"Обманы Локки Ламоры" - читать интересную книгу автора (Линч Скотт)Интерлюдия. Юный талантКак-то летним вечером отец Цепп пригласил Локки и Жеана посидеть после ужина на крыше. Священник, как всегда, покуривал джеремитский табачок и наблюдал, как солнце опускается за горизонт, а на смену ему разгорается Лжесвет. В тот вечер учитель решил обсудить с мальчиками весьма щекотливую тему — необходимость резать глотки. — В прошлом году подобный же разговор состоялся у меня с близнецами и Сабетой, — сообщил он. — Хочу, чтоб вы знали, мальчики: я очень много в вас вкладываю — и времени, и средств. Он попытался выпустить колечко дыма, но вместо этого в воздухе поплыли размытые полумесяцы. Отец Цепп досадливо крякнул и продолжал: — Вы для меня — огромная ценность. Возможно, труд всей моей жизни. Я не допускаю даже мысли о том, чтобы потерять свои творения, в которые вложено так много сил. Поэтому мне очень важно выработать у вас правильное отношение к дракам. У вас, как и у всех в этой жизни, будут враги, более или менее опасные. Но я хочу, чтобы вы научились выживать в любой ситуации. Иногда для этого требуется ответить ударом на удар, а иногда — удирать со всех ног, словно вам подпалили задницу. И очень важно решить, что именно делать в текущий момент. Собственно, для этого мы и собрались — поговорить о ваших наклонностях и о способности сделать правильный выбор. Цепп бросил на Локки пристальный взгляд и сделал очередную затяжку — долгую, словно последний вдох ныряльщика перед погружением в холодную воду. — Ни для кого не секрет, Локки, что ты обладаешь множеством талантов. Во многих отношениях ты просто гений… но отнюдь не во всех. Давай говорить прямо: если тебе придется встретиться в открытом бою с настоящим сильным врагом, от тебя не останется ничего, кроме лужи крови и мокрых штанов. Мне известно, что ты способен на убийство… клянусь богами, это правда. Но в честном бою, лицом к лицу, ты полный ноль. И сам это знаешь, не так ли? Локки молчал, но это молчание было красноречивее любых слов. Залившись краской, он уставился себе под ноги, словно его башмаки превратились в интереснейший объект для изучения. — Ах, Локки, Локки! Да будет тебе известно: не всем дано быть бешеными псами, рвущими врага на части. И нечего расстраиваться. Выше нос, парень, а то губы у тебя трясутся, как груди у старой шлюхи. Ты, конечно же, познакомишься и со стилетами, и с удавкой, и с прочим оружием — но всегда будешь пользоваться им исподтишка. Твой стиль — это удар в спину, сбоку, сверху, в темноте, — для наглядности Цепп изобразил, будто нападает на врага: обвив левой рукой воображаемое горло, правой он ткнул куда-то в область почек. — Тебе придется обучиться всем подлым уловкам, Локки, ибо только так ты сможешь уцелеть и не превратиться в кучу кровавого дерьма. Цепп картинно смахнул «кровь» со своей тлеющей сигары, изображавшей в этом спектакле кинжал, и снова глубоко затянулся. — Вот так, мой мальчик. Вколоти это себе в башку и никогда не забывай, особенно выходя из дому. Приходится сживаться со своими недостатками. Как гласит старая воровская поговорка, лги всем, да сам знай правду, — священник с наслаждением выпустил из ноздрей две струйки дыма. — И хватит прикидываться, будто у тебя на башмаках нарисованы голые бабы, ладно? Это замечание вызвало у Локки слабую усмешку. Тем не менее он поднял голову и кивнул. — Теперь перейдем к тебе, — Цепп повернулся к Жеану. — Мы все знаем, что ты, когда сорвешься с цепи, неуправляем, и тебе ничего не стоит размазать чужие мозги по мостовой. Итак, что мы имеем? У нас уже есть настоящий дьявольский гений в лице Локки, неподражаемого обманщика и афериста. Кало и Гальдо — просто серебряные мальчики во всем, за что берутся… но, увы, не