поединка их двоих, повторяющего популярный эпический сюжет схватки отца с сыном. Иногда Незнакомец вызволяет родителя из плена в зачарованной крепости, хотя в романе «Чудеса Ригомера» это делает его мать. Имена матери и сына во французской традиции звучат как Флори и Гуинглейн, в немецкой — Амурфина и Виголис, в английской это уже известная нам Рагнелл и рыцарь Глингалин. Некоторые деяния Незнакомца повторяют подвиги его отца: например, он поцелуем превращает змею в прекрасную деву. Интересно, что чародеев, заколдовавших девушку, зовут Мабон и Эврейн — это имена кельтских богов, в «Эреке» Кретьена де Труа составившие одного персонажа, волшебника Мабонагрена. У Мэлори Прекрасный Незнакомец отсутствует, ряд его приключений передан Гарету Бомейну, а сыновья Гавейна носят имена Ловель и Флоренс.

Романы Вульгаты содержат подробную биографию Гавейна, по которой он, как многие сказочные герои, был в младенчестве брошен в море, где его нашел и воспитал бедный рыбак. Став взрослым, Гавейн получил образование во дворце римского папы, а потом отправился ко двору Артура, где совершил множество подвигов. Самым известным стал его поединок с великаном Бертилаком, отраженный в поэме XV века «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь». Согласно ей, прибывший в Карлайл великан вынудил Гавейна отрубить ему голову, а потом ожил и взял с рыцаря обещание явиться в Зеленую часовню, чтобы получить такой же удар. Преодолев страх и не дав соблазнить себя жене Бертилака, Гавейн геройски выдержал испытания и был объявлен лучшим рыцарем Круглого Стола.

Действительного появления в романах Ланселота именно Гавейн считался лучшим рыцарем и ближайшим советником Артура, а, возможно, и его наследником. В ряде эпизодов — например, в спасении похищенной королевы Гвиневеры, — он порой заменяет Озерного рыцаря. Имя Гавейна (в форме Вальван) было популярно во Франции и Германии уже в XI веке, что говорит о весьма раннем распространении легенд о нем. Иногда он действует независимо от Артура: например, в латинском сочинении «О воспитании Вальвания, племянника Артура» он воспитывается при дворе императора Рима, освобождает от осады Иерусалим, разбивает язычников-саксов, нападающих на королевство Артура, и только после этого встречается с королем и становится рыцарем Круглого Стола.

С приходом Ланселота и других новых героев Гавейн отошел на второй план: в его образе резче выявились отрицательные черты, такие, как жестокость, несдержанность и чрезмерное женолюбие. Он убил в поединках своего кузена Ивейна, короля Багдемагуса и еще 16 рыцарей, за что заслужил упрек Артура — что характерно, не за сами убийства, а за то, что некоторые из них совершились во время святых праздников, когда даже рыцари должны отдыхать. По этой причине Гавейн не смог ни достичь Грааля, ни вытащить меч из камня, приплывшего по реке в Камелот. Этот меч извлек Галахад, впоследствии ранивший им самого Гавейна — символ поражения старых героев в соперничестве с молодым поколением. Гавейн терпит фиаско и в других случаях: например, в «Мерлине» из Вульгаты он, попав в погоне за белым оленем в замок, случайно убивает его хозяйку. Разъяренные жители замка с позором отсылают рыцаря в Камелот, повесив ему на шею голову убитой. Однако при всем своем несовершенстве он остается одним из главных (а в отсутствие Ланселота и главным) рыцарем Артура.

Валлийская традиция дает Гвальхмаи брата Гвальхаведа («летний ястреб»), а в романах Вульгаты у Гавейна целых четыре брата: Агравейн, Гарет, Гахерис и изменник Мордред. По всей видимости, эти братья, кроме последнего, случайно зачисленного им в родственники, не имеют исторических прототипов, а их имена представляют собой фонетические варианты имени Гавейна. Главное занятие сыновей Лота в романах — кровная вражда вначале с сэром Пелинором, убившим их отца, потом с его сыновьями Тором и Ламораком, а позже с Ланселотом Озерным и его родней. В этой вражде они проявляют себя отнюдь не по-рыцарски: например, убивают Ламорака из засады, когда он, раненый и безоружный, возвращается с турнира. Гахерис, как уже говорилось, обезглавил родную мать Моргаузу, а Агравейн со своими воинами вломился в опочивальню королевы Гвиневеры, когда та принимала у себя Ланселота. Это стало последним приключением сына Лота: Озерный рыцарь зарубил его.

Позже Ланселот убил еще двух братьев Гавейна, спасая Гвиневеру от казни за супружескую измену. Это произошло случайно — как известно, рыцарей можно было распознать только по щитам, которых у Гарета и Гахериса с собой не было. Сам убийца горько сожалел о случившемся: если жестокий и коварный сэр Гахерис вряд ли мог вызвать у кого-то особое сочувствие, то сэр Гарет Прекраснорукий слыл одним из достойнейших рыцарей Круглого Стола. В Вульгату входит сюжет о том, как он после многих трудностей и сражений завоевал любовь прекрасной волшебницы Лионессы, хозяйки Замка Угроз. Эта история отчасти дублирует сюжет «Ивейна, или Рыцаря со львом» Кретьена де Труа: скорее всего, оба произведения восходят к единому фольклорному прототипу, где герой еще не носил имени Гарета. Возможно, это имя является искаженным вариантом Герайнта Думнонского, но никакой связи Гарета с Британией в романах не прослеживается.

