"Галерные рабы его величества султана" - читать интересную книгу автора (Андриенко Владимир Александрович)

Глава 5 Предательство и бегство

1660 год


Октябрь-ноябрь


Лагерь крымского хана под Чудновом

Хан крымский Мехмед IV Гирей молча смотрел на своего пленника. Перед ним на коленях стоял гордый воевода русского войска боярин Шереметев. Его одежда была изорвана, а на шее болталась веревка — знак его нынешнего рабского состояния.

Мурзы и салтаны с торжеством смотрели на унижение знатного уруса.

— Гордыня помутила твой разум, — произнес хан. — Аллах наказал неверных такими воеводами как ты, Пожарский и Хованский.

Шереметев молчал.

— Твои воска разбиты. Много гяуров попало в плен. Совсем недавно вот так же стоял предо мной князь Пожарский. Что скажет твой царь? Или у него еще много армий, что я могу разбить?

Шереметев снова ничего не ответил.

— Пусть твой царь уйдет из этих земель, и я дарую ему мир.

— На то воля великого государя, — пробормотал на этот раз Шереметев. — Я только слуга моего царя.

— Поляки побили твоего государя, и я побил войска московского царя не единожды. Чего еще нужно? Взять Москву и надеть на твоего царя вот такой же аркан? — спросил Мехмед Гирей. — Гетман Хмельницкий так и не пришел к тебе на помощь. И не придет. Нам путь на Киев открыт. От твоей армии ничего не осталось.

Эти слова резанули слух боярина. Он и сам знал, что сражение не просто проиграно, его полностью разгромили. Вся артиллерия и обоз достались врагу. Уйти сумело не больше 3 тысяч воинов. Остальные либо лежат мертвыми, либо стали рабами и скоро заполнят рабские рынки Кафы, Гезлова и Бахчисарая.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил хана Шереметев.

— Прикажи воеводе Барятинскому сдать Киев и войне конец. Ведь он твой подчиненный. Ты имеешь право ему приказывать, боярин. Война закончиться и тебя скоро выкупит твой царь. В твоем поражении нет бесчестья. Мне можно проиграть, — самодовольно заявил хан.

Мехмед Гирей был горд тем, что довершил разгром русских без помощи султана. Он справился и без его янычар и спахиев. Настроение хана разделяли все его приближенные. Все были рады победе и скорому возвращению домой.

— Я отдам такой приказ, — согласился Шреметев и опустил голову.

— Ты разумный человек воевода, — примирительно сказал хан и положил руку ему на плечо. — Сейчас с тебя снимут веревку. Ты с этого часа мой гость, но не пленник…


Положение русской армии стало критическим. Поляки вытеснили русских из Белоруссии и Литвы. Но вместо бездарного Хованского был назначен воеводой князь Юрий Долгорукий, человек способный и решительный. Он снова стал наступать, надеясь вернуть утраченное положение в Белоруссии.

С 24 сентября на реке Басе развернулось большое сражение длившееся почти месяц. Поначалу русская кавалерия потеснила поляков. Долгорукий хотел закрепить успех, но Чарнецкий ликвидировал прорыв своими гусарскими хоругвями.

28 сентября битва на реке Басе развернулась с новой силой. Стрелецкие приказы и пешие полки нового строя успешно атаковали центр польской армии Чарнецкого у села Губарево. Наемники короля Яна Казимира сражались из рук вон плохо. Они еще накануне битвы потребовали выплаты жалования, не полагаясь более на королевское слово. Денег у короля не было, и он не заплатил.

И центр Чарнецкого бы тогда не устоял, если бы не успешная атака крылатых гусар на флангах. Основные силы Долгорукого попали в окружение и дрались геройски. Противникам пришлось разойтись в итоге. Победы не одержал никто. Но битва должна была продолжиться…

На юге Шереметев был разбит под Любаром и полностью разгромлен под Чудовом. Его армии больше не существовало и это было, пожалуй, одно из самых страшных поражений русской армии в XVII веке….


Посланец Стефана Чарнецкого при ставке хана полковник Поланецкий увидел, что его жестом подозвал хан.

— Приблизься, — проговорил Мехмед Гирей.

Поланецкий то исполнил. Он приблизился и поклонился.

— Ты желаешь поскорее отправиться обратно? — спросил хан.

— Да, великий хан. Твоя победа порадует моего короля и пана Чарнецкого.

— Отправляйся в ставку Чарнецкого и доложи ему, что он может взять Киев. Пусть срочно двинет все войска туда. Пусть выбьет от туда русских! Эту победу я дарю твоему королю!

Поланецкий поклонился.

— Как только Киев снова станет вашим, дело Богдана Хмельницкого будет проиграно! И его сын Юрий исполнит все, что ему прикажут я и король!

Мехмед IV Гирей понимал, что если так произойдет, то они с Яном Казимиром и Юрием Хмельницким смогут заключить союз не только против Москвы, но и против Стамбула!

Поланецкий получил грамоты от хана и повеление воеводы Шереметева князю Барятинскому. Он приказывал сдать Киев полякам….


Хан вечером снова уединился с Селим-беем и они пили вино, запрещенное Кораном, и наслаждались беседой.

— У нас все получается, мой Селим. Я даже не ожидал, что моя победа будет столь громкой. Мы близки к тому чтобы воплотить мечту многих ханов — добиться независимости ханства от Османской империи.

— Но для этого стоит прекратить войну с Москвой.

— Сенатор Моршинский уже работает в этом направлении, Селим. Сенаторы заставят Яна Казимира пойти на перемирие с урусами.

— Повелитель допускает даже союз с Москвой? Они пока наши враги. До тех пор пока московский царь не выполнит наши условия.

— Нет, Селим. Не союз. Но мне будет нужен нейтралитет Москвы в случае конфликта с Османами. Так что не стоит много требовать от московского царя. Все же он великий царь и сила его велика. С ним нельзя поступать как с мелкими князьками степных племен. Пока за нами стоит султан, мы можем бросать вызов Москве, но сами? Можем ли мы это сделать сами, Селим?

— Такие слова стоит говорить с осторожностью, мой хан. Среди твоих подданных надеется много таких, кто донесет о них султану. И потому не говори о них никому кроме меня.

— Вот этого я и боюсь больше всего. Смогу ли сплотить моих мурз и салтанов, Селим? Все ли они мечтают о возрождении великого ханства? Жив ли в них дух великого Чингисхана?

— Не думаю, мой хан. Многие из наших мурз думают совсем не о величии твоего государства.

— От таких мы избавимся, Селим. Я знаю тех, кто захочет стать моими врагами….


Варшава: резиденция короля Яна II Казимира

Король Речи Посполитой Ян Казимир Ваза принял у себя группу сенаторов.

Он не хотел их принимать, но пришлось. Намеченную на этот день охоту пришлось отменить. Возглавил сенаторов главный подскарбий пан Даниэль Моршинский.

Король не любил этого маленького и худого человека. Его сладкие и тихие речи всегда раздражали короля. Пан Даниэль был противником Яна Казимира и в свое время стоял за коронацию принца Кароля Ваза вместо него.

Пан Моршинский сиреневом с серебром камзоле французского покроя с широким кружевным воротником, увидел короля и отвесил ему поклон. За ним поклонились королю и другие сенаторы. Это были паны Любомирский, Чарторыйский и Томашевский. Все они были в польском платье в отличие от Моршинского и выглядели по сравнению с ним настоящими гигантами.

— Вы потребовали встречи со мной именно сегодня, панове? — недовольно спросил сенаторов король.

— Дела государства потребовали от нас того, ваше величество, — произнес в ответ Моршинский.

— Пан Даниэль не единственный кто занимается делами государства, — резко заявил король. — Но мне пришлось отложить охоту. Не думаю что у вас есть новости, о которых я не знаю.

— Нам стоит подумать о перемирии с московским царем, ваше величество. Ибо дела наши не столь хороши, как могут показаться.

— Вот как, пан Даниэль? Но пан Чарнецкий побеждает московитов! И он смог полностью разгромить московитов! Одна его победа под Полонкой чего стоит.

— Это так, ваше величество, но…

— А пан подскарбий уже нашел деньги для пана Чарнецкого? — перебил подскарбия король.

— Вот про то я и хотел говорить с паном крулем, — спокойно ответил Моршинский.

— Я готов выслушать пана подскарбия Речи Посполитой. Говори, пан.

— Пан Чарнецкий просит денег, ибо его войска не желают сражаться без оплаты. Но в королевской казне денег нет. Мы больше не в силах продолжать эту войну.

— Но победа близка! Хан выступил на встречу войскам Шереметева и готов с ним сразиться. Возможно, битва уже состоялась!

— Даже если хан победит, нам нужен мир, ваше величество. Московский царь может продолжить войну, хоть и ему трудно. Война разоряет наше государство. Налоги со многих областей престали поступать, пан круль. Холопские восстания ширятся по Великой Польше. И если так пойдет, то нам стоит ожидать появления нового Костки Наперского* (*Костка Наперский — руководитель крупного восстания в Польше в XVII веке).

— Пока эти восстания не слишком большие, — вмешался в разговор пан Любомирский. — Но дальше что будет?

— Сенат не даст больше денег на войну, пан круль! — высказался Томашевский. — Хотя у нас их и так нет. Сколь можно повышать налоги? У холопов также не три шкуры!