золотые. Сабета — прирожденная соблазнительница, можно сказать, королева обольщения. А вот кого в команде Благородных Подонков не хватает, так это простого честного вояки. И мне кажется, это место мог бы занять ты — надежный и стойкий боец, преданный своим друзьям. Мы сделаем из тебя настоящего бойцового пса, способного управляться с любым оружием. Как ты думаешь, подойдет тебе такая роль? Теперь настала очередь Жеана рассматривать носки своих башмаков. — Ну… можно попробовать, если вы считаете, что я справлюсь. — Жеан, я видел тебя в ярости. — А я испытал эту ярость на собственной шкуре! — ухмыльнулся Локки. — Доверься моему опыту, Жеан, ведь я вчетверо старше тебя. Я наблюдал за тобой и убедился: ты не имеешь привычки кипеть внутри и разбрасываться пустыми угрозами. Ты молча идешь и делаешь свое дело. Такие люди, как ты, словно нарочно созданы для сложных ситуаций, — священник снова затянулся и стряхнул пепел себе под ноги. — Мне кажется, у тебя особый дар вышибать мозги из дурных голов. Само по себе это не хорошо и не плохо, но мы можем использовать твой талант. Жеан еще нерешительно молчал, но старик и Локки уже подметили искорку в его глазах. Буквально в две секунды эта искорка окрепла и превратилась в твердую уверенность. Из вежливости Цепп дождался кивка, хотя он стал простой формальностью. — Отлично! Я так и думал, что тебе понравится эта идея, поэтому взял на себя смелость договориться заранее, — Цепп достал из кармана черный кожаный футляр и вручил его Жеану. — Завтра в половине первого тебя ждут в Обители Хрустальных Роз. Услыхав это название, оба мальчика расширили глаза от удивления. Обитель Хрустальных Роз была элитной школой боевых искусств, самой известной в Каморре. С замиранием сердца Жеан раскрыл футляр. Внутри него лежал плоский знак — стилизованная роза из матового стекла, впечатанная прямо в кожу. Роскошный, неслыханный подарок! Владелец этого знака мог спокойно перейти на северный берег Анжевены и без препятствий миновать пропускной пункт у подножия холмов Альсегранте. Все знали, что он находится под защитой дона Томсы Маранцаллы, хозяина Обители Хрустальных Роз. — Эта роза — твой пропуск за реку, в мир высокопоставленной знати. Сразу хочу тебя предупредить: не вздумай валять там дурака! Делай, что тебе велят, иди прямо к школе и сразу после занятий возвращайся домой. С этого момента ты ученик дона Маранцаллы и будешь посещать его четыре раза в неделю. И ради всего святого, приведи в порядок тот ком шерсти, который носишь на голове вместо прически! Если понадобится, с помощью топора и факела. Цепп сделал последнюю затяжку, щелчком отправил окурок через балюстраду и выпустил клуб дыма. На фоне ночного неба расплылось призрачное, но вполне различимое кольцо. Наконец-то! — Хрен мне в душу, вот оно, знамение! — Цепп потянулся за уплывающим колечком, словно пытаясь схватить и рассмотреть его. — Боги обратили на нас свои взоры! Знать бы еще, чему они радуются — нашему грядущему успеху или твоей будущей погибели, Жеан Таннен… Но в любом случае последовать воле богов не вредно — внакладе не останешься, — священник решительно хлопнул в ладоши. — Что вы расселись, мальчики? Разве у вас нет работы? В сердце Обители Хрустальных Роз раскинулся жаждущий сад. Это место являлось апофеозом Каморра — таинственное творение Древних, опасное сокровище, забытая игрушка неведомых шутников. Древнее стекло, тут и там блестевшее меж камней постройки, служило прямым посрамлением всего человеческого искусства — точно так же, как Пять башен и дюжина других реликтов, разбросанных по всему Каморру. Много веков назад люди без особых на то прав захватили памятники чужого величия и славы, вроде бы обжились и привыкли к этим диковинным монументам — но все же