"Чужая земля" - читать интересную книгу автора (Верещагин Олег Николаевич)

Глава 6 Зубастые горы

Таится в неизведанном святая красота И держится по-прежнему Земля на трёх китах: Упорство, вера и мечта! Р.Шмаков

1

Параволк, которого звали английским именем Файт, лежал, опустив голову на высокие ботинки капитана Белькова. Полицейский сидел, опершись спиной на могучий древесный ствол и положив на колени плазмомет Коновалова с подствольником, совершенно неподвижный и спокойный. Солнце вставало на востоке, за рекой Граничной, которую вабиска называли Балви.

— Далеко мы забрались, — негромко сказал Бельков, опуская руку и почесывая волка за ухом, — а, штабс-капитан?

— Разве это далеко? — отозвался параволк. — Я водил стаи в сам Иррузай. Это — далеко.

— Мне пора возвращаться, — лениво произнес человек. — Задержался я, а у меня и работа есть.

— Мы справимся, — заверил Файт. — Ты можешь возвращаться.

Бельков кивнул, перебирая пальцами густую шерсть. Словно бы сам с собой разговаривая, сказал:

— Иногда я думаю — прочно ли то дело, которому я служу? Или весь наш мир — снова только промельк в истории, а на смену ему вновь придет что-то ужасное? Что вы, волки, думаете по этому поводу?

Человеку показалось, что, будь параволк человеком тоже, он пожал бы плечами:

— У волков нет памяти. Они не помнят прошлого. А мы есть недавно. Нам нечего помнить. Такими нас сделали люди.

— Эх, штабс-капитан… — Бельков встал, — многого ты не понимаешь… Останешься тут?

— Да, — волк вытянул лапы и, положив на них лобастую голову, закрыл глаза

Полицейский устроил ИАП на ремне и широко, но бесшумно зашагал в чащу — без тропинки, однако уверенно…


…До места, где ждал вертолет, оставалось еще километра три — сущий пустяк для хорошего ходока. Бельков по камешкам перебрался через говорливый ручей, на берегу которого возле пирамиды из голов вабиска высилась плита с руническими символами. Ниже в камне были высечены строчки на немецком:


22 мая 202 г. Г.Э.

в бою с вабиска на этом месте пали смертью воинов люди Фелькишер Ланд

Ян Фирлинг /род.19 февраля 170 г. Г.Э./

Арендт Фох /род.11 августа 175 г. Г.Э./

НАМ НЕ ХВАТАЕТ ВАС, БРАТЬЯ!


Полицейский задержался. Отдал честь. Потом кивнул, отвечая каким-то своим мыслям и тихо добавил:

— Нет, не зря.


* * *

Лежа с полузакрытыми глазами, Борька наблюдал, как Игорь, сидя на корточках и отгоняя левой комаров, правой ловко реанимирует костер. Одновременно ухитряясь напевать на полузнакомый мотив:

— Лыжи на старте стоят… Зря я без лыж побежал. Слышится тренерский мат — Я англосакса догнал. Я англосаксу кричу, Чтоб он лыжню уступил. Хлопнул его по плечу, Не рассчитал и… убил…

А, сволочи, как кусаются! Борь, вот почему мы между звезд летаем и даже насморк победили — а от мелкой гнуси спасенья нет?!

— А ты откуда знаешь, что я не… а, конечно! — Борька сел, поежился. — А холодно… Коней кормил?

— Нет, — Игорь дернул плечами. — Давай ты.

— Холодно-холодно-холодно… — бормотал Борька, окончательно выбравшись на очень свежий воздух и вынимая из вьюков кормовые брикеты. — Что на завтрак?

— Яичница с ветчиной. Яйца порошковые, ветчина консервированная, — доложил Игорь. — И еще воды принеси.

Борька заткнул за широкую резинку трусов свой РПП и, нагнувшись за котелком, ойкнул. Игорь засмеялся:

— Не поджарься, яичница уже есть.

— Не хотелось бы, — согласился Борька, поддернув плазмомет вверх. — Я сейчас… А росы-то нет, дождь будет к вечеру.

С этими словами он заскакал к ручью. Игорь вплотную занялся костром — и от ручья плюнул выстрел, раздалось воющее рычание, РПП выстрелил еще раз, кто-то завизжал, и с рычанием смешалась ругань Борьки.

Перескочив через только-только занявшийся костер — некогда было хватать оружие — Игорь метнулся к ручью. Перемахнул через кустарник…

Здоровенная рыжая полуобезьяна каталась по земле, держа лапы на обугленном животе. Вторая такая же — без головы — лежала в ручье. Еще две ломали Борьку; третья, размахивая корявой дубиной, скаля желтые клыки, подходила с явным намерением размозжить мальчишке затылок. Игорь узнал раньше виденных только на голографиях орангов — обитателей леса, сомнительно разумных и очень свирепых существ, которых лесные вабиска боялись и с которыми враждовали не на жизнь, а на смерть. Но с русскими оранги почти не встречались…

— Ах ты!.. — выкрикнул Игорь уже в прыжке, ударом ноги ломая вооруженному дубиной орангу позвоночник ударом ноги и приземляясь на руки с перекатом.

— В лапы им… — прохрипел Борька, сам яростно, но явно из последних сил сопротивляясь этим лапам, не спешно откручивавшим ему голову. — Игорь… в лапы… не попадайся… о-о-ой, помоги-и!!!

Игорь уже и сам сообразил, что с длинными, перевитыми канатами мускулов лапами орангов в прямой схватке не справиться и чемпиону по армрестлингу, не то что пятнадцатилетнему мальчишке. Но позволить убить своего друга…

— Иди сюда, образина! — крикнул он, прыгая к одному из орангов. — Ты — иди сюда, вонючая мразь!

Оранг выпустил Борьку и отмахнулся лапой, намереваясь одним ударом сломать нового противника.

Он успел увидеть только со страшной быстротой летящий навстречу ствол дерева.

Борька тем временем подсечкой швырнул последнего оранга наземь и, падая на него, проломил грудину выставленным локтем.

— Жив? — Игорь подхватил лежащий на гальке у ручья РПП друга.

— Помяли немного, — Борька кашлянул, покрутил шеей. — Цел… Думал — все, придавят.

— Угу, — Игорь в подскоке переломил шею раненому орангу — спокойно и беспощадно. — Сволочи, засаду устроили… Пошли-ка обратно в лагерь, да побыстрее. На холме как-то спокойнее…

…— А вот интересно, — раздумчиво сказал Борька, присаживаясь на седло со своим завтраком, — как там наш Степка? Не спалился?


2

Лес спрятал горы, которые Женька видел с вертолета. Мальчишки ехали дном прозрачно-зеленого океана…


…— Ну и тогда Бахмачев захватил и расстрелял местных функционеров сепаратистских организаций, а с ними — региональных руководителей корпораций, а потом объявил мобилизацию. У Штатов уже почти не было боезарядов, они начали вторжение с баз на Кавказе.

— Да, тебе экзамен по истории не страшен, — Женька, устроив ногу на седле, положил левую руку на колено и вел отрывочную съемку комбрасом. — Можно прямо подумать, что ты их всех видел — Бахмачева, Романова…

— Романова я не видел, — уточнил Степка. Женька захохотал:

— А Бахмачева видел?!

Степка рассмеялся тоже и похлопал запрядавшего ушами коня по сильной шее. Признался:

— Не видел… Послушай, а вот война в… наше время — как она вообще выглядит? Как в стерео?

— Чудной ты, — хмыкнул Женька, — как будто правда в музее жил… А на музейную крысу не похож ничуть.

— Ну… просто я этим никогда не интересовался. Так как?

— Ну, в стерео верно вообще-то… Нам на занятиях показывали учебные имитаторы, преподаватели говорят, что там все точно. Бомбежки, высадка десантов… Но вообще-то, — добавил Женька, — у нас не рекомендуется высаживать десанты, когда враг достаточно силен и развит — очень велики потери. И мы, и англосаксы применяем блокаду и стараемся по частям разбить флот врага. А вот фоморы в ту войну пытались решить дело именно десантами, как будто мы дикари — ну и проиграли… Нет, ты правда не смотрел учебные виртуалки?

— Не приходилось. Мне они вообще не нравятся — так, заменитель жизни.

— Не скажи, — возразил Женька, — как познавательные они очень полезны. На какой-нибудь Луне откуда, например, взять экскурсию в джунгли по какой-нибудь там биологии? Там виртуалка не заменима. Конечно, бывают больные, которые в нее вживаются — и хана, но таких капля в море, а полная виртуальность вообще запрещена… Смотри, как красиво.

Вдоль берега реки двигалось большое стадо оленей. На другом берегу, возле заводи, копошились несколько болотных кабанов; на мелководье, распростерши серповидные крылья, замерли зелено-красные длинноногие птицы. Выше по течению берег резко поднимался, и из естественного каменного желоба, проложенного водой в глыбе серого гранита, срывался в речушку небольшой прозрачный водопадик.

— Очень, — согласился Степка. — Вон те свиньи — это болотные кабаны?

— Угу… А птицы — серпокрылы. В колонии их не осталось почти, только в заповедниках и на латифундии генерал-губернатора… Вот бы тут хутор взять — вон там, где водопад. В граните можно вырезать подвалы…

— Ставь, кто мешает? — удивился Степка. Женька вздохнул:

— Я бы поставил. Для себя и для Лизки. Но понимаешь, не умею я на земле хозяйствовать. Мне прямая дорога к лесничим, как Борьке… Степ, твоя девчонка погибла?

— Да, — Степка не сводил глаз с птиц. — Она тоже была кадетом. Женька помолчал и спросил:

— Где? Извини, что лезу…

— Ничего… Ее убили на Нова-Гоби, — Степка мысленно попросил прошенья у Динки, назвав планету, про которую успел немало почитать и посмотреть.

— Я не знаю, как бы я жил, если бы с Лизкой что-нибудь случилось, — признался Женька. — Мне и представить трудно.

— А ты и не представляй, — посоветовал Степка, погнал коня вниз, к воде, сказав через плечо: — Вон там брод, смотри, как рябит.

Женька пустил коня следом, и вода заплескалась не выше середины конских ног. Левее в прозрачном омуте стояли против течения и лениво шевелили хвостами большие карпы.

— Вот это рыбка, — заметил Женька, — Может, подбить? — он вложил в подствольник патрон с картечью, но Степка остановил его:

— Погоди, постой. По реке звук далеко слышно.

— А то я не знаю, — Женька посмотрел на товарища. — Кого боимся?

— Да так… — Степка смутился. — Что-то мне не по себе стало. Чушь, наверное… Ладно, на обед будет рыба.

— Не-ет, погоди, правда… — теперь уже насторожился Женька. — Давай-ка на берег, оп, о-опп!

На берегу он спешился. Степка тоже соскочил наземь, встал между двумя конями, намотав поводья на кулак и держа в правой руке ИПП. Женька молча и бесшумно канул в кусты, держа оружие наперевес.

Он вернулся буквально через минуту, принял повод и только после этого тихо сказал:

— Нет никого. Но были. Полчаса назад, не больше. Сидели тут, рядом. Вабиска, с оружием, сколько — не понять, но много, — он вспрыгнул в седло. — Поехали-ка отсюда к чертовой матери… Хотя, похоже, они пришли со стороны гор.

— Оттуда, куда мы едем? — уточнил Степка, тоже садясь на коня. — Это уже интересно. Нас ишут?

— Не знаю, — признался Женька. — Заберем чуть в сторону. Не хочу я с ними встречаться.


3

Здоровенные и высоченные деревья начали встречаться около полудня. С них густо свисали лианы, образовывая плотную сеть, достаточную по размерам и густоте, чтобы в ней запутался всадник с конем.

— Не знаю таких деревьев, — признался Борька. — На востоке таких нет.

— Ископаемые какие-нибудь, — заметил Игорь. — Но я палеоботанику плохо знаю.

— А я-то лесничий! — с досадой ответил. Борька. — Не лесотехник, конечно, как Женёк, но все-таки… а вот не знаю — и все тут. Похоже на лепидодендроны… Посмотри, какие роскошные лианы… о, глянь!

Какие-то непонятные животные — невероятно быстро! — мелькнули среди деревьев, мальчишки даже не успели их толком рассмотреть.

— Я и не снял даже, — засмеялся Игорь. — А вон еще!

На этот раз они разглядели загадочных существ подробно. Животные чем-то напоминали страусов или кенгуру, не поймешь — покрытых короткой светло-шоколадной шерстью. Парочка этих существ остановилась среда деревьев метрах в ста от мальчишек, обмениваясь высоким попискиваньем и словно позируя для Борькиной съемки.

— Не, я точно таких не знаю, — подытожил он. — Можем даже их сами назвать. Предлагай.

— Ничего оригинального в голову не лезет, — признался Игорь. — Потом назовем, — он махнул рукой и крикнул: — Кшш!

Симпатичных животных как ветром сдуло. Может быть — тем самым, который буквально из ниоткуда сорвался в следующие мгновения — ураганной силы удар пригнул даже мощные деревья, чьи кроны загудели, словно органные трубы под руками опытного мастера. Кони затанцевали, закидывая головы с безумно закаченными глазами — вполнеба вихрь гнал густо-черную тучу с невероятно четко очерченным, словно тушью обведенным, краем. Туча со страшной скоростью пожирала синеву; первый удар грома расколол воздух, почти совпадая с ветвистой белой молнией, рухнувшей в лес — земля содрогнулась. Полуминуты не прошло, как стало почти темно, и на мальчишек и коней под канонаду грома, немолчную и торжествующую, свалился водопад теплой, пахнущей травами, словно хороший душ, воды. Она слепила и пригибала к молниеносно вскипевшей черно-бело-пузырчатыми потоками земле.

— Я видел такие ливни! —прокричал Борька, сгибаясь в седле. — Стой, стой, стой, Раскидай! Но южнее! Смотри, как здорово!

— Ничего не вижу! — криком отозвался Игорь. Ему почему-то хотелось хохотать во всю глотку, и он засмеялся, запрокидывая голову и глотая воду широко открытым ртом, почти захлебываясь. — Сколько воды!

