"Качество жизни" - читать интересную книгу автора (Слаповский Алексей Иванович)

— 3

Я валялся, лучше не становилось, решил наведаться в поликлинику. Обычную, районную, по месту жительства, в которой я лет сто не был.

В поликлинике не мог сообразить, к кому пойти: к терапевту, кардиологу или невропатологу? К первым двум, оказалось, надо записываться, а к невропатологу можно сейчас. Ладно, пойду к нему.

Часа два сидел в очереди. Смотрел на объявление: «Участники ВОВ — в первую очередь, ИОВ — вне очереди», думал, чем первая очередь отличается от вне очереди. А еще Иов — библейский персонаж. И это еще один наш проект, вернее, заказанный нам: адаптированная Библия. Есть для малышей, есть для подростков, для слепых, глухих и малограмотных (комиксы), понадобилась теперь Библия для детей, отстающих в умственном развитии, и душевнобольных. На Западе такие книги уже имеются, но переводить дорого и хлопотно, озадачьте своих авторов, сказали заказчики, пусть месяца за три сделают. Желательно в стихах: лучше запоминается. Заплатим хорошо: под это дело грант получен. Я от идеи не был в восторге, но Костику хоть Библию адаптировать, хоть Коран, хоть «Майн Кампф», и авторов у нас всегда полно, готовых это сделать. Однако заказчики оказались привередливыми, отвергали все варианты. Поэтичность и простота! — требовали они, а этого никак не получалось. Пришлось мне подключиться. И я, взяв для начала книгу Иова, довольно быстро сочинил такой текст:

Иов

Иов — хороший человек. Не обижал он никого. И счастлив был он целый век. Но вдруг не стало ничего. Остался он больной, один. И стал он Бога упрекать: «За что наказан верный сын? Меня ведь не в чем обвинять!» Друзья пришли, всяк утешал, Но успокоить не могли. Иов упреки в небо слал, В грязи валяясь и в пыли. Но и дождался он зато Раздался с неба грозный глас: «Ты спрашивал меня, за что? Я отвечаю сей же час! За что — пустыня или лес? За что — чудовище из ада? За что — светила средь небес? Так создано! То есть — так надо!» Иов прощения просил И душу рвал в стыде на части. Бог может все. И он простил. И вновь Иов здоров и счастлив!

Заказчикам понравилось. Они говорили о конкретике, о том, что «хороший человек», «так надо» и «прощения просил» создают четкий стержень содержания, понятный абсолютно всем, а абстрактные понятия вроде «чудовища из ада» тоже нужны, ибо в любом убеждающем тексте необходимы таинственность и некоторая недоступность.

В результате очень просили взяться меня единолично за всю Библию. Я, польщенный, согласился и безбожно затянул работу. Не пошло как-то.

И вот — напоминание. И совпадение темы: Иов заболел, и я заболел. Не случайно! Для стариков, размышлял я (имея в виду уже себя), все становится совпадением, приметой, знаком. Не потому, что они наблюдательны, просто связь всего со всем становится им очевидна, начиная с уровня самого простого: сегодня кости ломит — завтра снег пошел.

Невропатолог Мамеев К.П (табличка на двери), тучный и явно сам нездоровый мужчина, протянул свои ладони и велел сжать. Я сжал эти пухлые и влажные ладони. Потом я закрывал глаза и искал пальцами свой нос, потом он стучал мне молоточком по коленям и махал этим молоточком у меня перед глазами. Спрашивал:

— Тяжелое ничего не поднимали?

— Нет.

— Стрессы были?

— Нет.

— Спите хорошо?

— Отлично. То есть сейчас не очень.

— Курите?

— Да.

Вяло задавая вопросы, он искал что-то в ящиках своего стола. Ящиков было всего три, и каждый он выдвинул по два раза, вороша бумаги. Потом уныло посмотрел на шкаф у стены. Видимо, то, что требовалось Мамееву, находилось в шкафу, но вставать ему было неохота. И он еще раз проверил все ящики. Пришлось все-таки встать и подойти к шкафу. Открыв его, он обозрел стопки папок и кипы каких-то бланков. Наугад взял пару бумажек, повертел, кинул обратно и вернулся к столу. И опять взялся за ящики.

— Так что вы думаете? — спросил я.

— А?

— Что вы думаете по поводу моих симптомов?

— Симптомы могут быть разные, — сказал он. — Картина необъективная, тем более — возраст. Если после сорока вы просыпаетесь…

— И у вас ничего не болит, — подхватил я иронически, но он моей иронии не заметил и неумолимо закончил:

— Значит, вы умерли. Вот что, сходите-ка в двести второй кабинет, спросите у них бланк направления. В диагностический центр вас направлю. А если в двести втором не будет, сходите в четыреста семнадцатый, к заведующей отделения. Да, лучше сразу десяток бланков. Или двадцать. Сколько дадут.

Я смотрел на него, усевшегося за столом. Наплевать ему было на меня и мою болезнь. У него бланки кончились. Но я же ему не мальчик на посылках! Сейчас вот взять и сказать ему:

— Может, вам за пивом еще сбегать? Или ботинки почистить?

Он сначала удивится, потом, скорее всего, разгневается. Дескать, чего это вы хамите тут?

А я скажу, что это он хамит тут: больных за бланками гоняет.

А он скажет: вам не надо — и мне не надо! Придете в другой раз!