с опасливым удивлением продолжали гадать об их назначении. Обитель Хрустальных Роз считалась наиболее величественным и опасным местом на склонах Альсегранте. Тот факт, что оно принадлежало дону Маранцалле, служил доказательством величайшего уважения и благоволения со стороны герцога. На следующий день незадолго до полудня Жеан Таннен уже стоял перед воротами башни дона Маранцаллы. Внешне она представляла собой пятиэтажную громаду — круглую в плане постройку из серого камня и серебристого стекла. Рядом с ней раскиданные по склону холма виллы аристократов казались кукольными домиками, жалкими архитектурными макетами. Волны ослепительного жара обрушивались на башню с безоблачного неба, воздух был насыщен слегка перекисшими испарениями, тянущимися с поверхности разомлевшей на солнце реки. Рядом с тяжелыми дубовыми воротами в каменной стене обнаружилось смотровое окошко из матового стекла. За ним двигались смутные силуэты, из чего Жеан сделал вывод, что его появление не прошло незамеченным. Он вынужден был перейти Анжевену по «кошачьему мостику», и пока преодолевал эти шестьсот футов скользкой поверхности, отчаянно цеплялся потными руками за страховочные веревки. Южный берег Зантары, второго по величине из Альсегрантских островов, не мог похвастаться настоящими мостами. Аристократы пользовались услугами лодочников, платя за них по медяку, народу победнее приходилось переправляться по «кошачьим мостикам». Для Жеана это был первый опыт, и он с ужасом смотрел на бывалых ловкачей, пренебрегающих веревочными перилами. Вновь оказавшись на каменной мостовой, он вздохнул с огромным облегчением. Вопреки ожиданиям, проблем со стражниками не возникло. Потные «желтые куртки», дежурившие на входе в Зантару, без возражений пропустили мальчика и в двух словах объяснили, как пройти к башне. Жеан насторожился, заметив странные усмешки на лицах солдат. Что в них было — страх или жалость? — Ждем тебя назад, парень! — крикнул один из стражников вдогонку Жеану. Значит, и страх, и жалость сразу. Мальчик задумался, не рано ли обрадовался своей удаче. Противовесы в механизме ворот заработали со скрипом и треском, между створками образовалась черная щель. Еще мгновение спустя они окончательно разъехались под совместными усилиями двух мужчин в кроваво-красных куртках и широких шелковых поясах. Жеан успел заметить, что каждая створка вырезана из цельного дерева в полфута толщиной и дополнительно укреплена железом. Мальчика тут же окатила волна различных запахов — замшелых камней, застарелого пота, жареного мяса и корицы. Это была атмосфера долгой жизни за каменными стенами с ее сытостью и безопасностью. — Проходи, тебя ждут, — нетерпеливо махнул рукой один из мужчин, когда Жеан предъявил свой пропуск. — Будь гостем дона Маранцаллы и чувствуй себя как дома. Вдоль левой стены богато убранного зала тянулась кованая винтовая лесенка. Жеан в сопровождении привратника начал подниматься по узким ступеням, тщетно борясь с одышкой и потливостью. Входные двери с грохотом захлопнулись за его спиной. Они миновали три этажа; каменные полы устилали толстые красные ковры, стены украшали бесконечные драпировки, в которых Жеан узнал боевые стяги. Дон Маранцалла был личным герцогским мастером клинка и капитаном «черных курток» на протяжении четверти века. Эти окровавленные обрывки ткани стали последними свидетельствами легендарных битв, в которых Никованте и Маранцалла сражались плечом к плечу. Войны Стального моря, восстание Бешеного Графа, Тысячедневная война с Тал-Верарром… Наконец винтовая лестница привела их в маленькую полутемную комнатку чуть больше чулана, освещенную мягким красным светом бумажного фонаря. Провожатый взялся за медную ручку, но прежде, чем открыть дверь, повернулся к