Благородный Гавейн до последнего оставался в стороне от вражды своих братьев с Ланселотом. Однако после их гибели он громче всех требовал возмездия и возглавил армию Артура, которая отправилась в Галлию. Там он трижды сражался с Ланселотом, который каждый раз благородно прекращал поединок, когда его противник выбивался из сил. Узнав о мятеже своего брата Мордреда, Гавейн поспешил обратно и был убит в битве с мятежниками у Дуврской крепости. Еще во времена Мэлори в крепостной часовне хранился его череп, хотя в XII веке Уильям Малмсберийский сообщал, что могила Гавейна найдена в Росе, на северо-востоке Уэльса. Возможно, это место соответствует Периддону в долине реки Ди, где «Могильные строфы» из «Черной книги Кармартена» помещают могилу Гвальхмаи. По другой версии, рыцарь похоронен на юге Уэльса, в графстве Пемброкшир, где позже находилась часовня святого Гована. По преданию, этот отшельник жил на голой скале, и однажды Господь отворил для него пещеру, где святой спрятался от ирландских пиратов. Гован жил в VI веке и мог быть современником Гавейна, однако его имя, скорее всего, ирландское и означает «кузнец» (Gobhain). Гипотеза о тождестве росского отшельника с рыцарем Артура возникла только в XIX веке стараниями местных краеведов.

В Италии существует своя легенда о тождестве Гавейна со святым Галгано, канонизированным в 1185 году, через несколько лет после смерти. В Тоскане, недалеко от Сиены, до сих пор сохранился горный скит этого отшельника, где можно увидеть глыбу камня с торчащим из нее мечом. По преданию, рыцарь Галгано Гвидотти вонзил меч в камень в знак того, что отрекается от мирской суеты и навсегда оставляет то, чем жил прежде — войны, турниры и любовные похождения. Много лет он провел в молитвах, не покидая своей хижины, а еду ему приносили волки и другие звери: они же загрызли убийцу, подосланного к отшельнику дьяволом. Когда Галгано умер, его светлые волосы какое-то время продолжали расти, окружив голову святого подобием нимба. Это, как и имя Galgano (на латыни Gualganus), связывает тосканского святого с солнечным Гавейном, однако позднее время жизни рыцаря отметает всякую возможность их отождествления. Возможно, легенда о Галгано родилась под влиянием проникших на Апеннины артуровских преданий, одно из которых повествовало об уходе Гавейна в монастырь. Впрочем, местные патриоты лелеют другую версию — именно в Тоскане жил подлинный Гавейн, а с ним и король Артур.

Валлийские генеалогии, со своей стороны, утверждают, что Гавейн в конце жизни вернулся на север и правил королевством своего отца Лота (Леудона), оставив его сыну Каурдо: его потомки правили в Гододдине до 638 года. Правда, не все признают тождество упомянутого в родословных Сергвана и сэра Гавейна, да и историчность самого короля Лота сомнительна. Связь Лота, его жены Анны-Моргаузы (сестры Артура) и Гавейна повторяет ирландскую легенду о происхождении Кухулина — тоже солнечного героя, — от бога Луга и Дехтире, дочери могучего короля Конхобара. Таким образом, причислять Гвальхмаи-Гавейна к реальным соратникам Артура вряд ли стоит, хотя нет ничего невозможного в присутствии в Думнонии северного принца. Кстати, некоторые рыцари Артура вполне могли изначально попасть к нему в качестве заложников, а потом своими подвигами заслужить «вольный» статус. Другие сами являлись в Кэдбери-Камелот, чтобы служить самому прославленному воину Британии — у кельтов, выше всего ценивших славные деяния, это было обычным делом. Гость с Севера, где долго сохранялись языческие верования, вполне мог носить имя «майского ястреба», солнечной птицы — а мог и сам оказаться богом Солнца, которого лишь через несколько веков связали с Артуром не чуждые язычеству барды.

Еще больше мифологических элементов в фигуре самого знаменитого из рыцарей Артура — сэра Ланселота Озерного (Lancelot du Lac). На его историчности давно уже никто не настаивает, поскольку в кельтском фольклоре этот герой напрочь отсутствует, а имя его происходит от французского корня lance — «копье». Впервые он появился в романе Кретьена де Труа «Ланселот, или Рыцарь повозки» (около 1180 года), где рассказывается о том, как король Мелеагант похитил Гвиневеру, на поиски которой отправились Гавейн и Ланселот. Попав в засаду лучников Мелеаганта, Ланселот лишается коня и, чтобы не терять времени, вынужден согласиться на позорное для рыцаря путешествие в повозке. Преодолев множество препятствий, Ланселот спасает Гвиневеру, освобождается из плена Мелеаганта и убивает его в последнем поединке.

О биографии Ланселота Кретьен почти ничего не говорит, но этот пробел восполнят авторы «Продолжений» к другому роману Кретьена — «Персеваль, или Повесть о Граале». Там Ланселот называется сыном короля Бана Бенойкского из Арморики, причем позже Робер де Борон делает этого монарха потомком правителей Грааля, ведущих род от самого царя Давида. Судя по романам Вульгаты, Бан был сыном короля Уэльса (Galles), которого тоже звали Ланселотом, и ирландской принцессы. Кроме Ланселота, у него был внебрачный отпрыск Эктор Окраинный, которого часто путают с воспитателем Артура Эктором Уэльским. По мнению Роджера Шермана Лумиса, образ Бана восходит к страдающему Брану Благословенному, прозвище которого, по-французски Benoit, было ошибочно принято за название его королевства — Benoic. Другие исследователи ассоциировали это слово с Гвинеддом в Уэльсе или Гвенетом в Бретани, а в немецком «Ланцелете» оно превратилось в Женеву (Genewis). В том же романе мать рыцаря зовут Кларисой, хотя обычно она носит имя Элейна.

