"Альбом" - читать интересную книгу автора (Райнхарт Мери Робертс)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Соседи покидали дом Ланкастеров. Слышались их приглушенные торжественные голоса и тихие шаги. Было удивительно, что даже миссис Тэлбот говорила шепотом. На тротуаре они разделились на две группы. Тэлботы пошли направо, а остальные — Джим, Дэлтоны и мама — в мою сторону. В темноте их лица казались четырьмя чуть покачивающимися белыми воздушными шарами. Это впечатление усиливалось еще и тем, что они молчали. Когда они приблизились ко мне, я увидела, что Джим идет несколько впереди, глубоко засунув руки в карманы и о чем-то думая.

У дороги, ведущей к нашему дому, он остановился и повернулся к остальным как человек, на что-то решившийся.

— Послушайте, я, конечно, не могу надеяться, что вы честно ответите на мой вопрос, но не думаете ли вы, что он был замешан во всей этой истории?

— О нем уже много лет никто ничего не слышал, — сказал Брайан Дэлтон. — Но если уж вы подняли этот вопрос, то почему Ланкастеры? Он любил Эмили, если даже предположить, что ненавидел старую леди.

— Да, у него было достаточно причин, чтобы не любить ее, мне кажется! К чему все эти тайны? — снова спросил Джим. — Еще пару дней назад я ничего не знал. Мне рассказала об этом Лиззи, горничная Тэлботов. Я выпытал у нее, если хотите. И Джордж Тэлбот еще ничего не знает. Это типично для нашего Полумесяца. Я молчал из-за Джорджа, но теперь хватит! Об этом следует рассказать. Если он был ненормальным, то и остался таким.

— Он был таким же ненормальным, как я, — коротко заметил Брайан Дэлтон.

— Вы узнаете его, если увидите? Кто-нибудь из вас узнает? — настаивал Джим.

Все они сомневались. Сам же Джим, как мне показалось, никогда не видел этого не известного мне человека, во всяком случае с тех пор, как стал взрослым. Он нервничал от нетерпения. Я почувствовала это по его голосу.

— Он может находиться рядом с нами. Он может быть вашим Джозефом, Дэлтон! Или нашим новым дворецким. Наш дворецкий очень странный человек. Если он действительно дворецкий, тогда я горничная!

— Джозеф работает у нас много лет, — сдержанно возразил Дэлтон.

— Но Джон Тэлбот тоже пропал много лет назад, — продолжал настаивать Джим.

Я выпрямилась на своем стуле. Значит, они имеют в виду Джона Тэлбота, человека, нарисованного углем, чей портрет валялся в конюшне, о котором Лидия только недавно сказала, что он был добрейшим человеком. Однако какое-то время его считали сумасшедшим. Но не все!

Тут заговорила мама своим ясным интеллигентным голосом.

— Ты говоришь чепуху, Джим. Многие годы мы скрывали от Джорджа эту неприятную историю. Ты хочешь, чтобы Джордж узнал об этом? Или чтобы полиция узнала?

— Полиция? Боже мой! Почему это следует скрывать от полиции? Они должны знать все. Что это за заговор молчания? Если Джон Тэлбот хорошо относился к Эмили, откуда вы знаете, что она не впустила его в дом? И именно в прошлый четверг? Она могла думать, что он вполне нормальный, а он вдруг потерял над собой контроль. А потом убил ее. И вы хотите скрыть все это, чтобы вновь не раздувать старого скандала? Или еще почему-то?

— Послушай, Джим, — сказала Лора Дэлтон. — Если бы кто-то из нас действительно считал, что Джон Тэлбот способен на это, мы не стали бы ничего скрывать. Но мы так не считаем, вот и все. То, что было раньше, преступление. Но вызванное совсем другими мотивами. Это была страсть. Эта женщина разбила его жизнь, лишила семьи.

— Пусть кто-нибудь скажет моей жене, — обратился ни к кому в частности Брайан Дэлтон, — что в этом виноват не он один!

Но Джим не слушал его.

— Тем не менее он застрелил женщину, с которой убежал, и был посажен в тюрьму для ненормальных преступников. Ведь так? А теперь он здесь? Кто-нибудь из вас знает это?

Не получив ответа, он возмущенно сказал:

— Вот видите! И я не должен говорить об этом полиции! И все вы будете довольны! Так вот, я говорю вам сейчас, что все сообщу полиции, нравится вам это или нет! Боже мой! Подумать только: вы были скорее готовы посадить меня на электрический стул, если бы до этого дошло, чем признать, что человек, которого в другом штате под чужим именем судили за убийство, был Тэлботом, который до этого жил в Полумесяце!

Он возмущенно отвернулся от них и пошел к своему дому, а они стояли и смотрели на него.

Мама вошла в дом, не заметив меня. Когда я прошла за ней в библиотеку, она ни о чем меня не спросила. Выглядела она очень усталой и только сказала, что Маргарет Ланкастер держала себя очень хорошо, несмотря на смерть отчима, но что вообще она выглядит ужасно.

— Я не хочу, чтобы ты говорила кому-нибудь об этом, но она растеряна — не может найти револьвера своего отца. Он всегда был в верхнем ящике письменного стола, а теперь его там нет. Она везде его искала и не могла найти.

Я была поражена.

— Когда она хватилась?