Ян Казимир давно знал о том, что среди сенаторов ширятся такие вот разговоры. Они воевать не желают. Денег нет! Но зачем тогда было начинать эту войну? Не лучше ли было отдать московитам всю Украину просто так? Пусть забирают!

— Панове, не знают где взять денег на нужды армии пана Чарнецкого? — спросил король.

— Польша и Литва разорены войнами, пан круль, — развел руками Моршинский.

— Но я достану денег на эту войну, — завил Ян Казимир.

— Государь? — не понял его Моршинский.

— Я достану денег на эту войну, повторил король.

— Я хорошо знаю состояние дел королевской казны как подскарбий Речи Посполитой. И могу сказать, что денег у нас нет. А это значит, что шляхетское ополчение и немецких наемников стоит распустить.

— Это значит, что у Чарнецкого останется не больше 7 тысяч солдат?

— Так, ваше величество. А разве можно воевать с такими силами против московитов?

— Значит, в казне нет денег? — снова спросил король.

— Нет, пан круль!

— А я хочу сказать, пан подскарбий, что деньги для пана Чарнецкого у меня есть!

Ян Казимир вчера получил через посредство пана Николая Цвилиховского от Ордена иезуитов 20 тысяч золотых……


Стамбул: дом Дауд-бея

Василий Ржев сидел рядом с Дауд-беем и они разговаривали словно старые друзья. Турок был доволен тем, что Аллах послал ему такого союзника, и он благословил тот час, когда решил пойти за рабами на галеру "Меч падишаха" лично.

Два дня назад он лично выпроводил из столицы капудан-пашу Мустафу и его корабельного агу Абдурохмана. Те трепетали перед грозным чиновником и поклялись что гяуры, которых они прибыли сюда искать убиты, а злобный навет их заставил сделать Вахид-паша.

Галера "Меч падишаха" через два дня должна была выйти в море. А до тех пор капудану и аге сходить на берег строго запрещалось.

— Ты свалил своего врага одним движением, Дауд-бей, — проговорил Василий. — Это говорит о том, что ты отличный игрок. Отчего ты раньше не хотел жить при дворе?

— Не то чтобы не хотел, но не было достойного повода, дабы там появиться. Да и сейчас я не свалил бы Вахида если бы не простая случайность. В исчезнувшей из гарема гяурке твой друг опознал Марту Лисовскую. Вот это было мне на пользу.

— Ты уже узнал кто она такая доподлинно?

— Не все конечно, но кое-что мне стало известно. У великого визиря Кепрюлю везде есть свои глаза и уши. Ты сам много ли знаешь про неё?

— Нет. Я столкнулся с ней по чистой случайности.

— Она действительно шпионка польского короля. А может и работает еще на кого-нибудь. Например, на Орден Иезуитов. Ведь сам Ян Казимир иезуит, как и его ближайшее окружение.

— Но для такого заявления нужны доказательства, Дауд-бей.

— Она шпионка. И то перед лицом султана подтвердили свидетели. В том числе еврейский купец Бен Лазар, что лично видел девку в Бахчисарае. А этот Бен Лазар ведет обширнейшую торговлю во многих саранах.

— Султан больше не сомневается в тебе?

— Нет. Свидетели показали, что девку в его гарем подсунули. И я все дело представил так, словно давно следил за ней, а не напал на след случайно. Я сумел убедить падишаха, что Лисовская проникла в гарем с целью убить его. И стилет тому явное доказательство. Я даже сумел доказать что это стилет был отравлен, и что лишь чудо спасло повелителя. Мой господин великий визирь Кепрюлю теперь в особой милости при дворе. Ведь ему досталась часть моей славы. Он меня продвинул на должность каймакам-паши.

— А что Вахид-паша и его покровитель Ибрагим-паша?

— Скажешь тоже покровитель! — засмеялся Дауд-бей. — Ибрагим отказался от Вахида и проклял его имя. Зачем ему совать голову в петлю, как говоря у вас, гяуров. Он сумел убедить султана, что совсем не покровительствовал Вахид-паше. Он сказал, что этот паша обманом проник во дворец как змея и подлый изменник.

— И султан поверил ему? — спросил Ржев.

— Да. Ибрагим-паша все сумел сделать вовремя. Он опытный царедворец. Такого свалить будет совсем не просто. И он еще может причинить нам немало хлопот. Но мое положение пока прочное.

— При дворе слово "пока" вещь не надежная. В любой момент она может измениться.

— Твой Али из Крыма просто подарок судьбы. Вчера прибыл от него гонец.

— Гонец от Али? — спросил Ржев.

— От него.

— Он стал работать на тебя, Дауд-бей?

— Да. А что ему еще оставалось?

— Или разоблачение или…

— Вот именно, или! И сообщил он мне нечто весьма важное. Кстати, это порадует и тебя, уважаемый челеби* (челеби — вежливое обращение к немусульманину, между тем как "гяур" обращение грубое). Ты ведь имел задание от своего царя свалить хана Мехмеда IV Гирея? И Али тебе в том помешал?

— Так было, — согласился Ржев. — Хотя мне не совсем понятен мотив его поступка. Он не работает на врагов. Али преданный московскому царю человек. Очевидно, он просто по-своему представляет выгоду от своего пребывания в Крыму для Московского государства.

— Теперь он донес мне о заговоре Мехмед Гирея и Селим-бея против султана Блистательной Порты.

— Ты не шутишь, Дауд-бей? — не мог поверить Василий.

— Какие тут шутки. Этот Гирей ничуть не лучше других. Он только прикидывался верным слугой султана, и мой господин Кепрюлю давно желает его свалить с трона. И вот он заговор! Кепрюлю будет доволен. И ты скоро сможешь послать весточку твоему царю в Москву. Я же говорил тебе, что наше сотрудничество будет выгодно нам обоим. Хан крымский Мехмед IV Гирей будет лишен трона.

— Мой царь пока даже не знает, жив ли я, почтенный Дауд-бей.

— Это ничего. От этого твое появление станет еще более значимым для твоего царя. А его положение в Сарматии не слишком хорошее. Реис-эфенди * (*Реис-эфенди — министр иностранных дет османской империи) сообщил мне о победе крымского хана над армией Шеремет-паши. Разгром полный. Даже под Конотопом было легче. Сам Шермет-паша попал в плен к хану. И отдал приказ сдать Киев. Хан заставил его это сделать.

— Сдать Киев? — не поверил Ржев. О поражении Шереметева он уже слышал.

— Да. Сдать Киев полякам Стефана Чарнецкого.

— Полякам? — переспросил Ржев. — Но зачем ему усиливать Речь Посполитую?

— А ты не догадываешься? В этом для хана есть резон. Он возвращает Польше власть над всем правым берегом Украины!

— И они заключат с Крымом прочный союз, — выдохнул Ржев.

— Больше того, они привлекут к этому союзу гетмана Юрия Хмельницкого. И получиться союз таких государств, как Польша, Литва, Украина, Крымское ханство.

— Такой союз может стать сильным.

— Вот именно. И такой союз не выгоден ни твоему царю, ни моему султану.

— Этого допускать нельзя, — согласился Ржев.

— Согласен с тобой, уважаемый челеби. Блистательной Порте также не выгодно большое усиление поляков. Но приказ Шереметева еще не все. В Киеве сидит начальником гарнизона князь Барятинский. Он не выполнит такой приказ. Они как я знаю, с Шереметевым не в большой дружбе.

— Дауд-бей знает слишком много.

— Это моя обязанность все знать, уважаемый челеби. Знание планов моих врагов помогает мне принимать нужные меры. Но у меня к тебе есть и иной вопрос. Что ты намерен делать с твоим другом?

— С Федором Мятелевым?

— Да. Желаешь ли оставить его при себе? И с ним Марта, которую он отпускать не собирается. И дать её убить он не позволит. А она для нас может быть опасна.

— Мятелева я оставлять здесь не хочу. Он слишком ненадежен и болтлив. Не сдержан на язык.

— И что с ним делать?

— Он сам желает убраться из Стамбула вместе с Мартой. Не думаю, что нам стоит его задерживать.

— Но он слишком много знает.

— Много? Нет. Федор не слишком хорошо разбирается в политике. Думаю, что он ничего не понял.

— Как же ты планируешь отправить его из Стамбула и куда?

— Он сам желает уехать.

— Сам?

Василий Ржев кивнул в ответ. Дауд-бей задумался. Уже не хитрит ли с ним Василий Ржев? Это стоит проверить…..


Дауд-бей вызвал к себе Али Чернобородого и Адике.

— Али, для тебя нашлась работа. Для тебя и для твоей девушки.

Адике склонила голову, но ничего не сказала. Женщина должна молчать пока к ней не обратились.

— Все что прикажешь, господин, — произнес Али.

— Ты умный человек. Хотя недавно ты хотел меня обмануть.

— Не тебя, господин! Разве я нанес тебе убыток? А Ферхад-бей — твой давний враг! И это против него все было направлено. Против него, но не против тебя.

— Все это так, Али. Но что было бы если бы твой план провалился? Тогда все всем обвинили бы меня. Ведь ты мой человек. А у меня в Стамбуле немало врагов теперь. Мне завидуют. И если они узнают кто ты и от чего я спас тебя…

— Но этого не случилось, господин.

— И хорошо, что не случилось. А теперь ты должен только помогать мне. И будешь за это награжден. Ты видел в моем доме гяура Василия Ржева?