Жеану. — Ты входишь в Сад-без-Ароматов, — сказал он. — Шагай осторожно и ни к чему не прикасайся, если дорожишь жизнью. Лишь после этого он распахнул дверь на крышу. Глазам Жеана предстало столь яркое и необычное зрелище, что мальчик невольно отшатнулся. В ширину Обитель Хрустальных Роз была вдвое больше, чем в высоту — диаметр крыши равнялся по меньшей мере ста футам. На одно страшное мгновение Жеану показалось, будто он стоит перед пылающим алхимическим очагом. Все, что прежде доводилось слышать мальчику, не смогло подготовить его к лицезрению этого места под ярким летним солнцем. Казалось, будто расплавленные бриллианты сочатся по тысячам нежных вен и дробятся на миллионы граней. Перед ним раскинулся огромный розарий; рядами вставали идеально выточенные лепестки, стебли и шипы — неподвижные, лишенные гибкости, оживленные лишь отраженным огнем. Недаром этот сад назвали Садом-без-Ароматов. Все растения здесь были выточены из Древнего стекла — сотни тысяч цветов, каждый из которых являл собой абсолютное совершенство. У потрясенного Жеана закружилась голова, он шагнул вперед с раскинутыми руками, заставил себя закрыть глаза, чтобы не видеть этого великолепия, но и тогда темноту перед его глазами расцветили отблески ожившего света. — Я понимаю, поначалу это зрелище ошеломляет, — слуга дона Маранцаллы мягко, но уверенно взял мальчика за плечо. — Подожди несколько мгновений, твои глаза привыкнут. Но, во имя всех Богов, будь осторожен! И помни: ни к чему нельзя прикасаться! Действительно, через несколько секунд первый шок прошел, и Жеан смог более внимательно разглядеть это искрящееся и переливающееся зрелище. Прозрачные розы стояли рядами, самый ближний из них начинался в двух шагах от мальчика. Глядя на эти безукоризненные изваяния, Жеан вспомнил легенду, что якобы всемогущие Древние в один миг заморозили все великолепие летнего дня — каждый лепесток, каждую былинку. Однако безмятежное совершенство Сада-без-Ароматов нарушалось хаотически разбросанными яркими пятнами. То здесь, то там на стеклянных цветах — прямо внутри них — виднелись какие-то полупрозрачные буро-красные пятна, словно замерзшие облака ржавого дыма. Этот дым был человеческой кровью. Каждый лепесток, каждый шип и листок имели острейшие грани, которые резали лучше самых наточенных клинков. Одно неосторожное прикосновение — и человеческая плоть рвалась, как бумага, а стеклянная роза окрашивалась пролитой кровью. Если верить слухам, экспонаты Сада-без-Ароматов имели необычное свойство втягивать кровь внутрь своих стеклянных стеблей, обретая при этом краски. Наверное, если бы саду пожертвовали достаточно жизней, то каждый цветок окрасился бы в глубокий алый цвет. Кое-кто утверждал, что розы просто пьют кровь, текущую из раны. Но другие с ними спорили и доказывали, что сад Так или иначе, но, гуляя по этому саду, требовалось соблюдать предельную осторожность и сосредоточенность. Большинство дорожек было всего в два-три шага шириной. Отвлекись на миг — и поплатишься жизнью. Тот факт, что дон Маранцалла выбрал Сад-без-Ароматов в качестве идеального места для обучения молодежи боевым искусствам, многое говорил об этом человеке. Впервые в жизни Жеан проникся почтительным ужасом перед загадочным народом, который жил здесь многие века назад и создавал подобные вещи. Сколько еще таинственных и опасных подарков оставили они людям? И почему, по какой неведомой причине они покинули Каморр? Об этом Жеан боялся даже задумываться. Привратник отпустил плечо мальчика и шагнул обратно в темный чулан над лестницей. Оглянувшись, Жеан увидел, что комнатка выступает из стены, словно лачуга садовника. — Дон Маранцалла ждет тебя в центре сада, — напоследок сказал слуга. Дверь захлопнулась, и Жеан остался в одиночестве. Он