Согласно «Второму продолжению», вскоре после рождения Ланселота на Бенойк напал жестокий король Клаудас (он же Клауд-Отступник), убивший Бана. Малыша спасла фея, которая воспитала его в своем замке, находившемся на дне озера — отсюда и прозвище «Озерный». Эта фея, уже знакомая нам под именем Владычицы озера, обучила приемного сына пользоваться оружием (обычный мотив кельтских сказаний), вручив ему коня, доспехи и волшебное оружие — меч и копье, пробивающие самую прочную сталь. В восемнадцать лет Ланселот покидает приемную мать и отправляется ко двору Артура, где совершает множество подвигов, заслужив славу лучшего рыцаря. Он побеждает драконов, спасает бесчисленных красавиц, освобождает от проклятия замок Печальной Стражи и делает его своей резиденцией под новым названием — «Веселая Стража» (Joyous Guard).[13] Между делом он с помощью Артура убивает Клаудаса и возвращает себе отцовское королевство. Некоторые ученые отождествляют Бенойк и Ванн — город на юго-востоке Арморики, древний Бро-Ваpox. В этом случае имя Бана производится от названия его столицы, а Клаудас идентичен королю франков Хлодвигу (Кловису), который в начале VI века нанес ряд поражений бретонцам и, в частности, захватил Ванн. Однако в ряде источников владения Ланселота находятся в долине Луары, а романы Вульгаты делают его королем всей Галлии.

Почти во всех артуровских легендах описана пылкая любовь Ланселота к Гвиневере, разрушившая, по пророчеству Мерлина, королевство Артура. По роману Кретьена, эта любовь зародилась во время путешествия рыцаря в Камелот со спасенной королевой: по Вульгате — уже при дворе, где Гвиневера во время посвящения сама подала Ланселоту меч: это означало, что отныне его преданность поровну разделена между ней и королем. Во французском романе «Ланселот в прозе» (1225) Артур отправляет Ланселота за своей невестой, как король Марк Тристана, и во время долгого обратного пути молодые люди влюбляются друг в друга.

Долгое время любовь остается платонической, но потом Ланселот и королева все-таки вступают в греховную связь. Это несколько затемняет образ идеального рыцаря, и, достигнув желанного Грааля в замке Корбеник (Карбонек), Ланселот не может прикоснуться к нему. Король замка Пеллес опаивает его волшебным напитком, и он, забыв про Гвиневеру, изменяет ей с принцессой Элейной, которая рожает ему сына Галахада. Прибывшие ко двору Пеллеса рыцари Круглого Стола помогают Озерному рыцарю вспомнить прошлое, и он спешит в Камелот, навсегда оставив Элейну. В традиции эту героиню иногда путают с Элейной из Астолата, умершей из-за своей безответной любви к Ланселоту. В отличие от нее, Элейна из Корбеника (это имя дает ей только Мэлори) остается жить и растить сына.

При дворе Артура в отсутствие первого рыцаря королеву подменяет Лжегвиневера, подосланная коварной Морганой и похожая на свою предшественницу как две капли воды. Ланселот оказывается единственным, кто признает настоящую Гвиневеру и помогает ей разоблачить самозванку. В большинстве текстов Артур почему-то смотрит сквозь пальцы на роман своего лучшего рыцаря с королевой, и только козни братьев Гавейна — прежде всего Мордреда — вынуждают его принять меры и приговорить жену к сожжению за измену. Когда палач уже готов зажечь костер, Ланселот врывается в толпу и спасает возлюбленную, перебив при этом множество рыцарей.

Дальнейшую судьбу Озерного рыцаря подробнее всего рисует Томас Мэлори. Согласно последней книге «Смерти Артура», Ланселот удалился в Бенойк, где долго выдерживал осаду королевской армии. После мятежа Мордреда он получил предсмертное письмо Гавейна с просьбой прийти на помощь королю, и поспешил в Британию, но нашел там только заваленное трупами поле битвы при Камлане. После долгих поисков он нашел Гвиневеру в обители Эмсбери, но она отказалась с ним встречаться. Тогда он стал отшельником, поселившись в соседнем Гластонбери. «С этого дня сэр Ланселот почти не принимал пищи и не пил, пока не умер, ибо он все больше слабел и чахнул и жизнь в нем угасала. Но ни епископ и ни один из его товарищей не могли уговорить его есть, и пил он так мало, что на целый локоть стал ниже ростом, и люди уже не узнавали его… Все время лежал он, распростершись ниц, на могиле короля Артура и королевы Гвиневеры»(35)^{101}. Когда Ланселот умер, его тело отвезли в замок Веселой Стражи и там похоронили.