— Много раз.

— Он стал моим другом и во многом мне помогает. Но Ржев умный человек и станет вести свою игру. Я должен знать обо всем, что он думает.

— Я понял тебя, господин. Адике сделает это…..


Василий Ржев увидел Адике и вздрогнул. Он давно мечтал о встрече с девушкой, но не решался просить об этом Дауд-бея. Он сохранял полное спокойствие и делал вид, что девушка его мало интересует.

— Адике? — вскричал он.

— А ты не рад меня видеть? — улыбнулась она.

— Рад. Но ты словно пропала, и я не мог…

— Теперь я рядом с тобой, Василий. И мы вместе сможем придумать, как нам выпутаться из этой истории.

— Истории? Ты про что?

— Я хочу попасть домой, Василий. И ты сможешь мне в этом помочь.

Ржев не верил этой девушке до конца, но не мог ей противиться. Адике прильнула к нему и оказалась в его объятиях…..


Стамбул: дом Дауд-бея

Федор Мятелев похитил в доме у Дауд-бея одежду слуги для себя и чадру для Марты. Он понимал, что над ним и над ней нависла опасность. Хорошо еще, что в старом сундуке нашлась одежда и его не успели запереть.

— Нам стоит уйти из дома на рассвете, Марта, — сказал Федор.

Она отвернулась от него.

— Не желаешь говорить со мной? Я знаю. Но сейчас времени нет. Нам нужно уходить.

Она снова не ответила.

— Марта, Дауд-бей не станет тебя жалеть. Да и меня тоже. Мы слишком много знаем. Василий Ржев нам не заступа он однажды уже хотел избавиться от меня. Ты про то знаешь сама.

— И что ты решил? — она посмотрела прямо ему в глаза. — Сбежать?

— Да. Сейчас от нас этого еще не ждут. Мне пора отправиться в дом купца Адреотиса. Он сумеет нас спрятать. Ржев не знает про него.

— Но кто позволит нам просто так выйти из этого дома? Ты похитил меня из гарема и сорвал задание, для которого меня готовили! И сам Ринальдини послал меня туда во имя интересов Ордена! Мы провалили задание. А знаешь, что бывает с теми, кто стал на пути иезуитов?

— Но я откуда мог знать что наложница гарема Изабелла, это ты? Сама подумай. Нас с Василием послали в гарем похитить наложницу султана. Я не ожидал увидеть там тебя.

— Но так вышло, Федор! Понимаешь? И кардиналу Ринальдини нет дела до того, почему так получилось. Он нас не пожалеет.

— Ты думаешь?

— Уверена.

— Но Ринальдини все понимает. Он не дурак. Ему можно все объяснить…

— Федор, ты не знаешь что такое Орден! Ты не знаешь о его могуществе! Иезуиты могу все! Их люди есть везде, даже при дворе твоего царя. И Орден рассчитывал на меня. Я покорила Мухаммеда Охотника.

— Ты уложила его в постель!

— Да! — вскричала она. — Я слишком красивая женщина! И что с того что я покорила мужчину? Это моя работа.

— Но это работа для гулящей женки, Марта.

— Что? — она подскочила к нему и ударила его ладонью по щеке.

Он отшатнулся и снова повторил:

— Для гулящей женщины!

— Я не гулящая женщина. И я не обязана оправдываться перед тобой в своем поведении.

— Значит так? На меня тебе наплевать? На меня?

— Федор…

— Нет, ты скажи. Тебе совсем не хочется быть вместе со мной?

— Федор, я совсем не та женщина, что тебе нужна. У меня не такая жизнь.

— Мы очень похожи, Марта. Нас объединяет страсть к приключениям. Мы можем быть вместе. Я думал, что так и будет! Надеялся на это!

— Федор, ты мне не безразличен. Ты мне нравишься как мужчина. И даже могу тебе сказать, что ты лучше султана!

— Но тогда…

— Я должна была быть при Мухаммеде Охотнике и заставлять его делать то, что нужно Ордену. И генерал не простит мне провала. И Ринальдини не простит. Они любят только победителей.

— Но он сам хотел, чтобы я попал в дом Адреотиса. Сам Ринальдини этого хотел.

— Хотел пока ты не провалил важное задание Ордена Иезуитов! А теперь они нас найдут.

— Везде?

— Везде! Особенно в доме твоего Адреотиса!

— Значит, положиться на милость Дауд-бея? Но ты ему опасна. Понимаешь? Он никогда не допустит, чтобы тебя живой захватили его враги и показали султану. Его восхождение к вершинам власти…

— Сама знаю. Я ведь преступница хотевшая убить повелителя Блистательной Порты!

— Значит, стоит бежать!

— Они уберут меня. Но ты ни при чем. Тебе стоит бояться иезуитов, а не Дауд-бея.

— Марта. Я не хочу, чтобы тебя убили. Мы с тобой бежим вместе. Пусть не в дом Адреотиса. Пусть в иное место. Но не может быть, чтобы в таком огромном мире нам негде было бы спрятаться.

— У тебя есть деньги, Федор? — спросила она.

— Немного. Около 50 динаров.

— И у меня имеются кое-какие драгоценности. Но этого мало. С такими средствами нам не сбежать. Да и куда бежать? Как?

— А если захватить корабль? — предложил Федор.

— Что? — не поняла она.

— Захватить корабль. Я знаю, что из порта, должна выйти галера, на которой я был рабом. Это "Меч падишаха". Капудану и всем членам команды сход на берег запрещен. Они получат разрешение и выйдут в море. Кто станет нас с тобой там искать? Мы уйдем через Проливы в Средиземное море к берберам* (берберские пираты). А там решим что делать.

— И как ты предлагаешь захватить галеру? Нас только двое. И я не воин, а женщина. Не забыл?

— Красивая женщина. Как такое можно забыть, Марта? Но и ты не забывай что рядом с тобой сын боярский Федор Мятелев, стремянной стрелец государева полка.

— Вас учили захватывать корабли?

— Нет, но я попробую сделать это.

— Один?

— Отчего один. На корабле много гребцов-кандальников. Вот те и команда. И там есть один занятный запорожец по имени Иван Рог. С таким можно не только один корабль, но целый флот захватить.

— Федор, — Марта смотрела на Мятелева как на сумасшедшего. — Но как ты раскуешь гребцов? Там кроме капудана и корабельных офицеров есть матросы-турки и абордажная команда. А это не менее 30 воинов которые умеют держать сабли в руках.

— А ты положись на меня, Марта. Я сумею добиться своего, ибо в моей голове уже созрел план действий.

— Да какой может быть у тебя план?

— Монсеньор Пьетро говорил, что я удачлив. И он был прав. То мне от деда досталось — смекалка да удача. Он у меня такие дела творил. Эх, и лихой был удалец. Нынче таких поискать.

В этот момент к ним в комнату вошел Минка Иванов. Федор и Мрата вздрогнули от неожиданности. Сын боярский понял, что бывший раб все слышал.

— Минка!

— Федор!

— Ты слышал наш разговор? Подслушивал по приказу бея?

— Нет. Так вышло случайно. Бей всего лишь приказал мне тебя и её караулить. Слуги донесли, что ты украл одежду. Напрасно ты думал, что сундук бесхозный хоть на нем и не было замка. Вот я и здесь! Я тихо незаметно подкрался, пока вы спорили. А ты все и выболтал. Нельзя быть таким беспечным, Федор.

Мятелев вытащил из-за пояса кривой турецкий кинжал. Минка достал ятаган.

— Уж не думаешь ли что в схватке меня одолеешь, Минка?

— Ты не горячись, Федя, — Иванов отбросил ятаган в строну. — Не хочу с тобой биться. Я ведь не за тем в комнату вошел. Сам посуди, коли не дурак. Я ведь мог бы сейчас слуг тихо созвать и схватить вас обоих. Но не сделал того.

— Оно так. А чего не предал, Минка?

— Я православный. И ты в беду попал, и я помочь желаю тебе.

Мятелев снова спрятал свой кинжал.

— И это все?

— Нет не все, Федя. Я думал смогу жить то здесь в доме Дауда. Думал служить ему смогу. Ан не выходит. Не могу быть слугой турка. Не могу. И домой воротиться не могу, дабы снова народ на дворян подымать да бояр. Убили атамана Сокола, а сам я не больно то могу человеков водить за собой. Какой из меня атаман? Смехи одни.

— Думаешь, на Руси иного Сокола не найдется?

— Может и найдется, и тогда заголиться земля у бояр под ногами. Но сколь ждать того? А пока для меня дорога домой заказана. И хочу с тобой идти.

— Со мной? Но куда?

— А куда судьба тя загонит, туда и я пойду. Жизнь здешняя не по мне. В разбойниках повеселее было.

— Да ты ж молился про души загубленные! Помнишь, там на галере?

— То было. Тогда думал помру. Затем по-тихому жить захотел на чужбине. Но мочи нет, Федя. Душа моя бродяжная зовет меня в путь. И чем опаснее тот путь, тем лучше. Возьми меня с собой, Федя. Возьми, бога для. Пригожусь.

— Что скажешь, Марта? Вот нам и попутчик. С ним нас уже трое.

— Пусть идет, — кивнула женщина.

Марту Лисовскую пугали эти люди. Такие вот и становятся настоящими разбойниками с большой догори. И Федор был таким же. Как мог он её понравиться? Мужчина красивый и сильный. Но такой необузданный и дикий….