стоял под палящим солнцем и разглядывал стеклянные цветы, алчущие его крови. Вскоре мальчик обнаружил, что он на крыше не один: в глубине стеклянного сада раздавался шум. До Жеана донеслись напряженные вскрики, скрежет стали, краткие властные команды. Еще совсем недавно он мог бы поклясться, что путешествие по «кошачьему мостику» стало самым страшным переживанием в его жизни. Но теперь, стоя перед Садом-без-Ароматов, мальчик осознал, что с радостью готов перенестись обратно в самую узкую точку моста на высоте пятидесяти футов над Анжевеной и сплясать там с закрытыми глазами. Он бросил взгляд на пропуск, зажатый в правой руке. Этот кожаный футляр напомнил ему, что отец Цепп верит в него. По мнению священника, он способен преодолеть все ловушки Сада-без-Ароматов. Розы, невзирая на свой хищный блеск, были всего-навсего неодушевленными предметами, они не умели мыслить. Неужели Жеан с ними не справится? И сможет ли он претендовать на звание истинного бойца и убийцы, если побоится пройти через сад? Стыд погнал мальчика вперед, и он осторожно сделал первый шаг. Затаив дыхание, выверяя каждое движение, он начал свой путь по извилистым тропинкам. Пот ручьями катился по лицу, разъедал ему глаза, но подросток не сдавался. — Я справлюсь… Я Благородный Подонок, — упрямо шептал он. Эти тридцать шагов, пройденные меж рядов холодных, застывших во враждебном ожидании роз, стали самыми длинными в его столь недолгой жизни. Жеан не позволил им прикоснуться к себе. В центре сада располагалась круглая площадка тридцати футов в диаметре. Там шел бой: двое мальчиков примерно одних лет с Жеаном двигались по кругу с рапирами в руках. Они настороженно следили друг за другом и время от времени делали молниеносные выпады в сторону врага. Зрители — с полдюжины разгоряченных мальчишек — увлеченно наблюдали за поединком. Рядом с ними стоял высокий пожилой мужчина в изящном дублете все того же ярко-алого цвета. У него были длинные, до плеч, волосы и седые вислые усы. Бронзовое задубелое лицо выдавало в незнакомце бывалого воина, хорошо знакомого с превратностями походной жизни. О том же говорили потрепанные солдатские кожаные бриджи, совсем не сочетавшиеся с его богатым дублетом, и старые походные башмаки. На площадке не было мальчишки, который не испытывал неловкости за такой невзрачный наряд своего наставника. Сами-то они были одеты, как подобает сыновьям знати — в нарядные камзолы и ладно скроенные бриджи, шелковые рубашки и изящные начищенные сапожки. Все мальчишки были облачены в превосходные кожаные доспехи, руки защищены специальными наручами, чтобы отражать удары учебных клинков. Рядом с ними Жеан почувствовал себя голым, и только страх перед смертоносными стеклянными розами помешал ему юркнуть обратно в укрытие. При виде новичка, неожиданно вышедшего из хрустальных зарослей, один из поединщиков на долю секунды отвлекся. Его противник не замедлил воспользоваться открывшейся возможностью — рапира метнулась вперед и, пройдя сквозь шнуровку наруча, рассекла неудачнику мышцы предплечья. Тот взвыл, вызвав презрительные взгляды товарищей, и выронил оружие. — Господин Маранцалла, — почтительно заговорил один из учеников. Голос у него был более масляный, чем хорошо смазанный клинок на полке склада. — Так нечестно! Лоренцо отвлекся на мальчишку, который вышел из сада. Теперь все юные аристократы повернулись к Жеану с откровенным отвращением во взорах. Еще бы — к ним на площадку заявился мешковатый неуклюжий простолюдин без всяких доспехов и оружия! Только мальчик с расплывающимся по рукаву пятном крови не обратил на него внимания — он был слишком занят собственными проблемами. — С твоей стороны, Лоренцо, было непростительной глупостью отводить взгляд от противника, — откашлявшись, произнес