"Добро Пожаловать В Ад" - читать интересную книгу автора (Никулин Игорь Владимирович)

Глава восемнадцатая

Проспав до одиннадцати, Якушев заправил постель и умылся холодной водой. Воткнув штепсель в розетку, с недоумением посмотрел на молчавшую электробритву и, вспомнив вчерашние сетования горничной на перебои со светом, поскреб прилично отросшую щетину. Бритвенными станками он не пользовался, а потому оставалось ждать вечера, когда часа на два подадут электричество.

Планов на будущее у него еще не было. Вылетая из Москвы, он наипервейшей задачей ставил попасть в Грозный, и уже на месте, исходя из обстановки, определиться. И вот он здесь, провел ночь в заштатной гостинице, по сервису уступающей пэтэушной общаге. Пора было приниматься за работу.

Одевшись, он взял видеокамеру и уже направился к двери, когда в номер постучали. Открыв замок, он увидел пожилую администраторшу — оплывшую старушку в пуховике горчичного цвета и темном платке, покрывавшем седые волосы.

— Вы уходите? — поинтересовалась она.

— Да, дела…

— Звонили из штаба. На полдень назначена пресс-конференция, просили оповестить всех постояльцев.

Он поблагодарил тетку, запер комнату и спустился во двор.

Гостиница переживала не лучшие свои времена. Двухэтажная постройка не сильно пострадала от бомбежек, и лишь местами лишилась остекления. Уцелевшие стекла заклеены бумажными полосами; пригодные для проживания номера заселили исключительно журналисты, съехавшиеся в город в поисках сенсаций.

Во дворе он встретил французов, обступивших бежевый квадратный броневик с толстенными стеклами, и латинскими буквами «TV» на борту. У машины спустило колесо, водитель из грозненцев, постелив дерюгу, возился на карачках, устанавливая запаску. Французы стояли над душой и нетерпеливо поторапливали его.

— Э-э, репортёрь… — окликнул Якушева лысоватый иностранец в коротком дутом пуховике. — На пресс-конференсьональ?..

— В самую точку, — ответил он. — Только еще знать бы, куда?

— Подождать… — сказал француз и потер пальцы, подбирая подходящие слова. — Как это?.. опасно.

— Подвезти хочешь? — Якушев подошел к нему. — Надолго поломка?

— О, не… Скоро пойедем… Пьер Люврье, «Франц-пресс».

Якушев представился и пожал его холеную ладонь с коротко стрижеными ногтями.

Шофер, поставив запасное колесо, уже закручивал гайки. Затянув их до отказа, пнул по покрышке, проверяя на вшивость, открыв бронированную дверь, бросил ключи под сиденье.

— Готово, месье…

Погрузившись в урчащий бронемобиль, они выехали из гостиного дворика. Французы закрутили головами, выглядывая в многослойные стекла и оживленно переговариваясь.

Им, приехавшим в Грозный из далекой европейской республики, где жизнь на протяжении десятилетий течет размеренно и скучно, где потрясением вселенского масштаба становится забастовка водителей грузовиков, здесь все поражает воображение. Разве увидишь на улицах Лиона разгуливающих среди бела дня, вооруженных до зубов боевиков, добивающихся отделения провинции от остальной Франции? И мыслимо ли, чтобы авиация, выполняя лишенные всякой логики приказы генералов, в ответ сыпала бомбы на головы французов, не разбирая: кто прав, а кто виноват, кто сепаратист, а кто просто очутился не в том месте, и не в то время. И только в кошмарном сне представишь тихую парижскую улочку, с ее шатрами летних кафе, в которых любят отдыхать горожане, с ее бесчисленными магазинчиками, бутиками и бистро, с раскидистыми кленами вдоль заставленной машинами мостовой — не по живому безлюдной, где на каждом шагу встречаются вооруженные люди, а в воздухе слышится запах гари, запах пожаров, на которые никто не обращает внимания…

На перекрестке шофер ударил по тормозам. Перед капотом застывшей, как вкопанная, машины прополз на провисших гусеницах танк (Люврье схватил фотоаппарат, вылез в люк на крыше броневика, вращая объектив), крутанулся на месте, не щадя асфальта, и ушел, теряясь в завесе гари, к президентскому дворцу.

Завидев впереди, возле разбитых витрин гастронома людей, столпившихся вокруг бортового Зила, Люврье пролез к водителю, хлопнул по плечу, показав на сборище. Тот крутанул баранку, сворачивая.

Выйдя вместе со всеми, Якушев достал камеру и поймал в кадр стоявшего в кузове мужчину, раздававшего ржаной хлеб. С хлебом в городе дела обстояли плохо, магазины не работали, а на сотню тысяч оставшегося населения, которому уходить было некуда, работала одна-единственная пекарня. Вытаскивая из мешка буханки, он совал их в протянутые руки. Кто-то, заполучив хлеб, отходил, но толпа от этого не становилась меньше.