Киев: ставка князя Юрия Барятинского

Князь Барятинский готовил город к обороне. Он ждал скорого прихода под стены Киева большой польско-татарской армии.

Он сам ходил по стенам и следил за приготовлениями. Рядом с ним были два сотника из стрелецких полков приказа Лопухина — Иван Примаков и Дмитрий Коваров.

— С этой стороны они не подойдут, князь. Мы отметем их от стен пушками, — сказал Коваров. — Я здесь с сотней сумею простоять.

— Не хвались, сотник. Если поляки подведут осадную артиллерию, то не устоишь. Стены то ветхие и их не латать надобно, а новые строить. И войск у нас мало.

Барятинский вздохнул. Если бы Шереметев не угробил армию, то они не оказались бы вот в таком положении.

— Да откуда у них осадные пушки, князь? Армия их налегке подойдет. А у татар такой артиллерии отродясь не было. Устоим.

— В том, что устоим у меня нет сомнений. Я крепость доверенную мне царем не сдам. Но снова много русской крови прольется.

— Сколь её уже пролилось за эту войну, — проговорил Примаков. — Проклятый Юрась не оказал нам помощи. Что у них за гетманы, воевода? Изменники одни. Надо им воевод поставить для порядку.

— Про то не нам с тобой говорить, сотник. То дело государево, а не наше с тобой, — оборвал Примакова князь. — Коль решит государь великий то отберет булаву у Юрася.

— А он нас до той поры продаст. Продаст как Выговский продал!

В этот момент к Барятинскому подбежал посыльный:

— Господин воевода. Князь, польские послы к тебе

— Послы? — удивился Барятинский. — Польские?

— Да.

— С чем прибыли?

— Говорят будто с письмами от воеводы Шереметева.

Сотники переглянулись. Ведь Штерметев в плен попал. С чего это ему с поляками письма слать?

— Идем, — бросил князь. — А вы вдвоем продолжайте осмотр стен. Смотрите за работными, дабы от работ не отлынивали. Для себя стараются.

— Будь в надеже, князь воевода, — поклонились сотники.

Барятинский вернулся в город и в своем доме застал польских послов. Это были полковник Поланецкий и Ротмистр Каховский.

Барятинский пригласил их сесть напротив себя и извинился за свой запыленный наряд:

— Простите панове, что я принимаю вас в таком виде, — произнес он по-польски. — Сами понимаете время военное и мне недосуг. Город надобно к обороне готовить.

— А мы пан воевода как раз привезли тебе письма начальника твоего. Он избавляет тебя от забот об обороне города.

Полковник Поланецкий вручил князю письма. Тот принял их и сломал печать первого. Пробежал глазами и отшвырнул его от себя.

— Что это, панове, вы привезли мне? — строго спросил он.

— То письма твоего начальника, пан! — вскипел Каховский. — Пан Шереметев приказывает тебя сдать город! Он в ответе за него перед царем.

— Ты, пан, не петушись! — осадил князь ротмистра. — Я пока еще здесь именем моего государя главный воинский начальник. А Шереметев мне приказывать не может. Я сюда царем поставлен. И царь мне никакого приказа о сдаче города не давал! А Шереметевых на Руси много!

— Так пан города не сдаст и приказа своего начальника не исполнит? — спокойно спросил Поланецкий.

— Нет, пан полковник. Я буду защищать Киев. А ежели ваши войска захотят его взять, то милости прошу к нам гостевать! Мы уже и угощения наготовили. Али думаете, что победа ваша коли хан Шереметева одолел? У нас таких армий государь великий еще несколько сюда пришлет!

— Это последнее слово князя-воеводы? — спросил Поланецкий.

— Последнее. Иного ответа паны послы не получат. Мои войска готовы сражаться.

Поланецкий уважал смелых людей и с достоинством поклонился князю….


Слободищи: Ставка гетмана Юрия Хмельницкого

Гетман Юрий Хмельницкий уже никакими государственными делами не занимался. Он во всем положился на хорунжего Яненченко и некоторых полковников. Его ставку в Слободищах обложили со всех сторон польские и татарские войска. Но решительного штурма они не предпринимали. Им нужен был союз с гетманом на выгодных для них условиях, а не его поражение.

Пан Иван Яненченко уже неоднократно встречался с представителями польского командования. Они толкали гетмана на скорейшее заключение союза.

В тот день Яненченко вошел к Юрию и громко произнес:

— Пан ясновельможный гетман, к тебе посланцы польского короля и хана крымского.

— Они здесь?

— Так, пан гетман.

— Но сегодня мне не хочется никого принимать, пан Иван. Пусть говорят с моей генеральной старшиной.

— Того нельзя, пан гетман. Они желают говорить лично с гетманом. Дело отлагательства не терпит. Иначе они грозятся начать правильную осаду Слободищ, Юрий. А сил у них сам знаешь сколько.

— Думаешь, они возьмут город?

— Возьмут.

— Но я не могу вот так все решить, Иван. Что тогда скажет царь? И зачем я на это клятое гетманство согласился? Что за проку мне с него? Одни волнения и ночи бессонные!

"Что за гетман? — с отвращением посмотрел на Юрия Яненченко. — Трус. И как должны люди идти за таким вождем? И это сын великого Богдана! Как несправедлива природа!"

Но вслух он сказал:

— Пан гетман, послы ждут!

— Хорошо, пусть войдут.

— И прошу пана гетмана сохранять благоразумие и спокойствие.

— Веди послов!

Яненченко полонился и быстро удалился. Вскоре он вернулся в сопровождении польских комиссаров Станислава Потоцкого и Юзефа Любомирского. От татар был приближенный хана Мехмед Гирея Селим-бей.

Поляки отвесили гетману придворные поклоны, и татарский мурза слегка склонил голову.

— Мы к пану гетману от его ясновельможности круля Яна Казимира, и светлого хана Мехмед Гирея, — начал говорить полный вельможа Любомирский.

Он был в богатом польском кунтуше схваченном у пояса широким кушаком. Его товарищ Потоцкий был во французском камзоле с кружевами и серебром.

— Я готов выслушать слова короля и слова хана! — произнес Юрий, смотря на Яненченко.

— Король предлагает пану гетману забыть ссоры и обиды и снова заключить союз.

— Мой повелитель великий хан Крыма также предлагает гетману союз, — произнес Селим-бей. — Войска Шеремет-паши разгромлены и сам он в плену на цепи у ханского шатра. Он больше не опасен пану гетману.

— Прошу садиться, — гетман пригласил послов сесть. — Я рад, что паны принесли мне мир, но какова будет цена, что я заплачу за этот мир и за новый союз?

— Самые почетные условия для пана гетмана! — поспешил заверить Хмельницкого Любомирский. — Ибо мой король не считает пана гетмана проигравшей стороной.

— А подробнее? Я бы хотел вернуться к тому договору, который был заключен при гетмане Выговском.

— Пан имеет в виду создание Великого княжества Русского? — спросил Потоцкий.

— Так, пан комиссар. И себя как сын и наследник гетмана Богдана я видел князем русским с правом предавать мою власть по наследству.

Яненченко посмотрел на Юрия.

"А он не понимает, в каких обстоятельствах оказался. Совершенно не понимает. Если поляки не пошли на такие условия с Выговским, то с ним и подавно не пойдут. Они побеждающая сторона. Неужели ему это не понятно? Он то готов расплакаться как баба, то корчит из себя великого гетмана. Он просто смешон!"

Польские комиссары также были удавлены теми требованиями.

— Пан гетман, — начал Любомирский. — Мой круль Ян Казимир и сенат Речи Посполитой предают пану следующие условия. Пан гетман принимает покровительство и вечное подданство польского короля. Пан гетман будет обязан сражаться с врагами короны, а таковыми сейчас являются московиты. Пан гетман будет обязан заключить союз с крымским ханом Мехмедом IV Гиреем и не нападать на владения его ханского величества.

— А княжество Русское?

— Такие вопросы сразу не решаются, пан гетман. То дела будущего. Пока нас стоит совместными усилиями разгромить московитов и освободить от них державу пана гетмана.

— Не стоит совать в рот сразу два куска, пан гетман, — поддержал Любомирского Потоцкий. — Для того еще придет время.

— Но я сын гетмана Богдана! А моему отцу польские сенаторы сами привезли булаву гетмана Украины в 1649 году! Разве того не было?

— Было, пан гетман! — вмешался в разговор Селим-бей. — Но тогда под стенами вашего города не было 15 тысяч поляков и 30 тысяч воинов моего хана.

Это была прямая угроза. Юрий был трусом и сразу испугался. Вступать в схватку с такими силами он бы не решился никогда.

— Пусть пан гетман подумает, что сулит ему такой союз, — стал сглаживать горечь слов татарина Любомирский. — пан обретет двух сильных союзников, что не дадут его в обиду. И благодаря этому союзу пан гетман и сам станет сильным. Мы совместными усилиями разгромим московитов и вытесним их из пределов Украины. И под булавой пана гетмана снова будут собраны все земли, что были под булавой его отца гетмана Богдана.

Хмельницкий снова посмотрел на Яненченко.

— Пану гетману нужно подумать над словами панов комиссаров, — вмешался генеральный хорунжий. — Он даст свой ответ завтра. После совета с генеральной старшиной Войска Запорожского.

