Миа Райан Дюжина поцелуев

Глава 1

Эрнест Уэринг, граф Пеллеринг. Да, ей предстояло выйти замуж за человека, которого звали Эрнест Уэринг, граф Пеллеринг. Что и говорить, имя и титул звучали, как песня.

Леди Каролина Старлинг не знала, смеяться или плакать.

Поскольку она находилась в общественном месте, хотя и попыталась спрятаться, делать не следовало ни того, ни другого.

Но так случилось, что в последнее время нервы окончательно сдали, и леди Каролина Старлинг разрыдалась в ротонде знаменитого лондонского театра «Друри-Лейн».

Уважающей себя особе не пристало терять самообладание, а уж тем более не пристало терять самообладание леди Каролине Старлинг, которая вообще никогда не плакала.

Да, за неделю ей довелось пролить больше слез, чем за все двадцать пять лет жизни.

Плакать не следовало, прежде всего, потому, что после нескольких лет испытаний в последний месяц жизнь, наконец, почти достигла совершенства.

Разве это не означало, что она должна с самым счастливым видом сидеть в ложе рядом с лордом Пеллерингом в ожидании начала пьесы — шедевра Шекспира «Венецианский купец», да еще и с великим Эдмундом Кином в роли Шейлока?

Разумеется, должна. Должна испытывать восторг. Экстаз. От этой мысли слезы полились еще обильнее.

— С вами все в порядке?

Линни подпрыгнула от неожиданности, а сердце на миг остановилось. Над ухом прозвучал голос, причем мужской. А ей-то казалось, что за тяжелыми шторами и пальмой в огромном горшке никто и никогда не сможет ее найти.

— Вот, возьмите.

Перед носом бесцеремонно возник белый льняной платок, который протягивала большая рука, обтянутая перчаткой — тоже белой.

Перчатки полностью скрывали ладони, но Линни почему-то все равно обратила на них внимание. Странно, она никогда не считала себя уравновешенной особой, и все же неожиданный трепет при одном лишь взгляде на руки абсолютно незнакомого человека выходил за рамки дозволенного.

Ощущение напоминало внезапный страх.

Нет, не совсем так.

Скорее, неприятную дрожь можно было сравнить с болезненным ознобом.

Линни покачала головой и посмотрела вверх. Увидела темно-синий рукав прекрасно сшитого шелкового сюртука, широкие плечи, сильную шею. И, наконец, взгляду предстало лицо самого потрясающего на свете мужчины.

Она жалобно всхлипнула.

— Возьмите, пока не испортили платье, — настойчиво произнес он и встряхнул платок перед ее носом.

Да, человек выглядел поистине великолепно, но вел себя как самый настоящий дикарь. Встречаться с дикарями, правда, до сих пор ей не приходилось, но было абсолютно ясно, что на свете не существовало такого чуда, как красивый и при этом хорошо воспитанный, тактичный мужчина.

Слезы хлынули с новой силой. Каролина схватила платок и прижала к носу. А рыцарь в сияющих доспехах стоял рядом и наблюдал с неподдельным интересом — как будто она только что разделась на сцене.

Каролина громко высморкалась, сложила платок и краешком вытерла лицо.

— Спасибо. — Она протянула прекрасному незнакомцу смятый мокрый комок.

Ответного движения не последовало, и Линни в ужасе отдернула руку.

И как только ей пришло в голову вернуть платок? Отвратительно!

— Я… — Она замолчала, надеясь, что джентльмен проявит галантность и предложит оставить сопливую тряпочку себе. Будет хотя бы не так стыдно.

Увы, странный человек продолжал стоять молча и даже не отвел взгляда.

Красивый тупица. Хватило ума предложить помощь, однако на этом понимание ситуации закончилось и возобладало самомнение.

— Вот, возьмите, — пробормотала Каролина. Встала и засунула скомканный платок в нагрудный карман сюртука.

Незнакомец недоуменно взглянул на карман и снова уставился на Линни.