— Вы посмотрите, до чего довели! — завидев объектив камеры, зарыдала чеченка, прижимая к груди хлеб. — Издеваются, как хотят…

Пьер Люврье, цокая языком от восторга, вился вокруг нее, щелкая и щелкая затвором фотокамеры. Для него это были всего лишь удачные снимки, за которые дома он получит приличное вознаграждение, а может даже повышение по службе. И не более того…

Хлеб в мешках закончился. Вытряхнув последнюю, раздавленную буханку, мужчина кинул людям. Вертлявый мальчишка поймал ее, засунул за отворот куртки и полез из толпы.

— В шесть снова приеду.

Люди, кому хлеба не досталось, в молчаливой покорности отошли от деревянного борта.

— Привози больше! — попросил оставшийся ни с чем русский дедок в стареньком полушубке и кроличьей шапке. — Не хватает же всем.

— Это ты Ельцину скажи! — гневно сверкнул глазами мужчина и спрыгнул из кузова. — Сколько будет муки, столько будет и хлеба. Не от меня зависит.

Посигналив, грузовик сдал назад, вывернул лысые покрышки к проезжей части и, газанув, скатился с поребрика на дорогу.

А дедок, еле переставляя ноги в валенках, подошел к стене дома, бессильно прислонился плечом к серой штукатурке.

— Что, плохо отец? — спросил его, подойдя сбоку, Якушев.

— Да што хорошего?.. — с тяжелым придыханием ответил старик. — Смерти нету… Давно бы пора в могилу. Штобы не видеть всего этого…

Впалые, колючие щеки затряслись, прозрачная капля скатилась к траурно пролегшей складке у рта.

— Я всю войну на фронте, до последнего дня… Не знал, што под старость придется все заново…

— Уезжай, отец. Уезжай отсюда, пока не поздно, — глотая встрявший в горле ком, выдавил Якушев. — Дети у тебя есть, старуха?

— Старуха есть… Вдвоем и держимся. И сын был.

— Был? — машинально переспросил Якушев.

— Пропал ишшо год назад. Так и не нашли. А мы со старой все живем… Все смертушка не возьмет.

— А родня?.. Есть родственники в России?

— Родственники? — шамкнул беззубым ртом дед и посмотрел на журналиста пустым взглядом. — Есть… в Перми. Токо кому мы сдались, старичье? И на што ехать, когда пенсию стоко времени не получали?.. Нет, никуды мы с бабкой отсель не поедем. Будем здесь помирать.

С дороги призывно вякнул клаксон. Высунувшись в люк что-то кричал Люврье, маша ему рукой. Не найдя слов утешения — да и нуждался ли в них старик? — Якушев в мрачном расположении духа вернулся в машину.

Въехав на площадку перед административным зданием, где прохаживался часовой, водитель заглушил двигатель. Откатилась на шарнирах дверь, вслед за французами Якушев вылез из пропахшего соляркой салона.

По крыльцу к ним спускалась женщина в сиреневом мохеровом капоре.

— Я сотрудница пресс-службы президента Дудаева, — представилась она прежде, чем поздороваться. — Пройдемте, господа.

Чеченка была довольно симпатична: неплохая фигура, которую скрадывало мешковатое платье турецкого пошива, правильные черты лица, приятный голос.

— По какому вопросу будете нас просвещать? — на ходу осведомился Якушев.

Убрав капор на затылок, она слегка повернула к нему лицо.

— Вам все разъяснят…

Они вошли в полупустой актовый зал. В первых рядах сидели человек восемь репортеров, в проходе выставлены на штативах видеокамеры, настроенные на длинный стол посреди сцены. На столе, помимо пластиковой бутылки с минеральной водой, собраны в кучу микрофоны, чьи провода свисали вниз и стелились по полу.

Пройдя ближе к сцене, Якушев пощелкал кнопками, проверяя, не сели ли батарейки у диктофона. Но зеленая лампочка исправно горела; поставив рычажок в нужное положение, он выложил его на стол. Приготовил камеру. Конечно, его любительская аппаратура ни в какое сравнение не шла с бетакамовскими прибамбасами, но ему в одиночку, без оператора, было бы накладно таскаться с такой тяжестью. Да и его «Сонька» неплохо зарекомендовала себя, за качество съемок он был стопроцентно уверен.

Полыхнула по глазам фотовспышка, озаряя вышедшего на сцену. Плотного сложения мужчина в барашковой шапке прошел к столу, сел и пододвинул ближе микрофон.

— Я заместитесь начальника штаба обороны города Грозный подполковник Узуев, — глуховатым голосом произнес он. — А собрали вас, работающих в Грозном журналистов с тем, чтобы ознакомить с текущей обстановкой. Как вам известно, российские войска взяли город в кольцо. Однако, несмотря на все их заверения, мы способны маневрировать. Для нас не существует проблемы выбраться за его пределы, вывести или, наоборот, ввести сюда боевые подразделения.