Ветер утих мгновенно, утащив с собой тучу — и так же мгновенно выключился и дождь, оставив после себя усилившуюся влажную духоту и дрожкие испарения, поднимающиеся от земли. Мальчишки вымокли насквозь, но почти тут же вспотели и, соскочив наземь, начали раздеваться, выжимая одежду и раскладывая ее на успокоившихся конях — седлах и крупах. Борька, прищурившись, сделал осторожный шаг в сторону и стряхнул на Игоря целый водопад с веток кустарника, возле которого стоял юный дворянин — тот аж заплясал в грязи и, повернувшись к покатывающемуся от смеха другу, поинтересовался:

— А по шее?

— А давай, — Борька выставил перед собой руки, пригнулся. — Только без кулаков.

Как и все казаки, Борька виртуозно владел любым холодным и огнестрельным оружием, но свысока относился к рукопашному бою, ограничиваясь обязательной школьной программой. Игорь напротив — был в этом отношении отлично подготовлен и удивился, видя, что его друг принял стойку, характерную для немецкой народной борьбы.

— Кто тебя учил рингкампфу? — поинтересовался Игорь, становясь в классическую стойку.

— Ребята-германцы…

— Ну, сейчас ты у меня тут всю грязь вспашешь, — пообещал Игорь. — И не жалуйся…

— Оп! — Борька шлепнул Игоря по плечу и, скользнув под его руку, обхватил соперника сбоку поперек туловища, уперев голову под мышку и мешая Игорю провести свой захват. Мальчишки сопели и пыхтели, одерживая смех — они боролись даже не в шутку, а ради нахлынувшей придури. Наконец Игорь убедительно доказал превосходство классического стиля над архаичным рингкампфом — он швырнул Борьку через плечо в наиболее грязное место и поинтересовался, упершись ладонями в колени:

— Кустик над тобой потрясти?

Борька сел, окрестив ноги, взглянул на Игоря снизу вверх… и, внезапным быстрым движением схватив его за щиколотки, дернул на себя. С негодующим воплем наследник дворянского рода Муромцевых уселся в грязь:

— Ах ты, ублюдок!!!

— Очень может быть, — весело согласился Борьке, — но, во всяком случае, теперь ты сидишь в той же грязи, что и я.

Секунду казалось, что Игорь вот-вот рассердится на самом деле. Но вместо этого он улыбнулся и заметил:

— Что ж, тут не так уж плохо. Но мне кажется — все-таки надо встать, помыться, одеться и ехать дальше, — он поднялся на ноги, задумался и сказал: — Я такую грозу видел… нет, если честно, я такой грозы не видел вообще.

— Погодники говорят, что южнее грозы еще даже сильнее, — Борька влез в кусты, как в стоячую ванну. — Ой, холодная!

Игорь помылся по соседству. Небо окончательно очистилось, словно его метлой размели от туч, солнце жарило с неослабевающей силой, превращая лес в парилку. Мальчишки какое-то время вели коней в поводу, чтобы не стереть им седлами мокрые спины. Ручей, журчание которого они слышали перед ливнем, вздулся и ревел, превратившись в настоящую реку.

— Это схлынет скоро, — Борька подобрал на берегу несколько галек, бросил одну, другую, третью, прислушиваясь и вглядываясь. — А сейчас метра два будет, не пройдем.

— Брод поищем, — предложил Борьке Игорь. Тот засмеялся:

— Нет тут брода. Подождем, — он поковырял носком сапога землю, присел, доставая засапожник, разрыхлил ее возле какого-то кустика и выдернул несколько диких редек. — Хочешь?

— Давай, — Игорь наклонился, прополоскал редьку в воде и задумчиво ею захрустел. — Надо сегодня что-нибудь подстрелить.

— Иррузайца, например, — добавил Борька.


4

Сухо шурша, рясы яшгайанов мели пол. Они вдвоем шли впереди и придавали Уигши-Уого куда больше уверенности, чем металлически топающие позади офицеры личной охраны. Тем более, что были это НЕПРОСТЫЕ яшгайаны… Главе Крылатого Совета с трудом удавалось сдерживать нервную дрожь — он надеялся, что его волнение не очень заметно. Хотя — что можно скрыть от слуги Змея? Нет, бояться нельзя. Да и не надо — Друзья рядом, они защитят от врага, перед которым бессильно земное оружие.

Но дрожь Уигши-Уого была вызвана не только тем, что он боялся. Пожалуй даже — не столько. Похоже было, что Птица услышала его неистовые молитвы. Кажется — удастся если не отвратить, то сильно отсрочить гибель ревнителей единственной веры.

Глава Совета шел на встречу с РУССКИМ, известившим его через Друзей, живших под личинами яшгайанов, о желании помочь…


…При виде летающей машины остановились все. Белокожий, сидевший в открытой двери, поднялся на ноги и скрестил на груди руки. Он был высокий, в травянистого цвета одежде и вроде бы безоружный.

— Дальше я пойду сам, — сказал Уигши-Уого. Он обязан был это сказать и твердо повторил в ответ на испуганное движение начальника охраны: — Я пойду сам. Один. Ждите.

Русский двинулся навстречу, но остановился, пройдя несколько шагов. Поклонился — одной головой, скорей просто кивнул. У него были неприятные глаза — живые, как ртуть, изменчивые, с белой и серой полосами вокруг пульсирующего зрачка. И волосы цвета дорожной пыли в жаркий день — по всей голове, как у обольщающих демонов с фресок. Но заговорил он первым, заговорил на родном языке Уигши-Уого, вполне вежливо и правильно:

— Разрешите представиться — Карев Ольгерд Денисович, глава совета директоров Объединенной Космической Компании в системе Полызмея. Я имею честь говорить с господином Уигши-Уого, главой Крылатого Совета Иррузая?

— Да, — Уигши-Уого сделал жест согласия, потом кивнул — как это делали белолицые, соглашаясь с собеседником. — Мне сообщили, что вы настойчиво искали встречи. Вот он я. Что вы хотели мне сказать… Оли-Геуро?

— Я хотел не сказать, а предложить, господин Уигши-Уого, — русский улыбнулся. — Спасение. Или отсрочку вашей гибели, по крайней мере.

Главе Совета сделалось не по себе — белолицый угадал его мысли. Уигши-Уого едва устоял перед соблазном нанести наглому, высокомерному пришельцу мысленный удар. Вместо этого он плотнее запахнулся в плащ и сухо ответил:

— Я готов слушать.

— Вы погибнете в ближайшие несколько лет, — сказал русский, и Уигши-Уого вскинулся от холодной бесцеремонности его тона. — Они, — кивок в сторону яшгайанов, — вас не спасут. Не станут ради вас открыто ссориться с Землей… вы понимаете, О ЧЁМ и О КОМ я… — яшгайаны остались неподвижны. — Генерал-губернатор вас добьет; он человек весьма упорный.

— Я это уже понял, — процедил Уигши-Уого. Как ни в чем не бывало белолицый продолжал:

— Но мы можем оттянуть сроки вашей гибели — а время меняет многое; как знать — может быть, и ваши судьбы оно изменит к лучшему? В обмен на сотрудничество мы требуем одного — открыть для наших торговых экспедиций территории Иррузая и Аллогуна.

— Вот как… — Уигши-Уого с трудом сдержал гнев. С тех пор, как Иппа превратилась в союзника пришельцев, а занимаемые ими районы поползли во все стороны, как злая опухоль, дела с торговлей и так шли неважно. А согласие на прозвучавшее сейчас предложение — он понимал это! — вообще поставит под контроль белых всю торговлю. Это же рабство! Этого не требовали от вабиска даже Друзья… Но облечь свой гнев в слова Уигши-Уого не успел.

— Мы можем договориться, — невозмутимо продолжал русский. — Мы понимаем цену торговли. А генерал-губернатор не понимает и не поймет никогда — он потомственный дворянин высшей пробы. С ним вы не договоритесь, он вас уничтожит и сожжет ваши города, как сжег Кухлон.

Слова били, как молот. Уигши-Уого испытал приступ отчаянья — он знал, что пришелец говорит правду. Но прозвучало в словах русского и еще что-то… что-то, не сразу понятое главой Совета. И лишь через несколько мгновений он сообразил: ненависть.

Говоривший ненавидел своих соплеменников.

"Они могут уничтожить сами себя, — голос одного из Друзей прозвучал в мозгу Уигши-Уого. — Пусть он поможет тебе и спасет твой народ, его веру… а там мы поможем тебе в другом — расправиться с ним самим и теми, кто его послал."

— Что же вы можете сделать? — отрывисто спросил Уигши-Уого. Белолицый зачем-то двинул плечами, словно ему жала одежда:

— Кое-что… Видите ли, последние несколько веков нашей страной правит тупое, косное и фанатичное стадо, называющее себя дворянством. Оно срослось с государственными структурами и частью корпора… э… купечества. С другой стороны — есть мы, свободные корпорации. Между нами… — он столкнул два кулака так, что они издали отчетливый стук. — Они мешают свободной торговле, развитию рынка и вообще развитию человечества. Они опутали жизнь множеством нелепых запретов. Мы с удовольствием свалим одного из представителей дворянства — а если это произойдет со скандалом, то мы получим редчайший шанс поставить на место генерал-губернатора нашего человека.

— Вы говорите — «мы», — осторожно начал Уигши-Уого. — Вы не один? За вами стоит сильная группа людей?

— Да, — коротко ответил белолицый, и глава Совета понял: ложь. Группа-то, вернее, есть наверняка. Но никакой особой силы за ними нет и они боятся своих правителей. Однако — и ненавидят, а ненависть большая сила… да и потом: тот, кто сорвался в пропасть, ловит рукой летучую паутинку. И кто может сказать, велики или малы возможности стоящего перед Уигши-Уого русского? Даже одиночка может обладать немалой властью…

— Вы настаиваете на контроле за торговлей? — уточнил, поразмыслив, Уигши-Уого.

— Нет-нет, — покачал головой белый. — Вы не поняли. На проценте от транспортировки грузов с юга — раз. На возможности открытия своих факторий в ваших городах — два. На безопасности перемещения наших людей — три. И это все.

— Все, — повторил Уигши-Уого. — А что ждет нас?

— В первую очередь — прекращение нашей экспансии на север. Это ведь уже не плохо, так?

"Так," — согласился про себя Уигши-Уого. Но вслух спокойно поинтересовался:

— А дальше?

— Дальше? — русский оскалил зубы — не ровную полосу, подобно вабиска, а с ярко выраженными клыками, как у хищника. — Дальше — вассалитет. Как у Ваббама, Мори-Аори или Суггама.

— Я не ослышался? — Уигши-Уого стал еще прямее, а белый оскалился еще шире:

— На другой чаше весов — вера и жизнь вашего народа… Видите ли — это вам кажется, что вы — центр мирозданья. На самом деле — вы лишь небольшое слаборазвитое государство на отдаленной почти неосвоенной планете, важной для нас лишь потому, — его глаза перетекли в сторону неподвижных фигур в одеяниях яшгайанов. — что тут проходит граница… с кое-кем. Вы ведь уже обороняетесь, а вас еще не трогали на государственном уровне, по полной программе…

— Хорошо, — согласился Уигши-Уого. — Итак: что вы можете предложить?


5

Два часа Зигфрид искал, тычась в берег речки, место для подъема. Он несколько раз пытался влезть на откос, но тот нигде не был меньше 60 градусов, и лесоход снова и снова сползал в речку обратно, поднимая мутные волны. Самотаск перерезал здоровенное дерево, как кусок масла и тоже не помог.

— Все, не знаю, где выезд, — германский мальчишка оставил управление. Замолк двигатель; стало слышно, как в бронированный борт плещет вода. Девчонки, наклонившиеся над плечами Зигфрида, мрачно созерцали развороченный гусеницами склон. — Ну что, фроляйннен? Надо рыть дорогу, — с этими словами он полез на место оператора, бросив: — Лиззи, садись, поведешь, как я скажу. Давай понемногу вперед.

Мощный навесной ковш врубился в породу берега, отбрасывая ее в реку. Лесоход равнял гусеницами образовывающийся скат, постепенно поднимаясь и одновременно углубляясь в берег. Несколько раз попадались толстые древесине корни — Зигфрид пускал в ход дисковую пилу, с легкостью рассекавшую даже камень.

— Зиг, там какие-то пустоты, — заметила Катька, сидевшая возле экранов локации. — Вот тут, тут, тут… совсем близко. Это похоже на пещеры, мы их сейчас вскроем… осторожнее, биологические объекты!!!

Ковш лесохода с легкостью вскрыл довольно высокий, уходящий куда-то в глубины откоса, туннель, по которому шмыгали в глубину серые тени. Оттуда, из темноты, вылетели несколько стрел и ударились в лобовую броню. Катька со смешком включила ревун — иссушающий мозг вопль, скорее всего, загнал неизвестных шахтеров в самые глубины подземелья.

— Очень удобно, — похвалил Зигфрид, — тут мы прямо по коридору наверх выкарабкаемся.

— Думаю, мы о себе в этих местах хорошую память оставим, — заметила Катька. — Глядишь, еще и сказки сочинят — про большое чудище из реки!


* * *

Через открытые люки было видно ясное звездное небо между кронами деревьев. Оттуда тянуло свежим ночным воздухом и было слышно, как Зигфрид ходит по броне, напевает что-то и постукивает подковками своих горных ботинок о металл. От этих звуков девчонкам, сидевшим на кроватях, становилось почему-то очень уютно и как-то тепло, возникало ощущение полной защищенности, словно ты дома.

Катька уже улеглась, натянув простыню до подбородка и закинув руки под голову. Лиза, сидя на своей кровати со скрещенными ногами, расчесывала волосы.

В лесу что-то о треском рухнуло — и еще что-то долго хрустело, покряхтывало и стучало. Лизка подняла голову. Катя протянула руку к своему ТКЗ-70, заткнутому под подушку. Но Зигфрид наверху сперва чихнул, потом прошел куда-то в корму и притих, только еле слышно насвистывал.

— Писает, — прошептала Катька, и девчонки захихикали; чем дальше — тем больше, затыкая рты ладонями и шикая друг на друга, словно для них было открытием, что мальчишки это делают. Потом Лизка уже серьезно сказала:

— Как они там, наши ребята?

— Скучают по нас, но не очень, — решила Катька. — Они же как полувзрослые щенки, а вокруг столько интересного. Да еще и лапы заплетаются.