— Кажется, прошлой ночью. Все это очень странно, так как только сиделка и доктор заходили к нему в комнату. И, конечно, сама Маргарет.

Маму это обеспокоило, хотя она не хотела этого показывать. Было уже очень поздно, когда мне удалось наконец уложить ее в постель. Вазы были поставлены на подоконники, дверь в ее комнату заперта.

— Не забудь, Луиза, запереть свою дверь!

— Я всегда это делаю, мама. А где альбом, который ты принесла вчера от Ланкастеров? Мне бы хотелось посмотреть фотографии.

Она удивленно на меня взглянула.

— Альбом? Я куда-то его засунула. Ах, да. Я отнесла его на третий этаж. Ты, конечно, не пойдешь туда сегодня?

— Я просто хотела узнать, где он находится, — ответила я ей уклончиво и вышла из спальни.

Была почти полночь, когда я услышала, что она погасила свет, щелкнув выключателем. После этого она некоторое время ворочалась в кровати. Я почти впала в отчаяние, когда наконец услышала ее ровное дыхание. Она уснула. Наконец-то я свободна. Следующие полчаса остались у меня в памяти как самые неприятные, приведшие меня постепенно к состоянию ужаса.

Не помню, говорила ли я вам, что в нашем доме и в доме Ланкастеров только одна лестница ведет на третий этаж. Она находится в заднем коридоре второго этажа, и именно на этой лестнице Мэри и Энни устраивали свою баррикаду. Поэтому первое, что я должна была сделать, это отодвинуть стулья. Казалось, у них столько же ног, сколько у сороконожки. С ними было очень трудно справляться в темноте. Когда я все же разобралась со стульями, поставив их у стены, и тихонько поднялась по лестнице, то сразу же наткнулась на таз с холодной водой, который тоже защищал нас от преступника. Я села на пол и заплакала.

Но времени у меня было мало. Поэтому, хотя я и потеряла к себе всякое уважение, так как ноги мои и подол платья были совершенно мокрыми, я все-таки добралась до кедровой комнаты, закрыла дверь и зажгла свет. Как и в такой же комнате у Ланкастеров, в потолке находилась дверца, ведущая на крышу. Я с беспокойством на нее посмотрела. Она была закрыта и заперта на засов. Несколько успокоившись, я начала поиски.

Искать было нетрудно. Жители нашего поселка не только завертывают в бумагу то, что хранят, но на каждом пакете пишут, что это такое. Поэтому передо мной оказались разнообразные пакеты с такими, например, надписями: «Первое вечернее платье Л.», «Шерстяное нижнее белье». Но альбома там не было, а ручные часы показывали уже пять минут первого.

Альбом мог лежать еще в одном месте — в моей комнате, где в детстве я делала уроки. Комната находилась над старой частью дома. Мама использовала ее теперь в качестве кладовки. И я направилась туда, хотя от страха по спине бегали мурашки. Мы помним все, что с нами случалось в детстве. И хотя прошло уже двадцать лет, я все еще помнила ужас, охвативший меня тем вечером, когда я была в комнате одна и зазвонил звонок, предупреждающий о том, что лифт, на котором из кухни поднимались всякие вещи, сейчас подойдет и привезет мне ужин на подносе. Но вместо ужина я увидела в лифте страшное, черное, гримасничавшее лицо.

Эта история наделала много шума в поселке. Я упала в обморок. И даже когда узнала, что это был Джордж Тэлбот, решивший меня разыграть, все равно не смогла окончательно избавиться от чувства ужаса. Поэтому, включив свет, я сразу посмотрела на лифт. Но дверь была закрыта. Я успокоилась и приступила к поискам.

Я нашла альбом. Он все еще был обернут бумагой и лежал на моем письменном столе. Я взяла его и стала осматривать комнату. Я опять превратилась в маленькую девочку, которой все время говорили, что она должна вести себя как маленькая леди. Потом почувствовала себя подростком, очень любопытным подростком, который хотел все время знать то, чего ему знать не следовало, по мнению взрослых. Потом превратилась в молодую женщину, поднявшуюся сюда, чтобы написать свое первое и почти последнее любовное письмо, горько плачущую потому, что замужество заставило бы ее покинуть свою мать, все еще горюющую после смерти мужа.

Но все же я чувствовала себя ребенком, оставленным в комнате один на один со своими страхами, с дверью в лифт, которая в любое время может открыться снова и в которой покажется гримасничающее чудовище. И тут, когда погасила свет и в темноте пробиралась в коридор, я услышала, что кто-то возится с дверью лифта.

Я не могла этому поверить. Я почувствовала, что каждый волосок у меня на голове встает дыбом, но все же не верила тому, что слышала. И не могла сдвинуться с места. Казалось, к моим ногам привязали гири, а сами они стали мягкими, как это иногда бывает в страшном сне, когда вы хотите убежать, но не можете. Кто-то продолжал возиться с дверью.

Я прекрасно знала эту дверь, которая не открывалась, а отодвигалась вверх. Я чувствовала, как она дюйм за дюймом поднимается. Все это делалось очень тихо. Время не играло роли, важна была только осторожность. Наконец ноги мои окрепли. И я побежала, как никогда не бегала, споткнулась о таз у лестницы и покатилась вниз вместе с тазом. Когда же оказалась на полу, мне не хватило воздуха, чтобы закричать.