После этого посланцы откланялись и ушли, оставив гетмана и хорунжего наедине. Хмельницкий снова впал в панику.

— И это то чего ты мне обещал, пан Иван? — закричал Юрий. — Они обещают мне лишь часть того, что имел мой отец! Причем малую часть!

"Если бы был хоть половиной своего отца, — подумал Яненченко, — то они дали бы больше".

— Меня не желают признавать князем, пан хорунжий! Они не признали Выговского! Но он был узурпатором! Я же законный гетман! Я наследник своего отца!

— Пан гетман, в настоящее время мы не можем требовать большего. Послы нам ничего сверх того, что обещали не дадут. У нас здесь осталось всего две тысячи войска. Остальные твои силы у Брюховецкого и Сомка. Но сейчас они никак не подойдут нам на подмогу. На русских также нечего рассчитывать, если ты сам не поддержал их, Юрий. У нас нет выбора.

— Значит, ты советуешь идти под короля?

— Да. Иного пути нет.

Гетман обхватил голову руками и простонал:

— Отчего мне все это? За какие грехи, Господи?!


Стамбул: порт, галера "Меч падишаха"

Капудан-паша Мустафа был искренне удивлен тем, что два его беглых раба сами явились на галеру и просили его спасти их от смерти. Такого в его практике еще не бывало. Часто бежавших рабов возвращали силой, но чтобы сами — такое впервые. Причем, вели себя вернувшиеся гяуры вызывающе и явно были в себе уверены. Это еще больше озадачило Мустафу.

— Я не могу вас понять, гяуры! Вы просите меня о помощи? Вы беглые и подлые рабы?

— Да. Мы ждем, что ты нам поможешь, — произнес в ответ Мятелев.

— Я? А если я велю вас обоих заковать в цепи и снова к веслу посадить? Нет! Это слишком малое наказание для таких негодяев как вы. Я велю вас пытать корабельному палачу. С вас по куску станут сдирать кожу.

— Ты так не сделаешь, эфенди, — произнес Минка.

— Не сделаю? Ты слышал, что они сказали, Абурохман, — капудан-паша повернулся к корабельному аге.

— Отдай мне гяуров, и они пожалеют о своей наглости! — вскипел Абдурохман и в его руке оказалась плеть.

— Может, ты дашь нам сказать, Мустафа? — спокойно выдержал все нападки Мятелев.

— Что ты можешь мне сказать еще, гяур? Что-то важное?

— Да. Мы принесли тебе спасение, Мустафа. Я и мой друг. Твои бывшие галерные рабы.

— Спасение? — снова ничего не понял капудан.

— Спасение для тебя и твоего аги Абдурохмана. Мы бежали из дома Дауд-бея. И слышали как тебя и Абдурохману вынесли смертный приговор.

— Что? — не поверил Абдурохман.

— Для этого Дауд и задержал галеру в порту. И для этого он запретил вам покидать борт судна.

— Но почему? Как могло такое случиться? Дауд-бей простил меня. Да и можно ли верить на слово поганым гяурам?

— Нельзя! — взревел Абдурохман. — Давай я забью их на смерть плетьми!

— Ты можешь нам не поверить. Но люди с приказом о вашей казни уже идут сюда. И скоро они окажутся на борту галеры. И тогда для вас спасения уже не будет.

— Но отчего ты решил спасти меня, гяур? — спросил Мятелева капудан. — Какая выгода в том для тебя?

— Наши с Минкой жизни в опасности и ты можешь нас спасти. Вот почему мы здесь.

— Дауд-бей решил избавиться и от вас? Так?

— Да, капудан-паша. Наши с Минкой жизни также под угрозой.

— И что же мне делать?

— Пока судно под твоей командой прикажи выйти в море. Мы уйдем в Средиземное море через проливы и там присоединимся к берберским пиратам. Там ты сумеешь начать новую жизнь, капудан-паша…


Мустафа остался с Абдурохманом наедине. Гяуров он приказал отвести на палубу.

— Думаешь, они говорят правду? — Абдурохман посмотрел на Мустафу.

— Так и получается. Дауд и великий визир не простили нам того, что мы сделали. Ведь паша Ибрагим отказался от Вахид-паши. Думаешь, он станет заступаться за нас с тобой? А нас накрепко привязали в Вахид-паше. А он не сегодня-завтра получит от султана шелковый шнурок!

— Нам с тобой такой чести не окажут.

— Именно. Прикажут зарезать как свиней. Стоит опередить их и бежать.

— К пиратам?

— А почему нет? Я сколько раз слышал о тех, кто стал пиратом. Берберы не выдают своих, и воют за султана только когда им самим это выгодно. А здесь что я выслужил за столько лет службы?

— Ты прав. Но я этими гяурами стоит быть осторожными.

— Мы запрем их в каюте и выпустим после того как доберемся до первого берберского порта….


— Думаешь, поверят? — спросил Минка Мятелева.

— Поверят. И скоро мы выйдем в море. И пусть тогда нас ищет и Дауд и Ржев.

— Но если они сделают нас рабами?

— Не сделают, Минка. Турки умеют быть благодарными.

— В отличие от наших дворян да бояр. В бою и на войне дворянин мужику брат, а дома мужицкий кат.

— Снова ты за свое, Минка. Так ненавидишь дворян?

— Враги они наши. Токмо про себя думают, не про мужика не про Русь, но про прибытки свои…

— Тихо. Капудан…

На палубу вышел капудан-паша и отдал приказ сниматься с якоря. Минка посмотрел на Федора. Все шло по плану.

— Теперь главное чтобы Марта не запоздала…


Марта быстро сумела проплыть расстояние до галеры и поднялась на борт по якорному канату. Она спряталась за большими бухтами канатов. План Федора Мятелева стал работать.

"А Федор хоть и авантюрист, и отчаянно смелый человек, все отлично придумал. Он действительно на редкость удачлив. И такой как он может обмануть даже всесильный Орден".

Она осмотрелась и увидела Федора с Минкой….


Глазастый Минка сумел заметить Марту и сказал про это Мятелеву:

— Марта уже здесь.

— Точно? Я не вижу никого.

— Она осторожна. Она там за бухтами канатов. Так что все в порядке.

Мустафа приблизился к бывшим рабам.

— Я поверил вам, гяуры. И получается так, что ваш должник. И я не сделаю вас за это рабами. Но пока вы станете моими пленниками и будете заперты в одной из кают.

— И до каких пор мы будем там сидеть? — спросил Мятелев.

— Мы доберемся до берберов, и тогда вы получите свободу.

— Свободу? И только свободу? — спросил Мятелев.

— А чего тебе еще? Свобода дороже всего золота мира, гяур….


Стамбул: дом купца Адреотиса

Бен Лазар прибыл в дом купца с плохой новостью. Он не хотел её сообщать, но выбора не было. Затем будет еще хуже. Пусть Адреотис знает правду.

Адреотис уже по лицу еврея догадался, что случилось нечто неприятное.

— Что? — спросил он.

— Случилось нечто… — Бен Лазар замялся.

— Говори!

— Те люди исчезли. Мои наблюдатели не спускали с них глаз. Но они сумели обмануть всех, и моих людей и слуг Дауд-бея.

— Как исчезли? Но ты говорил что они в доме… Как они могли исчезнуть? Куда? Разве можно вот так беспрепятственно покинуть Стамбул? Может их убили?

— Нет, почтенный. Нет. Сам Дауд-бей был в ярости. Он видно и сам не ожидал, что они просто так исчезнут. Но как они покинули его дом, никто не видел.

— Ты искал их?

— Везде. Но они как в воду канули. Мои слуги переговорил с людьми Дауда и те подтвердили, что трое ушли из его дома, да так тихо, что просто можно подумать, что они колдуны, а не обычные люди.

— Городские ворота? — спросил Адреотис.

— Перекрыты, почтенный Адреотис! Я это сделал сразу же.

— Морские порты?

— Везде мои люди. У всех купеческих иностранных кораблей на которые они могут попроситься, стоят соглядатаи.

— Хот один купеческий корабль за это время покинул порт?

— Нет. Венецианские галеры только готовятся сняться с якорей.

— Когда они желают уйти?

— Завтра.

— Нужно проверить эти суда. Подкупи капитанов и переверни там все. Я дам тебе еще людей. Мне нужны эти люди. И самое главное — мне нужен сын боярский. Ищи его!

— Все исполню.

— А какие суда покидали порт? За это время как они исчезли?

— Только две военные галеры. Но на их борт никто посторонний не поднимался. За это могу поручиться головой. Они ушли в Средиземное море.

— Горе нам с тобой, Бен Лазар, если мы не найдем боярского сына!

— А если мы его найдем? Что делать далее? Следить или схватить его?

— Хватай! Но так чтобы его не помяли. И сразу в мой дом.

— И остальных также в твой дом?

— Да. Но остальные меня интересуют мало. Хорошо если мы захватим и их, но если нет — ничего. Главное — боярский сын Мятелев.


Море: галера "Меч падишаха"

Боевая галера османского флота прошла проливы и вышла в Средиземное море. Капудап-паша Мустафа вздохнул с облегчением, когда пушки большого форта исчезли вдали. Их никто не остановил.

— Мы ушли, Абдурохман. Ушли из Стамбула!

— И мы поставили себя вне закона. Теперь мы не во флоте Османской империи.