Они снова захихикали. Зигфрид наверху щелкал металлом — что-то делал с оружием. Лизка заметила:

— Ну нет, Игорь вовсе не такой уж щенок… Он симпатичный, правда? Я таких раньше не видела — смуглый, волосы темные, а глаза — как сапфиры.

— Интересный, — согласилась Катька. — И это да, у него лапы не заплетаются. Он их сам кому хочешь заплетет в косичку. Только Борька все равно лучше… Ох, — неожиданно вздохнула она, — ну лишь бы с ними ничего не случилось там! Мы-то под броней, а они нет.

— Девчонки, вы легли? — спросил Зигфрид сверху.

— Погоди! — Лизка поспешно забралась под простыню. — Все, закрывай!

Зигфрид соскочил вниз и зашлюзовал дверь. Потом выключил внешние микрофоны. Слышно было, как он сел на свою койку и начал раздеваться.

— Связь почему-то плохая, — сказал он, — и чем дальше, тем хуже. По идее, трансляция всю планету охватывает, а я не могу столицу поймать.

— Наверное, что-то в горах, к которым мы движемся, — предположила Лизка. — Хотя я карты спектроопределителя смотрела, ничего особенного там пока не заметно.

— Ладно, давайте спать, — вздохнул Зигфрид, укладываясь на койку. — Завтра разберемся поподробнее, а пока — спокойной ночи.

В лесоходе стало тихо, только за переборкой похрапывали кони, да в рубке тоненько пересвистывались сигналы приборов.

Экипаж спал.


6

Подъем начался около трех часов, и к шести часам Женька и Степка выбрались на высшую точку лесистого плато, откуда вновь начинался спуск — к невидимой отсюда дельте большой реки у подножья гор. Тут было ветрено и жарко, деревья, выросшие на гребне, кренились в одну сторону причудливой косой гребенкой.

Мальчишки рассматривали в бинокли лесное пространство впереди, пытаясь высмотреть следы туземцев. Но в лесу это было трудновато.

— Все-таки это интересно — про Рейнджеров, — Степка опустил бинокль. — Значит, ночью я попал в прокол?

— И тебе повезло, —подтвердил Женька. — С проколами не стоит контактировать. У нас на Сумерле пропадает не так уж много людей, и, как правило, этому находятся логичные объяснения, но как минимум четыре человека пропали именно в проколах. Никто не знает, куда они попали — и ни один из них нигде больше не объявился. Говорят, — Женька тоже опустил бинокль, — что место стабильного прокола есть во дворцовом комплексе генерал-губернаторов, но это, скорей всего, только слухи. Кстати, еще вот что интересно. Сами по себе города Рейнджеров — не такая уж редкость, их на некоторых планетах даже по нескольку бывает. Но такое впечатление, что этих Рейнджеров абсолютно не колебало, какие дела творятся на планетах в целом. За пределами городов — ни единого артефакта. Даже линий связи или дорог нет. А сами города или начисто разрушены — или аккуратно покинуты. Нигде не видно, чтобы они бежали в спешке… Давай-ка еще посмотрим.

Уже молча они еще несколько минут оглядывали лес, пока наконец Женька не опустил бинокль окончательно, вздохнув:

— Если там кто где и есть — ничего не заметно.

— Мне что-то не по себе, — неожиданно признался Степка. — Как будто за нами кто-то наблюдает.

— Что? — Женька встрепенулся, включил в сканере режим активного поиска и повел рукой по широкой дуге. — Да нет… или нет — да.

Это он сказал, снимая с плеча ИПП и глядя вверх, где на высоте примерно ста метров плавала над мальчиками ширококрылая птица — похоже, орел. Женька вскинул ИжС-52 и выстрелил. Огненный комок не долетел до земли.

— Яшгайаны могут устанавливать мысленную связь с животными и птицами, — пояснил он Степке, укладывая оружие стволом на плечо. — Так что за нами и правда наблюдали, а теперь точно знают, где мы и кто мы.

Степка молча снял с предохранителя свой ИПП, и они, понукая коней, зарысили вниз по склону…


…На этот раз ехали почти до темноты, то шагом, то рысью. Связь с Игорем и Борькой была плохой, с лесоходом — вопреки всякой логике, ближе ведь! — вообще почти никакой, все плыло и хрипело какими-то пугающими голосами, изображение растекалось цветными пятнами.

— Я бы не стал разводить костер не ночевку, — негромко заметил Степка, когда сеанс связи был с грехом пополам отработан.

— Сканеры же есть, — возразил Женька. Но тут же сам себя поправил: — Да, если зажмут, куковать нам в окружении, пока еда или заряды не кончатся, никого не докричишься… Поедем, пока не стемнеет. Так?

Степка энергично закивал. Потом опросил:

— С чего бы им за нами так следить? Неужели из чистой подлости?

— А что, иррузайцы — они такие, — не отрицал Женька. Они долго ехали молча, лишь иногда пристукивали коней каблуками. Потом Степка вновь напал разговор:

— А вот за этими горами, за Меридианом — там что? Неизвестно?

— Да почему неизвестно? — Женька пожал плечами. — Карты даже есть, аэрокосмическая съемка… Там полосой к северу леса, а южнее — степи, большущие, тут у нас нет таких. А за степями — болота до самого океана… Говорят, на западном побережье через пару лет тоже колонисты высадятся, пойдем навстречу друг другу…

— Они впереди, — сказал Стёпка, вынимая ноги из стремян — так спокойно, что Женька не сразу понял, что к чему. Но потом, бросив один взгляд на сканер, выругался и остановил коня.

— Три… семь… десять. Десять штук в засаде. Они нас едва ли видят. Объедем.

— Ладно, — Степка снова вставил носки ног в стремена. — Забираем направо, стрелять будет удобней, если что.

Но уже через несколько минут выяснилось, что справа объехать засаду не удастся — там начиналось болото, превращавшееся в длинное озеро с топкими берегами.

— Будем туда-сюда шляться — точно заметят. — Женька поглаживал морду коня. — Тогда драки не миновать.

— Слушай, — Степка посмотрел на него, — а давай пробьемся. Ну их к черту.

— А ты знаешь, что им нужно? — возразил Женька. — Может, они только и ждут, чтобы мы себя обнаружили. Хотя… — он задумался. — Давай. Только не пробиваться. Нападем и возьмем языка. Остальных — в гроб.

— По-тихому, — в руке Степки оказалась полевка.

— Точно, — согласился Женька, соскальзывая с коня. — Пошли работать…


…Напасть совсем внезапно не удалось — вабиска, жители лесов, сами отлично ориентировались, и Степка, переползавший первым от дерева к дереву, почти наткнулся на одного из них. Держа в одной руке топор, а в другой — пистолет, тот стоял за толстым стволом, вглядываясь и вслушиваясь; он только не ожидал, что человек будет ползти, поэтому не успел отреагировать — Степка, вскочив, вогнал полевку по самую рукоять под ребра снизу вверх, одним сильным и точным движением. Он ощутил, как тело вабиска сотрясла длинная тяжелая судорога, и тот рухнул ничком, сам снимаясь с клинка. Однако со всех сторон, открыто перекликаясь, уже бежали другие.

Женька возник сбоку. Тесак в его руке мелькнул широким полукружьем и почти отсек одному из нападавших голову. Стёпка припал на колено — прямо над его плечом пролетел топор — и подрубил, как дерево, ногу одного из вабиска, рассек ему в падении правое плечо и уклонился сам еще от одного топора, на этот раз — зажатого в руке. Слышно было, как засмеялся Женька. Степка еще раз точно всадил полевку, но тесак в чем-то завяз, и мальчишка поспешно отскочил, кулаком ударил по глазу надвинувшегося вабиска. Тот охнул совсем по-человечески, отмахиваясь топором — и Степка точным ударом полевки завалил и его, уклонившись от следующего удара.

Драться болите было не с кем. Степка еще стоял в боевой позиции; Женька всаживал тесак в землю, стирая с него кровь.

— Я одного не до смерти подрубил, — сообщил Степка.

— Я тоже, — засмеялся Женька. — Сейчас посмотрим, какой из них разговорчивей…


7

В развалинах царило нестерпимое пекло. Алый Уррках занимал полнеба, похожий на свежую рану. Все плыло, дрожало и корчилось в полуденном мареве, усиленном жаром от оплавленных, горящих развалин. Равномерно ухала артиллерия, ее залпы перемежались длинным громким шипением — скиутты посылали вдоль улиц хлысты оранжевого пламени, свивавшегося в желтые, быстро тающие в раскаленном воздухе, спирали, и видно было, как вспыхивает и течет, застывая бурыми лужицами, камень.

Майор Легарэ умирал в остатках какой-то комнаты, на подстеленных полотнищах разборной палатки. Его вытащили из-под огнемета, но от прежнего майора Легарэ в этом оплавленном теле не осталось даже голоса — уже полчаса он не приходил в себя, трясся в забытьи и чужим языком твердил: "Холодно, холодно, холодно… ".

Врачей или хотя бы фельдшеров в батальоне не осталось, но Джен Нэррин понимала сама, что это подбирается к майору посреди инопланетного пекла смерть.

Она сидела возле него не потому, что это было нужно. Просто не хватало сил бросить его — такого красивого, молодого офицера. Вовсе не черный обрубок, пахнущий чем-то страшным, а именно Жана Легарэ — того, кто выступал у них в школе… После того выступления подкласса девчонок записались добровольцами.

И она.

Джен посмотрела сквозь щель на улицу. Одна коробка бронемашины еще вишнево светилась, другие давно остыли и стояли черными гробами. Неподалеку из кучи угля высовывались черные ветки… но она знала, что это за куча и что за ветки.

От 219-го батальона не осталось и десятой части. И по-прежнему перегораживала путь линия обороны скиуттов.

— Сержант Нэррин.

Ей показалось, что она ослышалась. Но потом Джен бросилась к лежащему на грубой ткани телу, нагнулась:

— Я слушаю, господин майор, — «Жан», добавила она одними губами.

Изо рта Легарэ текла кровь. Глаз у него не было, смотреть ему в лицо было страшно, но Джен не содрогнулась, когда черная ветка (его рука!!!) нашла и охватила ее запястье поверх гибкой брассарды.

— Если через час, — майор говорил прежним своим голосом, — если через час линия обороны здесь ни будет прорвана — к завтрашнему утру около Кхрриа-Хорк будут лежать пять тысяч трупов. Бригаде конец, — Джен кивнула, забыв, что майор не может видеть. — Сержант Нэррин. Вы — старшая по званию среди оставшихся. Через сорок минут наш флаг должен быть над опорным пунктом. Сорок минут. Иначе все зря. Иначе, — он вдруг приподнялся, и кровь потекла из трещин в корке, покрывавшей смесь его кожи с остатками формы и снаряжения, — я прокляну вас оттуда, сержант.

— У нас осталось сто пятьдесят детей, господин майор, — ответила Джен очень спокойно, чтобы не закричать, не взвыть, как скиутты. Они выли так, видя, как горят наступающие земляне. А он готова была взвыть от отчаянья… — Я старшая, а мне всего восемнадцать.

— Не имеет… значения… — Легарэ начал задыхаться. — Сорок минут… или бойня для бригады… опорный пункт… долг, сержант…

— Хорошо, — Джен снова кивнула, забывшись. — Через сорок минут наш флаг будет там, господин майор.

— Долг… честь, слава… Земля… только вперед… — Легарэ выгнулся и отчетливо сказал: — Мама.

Джен поняла, что он умер.

Поднимаясь, она закинула краем полотнища обугленное тело. Невидяще посмотрела на свой шлем, лежащий рядом. С силой пнула его, на ходу подобрала «абакан» со штыком и подствольником — и вышла прочь…


…Траншея представляла собой просто подвальный коридор со снятым потолком. Тут тесно, плечом к плечу, сидели оставшиеся в живых бойцы 219-го — оружие между колен, шлем на стволе. Возле пулеметов и тяжелых винтовок, выставленных в импровизированные бойницы, дежурили несколько человек.

На Джен повернулись сто с лишним лиц — одинаковых, закопченных, со смешными пятнами от очков вокруг испуганных и усталых глаз. Она мало кого помнила по именам — пополнения гибли так быстро, что люди не успевали стать своими. Но сержант Нэррин знала, что среди этих полутораста пацанов нет никого старше ее. А вот младше шестнадцати — больше половины.

Бойцы молчали. Первым задал вопрос семнадцатилетний Игорь Муромцев — оторвался от прицела, подошел и тихо опросил:

— Что с ним?

По нынешним меркам Муромцев мог считаться ветераном и опытным бойцом. Джен ответила — не для него, для всех:

— Майор Легарэ умер.

Короткое, почти неуловимое, но испуганное движение прошло по траншее. Потом кто-то тонко спросил — с отчаяньем:

— А… что же теперь?!

Джен подошла к одной из бойниц. Со стороны скиуттов выпрыгнули и закипели на улице два огненных хлыста. Воздух дрожал над развалинами, над сожженной техникой, над обугленными и полуобугленными трупами. Совсем недалеко лежал оплавленный шлем. Девушка долго смотрела на него, пока не расплылось изображение — тогда она поняла, что плачет и, подождав, пока высохнут слезы, повернулась к остальным.

— Готовьтесь к атаке, — приказала она спокойно.

Она опасалась протестующих криков, отказов. Но все произошло ещё страшнее. Никто не двинулся с места. Все плотнее прижались друг к другу и к камню. У Игоря лицо сделалось таким, словно он раскусил лимон.

— Ребята, надо, — тихо, но внятно сказала она. — Бригада погибнет, если мы не возьмем укрепления. Понимаете — бригада погибнет, пять тысяч человек. Вставайте же, ну? — не приказала, а попросила она.

Все оставались неподвижны, только косились в сторону бойниц, за которыми очередной огненный вихрь пожирал развалины. Джэн поняла, что они боятся. Настолько ярким было зрелище горящих людей, много раз виденное за последнее время, что представить себя на их месте было легче легкого. И никто не хотел умирать, как они.

Джен прошлась по траншее; те, мимо кого она проходила, притискивались к камню плотнее, словно боялись, что она станет их хватать и выбрасывать наружу, под огонь.

— Они не пойдут, — еле слышно сказал Игорь, подходя в обнимку со своей снайперкой. Джен бросала на него короткий взгляд:

— А ты?