Хотя Ланселот пришел в артуровекую легенду из Франции, его мифологические прототипы — однозначно кельтские. Одним из них ученые считают упомянутого в «Килухе» героя Ллуха Ллавиниога (llwch по-валлийски означает «озеро», а эпитет можно перевести как «белорукий»). Вторым — Лленлеога Ирландца, которого в той же повести Артур посылает в Ирландию за волшебным котлом Диурнаха. На них обоих похож воин Ллух Ллеог, плывущий вместе с Артуром за другим волшебным котлом в поэме «Богатство Аннуина». Еще один возможный прототип — брат Гавейна-Гвальхмаи Гвальхавед, имя которого почти идентично Галахаду — так звали не только сына Ланселота, но и его самого до начала рыцарской карьеры. Все эти персонажи, как и Гавейн, имеют отношение к солнечному богу: отсюда и прозвище «белорукий», а «Ллух» вполне может быть искажением имени великого бога Луга, тесно связанного с солнцем и молнией. Тот же бог представлен в образе юного героя Ллеу Ллау Гифеса в повести «Мат, сын Матонви». Подобно Ланселоту, Ллеу воспитывается у волшебницы в подводном замке и получает от приемной матери оружие и доспехи вместе с новым именем. Любимым оружием Луга-Ллеу было копье-молния Ассал, что напоминает о корне lance в имени Озерного рыцаря.

Роджер Шерман Лумис пытался связать Ланселота не только с Лугом, но и с другим кельтским богом — Ллудом (Лиром), — однако это маловероятно(36)^{102}. Конечно же, в паре Артур-Ланселот именно король напоминает старого страдающего бога, которого молодой соперник лишает власти, а заодно и жены: «Мабиногион» сообщает, что племянник отнял у Ллуда жену, а его самого заточил в темницу. Правда, племянником Артура легенды считают не Ланселота, а Гавейна, и похоже, что этот рыцарь представляет другую, более раннюю ипостась того же юного солнечного бога — недаром Гвальхмаи и Гвальхавед считались братьями, несмотря на жестокую вражду их романных «наследников». Возможно, что оба воспроизводят один и тот же мифологический прототип, но Ланселот делает это на континентальном материале, а Гавейн — на островном, и потому легенды о нем так органически прижились в Британии. Как бы то ни было, образ Озерного рыцаря явно имеет более древние корни, чем считалось еще недавно. По справедливому замечанию Анны Комаринец, «Ланселот — казалось бы, персонаж исключительно артуровского мира, — одной ногой стоит в мире кельтских легенд»(37)^{103}. Имя его, вероятно, существовало вначале в форме «Ланс-а-Ло», «копье Ллеу» или «Луг с копьем», но позже было сближено с именем короля Лота.

Были и другие гипотезы происхождения образа Ланселота — например, уже упомянутая экзотическая версия Скотта Литлтона и Линды Малкор, выводящая его имя из прозвища Аланус-а-Лот, «алан из Лота». Однако все или почти все исследователи сходятся на том, что образ Ланселота возник в Бретани, откуда его в конце XII века почти одновременно заимствовали Кретьен де Труа и автор романа «Ланцелет» Ульрих фон Затцикховен. Последний, правда, ссылался на некую «валлийскую книгу», но немецкое слово welsches в то время могло означать также «романский», то есть французский. Можно предположить, что оба автора использовали некий общий письменный источник, но различия в их произведениях заставляют думать, что, скорее всего, речь идет об устных преданиях, пришедших из Бретани в Шампань и Лотарингию. В Англии Ланселот обрел известность только в XIV веке, но, как уже говорилось, Гавейн долгое время был популярнее его. Стоит отметить, что с этими героями иногда ассоциируются одни и те же фольклорные сюжеты — например, Ланселот в романе «Перлесво» оказывается вовлеченным в ту же «игру на обезглавливание», что и Гавейн в «Зеленом рыцаре».

В отличие от других рыцарей Артура, с Ланселотом не связаны какие-либо географические названия или местные легенды. То же касается его сына Галахада, который, как персонаж легенды о Граале, целиком принадлежит миру европейского средневековья. О нем мы поговорим дальше, как и о другом герое артурианы — сэре Персевале Галльском, одном из трех рыцарей, стяжавших Грааль. Помимо названных, среди рыцарей Круглого Стола известны еще несколько имен. О двух из них — Тристане и Мордреде, — речь опять-таки пойдет дальше. Еще один, король Пелинор, известен как отец Персеваля и глава одной из трех «партий», делящих влияние при дворе Артура (две другие были основаны Баном Бенойкским и Лотом Лотианским). На протяжении рыцарских романов Пелинор занят в основном поисками легендарного Зверя Рыкающего, но попутно успевает сломать в поединке меч Артура, после чего тот и обретает Экскалибур. Он также убил в сражении короля Лота, после чего сыновья последнего воспылали к нему ненавистью и, улучив момент, вероломно зарубили его, напав из засады. Жертвой их вражды пал и сын Пелинора Ламорак (или Ламорат) Уэльский, прототипом которого некоторые ученые считают короля и поэта Лливарха Старого.