— Это да, но мы с тобой сохранили жизни, Абдурохман. А это уже не мало. Мы с тобой попали между больших жерновов по имени Дауд-паша и Вахид-паша. И они едва не перетерли нас с тобой.

— Главное нам пристроиться среди пиратов. Не сдадут ли нас пиратские беи османам? Как думаешь?

— Нет. Такое они делают редко. Да и османским капуданам не с руки сориться с пиратскими беями из-за нас. Капудан-паша галерного флота империи не станет раздувать скандала. Идет война. А мы с тобой не большие государственные преступники. Мы ведь не враги султана.

— Главное для нас с тобой сохранить лидерство на галере. Команда сможет нас спихнуть с наших постов. Когда все узнают, что мы ушли к пиратам здесь такое начнется.

— Значит, нужно им все рассказать самим, Мустафа. И рассказать так, чтобы они поняли правильно.

— Как это сделать?

— Подумаем….


В каюте, где сидели Федор и Минка было темно. Светильник недавно погас и новый им никто не принес.

— Прошли форты! — сказал Минка. — Точно тебе говорю, что прошли. Уже часа два-три как прошли.

— И что с того? — спросил Федор.

— Мы вышли в Средиземное море, Федя! И нам пора начинать наше дело.

— Как только придет Марта, начнем. Она будет здесь, когда стемнеет.

— Уже наверняка стемнело! Это в этой каюте мы ничего не видим ночь сейчас или день.

— Марта отопрет каюту и мы сразу же отправимся на палубу, где сидят гребцы.

— А там?

— Там — дело случая, Минка. Нам или повезет или нет. Но я счастливый. И думаю, что мое счастье и на этот раз меня не обманет.

— Тако и наш батька атаман Сокол говорил. Ему такоже везло. Но в один момент предали его и схватили его бояре и показнили, Вот те и счастье.

— Не ты ли соглашался в доме Дауда рисковать со мной? Мог бы и у него остаться. Кто тебя сюда звал?

— Не думай, что я испугался. Будет, так как бог даст.

— Оно так.

— Но мы на святое дело идем, Федор. Рабов от цепей освободим. Я сам столь долго за веслом просидел. И потому я не забоюсь. Не может Господь не даровать нам с тобой удачу.

— Я же никогда рисковать не боялся, Минка. Сколь всего было за этот год, что и вспомнить сложно. Сколь всего пережито и видено мною, Минка. С Москвы прибыл я в армию и сразу стал десятником головного дозора. Сколь раз с тарами рубился и казаками Выговского.

— А за ради чего ты воевал, Федя?

— Как за ради чего? Я ведь сын боярский и в стремянном государевом полку службу нес. Я государю великому крест целовал. Тако и мой отец делал, и мой дед, и прадед.

— За царя воевал стало? — спросил Минка.

— За царя! А ты чего про сие спрашиваешь?

— Дак, атамана Сокола показнили и обвинили его в том, что он изменник царю.

— Снова ты про Сокола своего.

— Про него! Я знать хочу. Отчего царь за бояр стоит? Отчего, не простой народ? Скажи мне стрелец? Отчего, он неправду боярскую покрывает?

В этот момент двери в каюту отворились. Это Марта Лисовская открыла засов с той стороны и вошла внутрь.

— Марта! — вскричали оба мужчины. Они узнали женщину в полоске лунного света, что проник в открытую дверь.

— На палубе всего несколько матросов. Мы сможем проскольсзнуть за бухтами канатов и за мешками, что уложены по левому борту, — сказала она….


Стамбул: шелковый шнурок

Вахид-паша с трепетом увидел султанского алай-чауша который шествовал во главе большой свиты из чаушей в белых кафтанах с ятаганами в руках.

Алай-чауш на белоснежной чалме которого блестел золотой челенк — знак храбрости проявленной в бою — нес перед собой серебряный поднос, накрытый куском атласа.

Вахид уже понял, что лежит под этой тканью. Он сам неоднократно добивался таких вот "подарков" для своих врагов. Сколько их было убито по его наветам и по приказу падишаха? Сейчас он не мог даже вспомнить. Так неужели же пришел и его час? Как могли враги переиграть его? Его анатолийскойго казаскера империи Османов?

Его горло перехватило, словно там застрял большой комок.

— Вахид-паша! — произнес алай-чауш. — Это тебе подарок от повелителя османов!

Он сдернул ткань, и паша увидал шелковый шнурок. Он попытался отступить назад, но чауши султана схватили его за руки.

— Повелитель желает, чтобы ты умер, Вахид-паша!

— Я… — пролепетал он. — Я верный слуга падишаха полумира….

— Это хорошо. И потому воля султана для тебя священна.

Шнурок перехватил горло бывшего анатолиского казаскера империи, и спустя минуту все было кончено. Падение с высоты власти как всегда сопровождалось смертью упавшего…..


Море: галера "Меч падишаха": битва

Мятелев пригнувшись пробирался между мешками у левого борта галеры. За ним шел Минка, а за Минкой бесшумно скользила Марта Лисовская.

— У вас есть план действий? — тихо спросила Марта Минку.

— Есть, — ответил тот. — Но больше всего мы с Федором полагаемся на удачу. Он ведь стервец шибко удачливый.

— Про это я уже знаю.

— Сейчас мы проскользнем на нижнюю палубу, где содержаться гребцы. И тогда начнется самое интересное.

Но до нижней палубы они не дошли. Впередсмотрящий галеры неожиданно закричал:

— Прямо по курсу судно!

Наши беглецы тут же спрятались за мешками.

— Что такое? — прошептала Марта.

— Впереди корабль, — ответил Федор.

— Чей? — спросила она.

— Если бы я знал.

— Скоро узнаем, — произнес Минка. — Но сейчас нам стоит помолчать.

На палубу поднялся встревоженный капудан-паша и все корабельные аги….


— Что там такое? — спросил Мустафа впередсмотрящего.

— Большой корабль.

— Корабль? Ты не во сне ли видел корабль, шайтан тебя раздери?

— Сигнальные огни впереди, господин.

Мустафа принял от Абдурохмана подзорную трубу. Он всмотрелся вперед и сразу понял, что корабль моряку не приснился.

— О Аллах! — вскричал он. — Боевой сорокапушечный фрегат.

— Чей? — спросил Абдурохман.

— В темноте не видно флага, но постройка явно испанская. Как он мог так далеко зайти в эти воды?

— Охотник за призами* (*охотник за призами — пират). Они часто заходят в такую даль дабы ограбить одного-другого купца. Но нам не стоит с ним встречаться, Мустафа. Одна галера не сравниться по огневой мощи с фрегатом. Они раздавят нас своими пушками на расстоянии.

— Это если они нас обнаружат.

— Нам стоит быстро свернуть с этого курса! Отдай приказ…

— Нет! — оборвал его капудан-паша.

— Нет?

— Мы не станем бежать, Адбурохман. Но мы нападем первыми.

— Нападем на фрегат? — не поверил Абдурохман. — Это безумие! Как мы можем напасть на сорокапушечный фрегат? Если бы у нас было три галеры, а не одна…

— А мы нападем на них все равно.

— Безумие! — снова сказал Абдурохман. — Безумие!

— Но это безумие может дать нам хороший корабль и пушки. Сам понимаешь, что являться с пустыми руками к берберским беям — не стоит. Команде приготовиться к абордажу! Но не шуметь! А ты, Абдурохман иди к своим гребцам и поторопи их лично!

— Но на фрегате больше 100 солдат и 40 матросов!

— Ничего! Внезапность поможет нам. Там почти все спят. Они нас пока не обнаружили, а когда обнаружат будет поздно….


— Федор, они собираются атаковать боевой фрегат! — прошептал Минка на ухо Мятелева.

— Слышал.

— Это безумие.

— Мы также недавно отважились на безумие, вдвоем пожелали захватить галеру, освободив гребцов. Мустафа сейчас делает нечто подобное.

— И, думаешь, у него это выйдет?

— Кто знает? Но возможно — да. Судьба и счастье покровительствует смелым….


Судьба в этот день была явно на стороне Мустафы. Испанский фрегат не спал. Но его люди сами готовились к атаке на другую османскую галеру, что находилась по иную сторону курса, и потому Мустафа не мог её видеть.

Испанский капитан подбирался к судну противника и не знал, что за ним самим ведётся охота.

На второй османской галере врага, наконец, заметили, и ударила пушка. Ядро пролетело мимо цели и плюхнулось в воду далеко от фрегата. Испанцы громко захохотали.

— Они не сумеют навести свои пушки! — закричал капитан испанцев. — Приготовиться к залпу! Носовые орудия!

— Орудия готовы, сеньор!

Ударили носовые пушки фрегата и с палубы галеры были сметены защитники, кроме того, были повреждены мачта и снасти. Раздались крики ярости и боли.

Капудан-паша галеры "Меч падишаха" понял все что там происходит:

— Испанцы попались в ловушку. Они ввязались в бой с судном султанского флота! Они не ждут нападения с тыла! Аллах покровительствует нам и дарует нам победу!

Он призвал двоих доверенных рабов. Но те и сами пришли со всем необходимым. Давно знали своего господина. Они быстро облачили Мустафу в легкую кольчугу и вместо чалмы водрузили ему на голову остроконечный шлем.

— По моей команде кидайте абордажные крючья, и да поможет нам Аллах одолеть неверных.

