"Два пешехода" - читать интересную книгу автора (Арменян Сусанна)

7. ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

(честно, последняя!)

Они выбежали на поляну, где стоял Валун, фактически одновременно. Лита упала на колени. Ноги ее больше не держали. Братья тоже повалились на траву, со свистом вдыхая и выдыхая воздух. Зеленая древесная кошка скрылась в неопределенных зарослях. Фома мягко приземлился рядом с Ингьором и нежно склонил голову ему на плечо. Вероятно, чтобы прочитать его мысли. Ингьор, не отрывая взгляда от камня, усмехнулся:

— На черта нам сдался этот Валун!

— Лита, что бы ты ни говорила, но я его убью сейчас, извини, — вдруг сказал Янбур и достал из ножен меч.

— Стоило из-за этого столько бегать, — проворчал Ингьор, устало поднимаясь. — Я тебя в любом другом месте мог прикончить…

— Стой! — резкий бросок, и Лита заломила руку рыжеволосого (правду, не ту, что с мечом). Приемов она не знала, но у нее почему-то получилось с первого раза. Она безжалостно завернула ему кисть за спину. Янбур пискнул от неожиданности и, открыв рот, застыл в позе бегуна на старте.

— Ну, я пошел его убивать, — хладнокровно проговорил Ингьор и, смахнув черную прядь с глаз, взялся за рукоять своего меча.

Ему тоже не удалось совершить задуманное — Фома обнял его руками и ногами и повалил на землю.

— А теперь скажи, за что ты не любишь своего брата, — сказал Фома, чмокнув обалдевшего Ингьора в губы.

— Фома, милый, ты не понимаешь, — тихо и быстро заговорил Ингьор, потом повернул голову и, глядя на Янбура, завопил:

— Он называл меня пузырчатым носорогом и болотным клубочником, он говорил, что я черная вонючка и никчемный дудимул абарат.

— Янбур, ты говорил все это про него? — спросила Лита. — Про своего родного, правда непохожего, но все равно родного брата-близнеца? Такие слова?

— Н-н-нет, — процедил Янбур сквозь зубы.

— Он не говорил! — торжествующе крикнула Лита.

— А Ингьор сам обзывался, — встрепенулся Янбур. — Говорил, что я тупой и толстый, и что…

— Неправда, — снова завопил Ингьор.

— Правда! — крикнул Янбур.

— Погодите, — остановил их мудрый Фома. — Вспомните, вы это друг другу в лицо говорили, или вам элементарно наябедничали?

— Мне… мне все это передал кавалер Грглаф, — признался Ингьор.

Все посмотрели на Янбура. Тот опустил голову и молчал. Лита легонько толкнула его коленом в спину.

— И мне — Грглаф… — чуть слышно проговорил Янбур.

— Ему — тоже! — громогласно сообщила Лита. — Вас тут специально перессорили, друзья мои, а вы…

Ингьор вдруг дернулся и, выпустив меч из рук, зарыдал, спрятав лицо на груди у Фомы. Тот стал гладить его по голове, утешая и тихонько шипя:

— Ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш…

Янбур тоже отложил меч и закрыл лицо ладонью свободной руки.

— Что с тобой? — спросила Лита.

— Мне стыдно, — сказал Янбур. — Можешь больше не выкручивать мне руку.

Лита отпустила его и встала с земли. Янбур тоже встал.

В этот момент на полянке появился кавалер Грглаф.

Мы уже знаем, что на самом деле это был колдун Темречогрен Э.

Он вышел, завернувшись в коричневый плед, в окружении стаи диких древесных, диких водяных и домашних подземных кошек, поигрывая солнцезащитным лорнетом и высокомерно улыбаясь уголком рта — то левым, то правым уголком.

— Вся прелесть ситуации в том, что я передавал вам чистейшую правду. Я никогда не лгу. Вы действительно обзывали друг друга всеми этими гадкими словами, и другими тоже.

У Янбура потемнело лицо. Он посмотрел на Ингьора (который, напротив, бледнел на глазах и перестал рыдать). Потом Янбур посмотрел на Литу, и наконец взгляд его остановился на мече, который он только что бросил на землю.

Лита уже приготовилась снова заламывать руку рыжеволосому, как вдруг на полянку вышел еще один субьект в коричневом пледе, точная копия кавалера Грглафа (то есть Темречогрена Э), но без кошек. Янбур и все остальные застыли в изумлении. А Лита, кроме того, еще и успела мимолетно — про себя — удивиться: "Как это получатся, что вокруг темнота, а все так четко видно?".

— Ах, неужели ты всегда говоришь правду? — весело и страшно спросил новоприбывший у Грглафа. — И всё, что ты насочинял про меня, братец, тоже истинная правда?

Все поняли, что перед ними — Вокищнеберг, легендарный измеритель Каньона шагами.

— Я… я… — бормотал Грглаф, уже не улыбаясь ни одним из уголков рта.

Кошки, жалобно подвывая, разбегались от него во все стороны. — Братишка, родненький, а ты… ты вернулся уже? Так скоро?..