К числу самых древних героев артурианы относится сэр Лукан — дворецкий Артура, известный в валлийском фольклоре как Глеулуйд Гаваэлваур («Седой храбрец с могучей хваткой»). В стихотворении «Кто привратник» он охраняет ворота замка от Артура и его спутников, а в более поздних источниках (в первую очередь в «Килухе и Олвен») так же бдительно сторожит дворец самого Артура. В повести «Оуэн, или Хозяйка источника», также входящей в состав «Мабиногион», говорится, что он «встречал гостей и проезжих путников, и воздавал им честь, и рассказывал о порядках и обычаях двора, и указывал дорогу тем, кто хотел пройти в зал или в покои»(38)^{104}. Похоже, его прототип — неведомый кельтский бог дверей и границ, подобный римскому Янусу. В романах он представлен братом Бедивера и вместе с ним играет малозначащую роль. Только в конце он вместе с братом остается одним из немногих выживших при Камлане, но тут же умирает от ран, предоставив Бедиверу бросать в озеро волшебный меч. Два рыцаря Круглого Стола — отец и сын — носят имя Боре (или Богорт) Ганский. Возможно, оно связано с редким словом bohort, названием одного из видов копья, и образует параллель с именем Ланселота. Боре Старший вместе с братом Баном помог Артуру в войне против Лота и его союзников, а потом погиб в борьбе с тираном Клаудасом. Его сын, Боре Младший, был, как и Ланселот, спасен и воспитан Владычицей озера, потом подвизался при дворе Артура и посвятил свою жизнь поискам Грааля, став одним из трех рыцарей, достигших его. После гибели Артура Боре поселился в монастыре вместе с Ланселотом, а когда тот умер, перевез его тело в замок Веселой Стражи. После этого он, по данным Мэлори, отправился вместе с другими рыцарями воевать в Святую землю и там умер. Вульгата сообщает, что он остался в Логрии и защитил ее от нападения короля Марка Корнуэльского. Его сын Ален Белый, по утверждению Вульгаты, стал позже императором Константинополя. Королевство Борса Ганс или Ганис помещалось в Бретани, в районе Ванна, хотя Вульгата называет его королем Гаскони. В артуриане упоминаются также его братья Бламур и Блеоберис (Блехерис); вероятно, их имена представляют собой, как и в случае братьев Гавейна, измененные формы имени Борса. Правда, во второго брата, похоже, превратился наставник Мерлина, отшельник Блез-Бледдри: в валлийском списке 24 рыцарей Артура этот герой прямо назван Блезом.

По тому же принципу фонетического изменения образовано имя сводного брата Борса сэра Лионеля, ничем особо не прославленного. В валлийском списке вместо него стоит Хоэл, что весьма знаменательно. Правитель с этим именем был в первой половине VI века королем Корнуая в Западной Арморике, соправителем своего отца Будика, прозванного Эмир Ллидау (Император Летавии). В легендах оба правителя известны как преданные союзники Артура, помогавшие ему во всех войнах. Именно их тяжелая конница обеспечила первые успехи думнонской дружины, и в армию «военного предводителя» до самого конца входили бретонские всадники. Последний их командир, брат Хоэла Алан Вирган, будто бы погиб при Камлане: не исключено, что валлийские историки спутали его с одноименным герцогом Бретани, правившим в 1084–1112 годах. Похоже, что семейная пара Будика и Хоэла повлияла на создание образов как Бана с Ланселотом, так и двух Борсов. При этом все их подвиги в Британии, конечно же, выдуманы.

После Кретьена пополнение реестра Круглого Стола новыми именами пошло еще активнее. В романах Вульгаты впервые встречаются такие «рыцари-слуги», как придворный шут Дагонет, сэр Динадан, также прозванный Шутником, и паж короля Гирфлет (Гифлет). По иронии судьбы, эти второстепенные персонажи или, по крайней мере, их имена оказываются едва ли не самыми древними в артуровском цикле. Например, Гирфлет, который в Вульгате почтительно называется «Божьим сыном» (fils Dieu), у Кретьена был сыном До, лесничего Утера Пендрагона, а еще раньше — кельтским полубогом Гилвайтви, сыном Дон, имя которого встречается в повести «Мат, сын Матонви» из цикла «Мабиногион». Дагонет играет важную роль только в романе «Пророчества Мерлина», где ему вместе с Ланселотом удается спасти Британию от нашествия саксов, пока Артур бездействует, увлеченный чарами Лжегвиневеры. В других текстах он труслив, хвастлив и склонен к недобрым шуткам, но и сам немало терпит от рассерженных рыцарей.

Дагонета частично дублирует веселый и язвительный скептик Динадан — один из самых симпатичных героев артурианы, лучший друг Тристана, вероломно убитый Агравейном и Мордредом во время поисков Грааля. Вульгата называет его сыном Брюнора и братом Брюнора Черного по прозвищу «Плохо Сшитый Плащ» (La Cote Male Taile). Образ Динадана не имеет исторических корней, но его имя на староваллийском означает «крылатый человек» и, возможно, принадлежит персонажу какой-то забытой легенды. Вероятно, авторы рыцарских романов, как и Гальфрид Монмутский, давали экзотически звучащие кельтские имена персонажам, взятым из совсем иной традиции или просто выдуманным. В то же время они еще не рисковали признаться в своем вымысле и по привычке ссылались на древние книги и старинные предания, вводя в заблуждение будущих исследователей.