Корабельные аги кивнули в знак согласия. Они были привычны к такой работе….


Федор наблюдал за маневрами и понял, что задумал капудан. Он повернулся к Минке и сказал:

— Хорошо, что мы с тобой не поторопились и не освободили гребцов.

— А чего хорошего? Нас либо потопят либо…

— Думаешь, гишпанцы ежели одолеют, калачами тебя накормят? Также в кандалы закуют и продадут в рабство. И снова станет грести море на какой-нибудь галере. А кому она принадлежит — без разницы.

Снова послышались выстрелы из пушек. Испанцы обстреливали свою дичь. Галера "Меч падишаха" летела вперед. Абдурохман умел заставить гребцов работать, и тяжелые весла с бешенной скоростью мелькали в воздухе.

— Слышь, Минка, мы с тобой станем Мустафе помогать.

— Как скажешь, Федя. Но оружия у нас нет.

— Захватим в бою. Скоро его будет некуда девать!

— Федор? Ты собрался сражаться с христианами? — изумилась Марта. — Как можно?

— С гишпанцами, Марта. А какие они христиане? Паписты поганые! Хуже язычников!

— Но и я католичка!

— Марта, ты схоронись за кулями и не высовывайся во время боя. Мало ли чего.

— Ты мне не ответил…

— Все разговоры оставим до после битвы.

— Но тебя могут убить! — она схватила его за руку.

— Я счастливый. Не в этот раз….


Капудан-паша закричал:

— Абордажные крючья!

И пять крюков полетели к испанскому фрегату. Три из них зацепились, и моряки и солдаты галеры стали тянуть. Они не жалели себя ибо знали что в их распоряжении немного времени. Скоро враг опомниться и тогда все может повернуться по иному!

С испанского судна стали доноситься тревожные возгласы. Они увидели опасность, но Мустафа приказал обстрелять фрегат из луков и десятки смертоносных стрел полетели к цели и поразили много врагов.

Суда сблизились и первые солдаты абордажной команды галеры, ухватившись за канаты, полетели на вражеский корабль. Третьим приземлился на палубе фрегата сам капудан-паша. В его руках был ятаган, с которым он сразу разделался с испанским солдатом, отрубив ему голову.

Затрещали выстрелы из мушкетов. Три воина Мустафы пали на палубу, обливаясь собственной кровью.

Один из офицеров фрегата стал организовывать мушкетеров для стрельбы.

— Не давайте гяурам построиться! — заорал Мустафа. — Нападайте! Не щадите никого!

Турки кинулись в бой. Началась рукопашная схватка. Испанцы отбивались шпагами и короткими абордажными саблями. Всюду слышались звон оружия, крики ярости и стоны раненных и умирающих.

Мустафа-паша ловко отражал удары. Его команда не отставала от него. Эти люди на несчастливой галере умели драться на смерть. Ятаган отбил шпагу молодого испанского дона в кирасе с золотой насечкой. Но дон ударил пашу кинжалом, что был в его левой руке и оцарапал руку. Мустафа вскрикнул, но не отступил ни на шаг. Он сделал новый выпад, но испанец владел оружием хорошо.

Небольшой отряд сумел задержать абордажников Мустафы и стрелки на мостике сумели организоваться. Ими командовал опытный офицер.

— Приготовить мушкеты! Мы сметем их одним прицельным залпом!

Капудан-паша понял как велика опасность такого залпа.

— Почему лучники с галеры не стреляют?! — орал он.

Но сам понимал, что в такой сутолоке это просто невозможно. Стелы могут поразить и его людей. Это испанцем хорошо вести огонь сверху.

Со стороны второй османской галеры послышались крики призывающие бить врага. Они поняли, что подоспела помощь….


Федор устремился вперед, зацепившись за канат, и быстро оказался на палубе испанского корабля. Он подобрал ятаган убитого турка и бросился в бой.

Он прорвался вперед. На лестнице, что вела на мостик, было три испанца. Федор налетел на первого и убил его первым выпадом.

За Федором поспевал Минка Иванов. Он подобрал шпагу убитого Мятелевым испанца. Хотя конечно владеть таким оружием он мог неважно.

Федор отбил выпад второго солдата и проскользнул мимо него. Минка сориентировался и вогнал клинок в шею споткнувшегося испанца.

— Федор! Они мушкеты приготовили! — заорал Минка, смотря на стрелков.

— Еще один шаг!

Мятелев отклонился в строну, и клинок врага прошел мимо него, а сам он выбросил руку с ятаганом. Кривое лезвие вошло в тело испанского солдата. Тот вскрикнул и, перевалившись через перила, рухнул вниз на палубу фрегата.

Он прорвался на мостик! Перед ним оказался тот самый офицер, что командовал стрелками. В его руках была шпага с круглой и широкой гардой.

Мятелев быстро отбил выпад своим клинком и сам нанес удар. Офицер отразил его кинжалом, зажатым в другой руке.

— Ножик хитрый себе завел! — закричал Федор. — Иш ты кикимора заморская! Не по христиански так-то! Одной сабелькой надобно! Сабелькой.

Испанец что-то проорал в ответ. Но сын боярский не понял что. Они снова скрестили клинки.

— Хотя у тебя и не сабля вовсе! — продолжил Федор. — А этим вертелом много не навоюешь.

После этих слов его ятаган вошел в грудь офицера, пробив стальной нагрудник.

— Ты доконал его, Федя! — заорал Минка, потрясая окровавленной шпагой. — Теперь бей остальных!

— За тем дело не станет!

Мятелев приготовился к новой схватке, но, увидев гибель офицера, испанские солдаты стали бросать оружие. Битва с этой стороны кончилась.

Те воины-испанцы что сражались с первой галерой вообще растерялись, услышав позади себя пальбу и вопли турок.

— О святая Мадонна, нас предали!

— Что там? Что случилось?

— С той стороны нас атаковали!

— Помоги нам бог!

— Нас не пощадят! Нужно сдаваться!

Но капитан испанского фрегата сдаваться не пожелал:

— Кто там предлагает предательство? Мы еще не проиграли!

Он стал ругаться на чем свет стоит, но его быстро уложили выстрелом из пистоля. Судно было захвачено турками….


Море: фрегат "Санта Мария де ла Виктория"

Мустафа подошел к Федору и произнес:

— Ты отлично сражался, гяур. Ты спас нас. И я могу это признать. Одолел опытного фехтовальщика.

— Этого? — Мятелев указал на труп офицера. — У него оружие никуда не годное.

Турок подобрал шпагу испанца и внимательно осмотрел клинок.

— Это толедский клинок. Отличная работа и сбалансирован как! так что ты не прав. Это твоя добыча.

Мустафа протянул шпагу Федору. Тот принял её и сказал:

— Я к иным клинкам привык. Чего мне с этого?

— Возьми, возьми. Это хорошая шпага. Она тебе еще послужит.

Если бы Федор мог тогда знать, как капудан-паша османского флота был прав. Этот толедский клинок будет спасать его жизнь в диких дебрях Южной Америки.

— Как ты выбрался из каюты, где был закрыт? — спросил капудан.

— Дак битва началась. А я не мог пропустить битву, эфенди.

— Хорошо. Ты бросился на врагов с голыми руками и только на испанском корабле получил оружие. Это смелый поступок. А я ценю смелость и умение драться на саблях. Ты хороший воин.

— Давно держу клинок в руках, эфенди. А в награду за мою помощь, если таковой достоин, не забудь нас отпустить на волю, когда придет время для этого.

— В том могу тебя поклясться Аллахом. Ты и твой друг получите свободу. А пока ты мой гость. Желаешь остаться на этом судне? Сейчас сюда прибудут мои матросы, и для тебя будет выделена лучшая каюта. Или снова прейдешь на "Меч падишаха"?

— Не я останусь на этом корабле.

— Эй! — Мустафа приказал привести пленных офицеров.

И тех поставили перед ним. Их было трое.

— Кто из вас командует этой посудиной? — спросил он через толмача* (*толмач — переводчик).

— Вон лежит его тело. Это дон Хуан де Гонсало и Вальдес, — ответил не высокий средних лет офицер. — Я хорошо говорю по-турецки и пусть, эфенди не утруждает себя толмачем.

— Кто ты? — спросил Мустафа.

— Штурман фрегата "Санта Мария де ла Виктория" дон Рамон де Нарвега.

— Всех вас сейчас запрут в трюме. У вас будет выбор, либо принять ислам и пойти со мной, либо стать рабами и быть проданными в первом же берберском порту. Подумайте что для вас лучше. Несколько дней у вас есть.

Нарвега поклонился и опустил голову.

— А что у вас вон в той каюте? Что там такое? Золото испанского короля? Почему закрыта?

— Там наш пассажир, эфенди. Некий очень важный господин.

— Что за господин? Кто такой?

— Этого я не могу знать. Про то знал только сам капитан. Но он мертв.

— Хорошо! Увести всех пленных и запереть в трюме! Быстро!


Мустафа с видом повелителя распахнул двери каюты таинственного пассажира фрегата. Он вошел внутрь и думал, как этот человек задрожит при виде его обрызганных кровью врагов боевых доспехов. Такое бывало не единожды.

Но в каюте был совершенно спокойный высокий человек средних лет. Ни один мускул на его лице аскета не дрогнул. Он учтиво склонил голову:

— Привет тебе, эфенди! — произнес он на турецком языке.