Он оценивающе посмотрел на улицу. Пожал плечами;

— Бессмысленно. Метров тридцать пробежим — и все.

— Твой отец, кажется, погиб два года назад? — спросила Джен. Игорь понял ее и усмехнулся углом рта:

— Смерть — это не месть.

Она прошла к выходу из траншеи. Остановилась возле рыжего парнишки — лет 15, с усилием вспомнила его имя — Лэри. Джен еще ничего не сказала, а рыжий уже сжался в комок, глядя на нее огромными синими глазами.

— Лэри, надо, — со всеми доступными ей силами убеждения произнесла Джен почти ласково, надеясь на чудо: сдвинешь одного — пойдут и другие. — Ну понимаешь… надо, — она окинула взглядом траншею, повысила голос: — Ну мальчишки же. Ну, я понимаю все. Но НАДО. Наши ведь погибнут… Лэри…

Она осеклась — рыжий вдруг заплакал. Сначала тихо, просто роняя слёзы на обтянутые пятнистой синтетикой коленки, потом — навзрыд, сотрясаясь от плача — и в рыданиях прорвалось отчаянное и откровенное:

— Н-не-е… ппппойду-у… не мммогу-у… — и наконец — самое откровенное, вой, не крик солдата, а вой смертельно перепуганного ребёнка: — Стра-а-ашно-о-о!!!

Траншея заволновалась. Джен заморгала растерянно, наклонилась к рыжему, но тот, бросив «абакан», отшатнулся от нее, закрываясь руками и сжимаясь в комок — и девушка выпрямилась. Сама глотая слезы, закричала сорванно и бессвязно:

— Ну же, мальчишки!.. Ну, я знаю, что… да — страшно!.. Надо, мальчишки!.. Ребята — надо, надо же, ну — плачь не плачь — пошли!

Они — не шли. Нет, они не были трусами, и она это знала. Просто есть вещи, которые превышают человеческие возможности — например встать, сделать полсотни шагов и заживо сгореть в высокотемпературном пламени. И главное — заранее знать, что сгоришь. Солдат идет в бой, надеясь, что убьют не его, а другого. На верную смерть людей словами не поднять. Тогда она выхватила «гюрзу» из открытой набедренной кобуры и, потрясая ею, закричала, перемещая речь русским матом, которому ее научили мальчишки — не эти, но такие же, давно почти все лежащие мертвыми среди развалин Сельговии:

— А ну встать! Застрелю! Трусы! Вперед! Вперед, подонки, предатели!

— Стреляй лучше ты, — сказал кто-то тихо, но она услышала. И поняла — не пойдут. Она их не заставит.

Почему-то от этой мысли стало ясно-ясно перед глазами, а все вокруг как-то отдалилось. Она огляделась и, чувствуя, как закипает на непослушных губах сладкая вязкая пена, а голова куда-то уплывает, чужим голосом сказала;

— Значит, боитесь? — ее пальцы сняли «абакан» с предохранителя, потом переставили переводчик на автоматический огонь. — Ладно. Тогда я сама. Одна.

Она проскочила мимо окаменевшего Игоря (кажется, он рванулся следом, крикнув: "Стой, Женька, дура!!!") и выбросила послушное тело наружу…


…Прихлынувшие к бойницам ребята молча смотрели, как она бежит и стреляет.

Скиутты сожгли ее в пятидесяти шагах от траншеи. Все видели, как Джен сделала в огненном вихре еще несколько шагов, продолжая стрелять, молча — а потом упала вниз, не сгибаясь и не останавливаясь.

Уже обугленной костью.

Тихо-тихо было в траншее.

Да. Словами на смерть людей не поднять.

Игорь подошел к лестнице, опустил очки. Потом повернулся и сказал хрипло:

— Все, кто не гад — за мной…


…Оказывается, через огонь можно пробежать… Скиутт — огромный, в угловатой броне — стреляет раз, другой, двое падают горящими лохмотьями… скиутт отбрасывает оружие, взмахивает правой лапой в когтистой перчатке отшвыривает чье-то окровавленное тело… но рыжий Лэри подкатывается сзади ему под ноги, еще кто-то из пацанов с налета бьет в грудь, заваливает, цепляется за когтистую лапу, наваливаются спереди сразу трое, растягивают гиганта за все четыре — и Игорь, прыгнув сверху, со страшным матом вонзает нож в щель брони на горле — раз, другой, третий…


…Угол большого зала. На замусоренном полу — вперемешку мертвые люди и скиутты, оружие, кровь. Семеро скиуттов притиснулись к стене и друг к другу, выставив когтистые перчатки — последнее оружие ближнего боя, шерсть на всех слиплась от своей и чужой крови. Они хрипло, рычаще дышат — трое настоящие гиганты, четверо — ростом со взрослого человека, тоже подростки, последние резервы почти так же, как и Земля, перенапрягшейся в страшной войне планеты. Один скулит, поджав левую лапу к груди и тесно прижавшись к прикрывшему его собой взрослому.

Напротив — полсотни мальчишек, в ожогах и крови, в пыли и копоти, с выставленным оружием. Со свистом рвется возбужденное, яростное дыхание. Сквозь строй проталкивается Игорь и подходит почти вплотную к скиуттам. У него обгорело лицо слева, правая рука — в крови. Он говорит, не заботясь, поймут ли его:

— Сдавайтесь. Только дернетесь — мы вас в клочья голыми руками порвем.

Тишина, лишь скулит раненый, да похоже дышат те и другие. И вдруг один из скиуттов становятся на колени. Откидывается на спину (кто-то из остальных плачуще взрыкивает). Выпрямляет ноги. И закрывает морду скрещенными лапами.

Поза сдачи.

И ложатся остальные… Только один — подросток — вдруг отчаянно лает-хрипит, прыгает в сторону и перерывает себе горло когтями, сползает по стене, заливаясь кровью.

Остальные — сдаются. Впервые — сдаются людям. Горстке мальчишек…

Ноги больше не держат Игоря. Голова гудит, как колокол, голова раскалывается…


…Проснуться не получилось. Сон сменился и, хотя Игорь активно старался из него выкарабкаться, у него это не выходило и он обмирал, ощущая, как ледяные цепкие пальцы забираются к нему в мозг — вползают в уши и тянутся, а блеклые большие глаза, глядящие прямо в лицо, не дают придти в себя. С трудом опустив ментальную заслонку, он все-таки просыпался, дико озираясь, будил Борьку, и тот в конце концов обругал Игоря и лягнул его ногой. Похоже, что кто-то — или что-то — пытался — или пыталось — добраться именно до Игоря, забравшись в его сны — он предпочел бы и дальше видеть бои на Сельговии. Последний кошмар был самым чудовищным — из леса выбежало паукообразное существо со злым человеческим лицом и, вспрыгнув на грудь Игоря, начало прогрызать ее, одновременно глядя в лицо мальчишки все теми же блеклыми глазами.

На этот раз Игорь проснулся от конского храпа — жеребцы рвались с привязей к людям. Проснулся одновременно с Борькой — было светло, и первое, что Игорь воспринял, был крик друга.

Сперва он думал, что все еще спит, потому что паукообразный монстр величиной с хорошего пони, намеревавшиеся сверзиться ему на грудь с толстенной нити, мог принадлежать только сну. Но все-таки Игорь откатился в сторону, выхватывая свой карманный пистолет с термитом. Борька, стоя на коленях, ахнул по пауку — раз, другой, третий — из РПП, промахиваясь то ли спросонья, то ли от обалдения; чудовище с писком полезло обратно, вверх. Но тут как раз выстрелил Игорь — и старинная пулька калибра 6,35 сделала свое дело. Головогрудь паука взорвалась изнутри, и чудище мокро хрястнулось-таки оземь. Мальчишки большими глазами смотрели друг на друга через неподвижную тушу.

— Доброе утро, — сказал Борька:

— Ага, — согласился Игорь. — Тебе ничего не снилось? — Борька помотал чубом, сдул его с носа. — Ага, — повторил Игорь глубокомысленно. — Ну и гнусь… Этого как назовем?

— А это не арахнид, — Борька присел на корточки. — Педипальпов нет. И ног десять. О, жвала… Это какая-то многоножка, а на паука только похожа, даром что нить выпускает…

Игорь, достав из ножен полевку (тряхнуло — он ей забивал скиутта и помнил это!), подошел к мертвой твари, попробовал нить и, убедившись, что она не липкая, легко отсек невесомый шелковистый кусок.

— Что-то такое я подозревал… — пробормотал он. — Вот и разгадка тканей из Иппы… Давай-ка ее заснимем, Борь, это хорошая находка. Я такую нить — ткань из нее — видел в Иппе, столице Ваббама, Дзюба еще сказал, что не знает, из чего вабиска ее делают. Вот из чего. Можно ферму по разведению открывать.

— Откроем, — пообещал Борька зачем-то…


…К десяти часам утра местность сделалась совершенно непроезжей, превратилась в какие-то дикие джунгли, орущие сотнями голосов. Свет почти не пробивался сквозь сомкнувшиеся многоярусной крышей кроны. Земля мокла, — кони шли по теплой грязи.

— Фонит, — вдруг оказал молчавший последние два часа Игорь. — Два рентгена в час.

— Что фонит? — не понял Борька.

— Да все, — Игорь повел вокруг. — И чем ближе мы к дельте реки — тем выше радиация. Вот и причина такой пышной растительности и того, что связь плохая.

— В Голубых Песках около двухсот в час, — вспомнил Борька. — Лучевую болезнь там схватывают все, да и на границах селиться не стоит. Ты ведь радиацию держишь?

— До двухсот рентген в час как раз и держу, — ответил Игорь. — А тебе…

— А мне придется жрать полирадиофаг, — вздохнул Борька. — Да ладно… Как ты думаешь, откуда радиация, где ее источник?

— В горах, — уверенно ответил Игорь. — Залежи радиоактивных руд, скорей всего — урановых. Уранинита, например. Уран-238, уран-235… Все это добро вымывается подземными водами — и в реки. Но такой уровень радиации, как — здесь, только благоприятен для живых организмов, можешь не тратить таблетки… Радиоактивные руды, это интересно…

— Не вижу ничего интересно, — отмахнулся Борька, — полны Пески этого счастья…

— Ты не геолог, — возразил Игорь. — Я жду не дождусь, когда мы доберемся до гор.

— А вот дальше мы, похоже, не поедем, — Борька, соскочив наземь, шнырял между стволами. — Вот черт, погоже мы все-таки лишку забрали к югу… Если тут поставить струнник, то можно будет отлично разводить фрукты, но пока — как же топко!

— Меня смущает одна вещь, — Игорь вытер лицо кисеей, свисающей с тульи его шляпы. — Где караванные тропы? Где торговые фактории? Где, наконец, местные жители? Впечатление такое, что вабиска здешних мест и не посещают…

— Может, и не посещают, — Борька вернулся к своему Раскидаю и гладил его по крупу. — Германцы на запад далеко забираются, вот и перерезали им все пути… Или они теперь за Меридианом товары возят.

— Да вот они, их товары! — Игорь махнул рукой. — Древесина, металлы в горах, ткани! Понимаешь, в чем дело — эта река, которая впереди, она и есть главный источник всех иррузайских богатств! Она — и радиоактивные залежи в горах, из-за которых тут такое буйство жизни!.. Я ни за что не поверю, чтобы иррузайцы просто вот так все бросили. Так где же они, я вас спрашиваю?!

Борька изобразил задумчивость и пожал плечами:

— А ты что думаешь?

— Они про нас знают, — ответил Игорь. — Вот, послушай, что мне снилось…

Он пересказал свои кошмары (только их, не первую часть снов).

— Может, они попрятались, потому что нас испугались? — самонадеянно и нахально предположил Борька.

— Я не жалею, что мы сюда забрались, — Игорь его слов будто и не услышал. — Но если бы я сейчас принимал решение — я бы не делил экспедицию. Их тут полно. Они вокруг нас.

— Ты что, боишься? — удивился Борька.

— Я? — высокомерно спросил Игорь. — Боюсь. Я боюсь, что у колонии просто не хватит людей — освоить все эти пространства. Тут нужно тысяч десять, не меньше. И так — мы в лучшем случае получим третий фронт вдобавок к тем, что на севере. А в худшем — распылим свои силы и профукаем достигнутое. Может быть, они даже этого и добиваются, — добавил Игорь задумчиво. — Знаешь, Боря Утесов, друг мой чубатый — мне кажется, иррузайцы то ли сами раскусили, то ли кто им подсказал одну нашу главную черточку — неу…

— …емное любопытство, — закончил Борька. — Да?

— Да, — кивнул Игорь. — И они могли решить закормить кота сметаной — пусть русские подавятся большим куском. И мы вправду способны подавиться… способны были бы. Но я, — Игорь положил ладонь, покрытую грязными разводами, на кобуру РАПа, — я верю в генерал-губернатора. Поэтому я веду эту экспедицию. И буду ее вести.

— Знаешь, — Борька вдруг рассмеялся, негромко, но искренне, — чудно это все-таки.

— Ты о чем? — Игорь невольно улыбнулся в ответ.

— Да так… Я два года назад, еще когда жил на севере, познакомился с парнем с Нова-Гоби, он у нас гостил. Ну, разговаривали… Он рассказывал про свою планету. Я тогда просто слушал, интересно же было. А сейчас… Вот есть где-то на Нова-Гоби губерния Чернопалатинская. В ней — Колодезный уезд. Рядом — вассальная орда кочует, а с ней кочует капитан Тодоров, отец того мальчишки… Тебе что-нибудь это говорит — Чернопалатинская, Колодезный?

— Нет, — Игорь продолжал улыбаться. — Я понимаю, к чему ты клонишь. Тому парню тоже было просто интересно, а слова «Прибойная», «Чернолесье» ему тоже ничего не говорили.

— Ну, Прибоя и Чернолесья тогда еще не было, — уточнил Борька, — но в принципе — верно. Планеты… планеты, планеты — и на каждой проблемы и проблемы. И люди каждой планеты работают, воюют, нас, сопляков воспитывают — и так мало знают друг о друге!