Паломид Сарацин или Паламед (Palamedes) — еще один колоритный рыцарь Круглого Стола, впервые появившийся в «Тристане в прозе» (1240), а чуть позже ставший героем французского романа «Паломид». Прозвище этого рыцаря касается не его национальности, как часто считают, а лишь того, что он отказался креститься до тех пор, пока не убьет чудовище — Зверя Рыкающего, которого некая принцесса родила от дьявола. У Мэлори этот монстр описан так: «С виду был головой — как змей, телом — как леопард, лядвеями — как лев, и голенями — как олень. Из чрева у него исходил рев, точно сорок гончих были заключены в нем, и этот рев исходил от него, где бы зверь ни очутился»(39)^{105}. По легенде, он всегда бежит, думая, что за ним гонятся собаки. Охотой на него долгое время занимался отец Персиваля Пелинор, а потом это хобби перешло к Паломиду. В большинстве текстов рыцарь так и не догнал монстра, и только в одном романе он пронзил Зверя копьем, когда тот на минуту остановился у озера, чтобы напиться. Помимо охоты, у некрещеного рыцаря есть и другие занятия, главное из которых — вражда с Тристаном из-за прекрасной Изольды, в которую Паломид безответно влюблен. В итоге они примирились, и Тристан даже стал восприемником Паломида при крещении. Насчет его дальнейшей судьбы есть разные версии: в романе «Паломид» его убил на поединке Гавейн, а у Мэлори он получил от Ланселота в удел Лангедок, но после смерти Озерного рыцаря вернулся в Британию.

Сэр Саграмор (Сагремор) Желанный, упомянутый Марком Твеном, был, согласно Вульгате, сыном короля Венгрии и дочери византийского императора. Он прославился не только на войне, но и в любовных делах — имел от девицы Сенего дочь, воспитанную бездетной Гвиневерой, а потом женился на королеве Сармении (очевидно, Армении) Сибилле и обратил ее в христианство. Французский роман «Чудеса Ригомера» добавляет, что он обольстил ирландскую принцессу Кренглею и двадцать лет спустя был убит своим сыном, отомстившим за мать. Большинство источников связывают его гибель с битвой при Камлане. Его имя, вероятно, означает «обреченный на смерть», а прозвище Desiree — искажение другого прозвища, «Пустынный» (Deserte), как Саграмора называют некоторые тексты. Очевидно, его далекая родина представлялась из Франции сплошной пустыней. В рыцарских романах есть и другие герои из Восточной Европы — например, византийский принц Клижес или дед Эрека Канан, король «Салолики», то есть Салоник. Как ни странно, упоминается там и Россия. В «Бруте» Лайамона дочь русского короля выходит замуж за Алкуса Ирландского, вассала Артура, а в романе «Кларис и Ларис» названы еще два короля России (Рутении) — Солифас и Баратрон, враждующие не только с Артуром, но и друг с другом.

В романах Вульгаты появились и братья-рыцари Балин Свирепый и Балан, Рыцарь с Двумя Мечами — олицетворение популярной в средневековой литературе темы родового проклятия. Балин, один из храбрейших рыцарей Артура, из мести убил Владычицу озера и был за это изгнан из Камелота. Случайно попав в замок Грааля, он нанес его королю Пеллесу Плачевный удар, из-за которого король заболел неизлечимой болезнью, а его страна опустела. После этого Балин бежал в лес и встретил там Балана, охранявшего некий замок. В доспехах братья не узнали друг друга и нанесли один другому смертельные раны. Подоспевшему Мерлину осталось только похоронить их в одной могиле. Имена братьев напоминают как солнечного бога Бели, так и ирландского Балора, короля демонов-фоморов, и, возможно, происходят от индоевропейского корня wal- (смерть). Однако сами они кажутся выдумкой авторов Вульгаты, которые ввели в артуриану библейские аллюзии, придав удару Балина роль первородного греха, искупить который должен бегрешный Галахад — аналог Христа.

Некоторые персонажи кельтских преданий превратились в соратников и современников Артура по ошибке. Это случилось при переводе романов Кретьена де Труа на валлийский в XIII веке, когда требовалось перенести действие в Британию и подобрать персонажам местных «двойников». Именно тогда искатель Грааля Персеваль, чье имя означает по-французски «рази долину» (почему, будет сказано дальше), был назван Передуром — правителем северного королевства Эвраук, погибшим в битве с англами в 580 году. Тогда же герой романа «Ивейн, или Рыцарь со львом» получил имя Оуэна ап Уриена — известного короля Регеда, жившего в конце VI века. В повести «Видение Ронабви» описано, как «вороны» Оуэна повздорили с воинами Артура, пока оба правителя играли в гвидвилл — старинную игру, напоминавшую шахматы. Обычно «воронами» считают дружинников Оуэна, но не исключено, что он повелевал настоящими воронами как сын богини Модрон-Морганы, в свиту которой входили эти вещие птицы. Почему он оказался связан с Артуром, не вполне ясно, но уже Гальфрид упоминает Оуэна (Hiwenus) как участника войны в Галлии и наследника вымышленного шотландского короля Ангуселя. У Кретьена Ивейн назван королем Горра, который часто отождествлялся с Регедом, и носит прозвище «Незаконнорожденный», как и его исторический прототип. В Вульгате он погибает от рук Гавейна, с которым вступил в поединок, не узнав его — довольно частая ошибка героев рыцарских романов.

В романе Кретьена Ивейн добивается успеха в поединке с Черным рыцарем, в котором потерпел неудачу другой рыцарь — Калогренан. В последующих романах этот герой упоминается нередко, но играет незначительную роль: Мэлори по ошибке даже приписывает ему двойную гибель от рук Ланселота и Лионеля. По мнению Р. Ш. Лумиса, Калогренан — это тот же Кай, а его имя происходит от Cai lo Grenant (Кай Сварливый). Валлийский роман «Оуэн» заменяет его Киноном ап Гвиддно — северным героем, одним из участников битвы при Катрайте, упомянутым в поэме «Гододдин». Здесь мы снова видим произвольную замену имени по принципу фонетического созвучия, притом довольно сомнительного.