— Я капудан-паша османского флота Мустафа. А ты кто такой?

— Я? Тот, кто имеет тамгу великого падишаха полумира, — спокойно ответил незнакомец и протянул Мустафе пергаментный свиток. — Посмотри сюда!

Мустафа пригляделся и похолодел. Под документом стояло: "????????". Это было имя падишаха полумира. А это означало, что лично повелитель османской империи повелевает всякому подданному падишаха соблюдать все, что скажет предъявитель сего!

— Откуда это у господина? — Мустафа побледнел.

— А разве эфенди не должен повиноваться, и ни о чем не спрашивать?

— Да. Прости мое любопытство, эфенди.

— Ты можешь не переживать, почтенный капудан-паша. Я все знаю о тебе. Ты бежал из Стамбула. Разве не так? Но ты, по-прежнему, трепещешь при имени султана.

— Берберские пираты не враги великому султану. И одно дело бежать из Стамбула, а иное стать личным врагом падишаха.

— Я это знаю. И потому помогу тебе, капудан-паша.

— Поможешь?

— Ты желаешь, чтобы пиратские беи приняли тебя?

— Да. Это мое желание.

— Тогда я дам тебе такую возможность. Ты получишь от меня письмо к Шагин-бею. И он примет тебя одним из своих капитанов.

— К Шагин-бею? — Мустафа был искренне удивлен, что этот гяур знает самого большого берберского бея. И он даже обещает ему протекцию.

— Не веришь в мои возможности? — снисходительно улыбнулся незнакомец.

— Верю, — произнес Мустафа, заколдованный взглядом этого человека.

— Вот и хорошо. А сейчас позови ко мне того человека, что гостит на твоей галере.

— Ты и про него знаешь?

— Я многое знаю. Но не медли. Я жду его.

После этого Мустафа вышел из каюты и аккуратно закрыл за собой двери.

"Кто этот человек? Я так и не спросил его имени. Но заставил меня повиноваться одним своим взглядом. Уж не сам ли это шайтан*? (*Шайтан — черт). Или один из таинственных дэвов властителей судеб? Он все знает обо мне и моих планах. Ему не стоит перечить"……


Федор Мятелев был удивлен не менее Мустафы. Он видел пред собой кардинала Пьетро Ринальдини!

— Монсеньор?

— Ты узнал меня, Федор. А я ждал тебя.

— Здесь, монсеньор? На этом корабле? Я не могу прийти в себя от того, что монсеньор здесь!

— Здесь. Я знал, что сейчас ты не попадешь в дом Адреотиса. Я знал, что ты окажешься волею судеб на османской галере "Меч падишаха".

— Это странно, монсеньор. Странно, что ты все знаешь обо мне. Ты можешь видеть судьбы?

— Могу. Но не пытайся узнать, что тебе ждет в будущем, Федор. Я понимаю про что ты желаешь спросить.

— Отчего же мне не знать что меня ждет?

— Бог даровал нам две даты, Федор. Две. Одну мы знаем. Вторая скрыта от нас. Дата рождения тебе известна, а бог не желает давать тебе знания о второй дате — дате смерти.

— Моя смерть будет страшной? — спросил Мятелев, побледнев.

— Роr las Entranas de Dios! Всякая смерть страшна. Мало кому в этом мире хочется умереть. Но сейчас я звал тебя не для того чтобы говорить о судьбе. Ты должен знать, что тебе делать далее.

— Но со мной…

— Марта и твой друг, бывший галерный раб? Я знаю про это. Я знаю что Марта провалила задание, которое ей было дано. Но так распорядилась судьба. А с судьбой не может спорить даже Орден иезуитов. Так что напрасно она испугалась моего гнева. Да и сделала она при дворе султана не мало, хотя даже не догадывается об этом.

— Значит ей можно явиться к тебе?

— Нет. Видеть её я не желаю. Зачем?

— Вот как?

— Да, так. Но тебе придется сноса отправиться в Стамбул, Федор. Берберские корсары сумеют тебя туда переправить. Там в доме Адреотиса ты станешь учить испанский. И с тобой тоже станет делать твой приятель. Если ты пожелаешь взять его и Марту с собой.

— Пожелаю.

— Но тебя ждут дальняя дорога и приключения.

— Это не плохо, монсеньор.

— После того как ты овладеешь языком, Адреотис переправит тебя в Испанию.

— Но неужели я не могу учить испанский где-нибудь в ином месте. Не в Стамбуле.

— Тебе более ничего не грозит. В Стамбуле с тобой больше ничего не случиться. За это могу поручиться. Но жить пока ты станешь именно там. Так нужно. И не стоит тебе знать больше, чем тебе знать нужно, — голос кардинала иезуитов стал строгим и властным.

— Как будет угодно, монсеньору. А что станет с Василием?

— Он будет резидентом московского царя в Стамбуле. Это выгодно Ордену. Мы даже немного поможем ему укрепиться там. Кстати, ты до сих пор не знаешь его настоящего имени, Федор?

— Я знаю только что он не Ржев. Но кто он не знаю.

— Дьяк тайного приказа Дементий Башмаков. Большой человек при дворе царя Алексея Михайловича. Ловкий дипломат и отличный шпион. Такого человека поискать.

— И тебе известно его имя, монсеньор?

— Да. Я же тебе говорил уже ранее, что мне известно многое. Я как и башмаков все люблю делать сам. И потому я сегодня здесь на корабле, завтра в Стамбуле, а послезавтра в Варшаве.

— Что мне предстоит делать, монсеньор?

— Про это узнаешь в сове время. Но ты посетишь такие сараны, про которые у вас на Москве даже никто не слышал. И скажу тебе еще одно. Здесь на корабле есть один раб. Они сидит за веслом и его зовут Иван Рог.

— Я знаю о нем, монсеньор.

— Так вот, и его тебе стоит взять с собой. Он многое может тебе предать, что тебе пригодиться в твоем новом приключении….


Москва: Кремль, палаты Алексея Михайловича

Царь и великий князь Московский и Всея Руси Алексей Михайлович принимал ближайших советников по приказу тайных дел. Рядом с ним были боярин Афанасий Ордин-Нащекин, думный дьяк Алмаз Иванов и молодой боярин князь Никита Одоевский.

— Татарский хан, нам враг! — гневно произнес царь. — И он до сих пор сидит на троне в Бахчисарае! Не ты ли обещал мне Афанасий, что скоро его там не будет? Сколько времени прошло с тех пор как Дементий Башмаков отправился в Крым? И что?

— Дело многотрудное, великий государь.

— Я знаю, что не легкое. Но ты обещал, что все получиться. А сейчас нам нужно чтобы крымчаки ушли из Украины! Наше положение там, после того как армия Шереметева была разбита совсем плохое.

— Но и у поляков дела не совсем хороши, великий государь, — вмешался старый дьяк Алмаз Иванов.

— Истинно так, государь, — подтвердит те слова Одоевский. — Стефан Чарнецкий так и не добился победы в битве на Басе. Долгорукий сумел выстоять.

— Денег в казне у их короля нет, и шляхта настаивает на перемирии. Они также от войны весьма устали, великий государь.

— Но я не пойду на то чтобы отдать им Киев! — отрезал царь.

— Про то никто не говорит, государь, — произнес Ордин-Нащекин. — Я получил весточку от Дементия.

— Что? — Иванов не знал ничего про это. — Он жив?

— Он в самом Стамбуле теперь обретается, великий государь. Долго и многотруден был путь его в Стамбул. Но теперь он там доверенное лицо самого Дауд-бея. А Дауд-бей недавно стал каймакам-пашой. Иными словами заместителем великого визиря Кепрюлю.

— То, правда? — спросил царь. — Или снова врешь, Афанасий?

— Истинная правда, великий государь.

— Если это так, то нам просто повезло! — вскричал царь.

— Истинно так, великий государь. Наш Дементий-Василий удалой человек. И весть та только вчера пришла и доложить, я не мог ранее про то. Гонцы сколь коней загнали, пока везли её от пограничья до Москвы.

— Да как же ему удалось то? — искренне удивился Одоевский. — Может ли быть такое?

— Дементий многое может. Золотая голова. Я всегда в него верил и знал, что он не подведет, — Ордин-Нащекин поклонился царю. — И скоро мы получим передышку в войне. Хотя измена гетмана Юрия Хмельницкого…

— Не говори мне про него! — вскричал царь. — Подлый изменник. Он думает, что великую честь примет от польского короля? Не будет ему чести! Как собака дни свои кончит! И не называть его более гетманом! Он лишен булавы! Наши люди на Украину уже посланы, Алмаз?

— Точно так, великий государь, — ответил думный дьяк. — Да и полковник Яким Сомко в Переяславле поклялся за великого государя, за церкви Божии, за веру православную голову сложить. Он не пошел за Хмельницким и Яненченко.

— Но он не преградить полякам путь на Киев!

— На Киев поляки не пойдут, великий государь, — вмешался Одоевский недавно прибывший с войны. — В их войске волнения. Немецкие наемники отказались сражаться, хотя им заплатили жалование за прошедшие месяцы. Но они требуют теперь выплаты вперед! Польская и литовская шляхта также покидает войско Чарнецкого. Ему сейчас не до похода на Киев.

— А хан?

— И хану скоро станет не до того, великий государь!