— А вот тут ты не прав, Борь, — тихо возразил Игорь. — Это только кажется, что каждый варится в собственном соку. А на самом деле это скорей сборный компот, где ягод много, все разные, а вкус один. И Империя у нас одна, и маленькие проблемы маленьких поселков — или большие, вроде того же Иррузая — это только часть большого дела. Экспансии. Ты читал Ханти, "Закономерности развития европеоидной расы"?

— А как же, — оскорбился Борька, — этому же в школе учат. Теория поглощения пространства…

— Вот-вот… Пока экспансия осуществляется — индекс нарастания энтропии равен нулю. Те, кто вывел эту формулу, — Игорь черкнул размашисто рукой по воздуху, и на миг вспыхнули золотистые знаки:

Экс. = Бесконечность ergo Энт.=0

— они были великие люди. Они это выстрадали, а мы только пользуемся… И не так уж важно, чтобы о нас знали по всей Вселенной. Давай-ка попробуем, Борь, проехать подальше — вот и будет наш вклад…


8

— Значит, яшгайаны, — Женька обгладывал птичью ножку, придерживая локтем ИПП. — Вот черт.

— Кто такие яшгайаны? — Степка, догрызая крылышко, ходил среди трупов. — Про них говорят, говорят…

— Секта, — пожал плечами Женька. — Отрицают любой прогресс… да, фигня. Игоря вон они пытались убить и вообще… Многие даже говорят, что яшгайаны на самом деле и управляют Иррузаем и Аллогуном. Вот ещё и засаду на нас устроили. База у них тут, блин…

— Игорю сообщить бы, — Степка уселся на древесный корень.

— Связи нет, — напомнил Женька. Мальчишки посмотрели друг на друга. Женька поднял бровь. Степка пожал плечами и, сняв с ремня ручную гранату, подкинул ее в руке.

— Я в целом не против, — ответил он на невысказанное, но красноречивое предложение Женьки…


…Пленные под пыткой рассказали, что ими руководили трое яшгайанов, которые находятся не так уж далеко, "на базе", как определил Женька. Задачей засады было не нападать на русских, а только выслеживать их и позже навести пограничников, более подготовленных и гораздо лучше вооруженных. Указали они и пути к базе, и ориентиры…


…— Вот что, — Женька проверил ИПП. — Яшгайаны умеют чуять врага, как наши дворяне. По этому блокируйся, как на школьных занятиях.

— М-м-м… ага, — промычал Степка, мысленно выругавшись. Он уже знал, что такое «блокироваться» — прием психотехники, позволяющий создать на месте своего сознания «пустоту»: нет меня, пусто тут — и все. Степка обладал организованным умом и упорно тренировался с Игорем — лучшего тренера, чем выпускник лицея, и представить нельзя — но в реальной боевой обстановке еще не делал этого и заволновался. Да и вообще стало не по себе — Степка вспомнил, как тот же Игорь раскалывал на расстоянии взмахом ладони пластиковые подносы, подбрасывал в воздух гантели, лежащие в другом конце комнаты, открывал, не прикасаясь к ним, двери, валил с ног любое животное движением пальцев и сгибал монетки, становившиеся при этом горячими, как из печки.

— А помнишь, — пришло ему в голову, — Игорь говорил, что этих яшгяйанов так просто не убьешь…

— Да, они некротическая форма жизни, — подтвердил Женька, — их только серебро берет… Посмотри, там, в запаске, гранаты к подствольнику с серебряной картечью — Игорь постарался.

Они перезарядили «печки» спецгранатами…


…Лошадей оставили в небольшом, наглухо заросшем распадке. Кони не подпустят к себе никого чужого и сохранят снаряжение. Под недоуменным взглядом Степки Женька разделся до пояса, разулся и аккуратно, но быстро и ловко раскрасился гримом из маленькой коробочки. Подмигнул Степке:

— Это меня так отец учил.

— Он же пожарный, — вспомнил Степка.

— Ну и что? Он и охотник. Между прочим, так и правда удобнее.

— Ну уж нет, — помотал головой Степка, — я не бушмен, спасибо большое.

— Бушмены кто такие? — без интереса спросил Женька. — Ладно, пошли.

Они выбрались на край распадка и долго лежали, вглядываясь и вслушиваясь. Пока что ориентиры, полученные от пленных, совпадали — меж двух отлогих холмов, на которых деревья редели, тек ручей. На его берегу, за этими холмами, и должна была находиться «база». Наконец Женька сказал:

— Начало неплохое… Смотри, часовые по обоим холмам — двое там и там. Видишь?

— Теперь вижу. Стоят за подлеском совершенно неподвижно. Двоих слева я беру на себя, двоих справа — ты?

— Угу, — согласился Женька. — Без шума…

Степка еще успел восхититься, как беззвучно канул Женька в заросли. Он сам в своей "прошлой жизни" не раз подкрадывался вплотную к весьма осторожным противникам, но чтоб двигаться — так, нужно было вырасти на природе, среди лесов.

Степка вздохнул и — тоже, кстати, очень тихо, зря он хаял себя — двинулся в сторону, доставая полевку. Для него было приятным открытием, что эти отличные лезвия до сих пор тут выпускаются — абсолютно такие же, как это, с которым он очнулся на столе в гараже Борьки.

Он полз, отталкиваясь ногами — от бедра, не особо заботясь о скрытности, потому что от часовых его отделяли кусты. Подобравшись к зарослям вплотную, он поднялся на ноги и двинулся дальше легкой побежкой. В голову пришло почему-то виденное не так уж давно — Игорь шагает туда-сюда, как по мостику, по натянутой между двух пеньков тонкой бумажной ленте…

До вабиска оставалось несколько шагов — их хохлатые головы маячили над кустами впереди. Правок рукой, перекинув полевку в левую, Степка вытащил тесак и, собравшись, прыгнул. Как учили, вкладывая в бросок массу тела и скорость прыжка.

Он раскроил голову вабиска, на которого обрушился, до груди и, оставив тесак в трупе, перекатился через плечо, вскакивая с фехтовальным выпадом в грудь повернувшемуся к нему второму часовому — полёвка вошла точно, уложив того на месте.

Все заняло около двух секунд — от момента броска до того, как Степка оказался стоящим над двумя трупами. Он извлек оба клинка из тел и помахал ими туда, где появилась фигура Женьки, махавшего в ответ.

Мальчишки встретились на берегу ручья.

— Не пикнули, — негромко сказал Женька. Левая руна у него была густо забрызгана все той же бледной кровью, — Готовь пушку, — он сам перебросил в руки ИПП.

Они пробрались зарослями вдоль ручья, то и дело останавливаясь и поводя сканерами, туда, где холмы и ручей исчезали в лесу. На берегу стояло типичное жилище вабиска — с привязанными у грубо ошкуренного бревна гуххами. Возле нее слонялись еще трое часовых, с ружьями, и, как раз когда мальчишки выбрались на позицию, из дома вышла еще парочка — явно офицеры. Их голоса отчетливо, но неразборчиво доносились до Степки и Женьки.

— Добросишь? — тихо спросил Женька. Степка посмотрел на него. Женька прошипел: — Контролируй мысли! — в самом деле, оба офицера обеспокоенно закрутили головами. — Добросишь?

— Я на полсотни метров бросаю, — не обижаясь, так же шепотом ответил Степка, — а тут меньше.

— Когда я появлюсь вон у того угла — бросай гранату, — с этими словами Женька вновь растворился в зелени. Степка аккуратно разогнул усики гранатной чеки и подвытянул ее. У этой современной несерьезно-легкой модели готовые осколки и летели-то всего на десять метров — не сравнить со старой доброй «лимонкой». Степка и взял-то ее только потому что привык носить на снаряжении гранаты… Он прятал эти мысли за черным фоном блокировки — "ничего".

А вон и Женька… Степан поднялся в рост — прятаться не имело смысла — уже замахиваясь.

Вабиска увидели его. Но ничего сделать не успели — Степка побежал сразу за броском и, когда граната разорвалась, преодолел уже половину отделявшего его от врагов расстояния — те поднимали ружья. Он забрал чуть в сторону, потому что сразу после взрыва Женька, вывернувшись из-за угла хижины, вломился в дверь.

Оба офицера, синхронно взмахнув руками и выронив оружие, рухнули на траву. Один из часовых высоко подпрыгнул и, прогнувшись в воздухе, повалился тоже. Другой упал и, визжа, колотя себя ладонями по голове, покатился кубарем. Третий только пригнулся и остался стоять, тряся головой. Степка, на бегу перехватывая ИПП, слышал, как внутри хижины быстро стреляет Женька — тиу, тиу, тиу! Не стараясь даже целиться, Степка дважды выстрелил в грудь оставшемуся на ногах, дважды — в того, который катался по земле — и буквально нос к носу столкнулся с вывалившимся из окна яшгайаном. Капюшон его рясы был сорван… и Степка застыл. То, что он увидел, не было вабиска — не вполне человеческим, но уже привычным существом. Лишенная подбородка и шеи голова, казалось, растет прямо из широких плеч. Рот походил на перевернутую букву П, поднимавшуюся к единственному удлиненному влево-вправо иссиня-черному глазу с белым зрачком. По сторонам от этой «буквы» пульсировали диафрагмоподобные отверстия. Красноватая кожа не имела волос. Степка застыл, пораженный видом яшгайана — и тут же почувствовал, как немеют губы. Чтобы нажать на спуск ИПП, пришлось приложить невероятное физическое усилие — еще миг, и мальчишка стал бы безвольной куклой. Но гранатомет харкнул в упор, вгоняя серебряную картечь в этот ходячий кошмар — и дымящееся тело вполне реально стукнулось о стену, сползая по ней наземь. Очнувшегося Степку пробрала длинная дрожь — ему стало страшно.

— Жень, ты тут?! — заорал он просто чтобы услышать свой голос.

Дверь выпала совсем — на этот раз наружу. Появился Женька — он держал оружие под мышкой. Взгляд парня блуждал, в правой руке он сжимал тесак. Столкнувшись глазами со Степкой, Женька криво усмехнулся и пояснил:

— На одном был шлем… Двоих яшгайанов я кончил, и офицера, ты своих тоже уделал?

Мальчишки секунду смотрели друг на друга молча, потом — обнялись, похлопав каждый другого по спине.

— Что ж, с тобой можно иметь дело, — заметил Женька. — Ты в самом деле отлично бросаешь гранаты.

— Лучше смотри, кто тут есть, — и Степка отступил в сторону, открывая лежащее под стеной тело.

— Фомор! — выдохнул Женька.


9

— Барин, Кадет… Барин, Кадет, я Дом, я Дом, отвечайте, Барин, Кадет, отвечайте, отвечайте… мальчишки, ну что вы молчите?!

— Ничего? — Зигфрид нагнулся через катькино плечо. Та переключила систему на прием и махнула рукой:

— Все, мы без связи. Совсем ничего нет.

— Послушай, — Лизка не отрывалась от управления, — я тут подумала — а если переключиться на радиосвязь? На чистую радио, вдруг проходит? У нас же есть радиоаварийка…

— Попробую, — кивнула Катька. — А веди не получится, что будет? Без связи как-то не по себе…

— Коли не получится — будем плакать, — буркнула Лизка, а Зигфрид как можно беззаботнее отозвался:

— Да, брось ты, за нами сразу с нескольких спутников следят. Не средневековье… Ну как?

— Не получается? — Катька тем не менее продолжала попытки. Лесоход пересекал заросшую молодым березняком ложбинку. Зигфрид оглянулся через плечо — ему показалось, что в спальнике что-то упало.

Поэтому он так и не смог позже вспомнить, что случилось. Просто Лизка истошно закричала, а его бросило спиной вперед на пульт — и в темноту…


…"Вии… Вии… Вии…" — стонал сигнал аварийки. Призрачный сиреневый свет запасных ламп плавал по рубке лесохода.

Земля? Да, земля во всех стеклах — похоже, машина носом в земле.

Зигфрид лежал поверх пульта. Страшно болело левое плечо. А это что? Кровь… Пальцы Зигфрида наткнулись на обломок рычага — он пропорол плечо на сквозь. Так… До чего раздражает это мигание… Девчонки?!

Он повернул голову. Вот они. Катька лежала согнутая в дугу, голова между колен, совсем недалеко, у углу пульта. Лизка, постанывая, пыталась карабкаться по полу, превратившемуся в стену. Из носа у нее текла кровь, черная в свете ламп.

— Ты куда собралась? — поинтересовался Зигфрид, стараясь не шевелиться. Лизка обернулась, всхлипнула:

— Ты живой?! Кони… они…

— Там гироскопический подвес, — напомнил Зигфрид, — ничего с ними не случится. Катьке помоги.

— Что с тобой? — вгляделась девчонка. — Что у тебя с плечом??

— Ничего, — терпеливо отозвался Зигфрид, — помоги Катьке, — и одним рывком снял себя с обломка, подавив крик. Зажмурил глаза, зажал рану; в ушах шумело, в темноте медленно вращались огненные круги. Когда мальчишка открыл глаза — Лизка бинтовала ему плечо, а Катька, сидя на корточках, крутила шеей и всматривалась в экраны, по временам пытаясь их реанимировать.

— Больно? — руки Лизки действовали быстро и ловко, словно бы независимо от самой девчонки, которая шмыгала носом, потому что кровь у нее еще шла.

— Уже не очень, — Зигфрид сел удобнее. — Где мы, девчонки? Я ничего не понял.

— Я тоже, — призналась Катька. — Меня ударило об аппарат связи… и сейчас ничего не работает.

— Это потому что ты невероятно твердолобая, — Зигфрид покосился на руки Лизки. — Я не умру от потери крови?

— От трепливости ты умрешь, — сердито сказала та. — Мы куда-то провалились. Но я тоже не поняла, куда, просто ухнули, и все… Ну вот. Подвигай рукой.

— Спасибо, Лиззи, — Зигфрид поднялся на ноги. — Так… Посмотрим.

— Мне страшно, — неожиданно призналась Катька. — Это ловушка? Или что?

— Сейчас все узнаем, — уверенно (хотя он и не ощущал настоящей уверенности) обнадежил Зигфрид. — Хватит страдать, фроляйннен. Совсем ничего не работает?

— Совсем, — подтвердила Катька.

— Бери тестер и займись проверкой, — приказал Зигфрид. — Лизи, ты садись к пульту.