В последние дни участились авианалеты, в которых страдают в основном мирные жители. Причем в большинстве русские, которые продолжают оставаться в городе. Более того, группировка российских войск постоянно пополнялась свежими силами, проводилась разведывательная деятельность. На сегодня мы имеем информацию о готовящемся штурме города.

В зале поднялась рука.

— Пожалуйста, — разрешил Узуев. — Хотя вы не дали договорить до конца.

— Что вы имеете в виду, говоря о штурме? Насколько нам известно, командование федеральных войск пока не рассматривает возможность ввода войск в Грозный.

— Мы обладаем данными радиоперехватов, — подполковник поднял над столом лист бумаги и потряс им. — Вот расшифровка некоторых, передаваемых условным кодом. Это сообщение поступило во многие армейские подразделения, независимо от родовой принадлежности. Смысл везде одинаков: необходимо быть в готовности № 1, в которую — для непосвященных — включается нахождение на боевых позициях в полной боевой готовности: пехоты с двойным боекомплектом, самолетов, уже заправленных, на взлетной полосе, танков… Час «Икс» назначен на ночь с тридцать первого на первое января. То есть, в ночь на сегодня…

— Откуда такая точность? — выкрикнул сидевший справа от Якушева журналист. — Уже не раз назывались различные сроки, потом снова переносились…

— Информация получены из достаточно осведомленных источников, чтобы им верить. В том числе произошла утечка из высшего военного ведомства.

— Тогда каковы будут ваши действия?

— Защищаться! — жестко ответил подполковник. — План обороны у нас детально проработан. Каждое подразделение: будь то регулярная гвардия, будь ополченцы, знают поставленную задачу.

— Как долго вы надеетесь продержаться?

— Сдавать город мы не собираемся. По крайней мере до приказа Верховного главнокомандующего.

— Вы реально просчитываете свои шансы? Что могут сделать несколько тысяч разрозненных человек против мощной армейской группировки?

— Наши отряды мобильны, мы хорошо знаем город…

— Но самолети?.. — поднялся из кресла Пьер Люврье. — Как вы будете противьёстоять авьиации? У вас же нет стингеров…

Сидевший за столом гордо вскинул голову.

— На все воля Всевышнего, — и провел ладонями по подбородку, как бы сотворяя молитву. — Мы способны защищаться, и мы будем защищаться до последнего патрона, до последнего человека. Чего бы это нам не стоило. Мы готовились, каждая улица превращена в укрепрайон, каждый дом станет бастионом, о который врагу придется обломать зубы, прежде чем взять.

— Где находится генерал Дудаев? — спросил с места Якушев. — Ходят слухи, что он покинул Чечню, убыв не то в Азербайджан, не то в Турцию.

— Это все слухи! — отрезал подполковник. — Президент находится в городе, и никуда не выезжал за его пределы… Еще есть вопросы?

— Конечно, — сказал кто-то из зала. — Давайте рассмотрим худший сценарий: несмотря на ваши усилия, войска берут Грозный. Что дальше? Сложение оружия или партизанская война?

— Сдаться? — нервно дернул щекой подполковник Узуев. — Наши деды пятьдесят лет воевали с Россией, и ничего, выстояли. Выстоим и мы. Надо будет, будем воевать десять, двадцать, пятьдесят лет…

«…будем воевать, — переваривая слова подполковника, размышлял Якушев, прогуливаясь по проспекту. — С кем? С теми щуплыми солдатиками, что встречались мне по дороге в Чечню, и которые даже для себя не определились, зачем они здесь? Зачем эта свара? Зачем это непонятное, никому ненужное кровопролитие? В чем корень зла?.. Политика? Мышиная подковерная возня, чьи-то стратегические ошибки, за которые расплачиваться придется зеленым солдатам?.. Спираль за спиралью… Так, кажется, говорил Олежка Малышев… Ошибка, великая ошибка…»

Дыша прохладным воздухом предгорий, он пытался и для себя найти оптимальное решение. Свернуться и уехать, от греха подальше, пока еще не поздно? Но как же материал, который и впрямь намечается сенсационный, как же его журналистское честолюбие, где же та хватка, благодаря которой он попал в столь серьезное агентство?.. Писал бы о бабочках — до сих пор прозябал бы в какой-нибудь районной малотиражке.

Он уже рисковал, и сам любил повторять, что риск — благородное дело, и кто не рискует, тот не пьет шампанского. У него есть шанс отличиться, и шанс этот упустить нельзя, другого случая может не выпасть.

Затягиваясь сигаретным дымом, он шел по улице, занятый своими мыслями. С ревом оторванного глушителя, мимо пронеслись «жигули» с цветной фотографией Дудаева, вырезанной с обложки журнала, на заднем стекле. Генерал был при параде и смотрел на журналиста чуть насмешливо и свысока.

… Дальше улица обрывалась. Впереди, на площади Свободы, в которую Якушев уперся, высился президентский дворец.