Еще один герой Кретьена — Эрек, сын Лака, — нашел своего «двойника» в лице знакомого нам короля Думнонии Герайнта ап Эрбина. На самом деле имя Эрек (Guerec) является чисто бретонским и принадлежит, как уже говорилось, местному герою, правителю и эпониму Ванна (Бро-Варох). Его отец Лак назван королем Карнанта — соседнего с Ванном города Нант. По мнению Р. Бромвич, возлюбленная Эрека Энида (Энид валлийской повести) — олицетворение области Ванна, древней Венетии, «брак» которой с королем восходит к языческим кельтским обычаям(40)^{106}. В позднейшей артуриане чересчур идеальный Эрек почти исчезает: у Мэлори мельком упоминается о его гибели вместе с сэром Паломидом, в чем Эктор обвиняет Гавейна — это становится одной из причин вражды между кланами Гавейна и Ланселота.

Уникально приобщение к артуровской легенде одного из героев французских эпических песен (chansons de geste) — Ожье или Огера Датчанина. Согласно роману XIII века, этого паладина Карла Великого однажды выбросило бурей на пустынный берег, где фея Моргана околдовала его и целых двести лет держала в сексуальном рабстве. Когда он вернул себе память и возвратился во Францию, там правил уже Гуго Капет, но храбрые рыцари по-прежнему были в чести. Однако Ожье геройствовал недолго — чародейка снова унесла его на Авалон, где он и пребывает вместе с Артуром. С легкой руки Ханса Кристиана Андерсена Ожье под именем Хольгера превратился в датского национального героя, хотя его прозвище Denemarchе — скорее всего искаженное de la Marche — «из Марша», области по соседству с Бретанью. Но легенда живуча — американский писатель Пол Андерсон сделал Ожье главным героем артуровского фэнтези «Три сердца и три льва».

По мере умножения числа рыцарей Круглого Стола в их число вошли и прежние враги Артура — например, короли Уриенс Горрский и Лот Лотианский. Прототипом первого, как уже говорилось, был король Регеда Уриен, а со вторым дело обстоит сложнее. По всей видимости, он получил имя от области, которой правил, хотя она в то время называлась не Лотианом, а Гододдином. Валлийский вариант его имени, Ллеу, явно заимствован у древнего бога Ллеу Ллау Гифеса, героя «Мабиногион»: не исключен вариант и другого бога — Ллуда, мифического предка королей Острова Британии. Легендарны и все родственные связи Лота — с Моргаузой, Гавейном, Мордредом. Гальфрид называет его «правителем Лейла (Карлайла. — В. Э.), отличнейшим воином, зрелым годами и наделенным выдающимся благоразумием»(41)^{107}, а также пишет, что Артур отдал под его управление завоеванную Норвегию. Он также сообщает, что север Британии король разделил между братьями Лотом, Урианом и Ангуселем, которым валлийский перевод «Истории королей Британии» дает имена Ллеу, Уриен и Араун, называя их всех сыновьями Кинварха Регедского, хотя Ллеу-Лот никак не мог принадлежать к династии Регеда, а Араун вообще попал сюда по ошибке, будучи на самом деле королем подземного царства из того же «Мабиногион».

Рыцарские романы называют Лота королем далеких Оркад или Оркнейских островов — возможно, путая его с викингом Льотом, правившим этими островами в конце X века. Вульгата наделяет его жестоким и мстительным характером, что отразилось и в «Житии святого Кентигерна», герой которого был внебрачным сыном дочери Лота Танеу и уже знакомого нам принца Оуэна Регедского. Узнав о беременности принцессы, Лот велел сбросить ее со скалы, но небесные силы спасли ее и перенесли на остров Мей, где она родила будущего святого. То же житие называет Лота язычником, что дало некоторым историкам и романистам основание считать короля предводителем пиктов, захвативших Гододдин. Валлийские генеалогии делают его сыном Кателла или Катлеу и внуком Декиона — возможно, римского офицера-декуриона. В свою очередь, сыном Лота назван Сергван — искаженное «сэр Гавейн». Смерть Лота изображается по-разному: там, где он представлен союзником Артура, он погибает в войне с Мордредом, а там, где враждует с королем, его убивает Пелинор в Димолоонской битве.

Среди врагов Артура в романах числятся не только люди, но и сверхъестественные существа — ведьмы, драконы и особенно великаны. Обилие великанов в британском фольклоре требует объяснения. Известно, что многие народы в старину представляли иноплеменников гигантами или, напротив, карликами, чаще всего наделенными колдовскими свойствами. В Древней Руси, например, великанами считались «обры» (авары) и «волоты» (вероятно, кельты-вольки, жившие в первых веках до нашей эры на Дунае). В Британии к карликам причисляли пиктов, которые были ненамного ниже среднего роста, а к великанам, возможно, ирландцев. Некоторые «огры» (это слово происходит от валлийского gawr — «великан) носят явно ирландские имена. Конечно, большая часть гигантов имеет мифологические корни — к ним относятся упомянутые в «Килухе и Олвен» великаны Исбаддаден, Диллус и Гурнах, убитые Артуром.

