Много лет мне снится один и тот же сон. Огненный вал встает у горизонта и катится к городу. И не задержать его, и не остановить... Он обрушивается на дома и улицы, и в этом огненном смерче погибает все. А потом вал уходит, остается потрескавшаяся выжженная земля, и лишь один человек - моя дочь Мария - бредет куда-то вдаль.

Я просыпаюсь, и уже до утра не могу сомкнуть глаз.

Курю одну сигарету за другой и пью крепкий кофе, пытаясь избавиться от этого ядерного наваждения.

Когда начал приходить этот сон? И почему я не могу забыть о нем - ведь чаще всего сновидения уходят, едва мы просыпаемся?

Я не могу ответить на эти вопросы.

Но однажды из зала пришла записка:

"Вы по-прежнему считаете, что самое страшное - это ядерный взрыв? Или после поездки в Чернобыль вы стали думать иначе?"

...После командировок журналист рассказывает об увиденном на страницах газеты. Это верно. Однако я всегда с удовольствием приезжаю на разные встречи, будь то в заводском клубе, в министерстве, в других редакциях или в научном центре. Как бы подробно ни писал в своих репортажах, у читателей остается множество вопросов - и именно они позволяют более глубоко самому понять происходящие события, проанализировать их. Смотришь как бы "со стороны", чувствуешь пульс человеческого интереса.

Я много раз рассказывал об атомной науке и технике. Подчас в одних и тех же аудиториях - и свидетельство тому записка из зала.

Когда-то несколько лет назад говорил, что самое страшное, что довелось увидеть в жизни, - это ядерный взрыв. И именно после него начал сниться тот самый страшный сон. Но это все было до Чернобыля. А теперь?