— Подожди, а ты что собираешься делать? — Катька подозрительно посмотрела на мальчишку, который полез по «стене» вверх. Зигфрид оглянулся через здоровое плечо:

— Всего лишь выйти наружу, красавица.

— Ты?! — возмутилась Катька. — Лучше я? — Зигфрид поднял брови. — Не гримасничай, я серьезно! Прекрати играть в благородство, ты же ранен?

— Даже раненый, я остаюсь мужчиной, — невозмутимо ответил Зигфрид, — а вы — девушки. Игра тут ни при чем.

— Зиг, не смей! — крикнула Катька.

— Не ори, — попросил германец и улыбнулся. — Девчонки, ну ничего же опасного нет. Мы скорее всего просто под землю провалились, в каверну. Я посмотрю, как и что, может быть, выберусь сразу наверх. Вот. Связь будем держать через браслеты, — он подмигнул: — Ну что вы, девчонки? Ничего там страшного нет. Вы займитесь ремонтом, а я скоро. Лиззи, говори со мной.


…Через верхний люк выйти не удалось — его не получалось открыть, и Зигфрид с опаской подумал, цел ли вертолет. Когда он пробирался через «хвост» (кони в своей люльке и в самом деле плевательски плевали на происходящее) — зажегся свет, и германец с облегчением ощутил, как откликнулась на разные голоса ожившая машина.

— Живем, — пробормотал он на родном языке и спросил: — Что там было?

— Шунт разорвало в первом блоке, — голос Катьки зазвучал удовлетворенно. — Сейчас все в норме…

— Зиг, мы в какой-то пещере, — вклинилась Лизка. — Большая, свежая совсем… даже яма, а не пещера. Зиг, это ловушка, не выходи.

Зигфрид остановился в задумчивости. Спросил:

— Прожектор вращается?

— Нет, — после короткого молчания огорченно ответила Лизка.

— Я выйду через погрузочный люк, — отозвался Зигфрид. — Надо, девчонки, мы ведь даже не видим, куда откапываться.

— Подожди, Зиг, — попросила Катька. Через несколько секунд она появилась, карабкаясь снизу и таща в левой руке переноску активированного света, а в правой — свой ТКЗ-94. — Я сяду в люке и не спорь, — сказала она таким тоном, что Зиг и в самом деле не стал спорить, только вырубил свет в грузовом отсеке, чтобы их фигуры не «светились» в проеме. Они посидели в темноте, потом Зигфрид осторожно разблокировал замок и распахнул дверь, а Катька включила переноску, полоснув мощным лучом вокруг, словно это был старинный огнемет. Зигфрид выбрался наружу и присел на наклонной плите брони, держа свой РПП наизготовку. Катька оседлала край люка, поводя то лучом, то стволом плазмомета.

"Индрик" не упал — он сполз в дыру. Те, кто выкопал эту пешерищу — с дьявольской точностью и хитростью! — не рассчитали. Лесоход должен был упасть камнем, отвесно — в этом случае находившихся в нем людей наверняка швырнуло бы о броню так, что они не остались бы в живых. Но своей непредставимой для лесовиков тяжестью чудовище продавило край ловушки и не упало, а съехало по очень крутому откосу, воткнувшись в землю носом и обрушив на себя несколько тонн ее. Все закрепленные грузы были целы, и переноска оказалась не так уж нужна — в дыру наверху лился свет.

— Я спрыгну, — Зигфрид примерился, — а ты принеси аварийную лестницу и закрепи ее тут.

Катька кивнула, пристроила переноску на краю люка и соскочила внутрь. Зигфрид сделал то же, только наружу и, присев, вслушался, держа ИПП наизготовку.

Тихо. Только наверху шумел лес. Потом щелкнули магнитные присоски, и сверху съехала лестница.

— Держи, — сказала Катька. — Ну что?

— Ничего, пусто, — Зигфрид осторожно выпрямился, поводя оружием. — Откопаемся, куда мы денемся… Сдадим назад и будем рыть… — он хотел добавить что-то еще, но замолк, напряженно вглядываясь вверх. Ему показалось, что там возникло какое-то шевеление.

— Катрин, осторожнее, — предупредил он спокойно, — голову не поднимай…

Она — умница — даже не моргнула глазом, продолжая смотреть на него. Наверху же выдвинулась хохлатая голова, потом — туловище по пояс; рука поднимала длинный пистолет для выстрела в спину девчонки.

Зигфрид выстрелил дважды — промазал, но вабиска дернулся, а Катька, пружинисто перекатившись назад через плечо и встав на колено, первым же выстрелом срезала его. Сверху послышались отрывистые выкрики, грохнуло несколько дымных выстрелов, полетели охотничьи копья — одно, скользнув над плечом Зигфрида, вонзилось в землю у ноги.

Наверху стало тихо,

— Давай сюда! — крикнула Катька. — Зиг, скорей!

Сверху с плеском и жирным хлюпаньем полилась резко пахнущая темная жидкость — масло! Его лили со всех сторон несколькими потоками, оно с тяжелыми брызгами разбивалось о броню и с чмоканьем падало на землю.

— В люк! — заорал Зигфрид, вскакивая на лестницу. — Они нас сейчас подожгут!

— Сюда! — Катька протянула руку и с неожиданной силой подтянула мальчишку на броню. Их окатило маслом. Отплевываясь, Катька свалилась в люк как раз в тот миг, когда вниз полетели, кувыркаясь и треща искрами, факелы. Зигфрид упал следом и, навалившись на рычаг всем телом, захлопнул двери перед самой стеной катящегося огня. Потом — поскользнулся в масле и слетел вниз, спиной ударившись в дверь спальника.

— Успел, — сказал он, улыбаясь перемазанным лицом. — Сколько эта пакость развивает температуры?

— Ну уж не пять тысяч, — Катька, припадая на ногу, осторожно слезла вниз

— Я колено ушибла.

— Да что там у вас?! — срывала голос Лизка. — Отвечайте же!

— Вабиска, Лиз! — отозвалась Катька. — Мы идем…

— Будем выкапываться, — добавил Зигфрид, — только помоемся сперва…


10

— Все, — Игорь потянул коня за узду, помогая ему выбраться на мелкое место, — дальше нельзя. Только на шагателе, даже лесоход не пройдет. Борька сплюнул в грязь и махнул рукой:

— Возвращаемся. Пойдем параллельно реке, ну и в дельте встретимся с Зигом и девчонками.

— Как мы рандеву-то им назначим? — Игорь запрыгнул на седло и сел там боком. — Связи нет, придется методом тыка…

— Придется, — согласился Борька. — Ну, мы с Раскидаем на это готовы, правда, Раскидай? — он потрепал конские уши, и Раскидай положил голову на плечо хозяину. — Знаешь что, Игорь? — Борька тоже вспрыгнул на седло, как на стул, — есть хорошая идея. Ты слушаешь?

— Угу, — кивнул Игорь. В ветвях, огромных деревьев странными голосами перекликались невидимые птицы. Неподалеку кто-то с хряском ломился через кусты, круша заодно невысокие деревца. — Я слушаю, — повторил Игорь.

— Почему бы тебе не взять латифундию? Тут или севернее… Вот честное слово, к тебе — пошел бы первым, хоть мы, казаки, в латифундиях почти никогда не селимся. И еще нашлось бы много желающих. Даже у нас в станице.

— Я думал об этом, Борь, — негромко отозвался Игорь. — Это, если честно, заманчивая мысль… Сам себе хозяин. Экстерриториальность, внутреннее право, охранная дружина, нарезки и хутора… учил я это, даже зачеты по принципам управления сдавал, помнится…

— Ну и?.. — Борька выжидающе посмотрел на него.

— Как ты думаешь, вот Дзюба — мог он создать на месте губернии латифундию? — поинтересовался Игорь.

— Мог, — уверенно ответил Борька.

— Но не создал, верно? А почему?

— Не знаю, — признался Борька.

— А потому, что есть нечто большее, чем латифундия, чем своя воля и свои желания… Я ничего плохого не хочу оказать о латифундистах, но я-то — не латифундист. Мы, Муромцевы, вот уже несколько веков служим Зимнему Дворцу, а не себе. Это не всегда было выгодно, но всегда — почетно, а что может быть выше чести? "Тэмпора мутантур — сэмпер идем", знаешь как переводится? "Времена меняются — мы прежние", Борь. Поэтому мне мало латифундии — мне нужно величие Империи, и я ему служу. — Игорь вдруг улыбнулся и полюбопытствовал: — Я доходчиво объяснил?

— Вполне, — вздохнул Борька. — Значит, будущим летом ты улетишь?

— Улечу, — кивнул Игорь,

— Жалко, — в сторону оказал Борька. — Ну что, едем на северо-запад?

— Едем, — согласился Игорь, садясь в седле уже нормально.


* * *
Интерлюдия: прощай, позабудь… [25] Прощай, позабудь — и не обессудь. А письма сожги, как мост. Да будет мужественным твой путь, Да будет он прям и прост! Да будет во тьме для тебя гореть Звездная мишура, Да будет надежда ладони греть У твоего костра. Да будут метели, снега и дожди. Да бешеный рев огня. Да будет удач у тебя впереди Больше, чем у меня. Да будет могуч и прекрасен бой, Кипящий в твоей груди. Я счастлив за тех, которым с тобой, Может быть, по пути! Прощай, позабудь, — и не обессудь… * * *

Огромный панцирь крокозавра — пустой и гулкий — был похож на каску из стерео про старые войны. Он лежал возле самой тропы — Игорь сперва даже не понял, что это такое. Еще и потому, что внимание мальчишки привлекла сама тропа. Это была не звериная тропка — тоннель в зарослях — а именно тропа-дорога, широкая, утоптанная, с аккуратно сведенным по бокам кустарником.

— Наконец-то, — заявил Борька. — Вот тебе и караванная тропа, о которой ты мечтал.

— Мечтал, — согласился Игорь, стукнув носком сапога по панцирю. — А это что, вместо постоялого двора? "Привал странников"?

— Скорее — указатель, — Борька, нагнувшись, провел пальцем по выцарапанным на роговых шестигранниках знакам. — Тут, если я правильно понял, указаны расстояния до разных объектов. До городов, станций — все такое.

Игорь сделал коротенькую запись комбрасом, соскочил наземь и, нагнувшись, заглянул в отверстие для шеи.

— Давно лежит, ничем не пахнет уже… До чего же здоровые бывают эти твари, это же просто дом… ого!

— Что? — Борька наклонился. Игорь светил внутрь и отвечал:

— Тут товары… Металл в слитках, рулоны какие-то, тюки… Это еще и склад, — он подался «кормой» назад и, отряхивая колени, покачал головой: — Очень удобно.

— Сожжем? — предложил Борька.

— Зачем? — пожал плечами Игорь. — Все будет наше. Не сегодня — так завтра.

— Да-а… — Борька вскинулся и даже привстал в стременах. — Похоже, нам и дальше везет, Игорь.

— Да, я чувствую, — Игорь вскочил в седло, — они близко. Это и правда — везет.

Они отъехали в сторону, за стену кустов, готовя оружие. Борька устроился на седле по-казачьи, легко держа равновесие. Игорь положил ИПП на правое бедро, левую руку держа между ушей коня.

Караван появился через несколько минут. Впереди ехали верховые на гуххах — не меньше десятка, два офицера. Потом виднелись запряженные быками повозки, на облучках тоже сидели вабиска с оружием, но не военные.

— Большой обоз, — шепнул Борька.

— Не отпускать же, — серьезно отозвался Игорь, упирая в бедро приклад и кладя руку на спуск подствольника. — Ну-ка, как это вы делаете… — он вибрирующе засвистел — так, что животные в караване заметались — и одно за другой выпустил все пять термобарических гранат.

Центр колонны охватило пламя, заклубившееся горбатым огненным валом. Страшно закричали, глуша вопли вабиска, оказавшиеся на периферии удара и покалеченные взрывной волной животные. Уплотнившийся воздух рвал кусты, швыряя их в деревья, с которых вихрем полетели листья. Игорь уже стрелял, и Борька тоже открыл огонь — ИПП перебивали друг друга свистящими звуками. Игорь, не отрывая оружия от плеча, левой рукой сменил магазин, стреляя уже в глубину колонны — там опомнились и начали разбегаться. Борьке тоже поменял магазин.

За спинами мальчишек лопнул снаряд ручной мортиры. Игорь оглянулся, бросил ИПП в чехол и, выхватив РАП и тесак, пришпорил коня:

— Оопп! — и вылетел на тропу вихрем. Уцелевший офицер с двумя всадниками, бросился навстречу, отводя копье для удара. У двоих других были ружья, и Игорь снял их на скаку — левого и правого, но в офицера стрелять не стал. Вместо этого Борька, тронувший коня вперед, услышал, как его друг со смехом выкрикнул-пропел:

И, как жаждущий напиться, Боя я с тобой хочу!

Вабиска, вскинув гухха на дыбы, что-то отрывисто выкрикнул и бросился в галоп. Игорь скакал навстречу, держа тесак поднятым над головой е прямой руке. Борька ахнул картечью по двум пешим, целившимся из арбалетов с облучка повозки в спину друга, налетел, ударом приклада, как палицей, добил оставшегося на ногах раненого, выстрелил еще раз, дальше, развернул коня… Игорь и офицер как раз столкнулись, тесак мальчишки неловко врубился в древко копья сразу за втулкой, вабиска выбил оружие у русского но вынужден был выпустить и свое копье. Игорь левой рукой перехватил запястье офицера, метнувшегося за тесаком, правой нанес два быстрых прямых удара в лицо, мгновенно залившееся кровью. Вабиска зашатался, конь Игоря ударил грудью гухха, опрокинул его, а Игорь выволок всадника из седла и с силой швырнул наземь — головой вниз, Борьке даже показалось, что он услышал, как хрустнула шея, — а Игорь, наклонившись, быстрым и точным движением подхватил тесак, переломив копье.

В сущности, нападать больше стало не на кого — многие успели разбежаться, кто не успел — лежал на тропке или обочинах. Повозки стояли так и сяк, их побросали все. Мальчишки поехали шагом вдоль учиненного ими неслабого разгрома, лениво дозаряжая оружие — Игорь вдруг обратил внимание, что Борька потирает висок — снова и снова, сам этого, кажется, не замечая.