А я скажу: нет уж! Придешь к вам, а у вас опять бланков не будет, я не нанялся к вам все время ходить, что это такое, чего ни коснись, ничего у вас нет, у вас тут бардак, вы работать не хотите, а еще жалуетесь, что вам платят мало, да вам вообще ничего платить не надо за такую работу!

А он крикнет: следующий!

Войдет следующий, врач начнет принимать его, я продолжу обличать. Мамеев пригрозит вызвать охранника. Следующий присоединится к его негодованию. Я буду упираться. Явится охранник. Я заявлю, что не уйду, пусть хоть милицию вызывают. Я пригрожу, что жалобы напишу во все инстанции.

Толку не будет. Бланки никто не принесет. Мамеев, охранник, следующий, милиция — лягут костьми и трупами, а бланки не появятся. Ни за что. Дело принципа.

И я сходил в двести второй кабинет, потом в четыреста семнадцатый и, галантно балагуря, как я иногда умею, выпросил у заведующей не десять и не двадцать, а целую кипу бланков, не меньше сотни.

Мамеев написал направление. Я не стал в него заглядывать сразу, прочел бумажку на крыльце поликлиники. «Дисциркуляторная энцефалопатия 2–3 ст.», вот что было написано.

Мне стало худо. Очень.

На слабых ногах, чуть не падая в обморок, потный, задыхающийся, шел я домой. Почти бежал. Наше издательство, кроме прочего, выпустило медицинскую энциклопедию, вот к ней-то я и стремился (хорошо, что когда-то я имел привычку оставлять у себя книги издательства, потом бросил: никаких полок не хватит).

Пришел, отыскал. Прочел несколько раз:

«Дисциркуляторная энцефалопатия (ДЭ) — группа патологических состояний, включающая различные по тяжести и характеру неврологические и психические синдромы… Астенические жалобы… Ипохондрические симптомы… Формирование псевдобульбарного, паркинсонического синдромов, интеллектуально-мнестических расстройств… Нарушения сна, нарушения в эмоциональной сфере (с преобладанием агрессивности и дисфоричности)… Транзиторная глобальная амнезия, снижение творческой продукции… Снижение комбинаторных способностей, инертность и стереотипность мышления… Эмоциональная тупость…»

Что ж, мне осталось только отметить те места, которые явно относятся ко мне. Ипохондрические симптомы? Есть: настроение дрянь. Нарушения сна? Обязательно! Преобладание агрессивности? Чувствую: в последнее время так и подмывает на агрессию. Снижение творческой продукции? Ее вовсе нет! (Впрочем, все-таки правильно — продуктивности, а не продукции, редакторы проморгали…) Есть у меня наверняка и псевдобульбарные, паркинсонические и интеллектуально-мнестические расстройства, просто я не знаю, что это такое.

С другой стороны, если взять те же самые агрессивность, инертность и стереотипность мышления, то, получится, у нас у каждого — энцефалопатия, причем в угрожающей стадии…

В диагностический центр я не поехал. Лежал, желая заснуть, но не получалось (нарушения сна!). Думал: вот, сколько живу в Москве, а друзей среди врачей так и не завел. Только Мокшин есть, да и тот давно не врач, а риэлтор. А до того, как стать врачом, он серьезно занимался оригинальным видом спорта: ходьбой. (Божился, что только этот спорт невероятно развивает мужские способности за счет постоянной стимуляции кровотока в области малого таза). Доходился до каких-то международных соревнований, но дальше карьера не заладилась. Он уверяет: бросил из-за женщин; кому понравится, если представляться: «Стас Мокшин, ходок!» У него все из-за женщин. Ушел из нормальных хирургов в клинику, где делают косметические операции: чтобы иметь больше возможностей. Но выяснилось, что туда обращаются чаще всего женщины, уже кому-то твердо принадлежащие. Он подался в риэлторы: свободный график, шальные деньги, шальные знакомства. Летом всегда пропадал из Москвы. Раньше ездил в Прибалтику, клянясь, что лучшие, самые тонкие и порочные женщины отдыхают именно там, а не на простонародном, грязном и многотолпном Черноморье. Потом, когда Прибалтика резко и амбициозно отделилась, он переметнулся в Карелию (и туда же, в лесные кемпинги, по его словам, перебрались лучшие, самые тонкие и порочные женщины). Теперь, когда Прибалтика поняла, что амбиции амбициями, а туристы деньги платят одинаковые, независимо от гражданства и национальности, Мокшин вернулся туда, к дюнам и соснам. Естественно, там же одновременно оказались самые тонкие и порочные женщины.

Я позвонил ему.

— Привет, Стас.

— Надо же! Чем обязан?

— Да так… Хотел посоветоваться. Тут мне вот какой-то смешной диагноз поставили.

Я вкратце рассказываю о диагнозе и о том, какие со мной неполадки.

— И чем я могу помочь? — спрашивает Мокшин.

— Ничем. Просто, как ты думаешь, что это может быть?

— Все что угодно. Прединсультное состояние, опухоль мозга, прогрессивный паралич. Выбирай.

— Тебе очень смешно?

— Нет. Но ты ведь хочешь напугаться? Я и пугаю, — спокойно говорит Мокшин, считающий себя большим знатоком человеческой психологии.

— А может, я, наоборот, хочу успокоиться?

— Зря. Лучше сразу напугаться. Представляешь, как ты будешь радоваться, когда исключат инсульт и рак? — Мокшин бестрепетно произносит страшные слова.

— А если не исключат?

— Зато ты уже морально готов! С моей помощью.

— Большое спасибо.

— Да пустяки. Звони, если что!

Приятно поболтать с приятелем…