Великаном был и любопытный персонаж рыцарских романов — сэр Галахольт или Галехот, впервые появившийся во французском «Ланселоте в прозе». Благодаря своей силе и храбрости он завоевал Сурлузу, Эстрагорр и Дальние острова: все эти территории, по-видимому, располагались на севере Британии, хотя Эстрагорр, судя по названию, находился к югу от Горра, то есть Регеда. Напав на владения Артура, он едва не захватил их, но был побежден Ланселотом и Гавейном и запросил мира. Из врага Ланселота он стал его ближайшим другом — в Вульгате именно он свел влюбленного Озерного рыцаря с Гвиневерой и даже присутствовал на их первом свидании, чтобы все было прилично. Услышав однажды ложную весть о гибели Ланселота, благородный великан умер от разрыва сердца (уникальная для артурианы чувствительность). По другой версии, он погиб в бою с Тристаном, когда-то убившим и его отца — великана Брюнора. Мэлори сделал его сугубо отрицательным персонажем, заклятым врагом Артура и Логрии. Интересно, что к островной столице Галахольта вел Подводный мост, по которому можно было пройти только во время отлива. Это напоминает остров Мон-Сен-Мишель во Франции, которым, согласно Гальфриду, владел жестокий великан — возможно, один из прототипов героя.

Еще один противник короля — Рита Гаур или Рикка, упомянутый у Гальфрида: «Он убил на горе Аравии великана Ритона, который вызвал его на единоборство. Тот из бород убитых им королей сделал себе меховой плащ и повелел Артуру, чтобы он тщательно выщипал свою бороду и выщипанные из нее волосы доставил ему и, так как Артур одолел других государей, то, воздавая ему почет, он уложит волосы с его бороды поверх всех остальных. В противном случае он, Ритон, вызывает его на бой, и кто из них возьмет верх, тому достанутся плащ и борода побежденного. Они начали схватку, и в ней возобладал Артур, который захватил бороду своего противника вместе с добычей и впоследствии утверждал, что ему никогда не встречался кто-либо столь же могучий, как этот Ритон»(42)^{108}. В валлийской версии «Истории» Рита назван королем Гвинедда, а его поединок с Артуром происходит в Аранских горах в Сноудонии — вероятно, это и есть «гора Аравия», а также «Гора Пауков» (Mons Aranearum), где рыцарь Идер сражался с тремя великанами. Возможно, Рита был историческим лицом, хотя опознать его вряд ли возможно. Любопытно, что в валлийских генеалогиях он оказывается отчимом Артура, поскольку после смерти Утера у Игрейны появляется сын Гормант ап Рикка. В «Ланселоте» Кретьена Рита назван королем Островов и врагом Артура, а у Мэлори он под именем Риенса воюет сначала с врагами короля, а потом и с ним самим с той же маниакальной целью — сделать себе плащ из бород побежденных. Артур Браун предположил, что борода в кельтской традиции — та дань, которую умерший должен заплатить королю царства мертвых, которым и мыслился Рита-Риенс(43)^{109}.

Списки приближенных Артура в валлийских источниках также состоят большей частью из героев сказок и мифов. В них входил, к примеру, Ухтрид Вариф Драус, «который мог обмотать своей рыжей нечесаной бородой все сорок восемь столбов в главном зале дворца Артура»(44)^{110}. Или Гвиаун Кошачий Глаз, «который мог поразить комара в угол глаза, не задев сам глаз». Или троих сыновей Эрима, у которых было три свойства: «Хенбедестир никогда не встречал человека, способного его обогнать на коне или пешим; от Хенваса Адейнауга не могло убежать ни одно четвероногое на расстоянии акра вокруг него; Сгилти Исгаунтройт, когда господин посылал его с поручением, никогда не выбирал дороги, а шагал прямо по верхушкам деревьев, и трава не гнулась под его ногами из-за его легкости».

Немного реалистичнее список придворных Артура в повести «Видение Ронабви». Здесь упомянуты и король Карадок (главный советник Артура и его двоюродный брат), и его сын Каурдо, и Кадо Корнуэльский, и Оуэн ап Уриен с его воронами. Корнуоллец Марх ап Мейрхион в повести назван королем Ллихлина (Норвегии), хотя в других источниках эта должность принадлежит Лоту, а Эдейрн ап Нудд — королем Дании. Из известных по другим источникам рыцарей здесь присутствуют только Кай, Гвальхмаи, Тристан и Передур-Персеваль, зато встречаются новые имена. Мену ап Тейргваэдд именуется главным чародеем двора Артура, Бедвини — главным епископом, а юный Кадириэйт ап Сайди — главным судьей. Этот персонаж, чье имя означает «Правдивая речь», в триаде 9 входит в число Трех вождей двора Артура, а отцом его назван Привратник Кадо — гибрид уже известных нам Глеулуйда и короля Кадо.

В «Видении Ронабви», в отличие от «Килуха», короля окружает не кельтская дружина, а типовой штат придворных, который мы видим и в рыцарских романах. Если в валлийском фольклоре привратник Глеулуйд — важный персонаж, почти полубог, контролирующий проход из одного мира в другой, то в европейской артуриане его двойник, сэр Лукан, низводится до положения обычного дворецкого. Важно помнить, что ни тот, ни другой образ не дают представления о реальных соратниках Артура: гораздо больше им подходят характеристики кельтской (а также германской, славянской и т. д.) героической поэзии. Смелые и жестокие, свято блюдущие кодекс чести и родовой солидарности — такими были друзья и враги «военного предводителя». Таким был и он сам, и именно этими чертами личности объясняются и победы его, и поражения.