дон Маранцалла глубоким и низким голосом. Казалось, эта ситуация весьма забавляет его. — В некотором смысле ты получил по заслугам. Но, с другой стороны, истинно благородный человек не должен использовать в своих целях затруднительное положение соперника — это недостойно. Надеюсь, в следующий раз вы оба не ударите лицом в грязь. Не оборачиваясь, он махнул рукой в сторону Жеана. — А ты, мальчик, потрудись обождать в саду, — в его голосе не осталось и следа от былой теплоты. Теперь дон Маранцалла говорил строго и неприязненно. — И не показывайся, пока эти юные господа не закончат. Щеки Жеана вспыхнули так, что могли бы поспорить краской с закатным солнцем. Сгорая от стыда, он бросился обратно. Прошло несколько секунд, прежде чем мальчик с ужасом осознал, что оказался в самой гуще стеклянного лабиринта. Сделав еще пару шагов, он остановился в нескольких поворотах от центра сада и застыл, дрожа всем телом и презирая себя за это. С Жеана текли целые реки пота, на глаза навернулись непрошеные слезы. К счастью, ждать пришлось недолго: вскоре лязг стали утих, и дон Маранцалла отпустил учеников. Они гуськом шли мимо Жеана — разгоряченные, в расстегнутых камзолах — и, казалось, нимало не заботились о гибельном соседстве с прозрачными цветами. Никто из них не вымолвил ни слова — судя по всему, в доме дона Маранцаллы не позволялось открыто травить плебеев. Жеан молча проводил их взглядом. Он видел, что все они, такие ловкие и нарядные, запыхались и пропотели ничуть не меньше него. Но это послужило ему слабым утешением. Когда все сыновья знати покинули сад и спустились по лестнице, раздался голос учителя: — Эй, мальчик, теперь можешь подойти. Жеан попытался по возможности принять достойный вид. Он расправил плечи, втянул живот и направился на площадку. Дон Маранцалла стоял спиной к нему, держа в руках небольшую учебную рапиру — ту самую, которая недавно пронзила руку неосторожного ученика. В руках старого воина она выглядела игрушкой, но кровь, блестевшая на ее кончике, была самой настоящей. — Простите меня, господин Маранцалла… Должно быть, я пришел раньше времени. Я вовсе не хотел помешать вашим занятиям. Мастер клинка развернулся на каблуках — точный и уравновешенный, как тал-вераррские часы, — и застыл подобно зловещему изваянию. Он смотрел прямо на Жеана, и этот холодный оценивающий взгляд прищуренных черных глаз стал для него третьим серьезным потрясением за сегодняшнее утро. Внезапно мальчик осознал, что стоит один на один с человеком, который на пути к нынешнему положению перерезал множество глоток. — Значит, ты, деревенщина, считаешь возможным вылезать со своим мнением? — змеиным шепотом прошелестел учитель. — Тебе, наверное, нравится заговаривать до того, как тебе позволят? В таком месте и с таким человеком, как я? С одним из знати? Жеан попытался извиниться, но от страха не сумел вымолвить ни слова. Из его горла вырвался лишь противный влажный звук, какой издает моллюск, когда его каблуком выдавливают из осколков раковины. — Может, ты просто не подумал? Если так, я знаю, как бороться с такой неосмотрительностью. Еще раз открой рот без спроса — и я мгновенно выбью эту чертову привычку из твоей жирной задницы! Мастер клинка шагнул к ближайшему кусту роз и с неожиданной заботливостью воткнул в цветок кончик окровавленной рапиры. Жеан заворожено глядел, как пятна крови исчезают с клинка и втягиваются в стекло, а дальше по капиллярам, розовые и туманные, просачиваются в самое сердце изваяния. Через секунду Маранцалла швырнул чистый клинок на землю. — Ну что? Ты в самом деле тупой невежливый жирный мальчишка, которого прислали в мою школу по ошибке? Наверное, ты грязный мелкий подонок из Чертова Котла… Конечно, чего еще ждать от последыша