— Ты что? — быстро просил он. Борька, сведя брови, удивленно посмотрел на него, но тут же брови уехали вверх, и он поспешно и тихо объяснил:

— Яшгайан… Я теперь понял, тут яшгайан где-то.

— И он прячется от нас, — Игорь движением затвора загнал в ствол гранату, дозарядил подствольник, — Приятно видеть… Где ты, сволочь, выходи!

Борька вдруг побледнел, уронил оружие, закачавшееся на ремне, и сдавил ладонями виски, застонав:

— И-и-и-и… ггорь…

Даже тренированный парень не смог «удержать» внезапно обрушившуюся на него ментальную атаку. Игорь закрутился в седле, пытаясь понять, откуда она произведена, одновременно «оттолкнув» атакуюшего и пробуя его «захватить» — не получилось. Борька громко дыша открытым ртом, покачивался в седле. Игорь даже поддержал друга левой рукой, убрал ИПП и достал кластерник. Сейчас он ощущал яшгайана очень отчетливо — так ощущаешь зверя, который ходит вокруг огня твоей стоянки. Впрочем, яшгайан был скорее прячущимся зверем — он боялся и призывал своих рабов на помощь. Но они тоже боялись — русских, и куда больше, чем его. Научились бояться.

— Сиди тут, следи, — Игорь ткнул коня каблуками, причмокнул: — Давай вперед, малыш. Конь дрожал всей кожей, закатывал глаза, взмок и шел вперед лишь потому, что Игорь сейчас напрямую управлял им, как машиной. Раскидай Борьки, пригнув голову к груди, всхрапывал и перебирал ногами.

Брошенные повозки. Несколько горели, опрокинутые. Игорь безошибочно протянул руку к одной из них — полог сорвало, словно ударом палки наотмашь и вмяло вовнутрь. Игорь подъехал ближе, глядя на шевелящиеся полог, и выдернул из торчащей из-под него руки арбалет, одновременно обросив ткань в сторону.

Меньше всего он ожидал увидеть на лесной, дороге в глуши Сумерлы ЭТО. Нет, он почти был уверен, что ОНИ тут есть… но не вот так же…

Фомор смотрел на человека своим единственным глазом, сжавшись в комок в углу роскошной повозки. Капюшон яшгайанского одеяния свалился с его жутковатой головы. Длинные ладони (сколько у него пальцев — Игорь не мог вспомнить и не получалось разглядеть) полуприкрывали лило.

— Вы убили моего отца и мою мать, — без патетики и не заботясь о том, поймет ли его фомор, сказал Игорь и ногой прижал его к обитой толстой материей стенке повозки, Он почему-то не мог воспринимать фомора, как разумное существо — не из-за вида, нет, в Галактике имелись и более странные формы разумной жизни. Почему-то ещё…

Кластерник коротко, упруго щелкнул, и фомор перестал жить.

— У меня чуть голова не лопнула, — буркнул Борька, подъезжая ближе. — Спасибо тебе… Игорь, ты чего? — почти с испугом спросил он, трогая согнувшегося над конской шеей друга за плечо.

— Нет, ничего, — Игорь выпрямился. Лицо его было спокойным.


11

Олень был немного не такой породы, как в колонии — с более короткой шерстью светлого оттенка, рога расходились направленными вперед тройными венцами. Да и покрупнее он был… Степка отстал. Женька даже не заметил этого, азартно преследуя оленя с охотничьим дротиком в руке.

Мальчишка настиг оленя, как в былине — в прыжке через ручей, прямо в воздухе точным броском вогнав оружие под лопатку животному. Олень замертво рухнул на траву, рядом с ним тут же соскочил Женька с засапожником в руке — прыгнул на спину оленю, рывком за рога откинул голову и длинным полосующим ударом перерезал горло. Свистнула кровь, олень завалился вбок, и Женька, вогнав нож в землю, подставил под струю из артерии ладони, сложенные ковшиком, напился. Только потом, достав трос, начал подтягивать труп на толстенный сук дуба, чтобы как следует спустить кровь.

Когда Степка выехал на место окончания охоты, Женька уже ловко снимал шкуру с добычи, сбросив куртку и рубашку.

— Долго ездишь! — сверкнул он улыбкой. — Доставай пакеты и помогай.

— Черт бы тебя подрал, — Степка соскочил наземь. — Я чуть шею себе не свихнул, пока скакал.

— Да разве это скачка? — удивился Женька, локтем вытирая со лба пот. — Дротик вытащи, будь другом. Я лопатку пробил.

— Сейчас, — проворчал Степка, вылезая из куртки. — Это ведь олень?

— Был, сейчас это мсяо. То есть мясо… Давай, работай.

В четыре руки и два лезвия мальчишки оголили скелет почти полностью.

— Во, смотри, — Женька указал окровавленным засапожником в сторону кустов, — ждут.

Степка обернулся и невольно дернулся к коням за оружием — те, впрочем, стояли совершенно спокойно, хотя возле кустов сидел, чуть склонив на бок лобастую голову, крупный волк — серый с рыжей подпалиной на груди.

— Да ты чего? — Женька удержал Степку. — Это свой… — мальчишка чуть оскалился и к удивлению товарища… заговорил! Да, заговорил по-волчьи, если так можно сказать. Волк слушал похрипыванье и тихое подвывание внимательно, потом — лег на живот и уложил голову на вытянутые лапы. Прикрыл глаза, по временам пуская из-под век янтарные искры.

— Это что, по-волчьи? — Степка не сводил глаз с хищника.

— Волки не умеют разговаривать, — улыбнулся Женька, возвращаясь к разделке. — Но сигнальные коды у них есть, как и у всех животных, а я же зоопсихолог… Мы оставим ему все, что не заберем сами. У него логово, волчица и щенки.

— А можно его… — Степка сглотнул, — погладить? — вместо ответа Женька погладил его по голове и спросил дернувшегося в сторону Степку:

— Нравится?

— Понял, — кивнул тот. — Ну тогда передай ему, что все эти остатки и от меня тоже, ага?

— Он знает, — заверил Женька. — Давай заканчивать, а то, чего доброго, сейчас еще кто сюда пожалует…


…Они отмылись в ручье. В розовые облачка крови, распускавшейся в воде, тыкались треугольными мордами небольшие юркие рыбки — им, очевидно, не нравилось, и они поспешно плыли прочь. Волк неспешно перебрался ближе к останкам оленя и обнюхивал их — в нескольких шагах от совершенно спокойных коней.

— Их он не тронет, — ответил Женька на беспокойный взгляд Степана. — Ты пойми, волки — они очень-очень умные. И мы для них — друзья. Даже где-то старшие братья, — он задумался и признал: — А где-то и младшие. Ну что, — он несколько раз булькнул в ручье ладонью и предложил: — Поворачиваем на запад. Пора уже и с нашими соединяться!


* * *

— Дымом пахнет, — Женька упер приклад в колено. — Это не костер, это жилища.

Степка тоже ощущал запах, но для него это был просто запах горящего дерева. Однако, он поверил Женьке на слово и, как почти тут же выяснилось, правильно сделал. Кони прошли грудью сквозь кустарник на опушке вырубки и практически наткнулись на нескольких детей вабиска, замерших с вязанками хвороста на спинах. Миг — и, побросав вязанки, те с отрывистыми криками метнулись через вырубку туда, где над зелеными холмиками обычных для лесных, племен полуземлянок поднимались дымки и ходили старшие. Вернее — уже не ходили, а все стояли, глядя на подъезжающих шагом белых мальчишек. Потом со страшным шумом бросились в стороны, словно вспугнутые животные, скрываясь в жилищах, входы в которые начали изнутри задвигать тяжелые колоды — и селение словно вымерло.

Степка соскочил наземь первым и прошелся между холмиками, то вороша ногой кучу хвороста, то приподнимая стволов ИПП какие-то листья в грубого плетения корзинах.

— Это же салат? — окликнул он Женьку, поднимая один лист и запихивая его в рот. — Точняк, настоящий салат! Свежий, но мелкий какой-то!

— Дикий, — объяснил Женька, подходя. — А вот, смотри. Это правда интересно.

На его ладони лежали два диска глубокого голубоватого цвета с нанесенными значками местного алфавита, каждый диск — величиной с червонец.

— Что это? — Степка с любопытством взял один из дисков. — Камень?

— Нефрит, — Женька подбросил второй диск на ладони. — У нас в школьном музее есть такие… Это квитанции на услуги.

— А? — не понял Степка.

— Такие квитанции иррузайцы выдают, когда забирают товары. А на следующий год караван приходит уже с их товарами, и можно эти диски обменять на заказанное, — Женька взял диски у Степки и положил оба на место. — Ладно, попробуем их вытащить.

— На кой черт? — поморщился Степка. — Поехали.

— Э, нет, — Женька замотал головой. — Ты что-то не понимаешь, Степ. Мы же не просто так тут ездим, ради собственного удовольствия. Нам нужны вассалы, иначе чего с этой планетой возиться? Вот и попробуем установить контакт.

— Ты знаешь их язык? — поинтересовался Степка, молчаливо признав правоту Женьки.

— Не очень, — беззаботно ответил тот. — Да это и не важно. Ты только пушку держи наготове, а то они от страха здорово начудить могут.

Степка кивнул и встал, уперев приклад ИПП в бок. А Женька, забросив оружие за спину, начал расхаживать между холмиками полуземлянок, потом — отошел к коням и уселся около них. Достал пачку сухарей, бросил один Степке, вторым захрустел сам, ловя крошки в ладонь. Сквозь хруст предложил:

— Давай, что ли, мясо пожарим? Доставай вырезку.

Степке подошел к вьюкам, вытащил трензели из конских ртов. Женька, нагнувшись, начал раздувать костер, возле которого сидел, подбрасывая хворост. Его товарищ тем временем нарезал мясо толстыми ровными кусками и, посвистывая, посолил, а потом устроил на пододвинутом к огню плоском камне — очевидно, у местных вабиска он тоже служил этой цели.

— Они не обидятся, если мы позаимствуем у них немного салата? — риторически опросил Степка, локтем отодвигая ИПП за спину. — Сухари еще доставай.

Женька, как более опытный в контактах с вабиска, краем глаза уже заметил, что в двух или трех жилищах входные колоды чуть-чуть отодвинулись и оттуда поблескивают глаза. Конечно, тут не видели русских, но наверняка слышали рассказы иррузайцев и пришли в ужас при одном виде белолицых. Однако, те не спешили разрушать селение громом и молнией, не рвались никого убивать и даже ничего не брали, кроме съедобных листьев, которых полно в лесу. И жарили они самое обычное мясо на обыкновенном, не грохочущем, огне. Конечно, их белые лица пугали, но вообще-то они вели себя так же, как сами вабиска и были похожи на них сложением…


…Степка, продолжая посвистывать, поворачивал мясо палочкой. Женька разложил на обертке сухари и, подмигнув товарищу, покосился в сторону ближайшей полуземлянки.

Двое вабиска, слегка пригнувшись и направив в сторону пришельцев копья, стояли возле входа.


12

— Больше полпути прошли, — пробормотал Игорь. — Да, и намного больше, — он сложил авиакарту и, задрав лицо вверх, крикнул: — Что там?!

Наверху — в кроне здоровенного дерева, какой-то мутации бука — шуршало и хрустели. Игорь, прикрыв глаза ладонью от падающих оттуда листьев, веточек и кусочков коры, терпеливо ждал. Наконец, Борька спрыгнул вниз — сиганул с высоты почти двухэтажного дома, придержав на груди бинокль.

— Километров за пятьдесят отсюда по нашему курсу на холм поднимается просека, — Борька улыбнулся: — Это наши, Игорян. Отсюда не понять, давно они прошли, или как, далеко, но… это наши, а значит… — Борька швырнул вверх бинокль, засмеялся и, подпрыгнув, поймал его. — Я скоро увижу Катьку — увваааауу-у!!!

— Это точно просека? — Игорь ткнул друга в плечо. — Э-эй, эй! Ау! Или дорога вабиска?

— Просека, просека, — Борька крутнул бинокль на ремне. — Мы их нагоним. Теперь точно нагоним. Вопрос времени.

— Как бы еще связаться с Женькой и Степкой, — Игорь почесал переносицу. — И поскорей бы к горам. Мне интересно, что там.

Борька никак не мог успокоиться. Он жонглировал своими вещами, убирая их, выжимал за ствол в вытянутой руке оба ИПП — свой и Игоря, хлопнул Раскидал по крупу, и когда тот удивленно покосился на хозяина — со смехом звонко поцеловал коня в нос. Игорь, уже сидя в седле, снисходительно наблюдал за слегка спятившим от предвкушения встречи другом.

— Душевнобольной, — изрек он с высоты.

— Ты просто не понимаешь, — Борька глуповато улыбнулся. — Столько всего умеешь разного, а этого просто не понимаешь. Поймешь, когда…

— Когда у меня будет девушка, я это уже уяснил, — кивнул Игорь. — Но, боюсь, тут мне ничего толком не светит. Мы, дворяне…

— Черт побери, — простонал Борька. — Ладно, поехали!..


…В этот день они так и не добрались до «просеки». А перед самым ночлегом пошел дождь — не такой бурный, как южнее, но зато долгий. Мальчишки поспешно растянули куски термопленки, «склеив» их краями и, забравшись под навес, принялись за сухари и оставшееся от завтрака холодное жареное мясо. Кони пофыркивали и переступали рядом — они против дождя ничего не имели. Мальчишки вообще-то тоже, тем более, что холодно им не было. Они улеглись под навесом, устроив головы, на седлах и начали переговариваться, постепенно все больше и больше заплетаясь языками. Борька уснул первым, а Игорь еще какое-то время слушал, как дождь шуршит по навесу, да в лесу уныло кричит птица. Вспомнился, вдруг дом в Верном, лица отца и мамы — и на какой-то миг все-все вокруг стало неожиданно отвратительным и чужим. Только на миг — Игорь прогнал это ощущение и заставил себя уснуть.


* * *

Через два часа после подъема они выбрались на просеку.

Да, тут прошел лесоход, сомнений не оставалось. К сожалению, дождь не оставил и другого — возможности понять — когда, да ребята и не очень пытались.