Ах, если бы можно было провалиться сквозь землю! Ну почему, почему она постоянно попадает в нелепые ситуации? Сколько раз уже приходилось горько раскаиваться в собственной неуклюжей неосмотрительности! Казалось, ловушки поджидали на каждом шагу.

Удивительно, но лорд Великолепие не нахмурился и не рассердился, а улыбнулся. Да-да, улыбнулся широко и дружелюбно. И, несмотря на растрепанные чувства и обжигающий стыд, Линни улыбнулась в ответ.

— У вас на щеке ямочка, — произнесла она. Тут же испугалась и прикрыла рот рукой. Боже милостивый, что же это такое? Пора дать обет молчания!

Но ямочка действительно была — одна-единственная, на правой щеке.

— Вы о чем-то переживаете? — спросил он. Линни недоуменно заморгала.

— Хотя, смотрю, слезы закончились, — тихо продолжил он. — Это хорошо. — Он огляделся по сторонам и снова бросил взгляд на нее. Затем бережно взял ее руку и приник губами к пальцам.

Линни едва не упала в обморок.

К счастью, красавец удалился прежде, чем она успела опозориться в очередной раз. Впрочем, за последние пять минут ей удалось совершить немало подвигов: сначала она рыдала на глазах у постороннего человека, потом громко сморкалась, а в довершение всех бед еще и засунула ему в карман отработанный материал. Осталось только в обморок упасть!

Линни вздохнула. Появляться на людях в таком виде опасно. Она пригладила волосы и постаралась гордо расправить плечи. Пора возвращаться в ложу — сегодня ей наверняка сделают предложение.

О Господи! Снова подступили слезы.

Нет, нельзя плакать! Линни зажмурилась. Выйти замуж за Эрнеста Уэринга, графа Пеллеринга, — перспектива весьма почетная. И ей очень этого хотелось. Более того, она надеялась, что он предложит руку и сердце, причем в ближайшем будущем.

Да-да, только об этом она и мечтала.

Линни прогнала посторонние мысли, вышла из своего убежища и решительным шагом направилась к лучшей в театре ложе, которую лорд Пеллеринг абонировал для нее, ее матери и ее жениха мистера Эванстона.

Мысль о мистере Эванстоне не прибавила оптимизма. От этого джентльмена хотелось бежать как можно дальше. А при виде затылка лорда Пеллеринга возникло новое сомнение. Кольцо светлых волос вокруг слегка заостренной лысины уже стало привычным, однако не рождало в душе нежных чувств. Но нужны ли нежные чувства?

Нет. Конечно, нет. Она вовсе не наивная дурочка, мечтающая о сладкой любви. Можно подумать, мужской затылок вообще способен вызвать сердечный трепет.

Неожиданно вспомнился затылок лорда Великолепие, и сердце повело себя странно. Нет, не затрепетало, конечно, но ощутимо вздрогнуло.

Наверное, она устала. Или проголодалась. Или и то и другое вместе. Линни собралась с духом и прошла к своему креслу. Извинилась и села на свой стул.

Леди Дарингтон укоризненно взглянула на дочь. Линни нечасто встречала это выражение, поскольку старалась избегать недовольства матери. Проще всего было просто не попадаться ей на глаза. Но сегодня слезы подступили так неожиданно, что пришлось поспешно покинуть ложу и спрятаться в укромный уголок.

Она сложила руки на коленях и прилежно уставилась на сцену — такую далекую, что лица артистов тонули в тумане. Колонна справа закрывала почти половину сцены, и уже было ясно, что даже если Эдмунд Кин когда-нибудь появится, спасти положение ему все равно не удастся. Ну а пока все еще тянулся бесконечный спектакль.

Мысли блуждали и вдруг, не спросив разрешения, своевольно вернулись к лорду Великолепие. Точнее, к его красивой шевелюре. Что ж, в признании очевидного факта не было ничего зазорного: джентльмен обладал прекрасными темными волосами, густыми и волнистыми.

Позволить себе представить, как выглядят без перчаток руки, тоже не возбранялось.

