Глава четвертая Война

Не знаю, кто составлял расписание, но он явно хотел меня свести с ума. И снова день. И снова утро. И снова пара у Готье. Может, Эмиль и супер преподаватель, "молодой" уникум, но, как по мне, уж лучше бы ему кол в грудь запихнули.

Впервые я увидела на его лице оцепенение. Удивление и немоту.

Всю пару с вызовом я всматривалась ему в глаза. Он отвечал робостью и неловкостью.

Предупреждал? Не успел ничего сделать? Что же, заступайся и дальше за свою Матильду, а я справлюсь сама.

Всем своим видом, взглядом, жестами я пыталась выразить Эмилю свое отвращение, злость и ненависть… Обиду… обиду за все.

Ему это явно не нравилось. Избегал взгляда.

Запинался на словах, едва я мысленно начинала визжать, истерить и обзываться.

Оставалось каких-то еще пятнадцать минут — и наконец-то закончиться этот балаган.

Я облокотилась на соседнюю парту и уставилась в потолок.

Хватит. Осточертел мне уже этот Готье. Надоело все. Ненавижу.

Я смотрела по сторонам, в окна. Куда угодно, но не хватало уже сил всматриваться в эту предательскую рожу.

Семь минут.

Шесть.

Стоп.

В окне мелькнула Матильда.

Я сорвалась с места. Выскочила, словно черт на пружине.

— Простите, мистер Готье. Можно мне выйти?

Но не успела я договорить, как вдруг резкое "Нет" перебило все.

— Но мне очень нужно.

— Скоро и так пара закончится. Имейте терпение.

Не-е-ет. Отступать нельзя.

Прости, Эмиль.

Я сгребла с парты свои тетрадки и торопливо пошагала к выходу.

— Что Вы вытворяете?

Оставалось еще немножко.

— Я поставлю Вам "эН-ку".

Все так же не оборачиваясь, жадно ухватившись за ручку двери, прорычала:

— Хоть две.

И вырвалась наружу.

Дело техники. Я бежала по коридору, едва не теряя на ходу тетради.

Убью.

Не жить.

Глупый зверь сам загнал себя в клетку.

Матильда все еще красовалась возле зеркала в уборной туалета, когда я залетела вовнутрь.

Сколько было зла…. обиды…. жадности…. ненависти… Я вписала свой кулак ей в лицо.

Что-то хрустнуло.

Дикий визг.

Вся моя рука вымазалась в кровь.

Я ступила шаг назад.

Не было слов, не было, что сказать. Все и так ясно.

Но вдруг визг стих, слезы высохли. Злой, яростный взгляд выстрелил мне навстречу.

— Все только начинается.

— Если ты не хочешь жить, то только начинается, — фыркнула я и вышла из уборной.

Брезгливо зазвенел звонок.

Из кабинетов стали высыпать наружу студенты.

Но лишь один взгляд обреченно плясал на мне.

Готье.

"Это мой выбор. Моя война".

Эмиль нервно хмыкнул. Отвернулся. Немного помедлив, все же ушел прочь.

Браяну и Мелани я так и не смогла рассказать, что произошло.

Нет, я им доверяла, знала, что они поддержат и даже заступятся, но мне сейчас не это нужно.

Покой. Покой и одиночество. Мне нужно все обдумать. Обдумать и решить, что делать дальше, как действовать.

А потом, я и сама справлюсь.

А сейчас… хочу одиночества. Простого человеческого одиночества.

Ребята не хотели оставлять меня в покое, но учеба требовала другого.

Им необходимо было идти на "Социологию", а мне на "Психологию".

Наконец-то я одна.

Без назойливых: "Ты как?"

Досидела последнюю пару.

Жадно прижав тетради к груди, я брела по коридору.

Сейчас я спущусь — … и Мел с Браяном снова на меня начнут доставать. Не хочу, не сейчас.

Я забрела в туалет. Пересижу здесь. Они подумают, что меня упустили и отправятся в общагу без меня.

А я отдохну. И подумаю, придумаю, что будет дальше.

Клетка. Глупый зверек сам загнал себя в клетку.

Как иронично. Еще пару часов я говорила это ей, а теперь произношу молча… себе.

Я стояла возле окна, глупо тулилась к нему. Крепко сжимала тетради в руках. Я знала, понимала, что ждем меня сейчас, что произойдет. Но я не буду кричать. Я вынесу это достойно. Принять бой достойно — для меня это честь. Не закричу…

Двое парней нервно хмыкнули над моим равнодушием.

— И что стоим? — не выдержала я, собрав всю боль, сарказм, гнев и силу воли в кулак.

— Ты думаешь, что ты здесь самая крутая?

— Это вы мне скажите.