какой-то поганой шлюхи! Сначала Жеан прямо-таки онемел от обиды и возмущения. Затем кровь зашумела у него в ушах, словно далекий прибой, а кулаки сами собой сжались. — Я родился в Северном Углу! — взревел он, бросаясь на Маранцаллу. — Мои родители были деловыми людьми! Едва Жеан со злостью выплюнул эти слова, как почувствовал, что сердце его почти остановилось. Смертельно напуганный, он отступил назад, склонив голову и спрятав руки за спину. На мгновение повисла тишина. Затем дон Маранцалла громко расхохотался и хрустнул пальцами — словно сосновые ветки затрещали в костре. — Прости меня, Жеан, — попросил он. — Я всего лишь хотел проверить, правду ли говорил мне Цепп. Клянусь богами, у тебя есть и кулаки, и характер. — Вы… — Жеан уставился на учителя. Постепенно до него начало доходить, что произошло. — Так вы нарочно хотели разозлить меня, господин? — Я знаю, насколько ты чувствителен, когда дело касается твоих родителей, малыш. Цепп достаточно много рассказал о тебе. Мастер клинка опустился перед Жеаном на колено, чтобы смотреть глаза в глаза, и положил руку ему на плечо. — И так везде, — растерянно выговорил Жеан. — Цепп не слепой. Я не послушник Переландро. А вы вовсе не… — Спесивый сукин сын? Жеан невольно хихикнул. — Скажите, господин, а есть ли на свете — Еще как есть. Ты их только что видел — те детки знати, которые вышли из сада. А что до меня, то я и в самом деле изрядный сукин сын. Бьюсь об заклад, еще до конца лета ты меня возненавидишь и будешь перемывать мне кости от рассвета до Лжесвета! — Но… Но это же всего-навсего работа. — Вот именно, — кивнул дон Маранцалла. — Жеан, я хочу по секрету рассказать тебе кое-что. Дело в том, что родился я совсем не здесь. Эта усадьба была дарована мне за мою службу. Конечно, я благодарен и очень ценю расположение герцога, но… мои родители были даже не из Северного Угла. Я родился на деревенском хуторе. — Ух ты! — поразился Жеан. — О да, — кивнул мастер клинка. — И я хочу, чтобы ты запомнил: здесь, в саду, не имеет значения, кто твои родители. У меня ты будешь работать, пока не сойдет кровавый пот. Я буду тебя гонять, пока ты не изобретешь новых богов и не запросишь у них пощады. Единственное, что существенно в Саду-без-Ароматов — это умение собраться. Ты способен быть внимательным каждый миг пребывания в этом месте? Можешь сосредоточиться, смотреть прямо перед собой, жить текущим моментом и отрешиться от всего прочего? — Я… Мне придется попробовать, господин. Однажды я уже прошел через ваш сад, значит, смогу сделать это снова. — Да, ты будешь делать это снова и снова. Тебе придется проделать это тысячи раз. Ты будешь бегать между моими розами и спать между ними. Рано или поздно ты научишься сосредоточенности. Но должен предупредить тебя: некоторым это не удалось, — дон Маранцалла встал и обвел рукой окружающие кусты. — Вот все, что от них осталось… вон, там и там. В стекле. Жеан нервно сглотнул и кивнул. — И еще одно. Сегодня ты попытался извиниться за то, что пришел слишком рано. На самом деле это не так. Я нарочно затянул предыдущий урок, чтобы доставить удовольствие тем маленьким дерьмецам, которые пытались прирезать друг друга. А на будущее… вот что, приходи ровно в час, чтобы они уже успели уйти. Им не обязательно знать, что я учу тебя. Когда-то Жеан сам жил в богатой семье и носил такие же шелка и бархат… Он почувствовал укол в сердце и тут же поспешил себя уверить, что в нем говорит старая боль потери, а вовсе не стыд за свою внешность — одежду, неухоженные волосы, отвислый живот и прочие глупости. Эта мысль, сама по себе достойная, помогла мальчику восстановить душевное равновесие — по крайней мере, внешне. — Я понимаю, господин. Я… я не стану компрометировать вас. — Компрометировать |
||
|