— Так-так, — послышался голос матери, и Линни поняла, что актеры, наконец, освободили сцену. Комедия все-таки закончилась. — Маркиз Дарингтон наконец-то изволил появиться в театре.

Линни тут же вернулась к холодной действительности, мгновенно прогнав образ красавца с романтической прической и грязным носовым платком в нагрудном кармане. Ее мать перегнулась через ограждение и, не отрываясь, посмотрела в партер.

— Поверить не могу! Что за невежество!

Сидевший сзади мистер Эванстон встал, бросил небрежный взгляд и высказал собственное мнение:

— Мне уже доводилось слышать, что молодые щеголи предпочитают толкаться в партере вместе с простолюдинами. Считают, что оттуда лучше видно.

Линни уже час сидела, глядя на колонну, закрывавшую добрую половину сцены, а потому считала, что молодые щеголи, бравшие места в партере, мыслят вполне здраво.

— Но он не один, а с дамой! Если не ошибаюсь, это мисс Амелия Реллтон, девушка из хорошей семьи. Какая наглость!

Линни ничуть не интересовало, кто и где сидел, а кто явился в театр с девушкой из хорошей семьи — непонятно, почему люди вообще употребляют подобные странные словосочетания. Но здесь, в этом зале, появился маркиз Дарингтон, и сам факт казался ужасным. Этот человек даже не пытался познакомиться. Просто прислал письмо, в котором настоятельно предлагал им с матерью освободить поместье в течение двух дней.

Терранс Грейсон, лорд Дарингтон, был тем самым человеком, встречаться с которым хотелось меньше всего на свете. Лучшее, что он мог бы сделать в жизни, — это навсегда остаться в поместье Айви-Парк и не показываться в Лондоне. При этом не помешали бы подагра и хроническая зубная боль. Ну а если ему когда-нибудь придет в голову жениться, то пусть жена окажется самой страшной из мегер и регулярно бьет мужа палкой.

И все же, несмотря на полное отсутствие любопытства, Линни не удержалась и вытянула шею, пытаясь заглянуть за ограждение.

— Право, этот человек ужасен, — пожаловалась леди Дарингтон. — Буквально два дня назад, на балу у Уортов, оскорбил меня неучтивым поведением.

— Не преувеличивай, Джорджи, — успокоил мистер Эванстон и снисходительно похлопал невесту по плечу. — Никакого оскорбления не было.

Линни на бал не поехала и сейчас изумленно смотрела на мать. Конечно, леди Дарингтон нечасто вспоминала о существовании дочери, однако о появлении в Лондоне столь одиозной личности можно было бы рассказать.

— Но ведь когда нас познакомили, негодяй сначала уставился на меня, как на чудище морское, а потом и вообще повернулся и ушел.

— Полагаю, он извинился, — заметил мистер Эванстон.

— Чрезвычайно лаконично! — последовал возмущенный ответ. Мистер Эванстон понял, что пора отступать.

— Говорят, — услужливо поведал он, — что Дарингтон окончательно превратился в зануду и невыносимого циника. Считает себя умнее всех и не разговаривает даже с теми, кому должен был бы кланяться.

Ах, милый мистер Эванстон! Уж он-то отлично знал, как ублажить подругу жизни. Впрочем, особых усилий и не требовалось: достаточно было во всем соглашаться и держаться в тени.

— А ты слышала, что он заявил миссис Килтен-Уайт?

— Нет, не слышала, — драматическим шепотом ответила леди Дарингтон.

— Ну, так вот. — Мистер Эванстон наклонился и предусмотрительно огляделся. К счастью, посторонних в ложе не оказалось. — Помнишь, в каком наряде миссис Килтен-Уайт явилась на бал? Оделась во все фиолетовое — с ног до головы. Даже перо на фиолетовом тюрбане оказалось фиолетовым. — Мистер Эванстон выгнул напудренные брови. Он любил пудру, несмотря на то, что она давно вышла из моды. Ну а Линни сразу начинала страшно чихать. — Так вот, лорд Дарингтон заявил без всякого вступления и прямо в лицо, что ненавидит фиолетовый цвет.

— Не может быть!