Вокищнеберг смотрел на Грглафа, Грглаф на Вокищнеберга. Воспользовавшись моментом — тишиной между репликами и отсутствием видимых действий, — Лита подобрала оба меча и бросилась к Валуну.

Чье-то "Сто-о-ой!" донеслось до нее, но она уже залезла на самую вершину и, сложив мечи вместе, приложила их концы к поверхности Валуна. Она видела обращенные к ней лица Янбура, Ингьора, Грглафа и Вокищнеберга, показавшиеся ей чем-то похожими друг на друга. Она вдруг поняла, чем — на них было одинаковое выражение ужаса.

Когда мечи стали с шипением входить в камень, братья (и колдуны, и драчуны) бросились наутек.

Лита успела заметить, что камень потеплел. Он быстро согрелся до невозможной температуры и даже подрагивал. Она разжала руки. Оружие и без ее усилий мягко опускалось вглубь Валуна, само по себе. Мечи внезапно раскалились докрасна.

Потом Лита увидела лицо Фомы — и совсем рядом. Ее что-то схватило и унесло с Валуна прочь.

ЛИТЕ СНИЛСЯ СОН она хотела пройти по мосту, который вовсе не был мостом, а чем он был, не знал никто. Но потом весло — последнее — сломалось и сидя в лодке, она увидела, как кто-то пытается пройти по мосту, но она видела, видела с моста, как сломалось весло у той, что сидела в лодке. И им стали понятны проблемы друг друга, но только когда лодка миновала опасный каменный мост.

Когда мост — и когда сон — был позади — и перестал сниться, Лита открыла глаза. Она увидела небо и звезды. Звезды были странные. Черные звезды — на белом небе — двигались, как бусинки по стеклу. "Значит, не звезды, значит птицы, — подумала Лита. — Значит, не ночь".

— Ты цела? — услышала она голос Фомы и села.

— Что случилось? — спросила она, глядя на расстроенное лицо Фомы. — Где мы? Где они? Где все? Где камень?

— Мы всё там же, но подальше. Валун взорвался, мечей больше нет. Я едва успел унести тебя оттуда. Братья разбежались, и те, и другие. Потом они встретились и помирились, и те, и другие.

— Хочу домой, — призналась Лита. — Или хотя бы в русалочий замок.

— Давай попробуем, — кивнул Фома.

— А как — без воронок? — спросила Лита.

— Давай споем песенку, — сказал Фома, садясь поближе к Лите.

ПЕСЕНКА Смотри, это смерть Она мелькает среди колонн Она танцует специально чтобы ты не боялся Сердитый клоун под утро спрячет в шкафу свой клон Снимет колько с почерневшего пальца Смотри, это краска которой красят воздушные замки Ее готовят специально чтобы ты не боялся Смотреть на смерть танцующую и в девять ходов выходящую в дамки Она тебя любит и это всё рассказано в ее танце…

Лита открыла глаза. Она боялась посмотреть на небо. Она была в лодке.

Правила Ахакада, отталкиваясь шестом. Замок Фи пропадал в туманное мгле.

— А где Фома? — спросила Лита.

— Встречает тебя на берегу, — ответила Ахакада. — С букетом из опиумных маков. В венке из нарциссов. В ожерелье из лавровых листьев. На зеленом камне у самой воды… Голову ему отпилить, что ли?..

Лита радостно обернулась к берегу.

Там стоял Кристобаль Колумб, при всем параде, широко улыбаясь и держа перед собой поднос со сложенными стопкой блинчиками.

— Я написал поэму, — сообщил он, как только лодка и Ахакада исчезли и Лита сошла на берег. — Я назвал ее "О РЕЛЬСАХ ПЕТЛЯЮЩИХ". Я скоро издам ее. Устрою шикарную презентаци. С блинчиками. Вот с этими.

— Это грандиозно, — согласилась Лита и села на зеленый камень у самой воды.

Кристобаль Колумб уселся рядом на песок и стал любовно пересчитывать свои блинчики, перебирая пальцами их края.

— Земля имеет форму, форму усеченного конуса, — сказала Лита. — И все движения солнца, луны и звезд — лишь плод нашего больного воображения.

— Ты права, — кивнул Кристобаль. — Хотя я готов поспорить насчет относительности твоей теории.

— Почитай мне стихи — как старый бродяга в Аддис-Абебе.

— Тогда это будут твои.

— Пусть.

И Кристобаль Колумб читал много стихов — те, что Лита писала в детстве, и те, что она еще не успела сочинить. Лите было интересно. Но в голове у нее то и дело мелькали две мысли: первое — куда опять запропастился Фома; второе — что скажет Лось, когда узнает, что Лита не хочет возвращать себе сущность Юдифи.

— Интересно, я уже Дошла До? — спросила Лита саму себя, когда Кристобаль Колумб сделал перерыв в чтении стихов, чтобы съесть блинчик.

И сама же ответила.

Но вот что она ответила, услышала только она сама. Потому что, дудимул абарат, она очень тихо ответила.