Игорь обратил внимание, что Борька каким-то странным взглядом смотрит туда, откуда шел лесоход. Ощутив на себе взгляд друга, Борька вздохнул и пояснил:

— Смотрю, и как-то спокойней. Вот представь себе — в конце этой просеки наш дом. Далеко, я знаю, но все-таки — если вот сейчас поехать, то доберешься до него. Рано или поздно, но доберешься. Понимаешь? Успокаивает, словно его можно вон прямо увидеть в конце этой просеки.

— Я понимаю, — серьезно кивнул Игорь. — Да, это странно… и приятно. В самом деле.

Они поехали шагом. Ехать по просеке было не ахти — лесоход начисто уничтожил подлесок, но древесные стволы, их обломки и пеньки, превращали дорогу в полосу для скачки с препятствиями, подготовленную спятившим работником ипподрома. Приходилось тщательно следить, чтобы кони не поломали ноги — это было бы страшней страшного. В результате мальчишки свернули в лес и двинулись параллельно просеке. Тут, впрочем, тоже лежали упавшие деревья. Лес то редел, то вновь сгущался так, что колени чиркали о стволы. На прогалинах росла высокая жесткая трава, в которой прыгали крупные насекомые — похожие на кузнечиков, но ярко-алые. Припекало, но душно не было — дождь, похоже, к счастью, не собирался возвращаться.

— Нагоним, — оптимистично сказал Игорь. Борька кивнул, потом неожиданно поинтересовался:

— Знаешь, кем бы я хотел стать, если бы по своему желанию мог родиться заново?

— Ну и кем? — спросил Игорь.

— Тобой, — коротко ответил Борька и добавил потом: — Не думай, не потому, что ты дворянин.

Игорь молча хлопнул его по спине.

Кони перешагивали или перескакивали упавшие стволы; двигались не быстрее пешехода. Это начинало крепенько надоедать.

— Вот так начинаешь жалеть, что на тебя не нападают, — вздохнул Борька и, поднявшись на стременах, завопил: — Хэ-э-э-эй!!! Выходи на честный бой, сколько вас есть — все на левую руку!

— По-моему, тут нет никого, — иронично заметил Игорь, шпоря коня. — Хоп, хоп… Черт, я хотел бы перевалить через горы и сам поглядеть, что там — сам, а не через спутники!

— Кто мешает? — удивился Борька. — Хоть сейчас. В смысле — когда доберемся.

— М? — удивился Игорь. — А ты пойдешь со мной?

— Пойду, — легко, но серьезно согласился Борька. Игорь посмотрел ему в глаза; взгляды мальчишек скрестились, как шпаги в руках друзей.

— Ты так веришь мне?

— Не в этом дело, — возразил Борька. — Я верю в тебя.

— Борь, — Игорь вдруг сузил глаза, — а почему бы тебе не попробовать выслужить дворянство? Это можно. Не так легко, но можно.

— Я казак, — гордо ответил Борька. Игорь не стал продолжать разговор, а вместо этого вновь перешел на полушутливый тон:

— Ладно, с горами мы подождем, и по эту сторону дел хватит — взять вашу эту пустыню радиоактивную или болота на севере — совсем неисследованные районы… Знаешь, мне будет не хватать Сумерлы.

— Когда уедешь, — понимающе сказал Борька. — Слушай, это тебе так обязательно? Высшее образование можно и у нас получить. Или тебя так уж тянет в ваши знаменитые вузы?

— Ты не понимаешь, — мягко ответил Игорь, про себя попросив у Борьки прощенья за то, что не объясняет, куда его на самом деле «тянет». — Ты с такой иронией говоришь, а не понимаешь… Эти ВУЗы — хотя бы Петроградский — совершенно особый мир. Я уж не говорю о том, какую работу там можно делать. Мне хочется учиться там вовсе не потому, что у вас тут хуже преподают… Ты читал "Я кормлю оленей" Колемина?

— Я такого даже не слышал, — признался Борька.

— Он чуть-чуть элитарный, но в вашей библиотеке есть, точно. Вот у него про Петроградский университет написано хорошо. Правда — двадцать лет назад, но там ничего не меняется.

— А про что он еще писал? — поинтересовался Борька.

— "Клуб "Умывалка"" — это не про студентов, а про лицеистов — из Минска… «Поднебесье» — очень тяжелый роман, напряженный, об инженерах…"…кто сколько может" — это…

— Погоди, постой! — вскинулся Борька. — Это как мальчишки-туристы побирались в космопорту на Сторкаде, чтобы спасти от ареста одного своего местного друга-сторка?! А я же это читал, только автора забыл! Классная книжка!

— Да, это та повесть, — согласился Игорь. — Хоп, хоп, хоп, вперед! Смотри речушка какая-то. Может, назвать в честь твоей Катюшки?

— Ну вот еще, — презрительно отозвался Борька. — В честь Катьки я назову самую большую горную вершину. И попрошу Лизку нарисовать ее портрет на фоне этой вершины…

— Лизка рисует? — поразился Игорь.

— И очень хорошо, но сама это считает ерундой, редко кому показывает, хотя, по-моему, не хуже моего брата выходит… Тебя она уже наверняка изобразила.

— Надо будет попросить показать, — решил Игорь.


13

— Ты торгуешься, как в средние века, — со смехом сказал Женька.

— Я читал про Хейердала, — Степка подбросил на ладони золотой браслет грубой ковки. — Как он менялся на тихоокеанских островах.

— Хейердал? — Женька потер висок. — Что-то… А, мореплаватель. Помню… Пер… Тук…

— Тур, — уточнил Степка. — А эта штука дорого стоит?

— Довольно дорого, — определил Женька, — можно в станице продать.

— Не, я лучше его вообще себе оставлю, — решил Степка, — на память.

— Ты вернешься на Землю с Игорем? — поинтересовался Женька, шпоря коня.

— Да, — коротко откликнулся Степка. Женька покосился на него, удивленный тоном ответа, а тот продолжал как ни в чем не бывало: — А иррузайцы у них в селении не такие уж частые гости. Но все равно напугали местных русскими.

— А разве мы не страшные? — серьезно спросил Женька. — Это ты, Степыч, не задумывался, потому что сам такой же. Мы для вабиска — сперва что-то вроде стихийного бедствия. Мы же их жизнь ломаем на корню. К лучшему, но ломаем. Иррузайцы их грабят, а все равно они понятней, потому что только берут, а учить ничему не пытаются.

— Я об этом не думал, — признался Степка. — Но вообще-то на Земле было то же самое. Все, кто сталкивался с европейцами, им сопротивлялись, хотя те учили, лечили, защищали… И негры, и индусы, и китайцы…

— Никогда не видел живого негра или китайца, только в книжках, — Женька пожал плечами. — А ты?

— Я видел китайцев, — сказал, как отрезал, Степка и заговорил о другом: — Интересно, они не наведут на наш след иррузайцев? Кажется, они от нашего визита слегка обалдели…

— Наведут — перестреляем, — беззаботно отозвался Женька.

Мальчишки проехали ручьем, переливавшимся ниже через гранитные, вставшие дыбом, плиты; перед каждой — небольшое озерцо-заводь с прозрачной теплой водой.

— Давай искупаемся, — остановил коня Степка, — я что-то пропотел.

— Давай, — не стал возражать Женька, — тут вон почти ванны. Курорт.

— Сочи, — согласился Степка, соскакивая наземь и захлестывая узду за ветви кустов.

— А? — не понял Женька, делая то же самое.

— Сочи… ну, курорт такой на юге, — пояснил Степка. — Мы там… э… отдыхал я там. Два раза.

Мальчишки разделись и бухнулись в самую большую заводь, где можно было даже поплавать. Вода и правда оказалась теплой, она пахла — чуть-чуть — цвелью, как любая стоячая вода. Потом Женька перебрался в небольшую каменную ванну и разлегся, там, устроив голову и руки на краях, а Степка шлепнулся на живот на каменной плите сбоку от Женьки.

— Обсохнем и дальше поедем, — пробубнил Женька, закрывая глаза. Степка дотянулся и толкнул его рукой:

— Ты так уснешь.

— А?.. — Женька, похоже, уже уснул. — Не… Ты только меня почаще толкай.

— Вот еще, — буркнул Степка, — я сам спать хочу…

Это было последнее, что прозвучало у ручейка. Кони тоже задремали стоя, и на ближайший час воцарилась полная тишина. В смысле — отсутствие человеческих звуков.

Первым проснулся Женька — очевидно, спать в воде все-таки было прохладненько. Он удивленно огляделся, моргая, заплескался, потягиваясь, потом зевнул и сказал:

— Придремали… Степ! — он брызнул на безмятежно спящего товарища водой. — Подъем!

— У-уу-уыххха-а-ау-уух-х! — издал неопределённо-жуткий звук Степан и перевалился на спину. — Мы все-таки уснули.

— Меткое замечание, — Женька выбрался из воды и шлепнулся на камни — обсохнуть. — Давай собираться.

— Это ты так собираешься, — ядовито заметил Степка. — Что-то мы разленились… Ой, какое барахло горячее!

Мальчишки неторопливо оделись, отвязали и напоили коней, а потом влезли в седла…


…Узкая прогалина уводила в сырость — наверху смыкались уже не кроны деревьев, а торчащие из склонов корни. Копыта чавкали, по грязи, но вскоре прогалина открылась на широкий луг, за которым снова начинался лес. Над лугом в прозрачном небе плавали ширококрылые птицы.

— О черт, — выдохнул Женька, останавливая коня. — Вот и шпионы…

— Ладно, поедем, — предложил Степка. — А то они не знают и так, что мы здесь.

— Может, и правильно, — согласился Женька, шпоря коня. — Нно!

Птицы — большие орлы — снизились, сужая круги. Мальчишки чувствовали себя, как под прицелом камер слежения.

— Дядька рассказывал — хуже нет, когда за тобой все время следят, — понизил голос Женька. Степка поинтересовался:

— А откуда он знает?

— Ему десять лет назад, когда война с фоморами была, исполнилось тринадцать, — сказал Женька. — Он сейчас двигателист, уже сто лет дома не был. Ну а вот тогда родители — мои дед с бабкой, ты их знаешь — ему как раз в честь этой даты подарили путешествие на Океаниду. А корабль, на котором он летел, перехватил рейдер фоморов — просто так, на дороге попался. Большинство пассажиров, конечно, убили, потому что все сопротивлялись. А дядю Сергея оглушило взрывом, очнулся — а он уже в плену. Вообще детей не принято брать в плен, такого со времен Первой Галактической не случалось, но тогда все кувырком вообще было, а так даже сторки, если им попадается наш ребенок, его обязательно возвращают. Но фоморы… — Женька покрутил головой и вздохнул. — Запихали его на какую-то Луну на нейтральной территории, под купол. Безвоздушный шарик у красного солнца… Бежать нельзя — скафандров нет ни у кого. Блок — сорок пять мальчишек и девчонок до шестнадцати лет, наших, земных, сколько-то Союзников разных, тоже несовершеннолетние. У каждого закуток — кубик два на два на два метра. Выход — только по команде, на кормежку два раза в день, в туалет три раза, мыться раз в неделю, час в день прогулки в общем зале. Никакого общения. И эксперименты. Разные. Почти половина от них умерла. Дядя рассказывал — запихнут голого в камеру и начинают давление уменьшать… или увеличивать. А сами стоят за стеклом, уставятся своим одним глазом каждый — и нате — наблюдают… Они же о нас ничего не знали, вот и добывали сведения таким способом. Так вот там в каждой камере прибор был — перевернешься с боку на бок, а он следом. Противно так…

— Сколько же он там пробыл? — тихо спросил Степка.

— Почти полгода, до конца войны.

— Это ж лучше умереть… — Степка передернулся.

— Он несколько раз пытался, — серьезно ответил Женька. — Вешался один раз, другой раз себе вены перегрыз… Да все та же система… Откачивали. А потом — инъекции — накачают так, что рукой или ногой шевельнуть трудно.

— А как же он спасся?

— Да никак, их спасли. Десант выбросили… Слушай, давай-ка поскорее этот луг перемахнем. Не нравятся мне наблюдатели над головами.


14

— Вот оно, это место.

Лесоход стоял на краю крутого спуска, а впереди и внизу расстилался сочно-зеленый лесной ковер, прорезанный нитками рек и речушек. Южнее, в туманной дымке, они сливались в мощную, медленно текущую реку.

— Дошли, — Лизка, опустив планшет с картой, расширенными глазами смотрела на открывшуюся им картину. — Как много потоков, и зелень такая яркая.

— Много потоков? — Катька подняла камеру. — Так и назовем — Многоструйная… Правда, красиво.

— А вон и горы, — Зигфрид указал рукой. Пики, постепенно выраставшие на горизонте, сейчас казались совсем близкими и нависающими над головами. — Их-то как назовем? Третий Меридиан — неинтересно…

— Придумаем, когда доберемся, — отозвалась Лизка. — Нам еще ребят тут ждать… Ох, не случилось бы чего с ними! И как раньше люди жили без связи — месяцы, годы? Тут неделю не вытерпишь!

— Да ничего с ними не случится, — бессердечно сказал Зигфрид, — не бойтесь, девчонки.

— Он не понимает! — фыркнула Катька. И, повесив аппарат на ремень, прижала ко рту руки: — Бо-рис-ка-а!!!

— Чего орешь, тут я, — раздался сзади насмешливый голос.

Все обернулись. Игорь и Борька — грязные, улыбающиеся и довольные собой — сидели в седлах у кормы лесохода…


… —А Степка с Женькой разве не с вами? — Зигфрид с насмешкой наблюдал, как Катька любовно отправляет в методично открывающийся рот Борьки кусочки мяса и картошки. Игорь, стоя посреди спальника, ожесточенно вытирал мокрую после душа голову. Лизка с печальным видом перебирала привезенные мальчишками записи и голографии, то ли сортируя, то ли перемешивая их.

— У нас связи нет, — Игорь присел к столу. — Будем их тут ждать, спуск удобный, они сюда должны подойти. И еще попробуем связаться… Слушайте, дайте поесть, наконец!

Лизка вздохнула и начала «сервировать». Зигфрид включил экран на курсовые камеры.

— Мы решили назвать это место Многоструйная, — объяснил германец. — А вот горы пока не придумали.

— Зубастые горы, — решил Игорь, бросив один взгляд на экран.