— Представь себе, так и сказал!

Линни и сама не слишком любила фиолетовый цвет. А уж зрелище массивной фиолетовой фигуры миссис Килтен-Уайт с огромным фиолетовым тюрбаном на голове, должно быть, действительно не вызывало восторга.

Но она, конечно, ничего не сказала.

Думать можно все, что угодно, а вот говорить не стоит.

— Ты только посмотри! — возмущенно прошептала леди Дарингтон. — Эта девчонка только что ему помахала! — Она показала в ложу напротив.

— «Эта девчонка» — мисс Элизабет Притчард, дорогая, — пояснил мистер Эванстон с улыбкой, больше напоминавшей отвратительную плотоядную гримасу.

Линни поморщилась.

— Неужели никто до сих пор не объяснил мисс Притчард, что рубины не гармонируют с этим ужасным зеленым платьем?

Линни отвернулась от будущего отчима, посмотрела на объект критики и грустно вздохнула. Она всегда завидовала независимости Лизи, умению говорить все, что придет в голову, и делать все, что захочется.

— В жизни не видела ничего более скандального, — заключила матушка и снова посмотрела в переполненный партер. — О, лорд Дарингтон поклонился невоспитанной девице!

Линни приподнялась и немного вытянула шею, чтобы все-таки посмотреть на неведомого лорда Дарингтона. Оглядела толпу раз, другой и замерла.

Нет, не может быть.

— Это и есть лорд Дарингтон? — тихо обратилась она к матери, но та, разумеется, не услышала.

— Невероятный позор! — Джорджиана Старлинг никак не могла смириться с нарушением правил приличия. Еще бы, молодая леди осмелилась помахать джентльмену, а тот ответил поклоном. Невероятно! Немыслимо! — Заигрывает с девчонками, а от меня демонстративно отвернулся. Негодяй!

Да, высокий человек в синем сюртуке стоял в партере рядом с мисс Амелией Реллтон и улыбался Лизи. Даже из ложи Линни видела ямочку на щеке. Сердце забилось с небывалой скоростью, как будто собралось выскочить и убежать. А потом лорд Дарингтон неожиданно повернулся и в упор посмотрел на нее.

И подмигнул.

В этот момент сердце споткнулось и остановилось.

— О небеса! — потрясение воскликнула маменька.

Линни не обратила внимания на возглас, потому что, не отрываясь, смотрела на лорда Дарингтона. Знал ли он, кто она такая? Понимал ли, стоя над ней там, за пальмой, что утешает ту самую девушку, которую вышвырнул из поместья Айви-Парк?

Неужели, предлагая платок, всего лишь насмехался?

В этот момент улыбка лорда Дарингтона стала еще шире, и он действительно засмеялся.

— Наглец!

Линни возмущенно вскинула голову и мысленно пожелала обидчику провалиться сквозь землю и вернуться в ад, откуда он, должно быть, и явился.

Лорд Дарингтон тем временем едва заметно кивнул и переключил внимание на спутницу.

— Что-то неважно себя чувствую. — Линни встала и подошла к Эрнесту Уэрингу, графу Пеллерингу. — Отвезите меня домой. — Вообще-то она редко подавала голос и уж тем более никогда ничего не требовала, так что никто из сидящих в ложе не ожидал столь решительного тона. Однако всеобщее изумление действия не возымело.

Каролина вышла в коридор и направилась в сторону ротонды. Никто не заставит ее находиться в одном зале с лордом Дарингтоном, да еще и терпеть насмешки.

Хватит того, что этот человек безжалостно выгнал ее из родного дома, и веселиться ему она не позволит, особенно за счет собственного доброго имени. На этот раз матушка и мистер Эванстон не ошиблись. Лорд Дарингтон действительно оказался самовлюбленным повесой и даже не счел нужным вежливо вести себя с супругой того джентльмена, от которого унаследовал титул и поместье, — собственного четвероюродного дядюшки.

И он посмел насмехаться над ней!

Да, надо было высморкаться в его платок еще громче и откровеннее. По крайней мере, было бы не так обидно.