Но вместо слов, вместо прелюдий, тот, другой, неожиданно отступил шаг назад, а затем с выпрыжки ударил ногой мне в живот.

Руки сами по себе разомкнулись. Тетрадки выскользнули…. печально развалились на полу.

Я. Я…

Сдавив дикий визг внутри себя, попятилась назад. Уткнулась спиной в стену. Холодная плитка жалила спасательным морозом. Все пекло, кипело внутри. Горело.

Слезы сорвались с глаз. Но я кусала губы до крови, я сжимала всю себя, лишь бы не издать ни единого звука.

Снова удар. И снова, снова. В голову, в грудь, в лицо.

Я машинально завалилась на пол. Руками закрыла голову.

Только не кричать.

Я готова умереть.

Но ни звука.

Дикие вопли разрывались внутри меня.

Они били…. били, стараясь попадать туда, где уже приземлялся их ботинок, где был уже их след…. ведь так больнее, намного больнее…

Где уже пробили оборону.

Они колошматили меня, словно тряпичную куклу. Словно мешок…

Все в голове мутнело. Мир кружился. В горле стало неистово печь.

Я задыхалась от едкого вкуса ржавчины и соли. Приторно-сладкой соли крови.

Я молила о конце. Любом, скором… конце.

О снова и снова удар за ударом.

Звездочки плясали на черном фоне.

В голове звенела боль.

Боль. Боль. Боль. Много боли. Одна лишь боль. Всюду боль.

А дальше, дальше… тишина… и покой.

Но что это? Что со мной?

Я жива?

Снова звон в голове. Снова боль. Невыносимая боль.

Все кружилось, подобно неугомонной карусели.

Тьма и звездочки.

Было страшно раскрыть глаза.

Увидеть, что они еще здесь. Что еще не конец.

И снова непонятный шепот над ухом.

Трудно было соображать.

Трудно было жить.

Дикий, жалобный, сорвавшийся с цепи кашель сталь душить горло.

Я выплевывала свою ржавчину из себя, но так и не ставало легче.

— Прости, — и вновь этот невнятный голос. — Прости.

Снова боль.

Я машинально сжала руки.

— Потерпи, скоро будет легче. Легче.

Легче уже никогда не будет.

Я лежала в чьих-то объятиях… и боялась признаться в том, кто это.

Да и зачем.

Покой. Я хочу покой.

— Я хочу умереть.

— Нет, — дрожащим, но уверенным в себе голосом прошептал он.

— Прошу…

— Нет.

— Эмиль…

— Нет. Теперь все будет по-другому.

— Кому тут врача, кому плохо?

— Здесь мы, здесь, — надрывно зарычал мой "враг", заботливо прижимая еще крепче меня к своей груди.

Я лежала на полу в его объятиях, на его коленях, лицом тулясь к груди.

Удивительно, что нужно сотворить, что пройти, что бы потом попасть в рай.

Следующий месяц я провалялась в больнице.

Сотрясение мозга, перелом трех ребер.

Синяки, отеки органов и прочая хрень.

В общем, как говорят врачи, мне нереально повезло, что я выжила.

Повезло.

Даже не знаю…

Повезло. Может, и повезло, а может, и нет.

Тех парней так и не нашли. Они вроде бы сбежали в тот вечер из Колледжа. В общем, поиски продолжаются.

Жаловаться и наводить стрелки на Матильду я не стала. Это было почему-то важно Эмилю. Неужели она ему так важна?

Ах, Готье, мой Готье.

Все эти дни и ночи я только и думала о нем.

Видимо, в пари играть я слаба.

Эмиль пришел ко мне только раз, еще в самом начале, через день, когда мне снова стало плохо.

А потом, а потом… словно меня и нет, словно его нет. И никогда не было.

Я сходила с ума. И все те полные любви, дружеской заботы слова и действия Мелани и Браяна, моей истерической матери и отца, и на грамм не ставали вровень в моем сердце с… хоть и крохотной, но весточкой о Готье.

Я чувствовала его рядом. Я мечтала о нем.

Сотни раз.

Пара глаз.

Я прокручивала в голове все наши встречи, наши взгляды, наши ссоры… Все те слова, сказанные в тот вечер.

Он меня тогда спас.

Именно он обнаружил меня ночью в туалете, без сознания и с огромной потерей крови. Именно он сообщил всем о случившимся и вызвал скорую.

Именно он был со мной всю ту ночь.

Был и ждал, ждал, что я выживу.

Он хотел, что бы я жила. И вот оно.

Теперь я живу ради тебя, Эмиль.

Но это секрет.

Пока…

И с ним на устах каждый раз я засыпаю и просыпаюсь.

Вот так и живу.